Текст книги "Суда не будет (СИ)"

Автор книги: Андрей Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 21

В окнах веранды, освещённых лучами уже спускавшегося к горизонту солнца, отражались ветви вишни. Из дома доносились лившаяся из радиоприёмника музыка и позвякивание посуды (это Лиза в очередной раз проверяла содержимое нового холодильника). В кроне вишни над нашими головами тревожно чирикала птица. Ветерок приносил с соседнего двора запах дыма – там Вовкины соседи жгли костёр из сухой травы и веток. Этот запах сейчас смешивался в воздухе с ароматом Надиных французских духов.

Мой младший брат и его жена сидели за столом напротив меня, будто изображали присяжных заседателей. Надя сегодня была в бежевой блузе, с вишнёвого цвета помадой на губах. Владимир хмурил брови, правой рукой потирал шею под воротником серо-голубой форменной рубашки (в прошлой жизни я ненавидел рубашки и редко застёгивал на них верхнюю пуговицу). Вовка и его жена смотрели на меня выжидающе. Они то и дело опускали взгляды на разложенные на столешнице предметы.

Я накрыл рукой пачки сторублёвых банкнот, сдвинул их на центр стола.

Сообщил:

– Эти деньги ваши. Забирайте. Здесь сорок тысяч.

– Димка, не надо, – сказал Владимир.

Он поднял руки и заявил:

– Мы тебе и так уже кучу денег должны…

– Это не в долг, – сказал я. – Вовчик, это ваши деньги. Их вам в качестве извинения передал Лёша Соколовский.

– Соколовский? – хором переспросили Вовка и Надя.

Мой младший брат и его жена переглянулись.

Я продолжил:

– Это не великий капитал. Но с его помощью вы без особых лишений переживёте ближайший девяносто второй год. Особенно, если подготовитесь к нему заранее. Не маленькие. Разберётесь. Только помните, что через год эти деньги сильно обесценятся. А через три года они и вовсе превратятся в фантики…

Владимир посмотрел мне в лицо.

– Димка, – сказал он. – Лёша Соколовский вчера вечером застрелился. Ты знаешь об этом?

Я кивнул.

– Знаю. Не переживайте: деньги он передал вам ещё при жизни.

– В предсмертной записке он признался, что убил Васю Седого, – сказал Вовка. – Говорю тебе это по секрету. Бакаев считает, что Лёшу совесть замучила.

– Вполне возможно, – произнёс я. – Замучила.

Постучал пальцем по столу – Надя и Вовка посмотрели на сторублёвки.

– Зачем Соколовский передал нам деньги? – спросила Надя. – Дима, о каких извинениях идёт речь?

Она накрыла ладонью руку мужа. Смотрела мне в глаза, не опускала взгляд.

– Вчера на дороге я застрелил человека. Помните?

Вовка хмыкнул. Дёрнул головой.

– Ещё бы, – сказал он. – Такое не забудешь. Устроил ты мне веселье. Спасибо, брат.

Я сообщил:

– Тот человек был наёмным убийцей. Я знал его под прозвищем Серый. Серого нанял Алексей Михайлович Соколовский. Соколовский заплатил Серому за убийство следователя прокуратуры Надежды Вадимовны Рыковой.

– Даже так? – сказал Владимир.

Вовка и Надя вновь обменялись взглядами.

Владимир снова повернулся ко мне и спросил:

– Димка, откуда у тебя такая информация? КГБ разрабатывал Соколовского?

Мой младший брат вскинул брови. Потёр шею под воротником.

Мне послышались в его голосе ноты сомнения.

– Это точная информация, – ответил я. – Не сомневайся, Вовчик. Соколовский мне лично признался, что заказал убийство твоей жены. Сказал: об этом его попросили люди из Москвы. Чтобы следователь Рыкова не ворошила дело Фролова.

– Виктора Фролова? – переспросила Надя.

Её голос прозвучал неожиданно резко. Мне рассказывали, что вот так же Надя разговаривала на работе.

Теперь уже Вовка погладил руку жены.

Я кивнул.

– Именно. Фролова собирались выдвинуть на должность мера нашего города. В следующем году.

Вовка и Надя вновь посмотрели друг другу в глаза. Они будто вели друг с другом безмолвный диалог.

Владимир пожал плечом, словно ответил на вопрос жены.

– Виктор Фролов сегодня ночью покончил с собой, – сказал мой младший брат. – В доме своего дяди.

Он указал рукой в сторону собачьей будки.

– Я уже слышал об этом.

– Фролов и Соколовский умерли примерно в одно и то же время, – сказал Вовка. – Димка, ты только что говорил: Лёша Соколовский признался, что хотел убить Надю? Когда это было? Кто подтвердит твои слова?

Я потёр шрам на руке, как это делал настоящий Димка. Посмотрел Владимиру в глаза.

Ответил:

– Лёша Соколовский сам мне об этом сказал. Вчера. За пару минут до того, как он умер. Свидетелей… нашей с ним беседы не было. Никто не видел, как я входил и выходил вечером из его кабинета.

На стол спланировал из кроны дерева зелёный лист, приземлился он рядом с пачками денег.

Вовка резко выпрямил спину и протянул:

– Тааак…

Он прижал ладони к столешнице. Будто вознамерился встать. Но он не сдвинулся с места. Не спускал с меня глаз. Надя засуетилась. Она бросила взгляд сперва на калитку, затем взглянула на веранду (позвякивание посуды в доме стихло, музыка сменилась голосами радиоведущих). Надя встала, прошла к дому и плотно прикрыла входную дверь. Доски ступеней под нею тихо скрипнули. Я смотрел, как Надя возвращалась к столу. Мой младший брат разглядывал моё лицо и постукивал пальцем по столешнице.

– Фролов… тоже тебе в чём-то признался перед смертью? – спросил Вовка.

Надя остановилась у него за спиной, положила руки на его плечи (будто успокаивала мужа).

Я покачал головой и заявил:

– Фролов не сказал ничего интересного. Но я его ни о чём и не расспрашивал. Зачем?

– Действительно.

Владимир ухмыльнулся. В его глазах отразились пробившиеся сквозь листву вишни солнечные лучи. Сверкнули и Надины глаза.

Вовка покачал головой.

– Ты так спокойно мне сейчас об этом говоришь… – произнёс он.

Я развёл руками.

– Я совершенно спокоен, Вовчик. Теперь, спокоен. Вы моя семья. Я отвечаю в том числе и за ваше спокойствие.

Вовка тихо выругался.

Надя похлопала его по плечу, поправила воротник на рубашке мужа.

– Димка, что, по-твоему, я должен со всем этим делать? Я милиционер. Ты забыл? Вчера ты на моих глазах застрелил человека. Теперь я вдруг узнаю, что с самоубийствами Соколовского и Фролова… не всё чисто.

Владимир шумно вздохнул и спросил:

– Димка, что ты творишь? Ты с ума сошёл?

– С самоубийствами Фролова и Соколовского всё нормально, – заверил я. – Никто не подкопается. Будь уверен. Я в таких делах разбираюсь. Так что расслабься, Вовчик. Просто живи. И радуйся, что твоя жена тоже жива.

– Димка, но ведь так нельзя…

– Можно, Вовчик. И нужно.

Я стукнул ладонью по столешнице.

Пачки сторублёвок не пошевелились – лист вишни подпрыгнул и сдвинулся в Вовкину сторону.

– Сегодня Надя лежала бы в морге, – заявил я, – а ты валялся бы на койке в отделении интенсивной терапии! Если бы я вчера не пристрелил Серого. Так было бы. Я знаю. И Соколовский с Фроловым не успокоились бы… если бы я их не упокоил.

Я посмотрел брату в глаза, сообщил:

– Вовчик, я знаю, о чём говорю. Я видел Надину могилу собственными глазами. Знаю, что после выстрелов Серого ты уже не встал бы на ноги. Ты на всю оставшуюся жизнь остался бы не ходячим инвалидом. Вот это вот – нельзя!

Я снова ударил по столу и добавил тише:

– Всё остальное можно и нужно. Когда дело касается моей семьи. Понимаешь, брат?

Вовка кивнул.

Надя снова уселась за стол рядом с ним.

– Понимаю, брат, – ответил Вовка. – Но существует закон. Закон гласит, что преступления нужно сперва доказать. Преступников судят. И лишь потом выносят им приговор. Если бы вчера арестовали этого Серого…

– То с Соколовским и с Фроловым вы бы всё равно ничего не сделали, – сказал я. – Надя не даст соврать. Она уже знает, как закрывают дела. Так же случилось бы и теперь. Меня такой вариант не устроил. Суда не будет, брат. Не в этом случае.

– Димка, ты не понимаешь…

– Дима прав, – сказала Надя.

Она прикоснулась к руке своего мужа, посмотрела ему в лицо.

Мне показалось, что Вовка онемел от неожиданности: раньше Надя меня никогда не прерывала.

– Прости, Вова, но твой брат прав, – повторила Надя. – Фролова бы не тронули. Да и Лёшу Соколовского тоже. Мы всё это уже проходили. Нам с тобой заткнули бы рот. В лучшем случае, предложили бы взятку.

Она указала на пачки сторублёвок, перевела взгляд на меня.

– Дмитрий, – сказала Надя, – ты сейчас говорил, что видел мою могилу. Что это значит?

Я рассматривал её миндалевидные глаза и чуть заострённый кончик носа. Вспомнил, что вот так же они выглядели на её надгробии. Только там Надя улыбалась, а на её щеках были заметны ямочки.

– В марте мы… вы с Вовкой посетили фотоателье на улице Космонавтов, – сказал я. – Там вы сделали несколько снимков. На одном из них ты улыбалась и выглядела очень счастливой. Эта фотография сейчас на полке вашего книжного шкафа стоит. Помнишь её? Вот с неё и скопировали портрет на твоё надгробие. Ты там получилась весёлой и очень красивой.

Надя растеряно взмахнула ресницами. Но не отвела взгляда от моего лица.

– Димка, что ты несёшь? – сказал мой младший брат. – Какое надгробие?

Он снова приподнял брови.

Его лоб изуродовали ненавистные мне морщины.

– Из чёрного гранита, – ответил я. – Ты, Вовчик, сам выбрал этот камень. Потому что решил: мраморные памятники недолговечны, они быстро разрушаются от влаги и от холода. На похоронах жены ты не был. Потому что пули из пистолета Серого надолго уложили тебя в больничную койку. Но Женька Бакаев и Коля Синицын застолбили на Кисловском кладбище место и для тебя.

Я заметил, как Надины пальцы стиснули Вовкину руку.

Сообщил:

– Вот только тебя, Вовчик, в могилу рядом с женой не положили. Потому что в мае две тысячи пятнадцатого года в ту могилу опустили тело твоей дочери Лизы. Лизе Рыковой было тридцать лет, когда она умерла. Но для памятника ты, Вовка, выбрал её старый портрет. На нём она была двадцатилетней. Здоровой и красивой. Очень похожей на свою маму.

Я приподнял конверт с надписью «Деньги». Достал из-под него тот, где Димкиным почерком я написал «Лиза». Этот конверт был тоньше двух других. Но я считал его самым важным. Я аккуратно переложил его на середину стола – разместил рядом с пачками денег. Притихшие Вовка и Надя следили за моими действиями. Они задержали свои взгляды на конверте. Я уверен, что они прочли на нём надпись. Потому что Надя вдруг побледнела, а Вовка нахмурил брови.

– Что это такое? – спросил мой младший брат.

Он дёрнул рукой, указал на лежавший теперь рядом со сторублёвками конверт.

В глазах Нади я прочёл тот же вопрос, который озвучил её муж.

– Вовчик, ты же смотрел фильм «Гостья из будущего». И читал книгу Герберта Уэллса «Машина времени». Ты наверняка догадываешься, что идея путешествий во времени приходила в головы не только писателям фантастам. Учёные давно работают над этим вопросом. А правительства многих стран финансируют связанные с этими исследованиями эксперименты.

Мой младший брат улыбнулся – на его месте я отреагировал бы на подобные слова так же.

– Димка, ты хочешь сказать…

Я протянул руку к деньгам и к конверту, постучал по столешнице рядом с ними пальцем.

– Вовчик, я многое хочу тебе сказать. Но не имею права. Вот только есть вещи, о которых я не смогу промолчать. Чего бы мне это после ни стоило. Потому что я твой брат. Понимаешь? Потому что я люблю свою племянницу. Я не хочу, чтобы ты приезжал в инвалидном кресле-коляске на Кисловское кладбище и рассматривал там портреты своей жены и дочери.

Я заметил, что после моих слов Вовка стёр со своего лица улыбку. Я увидел, что Надя снова посмотрела на конверт. Надпись «Лиза» будто бы притянула к себе её взгляд.

– Смерть Лёши Соколовского наступила на месяц раньше положенного срока, – сказал я. – Лёшу зарезали бы в сентябре этого года в ресторане «Кавказ». Он зря надеялся, что ему простят смерть Васи Седого. Там же, в ресторане, трижды пырнули бы ножом и Рому Кислого. Вот только Кислый бы пережил то покушение. А после он изнасиловал бы и убил ещё двух девчонок.

Я вскинул вверх руки и сообщил:

– Но теперь Кислый лежит в безымянной могиле. С пулей в сердце. Девчонок он не убьёт. Разве это плохо? Лёша Соколовский уже не наймёт очередного киллера. Виктор Фролов не станет в следующем году мэром Нижнерыбинска. Я не уверен, что другой мэр будет лучше него. Но ради другого мэра не убьют неуступчивого следователя прокуратуры Надежду Рыкову.

Я пожал плечами и признался:

– Такой поворот событий меня устроил больше. А вас? В известном мне будущем Виктор Фролов дожил до девяносто пятого года. Лишь тогда его застрелили. За это время он наворотил много дел, за которые его следовало бы упрятать за решётку. Но суда над ним тогда не было. Как и теперь. Есть бабочки, которых нужно давить нещадно. К чему бы это после ни привело.

– В известном тебе будущем? – переспросил Вовка.

Я кивнул и ответил:

– Да. В известном мне будущем. Где Вася Малой третьего февраля девяносто пятого года убил в Нижнерыбинске семью Лаптевых: двух взрослых, троих детей. А пятого февраля того же года тот же Вася Малой убил майора Николая Синицына. Майора Коле в следующем году присвоят. Это к слову. Теперь Синицын, быть может, дослужится до полковника.

– Потому что Вася Малой выпал из окна, – сказал Вовка.

Он скрестил на груди руки.

– Вот именно, брат, – сказал я. – Выпал. Лаптевых теперь Малой тоже не убьёт.

Владимир покачал головой. Его лоб снова рассекли морщины.

– Димка, ты понимаешь, насколько странно звучат твои слова? – спросил мой младший брат.

Я улыбнулся и кивнул.

– Понимаю, Вовчик. Но мне на это наплевать. Ты сейчас не в больнице. Надя жива, пусть и хмурая. Со стороны Соколовского и Фролова вам теперь ничто не угрожает. Серый лежит в морге. Такое будущее мне нравится. Как бы странно мои слова не звучали. А то, что вы с Надей мне сейчас не верите… так это дело поправимое. Потому что… вот.

Я снова положил руку рядом с лежавшим в центре стола конвертом.

Мой жест вновь приковал к конверту внимание Вовки и его жены.

– Дмитрий, – едва слышно произнесла Надя, – что там внутри?

Я кончиком пальца подтолкнул конверт ближе к Надиным рукам.

Ответил:

– Там я подробно записал историю Лизиной болезни. В известном мне будущем болезнь распознали слишком поздно. Но Вовка и Лиза боролись с ней до последнего. Им помогали в этом многие хорошие люди, врачи. Я указал в своих записях их имена и место работы. Ещё вы там найдёте подробные рекомендации по лечению. Они вам пригодятся…

Я посмотрел Наде в глаза.

– … Если вы не пропустите моё предсказание мимо ушей. В известном мне будущем Вовка похоронил жену и дочь. Теперь его жена рядом с ним. Я очень надеюсь, что вы вместе с дочерью отметите тридцать первый Лизин день рождения. В прошлый раз Владимир его отмечал один, сидя в инвалидном кресле-коляске около могил на Кисловском кладбище.

Вовка посматривал на меня исподлобья.

Надя решительно придвинула конверт к себе, накрыла его ладонями. Скрыла от моих глаз надпись «Лиза».

– Дмитрий, я прочту всё, что ты там написал, – пообещала она.

Взглянула на своего мужа и уточнила:

– Мы прочтём.

Владимир дёрнул плечом. Он глазами указал на два других конверта.

Спросил:

– Что ещё ты принёс? Давай, брат, рассказывай. Мы теперь любым твоим историям поверим.

В голосе брата я уловил иронию.

Я придвинул к пачкам сторублёвок второй конверт: тот, где красовалась надпись «Деньги».

– Для лечения Лизы вам понадобятся деньги, – сообщил я. – Причём, большие. Поэтому я накидал список рекомендаций по улучшению финансового благополучия вашей семьи. Все они основаны на предсказаниях будущего. Изложенные там факты в очередной раз убедят вас отнестись предельно серьёзно и внимательно к содержимому первого конверта.

– Что там? – спросил Владимир. – Выигрышные комбинации номеров билетов «Спортлото»? Или координаты места, где спрятали царское золото?

Кончики его губ дрогнули, будто Вовка попытался улыбнуться. Его жена смотрела на меня по-прежнему серьёзно. Я отметил, что в этой новой жизни Надя ещё никогда не смотрела мне в глаза так долго.

– Там я оставил для вас рекомендации по покупке акций и… прочих пока непонятный вам вещей. Указал результаты многих спортивных соревнований, в том числе футбольных и хоккейных матчей. С их помощью вы неплохо заработаете на ставках. Между прочим, на этой зимней Олимпиаде наши хоккеисты возьмут золото. А сборная Испании по футболу получит золото Олимпиады летом.

– Чемпионами СССР в этом году станут спартаковцы? – сказал Вовка.

Он хитро сощурился.

Я покачал головой.

– Не угадал, Вовчик. Первыми станут ЦСКА. «Спартак» займёт второе место. Бронзу возьмёт «Торпедо».

– А киевляне?

Вовка приподнял брови.

Я пожал плечами.

– Этого я не помню. Но среди призёров в этом году их не будет.

– А в следующем?

– В следующем году не будет чемпионата СССР по футболу, – сказал я. – Потому что в конце этого года СССР распадётся на пятнадцать независимых государств. По числу нынешних республик.

Вовка и Надя переглянулись.

– Но ведь на референдуме вся страна проголосовала за сохранение Советского Союза, – сказала Надя.

– Проголосовала, – согласился я. – Но СССР это не спасёт. В конце этого месяца в Москве будет попытка государственного переворота. Позже её назовут «Августовский путч». Вся страна девятнадцатого августа будет смотреть по телевизору балет «Лебединое озеро». Но попытка сохранить СССР провалится.

Я развёл руками, пообещал:

– Новый год вы встретите уже в другой стране: в Российской Федерации. С Новым годом вас по телевизору поздравит Ельцин. А полки магазинов в канун праздника будут идеально чисты и пусты. Так что подготовьтесь к зиме заранее. Деньги для этого у вас теперь есть. Не жалейте их. Купите себе и дочери в коммерческом магазине подарки.

Вовка хмыкнул.

– Невесёлое будущее ты предсказал, брат, – произнёс он.

Я ответил:

– Какое видел, такое и описал.

Владимир дёрнул головой и спросил:

– А что ты нам принёс в третьем конверте?

Глава 22

Я взял в руки конверт, на который указал Вовка. Продемонстрировал его своему младшему брату и его жене. Выждал, пока они прочтут на нём надпись «Работа». Этот конверт был заметно толще и тяжелее двух других, которые я уже передал Владимиру и Наде. Я снова положил его перед собой на стол. Прижал его к столешнице ладонью. Посмотрел на освещённые солнечными лучами лица Вовки и Нади. Увидел в глазах своего младшего брата иронию. Отметил, что его жена выглядела сейчас совершенно серьёзной.

– Этот конверт оставлю тебе, Вовчик, на хранение, – сообщил я. – Спрячь его пока. Не открывай. Иначе испортишь жизнь себе и своей семье. Его содержимое тебя сейчас не касается. Пока это моя работа. Твоей она станет только в том случае, если я вдруг исчезну. Откроешь его, если я в течение трёх месяцев не подам о себе никаких вестей.

– Дмитрий, ты уезжаешь? – спросила Надя.

Я кивнул.

– Да. Сегодня ночью.

– Куда? – спросил Вовка.

– В Ленинград. Здесь я свои дела завершил.

– Лиза расстроится, – произнесла Надя.

Она опустила глаза.

– Я тоже буду по ней скучать.

– Едешь к генеральской дочке? – сказал Владимир.

Он усмехнулся.

– Да. Сейчас я ей нужен.

– На свадьбу пригласишь?

– Обязательно. Если она состоится.

Вовка сощурил глаза и спросил:

– Считаешь, генеральская дочка не выйдет за тебя? Или её папаша не даст добро на свадьбу?

Я покачал головой.

– Не в этом дело, Вовчик. Она согласится.

– Так в чём проблема?

Я усмехнулся и спросил:

– Помнишь, как написал Булгаков?

Надя вновь посмотрела мне в глаза и процитировала Булгаковского Воланда:

– Человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен.

– Всё верно, – сказал я. – Именно поэтому я оставлю этот конверт вам.

Вовка и Надя скрестили взгляды на спрятанном под моей рукой конверте.

– Что в нём? – снова поинтересовался Владимир.

– Там информация о том, что я сейчас считаю своей работой. Она станет твоей работой, Вовчик, если я вдруг… её не выполню. Там лежит информация об убийцах и маньяках. Списки с именами и адресами их будущих жертв, даты пока ещё не совершённых преступлений. Это важные сведения. Не хочу, что бы они остались… неотработанными. Понимаешь, брат?

Я убрал с конверта руку, сдвинул его на центр стола.

Сказал:

– Это копия. Такой же список есть и у меня. Здесь я написал только о тех преступниках, которых судить не нужно.

* * *

В гостях у брата я сегодня пробыл до темноты. Труднее всего было прощаться с Лизой. Я пообещал племяннице, что непременно прочту её оконченный роман, когда приеду из Ленинграда. Поцеловал в щёку Надю, пожал руку Вовке. Отогнал «копейку» в гараж. Вернулся домой – следов пребывание там посторонних людей не обнаружил.

Собрал в рюкзак вещи. Уложил туда же все оставшиеся у меня деньги, блокноты с записями и найденный сегодня на столе в комнате конверт с фотографией. Пистолет, паспорт на фамилию Нестерова и оба удостоверения с красными обложками я спрятал в тайник под паркетом. За полтора часа до полуночи я отправился на вокзал.

Курившие у входа в вокзал милиционеры мазнули по мне безразличными взглядами и продолжили беседу. Я не поприветствовал стражей порядка, хотя их лица показались мне знакомыми. Усмехнулся: сообразил, что приготовил для посадки в поезд паспорт. Молодая проводница у меня паспорт не потребовала – она лишь кокетливо мне улыбнулась.

* * *

Душное купе. Приветливые попутчики. Уже ставшие привычными разговоры.

– … Вот что делает коммунизм. Город был построен Петром! Так пусть и будет назван в его честь!

– Я ленинградец! Город-герой Ленинград, а не Санкт-Петербург!..

Перезвон стаканов в мельхиоровых подстаканниках. Перестук колёс. Мелькание фонарей за окном.

* * *

Я попрощался с проводницей и с попутчиками. Вышел на перрон, поправил лямки рюкзака. Отметил, что Ленинград встретил меня духотой, запахом креозота и гулом людских голосов. Дождь пока не шёл, да и облаков на небе почти не было. Я проводил взглядом группу загорелых девиц, вернувшихся с морского побережья; улыбнулся в ответ на их громкий заразительный смех. Пропустил мимо себя согнувшегося под тяжестью сумок и чемоданов черноволосого мужчину. Зажмурил глаза от света уже спустившегося к крышам домов солнца. Влился в шумный людской поток, неторопливо побрёл в сторону здания Витебского вокзала.

Над перроном пролетели испуганные воробьи. Следом за ними поплыли по воздуху клубы табачного дыма. Я взглянул на циферблат наручных часов. Покачал головой, потому что подумал: «Седьмое августа девяносто первого года». Вспомнил, что в этот день я в прошлый раз лежал в больнице. К тому времени я знал: Надю застрелили. Сообщили мне в «прошлое» седьмое августа и о том, что мой старший брат Димка уже почти сутки как был мёртв. Я потёр рукой грудь – с левой стороны, напротив сердца. Заметил стоявших у самого начала перрона двоих мужчин в строгих серых костюмах, будто явившихся сюда с деловой встречи.

Мужчины скользили цепкими взглядами по лицам приехавших в Северную столицу людей, словно высматривали знакомых. Они будто бы изображали стоявших на входе в административное здание охранников. Замерли, вытянувшись по струнке. Вертели головами. Посмотрели мужчины в костюмах и на меня. Вот только от моего лица они глаз не отвели. Оба наряженных в деловые костюмы мужчины напряглись. Они просканировали меня взглядами, словно проверили на предмет спрятанного огнестрельного оружия или бомбы. Молча (и даже не переглянувшись) они одновременно сошли с места и преградили мне дорогу.

Мужчина, который был чуть выше ростом своего коллеги, сунул руку в карман, достал оттуда удостоверение с красной обложкой.

Он раскрыл удостоверение у меня перед лицом и буркнул:

– Комитет государственной безопасности.

Говорил он тихо, но в радиусе двух метров от нас вдруг образовалось пустое пространство.

Нас будто окружил прозрачный непреодолимый купол. Спешившие к железнодорожному вокзалу советские граждане обходили этот купол стороной. Они не смотрели на нас, отводили взгляды.

Второй мужчина тоже заговорил.

Он спросил:

– Вы Дмитрий Иванович Рыков?

Мужчина уставился на мою переносицу, точно взглядом сверлил в этом месте отверстие. Он не моргал и будто бы не дышал. Его напарник не дождался моего ответа.

Он спрятал в карман пиджака красные корочки, протянул ко мне правую руку и потребовал:

– Гражданин, предъявите документы.

Я передал ему паспорт.

Мужчина лишь мельком заглянул в него. Он пробежался взглядом по странице с Димкиной фотографией. Посмотрел на моё лицо. Кивнул. Закрыл документ и сунул его в карман своего пиджака.

– Дмитрий Иванович, вы пойдёте с нами, – заявил мужчина.

Он резко развернулся и зашагал к вокзалу.

Его напарник шагнул в сторону – он будто бы пропускал меня вперёд.

Я усмехнулся и побрёл следом за своим паспортом.

* * *

Наряженные в строгие костюмы мужчины привели меня к припаркованному на тротуаре у здания Витебского вокзала чёрному автомобилю ГАЗ-24 «Волга» (по пути через вокзал они не обмолвились ни словом). Один из мужчин уселся в водительское кресло – другой небрежно сунул мой рюкзак в багажник и примостился на диван рядом со мной. В салоне автомобиля я почувствовал запах табачного дыма и одеколона (хотя от мужчин ни дымом, ни парфюмом не пахло). Увидел на коврике под ногами следы сигаретного пепла. Двигатель автомобиля взревел. ГАЗ-24 резко сорвался с места, выехал на дорогу и промчался мимо входа в вокзал.

В машине тихо бубнил радиоприёмник. Мои попутчики посматривали на дорогу. Меня они словно не замечали. Да и я не приставал к ним с расспросами – посматривал за окно. Видел, как мы повернули на улицу Дзержинского (которая уже скоро станет Гороховой). Отметил, что поехали мы не в сторону Большого дома на Литейном проспекте. Рассматривал давно не реставрированные фасады домов. Смотрел на примостившиеся около автобусных остановок ларьки, торговавшие всякой всячиной (но пока ещё не сникерсами и тампаксами). Заглядывал в лица шагавших по тротуарам людей (такие же хмурые, каким обычно было ленинградское небо).

Сегодня в городе на Неве было солнечно. Хотя солнце уже стыдливо спряталось за домами. Я отметил, что в этой новой жизни во второй раз стал свидетелем хорошей погоды в Северной столице – и это меньше чем за месяц. ГАЗ-24 пересёк реку Фонтанку через Семёновский мост. Я полюбовался на отражавшиеся в почти гладкой водной поверхности облака. Другие автомобили нас не обгоняли. Будто их отпугивал цвет «Волги». А вот мы словно опаздывали: наш автомобиль то и дело обходил конкурентов, беззастенчиво выскакивая на полосу встречного движения. За Каменным мостом через канал Грибоедова скорость нашего движения снизилась.

Повернули на улицу Плеханова. Ожидаемо. Там мы влились в общее размеренное движение. Наш чёрный ГАЗ-24 долго следовал за зелёным автомобилем «Москвич-2140», не шёл на опережение. Мне показалось, что водитель «Москвича» занервничал. Потому что он то и дело смещался ближе к тротуару, будто создавал нам условия для обгона. Я заметил впереди знакомую вывеску «Булочная». Увидел рядом с входом в магазин кабину таксофона, из которой Павел Битков в прошлом месяце собирался позвонить Серому. «Волга» медленно подкатила к знакомой арке, осторожно заехала в неё и доставила меня к парадной, где жила Александра Лебедева.

Водитель заглушил двигатель. Он первым выбрался из машины. Хранитель моего паспорта и я последовали его примеру. В окне над нашими головами шумно захлопнули форточку. Я запрокинул голову и отметил, что в окнах Сашиного дома уже горел свет. Светилось окно и в Сашиной квартире: на кухне. Мужчины в костюмах сопроводили меня до парадной, вошли туда следом за мной. Водитель нёс мой рюкзак. Хранитель моего паспорта тихим голосом велел, чтобы я замер на месте и приподнял руки. Он ловко обыскал меня, и лишь тогда мы зашагали по ступеням. Чеканили шаг. Вдыхали витавшие в воздухе парадной запахи мокрого бетона и табачного дыма.

Носитель моего паспорта приоткрыл дверь Сашиной квартиры (он не предупредил о нашем появлении ни стуком, ни нажатием кнопки звонка). По-хозяйски пригласил меня внутрь. Я перешагнул порог, сразу же отметил: в квартире тоже пахло табачным дымом. Но здесь я почувствовал и знакомый аромат розовых лепестков. Пробежался взглядом по прихожей – со времён моего предыдущего визита здесь почти ничего не изменилось: оклеенные чёрно-белыми обоями стены, хрустальные плафоны люстры, узкое прямоугольное ростовое зеркало, кованые крючки вешалки (где сейчас я не увидел Сашину дамскую сумку). Мои спутники, как и я, сняли обувь.

Мужчина, всё ещё державший в руке мой рюкзак, указал на дверной проём кухни.

– Дмитрий Иванович, вас там ждут, – сообщил он.

* * *

Сегодня в Сашиной кухне пахло не кофе, а табачным дымом. Сигаретный дым завис в виде тумана у потолка, неохотно перемещался к окну. Форточка на окне была приоткрыта – с улицы доносилось тревожное птичье чириканье. Штора чуть покачивалась. Рядом с ней лежала стопка картонных папок с растрёпанными завязками (не пустых, судя по их толщине). Там же я увидел стоящий на поддоне коричневый керамический горшок с цветущей фиалкой – раньше этот цветок стоял в Сашиной спальне. Заметил я и скопившуюся в раковине посуду: четыре чайные чашки и две тарелки. Из неплотно прикрытого крана капала вода. Всё это я рассмотрел, пробежавшись по кухне взглядом. Прежде чем посмотрел в глаза сидевшему за кухонным столом седовласому мужчине.

– Здравствуй, Рыков, – сказал мужчина. – Входи.

Я подумал, что тапки на его ногах плохо сочетались с бежевой рубашкой и брюками кремового цвета с наглаженными стрелками. Мужчина положил на край пепельницы дымящуюся сигарету (на столешнице я заметил чуть смятую пачку из-под сигарет «Союз Аполлон»). При моём появлении он уронил на стол стопку серых листов с отпечатанным на печатной машине текстом. Снял и положил сверху листов свои очки в тонкой золотистой оправе. Я отметил, что при искусственном свете его седые волосы приобрели желтоватый оттенок. Хотя на фотографии, которую я видел в интернете, его причёска казалась белоснежной. Мне показалось, что разрез глаз у седовласого мужчины был в точности, как у Саши. Вот только его глаза были не голубыми, как у Александры – скорее, светло-серыми.

– Здравствуйте, Виталий Максимович, – сказал я.

Перешагнул порог кухни.

Виталий Максимович Корецкий (генерал-майор КГБ, Сашин отец) отодвинул от себя пепельницу с ещё не докуренной сигаретой. Поставил её около стоявшей в блюдце наполовину пустой чашки. Снова посмотрел мне в лицо.

– Чай будешь? – спросил Корецкий.

Он указал рукой на газовую плиту.

– Сам себе налей, – скомандовал генерал-майор. – Рыков, ты не впервые здесь. Разберёшься.

Мой живот урчанием поддержал предложение Сашиного отца. Поэтому я прошёл к плите, поставил на огонь чайник. Отыскал в навесном шкафу чистую чашку. Заглянул и в холодильник – достал оттуда колбасную нарезку и плавленый сыр.

Виталий Максимович следил за моими манипуляциями молча, пыхтел сигаретой.