Текст книги "Суда не будет (СИ)"

Автор книги: Андрей Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 18

Я обогнал по встречной полосе белый ВАЗ-2107, чуть сбросил скорость и пристроился в колонну за украшенной «шашечками» машиной такси. Солнце светило мне в спину – моя тень то и дело совала свою голову под колёса ехавшей впереди меня машины. Я выровнял дыхание, унял участившееся было сердцебиение. Почувствовал, как по виску скользнула очередная капля пота. Прикинул, что меня и прятавшего голову под чёрным мотошлемом мотоциклиста сейчас разделяло чуть больше десяти метров.

«Чёрный шлем, чёрная футболка, чёрно-оранжевый мотоцикл», – именно так я описал Бакаеву Надиного убийцу. Я взглядом сверлил мотоциклисту спину между лопаток. Почувствовал, как давит мне в поясницу пистолет. Прикинул, что без проблем бы сейчас всадил все восемь пуль из магазина ПМ в позвоночник мотоциклиста. На ходу, без промаха и без жалости. Вспомнил Надин вопрос: «Почему?» Отметил: «ИЖ Планета Спорт» не сближался с Вовкиной машиной, он чётко выдерживал трёхметровую дистанцию.

Моя тень на дороге вновь угодила под колесо такси. Зеркала машин сверкали, будто праздничные гирлянды. В безоблачном небе кружили чайки, словно я ехал не по проспекту Ленина в Нижнерыбинске, а по дороге на морском побережье Крыма. Из-за корпуса такси то и дело выглядывала Вовкина машина. Я замечал в её салоне затылок своего младшего брата и модную причёску Нади. Вовкина жена вертела головой – я то и дело видел сквозь стекло машины её профиль. Будто бы наяву слышал Надин голос.

Моя память воскрешала те фразы, которыми Надя на меня сыпала «тогда». Перемешивала их с анекдотами Коли Синицына. Вспоминал я и Надин смех. Тот, который звучал буквально за пару секунд до первого выстрела из пистолета «Walther P38». Я увидел, что наездник мотоцикла «ИЖ Планета Спорт» выпрямил спину и чуть приподнял голову в чёрном мотошлеме. Он будто бы взглянул на круживших впереди над дорогой чаек. Я тоже посмотрел вперёд и вверх, заметил приближавшиеся впереди огни светофора.

Я сбросил скорость на мгновение позже, чем это сделал таксист – моя тень вновь заглянула под колесо автомобиля. Вспомнил, что примерно в это же время я в прошлой жизни рассказывал Наде анекдот о ночной прогулке Штирлица по крыше Рейхстага. Тогда моя жена уже не хмурила брови, а из её голоса исчезли ноты обиды. Я завершил тогда анекдот словами «на следующий день его „чудо“ покраснело и распухло», когда чуть вдавил в пол педаль тормоза: увидел впереди жёлтый огонёк на светофоре.

Подумал о том, рассмешил ли и Вовка свою жену и теперь? Или моё вторжение в их жизнь всё же внесло изменение в ту беседу, которую мой младший брат и его супруга сегодня вели (в салоне автомобиля) по пути к дому портнихи? Я повернул руль и протиснулся в просвет между такси и белым «Москвичом». Коснулся коленом двери «Москвича». Услышал гневную тираду его водителя. Вырулил на свободное пространство в пяти метрах позади замершего у перекрёстка автомобиля моего младшего брата.

Автомобили замерли, рычали моторами. У меня за спиной всё ещё громко возмущался водитель «Москвича» (он бушевал, будто я коленом не погладил, а протаранил его машину). Я не обернулся. Увидел, что на светофоре вспыхнул красный огонёк. По улице Щорса перед нами двинулся жёлтый автобус. Я отметил, что «ИЖ Планета Спорт» у перекрёстка тоже сократил дистанцию до красной «шестёрки»: он почти поравнялся с Вовкиной машиной. Его наездник одновременно со мной откинул подножку.

Я сунул руку за спину под кофту, нашёл там рукоять пистолета. Заметил, что остановившийся рядом с автомобилем моего младшего брата мотоциклист огляделся. Он не задержал на мне взгляд. Хотя и заметил меня. Недолго он рассматривал и таксиста. Мотоциклист соскочил на землю (резво, торопливо), ловко выхватил из-за пояса пистолет: тот самый «Walther P38». Он шагнул мимо окна, за которым сидела Надя. Повернул спрятанное под блестевшим на солнце визором лицо. Заглянул в салон Вовкиной «шестёрки».

Рассматривал ли сейчас Вовка чёрно-оранжевый «ИЖ Планета Спорт», как это делал «тогда» я? Такая мысль промелькнула у меня в голове, когда я сдвинул большим пальцем флажок предохранителя и взмахнул рукой. Нажал на спусковой крючок, едва только указал стволом ПМ на плечо мотоциклиста. Пистолет дёрнулся в моей руке, издал хлёсткий хлопок. Ещё не взявший наизготовку свой «Вальтер» мотоциклист дёрнулся – будто я испугал его громким звуком (как тех собак в субботу на берегу реки).

Мотоциклист повернул голову. Я снова не увидел за прозрачным, но блестящим визором его лицо. Пальцем нажал на спусковой крючок – теперь я указал стволом ПМ на спрятанный под тканью чёрной футболки живот. Мотоциклист вновь вздрогнул, на шаг попятился. Я отметил, что он утратил интерес к сидевшим внутри «шестёрки» людям. Он смотрел теперь на меня. Наблюдал, как я слез с мотоцикла и в третий раз выстрелил (снова целил в живот). Третий хлопок мне показался не столь громким, как два предыдущих.

Я вдохнул пропитанный пороховыми газами воздух и зашагал к автомобилю брата. Каждый пройденный метр я отмечал новым выстрелом. Подсчитывал хлопки, будто замерял собственный пульс: «…Пять, шесть…» Слышал звон падавших на дорогу стреляных гильз. После седьмого выстрела я всё ещё целил в мотоциклиста, который выронил пистолет и грохнулся на колени. Я целил в чёрный мотошлем. Прошёл мимо дверей красной «шестёрки» брата. Не заглянул в салон. Следил за мотоциклистом.

Отметил, что в Колином ПМ остался последний патрон, когда мотоциклист всё же повалился на спину. Я подошёл к нему, когда он расстегнул ремешок и сбросил с головы шлем. Увидел слипшиеся пряди волос на его лбу, приплюснутый нос и «поломанные» уши. Мужчина тяжело дышал, из уголков его рта вытекали две струйки крови. Он заглянул в ствол ПМ. Перевёл взгляд на меня. При виде меня он оскалился, будто силился по-собачьи рыкнуть. На его верхней челюсти блеснула металлическая коронка.

Я опустил пистолет, но не тронул предохранитель. Отбросил визор мотошлема, вдохнул запах крови, сгоревшего пороха и выхлопных газов. Посмотрел лежавшему на дороге мужчине в глаза.

– Здравствуй, Серый, – сказал я.

Мужчина сдавленно кашлянул, повернул голову и сплюнул на асфальт ком перемешанной со слюной крови. Дышал он часто, натужно. Издавал при дыхании резкие свистящие звуки.

– Привет… легавый, – ответил Серый.

С земли на меня смотрел Арбузов Сергей Геннадьевич (так значилось в его паспорте, который я передал через Сашу Лебедеву генералу Корецкому). Серый снова усмехнулся. На его губах блеснула кровь.

– Так и знал, что ты меня грохнешь, – тихо произнёс Арбузов.

Я носком кроссовка отбросил к переднему колесу «шестёрки» «Вальтер». Увидел, что губы распластавшегося на земле Арбузова снова пошевелились. Я склонился над Серым – услышал его слова.

Арбузов произнёс:

– Скажи, легавый… я умер?

Он натужно улыбнулся.

Я посмотрел ему в глаза и ответил:

– Да, Серый. Ты умер.

Арбузов скривил губы.

– Хреново, – произнёс он. – Это очень хреново. Век воли не видать.

Серый вздрогнул, будто ощутил разряд тока.

Я спросил у него:

– Кто заказал тебе моего брата?

Посмотрел Арбузову в глаза.

– Кого? – переспросил Серый.

– Кто заказал тебе Рыкова Владимира Ивановича? – повторил я.

Серый дёрнул головой и ухмыльнулся. Точно его повеселил мой вопрос.

– Нееет, легавый, – протянул он. – Не его. Тут ты промахнулся.

Арбузов оскалился. Между его зубов надувались и лопались кровавые пузыри.

– Не его, – повторил Серый. – Её. Рыкову Надежду. Следачку.

Он дёрнул левой рукой, словно потянулся к своему сердцу. Локтем размазал по асфальту кровавую лужу.

В небе над нами прокричали чайки.

– Кто её заказал? – спросил я.

Снова склонился над шумно дышавшим Арбузовым.

– Але…

Слова Серого потонули в его надрывистом кашле.

– Брось оружие! – прозвучал у меня за спиной голос капитана милиции Владимира Рыкова. – Брось, я сказал! Подними руки! Отойди от него! Быстро! Повернись!

Я расставил руки, указал в небо стволом ПМ. Прижимал палец к спусковому крючку. Стоял к своему младшему брату спиной, чувствовал между лопатками пристальный взгляд его пистолета.

Склонился над Серым и потребовал:

– Повтори!

– Алексей Соколовский, – едва слышно произнёс Арбузов. – Следачку заказал Алексей Соколовский.

Он закашлял, разбрызгивая вокруг себя кровавые брызги.

Я не удержался, выдохнул:

– Да ладно⁈

Серый снова кашлянул, сплюнул кровавый ком. Посмотрел мне в глаза, улыбнулся.

– Век воли не видать, легавый, – произнёс он. – Соколовский…

Арбузов захлебнулся кровью, широко раскрыл рот, выгнулся дугой.

– Брось пистолет! – потребовал Вовка. – Обернись!

Я заметил, что на светофоре снова загорелся жёлтый огонёк. Машины позади и справа от меня взревели моторами, будто за секунду до старта на гонках. У меня над головой истошно завопили чайки.

Серый опустил поясницу на асфальт, нашёл меня взглядом.

– Добей, легавый, – прошипел он. – Больно…

По его губам хлынула кровь. Арбузов затрясся от кашля, поскрёб скрюченными пальцами по асфальту. Машины справа от меня пришли в движение за секунду до того, как на светофоре зажёгся красный свет.

Я всё ещё удерживал пистолет стволом вверх. Увидел, как рванули к улице Щорса автомобили. Белый «Москвич» и такси объехали стоявшие на дороге мотоциклы и рванули наутёк, будто в порыве паники.

Я медленно развернулся, зажмурился от яркого солнечного света. Увидел пристально смотревшую на меня сквозь лобовое стекло Надю (живую). Перевёл взгляд на лицо своего младшего брата.

Вовка стоял у капота своей «шестёрки» с пистолетом наизготовку. Стволом ПМ он указывал на мою грудь. Я заметил на лбу у Владимира те самые складки морщин, которые так не нравились мне в будущем.

Я улыбнулся и сказал:

– Привет, Вовчик. Опусти пистолет. Пока не испортил мне спортивный костюм.

– Димка⁈

Мне показалось, что Владимир отшатнулся. Его руки дёрнулись – ствол ПМ сместился в сторону (теперь он смотрел на моё правое плечо). Я чуть склонил голову, чтобы брат лучше рассмотрел моё лицо.

– Убери оружие, – сказал я.

Вовка опустил руки – чёрный глаз-дуло его пистолета будто бы осмотрел меня с головы до ног. Он уставился в землю около носов моих кроссовок. Владимир хмурился. Не спускал с меня глаз.

Я тоже опустил пистолет. Заметил, что автомобили аккуратно объезжали нас, будто бы огибали место аварии. Водители и пассажиры машин с любопытством посматривали на нас через приоткрытые окна.

– Димка, что происходит? – спросил мой младший брат.

У меня за спиной вновь зашёлся в булькающем кашле Сергей Арбузов. Я оглянулся – в тот самый миг, когда Серый вновь выгнулся и засучил по земле ногами. Я повёл пистолетом, выстрелил Серому в сердце.

Арбузов снова вздрогнул и тут же обмяк.

Я повернулся к брату, поднял руку и направил ствол пистолета на Вовкино лицо.

Мой младший брат вскинул брови.

– Брось пистолет, Вовчик, – сказал я.

Владимир чуть дёрнулся, заглянул мне в глаза – я прочёл в его взгляде удивление и обиду.

Мой младший брат покачал головой.

– У тебя закончились патроны, Димка, – сказал он. – Это был восьмой выстрел.

– Знаю, – ответил я. – Но этого не знают свидетели. Те, кто на нас с тобой сейчас смотрит.

Ствол моего пистолета пришёл в движение, нарисовал перед лицом Вовки воображаемую окружность. Владимир взглянул мне за спину на объезжавшую нас бежевую «Волгу». Машины сигналили, но не останавливались.

– Напишешь в рапорте, что твой пистолет заклинило, – сказал я. – Поэтому ты в меня не выстрелил. А после я взял тебя на мушку и разоружил. Понимаешь? Брось пистолет, Вовка, не глупи.

Мой младший брат разжал пальцы. ПМ вывалился у него из руки и звякнул о дорожное покрытие около переднего колеса «шестёрки». Я шагнул вперёд и отбросил Вовкин пистолет под машину.

– Ты меня не видел, Вовчик, – заявил я. – Скажешь, что мотоциклисты устроили перестрелку. Лицо хозяина «Явы» ты плохо рассмотрел. Придумаешь что-нибудь, брат. Не мне тебя учить.

Владимир повторил:

– Димка, что происходит?

Вовка скосил взгляд на «шестёрку»; жестам велел, чтобы его жена осталась в салоне. Он опёрся кулаком о капот машины, смотрел мне в лицо. Будто бы не замечал направленный на него пистолет. В небе над дорогой громко прокричали чайки, они словно возмутились бездействием капитана милиции Владимира Рыкова (или им не понравилось, что я направил на Вовку пистолет?). Машины сигналили нам. Но не останавливались. Я прислушивался к биению в моей груди сердца – оно отсчитывало секунды.

– Это было покушение на твою жену, брат, – сказал я. – На следователя прокуратуры Надежду Рыкову.

– Что?

Вовка вновь вскинул брови.

– Надю хотели убить, – сказал я. – Понимаешь?

Владимир взглянул мимо меня – туда, где на дороге лежало тело Серого. Я отметил, что чайки всё ещё кружили над нами, словно падальщики заметившие на земле долгожданную добычу.

– Покушение? – сказал Вовка.

Он стрельнул взглядом сквозь лобовое стекло автомобиля – посмотрел на свою жену. Я на шаг отступил от него, но пистолетом всё ещё указывал на живот своего младшего брата.

Сообщил:

– Я сваливаю, Вовчик. Сейчас нет времени на болтовню. Скоро сюда явятся твои коллеги. Я позже тебе всё объясню. Не сегодня. Договорились? Загляну к тебе домой завтра вечером. Всё расскажу. Обещаю.

Следом за мной от Вовкиной машины попятилась и моя тень. Я взглянул на сидевшую в салоне Надю (побледневшую, но живую и даже не раненную), улыбнулся ей. Задел взглядом тело Сергея Арбузова, лежавшее на дороге в тёмно-красной луже крови. Обошёл «ИЖ Планета Спорт», добрался до Колиного мотоцикла. Щёлкнул флажком предохранителя, сунул пистолет за пояс. Одёрнул кофту, поправил перчатки. Заметил, что светофор поглядывал на меня с перекрёстка зелёным глазом – он пока не мигал.

Вовка не сошёл с места, следил за мной – хмурился, покусывал губы. Я отметил, что для моего младшего брата и для его жены будущее уже кардинально изменилось. Потому что никакого запаха крови в салоне Вовкиной «шестёрки» сейчас не было – там по-прежнему «мирно» попахивало выхлопными газами. Вовка сейчас не лежал без сознания, навечно запомнив так и прозвучавший сегодня последний Надин вопрос. Он хмуро смотрел на меня и напряжённо гадал, не сошёл ли его брат Димка с ума.

Мотор Колиного мотоцикла послушно взревел. Чайки-падальщицы возмущённо закричали, набрали высоту. На светофоре замигал зелёный огонёк – он будто бы меня поторапливал. Я убрал ногой подножку, пропустил мимо себя бежевый ВАЗ-2104. Отметил, что водитель «четвёрки» на меня не взглянул – он рассматривал лежавшее на дороге в кровавой луже тело Серого. По вискам под мотошлемом скользнули холодные капли пота. Я поддал газу, мотоцикл подо мной дёрнулся и покатился к перекрёстку.

Я проехал мимо красной «шестёрки», мимо чёрно-оранжевого «ИЖ Планета Спорт». Мой младший брат по-прежнему стоял около капота своего автомобиля. Я проехал и мимо него. Почувствовал на себе взгляды Вовки и его жены. Сердце в моей груди билось ровно и спокойно. Я заметил, как светофор просигналил мне золотисто-жёлтым взглядом. «Ява-350» ускорил ход, будто спешил прошмыгнуть мимо закрывавшейся двери. Я пристроился за голубым «Запорожцем», свернул вслед за ним на улицу Щорса.

* * *

В прошлый раз милиционеры частично выяснили маршрут, по которому скрылся расстрелявший меня и мою жену мотоциклист. Он проехал четыре квартала по улице Щорса, свернул в переулок Каштанов. Там он заехал во дворы, по ним добрался до улицы имени Клары Цеткин. От неё мотоциклист рванул в направлении посёлка Зареченский. Сейчас я двинулся в точности тем же путём, каким в прошлый раз покидал перекрёсток Сергей Арбузов – человек, в моей прошлой жизни убивший мою жену Надю и Сашу Лебедеву.

В прошлый раз черно-оранжевый мотоцикл «ИЖ Планета Спорт» в посёлке никто не запомнил, будто расстрелявший мою машину мотоциклист свернул, не доехав до моста через реку. Но я заехал на мост. Убедился, что жара разогнала с берега рыбаков – лишь метрах в двухстах от моста в реке плескались люди (там был небольшой песчаный пляж, который посещали жители Зареченского). Я проехал по мосту до середины. Остановился, словно залюбовался вдруг похожими на рыбью чешую блестевшими на солнце волнами.

Огляделся – людей поблизости не увидел. Как не заметил и чаек. Подкатил мотоцикл к перилам, достал из-под кофты пистолет. Перила моста были гладкими и тёплыми. Я провёл по ним рукой, разжал пальцы. Колин ПМ полетел навстречу с рекой. Я проводил его взглядом. Под воду пистолет ушёл почти беззвучно. По речной поверхности побежали круги, словно там всплеснула некрупная рыба. Я расстегнул и снял кофту, повязал её себе вокруг поясницы. Мою прикрытую теперь лишь футболкой спину погладил тёплый ветерок.

В посёлок я не поехал.

Развернул на мосту мотоцикл и неторопливо покатил в город.

* * *

От моста я направился к дому Коли Синицына. Николай заметил моё появление во дворе (он будто бы дежурил у окна в ожидании моего появления). Минут двадцать мы с Синицыным стояли под кроной каштана – я описывал Николаю свои впечатления от езды на мотоцикле «Ява-350» (честно признался, что впечатления были положительными, почти восторженными). Выслушал Колины планы на вечер (в них часто звучало имя Яны Терентьевой). В очередной раз пожал Николаю руку.

Домой я доехал на попутке. Дежурившие у подъезда женщины встретили меня спокойно, не просигналили своим встревоженным видом о милицейской засаде. Я вежливо с ними поздоровался (вежливее, чем обычно). Поднялся на свой этаж. В квартиру своего старшего брата я вошёл ненадолго. Переоделся в джинсы, в рубашку и в жилет. Сунул за пояс Димкин пистолет. В прихожей посмотрел в зеркало – отметил, что выражение Димкиного лица сейчас казалось совершенно спокойным.

До гаража я прогулялся пешком. Не спешил. Потому что прекрасно помнил по прошлой жизни распорядок сегодняшнего дня Лёши Соколовского. В прошлый раз Коля Синицын и Женька Бакаев едва ли не рентгеновскими лучами просветили Соколовского на предмет причастности его к расстрелу моей машины. Коля и Женька точно установили, что сам Лёша в меня и мою жену не стрелял. Они выяснили Лёшины передвижения по городу в тот понедельник почти поминутно.

В прошлое пятое августа девяносто первого года Соколовский до вечера задержался в своей резиденции на рынке, где пробыл весь день на виду. Затем в сопровождении ныне покойного Ромы Кислого он отправился в ресторан «Кавказ», куда ездил каждый вечер, и куда (как я подозревал) Лёша поедет и сегодня. В свой дом на улице Крупской («тогда») Соколовский вернулся уже затемно (когда Надя уже умерла, а я лежал на хирургическом столе в больнице). Я предположил, что сегодня Лёша вернётся домой в то же время.

Свою «копейку» я оставил в гараже. Но покинул гараж не пешком – я уехал на папином велосипеде. Крутил педали, посматривал по сторонам. Изображал велотуриста… вплоть до того момента, пока не подъехал к забору дома Лёши Соколовского. К воротам я не поехал, прокатился до колючих кустов шиповника, спрятал там велосипед. Солнце уже спустилось к горизонту, окрасило часть неба в кроваво-красноватые оттенки. Я окинул небо взглядом; осмотрел и улицу вокруг себя.

Перелез через забор.

* * *

На первом этаже в доме Соколовского сегодня пахло свежей древесиной. На втором этаже звучали приглушённые тонкими стенами голоса и тихая музыка. Третий этаж меня встретил ароматом женских духов и клубившимся у потолка табачным дымом.

Ковровое покрытие пола заглушило мои шаги.

До кабинета Соколовского я добрался никем не замеченный.

* * *

Лёша нагрянул в свой кабинет за два часа до полуночи. Соколовский принёс с собой свежий запах табачного дыма. Он щёлкнул выключателем, зажмурился от яркого света и увидел направленный ему в лоб ствол моего пистолета.

– Здравствуй, Алексей Михайлович, – сказал я. – Входи. Закрой дверь.

Глава 19

В кабинете Соколовского мало что изменилось с моего прошлого визита. Всё так же стояли ровными рядами на полках шкафов книги. Покачивалась на сквозняке белая тюлевая штора. С полки у окна высокомерно посматривал на дверь кабинета гипсовый бюст бородатого мужика. Блестела глянцевая поверхность стоявшего рядом с бюстом глобуса. В воздухе всё так же пахло табачным дымом и кофе, словно эти запахи были частью интерьера.

Но некоторые изменения за конец июля и начало августа в кабинете всё же случились. С ковра на полу исчезло оставленное Ромой Кислым кровавое пятно. Политическая карта СССР около входной двери украсилась парой новых флажков, словно в этом месяце её владелец захватил новые территории. На «начальственном» столе я заметил новую чистую хрустальную пепельницу – не ту, которой я в прошлом месяце зарядил Лёше Соколовскому в лоб.

Именно в эту пока ещё заметную отметину на Лёшином лбу я сейчас и указывал стволом своего пистолета. Соколовский моргнул, привыкая к осветившему кабинет яркому свету, заглянул в дуло ПМ. Я отметил, что его будто смазанный жиром лоб сейчас блестел подобно стоявшему на полке у окна глобусу. Припорошенный перхотью пробор на Лёшиной голове выглядел ровным, словно начерченным под линейку. На Лёшиных щеках пылал румянец.

– Алексей Михайлович, закрой дверь, – напомнил я.

Соколовский суетливо сместился в сторону (ближе к карте СССР), украшенной позолоченными часами рукой толкнул дверь. Громко щёлкнул дверной замок. Мне показалось, что Лёша вздрогнул, будто поначалу он принял тот щелчок за выстрел из пистолета. Но Соколовский быстро опомнился: он глубоко вдохнул, выпрямил спину (не избавился при этом от вдовьей холки). Запахнул халат – прикрыл волосатую грудь. Нахмурился.

– Здравствуй, Дмитрий Иванович, – сказал Лёша. – Неожиданная встреча.

Большим пальцем левой руки Соколовский потёр камень на золотом перстне.

– Встреча не запланированная, – согласился я. – Но необходимая. Проходи, Алексей Михайлович. Присаживайся в кресло.

Я шагнул в сторону, освободил для Соколовского путь к столу. Видел, как Лёша напрягся – он будто бы приготовился к схватке. Испуг выветрился из Лёшиного взгляда. Его сменило любопытство и негодование. Соколовский ухмыльнулся, дёрнул головой. Смотрел на меня с лукавым прищуром. Я покачнул пистолетом – указал им в сторону окна, где за письменным столом возвышалось шикарное алое кресло, украшенное золотой вышивкой.

– От чего ж не присесть, – сказал Лёша. – Присяду. День сегодня выдался непростой. Утомительный.

Он прошёл мимо меня; обошёл стол, чиркнул по краю столешницы кончиками пальцев. Тюлевая штора на окне изобразила парус: она выгнулась навстречу хозяину кабинета. Лёша привычным движением уселся в кресло, взгромоздил руки на алые подлокотники – будто взобрался на трон. Он посмотрел на меня поверх стола, сверкнул камнем на перстне. На своём рабочем месте Лёша явно почувствовал себя увереннее. Соколовский указал мне рукой на стул.

– Ты тоже не стой, Дмитрий Иванович, – сказал он. – В ногах правды нет. Располагайся. Чувствуй себя, как дома.

Соколовский ухмыльнулся.

Сказал:

– Вижу, что у тебя ко мне срочное дело. Иначе бы ты не нагрянул столь… неожиданно. Рассказывай, Дмитрий Иванович, что тебя ко мне привело. Помогу, чем смогу. А могу я очень многое. Правда. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Чаю или кофе не хочешь? Или лучше коньяку для хорошего сна? Мне на днях прислали неплохой. Из Армении.

Я подошёл к стулу, сложил руки на его высокой спинке. Пистолет при этом всё ещё смотрел Соколовскому в лицо.

Лёше этот момент не понравился.

Соколовский дёрнул украшенной перстнем рукой и сказал:

– Дмитрий Иванович, убери пистолет.

Лёша прижал ладонь к груди. Покачал головой.

– Трудный был день, – признался он. – Мне сегодня знатно потрепали нервы. А ещё говорят, что я ничего не делаю и только деньги лопатой загребаю. Глупцы. Правда. Им бы мои заботы. Ещё и ты теперь… тычешь в меня стволом. Вижу, что у тебя, Дмитрий Иванович, ко мне серьёзный разговор. Так давай поговорим. Но обойдёмся без этих… понтов.

Лёша развёл руками – он снова продемонстрировал мне позолоченные часы и перстень с большим блестящим камнем. Соколовский отвёл взгляд от пистолета в моей руке (тот по-прежнему целил Лёше в лоб), посмотрел мне в лицо. Пару секунд мы с Лёшей бодались взглядами. Я тут же вспомнил, как мы с Димкой в детстве устраивали похожие баталии. Завершались они всегда с одним результатом. Соколовский опустил глаза. Он вздохнул, придвинул к себе пепельницу.

Лёша снова взглянул на меня исподлобья и сказал:

– Говори уже, Дмитрий Иванович. Что тебе нужно? Какой у тебя ко мне вопрос?

– Вопрос один, – заявил я. – Почему?

Замолчал, пристально посмотрел на Лёшу сверху вниз.

– Почему… что? – спросил Соколовский.

Он снова заглянул мне в глаза, дёрнул плечами и нервно продолжил:

– Не понимаю, Дмитрий Иванович. Поясни. Что значит это твоё «почему»?

Лёша пальцем погладил край пепельницы. Он постучал по нему ногтем указательного пальца – хрустальный звон я не услышал.

– Надежда Рыкова, – сказал я. – Следователь нашей городской прокуратуры. Жена моего младшего брата. Чем она тебе помешала?

Мне показалось, что Соколовский задержал дыхание. Я заметил, что у него на лбу (около аккуратно зачёсанных набок волос) выступили крохотные капли пота. Они блеснули в свете ламп, когда Соколовский дёрнул головой. Лёша сощурил глаза, нервно закусил нижнюю губу. Указательным пальцем Соколовский всё ещё постукивал по краю пепельницы, почти беззвучно. Так же беззвучно покачивалась штора, закрывавшая почти чёрный прямоугольник окна.

– Вот оно что… – едва слышно произнёс Лёша. – Понимаю.

Он убрал руку с пепельницы, потянулся к ящику стола. Тут же взглянул на пистолет.

– Закурю, – сказал Соколовский. – Не возражаешь?

Я покачал головой.

– Кури.

Лёша вынул из ящика стола красно-белую пачку «Marlboro», распечатал её. Уронил шуршащий целлофан на стол рядом с пепельницей. Вытряхнул из пачки сигарету, чиркнул металлической бензиновой зажигалкой, закурил. Пару секунд он задерживал дыхание, жмурил глаза. Я видел, как нервно дрожала жилка у него на шее. Соколовский шумно выдохнул. Посмотрел на меня сквозь серые клубы зависшего над письменным столом табачного дыма.

– Значит: это Серый проболтался, – сказал Соколовский. – Больше некому. Серый тоже ваш человек? Я имею в виду, он из… вашей организации? Из этой… как её…

Лёша пощёлкал пальцем, взмахнул дымящейся сигаретой. Облако дыма над столом пришло в движение, потянуло свои шевелящиеся полупрозрачные щупальца к приоткрытому окну.

– Нет, он не из наших, – ответил я. – Серый находился под нашим наблюдением.

– Понятно.

Соколовский усмехнулся, дёрнул головой.

– Получается, – сказал он, – это вы его сегодня…

– Это я его сегодня. Убил.

Мой голос прозвучал громко и резко. Лёша замолчал, снова направил свой взгляд на ствол ПМ. Он поднёс к губам сигарету и жадно затянулся дымом, будто выгадывал время на размышления.

– Да, мне рассказали о вашей перестрелке. Там, на дороге. Ты не ранен? Помощь не нужна? У меня есть…

– Не было перестрелки. Я его застрелил.

Соколовский выдохнул в потолок дым.

– Понятно, – произнёс он.

Лёша постучал сигаретой по пепельнице. В воздухе под клубами дыма закружили мелкие чешуйки пепла. Соколовский задумчиво пожевал губы, склонил на бок голову – под кожей у него на шее напряглась тонкая жила.

– Дмитрий Иванович, чего ты от меня хочешь? – спросил Соколовский. – Серый мёртв. Что тебе ещё нужно? Гарантии, что в нашем городе не появится другой Серый?

Лёша ухмыльнулся.

Я не почувствовал в его взгляде веселье.

Соколовский закашлял, будто подавился дымом. У него на глазах выступили слёзы.

– Чем тебе помешала жена моего брата? – повторил я. – Вот что меня интересует. Почему ты заказал её убийство? Зачем тебе это понадобилось, Алексей Михайлович?

– Это не я…

Соколовский вновь заткнул себе рот сигаретой. Он вдохнул полной грудью; сощурил правый глаз, рядом с которым проложил себе путь к окну сигаретный дым.

Лёша посмотрел мне в глаза, помотал головой.

– Я только нашёл исполнителя и сделал ему заказ, – сиплым голосом произнёс Лёша. – Лично у меня к следователю Рыковой не было никаких претензий. Вообще никаких. Правда. Но со мной связались очень важные люди. Они обратились ко мне с просьбой, чтобы я решил вопрос с Надеждой Рыковой. Полностью решил, понимаешь?

В голосе Соколовского прорезались грозные, решительные ноты.

Лёша взмахнул рукой – сверкнул камнем в перстне, сигаретным дымом прочертил в воздухе изогнутую линию.

– Это очень серьёзные люди, – заявил Соколовский. – Очень! Из столицы. Но они меня уважают. Так мне и сказали. Поэтому они не полезли в мой город со своими делами. Обратились ко мне за помощью. Потому что я здесь главный. Здесь я всё решаю. Они попросили, чтобы я разрулил проблемы очень уважаемого в нашем городе человека.

Соколовский откинулся на спинку кресла, снова приложил к губам сигарету.

Он выглядел уверенным в себе, едва ли не грозным. Теперь Лёша словно и не замечал направленный на него ствол пистолета.

– Дмитрий Иванович, ты понимаешь, о проблемах какого человека я говорю?

– Фролов.

– Точно. Фролов.

Лёша указал на меня перстнем и сигаретой.

– Ты знаешь, что Виктор Семёнович Фролов, племянник бывшего первого секретаря Нижнерыбинского горкома КПСС? – спросил Соколовский. – Его дядя сейчас в областном центре, на хорошей должности. Не на пенсии, как многие считают. У него большие покровители в столице. Которые многое могут. Очень многое, Дмитрий Иванович.

Соколовский усмехнулся, пожал плечами и сказал:

– Дмитрий Иванович, мы-то с тобой понимаем, что первые секретари КПСС только считаются бывшими. Они по-прежнему у власти. Пусть и называют себя теперь иначе. Вон они все: каждый день мелькают на экране телевизора. Да что я тебе объясняю? Ты и сам это всё прекрасно знаешь. Поменялись лишь названия партий. Люди во власти остались прежние.

Лёша склонился над столом, дотянулся сигаретой до пепельницы. Выставил напоказ свою покрытую чёрными волосами грудь.

– У этого Виктора Фролова случилось… недоразумение с женой, – сказал он.

Соколовских скривил губы и добавил:

– Я в подробности дела не вникал. Напряг свои связи в прокуратуре. Дело замяли. Недёшево мне это обошлось, скажу я тебе. Жадные пошли нынче менты. Возомнили себя кооператорами в законе. Всё вроде бы наладилось. Дело против Фролова закрыли. Все счастливы и довольны. А тут со мной недавно снова связались. Пожаловались на эту… следачку Рыкову.

Лёша развёл руками. Над столом вновь закружили чешуйки пепла.

– Никак не угомонится она с делом Фролова, – сказал Соколовский. – Воду мутит. Не успокаивается. Деньги не взяла. А я ведь через своих людей хорошие деньги ей предлагал! Правду тебе говорю, Дмитрий Иванович. Огромные деньжища твоей невестке сулил. Путёвку в Крым ей с моей подачи дали, между прочим. Просто за то, чтобы она спокойно на жопе сидела.