Текст книги "Суда не будет (СИ)"

Автор книги: Андрей Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

В кухню заглянул так и не вернувший мне паспорт мужчина. Он положил мой документ на стол перед генералом. Рядом с паспортом он аккуратно разложил на столешнице мои блокноты, конверт с цветной фотографией желтозубого мужчины и толстую пачку денег.

– Это всё, что было при нём, – сообщил мужчина. – Оружие и удостоверения в его вещах мы не нашли.

Я заметил, как генерал-майор КГБ кивнул.

– Молодцы, – сказал он. – Свободны. Оба. Вызову, когда понадобитесь.

– Так точно.

Мужчина покинул кухню, не удостоив меня вниманием.

Я проводил его взглядом, сунул в рот кусок колбасы.

Корецкий надел очки, заглянул в мой паспорт; пролистнул его, рассматривая в нём отметки. Выдыхал при этом в потолок струи табачного дыма. Затем он вынул из конверта фото; хмыкнул, прочёл надписи на его обратной стороне. Конверт с фотографией он уронил поверх паспорта. Лишь теперь заглянул в блокнот – он будто бы нарочно выбрал тот, где записи начинались с перечёркнутых абзацев. Я посматривал на то, как Сашин отец неторопливо перелистывал страницы. Слушал шуршание бумаги, чириканье птиц и всё усиливавшийся шум закипавшей воды в чайнике на плите. Видел, как Корецкий затушил истлевшую до фильтра сигарету и тут же прикурил новую. Я перекрыл на плите газ, налил чай. Поставил парящую чашку и тарелку с нарезкой на стол рядом с паспортом.

Генерал отвлёкся от чтения, поднял на меня глаза.

– Присаживайся, Рыков, – сказал он. – Не маячь над головой.

Я уселся на стул, сделал себе бутерброд. Пил чай, жевал бутерброд. Наблюдал за тем, как генерал-майор КГБ читал мои записи.

Корецкий вдруг накрыл страницу блокнота рукой и посмотрел на меня.

– Рыков, ты понимаешь, почему ты здесь? – спросил он.

Я торопливо прожевал хлеб с колбасой.

– Понимаешь, почему мы с тобой разговариваем тут, а не на Литейном? – добавил генерал-майор КГБ.

Он пристально посмотрел мне в лицо – я отметил, что его глаза всё же темнее, чем мне показалось изначально.

– Моя дочь беременна, – заявил Корецкий. – От тебя.

Я кашлянул, протолкнул застрявший в горле хлеб глотком чая.

Спросил:

– Не рановато ли такое утверждать?

Корецкий громко хмыкнул. Он затянулся табачным дымом. Посмотрел на меня сквозь стёкла очков.

– Вот и я так посчитал, – сказал Виталий Максимович. – Но Сашка утверждает, что не рано. Моя жена с ней согласна. Говорят, что женщины в этих делах разбираются получше нас, мужиков. Так что у тебя, Рыков, скоро будет сын. Во всяком случае, я на это надеюсь. Надоел мне этот бабский коллектив дома. Хочу внука.

Корецкий сощурил глаза.

– Или ты думаешь, что ребёнок у Саши будет не от тебя? – спросил он.

Генерал-майор постучал кончиком сигареты по краю пепельницы. Он снова сощурился. Не отводил глаз от моего лица, смотрел на меня сквозь туман из табачного дыма.

– Виталий Максимович…

– Я тоже надеялся, что ребёнок не твой, – перебил Корецкий. – Но Сашка твердит: дитя у неё будет либо от тебя, либо от святого духа.

Сашин отец громко хмыкнул.

– Честно тебе скажу, Рыков, – произнёс он, – кандидатура святого духа в отцы моего внука меня устроила бы больше, чем твоя. Вот только я старый коммунист: не к лицу мне такой зять. Да и в свидетельство о рождении ребёнка его не запишут. Поэтому ты, Рыков, единственный вариант. Да и Сашка… что-то в тебе явно нашла.

Корецкий недовольно скривил губы, указал на меня сигаретой.

– Женишься на ней, – заявил он. – Чтобы у моего внука всё в порядке было с родителями и с документами. Чтобы ни одна собака не тявкнула: моя дочь живот нагуляла. В начале сентября организую вам свадебную церемонию. В Сочи поедите на этот… как его… на медовый месяц. Достану вам путёвки в профилакторий. Понял меня, Рыков⁈

Я улыбнулся и ответил:

– Виталий Максимович, свою личную жизнь мы с Сашей решим сами, без ваших подсказок. Мы взрослые люди. На службе у вас не состоим. Обсудим с ней и беременность, и свадьбу. Вдвоём. Понимаете? Это не обсуждается. Виталий Максимович, здесь вам не там. Не Литейный. Но мнение ваше мы учтём. Где, кстати, сейчас ваша дочь?

Генерал-майор Корецкий откинулся на спинку стула и громко хохотнул, словно я рассказал ему анекдот.

– Учтут они… – произнёс Сашин отец. – Да куда ж вы денетесь⁈

Он дёрнул головой.

– Дочь моя скоро вернётся, – сообщил Корецкий. – Когда мы с тобой, Рыков, проясним кое-какие моменты.

Виталий Максимович затушил в пепельнице сигарету, взял с подоконника две картонные папки и положил их (одну рядом с другой) перед собой на столешницу, прикрыл ими мои блокноты.

– Вот это, – сказал он и накрыл правой рукой папку без пометок на обложке, – аналитическая записка, составленная моей дочерью. В ней Александра подробно описала и проанализировала историю своего знакомства с гражданином Дмитрием Ивановичем Рыковым, то есть с тобой. Сделала она это грамотно, как я её и учил. Сашка молодец.

Корецкий положил левую руку на другую папку и сообщил:

– Здесь внутри лежат выписки из личного дела майора КГБ в отставке Дмитрия Ивановича Рыкова. Их сделали по моей просьбе очень компетентные сотрудники. Я внимательно с этими выписками ознакомился. Так же, как и с запиской своей дочери. Сделал на основании прочитанного материала выводы. Так вот, Рыков…

Виталий Максимович чуть склонился над столешницей, посмотрел на мою переносицу и спросил:

– … Кто ты вообще такой?

Глава 23

Штора на окне едва заметно покачивалась. Стекло в окне кухни ещё не превратилось в зеркало. За ним пока виднелась покрытая кровельным железом крыша соседнего здания и торчавшие на ней (подобно иглам дикобраза) телевизионные антенны. Видел я за окном и подкрашенное в красные цвета заката небо. Отметил, что голоса птиц на улице раздавались всё реже.

– Расскажи мне о себе, Рыков, – велел Корецкий. – Кто ты? Откуда? Как познакомился с моей дочерью?

Я пожал плечами.

Ответил:

– Виталий Максимович, все мои рассказы уже зафиксированы в Сашиной записке. Повторять их – только тратить ваше время.

– Время у меня есть, Рыков, не беспокойся. Раз уж я сижу здесь, рядом с тобой – значит, я готов его на тебя потратить.

Ровно двенадцать секунд мы с Корецким бодались взглядами (эти секунды отсчитало моё сердце). Наблюдал я и за тем, как блестели седые волосы в причёске генерал-майора, как над его головой по воздуху проплывал серый табачный дым. Тёплая чашка с чаем согревала мою ладонь. Корецкий снова хмыкнул, откинулся на спинку стула. Поправил на переносице очки.

– Кстати, о Сашкиных записях… – сказал он.

Виталий Максимович резко повернулся к окну – я сделал глоток из чашки. Сашин отец взял с подоконника и положил перед собой на стол третью папку, наполовину накрыл ею первую и вторую. Я прикинул: в этой папке было поменьше бумаг, чем в той, где лежали выписки из Димкиного дела. Но выглядела она объемнее той, где находилась Сашина аналитическая записка.

– Я провёл расследование, – сказал Корецкий. – Неофициальное, разумеется.

Он похлопал по папке ладонью, сообщил:

– Вот здесь лежат документы, отчёты и фотоматериалы, собранные моими сотрудниками, проверившими Сашкины рассказы. Здесь много интересного. Некоторые моменты я пока не изучил, а лишь бегло просмотрел. Но уже вижу: косвенно все они подтверждают те выводы, которые сделала Саша. Многие Сашкины догадки мои люди подкрепили доказательствами.

Виталий Максимович взял в руку пачку сигарет «Союз Аполлон», но тут же брезгливо скривил губы и уронил пачку на стол. Я заглянул в пепельницу и подсчитал, что там лежали девять сигаретных фильтров – почти половина пачки. Корецкий взял свою чашку с остывшим чаем и залпом опустошил её, словно выпил сто граммов водки. Он снова поправил на лице очки.

– В этой папке лежат копии материалов из уголовного дела, которое завели по факту убийства Романа Курочкина. Этого Курочкина Саша в своей записке назвала Ленинградским людоедом. Есть здесь и копия отчёта о расследовании исчезновения в посёлке Ларионовка двух детей летом прошлого года. Бердникова, школьного учителя, к слову, пока не нашли.

Корецкий снова похлопал ладонью по папке.

– У Леонида Васильевича Меньшикова, доктора из Москвы, четырнадцатого июля этого года родился сын. Четыре килограмма, сто грамм. Назвали Виктором. С ребёнком и с его матерью всё нормально. Доктор Меньшиков по-прежнему ездит на работу в своей белой «пятёрке». Павел и Иннокентий Битковы признали, что готовили ограбление журналистки Лебедевой.

Виталий Максимович покачал головой.

– Они выразили желание стать осведомителями КГБ и спасать Родину от преступников и шпионов. Вот только младший Битков, который Павел, потребовал за спасение Родины нехилую зарплату. Такую не получаю даже я. Идиоты, одним словом. Не удивительно, что они согласились на авантюру этого уголовника Серого. В редакции газеты, где работает Саша, сменился главный редактор.

Корецкий говорил и смотрел мне в глаза – он будто бы считывал в них мои эмоции.

– Рыков, моя дочь сказала: ты хороший человек, – заявил Виталий Максимович. – Вот только по моим данным, ты уже не первый год подрабатываешь наёмным убийцей. Причём, заработал себе неплохую репутацию в криминальных кругах. Мне сообщили, что с начала этого года ты выполнил для бандитов два заказа. А ведь ты офицер, мой бывший коллега. Как же так?

Он покачал головой, спросил:

– Или ты не только бандит, но и предатель? Рыков, откуда у тебя эта фотография?

Корецкий ткнул пальцем в лежавший на столе конверт (с фотографией желтозубого мужчины).

– Зачем она тебе? – сказал он. – Какие у тебя дела с этим человеком?

Я пожал плечами, почесал шрам на руке.

Ответил:

– Никаких. Фотографию я нашёл на столе у себя в квартире. Понятия не имею, как она там оказалась.

Виталий Максимович наклонился к столу – стёкла его очков блеснули.

– Это уже не шутки, Рыков, – сказал Сашин отец. – Я знаю, кто этот человек. Это Антанас Арайс, журналист из Риги. Ещё семь лет назад его завербовало ЦРУ. Он находится в нашей разработке. Зачем он приехал в Ленинград? Какие у тебя с ним дела, Рыков? Ты понимаешь, что это уже не простой криминал? Тут совсем другая тема. Дима, это измена Родине!

Последнюю фразу Корецкий произнёс громко, едва ли её не прокричал.

– Шутки закончились, Дима, – сказал он. – Это ты моей дочери рассказывай про перемещение душ и про путешествия во времени. Саша женщина впечатлительная… временами. Да и ты ей понравился. Она тебе поверила. Но я-то тебя, Дима, давно знаю. Прекрасно представляю, на что ты способен. Так что не ломай комедию, Рыков. Объясни мне, наконец, что за игру ты затеял.

Корецкий нахмурил седые брови.

Я покачал головой.

– Виталий Максимович, вы утратили хватку. Генеральские погоны, как вижу, расслабляют. С измены Родине следовало начать наш разговор. Покричать, постучать кулаком по столу. А не планировать рождение внука и свадьбу дочери. Лучше расскажите, почему у меня дома появилась эта фотография. Я же видел: вас она не удивила. Это новый заказ? От кого?

Корецкий снял очки, положил их на папку с отчётами. Потёр глаза. Взглянул на меня.

– Дмитрий, я всё же надеялся: у нас состоится откровенный разговор, – сказал он.

– Я тоже на это надеюсь, Виталий Максимович.

Сашин отец откинулся на спинку стула, взял сигарету, закурил.

– Значит, ты придерживаешься прежней фантастической версии? – спросил он. – Или изображаешь потерю памяти?

– Фантастической, – сказал я.

– Вариант с амнезией выглядел бы более правдоподобно.

– Я учту ваш совет, Виталий Максимович. В дальнейшем.

Корецкий кивнул.

– Учти, Дима. Учти. Но и вариант с перемещением душ ты отыгрываешь талантливо. Молодец. Пока я не заметил в твоём поведении фальши. А я враньё чувствую за версту, ты это знаешь. На все мои действия ты реагируешь превосходно: в соответствии с выбранной линией поведения. Хотя я надеялся: ты рассмеёшься мне в лицо. Хорошая школа, советская.

Он поднёс сигарету к губам, затянулся дымом, задержал дыхание.

– В любом случае, Рыков, тебя обследуют врачи, – сказал Виталий Максимович. – Я пообещал это дочери. Я покажу тебя всем: начиная от психиатра, заканчивая проктологом. Поищем у тебя и тромбы, и опухоли в мозге. Узнаю, какая наследственность досталась моему внуку. Проверим, тот ли ты Дмитрий Рыков, которого я знал. Или тебя подменили инопланетяне.

Генерал-майор фыркнул. Его рука дрогнула. С кончика сигареты на папки осыпался пепел.

Я смочил горло глотком тёплого чая и сообщил:

– Виталий Максимович, смерть от тромба мне уже не грозит. Во всяком случае, не в ближайшее время. Тот тромб был не совсем таким, каким я описал его Александре. Тогда было сразу два тромба. Свинцовых, калибром девять миллиметров. Они оба попали моему брату в сердце, когда он поднимался на крыльцо больницы. Димка приехал туда, когда ему сообщили, что я очнулся.

Я посмотрел Корецкому в глаза.

– Моего брата в прошлый раз застрелили из того же пистолета, из которого днём раньше ранили меня и убили мою жену. «Walther P38». Убийцу тогда не нашли. В тот раз не выяснили и причину этих убийств. Теперь я думаю, убийство Димки было лишь результатом неудачного стечения обстоятельств. Лёша Соколовский стал тогда главным подозреваемым. Он испугался Димкиной мести.

Я развёл руками.

– Так что помощь врачей мне теперь не нужна. Киллер ликвидирован. Им, кстати, оказался тот самый Серый, которому заказывали и журналистку Александру Лебедеву. Заказчик убийства мёртв. Исчезла и причина нападения на моего брата и на его жену. Так что я теперь здоров и полон сил. Встречи с новыми тромбами любого происхождения не жду. Во всяком случае, пока.

Корецкий постучал сигаретой по краю пепельницы.

– Да, – казал он. – Перед твоим приходом я как раз знакомился с отчётом обо всех этих убийствах и самоубийствах, что случились в Нижнерыбинске на этой неделе. Смерть Фролова и Соколовского признают суицидом: я прослежу. Информация о ликвидации нашим сотрудником связанного с иностранными спецслужбами особо опасного преступника Серого уже передана наверх.

Виталий Максимович качнул головой.

– Дима, в случае с Серым ты сработал грязно, – заявил он. – Не ожидал от тебя подобной халатности. Что за фиглярство? Неужели не хватило фантазии? Устроил бы ему аварию. Или отравление. Ну… не знаю, ты в этих делах лучше меня разбираешься. А то затеял, видишь ли, ковбойские разборки средь бела дня посреди города. Нам из-за тебя теперь по шапке прилетит от начальства.

– Виталий Михайлович, в прошлый раз… когда моего брата застрелили, мне в январе девяносто второго позвонил человек. Мужчина. Его голос я не узнал. Он выразил мне соболезнования в связи со смертью брата. Сказал, что Димка был хорошим другом, прекрасным офицером и до самого конца преданно служил своей Родине. Это не вяжется с тем, что я узнал теперь.

Корецкий выжидающе смотрел на меня сквозь пелену табачного дыма.

– Виталий Максимович, вы… мы с вами знакомы? – спросил я.

– Я бы твоему брату не позвонил, – сказал Корецкий.

Он покачал головой.

– В то время вы уже умерли, – сказал я. – Вы…

– Да, Сашка мне передала твоё пророчество.

– Виталий Максимович, я приехал…

– Знаю, зачем ты приехал, – заявил Корецкий. – Рыков, у дочери от меня секретов нет. Учти это… на будущее. Скажу тебе так: моё самоубийство в моей квартире мог бы инсценировать только один человек. Кроме него, в мою квартиру с оружием никто бы не вошёл. Это абсолютно точно. Без вариантов. Он уже дал показания. Признался. Подтвердил твои предположения.

Сашин отец взмахнул сигаретой и добавил:

– Не дождутся, твари. Зубы об меня сломают. Так что моё самоубийство пока откладывается. Это ещё одна из причин, почему ты, Рыков, сейчас здесь. А не сидишь в камере подвала Большого дома вместе с моим старым другом и коллегой. Вот только сразу тебе говорю, Дима… или кто ты там на самом деле: я ещё не пришёл к окончательному выводу относительно тебя и твоих рассказов.

Корецкий ухмыльнулся.

– Но я представляю, кто бы позвонил твоему брату и выразил бы соболезнования в случае твоей смерти, – сказал он. – Я этому деятелю завтра же шею намылю. В воспитательных целях, разумеется. И да, мы с тобой давно знакомы. Говорю это, на тот случай, если у тебя действительно амнезия. Ты работал с моим другом в Смоленске, и теперь… работаешь со мной.

Я вскинул брови – вновь заметил у себя этот любимый «Вовкин» мимический жест.

Спросил:

– Разве Димка… разве я не ушёл со службы?

Генерал-майор указал на меня сигаретой.

– Ты вышел в отставку, Рыков, всё верно. Потому что этого потребовала сложившаяся в стране ситуация. Но это не значит, что ты не служишь Родине. Ты по-прежнему на службе, пусть и не по бумагам. Твоему брату правильно сказали тогда по телефону: ты был и станешься действующим советским офицером и защитником Родины…

Корецкий хмыкнул и добавил:

– … Даже если теперь у тебя вместо памяти в голове гуляет ветер.

Виталий Максимович положил сигарету в пепельницу. Он взял со стола конверт и вынул из него фотографию. Бросил её на столешницу передо мной.

Я опустил взгляд на изображение улыбчивого желтозубого мужчины.

– Вот это и есть твоя настоящая работа, Рыков, – сказал Виталий Максимович. – Враги Родины, которых мы теперь принимаем за друзей. Ты рассказывал Саше о книгах, которые ты сочинял в этом своём воображаемом будущем. Говорил моей дочери о неком спецотряде «Белая стрела», который отстреливал преступников. В реальности его, разумеется, не существует…

Корецкий замолчал, взял в руку сигарету. Затянулся дымом.

– … Но я сейчас курирую работу организации, по выполняемым функциям отчасти похожую на эту выдуманную тобой «Белую стрелу», – сказал генерал-майор КГБ. – Ты тоже состоишь в этой организации. По собственному желанию, а не по моему приказу. Подробностей я тебе сейчас не скажу. Пока мы не разберёмся с твоей памятью. Однако кое-что тебе всё же поясню.

Генерал-майор облокотился о столешницу. Бросил взгляд на фото прибалтийского журналиста. Внимательно посмотрел на меня из-под густых бровей.

– Твоё криминальное настоящее, Дима, – сказал он, – это хорошее прикрытие, которое обеспечит секретность нашей организации в случае провала очередной миссии. Цепочка расследования убийства приведёт не к офицеру КГБ. А к нашему бывшему сотруднику, ныне работающему на бандитов. Это будет обычный криминал, а не убийство по политическим мотивам.

Виталий Максимович дёрнул головой.

– На комитет сейчас… и уже не первый год оказывают давление. Политика нашего руководства теперь не всегда находит понимание среди патриотов нашей Родины. Врагов сейчас называют друзьями, хотя они по-прежнему вредят нашему государству. Вот с такими вредителями мы сейчас и боремся, Дима. За это меня и списали со службы… в том будущем, о котором ты говорил Сашке.

Столешница заскрипела – Корецкий постучал по пепельнице сигаретой и откинулся на спинку стула.

Я сделал глоток из чашки. Отметил, что взгляд Сашиного отца стал задумчивым.

– Рыков, о нашей с тобой дальнейшей работе мы поговорим позже, – сообщил Виталий Максимович. – Когда я окончательно разберусь во всём вот в этом.

Он снова положил руку на лежавшие перед ним на столе папки.

Сказал:

– Думаю, случится это после предсказанных тобой на вторую половину августа событий. Как ты их назвал? ГКЧП? Я решил, что понаблюдаю за этими событиями со стороны. В политику, Дима, я не полезу. Я понимаю: что-либо кардинально менять в нашей стране сейчас уже поздно. Поэтому буду рад… если твои предсказания через три недели сбудутся.

Он взмахнул сигаретой и спросил:

– Знаешь, почему?

– Почему, Виталий Максимович?

– Потому что тогда я совсем под иным углом взгляну и на все прочие твои, Дима, пророчества.

Корецкий затушил сигарету, собрал в стопку папки и вернул их на подоконник. Они тут же отразились, будто в зеркале, в оконном стекле (где до этого отражался горшок с фиалкой). Я отметил, что ни одну из своих папок Сашин отец передо мной так и не раскрыл. Словно он не сомневался: я поверю ему на слово. Корецкий придвинул к себе мои блокноты.

– Вчера и позавчера я много спорил со своим старым другом, – сказал он, – о положении дел в нашей стране. С тем самым другом, который готовил мою ликвидацию. Мы с ним не сошлись во взглядах на те перемены, которые произошли и происходят в СССР. Но я нисколько не сомневаюсь, что у нас с ним было бы единое мнение о том, что ты записал вот здесь.

Виталий Максимович постучал пальцем по странице раскрытого блокнота.

– Ленинградский людоед, Ларионовский мучитель… – произнёс он. – Я за то, чтобы все эти персонажи остались только на страницах приключенческих романов. В реальной жизни они не нужны. Это я говорю не только, как генерал. А как муж, отец и уже почти дед. Такие книжные персонажи, Дима, нам на улицах городов и сёл не нужны. Однозначно.

Корецкий снова ткнул пальцем в страницу.

Продолжил:

– Вот этот Александр Дорохов, например. Сашка с твоих слов записала его фамилию и год рождения. Сказала, что у тебя возникли сложности с поиском этого Курского душегуба. Я дал задание подчинённым. Они с ним справились за пару дней. В Курской области проживает почти два десятка Александров Дороховых. Но только один из них шестьдесят шестого года рождения.

Виталий Максимович хмыкнул.

– Как видишь, Дима, такие проблемы решаются очень просто. Координаты этого Дорохова я тебе предоставлю… чуть позже, когда мы с тобой всё же насладимся обещанным тобою балетом «Лебединое озеро» по телевидению. Ведь ты же понимаешь: к делам нашей организации я тебя теперь не подпущу. Даже если все врачи мне скажут, что ты полностью здоров и вменяем.

Корецкий покачал головой. Ткнул пальцем в блокнот.

– Ты сам затеял эти дела, Рыков, – сказал он. – Вот ты сам с ними и разберёшься. Не спеша, раз теперь ты не боишься тромбов. С моей помощью, разумеется. Я уверен, что и Сашка тебе поможет советами. Она женщина умная. Да ты и сам, думаю, это уже понял. Сашка, кстати, сейчас поехала к моей жене за твоим любимым печеньем с корицей. Скоро вернётся. А пока…

Виталий Максимович показал рукой на навесной шкаф.

– … Пошарь-ка, Рыков, вон в том шкафу, – сказал он, – который справа от мойки. Принеси на стол стаканы и бутылку коньяка. Я знаю, что коньяк у Сашки там всегда припрятан. Уверен, что дочь не расстроится, если мы с тобой его откупорим. Сейчас для коньяка самое время. Выпьем с тобой, зятёк, за встречу и за взаимопонимание. Обсудим, какое имя будет у моего внука.