Текст книги "Расследователь. Предложение крымского премьера"

Автор книги: Андрей Константинов

Соавторы: Александр Новиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Родион появился в дверях кухни минут через пять. Он поманил Обнорского и Повзло пальцем. Телефон со снятым корпусом стоял посреди стола, напоминал калеку, выглядел жалко. Андрей и Коля осторожно подошли. Ни слова не говоря, Родя ткнул концом отвертки в маленький электронный блочок.

Через несколько минут они покинули квартиру. Ушли по одному, с интервалом две-три минуты. Разошлись в разные стороны. С тем, чтобы встретиться через час в непрезентабельной пивнухе. Настроение было довольно паршивым... А какое может быть настроение у человека, который неожиданно узнает, что его подслушивают?

В пивнухе было довольно многолюдно, шумно. Большую часть посетителей составляла молодежь – очевидно, студенты. Они горячо обсуждали тему подлинности "пленок Стужи" и на трех мужиков за столиком в углу внимания не обращали.

Повзло и Каширин заказали себе пива, Обнорский – чай.

– Молодец, Родя, – сказал Обнорский. – Я, даже если бы и заглянул в телефонные потроха, ничего бы не понял – проводочки, пимпочки какие-то... Черт его знает – "жук" это или деталь телефона. Молодец, молодец. Объявляю официальную благодарность – уже вторую, заметь.

– Весь вопрос, – сказал Повзло, – что нам дальше делать с этим счастьем?

– А это мы сейчас обсудим, – ответил Обнорский. – Вообще-то, господа расследователи, нужно было давно предположить, что мы под контролем у папаши Мюллера. Или еще у нескольких папаш. Вариантов, как я понимаю, несколько. Можно ничего не делать – оставить так, как есть. Все серьезные разговоры вести по мобильным. Их, правда, тоже сечь можно – но это сложнее и намного дороже. А СБУ – пусть слушают. Они нам не враги. Можно просто отключить эту штуковину. Но что это нам дает?.. Можно, в конце концов, использовать телефон, чтобы гнать дезу. Правда, пока не совсем ясно, какую. Ну это уже жизнь подскажет. Скажи, Родя, этот "жучок" слушает только наши телефонные разговоры или все разговоры в помещении вообще?

– Я не готов ответить. Но "жучок" фирменный... Следует полагать, что он может слушать нас через звонковую цепь, то есть при положенной на рычаг трубке. Слава Богу, что он поставлен не так давно.

– Откуда ты знаешь, когда он поставлен? – спросил Повзло.

– Защелка стала работать позавчера.

– Ага... А сломалась она когда?

Родион изумленно посмотрел на Николая:

– Ты что – хочешь сказать, что...

– Вот именно. Сломалась она больше недели назад. Может быть, именно в этот день нам и воткнули "жука"?

За столом повисла напряженная тишина. От мысли, что "жучок" мог быть внедрен больше недели назад, стало совсем не по себе. За это время аппаратом пользовались десятки раз, общались с самыми разными людьми, с Питером и между собой... Тот, кто их слушал, наверняка получил огромный объем информации. А разговоры велись не только по телефону, но и рядом с ним.

Все трое начали лихорадочно вспоминать, что именно говорилось в присутствии и при помощи безмолвного шпиона.

– Спокойно, – сказал Обнорский. – Спокойно... Не может быть, что он слушает нас уже неделю.

– Почему? – спросил Родя.

– Потому, что в Тараще самый главный вопрос был: на кого вы работаете? Кто ваш заказчик? Если бы "жучка" поставили неделю назад, они бы уже знали, что наш заказчик – Соболев. Но они этого не знают.

С выводом Обнорского согласились.

– Однако, – сказал Андрей, – нам все равно придется вспомнить и проанализировать все звонки, которые мы сделали за последние двое суток. Да, хороши мы, нечего сказать. Расследователи. Играли, играли – смеялись и досмеялись. Стыдно.

И с этим тоже согласились.

– Но самое паршивое в том, – продолжил Андрей, – что мы не знаем, единственный это "жучок" в квартире или она вся ими нашпигована? Ты сам сможешь проверить хату?

– Нет, – ответил Каширин. – Далеко не все эти штучки можно обнаружить так легко. Необходим инструментальный контроль.

Обнорский позвонил Забияке. Сказал:

– Нужно встретиться.

– Срочно? – спросил "таксист".

– Весьма, – ответил Обнорский. Спустя сорок минут он "ловил такси" на углу Крещатика и Богдана Хмельницкого. Возле Андрея остановился знакомый "жигуленок" с плафоном на крыше. Андрей нырнул в салон. "Шестерка" резво взяла с места.

– Здравствуйте, Сергей. Рад вас видеть.

Забияка сухо спросил:

– Что у вас за проблемы?

– Можно проверить помещение на наличие "жучков"?

– А что за помещение?

– Квартира, которую мы снимаем.

– Есть основания?

– Есть... В телефонном аппарате мы обнаружили "сюрприз".

– Мне звонили с этого аппарата?

– Обижаете. С уличного таксофона.

– Понятно.

– Так можно проверить квартирку-то?

– Я перезвоню вам через час, – ответил Сергей. – На трубу.

Андрей понял, что сам "таксист" таких вопросов не решает и должен доложить своему приятелю из СБУ.

– Хорошо, – сказал Обнорский. – Олегу Марковичу привет... Высадите меня возле Бессарабского рынка.

"Таксист" позвонил ровно через час. Сказал, не представляясь:

– В девятнадцать часов к вам придут из санэпи-демстанции. Морить ваших тараканов. Желательно, чтобы в квартире никого, кроме вас, не было.

В девятнадцать ноль-ноль в дверь позвонили. Обнорский посмотрел в "глазок": на лестничной площадке стоял Костенко. За его спиной – незнакомый мужчина с "дипломатом". Андрей открыл дверь. Входя внутрь, эсбэушник приложил палец к губам.

– Добрый вечер, Андрей Викторович, – почти шепотом сказал он. Пообщаемся шепотком, интимно. Мой коллега (жест в сторону человека с "дипломатом") сейчас проверит вашу квартирку.

Человек с "дипломатом" молча кивнул, раскрыл свой чемоданчик и достал из него какой-то прибор.

– Не будем ему мешать, – сказал Костенко. Спустя несколько минут спец разрешил им разговаривать в кухне.

– Чисто, – сказал он. – Можете даже песни петь.

Спустя еще минут сорок спец заглянул в кухню и поманил Обнорского и Костенко пальцем. В гостиной он подошел к журнальному столику и лег на пол. Обнорский и Костенко последовали его примеру. Под столешницей, у ножки, прилепился маленький серый предмет. Спец показал на него рукой, потом подергал себя за ухо. Потом, в кухне, он сказал Обнорскому:

– Микрофон японский, дорогой... Вас слушают очень серьезные люди. Позволить себе такую технику могут только весьма богатые конторы.

– Как долго, – спросил Обнорский, – он может работать без подзарядки?

– Хороший вопрос... Около ста часов.

– То есть около четырех суток?

– Нет. Сто часов – в активном режиме.

– Что это значит?

– Это значит, что сейчас он спит и энергии почти не расходует. А включается только от звука человеческого голоса. Хотите побыстрей его разрядить – включите телевизор. Пусть он гонит в эфир телепередачи. – Спец улыбнулся.

– А где, – спросил Обнорский, – могут находиться люди, которые нас слушают?

– Рядом. Дальность у него невелика – метров двадцать. Человек или магнитофон находятся либо в машине, припаркованной рядом, либо в самом здании. Существует, правда, еще один вариант: где-то рядом установлен ретранслятор. Он принимает сигнал от вашего "жука" и передает его дальше. Но в любом случае недалеко.

– Понятно, – сказал Обнорский. – Скажите: за ним придут?

– Откуда я знаю? – пожал плечами спец. – Я бы пришел обязательно. Бросать такую технику – непозволительная роскошь... Да и улика. ?

– Понятно... Машину проверить сможем?

– Почему нет? Проверим вашу машинку...

Машина оказалась "чистой". Микрофонов в ней спец не нашел. Но в заднем бампере нашел "бипер" – радиомаячок, позволяющий отслеживать перемещения объекта.

– Серьезные ребятишки, – сказал спец. – Я такие штуки видел только в каталогах... Модель совсем свежая, а у них уже есть.

– Понятно, – произнес Обнорский мрачно. – Я очень вам признателен...

– Не за что.

– Чем я обязан? – Обнорский вытащил бумажник.

– Это лишнее, – ответил спец. – Но если эти штучки станут вам поперек горла – отдайте мне. Приму с удовольствием.

– Они уже поперек горла. Но пока пусть постоят.

Спец пожал плечами и удалился. Костенко закурил, оперся на борт машины и сказал:

– Интересно живете, господин Серегин.

– Да уж... Интересней некуда. Как букашка под микроскопом.

– Не хотите поделиться результатами расследования?

– Рад бы, Олег Маркович. Да нечем... Нет результатов.

Костенко усмехнулся:

– Странно... К вам проявляют живейший интерес. В вас даже стреляют в фуникулере. А вы говорите: нет результатов.

– И тем не менее... Впрочем, кое-что есть. Мы выяснили, что Горделадзе анонимно размещал материалы компроматного характера через Интернет. Для этого пользовался услугами Интернет-кафе "Пространство".

– Спасибо, – сказал Костенко. – Займемся... Что-нибудь еще?

– Больше ничего.

– Ладно, будем считать, что так оно и есть. А телевизор, по совету нашего специалиста, включите. Пусть "жучок" подразрядится.

– Хотите задержать человека, который придет менять батарею?

– Хотим... Не будете возражать, если в квартире посидит наш человек?

– Как вам сказать?.. Мы ведь, в принципе, и сами могли бы...

– А вот этого не надо, – сказал Костенко. – Мы знаем, что вы – люди серьезные. Но самодеятельности не надо. Каждый должен своей работой заниматься.

"Спасибо, что объяснил",– подумал Андрей. А вслух сказал:

– Что ж, присылайте своего человека... Пусть посидит.

* * *

Вечером Андрей "катался в метро" с полковником Перемежко. Полковник рассказал, что отпечатки пальцев с пачки "Мальборо" принадлежат некоему Гвоздарскому Станиславу Яновичу, семьдесят пятого года рождения. В девяносто седьмом проходил по делу об убийстве. Сначала как свидетель. Позже его роль в деле переквалифицировали на соучастие. Гвоздарский скрылся, находится в розыске. Есть оперативная информация, что он погиб в Чечне... Воевал наемником на стороне чеченцев.

– Где вы взяли эту пачку? – спросил Перемежко.

– В Киеве, разумеется.

– А точнее?

– Недалеко от киевского фуникулера, Василий Василич.

– И, разумеется, в тот же день, когда фуникулер обстреляли?

– Разумеется.

– Ox, Обнорский, Обнорский... Нужны вам эти головные боли?

– Выходит, нужны... Меня еще один человек интересует.

– Кто?

– Фамилия у него интересная – Заец.

– Не Константин ли Григорьевич? – спросил Перемежко с интересом.

– Точно, – удивленно сказал Обнорский. – Из ваших?

– Нет. Константин Григорьевич Заец – подполковник КГБ в отставке. Нынче возглавляет какую-то охранную контору.

– А что за контору – можно выяснить?

– Можно... Заец, кстати, непорядочный человек, мягко говоря. ("Да уж",подумал Обнорский.) Мне в старые времена доводилось с ним пересекаться. Да и в отставку он ушел не совсем по своей воле...

– Я вас очень попрошу навести о нем справочки.

– Сделаю... Что еще?

– Пока все.

– Слава Богу. За Гвоздарского спасибо, – сказал полковник, пожал Андрею руку, встал и пошел к дверям.

* * *

Каширин позвонил Зайцу. Мобильник Зайца был выключен. Тогда Родион позвонил на домашний телефон. Подошла женщина. Услышав вопрос:

– Нельзя ли поговорить с Константином Григорьевичем? – долго молчала, потом произнесла:

– Нельзя... Нельзя с ним поговорить.

– Простите, а когда я смогу его застать?

В ответ женщина всхлипнула. Раз, другой, третий... Худо дело, решил Родион, сейчас заплачет. Но женщина не заплакала. Она справилась с собой, сказала:

– Кости нет больше... Его убили.

– Как? – спросил Родион. – Когда?

Она не ответила, положила трубку. Каширин выключил свою трубу, почесал переносицу и пробормотал:

"Нормальный ход... Это кто же грохнул Зайчишку-то?"

Зайца "грохнули" его же подчиненные. Задушили брючным ремнем, вывернули карманы, сняли дорогие часы и бросили тело в джипе, в нескольких километрах от Таращи, на трассе. Разбой!

Обнорский, узнав про смерть Зайца, выругался. Сказал:

– Свои завалили. Завалили с одной-единственной целью: обрубить цепочку. Ну это мы еще посмотрим.

* * *

Обнорский провел совещание в гостиной. Питерская бригада собралась вокруг стола с микрофоном и "совещание", предварительно отрепетированное в кухне, началось.

– В общем, так, мужики, – сказал Обнорский, – надо эту тему закрывать... слишком стало горячо.

– Ты чего, Андрюха? – удивился Повзло.

– А ничего! Надоело мне голову подставлять. Раз повезло, два повезло. А третий раз неизвестно, чем обернется... Могут и грохнуть.

– Это точно, – сказал Родя. – Ты-то, Коля, здесь сидел. Тебя хлороформом не травили, в наручниках не держали... Я с Шефом согласен: надо сваливать от греха.

– Ну допустим, – недовольно сказал Коля, – допустим... А бабки?

– А бабки с заказчика все равно сорвем, – заявил Обнорский. – Завтра с утра садимся писать итоговый отчет. Втроем за три дня накатаем такую пиццу пальчики оближешь. И бабки наши.

– Э-э, – протянул Родя. – Еще три дня тут сидеть?! Аккурат пришлют какого-нибудь отморозка с автоматом.

– Не ссы, Родя... Не пришлют.

– Это бабка надвое сказала.

– Не бабка и не надвое. Это я, Родя, тебе говорю. Мы ребяткам знак подадим: все в порядке, сваливаем, не надо жестких мер.

– Какой же ты им знак подашь? – удивился Родион.

– Завтра с утра ты сходишь и купишь билеты в Питер.

– Ну и что?

– Да ничего. Раз за нами следят – а события Тараще точно доказали следят... Раз за нами следят, то они про это замечательное событие тут же узнают. И сделают правильные выводы.

– Пожалуй что, – согласился Родион.

– А что будем лепить в отчете? – спросил Повзло.

– А что есть, то и будем лепить: Горделадзе, сучонок, лил черный пиар через Интернет... Видимо, на людей Бунчука. Тот не большого ума, конечно. Ну и приказал с мудаком "разобраться". А у его подчиненных мозгов тоже не хватает. Разобрались так, что полный караул... Классический эксцесс исполнителя. Голову отрубили, чтобы спрятать пулю. Все стройно, логично. Пожалуйте бриться!

– Не особенно-то нашего заказчика устроит такой вывод, – сказал Коля.

– А меня это не колышет,– ответил Обнорский.– Я предупреждал, что мы не шаманы и не волшебники.

Потом – для пущей убедительности – они полчаса обсуждали некоторые детали отчета. Потом отправились в кухню ужинать, оставив включенным телевизор.

Используя свои связи, Повзло добыл "кассеты Стужи". Разумеется, не бесплатно... С каждым часом количество копий обнародованных лидером соцпартии кассет увеличивалось. Они расползались по Киеву как тараканы по коммунальной квартире. Цены падали. Рассудительный Родя сказал:

– Если подождать пару-тройку дней – цена снизится вдвое, а то и втрое.

– А если подождать месяц, – сказал Обнорский, – то они вообще пойдут по цене песенок Киркорова... Времени ждать у нас нет. Садимся работать.

Втроем сели в кухне слушать. Это был нелегкий труд – часть записей оказалась весьма невысокого качества, – приходилось возвращаться обратно, прослушивать по два, по три, по пять раз. На пленке звучало много незнакомых питерским журналистам голосов. Назывались незнакомые имена, фамилии и даже клички... На удивление много употреблялась ненормативная лексика. По части матерщины представители украинской элиты не уступали грузчикам. Часть разговоров шла на украинском, и тогда Коле приходилось переводить. Процесс был утомительный и, откровенно говоря, малорезультативный... При этом следовало учитывать, что восприятие записи разговора сильно отличается от самого разговора. Магнитофонная пленка не может передать жестов и мимики, взглядов, которыми обмениваются собеседники. О многом слушатель может только догадываться. При всем при том, что Повзло добыл далеко не "полную версию, без купюр" (которую "продавал" Обнорскому Николай) прослушивание затянулось до утра. Про Горделадзе упоминали не так уж и много, но в достаточной степени эмоционально, зло.

Особенный интерес вызвал один фрагмент. На нем з голоса президента и министра внутренних дел Марченко:

"Бунчук: Этот грузин.

Марченко: А я. Мы работаем.

Б.: Я и говорю: вывести его, бросить. Отдать чеченцам. (Неразборчиво) а потом выкуп на хуй.

М.: Мы продумаем. Мы сделаем так, чтобы...

Б.: Значит, отвезти его, раздеть, бля, без штанов оставить, пусть сидит.

М.: Я бы сделал просто, бля. Мне сегодня докладывали. Мы обстановочку изучаем: где он ходит, как ходит. Там у нас на связи сидит... Еще немножко, немножко изучить, мы сделаем. У меня сейчас команда боевая. Такие орлы – все, что хочешь сделают. Значит, вот такая, бля, ситуация, на хуй.

Б.: Шо ты пиздишь?

М.: Ну я вам докладываю. Мы там немного прокололись.

Б.: Но он же сука, грузин, сука... Он же грязь кидает в Россию через Интернет... В Интернет через Россию.

М.: Ясно... Я Горделадзе не выпускаю из виду. Просто у нас возник вопрос... мы же это... Хотя уже есть контакты... Ну было, бля... из наружного наблюдения. Я хочу изучить его контакты.

Б.: Ты, бля, разберись – нет ли там команды, которые строчат эту грязь. Они уже заебали на хуй.

М.: У меня все есть. Но я хочу с него, с грузина... с первого. Как это... как Генеральная отреагирует? Номеров, насколько я знаю, у них нет...

Б.: А при чем Генеральная? Какая, бля, связь?

М.: Есть же заявление Горделадзе... Это же, на хуй, официальное заявление.

Б.: Ну и что?

М.: Заявление-то официальное.

Б.: И чего это каждая срань должна писать на Генерального прокурора... Вот подонок!"

– Да, – сказал Обнорский, – грустно...

– Куда уж дальше? – ответил Коля.

– Что думаешь – подлинная запись?

– Я не эксперт.

– Я знаю, что ты не эксперт. Я твое личное мнение спрашиваю, Николай... Ты же голоса всех этих ребят лучше знаешь.

Коля аккуратно сложил кассеты в стопку, сказал:

– Да уж, наслушался... Очень похоже на то, что записи действительно подлинные. Особенно похожи голос Бунчука, Латвина, Марченко. Бунчук опознается почти стопроцентно. По голосу, по интонациям, вообще – по манере говорить. Марченко – тоже... Про Латвина сказать трудно... Как-то он себя мало проявляет, неконкретно.

– Да, – согласился Андрей, – Латвин очень неконкретно бормочет.

– Зато Марченко совершенно конкретно, – сказал Родион. – Однозначно подтверждает, что за Георгием ходила наружка... и что орлы у него боевые "все, что хочешь сделают".

– Боюсь, Бунчуку не отмыться, – произнес Коля.

– Ладно, – сказал Обнорский. – Время позднее... Надо хотя бы часа три поспать. Потом мы прослушаем все это повторно. А пока давайте подобьем предварительные итоги.

Предварительные итоги были таковы: запись, с высокой степенью вероятности, подлинная. Это подтверждается сходством голосов на пленках, большим количеством приведенных фактов, дат, фамилий...

Записи подтверждают, что президент Бунчук был очень недоволен деятельностью Георгия Горделадзе, знал о его "анонимной" работе в сети и требовал от своих подчиненных расправы с журналистом... Министр МВД, со своей стороны, заявлял, что работа ведется, что за Георгием установлено наружное наблюдение и его "орлы все что хочешь сделают".

Горделадзе или его "Украинские вести" упоминались прямо или косвенно в десяти эпизодах. Кроме того, несколько раз упоминались другие журналисты или издания, которыми был недоволен президент... Слава Богу, никто из них не пропал.

Однако "кассеты Стужи" производили очень мрачное впечатление.

* * *

Теперь, после гибели Зайца, его место занял Оськин. Надо сказать, что Николай Палвлович давно об этом мечтал, но отдавал себе отчет, что навряд ли... Навряд ли когда-нибудь он займет место Зайца. Бывший комитетский подполковник по всем профессиональным показателям явно превосходил милицейского майора. Плюс ко всему с Хозяином Заец работал уже очень давно и пользовался его доверием. Не безграничным, но высоким...

Николай Павлович Оськин не особо рассчитывал, что когда-либо займет место своего шефа... Но все вдруг изменилось – мгновенно, за несколько минут. В какой-то мере все это стало результатом целой цепочки случайностей, а уж если по-честному – ошибок, совершенных людьми Оськина. И в какой-то момент, когда стало очевидно, что груз этих ошибок слишком тяжел, Оськин понял: счет предъявят ему. И тогда он принял решение: перевести стрелки на Зайца. Он никогда бы не посмел этого сделать, если бы не чувствовал молчаливой поддержки своих бойцов... Он посмел – и все получилось!

Когда Оськин шел на первый свой доклад к Хозяину, он понимал, что Хозяин скорее всего ему не поверит. Но отступать было поздно, некуда было отступать. Николай Павлович пришел на доклад к Хозяину и доложил, что Константин Григорьевич в процессе проведения оперативно-профилактических мероприятий в районе города Тараща наделал немало странных шагов. В том числе лично освободил от наручников фигуранта разработки Шустрого. Затем потребовал освобождения фигуранта Араба, после чего скрылся вместе с ними на своем автомобиле... Конечно, Хозяин был в шоке. Конечно, он не поверил. Но и выбора у него тоже не было: коней на переправе не меняют. Но даже если бы Хозяин захотел "поменять коней", то не смог бы – не было никаких запасных "коней"... Под руками Хозяина была только та команда, которую за четыре года создал Заец. Нынче она оказалась обезглавленной. Хуже всего было то обстоятельство, что многие вопросы замыкались на Зайца... С его смертью обрывались некоторые контакты, некоторые очень важные связи в эсбэушной среде и в среде криминальной. Восстановлению они почти не подлежали.

После доклада Оськина Хозяин откровенно запаниковал. Он накричал на Оськина, назвал его провокатором, сказал, что знать ничего не знает ни про Таращу, ни про "оперативно-профилактические мероприятия", ни про Шустрого, ни про какого-то там Араба... Оськин понял, что Хозяину страшно. Может быть, даже страшней, чем самому Оськину. Он пожал плечами и покинул кабинет.

Вечером Хозяин пригласил его для беседы. В течение полутора часов он очень осторожно беседовал с Николаем Павловичем. Зондировал, что тот знает. И остался в целом доволен: с одной стороны, Оськин знал кое-что и был в достаточной степени замаран... С другой, он многого не знал. Он ничего не знал об операции "Почтальон", например. Да и вообще, информирован был однобоко. Конечно, от него следовало избавиться, так как события показали: ненадежен Оськин, ненадежен. Но заменить даже это "слабое звено" было нечем. Поразмыслив, Хозяин пришел к выводу, что, в общем-то, произошедшее даже к лучшему. Дело вышло на финишную прямую. Теперь уже никто – ни питерская бригада, ни СБУ вместе с ФБР и Интерполом, ни сам Господь Бог, изменить ничего не смогут. Дело фактически сделано, и Заец уже не нужен. Более того – он опасен.

Так или иначе, а с Зайчишкой все равно пришлось бы распрощаться. Причем именно тем способом, которым это сделал Оськин. "...Что ж? Значит, судьба", подвел итог Хозяин и вернулся к Оськину:

– Ну-с, Николай Палыч, ситуация очень непростая. На время отсутствия Константина Григорьевича (Оськин удивленно вскинул глаза, встретился взглядом с Хозяином... ПОНЯЛ)... Куда Зайчик пропал? Не загулял ли?.. На время отсутствия господина Зайца я прошу вас взять на себя его обязанности: обеспечение безопасности, работа с персоналом... Ну вы же знаете?

– Понял, Матвей Иваныч, – сказал Оськин.

Он действительно кое-что понял: Хозяин шифруется, маскируется, осторожничает... Он всегда был такой. Сам Оськин, например, ни разу не получал от Хозяина приказы на совершение каких-либо незаконных действий – все подобного рода директивы спускались через Зайца. Но теперь-то Зайца нет. Как, интересно, ты, Матвей Иваныч, будешь теперь крутиться? Не все же словоблудием заниматься? Когда-то придется КОНКРЕТНЫЕ вещи говорить... Как ты будешь крутиться, Хозяин?

– Ну коли уж вы нашли время меня посетить, то, Николай Палыч, я вас не отпущу, пока в баню не сходим, – сказал Хозяин в тот вечер.

А уже в сауне (Оськин знать не знал, что прямо за кабинетом есть сауна) Хозяин сказал открытым текстом:

– В общем, так, Палыч. С питерскими вы напортачили...

– Матвей Иваныч, тут, видите ли...

– Не вижу. Не знаю. И знать не хочу. Больше на пушечный выстрел к ним не подходить... Ну их на хер! Наружку снять, оставить только электронный контроль. Мне докладывать ежедневно. Понял?

– Понял.

– Предашь – зарою, – сказал Хозяин и посмотрел на Оськина так, что стало майору холодно в горячей сауне.

Тогда он впервые подумал: – А хорошо ли, что он, Николай Оськин, занял теперь Зайцеве кресло?

* * *

...Оськин вошел в кабинет Хозяина со скорбным лицом.

– Здравствуй, Николай Палыч, здравствуй... Ну что там? Был?

– Был, Матвей Иваныч... Опознал. Без сомнения – Заец. Константин Григорьич. Сотрудники милиции считают: разбойное нападение.

– Да, наступает криминал, понимаешь ли. Пора положить этому предел. Поставить заслон... Это общенациональная задача.

Хозяин остановился посреди кабинета, зорко посмотрел на Оськина и сказал:

– Беда, беда... Ты уж, Николай Палыч, возьми-ка, брат, на себя организацию похорон. – Хозяин чуть-чуть помолчал и произнес совершенно двусмысленную фразу: – Ты это дело начал, ты уж и доведи до конца.

Оськин промолчал, а Хозяин сверкнул глазами и буднично спросил:

– Ну, что у нас по текущим делам?

– Все в порядке... Даже, я бы сказал, замечательно.

– Что же замечательного?

– Вот кассетка, Матвей Иваныч, – сказал, доставая из кармана пиджака кассету, Оськин. – Если бы вы нашли время послушать...

– Стоп! – сказал, поднимая руку останавливающим жестом, Хозяин. – Что на кассете?

– Питерская бригада... Самая свежая информация.

– Быстро, в двух словах – что они там несут?

– Решили, что здесь им делать больше нечего. Собрались домой.

– Ага! Вот так, значит? – оживился Хозяин. – Ну-ка, дай ее сюда.

Оськин подал кассету, Хозяин достал из стола портативный диктофон, вставил кассету и поднес машинку к уху... слушал внимательно. Спустя десять минут сказал:

– Да-а... Дозрели наконец. Ну что ж? Счастливого пути, как говорится. Но ты, Коля, проверь факт покупки билетов, а их отъезд проконтролируй лично.

– Будет сделано, Матвей Иваныч. Когда Оськин ушел, Хозяин закурил (курил он очень редко, а на людях вообще никогда) и сказал:

– Сваливают! Сваливают москали... Но теперь-то уж – какая, на х..., разница? Теперь уже дело-то сделано.

* * *

В 11:45 человек Оськина зафиксировал факт приобретения Шустрым авиабилетов в кассах на улице Городецкого. Через свои старые связи в МВД Оськин быстро организовал запрос и выяснил, что господа Каширин, Обнорский и Повзло приобрели билеты эконом-класса на рейс No1139 компании "Air Ukraine", вылетающий в Санкт-Петербург 6 декабря в 11:25. Ну и скатертью дорога. Попортили вы тут нервы людям.

Вечером в квартире, где обитала питерская бригада, появился четвертый обитатель. Он пришел поздно, когда дом уже затих и вероятность встречи с кем-либо на лестнице или в лифте была минимальна.

Обнорский представил его ("Кстати, как вас зовут?" – "Саша". – "Это, друзья мои, Саша".) личному составу. Объяснил, что Саша здесь находится нелегально, ни в каких разговорах не должно сквозить, что в квартире есть еще один жилец... Саша только скромно улыбался.

* * *

Обнорский огляделся по сторонам, запустил руку под бампер "своей" "девятки" и с изрядным усилием отодрал блочок "бипера" от металла. Пакостная штучка (новая модель, таких даже спец из СБУ еще в руках не держал), не издавала ни звука, но на самом деле распространяла радиосигнал, который соответствующая аппаратура принимала метров за триста.

Андрей повертел штуковину в руке, потом сунул ее под бампер дряхлого "Москвича". Судя по виду, "Москвич" стоит здесь уже год, а может – три, а может – пять... И уже навряд ли куда-нибудь когда-нибудь поедет... "Бипер" примагнитился к стали. Слухач в отеле "Премьер-палац", на которого возложили обязанности контролировать еще и сигналы "бипера", естественно, не смог засечь перемещение пищалки на полтора метра. Для него "бипер" как стоял под бампером "девятки", так там и стоит. И сама "девятка" тоже стоит на месте.

Обнорский тем временем вывел машину из двора и направил ее привычным уже маршрутом – в Таращу. Он вернулся поздно вечером, но слухач в "Премьере" поклялся бы, что Араб весь день не покидал квартиры. Он, слухач, постоянно фиксировал присутствие в квартире трех человек. Слышал реплики Родного и Шустрого, обращенные к Арабу, и слышал даже его ответы – невнятные, в виде междометий, но все-таки слышал.

По договоренности с Оськиным слухач должен был каждые четыре часа отзваниваться, сообщать новости. В полдень он доложил: информации – ноль. Все трое орлов сидят – работают. Изредка обмениваются какими-то репликами. Да еще телевизор, козлы такие, не выключают вовсе... Телевизор, конечно, мешает.

В шестнадцать доклад был такой же: пишут свой сраный отчет. Из квартиры выходили один раз: в 13:40 Шустрый предложил сходить пообедать. Родной поддержал, а Араб отказался... Ему пообещали принести пиццу сюда. И, действительно, принесли пиццу и пиво.

– Вот и все. Может, прекратим наблюдение, Николай?

– Слушай. Тебе за это деньги платят. Сиди и слушай.

* * *

Родиону неожиданно позвонил Краюха. Родя уже как бы забыл про старого вора. То есть, конечно, не забыл – криминальному журналисту не положено забывать своих персонажей. Но вор оказался персонажем эпизодическим, проходным... Таких в каждом расследовании бывает немало. И Родион просто перевел его из оперативного отдела памяти в архивный.

Краюха позвонил на "трубу", когда Родя аккурат закончил работу с толстой пачкой распечаток. Работа была сделана огромная, и Родион остался доволен результатами... Он откинулся в кресле, потянулся и шумно зевнул.

– Закончил? – спросил Повзло.

– Ага...– ответил Родя. Потом покосился на журнальный столик и добавил: – Закончил главу про телефонные контакты Г. Г. Налил воды, развел пожиже авось сожрут.

– Может, сходим пообедаем? – спросил Коля.

– Ага, пойдем... А ты, Шеф, как? – обратился Родя к "Обнорскому".

В коридоре эсбэушник Саша пробурчал что-то нечленораздельное, но в целом отрицательное, должное означать: некогда мне. Не могу. Не хочу... Идите в баню! А впрочем, принесите пиццу.

– Ладно,– сказал Коля,– мы с Родькой тебе пиццу принесем и пивка.

Повзло и Каширин вышли в прихожую, в комнате остался работающий телевизор... Тогда-то и позвонил Краюха. Слава Богу, на "трубу". Родион звонку Краюхи удивился... Еще больше он удивился, когда вор сказал, что надо бы, мол, встретиться.

– Конечно, – сказал Родя убежденно, – конечно, надо встретиться... Да вот и не знаю – когда? Мы вроде бы работу свою закончили, через два дня улетаем... А что у вас такое случилось, Рудольф Николаич?

Буханкин крякнул и сказал:

– Улетаете? Работу закончили?

– Да вот... вроде как бы... А вы, наверно, привет Звереву хотите передать?

– Привет? – переспросил вор. – Ну конечно... Конечно, я хочу передать привет Александру Андреичу... А как же?

Родя почувствовал, что вор говорит что-то странное, что-то он, видимо, хотел сказать, но вдруг передумал... Передумал, кстати, потому, что уловил некую фальшь в словах Роди.