Текст книги "Расследователь. Предложение крымского премьера"

Автор книги: Андрей Константинов

Соавторы: Александр Новиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Константинов Андрей Новиков Александр
Расследователь – Предложение крымского премьера

Андрей Константинов, Александр Новиков

Расследователь: Предложение крымского премьера

Роман

Анонс

Глава Агентства журналистских расследований Андрей Обнорский ведет дело в Киеве. Крымский премьер-министр пригласил его расследовать исчезновение журналиста, получившее огромный резонанс в СМИ. Спустя два месяца после исчезновения в Тараще, под Киевом, обнаружено обезглавленное тело. Косвенные приметы указывают на то, что это исчезнувший журналист. Но так ли это? Кто и зачем убил журналиста? Пытаясь найти разгадку, Обнорский понимает, что все происходящее давно и тщательно спланировано. Он выходит на след режиссера этой драмы. Но собственная проницательность едва не стоит жизни Обнорскому, который сам становится жертвой преследования. Его пытаются запугать, а когда это не удается, его похищают, и он только чудом ускользает из рук убийц... Итак, режиссер известен. Но сможет ли Обнорский обезвредить его и при этом остаться в живых?

Авторское предисловие

Уважаемый Читатель! Перед тем, как Вы прочтете роман "Расследователь:

Предложение Крымского премьера", полагаем необходимым рассказать следующее: в октябре 2000 года петербургское Агентство журналистских расследований (АЖУР) начало работать по так называемому "делу Гонгадзе". Мы провели собственное расследование трагических обстоятельств исчезновения и гибели киевского журналиста Георгия Гонгадзе. В этой работе приняли участие сотрудники нашего Агентства, а само расследование продолжалось больше года в Киеве, Крыму и других городах Украины и России – это беспрецедентный случай для нашей организации – и по сроку работы, и по объемам трудозатрат, и по географии неких изысканий. Сначала мы работали по приглашению IREX*, потом – по приглашению украинского политика Сергея Владимировича Куницына, который в то время был премьер-министром Крыма... Третий этап нашей работы мы проводили уже по собственной инициативе – очень уж нам хотелось до конца разобраться в той странной истории, которая произошла в сентябре 2000 года на Украине. Практически отчет о нашей работе мы публиковали в своей газете "Ваш Тайный Советник". Кроме того, мы дали официальную пресс-конференцию в Киеве. В декабре 2001 года директор Агентства Андрей Константинов и его первый заместитель Александр Горшков были приглашены в Верховную Раду Украины в комиссию по расследованию "дела Гонгадзе". Информация, которую сообщили депутатам Константинов и Горшков, оказалась для членов комиссии неожиданной и даже шокирующей. Основные материалы проведенного расследования были переданы в распоряжение высшего законодательного органа Украины. Через некоторое время комиссия Верховной Рады направила Агентству благодарственное письмо.

* IREX – американская организация, способствующая развитию и сотрудничеству разных стран.

В результате проведенной нами работы мы, как нам кажется, пришли к пониманию того, что случилось в сентябре 2000 года в Киеве, и почему последующие события развивались по совершенно определенной схеме. Мы не всё, конечно, можем доказать, да и не могли мы брать на себя полномочия правоохранительных органов Украины, но у нас есть своя собственная четкая версия произошедшей трагедии, а также того, что ей предшествовало и что последовало за ней. Эта версия не совпадает с тем, что излагало по "делу Гонгадзе" абсолютное большинство средств массовой информации – украинских, российских и западных.

Однако предлагаемый Вам, Уважаемый Читатель, роман – это беллетристика, а не литературная версия нашего расследования. Реальное "дело Гонгадзе" послужило лишь информационным поводом для написания художественного произведения. В действительности все происходило... ПО-ДРУГОМУ, не совсем так, как изложено в романе. Потому, Уважаемый Читатель, отнеситесь к тому, что Вам предстоит прочитать, следующим образом: перед Вами будет представлена не реальная Украина, а виртуальная, в которой все персонажи, характеры и поступки героев – просто плод авторского воображения...

Андрей Константинов Александр Новиков

Все события, описанные в этой книге, равно как персонажи и организации, являются не более чем вымыслом.

Авторы

В свете фар снег летел наискось над дорогой густой белой массой. "Дворники"-"лэндкрузера" сгребали его со стекла, но тотчас же на стекло налипал новый. Широкие шины расплескивали по сторонам фонтаны воды и грязи.

– Смотри, не пропусти поворот, – сказал Слепой.

– Тещу поучи, – бросил в ответ Грек. Он был изрядно раздражен, считал, что уже пропустил поворот... А хрен тут чего разберешь в этой путанице лесных дорог, в темноте, да еще в снегопад. Дед набросал план от руки, ткнул пальцем вот здесь! На бумаге все было понятно. А на деле оказалось не так уж и просто. Хотя и провели днем репетицию и место нашли. Но днем было светло.

– Ты тещу свою поучи, – повторил Грек зло. И в этот же момент в свете фар блеснула бутылка, которую Грек днем воткнул в развилке ветвей дерева как ориентир. Горлышко бутылки указывало аккурат на яму. Джип остановился.

– Вот она! – сказал Слепой.

– То-то... а то – "поворот не пропусти"! Ты тещу свою поучи, а меня не надо. Точно в десятку вывел. Под снегом и в темноте! Попробуй-ка ты так.

– Ну давай тогда выгружать, – сказал Слепой и оглянулся назад.

Он оглянулся назад с нехорошим чувством, с опаской. Как будто груз мог сам распаковаться и вылезти из багажного отсека. Слепой точно знал, что сам груз никак не может этого сделать. И месяц назад не мог, а теперь-то подавно. Так что вроде и нервничать нечего... Да как тут не занервничаешь? Перед тем, как ехать в лес. Грек со Слепым выкурили по косяку и хлебнули горилки от души. Но все равно их круто "колбасило на измене".

– Сейчас выгрузим, – сказал Грек. – Дай только разверну задом к яме, чтобы тащить ближе было. Тяжелый он, сволочь.

– Да уж – не из легких...

Грек подал джип вперед и начал пятиться, подгоняя автомобиль к кустам, за которыми находилась яма. В темноте наткнулся задним бампером на пень. Вообще-то, он знал о его существовании, но в темноте и "на нервах" забыл. "Тойота" легко выкорчевала пень из земли, но бампер смялся, ободралась краска.

– Ну ты... водитель! Дед с тебя шкуру спустит, – зашипел Слепой.

– А я что – кошка, чтобы в темноте видеть? – огрызнулся Грек. Поправит он свой бампер.

– Не он, а ты поправишь, – сказал Слепой злорадно.

Он понимал, что дело-то не в бампере... какой, к черту, бампер? Было бы о чем говорить! Понимал, что все его, Слепого, злорадство – от страха и неуверенности. Оттого, что промах напарника как бы приподнимает самого Слепого.

Грек открыл дверцы багажника – груз лежал на полу, накрытый куском драного брезента. Слепой включил фонарик, осветил груз. Грек сдернул брезент. Луч фонаря упал на большой полиэтиленовый мешок, запаянный намертво. Толстый матовый полиэтилен не позволял разглядеть, что там, внутри.

– Давай, – сказал Слепой. Вдвоем они ухватили мешок за углы. – Взяли... раз-два!

По синтетическому покрытию пола багажника мешок скользнул легко. Он вывалился из салона и шлепнулся на землю, покрытую опавшей листвой и снегом. Звук шлепка напоминал звук удара куска мяса о разделочную доску.

– Из полиэтилена, – засуетился Грек, – из полиэтилена освободить надо.

– Знаю, – осадил его Слепой. – Не мельтеши. Он вытащил из кармана нож-выкидуху, разрезал мешок. Из разреза показалось что-то темное, страшное... Ударил мерзкий запах... Грек отпрянул. Не помогали ни анаша, ни водка, била дрожь.

– Чего встал? – окликнул его Слепой. – Подсобляй.

Он сделал поперечный разрез и отогнул в стороны половинки разрезанной пленки. Теперь стало видно, что в мешке лежит безголовый труп мужчины. Впрочем, Грек и Слепой отлично знали, что лежит в мешке, – Слепой же и упаковывал.

Тело сбросили в яму, которая, возможно, когда-то раньше была окопчиком. Долго ворочали, укладывая в яме, матерясь зло друг на друга, на покойника без головы, на Деда... Страшно было – край. Все казалось, что-то происходит в шуме ветра, в вихре мокрого снега... что крадутся в темноте бойцы "Беркута" и спасения нет. Но никто не вышел из-за снежной кулисы, никто не помешал, и они засыпали труп тяжелой, напитанной влагой землей.

Завернули в полиэтилен лопаты, перчатки, швырнули в багажник. Потом и сами сели в машину. Тепло было в салоне, уютно.

– Поехали, – сказал Грек.

Слепой кивнул: поехали. Грек пустил двигатель – дизель ровно затарахтел.

– Стой! – заорал вдруг Слепой. – Стой, бля!

– Что? – закричал Грек. – Что?

– Голову забыли, – сказал Слепой. Оба опять вылезли из машины, открыли просторный багажный отсек. В углу сиротливо лежал полиэтиленовый пакет. Его содержимое по размеру походило на средний арбуз. Несколько секунд Слепой и Грек молча смотрели на пакет. Потом Слепой взял его одной рукой, другой взял лопату... посмотрел на Грека. Грек пожал плечами. Слепой сплюнул и сказал:

– Я сам.

И ушел туда, куда светили вдоль просеки фары джипа. За стеной снежной круговерти Греку худо было видно, чем Слепой занят. Но он и так знал, что Слепой закапывает голову... Голову было ведено зарыть отдельно, надежно.

Когда он вернулся, Грека колотило.

– Включай скорее печку, чувачок, – сказал Слепой, и Грек кивнул, завел машину, включил вентилятор отопителя на максимум. По салону пошла волна горячего воздуха.

Слепой перегнулся назад, достал с заднего сиденья бутылку. Зубами вырвал полиэтиленовую пробку, стал лить горилку в пасть с железными зубами.

– Оставь, – попросил Грек и напарник понял – оставил, протянул Греку бутылку...

Спустя несколько минут дрожь улеглась. В салоне джипа стало жарко, в крови бродил алкоголь. Покачиваясь на ухабах лесной грунтовки, туша "тойоты" уползла с развилки трех дорог. Осталась бутылка из-под шампанского "Черная вдова", указывающая горлышком на старый окоп. Впрочем, окопа уже не было. А было грязно-снежное месиво... с торчащей из него рукой мертвеца.

Да еще следы джипа на снегу. Скоро, однако, и следов не осталось.

Часть первая

РАССЛЕДОВАТЕЛИ

Ноябрьский день увядал на глазах. Сумерки накрыли питерские улицы, в них бледно тлели пятна фонарей. Директор Агентства журналистских расследований "Золотая пуля" Андрей Обнорский ехал в плотном потоке автомобилей по Суворовскому проспекту. Он возвращался со встречи с источником. Встреча оказалась безрезультатной, и Обнорский был разочарован.

Поток машин двигался медленно, а на подъезде к Невскому вовсе замер. В этот момент и зазвонил телефон. Андрей достал трубу из кармана куртки:

– Алло.

– Андрей Викторович? – сказал незнакомый мужской голос.

– Слушаю.

– Андрей Викторович, моя фамилия Филатов, я советник губернатора.

– Очень приятно, – механически произнес Обнорский. О Филатове он слышал, но никогда не встречался.

– Андрей Викторович, не могли бы вы уделить мне пару минут? – спросил Филатов.

Обнорский мрачно посмотрел на "пробку" и подумал, что может запросто уделить советнику не пару минут, а больше.

– Разумеется, слушаю вас.

– Андрей Викторович, суть вопроса, в общем-то, проста. Сейчас в Санкт-Петербурге находится с дружеским визитом премьер правительства Крыма Сергей Васильевич Соболев. Сергей Васильевич – ваш поклонник и хотел бы с вами встретиться.

– Встретиться? – удивился Андрей. – Со мной?

– Да-да, именно так...

– А собственно... зачем? – задал Обнорский не особо умный вопрос.

– Сергей Васильевич – гость губернатора, – произнес Филатов так, как будто это могло служить ответом на вопрос – "зачем?".

– Понятно, – буркнул Обнорский, все еще удивляясь и пытаясь понять, что же именно нужно от него совершенно незнакомому крымскому премьеру... поклонник? Довольно странно. Политики такого уровня довольно редко нисходят до общения с литераторами. Если не брать в расчет каких-то дежурных мероприятий. Обнорский собрался задать еще вопрос, но Филатов сказал:

– Вот и хорошо... Передаю трубочку Сергею Васильевичу.

И через секунду в трубке зазвучал другой голос:

– Здравствуйте, Андрей Викторович... Меня господин Филатов уже представил, но я представлюсь еще раз: Соболев Сергей Васильевич, премьер-министр правительства Автономной республики Крым и ваш давний читатель. И почитатель.

Голос у Соболева был властный и уверенный. Сильный. Обладатель такого голоса определенно привык руководить людьми и, вероятно, принадлежал к публичным политикам.

– Весьма приятно, – сказал Обнорский. – А я очень люблю Крым.

– В таком случае считайте, что вы уже получили приглашение отдохнуть в Крыму... Время года, правда, не самое подходящее, но я думаю, что все еще впереди. Принимаете?

– Благодарю вас, – неопределенно ответил Обнорский.

– Рано благодарите, Андрей Викторович. Вот когда встретимся в Крыму... вы, кстати, раньше бывали у нас?

– Бывал, – ответил Обнорский. Посреди сумеречного ноябрьского Санкт-Петербурга вспыхнуло на миг яркое крымское солнце над синей водой. Сзади засигналили. Управляя одной рукой, Андрей воткнул передачу, передвинулся метров на десять, – бывал... за приглашение благодарю.

– Не за что. Это, напротив, я буду вам признателен, ежели вы соберетесь и прилетите к нам. Но пока мы не в Крыму, а в Питере... Если вы свободны нынче вечером, может быть, мы поужинаем вместе, Андрей Викторович?

Каких-либо определенных планов на вечер у Обнорского не было, и он согласился.

– Вот и чудно, – сказал Соболев, – в восемь я вас жду в смольнинской гостинице. Вы знаете, где она находится? Я, кстати, могу прислать за вами машину.

– Спасибо, не нужно. А где гостиница – я знаю. Буду в двадцать ноль-ноль.

* * *

В былые времена гостиница принадлежала обкому КПСС. Простому смертному попасть в нее было так же невозможно, как грешнику в рай. Это неприметное здание рядом со Смольным никогда не афишировало себя – свои респектабельные апартаменты оно предоставляло избранным. Теперь гостиница принадлежала правительству города (то есть опять же – Смольному), но сохранила прежние традиции и закрытость для посторонних. Обнорский понял это сразу, как только вошел в холл. Подтянутый мужчина неопределенного возраста – ему могло быть и тридцать с небольшим, и сорок пять – встретил Обнорского у входа и вежливо поинтересовался, кто и к кому?..

Андрей представился, но мужчина столь же вежливо попросил разрешения взглянуть на документ, удостоверяющий личность. Обнорский предъявил "права" и спросил:

– Отпечатки пальцев снимать будем?

Показывая, что юмор ценит, секьюрити ответил:

– В другой раз, с вашего разрешения, Андрей Викторович... Сергей Васильевич вас ждет... позвольте вашу куртку.

Андрей сбросил куртку на руки другому, неизвестно откуда появившемуся мужчине. Этот, второй, чем-то неуловимо напоминал первого... братья они, что ли? Сбросив куртку, Обнорский успел перехватить неодобрительный и будто бы слегка удивленный взгляд, которым первый секьюрити окинул его свитер, и джинсы. Впрочем, взгляд был мимолетный... почти что и не было его.

– Прошу вас, Андрей Викторович, – сказал секьюрити, сделав жест рукой в направлении лифта. – Нам на четвертый этаж.

Слово "нам" не было случайной оговоркой – секьюрити поднялся в лифте вместе с Андреем... охрана или конвой?

Крымский премьер встретил гостя в холле четвертого этажа. На вид ему было около сорока лет. Премьер оказался крепким, широкоплечим человеком с открытым, располагающим лицом. Чем-то он был похож на артиста Евдокимова.

– Здравствуйте, Андрей Викторович,– сказал, протягивая руку, Соболев.Вы исключительно точны...

Охранник как-то незаметно исчез, Соболев и Обнорский остались в холле вдвоем.

– ...вы исключительно точны, а вот я должен извиниться – жена моя еще наводит последний марафет... Вы же понимаете – все эти женские штучки!

Употребив слово "жена" вместо официального, положенного премьер-министру по рангу, "супруга", Соболев сразу обозначил неформальный характер встречи. Он определённо располагал к себе – в нем не было ничего напускного, "номенклатурного", чего так не любил и опасался Обнорский... Жену премьера ждать не пришлось – Валентина Павловна появилась спустя несколько секунд после слов про "все эти женские штучки". Она вышла в вечернем платье, и Обнорский снова вспомнил про свои джинсы и свитер.

Соболев представил жену, Андрей галантно поцеловал ей руку.

– Мы покушаем в зимнем саду, – сказал Соболев. – Прошу вас. Стол уже накрыт, и нас ожидает бутылка замечательного "бастардо" девятьсот шестьдесят пятого года.

Столик посреди зимнего сада был уже сервирован. рядом застыл официант с профессионально-внимательным лицом и в "бабочке". На белоснежной скатерти не было ни единой морщинки, сверкал хрусталь, в центре стола высилась бутылка непревзойденного крымского "бастардо"... Как-то сразу удалось избежать банального "политесного" разговора о погоде, красотах Северной Венеции и Тавриды, и прочей "обязательной" в таких случаях ерунды. Халдей в "бабочке" откупорил вино, Соболев заговорил о крымских винах. О чудовищной трагедии горбачевской эпохи, когда безжалостно вырубалась элитная лоза. О самоубийстве знаменитого крымского винодела... Соболев говорил горячо, страстно, о наболевшем. В его голосе слышались горечь и скрытая ярость... Обнорский ощутил симпатию к этому крепкому открытому мужику (хотя слово "мужик" как-то не очень употребимо к премьер-министру).

А "бастардо" оказался хорош. Чудо как хорош.

– За наше знакомство! – сказал Соболев, и бокалы с рубиновым вином сошлись, пропели глубоко, мелодично.

– Нам с Валентиной, – продолжил Соболев, когда выпили вина, – очень хотелось познакомиться с вами, Андрей, потому что мы оба ваши поклонники... Справедливости ради замечу, что ваши книги первой открыла Валя. Она, можно сказать, настояла, чтобы я прочитал "Переводчика". Я ведь в силу своей работы довольно-таки сильно занят, и свободного времени негусто... Но Валентина настояла, и я прочитал. За одну ночь! И сразу понял, что это пережитое, это выстраданное, это – НАСТОЯЩЕЕ.

– Благодарю вас,– сказал Андрей.

Похвала была – чего ж скрывать? – приятна. Вдвойне приятна оттого, что Соболев говорил искренне, от души...

– Это мы вас должны благодарить, – ответил премьер. – За хорошую, честную книгу... Я берусь об этом судить потому, что сам прошел через Афган, был пулеметчиком и даже (Соболев усмехнулся не очень весело) был награжден... так что – ПОНИМАЮ.

Обнорский, исполнявший несколько лет "интернациональный долг" на Ближнем Востоке, видевший своими глазами кровавую мусульманскую резню во всей ее бессмысленной жестокости и мерзости, относился к коллегам-фронтовикам с искренним уважением. Андрей рассказал Соболевым о своей военной эпопее. Слушали его внимательно, с интересом.

– А чем вы нынче занимаетесь, Андрей Викторович? – спросил Соболев. Что пишете? Когда ждать новых книг?

– Я пишу, – ответил Обнорский, – но, должен сознаться, довольно мало... Страшная напряженка со временем, потому что все время съедает Агентство.

– Агентство? – спросила Валентина Павловна. – Какое Агентство?

– Я ведь в первую очередь журналист, – объяснил Андрей. – Писательство – это, скорее, хобби. А еще я директор Агентства журналистских расследований "Золотая пуля".

– Господи, как интересно! Расскажите, Андрей Викторович...

Обнорский вкратце рассказал о работе Агентства, о последних расследованиях. Для иллюстрации привел пример розыска и задержания Крохи* убийцы депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга. В Питере дело получило громкую огласку, но гости из Крыма о нем не знали. Соболевы выслушали Обнорского с откровенным изумлением.

* Имеется в виду реальный случай из практики Агентства журналистских расследований. Сотрудниками агентства был установлен и задержан некто М. профессиональный киллер, убийца депутата питерского ЗакСа. Случай беспрецедентный, не имеющий в отечественной практике аналогов.

– Это же самый настоящий детектив, Андрей Викторович, – заметила супруга премьера, когда Обнорский умолк. – Извините за бестактный вопрос: а вы не боитесь? То, чем вы занимаетесь, наверное, очень опасно?

– Как вам сказать, Валентина Павловна... Элемент риска, конечно, есть... не без этого. На нас уже, как принято нынче говорить, наезжали. Нас пытались купить, нас пытались запугать, скомпрометировать... не буду вас утомлять подробностями. Но кто-то же должен делать дело. Было время, когда я пытался работать в одиночку. Вот тогда действительно было очень опасно...

Андрей на несколько секунд замолчал, глядя на бокал кроваво-красного "бастардо"... Он вспомнил, как его пытали в подвале боевики Черепа... и немигающий змеиный взгляд Черепа вспомнил... и гадливенький голос Антибиотика... Он вспомнил последний, предсмертный "парад" ликвидатора Василия Михайловича Кораблева... вспомнил тоску нижнетагильской ментовской зоны. Вспомнил Катин голос и Катины глаза... и бег начиненного долларами микроавтобуса с мертвым водителем за рулем на трассе "Скандинавия"... Он много чего вспомнил.

– Вот тогда было действительно опасно. И афоризм "Один в поле не воин" имеет большой практический смысл. И я начал создавать Агентство. Оно рождалось в адских муках. Как ребенок. Но теперь мой ребенок вырос, окреп и может решать весьма непростые задачи. Простите уж за нескромность.

– Помилуй Бог, Андрей Викторович, – сказал Соболев. – Какая тут нескромность? То, что вы рассказали, вызывает восхищение... Задержание профессионального киллера? Это достойно правительственной награды!

Обнорский усмехнулся, пряча усмешку в усы... Награды? Да, это достойно награды. И эту награду Андрею вручили... после года мытарств... в проходном дворе... со словами: "Держите. Вам медаль, а этим вашим орлам – Звереву и Каширину – часы от министра МВД. Мы их биографии тщательно изучили. По обоим тюрьма плачет: один пять лет за вымогалово отсидел, второй два года в федеральном розыске числился... А мы им – часы. Цените, Обнорский, и помалкивайте".

Человек, который передал Андрею медаль и наградные часы, забыл упомянуть, что "орлы", у которых действительно были сложности в биографии, вычислили и задержали профессионального киллера Кроху. Что за Крохой лежит целое маленькое кладбище и терять ему особо нечего, а объявление Каширина в федеральный розыск связано с милицейским головотяпством. Родион, сам в прошлом сотрудник милиции, был объявлен в розыск как свидетель. Однако где-то в недрах бюрократической машины произошла поломка, и спустя два года "напряженного розыска" (Каширин жил себе дома, ни от кого не скрываясь) Родю задержали как опасного рецидивиста... долго разбирались, а потом освободили, забыв извиниться.

Обнорский усмехнулся в усы и ничего не стал объяснять Соболеву про награды. Он видел умные, проницательные глаза премьера и знал, что Соболев поймет... Но объяснять не стал. К чему "грузить" гостя?

– Скажите, Андрей Викторович, вы беретесь за любые расследования? спросил Соболев.

– Отнюдь. Мы разборчивы, как барышня на выданье.

– Каковы критерии отбора? Общественный резонанс? Коммерческий интерес? Сложность?

– Разумеется, все эти факторы имеют значение, Георгий Васильевич. В том числе и коммерческий интерес, но от некоторых очень выгодных предложений мы все же отказываемся,

– Любопытно... Вам не нужны деньги?

– Нужны. Их еще, к сожалению, не отменили. Отказываемся мы в тех случаях, когда заказчик хочет получить устраивающий его результат. У нас есть основополагающий принцип: вы можете заказать у нас расследование, но не можете заказать результат.

– Я вас понял, Андрей Викторович, – произнес премьер. – Кстати, вы слышали о "деле Горделадзе"?

– Да, разумеется, – кивнул Обнорский. – О нем нельзя не слышать.

– И что вы об этом думаете? – спросила Валентина Павловна.

– Думаю, что шумиха вокруг исчезновения Горделадзе раздута искусственно. – Андрей закурил, повертел в руках бокал с рубиновым "бастрадо". – Скорее всего это пиар-акция самого Горделадзе. И группы заинтересованных лиц.

– У нас на Украине многие считают по-другому, – заметил премьер. – В исчезновении Горделадзе обвиняют... вернее, не обвиняют... Короче, некоторые намекают на причастность к этому президента и спецслужб. Делу пытаются придать исключительно скандальный, политический характер.

– Я, – ответил Обнорский, – далек от политики, Сергей Васильевич. Однако считаю, что и в России, и на Украине политические убийства исключительно редки... В наших условиях убивают, как правило, свои и, как правило, за деньги. Опыт наших расследований самых громких, резонансных дел подсказывает, что в основе почти всегда лежит коммерческий интерес. Я, разумеется, не могу говорить обо всех убийствах или покушениях в России, но по Питеру мы информацией владеем.

– Вице-мэр Малевич? – быстро спросил Соболев.

– Убит в связи с невозвратом долгов, взятых под предвыборную кампанию Демократа. Я не смогу это доказать в суде, но оперативные материалы подтверждают именно эту версию.

– Убийство Галины Старухиной тоже имеет под собой... э-э... финансовую основу?

– Однозначно, – твердо сказал Обнорский.

– Вы проводили эти расследования? – спросил Соболев.

– Да, мы проводили собственные расследования.

Соболев сделал глоток вина, помолчал, а потом сказал:

– Когда я читал ваши документальные книжки, я понимал, что за этим материалом – огромная, кропотливая работа. Но даже представить себе не мог, что вы создали целую расследовательскую организацию. Скажите, Андрей Викторович, как у вас складываются отношения с властью... с ГУВД, в частности?

– По-разному, – ответил Андрей. – И в Смольном, и в ЗакСе, и в ГУВД разные люди. Кто-то нас поддерживает, даже помогает нам... А кто-то ждет не дождется момента, когда мы допустим какую-то ошибку. Если мы публично называем вора вором, взяточника – взяточником, а бандита – бандитом... за что же им нас любить? Не все нас любят, далеко не все.

– М-да... нам в Крыму здорово не хватает структуры, подобной вашей. У нас тоже криминальная ситуация далека от идеала. За последние годы мы, конечно, Крым подчистили и кое-кому хвост прижали... Но много еще работы. Очень много. Журналисты у нас есть. Но вот опыта расследовательской работы у них не хватает.

– А мы своим опытом делимся, – ответил Андрей. – В том числе с крымскими коллегами. Я, кстати, недавно был в Крыму, мы там семинар по расследованиям проводили.

– Вот тебе и раз, – сказал Соболев. – Почему я не знал? Вернусь взгрею своего пресс-секретаря– Когда вы были в Крыму? Где?

– Семинар проходил неподалеку от Ялты. В сентябре, как раз, когда Горделадзе исчез. Ажиотаж, кстати по этому поводу был огромный, все украинские СМИ только об этом и говорили.

– Горделадзе... – задумчиво произнес премьер. – Скажите, Андрей Викторович, а если бы вам предложили поработать над темой исчезновения Горделадзе? Вы бы согласились?

– Не знаю... Скорее – не согласился бы.

– Почему, Андрей Викторович? Вы же не очень хорошо знакомы с "делом Горделадзе", – возразил Сот болев.

– Напротив, Сергей Васильевич. Я, волею случая, весьма хорошо знаком с "делом Горделадзе", – произнес Обнорский,

Он задумался, вспоминая свою поездку в Крым.

* * *

Кренясь в вираже, "ТУ-154" развернулся, и в иллюминаторе показалось море. Море было невероятной, насыщенной синевы, вдали оно смыкалось с небом, и этот переход был невидим. Вблизи синева окаймлялась белоснежной ниткой прибоя вдоль длинной желтой косы.

Все краски были яркими, чистыми, избыточными. Самолет снижался, от перемены давления закладывало уши... Море исчезло, сменилось "геометрией" сельхозугодий, дорог и поселков. Самолет снижался очень быстро, скоро стали различимы крыши домов, бегущие по дорогам автомобили и отдельные деревья в лесопосадках. Растопыривая закрылки, самолет гасил скорость, скользил над бетоном аэропорта... сел. И долго, минут пятнадцать, катился по дорожкам, среди белых, красных и желтых линий разметки. Остановился в полусотне метров от здания аэропорта с надписью поверху – "Симферополь".

– Ну здравствуй, Таврида, – тихо пробормотал Андрей Обнорский, спускаясь по трапу и подставляя лицо солнцу.

В Крым Обнорский прилетел для участия в семинаре по теме "Журналистское расследование и свобода слова". Была середина сентября, по-летнему тепло и зелено. В России этот период называется бабье лето, а здесь, в Крыму, все еще уверенно властвовало лето настоящее. Обнорский прилетел по приглашению организации "Журналисты за свободу слова". Он любил семинары – за встречи с новыми людьми, за возможность пообсуждать вопросы, которые его искренне волновали. Он еще не знал, что именно здесь, в уютном, зеленом Симферополе, произойдет его знакомство с делом Георгия Горделадзе.

* * *

Галина Сомова была высокой стройной брюнеткой. Андрей обратил на нее внимание сразу, как только увидел. Семинар проходил в старом, некогда принадлежавшем ЦК профсоюзов санатории. Санаторий находился в живописнейшем месте на берегу моря. Но в первый раз Андрей увидел Галину не у моря, а в пасторальном пейзаже на берегу пруда, обрамленного старыми ветлами... Галина стояла на мосточке и кормила уток. Солнце местами пробивалось сквозь густую листву, блики высвечивали на зеленоватой воде пятна более светлого цвета. Все это выглядело очень красиво, но Обнорский подумал вдруг, что пруд в светло-зеленых пятнах солнечного цвета и коричневых пятнышках уток похож на камуфляжный комбез... Сравнение было неприятным и неуместным в этот солнечный мирный день. Рождало глубоко в душе протест, чувство тревоги. Впрочем, это чувство быстро пропало. Мелькнуло – и пропало. Андрей улыбнулся девушке на мосточке и проследовал дальше. Сопровождавший его шустрый мальчик из тусовки говорил о евроремонте, сделанном в санатории, о новых импортных унитазах и о свободе слова... об унитазах у него получалось интереснее. Или, по крайней мере, эту тему он знал глубже. Обнорский для поддержания разговора кивал головой. Андрей чувствовал, что женщина смотрит вслед...

"Мать моя, какая тетенька, – вздохнул Обнорский, идя по коридору к своему номеру, и тут же сам себя мысленно оборвал: – Не время, товарищ! Не о том думаете! Украинские товарищи пригласили вас, москаля, на семинар – можно сказать, на горло своей незалежной хохляцкой песне наступили, – а вы все о бабах, вместо того, чтобы к занятиям готовиться! Стыдно, товарищ Обнорский! Очень стыдно и больно за вас... Тем более что на таких тетенек пялиться только нервы себе попусту трепать... Такие тети – да с такими смачными цибурами* – в одиночестве у моря не оказываются... Не тот размер, знаете ли, для томного, затянувшегося одиночества... Рядом где-нибудь посапывает толстый лысый папик, которого эта тетя, возможно, уже и утомила, но с народом он все равно не поделится... Так что закатайте губищу свою похотливую обратно взад и готовьтесь, мой одинокий друг, к семинару..." Андрей устраивался в номере и мысленно шутил сам с собой, надеясь (втайне от самого себя) перехитрить судьбу – очень уж ему хотелось, чтобы незнакомка оказалась не отдыхающей, а участницей семинара. Потому что в этом случае появлялись кой-какие шансы. Но мысли о шансах Обнорский от себя гнал, чтобы не сглазить...