Текст книги "Расследователь. Предложение крымского премьера"

Автор книги: Андрей Константинов

Соавторы: Александр Новиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Обнорский встал, прошелся по кухне с бокалом пива в руке, остановился у окна. Окно выходило во двор, открывая вид на крыши, усеянные антеннами.

– Как сказать, – сказал Коля. – Возможно, что и примут. Обстановка складывается определенно истерическая. Тут всякое лыко в строку. Экстрасенсы изо всех щелей прут, как тараканы... Может быть, именно история с загадочной гадалкой пришлась бы ко двору.

– М-да, – сказал Андрей и обернулся. – Сегодня-то она определенно была к месту. Только что мы "поручкались" с Горделадзе, а вслед за этим вылезла цыганка... Галина была почти в истерике. Предложила мне отказаться от расследования... Нормально?

– Чего хочет женщина – того хочет Бог.

– Но мы-то не женщины и дело бросить не можем.

– Да уж. Назвался груздем – полезай в кузов, – сказал Коля.

– А коли взялся за грудь – говори хоть что-нибудь, – подхватил Обнорский.

– Однако ж и другое сказано: семь раз отмерь...

– А вылетит – не поймаешь... Но важнее для нас сейчас другая истина: один в поле не воин. Надо подтянуть из Питера Зверева и Каширина. Думаю, пора "браться за грудь" плотно, бригадным подрядом. – Обнорский вернулся к столу, сел, поставил бокал. – Ты, Коля, свою линию – "политику" – продолжай, но необходимо, видимо, включать оперативные методы – анализировать распечатки телефонных переговоров всех причастных лиц, проверять биографии, выявлять компромат... Нам с тобой вдвоем это не потянуть.

– Зверев, скорее всего, откажется, – ответил Повзло. – Он очень скептически отнесся к "делу Горделадзе" еще в наш первый приезд.

– Вольному воля, – сказал Обнорский. – Принуждать не будем, но поговорить с Саней я попробую. В понедельник я все равно улетаю в Питер, у меня лекция в университете, и отменить ее я не могу. Вот тогда с Сашкой и поговорю.

– Валяй... говори. Но он не согласится.

– Посмотрим. А теперь расскажи-ка, как ты пообщался с господином Матецким, – сказал Андрей.

– О! Матецкий – тот еще борец с оргпреступностью.

* * *

Леонид Семенович Матецкий встретил Николая радушно. В приемной борца с оргпреступностью тусовались, кроме секретаря, трое молодых людей с характерной внешностью. Коля был изрядно удивлен – в Питере и Москве показной бандитский стиль в одежде, прическах и манере держаться уже давно ушел в прошлое. А в приемной депутата Матецкого сидели откровенного вида бандюки. На посетителей походили мало – уж больно уверенно чувствовали они себя здесь. В приемной депутата Верховной Рады, тем более . депутата – члена Комитета по борьбе с оргпреступностью, таким типажам делать нечего. Но они, однако, дело себе нашли: двое играли в нарды, третий раскидывал картишки в компьютере. Помощник был вылеплен из другого теста, но именно он, а не братки, выглядел в приемной инородным телом.

И приемная, и кабинет Матецкого были обставлены весьма шикарно. Можно даже сказать – неприлично шикарно. В кабинете обращали на себя внимание два огромных аквариума.

Матецкий принял Николая радушно. В его демократически-деловой манере держаться человек не особо искушенный, пожалуй, ничего особенного и не заметил бы, но Николай Повзло был человеком искушенным. Он уловил и характерную "крымскую" речь, и криминальный налет... Поздоровались, познакомились. Не теряя времени (Депутатский шик: мое время принадлежит избирателям.) Матецкий поинтересовался целью визита иностранного журналиста. Очень спокойно поинтересовался, но Коля уловил фальшь в его голосе.

– Горделадзе, – сказал Коля. – Расследуем дело об убийстве Георгия Горделадзе.

– А у вас, Николай... э-э...

– Степанович.

– ...Степанович, есть заказ на это расследование?

– Разумеется.

– Чей? – как будто безразлично спросил Матецкий.

– Главного редактора нашей газеты "Явка с повинной", – совершенно серьезно ответил Коля.

– А-а, – разочарованно протянул депутат. "А чего, – подумал Коля, – ты ждал? Что я тебе открою заказчика?" – А кто вас финансирует?

– Есть такая детская книжка – "Денискины рассказы", – весело сказал Повзло. – Там в одном рассказе ребятишки спектакль ставили – "Смерть шпиона Гадюкина". Так вот, этот шпион говорит "нашему": "Мы с вами недолго знакомы, но я вас очень прошу, дайте мне, пожалуйста, план аэродрома..."

Матецкий юмор оценил, ухмыльнулся.

– Пиар делаете?

– Нет, пиар не делаем. Делаем расследования.

– Значит, независимая пресса?

– Независимая, Леонид Семенович.

– Хорошо, хорошо... Рад за вас... А ко мне-то что вас привело? Я к "делу Горделадзе" никаким краем...

– Мне компетентные люди посоветовали к вам. Вы, говорят, были с Георгием в хороших отношениях.

– Это только некомпетентные люди могли вам такое сказать... Кто сказал-то?

– Да уже и не помню. Кто-то из журналистской тусовки...

– Наврали ваши "компетентные". Не был я с ним в хороших отношениях. Знаком – и все. Не более.

– А я слышал, вы ему деньги ссужали.

Матецкий поглядел на Колю внимательно, колюче:

– Опять "компетентные" сказали?

– Не ссужали, Леонид Семенович? Врут?

– Ну... ссужал. Был такой факт.

– А велика ли сумма?

– Нет, ерунда. Мелочь. Говорить не о чем.

– А все-таки? Это, надеюсь, не секрет? Матецкий взял со стола карандаш, легко слом его пальцами одной руки.

– Какой же секрет? Тыщу баксов, – сказал он. Потом посмотрел на половинки сломанного карандаша и добавил. – Или две.

– А он отдал?

– Э-э... отдал.

– Вы как-то неуверенно это произнесли.

– Отдал, отдал... – сказал, раздражаясь, депутат. Швырнул сломанный карандаш на стол. Коля посмотрел на его сильные, "трудовые" депутатские руки. Отдал он мне долг, Николай Степаныч. Мне долги всегда отдают. Я человек авторитетный.

– Это хорошо. Но, коли вы дали покойному Горделадзе...

– А почему покойному? Кто видел мертвого Георгия? – перебил Матецкий.

– А "таращанское тело"?

– Э-э! Это еще нужно доказать, что в лесу нашли тело именно Георгия, возразил депутат.

– Хорошо. Не будем дискутировать на эту тему. И все-таки, раз вы дали Горделадзе в долг значительную сумму...

– Мелочь я ему дал, мелочь.

– Понятно... Но раз все-таки дали две тысячи долларов в долг, значит, отношения у вас были неплохие. Так?

Матецкий взял второй карандаш. "Сейчас сломает", – подумал Николай. Но депутат повертел карандаш в руке и швырнул его на стол.

– Отношения у нас были никакие... Так, здоровались. Я его знаю, он меня. Тут все друг друга знают Киев – город маленький.

– А почему все-таки дали? – продолжал настаивать Николай.

– Он попросил – я дал. Думаю: почему не дать? Горделадзе – он же отвязанный. Не дашь – начнет грязью поливать. А так – дал небольшую денежку и как в рекламе: заплатил налоги и сплю спокойно.

Матецкий засмеялся. Коля тоже улыбнулся.

– Тем более, – продолжил депутат, отсмеявшись, – деньги Георгий вернул. Так что я, Николай Степаныч, не в убытке. Но друзьями мы с Горделадзе не были. Извиняюсь... Какие еще есть ко мне вопросы?

Коля задал еще с десяток общих вопросов, на этом "интервью" и закончилось.

* * *

В воскресенье, девятнадцатого ноября, Обнорский Улетел в Питер. В понедельник прочитал лекцию в университете, поговорил со Зверевым. Заниматься "делом Горделадзе" Сашка, как и предполагалось, не захотел. А давить на него было бесполезно по двум причинам: во-первых, характер; во-вторых, Обнорский считал, что если человек работает из-под палки, то и результат будет соответствующий.

– Как знаешь, Саша, – сухо сказал Андрей и вызвал Родю Каширина.

Родион, как и многие, в Агентстве оказался случайно. Относительно, разумеется, случайно. Его трудовая биография началась в заполярном Диксоне, где Родя работал радистом после окончания ЛАУ. Наслаждался романтикой Севера и северным сиянием. Но эта же романтика повела его дальше, и Каширин сделался сыщиком там же, в Диксоне... Как он сам говорил: белых медведей профилактировал. Спустя два года он наелся романтики по уши и вернулся в Питер. Здесь, не нужный никому со своим трудовым опытом, помыкался туда-сюда и с грехом пополам устроился охранником в частную контору, которых к тому времени расплодилось видимо-невидимо. Возможно, так бы и прожил Родион Каширин свою жизнь. Но на фирму, которую он охранял, как-то наехали бандиты из свежеиспеченных отморозков. Роде, когда он попытался рыпнуться с целью выполнения своих профессиональных обязанностей, крепко дали дубинкой по голове. После трехмесячного лечения он остался инвалидом без всяких средств к существованию, кроме нищенской пенсии. Жена от него ушла, зато осталась боль в позвоночнике и – иногда – приступы слепоты... Они были редкими, кратковременными, но обрушивались всегда внезапно. Как будто чья-то рука выключала гигантский рубильник, и весь мир погружался в темноту. В такие минуты Родион оказывался даже более беззащитен, чем "настоящие" слепые.

Как бы сложилась дальнейшая судьба Родиона Каширина, неизвестно. Даже сильные люди при подобном жизненном раскладе, случалось, спивались, опускались на дно... Роде повезло. Однажды он стоял на улице, а точнее – посреди Литейного моста, курил и мрачно смотрел на серую невскую воду. И мысли у него были самые мрачные... В этот-то момент его и окликнул Жора Зудинцев. С Зудинцевым Родион вырос в одном дворе. Возможно, в этот день Георгий спас Родиону жизнь. В ближайшем кабачке они пообедали, выпили немного, и Каширин рассказал Зудинцеву про свою невеселую жизнь.

Георгий и привел Родиона в Агентство... Обнорский два дня думал: стоит ли брать на работу инвалида? Тем более, что и в профессиональном плане бывший радист-сыщик-охранник не Бог весть какое приобретение.

Но все-таки взял. Зудинцев очень просил, и что-то такое Андрей сам в глазах Родиона увидел... "Если, – подумал Обнорский, – начать оценивать людей только по их ценности для дела, то... то – что? Мир вокруг нас жесток, и превращать Агентство в приют для убогих нельзя. Всех не пожалеешь... Но если исходить из подобных рассуждений, то можно уподобиться нашему родному государству". Обнорский уподобляться государству не хотел.

Он взял на работу инвалида Каширина. Журналистского опыта у Родиона не было вовсе, да и оперский был более чем скромным. За два года его не наработаешь. Тем более в заполярном Диксоне. Инвалид включился в работу с энергией ледокола, вспарывающего арктический лед, и уже через год Зверев сказал Обнорскому:

– Толкового мужика взяли, Андрюхин. Я вот его еще поднатаскаю по нашему ремеслу – не нарадуешься...

...Обнорский вызвал Каширина, дал папку с "Отчетом", стопку аудиокассет, сказал:

– Изучай. Завтра вылетаешь в Киев.

* * *

Утром двадцать первого Обнорский и Каширин вылетели в Москву. В аэропорту и во время полета Андрей проверял, как Родя изучил тему (оказалось вполне прилично), и рассказывал о тех событиях, которые произошли позже и в отчет, естественно, не вошли. Родион был заинтригован и, можно сказать, польщен – в расследованиях такого уровня работать ему еще не доводилось.

В Шереметьево пути Обнорского и Каширина разошлись. Андрей улетал в Симферополь, Родион – в Киев.

– В Борисполе тебя встретит Повзло, – сказал напоследок Андрей. Удачи, инвестигейтор... Поосторожней там.

* * *

В самолете Андрей вздремнул. Снился Кука. Кука весело бренчал на бандуре. В качестве медиатора Кукаринцев использовал отрубленную руку Горделадзе... Весело играл, весело.

* * *

Даже во второй половине ноября в Симферополе было очень тепло. После стылого Шереметьева, с поземкой над голой бетонной пустынькой аэродрома, Симферополь встретил двенадцатиградусным теплом и щедрым солнцем. Воздух пах степью...

В аэропорту Андрея ожидал человек, присланный Соболевым. Сказал, что Сергей Васильевич приносит извинения, сам встретить не может – дела. Срочные, неотложные дела в Красноперекопске на севере Крыма. Но вечером встреча состоится обязательно. Водитель – его звали Игорь – отвез Обнорского в гостиницу (по стечению обстоятельств она, как и в Киеве, называлась "Москва") и уехал, оставив папку. Папку, сказал он, велел передать Сергей Васильевич. Возможно, дескать, вы найдете в ней что-то полезное, Андрей Викторович...

* * *

Папка содержала подборку материалов СМИ по "делу Горделадзе". Около полутора сотен вырезок или ксерокопий из украинской, российской и заграничной прессы... Плюс дискета. Компьютера в номере не было, и дискету Обнорский оставил "на потом".

Андрей снял ботинки, лег на диван и стал изучать папку. Часть материалов была ему знакома, но большая – нет. Уже через час Андрей понял, что подборка составлена толково. Она отражала хронологию развития скандала, мнения известных украинских политических деятелей и "простого народа", наглядно иллюстрировала, как раскручивались события вокруг обнаружения тела. Документы, собранные воедино, показывали, что делу сознательно придают политический характер, заостряют, нагнетают... Каждый Божий день появляются все новые "подробности", новые "свидетели" и "информированные источники". Кликушествуют экстрасенсы, контактеры и откровенные сумасшедшие.

Власти отбивались неумело и неубедительно. К концу изучения папки Андрей выкурил пачку сигарет и приобрел ощущение, что весь этот шум неслучаен, что кто-то умелый и циничный стоит за кулисой и режиссирует исподтишка. Потирает руки и чего-то ждет. Чего он ждет?

Андрей встал, оделся и вышел из номера, оставив на полу и на столике возле дивана ворох материалов из папки. Внизу, в холле гостиницы, он купил сигареты и вышел на улицу. Было уже почти темно, горели фонари... Андрей закурил и пошел наугад. Через минуту вышел на берег Салгир. Темная вода, обильно покрытая ковром из опавших листьев, почти не двигалась.

Андрей курил, смотрел на воду и думал: "Кто стоит за кулисой? И чего он ждет?"

"Партия Куки" звучала в темноте все громче. Страшный "медиатор" молотил по струнам бандуры.

* * *

Соболев приехал около десяти вечера. Усталый, замотанный.

– Извини, Андрей Викторович, – сказал он, – дела. Пришлось вне плана смотаться в Красноперекопск.

– Проблемы? – спросил Андрей.

– Жизнь премьер-министра как раз и состоит из одних проблем. Вот только решаются все по-разному. Некоторые легко, другие посложнее, а третьи вообще носят характер хронических болезней... Как язва желудка.

– Если язву нельзя вылечить, от нее можно избавиться оперативным путем, – сказал Андрей.

– Можно, – кивнул Соболев. – Если у хирурга есть скальпель. В государственных делах скальпелем могут служить финансы и законы... Увы, очень часто у нас скальпеля либо вовсе нет, либо он совершенно тупой. Да ты не подумай, что жалуюсь.

Соболев и Обнорский сидели в ресторане "Тайфун", ели телятину с грибами, которая здесь была фирменным блюдом.

– Ну, как сам? – спросил Соболев. – Рассказывай, рассказывай, как у вас идут дела...

Обнорский объяснил, что пока никакого особого движения нет продолжается рутинный процесс сбора информации. Соболев поинтересовался: а конкретней? Андрей рассказал и добавил, что сюда, в Крым, он приехал опять же за информацией. Не для доклада Соболеву – нечего еще докладывать, – а именно за информацией о некоторых лицах.

– Кто интересует? – спросил премьер.

– В Киеве живут как минимум два человека, которые могут представлять интерес для нашего дела. Оба – выходцы из Крыма.

– Ну так кто конкретно?

– Затула и Матецкий.

– Затула-понятно,-согласился Соболев.-А Матецкий каким краем шьется к этому делу?

– Не знаю, – ответил Андрей. – Возможно, и никаким. Но... намекнули на него. Ваш же человек и намекнул,

– Олег Костенко?

– Он самый. Вы, Сергей Василич, ему доверяете?

– В общем, да, – сказал премьер.

– В общем?

– Понимаешь, Андрей Викторыч... Тут ведь какое дело? Я Олежку знаю давно... Считай, со студенческих лет. Он человек порядочный. И я ему, разумеется, доверяю. Но... Расклады в этой игре идут такие, что козыри могут меняться. В начале игры – черви, в середине буби козырями стали, а в конце вдруг может оказаться, что пики... или крести. Или опять черви. Понимаешь?

Обнорский понял: премьер имел в виду, что в очень сложной многоходовке вокруг Горделадзе возможны любые комбинации: вчерашний союзник может быть перевербован или использоваться втемную... Возможно, именно поэтому Соболев предпочел пригласить для расследования варягов. Людей, не имеющих на Украине ни родственных, ни плановых связей, ни бизнеса, ни политических врагов или друзей.

– Я вас понял, Сергей Васильевич, – сказал Андрей. – Итак, есть ли в Симферополе люди, которые могли бы мне рассказать о Затуле и о Леониде Матецком?

– Найдем, – со вздохом сказал премьер.

* * *

Утром двадцать второго ноября Заец вошел к боссу для ежедневного доклада на полчаса раньше, чем обычно. Сегодня это было уместно.

– Ну? – спросил Хозяин. Кажется, он немного нервничал.

– Все в порядке, – доложил Заец. – Вылет в 14.50.

– Я прошу тебя, Константин Григорьич,– сказал Хозяин, – проследи лично. Проводи до посадки.

– Так точно, Матвей Иваныч, – ответил Заец. Он не знал всех деталей операции "Почтальон", но знал, что Хозяин придает ей исключительное значение. Заец доложил о текущих делах и ушел. Вплоть до вылета он находился неподалеку от Почтальона. Не рядом с ним, но неподалеку... Когда Почтальон оказывался в зоне визуального контакта, Заец видел, что Почтальон бледен, внутренне напряжен. Было очевидно, что он боится. В баре второго терминала аэропорта Почтальон хлопнул коньяку.

За час до вылета Почтальон без проблем прошел таможенный и паспортный контроль... Вместе с ним рейсом ОК 917 Киев-Прага вылетел человек Зайца. Точно по расписанию, в 14.50, "Боинг-735" начал движение по бетону аэропорта. В 15.33 агент Зайца позвонил из Праги и доложил, что все в порядке. Почтальон на месте, и его встретили.

– Можешь возвращаться, – ответил Заец и в свою очередь позвонил Хозяину.

– Слава Богу, – сказал, выслушав доклад, Хозяин. – Ну теперь мы такое замутим, что мало не покажется, ... твою мать!

Он положил трубку на аппарат, посмотрел на календарь – до начала раскрутки операции "Почтальон" осталась неделя.

* * *

Человек был явно из оперсостава. Обнорский понял это сразу, как только увидел его через стекло кафе. Понял по стремительности походки, по цепкому, внимательному взгляду, "простреливающему" улицу... Так ходят сыщики и воры.

Человека звали Сергей. Он позвонил Обнорскому утром. Представился лаконично: "Сергей... Вас интересует Отец?" – "Да, – ответил Андрей, интересует. Я Вы от Соболева?" Проигнорировав вопрос про Соболева, Сергей сказал: "Завтра в полдень. Устроит?" – "Вполне".– "Кафе "У Татьяны" на улице Воровского знаете?" – "Найду", – ответил Андрей.

Сергей вошел в кафе. Остановился в дверях, привыкая после света улицы к полумраку... Кожаная куртка поверх свитера без ворота, и, разумеется, без шарфa руки в карманах брюк. Чем-то он напоминал Андрею Зверева. Впрочем, понятно чем – опер. Опер по жизни.

Андрей поднял руку, Сергей увидел и быстро подошел к столику. Обнорский встал, поздоровались... Быстро подошла официантка, улыбнулась Сергею:

– Здравствуйте, Сергей Иваныч.

– Мы с тобой, Светка-конфетка, договорились на "ты"?

– Хорошо, Сергей... вам... то есть тебе...

– Кофе, – быстро ответил Сергей.

Официантка отошла.

– Итак, – сказал Сергей, – вы из Питера. Журналист. Вас интересует Отец.

– Да, меня интересует Леонид Семенович Матецкий.

– Нет повести печальнее на свете... – произнес Сергей и провел рукой по усам. – Вас интересует какая-то конкретная сторона его деятельности?

– Меня интересует этот человек, Сергей... Меня интересует все о нем.

– Все о нем знает только АИПС "Скорпион" и "Бизон".

– Что это такое?

Подошла официантка и поставила перед Сергеем кофе.

– Вам принести еще кофейку? – спросила у Андрея.

– Да, сделайте, пожалуйста, – ответил Обнорский. Когда Светка-конфетка отошла, Сергей ответил:

– АИПС – это аналитическая информационно-поисковая система. "Скорпион" – разработка ОПГ, "Бизон" – разработка лидеров и членов ОПГ. У эсбэушников есть аналогичная система под названием "Фронт".

– Доступа к ним, конечно, нет, – сказал Обнорский.

Сергей улыбнулся:

– Почему же? Относительно "Фронта" ничего не могу сказать, а к "Скорпиону" с "Бизоном" доступ в Крыму имеют аж целых шесть человек... Но я в их число не вхожу.

– Понятно... Вы, коли не секрет, кто по званию Сергей?

– А нет у меня звания. Я штатский человек.

Обнорский подумал, что Сергей не хочет расшифровываться, но тот продолжил:

– Служил я когда-то в уголовном розыске... Давно это было. Уволился в звании майора. Так что нынче я человек сугубо штатский. Руковожу союзом "афганцев".

– Воевали в Афгане?

– Было такое дело... Там и с Серегой Соболевым познакомился. И с вами говорю потому, что он за вас слово замолвил, Андрей. К нему я отношусь с огромным пиететом.

"Уже второй человек, – подумал Обнорский, – заявляет мне, что говорит со мной только по рекомендации Соболева".

– А премьер-министр имеет доступ к "бизонам-скорпионам"? – спросил Андрей.

– А вы сами у него спросите... Впрочем, и без экзотических "бизонов-скорпионов" я вам кое-что могу рассказать. Официальную биографию депутата Рады мы трогать не будем. Согласно этой версии биографии он почти святой. Но есть у Лени Матецкого и другая, неофициальная, биография. Вот она-то, Андрей, гораздо более интересна. Итак, Ленечка Матецкий. Ленечка – наш, крымский. Как сказал один выдающийся ваш политик: мать русская, отец – юрист. Это аккурат про нашего Леню. Отец его покойный – Семен Лейбович Матецкий, кстати, действительно был юристом. Говорят, довольно известным. Леня родился в Симферополе, здесь же прошла вся его сознательная жизнь. Мать Ленечки была моложе отца на двадцать с лишним лет... Именно после того, как Семен Лейбович бросил свою первую жену, карьера юриста пошла под откос. Так, по крайней мере, говорят. Красота и ветреный характер молодой жены были для пожилого еврея причиной многих огорчений и в конечном итоге привели его к инфаркту. Вдова горевала не очень долго и связала свою жизнь с известным в Крыму авторитетом Башмаком. В восемьдесят девятом Башмака кто-то угостил картечью из охотничьей двустволки... Ну это так, к слову. Хотя кое-кто тут у нас считает, что Ленечка мог приложить к этому руку. Он мальчонкой рос решительным. Спортом занимался... борьбой. И хотя в науках не сильно превзошел, но зато стал кандидатом в мастера по вольной борьбе. Мог, мог Леня приложить руку к смерти Башмака. А потом "подхватить выпавшее знамя". Он его и подхватил, вошел в группировку. Конечно, не на первых ролях... Молод еще. Ничем себя не проявил, зону не топтал.

– А он, кажется, и вообще ее не топтал? – спросил Андрей.

– Точно... Дважды его задерживали с оружием. Первый раз под сиденьем машины, в которой он ехал, обнаружили ТТ. Но Отец отмазался, объяснил, что тачка досталась по наследству от Башмака и про пистолет он ничего не знал. Отпечатков пальцев на стволе не было, и следствие его объяснениями удовлетворилось. Второй случай был серьезней. Намного серьезней. Ствол – под мышкой, патрон – в патроннике, пальцев – как грязи... Но экспертиза не, признала пистолет огнестрельным оружием.

– Почему? – спросил Андрей.

Спросил, заранее догадываясь, каков будет ответ. Снова к столику подошла официантка, принесла кофе Обнорскому. Когда она отошла, унося пустую чашку,

Сергей ответил:

– Якобы пистолет был не пригоден к стрельбе по техническому состоянию... Да из него стреляли пять часов назад. Из ствола тухлым яйцом тянуло... твою мать! Но-у эксперта иное мнение. Так что формально Отец перед законом чист. А уж теперь наш Леня для закона и вообще недосягаем – депутатская неприкосновенность. Парит на облаке под названием "Верховная Рада".

– Как же он со своей репутацией конкретного пацана пролез в комитет Рады по борьбе с преступностью? – спросил Обнорский.

Вопрос был риторический, подразумевал простой ответ: с помощью денег. Избитая фраза: криминал идет во власть, – давно превратилась в общее место... Никто уже, кажется, всерьез и не задумывается над ее смыслом. Отношение к "походу криминала во власть" сложилось в обществе почти философское. Примерно такое, как к плохой погоде. Слова "идет криминал" произносились почти так же, как "идет дождь".

Сергей сделал глоток кофе, ответил:

– Ты же и сам все понимаешь... Бабки плюс связи. Вот и все объяснение. Но тебе ведь нужна конкретика?

– Конечно.

– Все, что у меня есть на Отца, – дам.

– А что у тебя есть?

– Кое-что есть. Киевских дел Лени я, разумеется, не знаю. Но по Крыму материал подсобрал. Могу осветить, как, где, с кем и сколько. Кому он в УБЭП платит, кому в налоговой... Есть некоторые счета-фактуры по отдельным сделкам. Есть смета на строительство развлекательного центра на Южном берегу... Смета очень интересная.

– Сергей, можно я задам один вопрос, на который ты отвечать не обязан, – сказал Обнорский.

– Задавай... Тем более, что отвечать я не обязан...

– Как ты собираешь информацию?

– А как ты у себя в Питере собираешь информацию?

Обнорский улыбнулся. Улыбнулся и Сергей. Они отлично поняли друг друга.

– Я, – сказал Сергей, – не один... У меня за спиной союз "афганцев". Да и связи старые, ментовские, остались.

– Зачем, скажи честно, тебе это надо?

– А тебе зачем это надо?

– Я и сам задаю себе этот вопрос, – произнес Обнорский. – И, скажу тебе честно, изрядно запутался в ответах... Видно, не могу без этого.

– Вот и я, Андрей, не могу без этого... А конкретным толчком знаешь, что послужило?

– Нет, конечно...

– Дело давнее уже. Мы тогда только-только организовали наш союз ветеранов. И вот ко мне в мой обшарпанный кабинетик приходят двое... Шеи – во! Штаны – "адидас", цепуры золотые и стрижки соответствующие. И заводят такой разговор: а чего вы за союз такой и как бабки шинкуете? Я им спокойно объяснил, что бабок мы не шинкуем. Что мы союз ветеранов... Можно сказать, клуб, где ребята могут иногда собраться, поговорить... Да хоть и выпить, в конце концов. Душу облегчить. Память-то афганская во многих так сидит страшно – хоть "караул" кричи! Но перед этими быками я не рассыпаюсь... Что им объяснишь? Быки и есть быки. А они видят, что я их не боюсь, и ни хрена понять не могут. Че, говорят, за дела? Помещение в центре города занимаете, а бабок никаких не отстегиваете... Кому это я должен бабки отстегивать, говорю? – Ты чего? Отцу бабки... – Э-э, говорю, не могу я ему бабки отстегивать. У меня другая крыша. Тут, значит, быки оживились: а кто у тебя крыша? А у меня, Андрей, в кабинете икона висит. Большая икона, с Георгием Победоносцем. Один хороший человек подарил. Я на эту икону показываю: вот моя крыша. Быки оторопели. Не поняли они ничего... А я чувствую, что начинаю закипать, что злость во мне разгорается нехорошая и я могу их просто-напросто искалечить... Что-то они почувствовали... на свое счастье. Ладно, говорят, разберемся. И ушли. Я их еще до выхода проводил, раскланялся и сказал: мол, коли что не так, то вы уж простите ВЕЛИКОДУШНО. От таких слов они чуть с лестницы не скатились... А я у себя в кабинете сел. Сижу и думаю: да что же это такое Что же это за мразь? Противно мне – край! Бандиты спортсмены... УРОДЫ! А ты говоришь: зачем мне это нужно?

– Понял, – сказал Обнорский. – Я все понял, Серега...

Посидели, помолчали... Потом Андрей спросил:

– Ты информацию качаешь, а потом что – в стол кладешь?

– По-всякому бывает. Иногда удается кое-что реализовать. Но в основном это касается рядовых быков... Отец для меня недосягаем. Потому и отдаю тебе может, ты сумеешь?

– Я попробую. Но как ты сам понимаешь...

– Я все понимаю. Ну что, поехали за бумагами?

– Поехали.

* * *

Первый тревожный звонок от Повзло раздался под вечер в среду. Андрей сидел в номере, просматривал документы, которые передал Сергей. Часть бумаг большого интереса не представляла – газетные статьи о Матецком, написанные как его сторонниками, так и противниками. Полезной информации они несли немного. Другая часть документов представляла несомненный интерес – в них описывался "бизнес" депутата в Крыму. Обнорский любил и умел работать с документами. Он сел к письменному столу, включил настольную лампу и взял в руку справку о покупке Матецким санатория в районе Ялты... В этот момент и позвонил Повзло. Собственно говоря, перезванивались они ежедневно, но именно сегодня Колин голос насторожил Обнорского с первых секунд разговора.

– Коля, – сказал Обнорский, – что-то случилось, Коля?

– Нет, – сказал Повзло. – Ничего не случилось. Ты когда приедешь?

– Не знаю. Дня через три-четыре... А что?

– Ничего. Просто, понимаешь...– произнес Коля и умолк.

– Ну давай рожай, Николай Степаныч.

– Следят тут за нами. И вообще, мутно что-то.

– Та-ак... давно?

– Как ты уехал – так и началось, – ответил Повзло. Обнорский вспомнил, что еще накануне уловил в Колином голосе какие-то странные нотки, но не насторожился, не придал этому значения... Конечно, это можно списать на собственную усталость и головную боль... Конечно. Списать все можно. Но ребят сюда привез он. И отвечает за все тоже он.

– Рассказывай, – сказал Обнорский... Все можно списать на усталость, но если твои товарищи обеспокоены и "что-то мутное" вокруг них, ты несешь за них ответственность и еще вчера обязан был врубиться. И еще вчера обязан был об этом знать. Потому что, как сказал Соболев, "...расклады в этой игре идут такие, что козыри могут меняться".

– Рассказывай, Коля, – произнес Обнорский.

– Трудно рассказывать. Ситуевина совершенно непонятная ни мне, ни Родьке. Что-то варится, а что – непонятно.

– Интересное кино. Ну хоть факты изложи. Потом вместе будем соображать, что это означает.

– У нас сложилось впечатление, что за нами глаз смотрит...

– Да это я понял, – перебил Обнорский. – Факты-то каковы?

– Да фактов-то нет,.. Серьезных по крайней мере.

– А несерьезных? – уже раздражаясь, Спросил Андрей.

– Два дня подряд к нам без вызова приходят. Вчера – сантехник, сегодня – "скорая"... А мы не вызывали.

– Любопытно. И это все?

– Не совсем, – вяло сказал Коля. – Когда я встречал Родиона в Борисполе, на трассе меня тормознул гаишник, очень долго проверял документы.

– Ну и что?

– Да, в общем, ничего... имеет право. Но он и у Родьки проверил документы. Скажи мне: на кой ляд у пассажира проверять?

Обнорский испытал облегчение: ну ни хрена себе – слежка! Ну ни хрена себе "мутное заваривается"! Ребята, вы чего?

– Слушай, Николай Степаныч, – сказал Андрей, – вы чего там – бухаете с Родионом Андреичем? После крутой пьянки – по себе знаю – давит депрессняк и все чего-то нехорошее чудится...

– Андрюхин! Мы не бухаем. Но у нас... у обоих – заметь!.. у нас складывается впечатление, что вокруг как-то нечисто.

– Креститься надо, голуби, – сказал Андрей. Повзло промолчал, и Обнорский уже серьезно продолжил: – Да вы чего, мужики? Возьмите себя в руки. Это ж бред какой-то... сантехник, гаишник... "скорая". Ерунда все это. Даже слышать этого не хочу. Рассказывай, Коля, по существу дела.