Текст книги "Овидий (СИ)"

Автор книги: Андрей Карелин

Соавторы: Георгий Дэвиль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– А ты меня не боишься, – рычу. – Ты же слышал, что твои товарищи сказали, я опасный, на мне заклятие сумасшествия или что-то в этом духе.

– Нисколечки. Я не считаю вас сумасшедшим, для меня вы просветлённый.

– С чего бы это?  – удивляюсь.

– То, что они назвали сумасшествием не что иное, как свет, я видел в вас свет, вы говорите на иных языках. Теперь я хочу следовать за вами.

– Ну и ладно, мне проводник не помешает. Что ты умеешь?

– Охотиться!  – он гордо отстёгивает от ремня и поднимает вверх связку набитых зайцев, штуки 4 не меньше. – Сегодня у нас зайчатина.

Никогда не пробовал зайчатины, но почему-то так её захотелось, с картошечкой.

– Как тебя зовут, хоть? – спрашиваю.

– Малк.

И тут меня пробивает на смех:

– Малк, серьёзно, Малк? Родители по ходу знали, что ты не вырастешь. – Тупой юмор – это у меня от отца.

– Родители умерли, когда я был маленький. А кроме того я самый высокий в своей деревне.

– А-а-а, прости, – извиняюсь, и тут меня снова на смех пробивает. Откровенничаю с энписи, вспоминается Сергея Юрьевича Беляков из Нашей Раши, тот тоже с телевизором разговаривал.

– Ладно, можешь оставаться.

– Спасибо вам, спасибо, сэр Овидий, вы так благородны. – Кланяется. Он поднимает глаза, и те округляются, как от испуга. – Сэр Овидий! – Громко кричит он, указывая на телегу.

Я смотрю и вижу то, что заставляет меня смеяться во весь голос.

Гарпия, крепко связанная по «рукам» и ногам, как-то сползла с телеги и попрыгала вперёд по дороге как синичка.

– Стой! Стой! – кричу я ей.

Не останавливается. Я догоняю её и лёгким движением валю на землю.

– Алама-нала-ма… – ворчит она на непонятном языке.

– Говори по-нашему, а то я ничего не понимаю, – обращаюсь к ней.

– Она не может, – подбегает полурослик. – Гарпии редко на двух языках разговаривают.

– И как же их понимать?

– В их языке всего 30 слов. Его выучит даже младенец. Откровенно странно, что вы, такой просвещённый, языком гарпий не владеете.

– Слышь, ты, не умничай, лучше переведи, что она там лепечет.

– Она говорит, что вырвет вам кишки и высушит на солнце.

– Как мило, – поднимаю гарпию на ноги и смотрю ей в глаза. Она опасно клацает зубами. – Укусить может? – интересуюсь у Малка.

– Может, только очень слабо. Зубы у них не такие острые, как когти.

Затаскиваю гарпию на телегу.

– Но-о-о, тупая скотина, – снова толкаю лошадь, которая решила остановиться, пощипать травки.

Малк запрыгивает не телегу и начинает методично свежевать зайцев. Дикое зрелище, но интересное. Заяц на вид та же кошка, а без шкуры вообще не отличишь.

– Может, обед сварим! – как бы невзначай предлагает он.

Честно говоря, я уже и забыл, как голоден. Чувство усталости напрочь подавило голод.

– Мо-ожно! Прррр. – я останавливаю телегу и отпускаю лошадь попастись, она же тоже устала.

Ещё раз проверяю, как привязана гарпия и сажусь на землю, облокотившись об колесо. Срываю соломинку и вставляю её меж зубов. Никогда не понимал, почему другие так делают.

– Может отдать заячьи шкурки гарпии. Она давно не ела. – Предлагает полурослик.

– Мо-о-ожно, – и правда, завёл зверушку – не забывай её кормить, иначе подохнет. Я протягиваю гарпии ободранные шкурки, и наблюдаю, как она впивается в них своими острыми зубками, как довольная вымазывается в заячьей крови, бормоча что-то на своём гарпийском.

– Что с ней делать будем? – спрашиваю Малка, который раздувает костёр.

– Я бы прирезал её прямо здесь, но вам виднее.

– Вот это ты кровожадный. А я как на неё посмотрю – ну школьница школьницей, не хватает только выпускного платья и бантиков. А ты прирезать. Ну не могу я прирезать школьницу, понимаешь?

– Да, понимаю. Просто у меня душа от копоти чёрная, я годами в шахте работал, пока меня не выкупили. А вы светлый. Я, как только вас увидел, сразу понял, что вы светлый человек. Все вокруг тёмные, жадные погружённые в свои шкурные интересы. Но вам это всё безразлично, вы словно с небес свалились.

«Что было, то было», – думаю, а он продолжает:

– Когда вы мне монеты, отобранные у морлока, отдали – я тогда уже понял кто вы такой. И когда вы заговорили на иных языках – всё подтвердилось. А ваша речь об усопшем… да никому не было до него дела, ну погиб и погиб, мало ли народу каждый день погибает. А вы так близко к сердцу приняли его смерть, такие слова сказали. Думаю, его душа возрадовалась и сразу к Богу полетела, минуя страшный суд и чистилище. Мне кажется, вас Бог послал, чтобы мир спасти от меркантильности и жестокости, от грязи и насилия…

«Блаженный какой-то, – думаю я, – надеюсь, он меня не принесет в жертву как-нибудь ночью. Надо бы кинжал далеко не убирать».

– Да будет тебе, будет, чего завёлся, – не выдерживаю я причитаний полурослика. Он замолкает и воцаряется неуютная тишина.

– Эй, ты, – обращаюсь к гарпии в надежде разорвать нависшее безмолвие. – Ты не будешь нас преследовать, если мы тебя отпустим? – говорю, а сам понимаю, что не поверю ни единому её слову.

– Аламэ-намэ, ниама, – отвечает.

– Что она сказала? – смотрю на Малка.

– Переводить? – немного заволновался он.

– Говори как есть, что там?

– Сказала, что вырвет ваше сердце, поднимется на самую большую высоту и сбросит его оттуда в пропасть.

Как ни странно, но этому ответу я поверил.

– Какой у них богатый и образный язык, – удивляюсь.

– Да-а, у них каждое слово имеет по нескольку значений. Живут высоко в горах, ни с кем не считаются. Пафосный народец.

Закипела водичка, и послышался приятный аромат зайчатины. Малк накопал каких-то клубней, сорвал парочку листочков разных трав и бросил их в котёл. Аромат стал ещё насыщеннее.

Он достал две миски и налил в них бульон. Одну взял себе, другую мне протянул, потом достал зайцев и подвесил остывать на ветку.

Я понюхал бульон, пахнет не плохо, сделал первый глоток – вкусно как в ресторане. Жаль только, хлеба нет.

«Я же не ем хлеба. Там глютен», – воспоминания о былой жизни приходят так некстати.

Мы едим зайца, и кости кидаем гарпии. Она ловит их прямо на лету. Забавная такая.

После обеда я ложусь на травку, решаю маленько прикимарить и сразу вижу сон. Мне снится дом под соломенной крышей, и двор с деревянным забором. Цветы, высокие в два человеческих роста белые, красные и синие мальвы. Я пасу свиней возле забора а… стоп, это же не моё детство. Я и в селе-то никогда не был!

И вдруг я понимаю, что это подлог. Что мне навязывают чужие воспоминания. И тут просыпаюсь. Вокруг темно. Я потягиваюсь ото сна и смотрю по сторонам. Малк сидит рядом как стойкий оловянный солдатик, всегда начеку.

– Ты что, за всю ночь ни разу не сомкнул глаз?

– Конечно, а если разбойники нападут. В этих краях опасно.

– Ладно, можешь вздремнуть, я посторожу пока.

Он не отвечает, только голову свешивает, но глаз всё равно не закрывает. Такой бдительный.

Я встаю, и потягиваюсь.

Ну и холодные здесь ночью. Решаю немого развеяться ото сна и прогуляться. Но не успеваю сделать и пары шагов, как арбалетный болт пролетает у меня перед глазами.

ГЛАВА 7

Я отскакиваю в последний момент.

«Что это было? Предчувствие? Паучье чутьё», – размышляю я и кидаюсь к телеге.Пытаюсь отыскать свой меч. Рядом проскальзывает тень, потом ещё одна. Группа в чёрных одеждах окружает нас со всех сторон.

Нахожу меч, хотя назвать этот кусок металла мечом – язык не поворачивается.

– На нас напали! – кричу я во весь голос. Малк поднимается, как будто и не спал. В руках у него два кинжала, у меня обломок меча. Мы стоим спиной к спине, нас окружают серые тени в плащах и шляпах. Под плащами держат клинки.

Я делаю выпад, но разбойник ловко уворачивается, а затем полами плаща обвивает меч и вырывает его из моих рук. Я отскакиваю назад и едва не попадаю под удар второго нападающего. Кинжал вспорол воздух над головой. Неудача для разбойника, это шанс для меня. Я бью его кулаком в живот и отбрасываю в строну. Затем кувыркнувшись, я сокращаю расстояние до телеги и выхватываю торчащее из кузова копьё. Мощным броском я пробиваю череп разбойника, который вырвал у меня меч. Беднягу сшибает с ног и прибивает к земле, как муху. Двое других хватают меня за руки, третий пытается заколоть. Резко выкручиваюсь, хватаю их за шеи и изо всех сил бью друг об друга головами. Слышу треск черепов.

– Хлопок Халка, – улыбаюсь я.  Краем глаза вижу, как Малк запрыгивает на телегу и выхватывает кинжал.

– Ещё шаг – и я освобожу гарпию, – проводит лезвием по верёвке связывающей её крылья.

Гарпия проснулась и хищно шипит.

– Выпускай! Выпускай!

Грабители замешкались, обходят меня со спины. Ещё один арбалетный болт ловлю буквально на лету. У меня же реакция, как у шаолиньского монаха!

– Руби и кромсай, – ору я, поднимая с земли меч.

Прыжок, резкий взмах и голова одного из грабителей катится по траве. Меня обдаём воздухом. Я поворачиваюсь и смотрю на Малка. Он стоит на телеге с кинжалом, в руках кусок верёвки.

«Выпустил!?»

Из темноты прямо на голову одного из грабителей пикирует она. Я и забыл, насколько она хороша в бою.

– Бежим, бежим! – кричат разбойники, а гарпия поднимает в воздух тело одного из их дружков.

«Её ж теперь опять как-то ловить», – запоздало понимаю, когда рядом со мной обрушивается окровавленный труп.

Кручу головой – никого, ни гарпии, ни бандитов.

– Надо уезжать отсюда как можно быстрее, – говорю Малку, – собирайся.

Запрыгиваю на телегу:

– Но-о-о! – кричу лошади и хлещу её по бокам.

Малк по-быстрому собирает лагерь, котелок и вещи, которые мы разложили.

Сон как рукой сняло. Скачем, до самого утра пока совсем не рассвело и начало припекать. В воздухе зажужжали стрекозы. Я свернул с дороги и направил телегу к небольшому водоёму. Проехав немного вдоль берега, мы устроились в тени плакучей ивы. Малк распряг лошадь и спутав ей передние ноги пустил пастись.

– Думаешь, она теперь за нами пойдёт? – неуверенно спросил я полурослика.

– Гарпии злопамятные… нам теперь под открытым небом лучше не ночевать. – Говорит он будто о чём-то обыденном.

– Если что, ты её из своей пукалки подбить сможешь?

– Пукалки? Это что такое пукалка? Я пока иными языками не владею.

– Праща твоя.

– А-а-а, ну да, если в голову попаду. Значит пукалка это праща, надо запомнить, – говорит он себе под нос.

От необходимости постоянно задирать голову, у меня затекла шея. И я ложусь спиной на телегу, так за небом наблюдать было проще и в тени находится.

– Меч мне надо где-то добыть нормальный, – смотр на свой обрубок. – А ночевать будем под телегой, чтобы гарпия не напала.

Полурослик молчит. Я присматриваюсь и вижу, что он спит, хотя глаза открыты. Отдохнув пару часов, мы вновь отправились в путь. На этот раз правил я, позволяя малому набраться сил. «Не такой уж он и блаженный»-думаю на ходу.

Едем медленно, трещат цикады, поле пахнет медуницей. Пасторальный пейзаж. Пасутся овечки и козы, пастушок играет на дудочке. Кряхтит старая кляча, еле едет уже. Нужно будет сменить лошадей, как только доберёмся до ближайшего двора. Интересно того серебра, что у меня есть хватит на новую кобылу. Или лучше меч взять понадёжнее? Да и кираса прилично пострадала. Нужно полностью обновиться. Где брать деньги? Наёмничать или грабить!

Мысли о насущном, как-то перебивают скуку. Накинув поводья на небольшой крюк, я начал осмотр вещей. Всё побитое поношенное, на меч и смотреть страшно. Телега того и гляди развалится. Чувствую скоро пешком пойдём, а я ходок не особо.

Котелок парочка мисок, поварёшка. Роюсь в вещах карлика. Дальше свои. Кираса, смятый шлем, раздолбанный меч, но зато копьё как новенькое. Резко поднимаю голову и осматриваюсь. Ни на минуту не забываю о гарпии.

«Главное чтобы она поскорее обо мне забыла». Вспоминаю слова Малка о том, что гарпии такие мстительные. Какой-то свёрток, что там глянем.

– Письмо солдата, – бормочу вслух. – Того что погиб.

Просыпается Малк и на меня смотрит.

– Письмо обязательно отвести надо, – бормочет и снова засыпает.

Раскрываю письмо:

«Здравствуйте ненаглядная моя Катерина Матвеевна»… чужие письма читать не имею привычки. Даже если это письмо энписи написал своей воображаемой девушке. Всё равно. Он честно жил и сражался, а теперь погиб. Надо его письмо семье доставить. О-о-о, тут и адресок имеется.

Смотрю, а Малк уже проснулся, эти полурослики совсем мало спят.

– Ты знаешь где этот город? – протягиваю ему конверт.

– Манса? – пробормотал он, мельком взглянув на посылку.– Угу, – кивает, глаза раскрыть не может.

– Где это?

– Здесь не далеко по пути, я покажу. Только это совсем малый хутор, там всего три хаты.

– Значит, проще будет найти. Но-о-о! – Кричу на лошадку, и та ускоряется.

К вечеру мы добираемся до указанного места. В темноте едва сияют окна домов.

Я спешиваюсь и стучу в первую попавшуюся по дороге дверь.

– Чего надо! – звучит оттуда.

– Семья Хамельна, сына Дропа здесь живёт?

– Никого здесь не живёт, проваливай!

«Какой некультурный», – думаю я, но Малк думает что-то другое, потому как резво спешивается и к двери подходит.

– Тупая деревенщина ты знаешь, кто с тобой разговаривает? Сам сэр Овидий! – Барабанит он в дверь. – Отрывай немедленно!

«Сэр Овидий, а неплохо звучит».

За дверью слышится бормотание, а затем она немного отворяется.

– Сэр Овидий помер тысячу лет назад, эту легенду все знают,– отвечает нам круглолицый хозяин.– Уходите.

– Нам нужно к дому Хамельна, сына Дропа, старик!– злобно прикрикиваю я.– У меня послание для его семьи!

– Послание? Ясно. Они живут на другом краю села. Поезжайте прямо по улице и в конце повернете на лево.  – Указывает трясущейся рукой.

– Поехали! – говорю Малку.

 «Не люблю я бросать незаконченные дела», – слышу шум крыльев и пригибаюсь. Сова пролетела, хух, слава Богу, думал гарпия.

Подъезжаем к дому, я слышу истошный женский крик, будто кого убивают. Хватаюсь за меч и вперёд. Малк за мной. Подбегаем, а нам навстречу девочка лет восьми.

– Вы с повитухой? – спрашивает, а сама вся трясётся. – Брат побежал за повитухой, но его давно нет.

– Показывай, что случилось, – отвечаю. Меч прячу в ножны, чтобы не пугать девчонку.

И снова этот крик, орёт так, будто ей щипцами язык вырывают.

Я забегаю и вижу картинку. Лежит полураздетая крестьянка и орёт. А живот страшно раздут, сейчас треснет.

– Вы же умеете принимать роды? – тоненьким голоском спрашивает девочка.

Мне уже от одной этой мысли страшно.

– Сейчас глянем, – подхожу ближе. – Дышите, – говорю, – дышите чаше. А я сейчас посмотрю. – И зачем я это сказал? Хватило одного взгляда и меня вывернуло прямо рядом с её родовыми водами, отчего неприятный запах лишь усилился.

«И зачем я на это посмотрел? Теперь ничто в моей жизни не будет как прежде».

Вдруг слышу голос Малка:

– Сэр Овидий, выйдите на свежий воздух вам поплохело, я сам роды приму. – Он уверенно подходит к крестьянке, кладёт ей под голову свой вещмешок и показывает, как ноги держать, как дышать, как тужиться.

– А-а-а-ахрг! – снова истошный крик. А у меня уже голова кружится.

– Надо горячей воды, – говорит Малк девочке. Она убегает куда-то, возвращается с ведром воды, ставит на камин. И снова этот крик. Я вроде как должен присутствовать, но встать не могу, ноги подкосились, а перед глазами оранжевые круги.

– Тряпки, ветошь есть? – суетится Малк. Он закатывает рукава, моет руки и что-то там «колдует» над крестьянкой.

– А-а-а-агхр! – под последний крик вылетаю во двор и блюю уже под старым дубом. Отчётливо вижу среди блевотины останки зайца.

«Терпи. Терпи! – сжимаю зубы. – Чего расклеился как девчонка».

 И снова крик. К дому подбегает парнишка лет девяти.

– Быстрее, быстрее, – кричит он старухе, которая ковыляет далеко позади. Заметив меня, он останавливается и с настороженностью смотрит.

Очередной крик и, наконец, детский плач. Залетаем в дом. Малк держит на руках младенца. Тот весь фиолетовый с пятнами, а голова вытянутая. Инопланетянин что ли?

– Ах, какой у вас красивый сынок родился, – улыбается Малк, аккуратно вымывает ребёнка и закутывая в тряпки. – Сэр Овидий, не желаете пуповину обрезать?

            Меня шатает и снова хочется блевать, но я держу себя в руках. Достаю кинжал.

– Как вы сыночка хотели назвать? – спрашиваю. Мать что-то лепечет, но я её не понимаю, аккуратно кинжалом обрезаю пуповину. Малк умело завязывает её на узел.

– Пускай растёт здоровеньким, – протягивает ребёнка матери.

Выходим во двор. Малк глубоко вздыхает с чувством выполненного долга.

– Ты где научился роды принимать, – спрашиваю, на него не смотрю, смотрю в землю, пытаюсь справиться с тошнотой.

– Я у своей матери роды принимал, больше было некому.

– Ты же говорил, что она умерла.

– Ну так после родов и умерла, – как ни в чём не бывало, отвечает Малк. – Потом умерли брат и сестра, а меня в рабство продали.

– Да-а-а, – говорю, – тяжёлое у тебя было детство. – И как ты вырос таким жизнерадостным, – «если это можно назвать вырос», хотя для полурослика – наверное, таки вырос.

– А мне нельзя унывать. Если только начну – сразу от тоски помру как все мои родные. Мне нужно жить и радоваться хотя бы тому, что живой.

– По ходу, это жена нашего солдата. Как ей теперь сказать, что её муж погиб? Ей же сейчас волноваться нельзя – молоко пропадёт.

Вижу старушку повитуху, она как раз домой возвращается.

– Ей, бабушка! – окрикиваю.

– Чего тебе, – на меня смотрит и беззубым ртом чавкает.

– Тут такое дело. У нас весть плохая, надо счастливой мамочке сказать, что у неё муж погиб.

– Ай, горе то, горе! – хватается за голову старушка. – Как же они теперь одни без кормильца.

Вижу, приоткрылась дверь, на нас смотрит старшая дочь роженицы.

– Девочка иди сюда, – говорю ей добрым голосом. Подходит, в глаза не смотрит.

– Вы папины друзья?

– Ну, можно и так сказать, – не знаю что говорить. Как сказать восьмилетней девочке, что у неё умер отец.

– Значит, папа больше не вернётся? – серьёзно спрашивает она.

– Нет, – качаю я головой, – но ты должна быть сильной. У тебя ещё есть мама и братик, маленький братик сегодня родился. Это ж такая радость.

Вижу, что плачет, хотя пытается это скрыть.

– Вот, – говорю, – это последнее письмо от папы. – Возьми ещё.

Протягиваю ей свой кошелёк. Там сорок монет, маловато, наверное, но на первое время сойдёт. Малк смотрит на меня огромными глазами.

– Ещё телегу и лошадь возьмите, в хозяйстве пригодится.

– Спасибо, вам, спасибо, добрый рыцарь. Скажите, а как вас зовут?

– Сэр Овидий, – отвечает за меня Малк.

Мы выходим за калитку, я отвязываю лошадь и завожу её во двор, потом телегу затаскиваю.

– Всё, старушка, отвоевалась, – поглаживаю лошадь по голове. Привыкнуть уже успел к этой безмолвной скотинке. Малк сгружает наши пожитки, мечи, копья, латы.

– И куда теперь? – спрашивает.

– Надо переночевать где-то и хорошенько так напиться.

– Есть одно место, здесь недалеко.

– А ты, смотрю, чёрная твоя душонка, всё подобные места знаешь.

– Конечно, – улыбается мне Малк.

ГЛАВА 8

Ума не приложу, как мы в темноте нашли тропинку и по ней свернули в лес. Ничего не видно, хоть глаз выколи. Вот оно идеальное место для грабителей. Чего бы им тут не сидеть?

«Наверное, потому что ночью тут никто не ходит».

Над головой пролетает птица и вновь заставляет меня пригнуться. Кажется, еще немного и я стану параноиком.

 Зловеще ухает сова из дупла старого дуба. Да и сам дуб мне кажется каким-то не хорошим. Листья его сияют призрачно-желтым светом, а голые  ветки выглядят жуткими когтистыми лапами.

– Это древний энт, его можно не бояться, первым не нападёт, – объясняет Малк,– но и близко подходить, я бы не советовал.

Под ногами что-то прошелестело.

– А змеи тут есть? – взволнованно спрашиваю я.

– Да. А в глубине лесов даже василиска видели, наверное, с болот сюда пришёл. Говорят, овец таскал, – как ни в чём не бывало, отвечает он.

Словно чувствуя наше приближение, Энт начинает трястись. Скрепя и покачиваясь, он сбрасывает часть светящихся листьев, которые тут же гаснут, а затем вырывает из земли древние корни и разворачивается к нам боком.

– Наверное, к спячке готовится, – пожимает плечами Малк.

Я оставляю его предположение без ответа и лишь с опаской оглядываюсь на древнего хранителя леса. Страшно даже представить сколько он повидал за бесчисленные годы жизни. А может и погубил…

Дальше тропинка идёт резко вниз. Поскользнувшись, я скатываюсь по ней как с горки и больно бьюсь головой об корягу.

«Ещё бы чуть-чуть и в глаз», – потираю я место удара и смотрю вдаль. Огоньки над огромным полем быстро приводят меня в чувство.

– Светлячки? – показываю туда рукой.

– Это минификси, – отвечает подошедший Малк. – Они закрывают свои цветочки на ночь. У каждой есть свой цветок. Если их сейчас потревожить, всей стаей набросятся, мало не покажется.

– Мини… а, ладно,– отмахиваюсь я.

«Не хватало нам еще с мини-фиксиками драться»– мысленно заканчиваю высказывание.

Аккуратно идём по краю леса. С одной стороны, сова ухает в кроне древнего энта, с другой светящееся поле. Вдали мелькает огонёк таверны, что на берегу озера с лебедями. Лебеди белые-белые, красивые-красивые как на картинке. Что-то крупное нырнуло в воду. Могу поклясться, что видел хвост русалки.

– Считайте, пришли, – радостно вскидывает руки Малк.

+++

В таверне горит десяток свечей и пахнет, как в свинарнике. По углам стоят засаленные дубовые столы да крохотные табуреты. На столах горят свечи, вокруг них кружком сидят жирные свиные рыла. Толи орки, толи людосвиньи, не определишь. На Бибопа из Черепашек ниндзя чем-то похожи. Ящеров вроде нет. Но вижу спины бородатых дворфов.

– Физкульт привет! – громко здороваюсь я. Все оборачиваются, смотрят на меня, но никто не здоровается в ответ. Видимо, тут так не принято. Следом заходит Малк и прямиком к трактирщику.

– Нам бы переночевать, – слышу его слова.

– Есть коморка да она только к утру освободится, – отвечает тот, с недоверием поглядывая на меня. – Брать будете?

– Пойдёт, – Малк залазит в карман и выдаёт ему пару монет. Возвращается ко мне. – Стрёмное тут место, куча орков в таверне. Идём, во дворе посидим, на лебедей посмотрим.

– А эти со свиными рылами и есть орки? – спрашиваю.

– Тише тише, – выпучив глаза, шепчет он.

– Нет, мы же собирались выпить! Я пока не выпью никуда не пойду.

– Не уверен я, что это хорошая идея, – с опаской Малк посматривает на завсегдатаев таверны. – Сегодня тут прямо не протолкнуться. Обычно гораздо свободнее. – Говорит он как можно тише, что его не услышали.

– Не ссы малой, ты же со мной, не будь я сэр Овидий! – громко отвечаю ему. – Трактирщик неси чего-нибудь да побыстрей.

Падаю за самый чистый стол. Малк присаживается с краю. К нам подходит жирный трактирщик, то ли орк толи тролль с бардовой кожей и пятачком вместо носа.

– Чего желаете, – хрюкает он.

– Выпивки и еды, да побольше. Неси всё что есть! – вспоминаю, что свой кошелёк отдал девочке. Перевожу взгляд на полурослика. – Малк, у тебя можно деньжат одолжить, сам знаешь, я на мели.

– Да-а-а, – неохотно протягивает он мне свой кошель.

Трактирщик прикидывает, что можно подать:

– Есть баранье рагу, есть речная сельдь, пара фаршированных рябчиков.

– Я же сказал, тащи, что есть и выпивку, да побольше! Я так голоден – быка бы проглотил.

Отсчитываю ему несколько монет. Он кланяется и убегает. Через минуту прибегает такая же со свиным рылом, только девушка и поджигает лучиной свечку, протирает стол сухой тряпкой, правда он от этого не становится чище, а выглядит как самый жирный поднос из рекламы чистящего средства и запах соответствующий. Мне неприятно даже прикасаться к такому столу. Но хозяйка улыбается, улыбаюсь и я ей в ответ.

 Приносят еду. Горсть бараньих рёбрышек, состоящих из сплошных костей. На стол ставят кварту браги. Осушаю до дна, у меня зверский аппетит и жажда.

Жаркое из зайца, надоела эта зайчатина. Ещё одна кварта пива.

– Эй, а есть что покрепче, – возвращаю кварту хозяйке. Выносят бутылку чего-то прозрачного типа самогона и две кружки.

– Алхимическая водка, – говорит, улыбаясь, трактирщик, – редчайший эксклюзив.

Я пригубил: самогон, чистый самогон.

– Пойдёт, – наливаю полкружки себе и четверть полурослику.

– Давай, – говорю, – научу тебя пить по-нашему.

Кивает. Безотказный парень.

– Теперь закусь. Закусь это главное, – кладу перед ним пару лепестков лука, кусок лепёшки и баранье рёбрышко.

– Смотри, – говорю, – задерживаешь дыхание, пьешь залпом, но не выдыхаешь, а сразу закусываешь. Только закусываешь много. Понял?

– Понял? – кивает, наверное, ничего не понял.

– Вздрогнули.

Я залпом осушил свою кружку, мне даже закусь не нужна, откусываю немного зелёного лука. А он весь скривился, глаза выпучил и бешено головой крутит.

– Закусывай, бегом закусывай, – говорю, а сам смеюсь. – Ничего научишься.

– Между первой и второй… – снова наливаю.

– Я, наверное, откажусь, – пытается закрыть свою кружку ладонью Малк, но у меня так просто не соскочишь.

– Ты меня уважаешь? – говорю. Кивает, – а раз уважаешь, значит пей.

Закусь ему подготовил, маринованный огурчик добавил и пол ложки рагу. Главный секрет – это закусь, её всегда должно быть много.

– За родителей, – говорю, а сам вспоминаю, что у него родителей то нет.

– Не чокаясь, – добавляю.

Залпом выпиваем, я опять закусываю зелёным лучком, а он беспощадно поглощает яйцо, сваренное в мешочек.

– Третий тост, – говорю, а сам себе напоминаю: «Не слишком ли мы быстро пьём».

– За любовь. Чтобы каждый из нас в своей жизни имел такую любовь, за которую не жалко и умереть.

Встаю. И то, что я встал, переполошило полтаверны. Даже трактирщик испугался, что я сейчас буянить начну. Но я лишь залпом осушаю кружку самогона и, закусив хлебушком, сажусь на свой табурет. А вот полурослика развезло, так развезло, не успел он с закусью.

Допил он рюмку и загрустил.

– Эй, – говорю, – ты чего.

А он чуть не плача:

– Я как услышал про любовь, так про неё и вспомнил.

«Сейчас начнётся».

– Была такая девушка. Видел я её всего один раз и не смог глаз оторвать. Вся сияет, светится, как вы или даже ярче. А ноги, какие же у неё ноги, так бы каждую расцеловал по отдельности. Я тогда на шахте работал. Там кроме меня больше полуросликов не было, не выживали, даже гномы и дворфы копытились. В общем, выхожу я из шахты, а тут она, как звезда сияет ярче солнца. И зачем она мне улыбнулась? У меня сразу сердце прихватило, как только я понял, что, такому как я никогда не быть с такой, как она.

– Это почему же. Никогда не говорит никогда. Всё ещё может быть.

– Оказалось, что она королева, невеста нашего короля. Они с супругом мимо проезжали и возле шахт остановились. И зачем она мне тогда улыбнулась? Лучше бы посмотрела на такого как я, и рассмеялась мне прямо в лицо. Тогда бы я пошёл на пруд и утопился, не зная как мне дальше жить. Сэр Овидий, а может, мне сейчас утопиться? Зачем такая жизнь, если в ней нет любви, и никогда не будет. Мне без неё всё равно не жить.

– Ты потерпи до утра, ночью топиться нельзя. Утром протрезвеешь и утопишься. – Мне прямо смешно, столько лет, видать, он это в себе держал и после третьей рюмки всё как на духу вывалил. А смотрю я и сам уже наклюкался. Надо сходить отлить, что ли, место для новой выпивки освободить.

Пошатываясь, подхожу к уборной. Легонько толкаю дверь. Не заперто, захожу внутрь. Слепит яркий свет неоновых ламп и белоснежный блеск кафеля. Подхожу к писсуару, в нём лежит ароматическая таблетка от запаха. Вода сама включается и смывает за мной. Возвращаюсь к зеркалу, набираю жидкого мыла и тщательно вымываю руки. У меня привычка мыть руки после туалета. Подставляю ладони под сушилку, параллельно смотрю на себя в зеркало. Глаза красные, конечно целую ночь на компе играл и не выспался. Умываюсь несколько раз. Потом вытягиваю бумажное полотенце. Наконец-то их повесили, без них было хуже, приходилось руки об штаны вытирать. Бросаю прощальный взгляд на зеркало. Поправляю волосы и выхожу.

Опять я в засаленной таверне. Кругом едва мерцают свечи. После такого яркого света не сразу могу привыкнуть к царящему вокруг полумраку.

«Стоп! А где это я только что был?»

ГЛАВА 9

Поворачиваюсь на сто восемьдесят, резко открываю дверь – там темно. Заваливаюсь, лбом бьюсь об какую-то полку, ногой вступаю в кадушку. На голову с грохотом обрушивается медный таз, высыпается мешок с мукой. Подлетает хозяйка с лучиной.

– Сэр, вы не ушиблись, сэр?

Встаю, по сторонам осматриваюсь, отряхиваюсь от муки.

– Я заплачу за то, что разбил, заплачу, – повторяю я несколько раз.

Встаю и снова вступаю в кадушку с огурцами, и снова падаю, разбивая несколько бутылок дорогущего вина.

– Где тут туалет? – рыщу глазами по углам.

– Там где и всегда был, на улице.

– А здесь, здесь у вас что?

– Коморка, продукты хранить.

 Выбегаю на улицу, осматриваю таверну с разных сторон. Нет в ней больше никаких помещений. Но где я был и как попал туда? Может это глюк?

– Хозяйка, – спрашиваю её, – а что за пойло мне подали? От него галюны бывают?

– Отличное алхимическое пойло. Никто не жаловался.

«Понятно». – Залетаю в таверну бужу полурослика.

– Вставай, идём, прогуляемся, – поднимает голову, пытается разуть глаза. Ему третий тост явно оказался лишним.

Подходит хозяин таверны.

– За погром, что вы тут учинили, рассчитываться будете? – разводит руками.

– Да, конечно, – протягиваю ему всё, что осталось в кошельке.

 Пересчитывает, прикидывает что-то в уме, машет рукой и уходит.

 Вытягиваю Малка на улицу. Ему нельзя сейчас спать, лучше прогуляться, тем более природа такая: русалки, лебеди.

Идём вдоль озера. Вижу, что он идёт на автопилоте, поддерживаю, чтобы никуда не упал, а то мало ли какие черти тут водятся ещё в воду утянут.

– Давай же, трезвей. Я уж полностью трезвый, меня тот случай в туалете протрезвил, а Малк, как вижу, скоро блевать будет. Может оно и к лучшему ему легче станет.

– Сэр Овидий, а где мои деньги? – вдруг совершенно осознано говорит он.

– Я их трактирщику отдал, – без задней мысли отвечаю.

– На сохранение, – успокаивается полурослик.

– За погром, что я учинил, я кладовку с туалетом перепутал.

И тут он прямо на глаза трезвеет. До чего же эти хоббиты жадные.

– И вы отдали ему все мои деньги?! Я же их столько лет копил, я ж сирота ни кола, ни двора только этот кошелёк. Я жизнью рисковал… – как ребёнок малый чуть не плачет.

– Успокойся ты, – говорю, – верну я твои деньги и даже намного больше верну, – а сам думаю «А собственно как?».

– Отдайте сейчас. Вы же меня по миру пустите я же с голодухи подохну… меня ж… да я ж!

– Хватит истерики! – хватаю его за грудки. – Хочешь вернуть свои деньги? Я верну тебе их прямо сейчас, но больше мы с тобой не друзья. Расход, понял!

 – Понял, – сопит, – только деньги верните.

– Тебя надо было не Малком, а Мойшей назвать!– злобно вскрикиваю я и не дожидаясь ответа возвращаюсь в таверну.