Текст книги "Если останемся живы"

Автор книги: Андрей Быстров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

– Кончено, босс.

– Хорошо.

Вилар положил фонарь на кровать, вынул из кармана шприц и ампулу, отломил стеклянную головку и набрал наркотик. Желтоватую жидкость он ввел в вену Шалимова.

– Теперь оденьте его, быстро! Вон его шмотки.

И помните, если напоремся на полицию: везем пьяного друга.

– А где третий? Тот, что их привез? – спросил кто-то из бандитов.

– Похоже, парень оказался счастливчиком и смотался, – ответил Вилар. Быстро уходим.

Одетого кое-как Шалимова подхватили под мышки и поволокли по лестнице в гостиную.

В это время Лесли Энджел разочарованно стоял перед раскрытыми шкафами. Там обнаружились пять пыльных, опустошенных до Рождества Христова бутылок, и больше ничего! Шепотом извергая проклятия по адресу хозяев, Лесли полез к люку и вдруг замер. Наверху послышались тяжелые шаги, чей-то хриплый голос сказал по-французски:

– Ну и бугай! Попробуй дотащи такого до России.

– Ты дотащи его до машины, умник, – оборвал другой голос, властно-командирский. – А там разберемся... Не таких возили.

Лесли понял смысл сказанного лишь частично, но одно было несомненно: происходит что-то очень скверное.

Шаги удалились в направлении кухни и стихли.

Лесли изо всех сил толкнул ладонями тяжелую, плотно притертую крышку люка, едва не сливающуюся с полом в одно целое. Она не поддалась.

Тогда Лесли вскарабкался на три ступеньки лестницы, надавил на крышку спиной. С утробным звуком та пошла вверх, все легче и легче. Лесли вытолкнул ее, выбрался в кромешную тьму гостиной и нашарил выключатель. Здесь ничего не изменилось. Он ринулся в спальню и споткнулся о распростертое у стены тело девушки.

Глаза Саманты были закрыты. Она казалась спящей. Если бы не кровь везде.

Лесли трясущейся рукой вставил в непослушные губы сигарету. Огонек зажигалки то и дело гас.

Что же делать, Господи? Бежать в полицию и преподнести им шизофренический бред о воскресших астронавтах? Но допустим, они поверят ему, установят, что погибшая – Саманта Ларрена...

И что тогда? Тогда он окажется главным подозреваемым. Они заморочат ему голову, заставят сознаться, выставят если не убийцей, так пособником убийц...

Только один человек может спасти его – Корин. Лесли с самого начала совершил ошибку, он отхватил кусок не по зубам. Если бы он не пытался объехать Корина на крутом вираже, возможно, Саманта осталась бы жива...

Лесли с сигаретой в зубах спустился по лестнице на первый этаж, открыл парадную дверь, пересек улицу и у входа в квартиру Корина нажал кнопку звонка, потом еще и еще раз. Никакого движения за дверью. Лесли заколотил кулаками и ногами.

– Откройте, Корин! Это я, Лесли Энджел! Случилось несчастье... Да откройте же1 Корин, черт вас побери!

Дверь распахнулась так неожиданно, что Лесли с размаху влетел в прихожую. Заспанный Корин в халате удержал его, с недоумением и тревогой оглядел стоящую перед ним растрепанную фигуру с заплаканными глазами. Брюки Лесли были обильно перепачканы кровью.

– Что случилось? – задал Корин вполне естественный в данных обстоятельствах вопрос.

– Они убили ее... – простонал Лесли.

– Кто кого убил? Говорите вы толком!

– Саманту, девушку с "Атлантиса"... Скорее!

Корин уже переодевался.

– Куда ехать?

– Никуда, это напротив...

Они вбежали в особняк. Корин склонился над Самантой, поднял девушку на руки, перенес на постель, попробовал найти пульс, прижался ухом к ее груди.

– Кажется, она жива...

– Боже! – вырвалось у Лесли.

Корин схватил трубку телефона. Он хотел позвонить Лигейе Маллиган, но передумал: это означало потерю времени. Он позвонил Аллендейлу домой резидент ЦРУ по просьбе Коллинза оставил ему номер для экстренного вызова.

– Аллендейл? Это Корин. Да, мне известно, который час. Дело не терпит отлагательств. Немедленно пришлите надежную медицинскую бригаду, – он назвал адрес. – Что значит надежную? Самых квалифицированных врачей, которых вы только сумеете вытащить из постели. И желательно таких, чтобы держали рот на замке... Три пулевых ранения, два навылет... Что? Нет, потом... Не мешкайте!

Корин положил трубку и резко повернулся к Лесли.

– В доме есть аптечка?

– Не знаю... Я посмотрю...

– Так смотрите, а не стойте! Мне нужны бинт и антисептические материалы, – крикнул он вдогонку.

Лесли вернулся с кучей запечатанных бинтов и какими-то флаконами.

– Попробуем остановить кровотечение, – сказал Корин. – Давайте бинты. Она потеряла слишком много крови...

– Она не умрет? – спросил Лесли.

– Откуда я знаю!

Бригада врачей под руководством профессора Конти прибыла только через сорок пять минут, в течение которых Корин и Лесли отчаянно боролись за жизнь Саманты, хотя ни у того, ни у другого не было необходимых медицинских познаний. Конти отогнал их от постели. Его ассистенты мигом раскинули ящики с аппаратурой и медикаментами. Десять минут в комнате висела тишина, прерываемая деловитыми отрывистыми командами профессора.

Наконец он выпрямился, предоставив остальное ассистентам.

Конти в упор посмотрел на Корина.

– Она будет жить? – не сдержался тот.

– Крайне уместный вопрос, – скривился профессор. – Скажите спасибо Господу Богу, что она вообще еще дышит... Так что, увы, ничем утешительным я вас не порадую. Ее нужно перевезти в клинику...

– В частную клинику? – уточнил Корин.

– Разумеется. В мою клинику. Поэтому я хочу урегулировать формальности.

– Пойдемте вниз, доктор, там мы сможем поговорить спокойно, – пригласил Корин. – Если, конечно, вы закончили здесь...

– О да. – Он дал несколько указаний ассистентам.

В гостиной Корин вытащил на середину комнаты задвинутые Энджелом кресла, закрыл люк погреба, и они с профессором уселись напротив друг друга.

– Вас вызвал лично Аллендейл? – напрямую спросил Корин, глядя доктору прямо в глаза. Профессор кивнул. – Вы знаете, кто такой Аллендейл?

Конти снова кивнул. Ему неоднократно случалось принимать в своей клинике пострадавших сотрудников ЦРУ. Услуги хорошо оплачивались. Но сейчас ситуация была иной.

– Я с уважением отношусь к мистеру Аллендейлу и к его ведомству, осторожно произнес врач, – но эта девушка прямо-таки изрешечена пулями. Мы обязаны сообщить об инциденте в полицию. Иногда мы закрываем глаза на правила, это верно, но тут... – Он замолчал, давая понять, что дальнейшие комментарии ни к чему.

– Забудьте об Аллендейле, – жестко сказал Корин. – Здесь ЦРУ представляю я. Мистеру Аллендейлу приходится оглядываться на рамки законности, мне – нет. Каждый день пребывания мисс...

мисс Смит в клинике будет оплачен по тройному тарифу. Но если кто-то узнает об этом деле, я всажу вам пулю в сердце.

Профессор оскорбленно вскинул голову, но благоразумие взяло верх.

– Не нужно со мной так говорить, – сухо сказал он.

Саманту на носилках перенесли в машину.

Конти высокомерно откланялся. Шум автомобиля медленно стих вдали. В гостиной показался Лесли.

– Теперь займемся вами, мистер Энджел, – с угрозой проговорил Корин. Что все это значит?

– Сейчас расскажу. – Лесли заметно оправился от потрясения, когда узнал, что Саманта жива и, возможно, ее удастся спасти. – Но не найдется ли у вас чего-нибудь выпить?

– Найдется.

– О'кей, – обрадовался Лесли. – Тогда пойдемте к вам, и вы услышите историю на десять баллов... Пошли, я больше не могу оставаться в этом ужасном доме.

– Так это ваш дом? – Корин с любопытством огляделся.

– Не совсем, – смутился Лесли. – Я снял его, чтобы...

– Чтобы следить за мной, – заключил Корин. – Вы не промах, мистер Энджел. Но как бы мне убедить вас писать статьи о чем-нибудь не столь взрывоопасном? Вы музыкант, вот и писали бы о музыке...

В ответ Лесли фыркнул, достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Корину.

– Что это? – тот не дотронулся до листа.

– Эксклюзивный контракт, – пояснил Лесли. – Подписанное Шалимовым и Самантой обязательство передать информацию мне. Саманта ранена, а Шалимов исчез, но если все завершится благополучно, я буду об этом писать. И вы меня не запугаете. Пока еще я гражданин свободной страны.

Корин вздохнул. Нет, Лесли безнадежен.

– Отложим дискуссию на неопределенный срок. – Он встал. – Идемте, у нас времени в обрез.

Они вернулись в квартиру Корина, и Лесли получил наконец щедрую порцию виски. Он выпил и крякнул с видимым облегчением.

– Ну вот, так куда лучше... Я сам не свой от всех этих дел.

– Итак, – приступил Корин к допросу. – Как вы вышли на астронавтов, я догадываюсь. О содержании ваших бесед – тоже. Нечто в этом роде Шалимов предлагал и мне. Важно вот что: рассказывал ли он вам хоть что-нибудь конкретное о террористах? И куда его увезли бандиты?

– В Россию, – брякнул Лесли.

– Что? – прищурившись, Корин воззрился на него.

Лесли рассказал об услышанном в погребе разговоре.

Корин хлопнул ладонью по столу.

– Как ни крути, а получается, что вы второй раз оказываете нам бесценную услугу, Энджел. Сначала вы спасли Стефи и поймали Соммера, теперь вот это...

Лесли приободрился.

– Не забудьте, что я первым узнал о смерти Каннингхэма и Эпилгейта, напомнил он.

– Да, но уж больно вы беспокойны... Никак не соображу, чего от вас больше – пользы или хлопот... И все же я осмелюсь дать вам совет, правда, не оригинальный Здесь становится жарковато, полезнее для вашего здоровья переменить климат, уезжайте в Америку.

– Спасибо, – набычился Лесли, – но со своими проблемами я как-нибудь управлюсь сам.

– Так это же совет, а не приказ, – пожал плечами Корин. – Вы умный человек, вам и решать...

Но из особняка уезжайте сейчас же. В отель, на квартиру, куда хотите.

– Я не идиот, – обиделся Энджел. – Если я вам больше не нужен, пойду собирать чемодан.

– Мне вы больше не нужны, – подтвердил Корин.

Энджел направился к двери, но Корин окликнул его.

– Лесли!

– Что? – обернулся Энджел.

– Вы славный парень, Лесли. Когда все это закончится, мне хотелось бы выпить с вами по рюмочке. Поэтому прошу вас, уцелейте.

Лесли улыбнулся и вышел.

Корин закурил. Итак, Россия. Все сходится в одну точку: рассказ Соммера, собственное расследование Корина в Бельгии, фоторобот детектива Шарпа и теперь, похищение Шалимова. Если только Шалимов сам не замешан в дьявольской игре террористов... Слова, произнесенные в гостиной особняка Энджела, могли быть просто шутливым замечанием сообщников.

Приехавший в пять утра Коллинз застал Корина у переполненной пепельницы в облаках табачного дыма с наполовину опустевшей бутылкой виски.

Полковник энергично тряхнул руку, Корина – в самолете он выспался, и вялость сняло как рукой.

Он жестом потребовал второй стакан и налил виски себе.

– Что у вас? Только без художественных отступлений, телеграфом. Я должен как можно скорее доложить генералу Стюарту.

– Телеграфом? Хорошо. Саманта Ларрена тяжело ранена, она при смерти в клинике профессора Конти. Шалимов похищен с целью переброски в Россию. Вот все, что я знаю. Если бы вы не перемудрили с секретностью, я вел бы себя иначе и знал бы не так мало.

Коллинз посмотрел на него сквозь грани стакана.

– Кто же мог предположить, что их вынесет в Париж... Но как вы на них наткнулись?

– Чистейшее совпадение, случайность из тех, что не придумает ни один романист, а в жизни они на каждом шагу. – Коллинзу было хорошо известно, что это так. – Шалимов оказался братом моего старого друга. Как он меня разыскал, я не успел выяснить, но скорее всего услышал по радио...

– Их было только двое? А Ратников?

– Послушайте, Фрэнк, – рассердился Корин, – хватит играть в кошки-мышки и валять дурака.

Если мы партнеры, выкладывайте карты на стол.

А если вы предпочитаете изображать мудрого дядюшку из Лэнгли и с умным видом надувать щеки отважности...

– Так я за этим и приехал – раскрыть карты, – перебил Коллинз. Он вытащил из внутреннего кармана магнитную дискету и передал ее через стол Корину. – Здесь вся информация по делу "Атлантиса". Не какие-то крохи, которые вам снисходительно подбрасывают мудрые дядюшки из Лэнгли, а все.

Корин подкинул дискету на ладони, точно желая убедиться в ее весомости.

– И чем же вызван приступ невиданной щедрости?

– Тем, что генерал Стюарт хотел бы видеть вас в России, Корин. Это было решено загодя, а после похищения Шалимова приобретает особое значение.

– В ЦРУ становится милой традицией решать все за меня... – Корин подошел к компьютеру и вставил дискету.

– Она закодирована, – предупредил Коллинз. – Кодовое слово "Атлантис".

– И слово-то позаковыристее придумать не могли...

Они устроились перед экраном монитора.

Мелькнули стандартные грифы: "Высшая секретность", "Только для директора Центрального разведывательного управления".

– Это надо понимать как мое повышение? – съязвил Корин.

– Пришлось переписать для вас директорскую дискету, некогда было составлять новую... Да и незачем... Смотрите.

На экране перед Кориным разворачивалось сжатое изложение ставших известными ЦРУ на сегодняшний день фактов. Коллинз иногда комментировал чересчур пунктирно поданные фрагменты.

Когда дискета кончилась, Корин спросил после непродолжительного молчания:

– И в чем будет заключаться моя миссия?

– В ускорении, как любил говаривать ваш М. С. Горбачев... Из сорока восьми часов, отпущенных нам террористами, осталось едва шестнадцать.

Видимо, они продлят срок, но вряд ли надолго, а потом ищи их... Операцию надо завершить до истечения основного времени.

– Легко сказать, – присвистнул Корин.

– Нам нужны ваши московские контакты...

Этот Шебалдин – вы ведь работали с ним по делу о русском биологическом оружии?

– Да... А потом схлестнулись в истории с документами немецкого физика.

– У нас нет с ним непосредственной связи. – Полковник вернулся к столу за бутылкой. – Все идет через Бертенева, Рубинова, это официальные каналы, очень долго и нудно. В Москве позарез необходим динамичный, активный эмиссар ЦРУ, человек, который сможет работать и бок о бок с русскими, и против них, если потребуется. Одним словом, вы. У вас будет прямой выход на меня и Стюарта через московского резидента Алана Смита, а с Шебалдиным и его помощниками налаживайте отношения сами. И, конечно, ищите Шалимова.

Корин вынул дискету, вложил в футляр и вручил полковнику.

– Я поеду, Фрэнк. Похоже, ничего другого у вас действительно нет.

– Есть и еще одна причина.

Корин поднял взгляд на Колллинза.

– Да?

– Никто не сделает этого лучше.

Корин задумчиво повертел в пальцах зажигалку.

– Вы любите кино, Фрэнк?

– Нет.

– Я тоже, однако кое-что из обихода киноманов нам обоим не мешает помнить. Когда от фильма заранее ждешь слишком многого, он обычно разочаровывает.

В двери загремел ключ. Вошла Стефи в длинном сиреневом платье, с лакированной сумочкой на кожаном ремешке. Едва она увидела Коллинза, возбужденно-радостное выражение соскочило с ее лица, как картонная маска, уступив место настороженности.

– Я жду вас внизу в машине, – проронил Коллинз. – Не задерживайтесь. Самолет через час, все бумаги у меня.

Прежде чем Стефи успела опомниться, он поцеловал ей руку и вышел.

– Ты уезжаешь? – Стефи швырнула сумочку в кресло и против обыкновения залпом выпила виски из стакана Корина.

– Я ненадолго, – прибег Корин к спасительному присловью, стершемуся от частого употребления, как старинная монета.

– Могу я узнать, куда?

– В Россию.

– О, Россия, это чудесно, – мечтательно проговорила Стефи, пока Корин торопливо кидал в чемодан дорожный скарб. – Я с детства туда рвалась.

Кремль, Большой театр, Сталин, Берия... Это так романтично!

Корин оторвался от чемодана, обнял ее за плечи.

– Стефи... Мне нужно ехать.

– Конечно, я понимаю, – Стефи выскользнула из его рук. – Свободный мир под угрозой, и кроме тебя, спасти его некому.

– Послушай, – с раздражением начал Корин, но осекся, посмотрев в ее глаза. Она не иронизировала, она была абсолютно серьезной! В ее взгляде не было ничего, кроме понимания и любви... Корин растерялся.

– Я не собираюсь удерживать тебя, – продолжала Стефи.

– Единственное, о чем прошу, – возьми меня с собой.

– Стефи, это невозможно! Предстоит опасная работа, и я... – он умолк, не зная, как еще аргументировать отказ. Опасностью ее не напугаешь... – Ты слышала, что сказал Коллинз. Вылет через час.

А виза, билет? Москва – не Лондон, туда так запросто...

– Коллинз сделает это для тебя, – мимоходом бросила Стефи, точно речь шла о покупке билетов в Диснейленд. – А если нет, я полечу другим рейсом.

– Только не это! – Корин в отличие от Стефи знал, с кем имеет дело, предполагал, что за ним и за ней могут следить. А ведь она не шутит, она полетит в Москву.

– Подумай, сколько пользы я смогу тебе принести, – уговаривала она. Тебе понадобится расторопный и симпатичный помощник...

Корин застегнул браслет часов. Минутная стрелка была неумолима.

– Ладно, поехали, – решился он. – Только никаких сборов. Возьми побольше денег, все необходимое купим на месте.

Коллинз нахмурился, увидев выходящих из подъезда рука об руку Корина и Стефи. Он перегнулся через спинку сиденья и открыл заднюю дверцу.

– Мисс Джонсон проводит нас до аэропорта? – холодно осведомился он.

– Нет, – ответил Корин. – Мисс Джонсон летит со мной.

– Вы с ума сошли, Корин, – разъярился Коллинз. – Вы что, собрались на пикник?

– Хочу напомнить, Фрэнк, что я не состою на довольствии у вашего Президента, – холодно сказал Корин. – И я буду действовать, как считаю нужным. С вами, без вас ли – это уж сами определяйтесь.

Они успели заехать к Аллендейлу и подобрать документы для Стефани.

5

Страх, боль, тяжелый неясный гул.

Гул был похож... на отдаленный рев запущенных одновременно реактивных двигателей. Он звучал не в ушах, а переваливался, перекатывался внутри черепной коробки, как мягкий серый мешок, давящий, удушающий. Но еще хуже становилось, когда он прекращался на долгие мгновения – тогда его место занимал пронзительный, невыносимый звон.

И гул, и звон имели одно стремление, были подчинены одной цели: причинить боль, превосходящую все представления о боли, погасить огни рассудка.

Черный квадрат качался и крутился перед глазами Шалимова, бессмысленное черное поле, гравитационный проход в иное измерение. Скорее бы туда, на ту сторону... Где не будет боли, не будет ничего...

Шалимов не знал, где он, не помнил, что с ним произошло. Размытые картины то и дело всплывали из мрака подсознания и погружались обратно, как в мучительном сне. Что это – возвращение памяти или продолжение бредовых галлюцинаций?

Его не покидало тоскливое ощущение утраты.

В каком бы положении он ни очутился сейчас, впереди ждало что-то очень плохое, то, о чем нельзя вспомнить, потому что это воспоминание будет хуже боли и страха.

Черный квадрат становился контрастнее, как будто настраивали испорченный телевизор. Он и оказался экраном, но не телевизионным экраном компьютерного монитора. Ноги и руки Шалимова были прикованы к разлапистому металлическому сооружению, словно его распяли на спине гигантского паука.

В сектор обзора попадал потолок с мощным созвездием бестеневых ламп, как в операционной, белая дверь и часть стены. Голову сдавливало что-то вроде шлема, пучки цветных проводов отходили от него и исчезали в недрах загадочной машины со множеством циферблатов и переключателей. У медиков в Звездном городке Шалимов вдоволь насмотрелся на диковинную аппаратуру, но такое видел впервые.

В комнате было холодно, стоял резкий запах озона, как после сильной грозы. Андрей покосился на окно – движение зрачков снова опрокинуло его в озеро пронзительного звона, но он отметил, что окно забрано решетками и выходит в парк – по крайней мере, там были деревья. И только сейчас в поле зрения возникли двое мужчин в белых халатах.

Один прижал к левой стороне груди Шалимова обыкновенный медицинский стетоскоп, другой оттянул нижнее веко и посветил зеркальцем в глаз.

Это врачи? Он в больнице? Что же произошло?!

– С ним все в порядке, – сказал один.

– Можем начинать, – кивнул другой.

Они говорили ПО-РУССКИ!

– Где я? – с усилием проворочал языком Шалимов, истратив все энергетические ресурсы на два коротеньких слова родной речи. Во рту у него держался противный кисловатый вкус, но он не мог определить, с чем этот вкус у него ассоциируется.

Люди в белом переглянулись.

– Не волнуйтесь, Андрей Андреевич, – произнес тот, что был постарше. Вы еще не совсем пришли в себя после катастрофы. Постепенно к вам вернется память о подлинных событиях. К сожалению, в вашем состоянии возможны проявления так называемых ложных воспоминаний – вам будет казаться, что вы помните то, чего на самом деле никогда не было, причем эти мнимые воспоминания совершенно реальны. Не доверяйте ничему, что сейчас воспроизводит ваше сознание. Вы больны, мы вылечим вас.

– Где я? – снова повторил Шалимов. Он не понял ничего, что тут нес бородатый эскулап о ложных воспоминаниях, но у него появилось стойкое предчувствие беды. Он угодил в какую-то очень скверную историю, и это только начало. Не отвечая на вопрос, молодой врач подошел к энцефалографу и один за другим включил четыре тумблера. Запи

щали звуковые сигналы, метнулись столбики светодиодных индикаторов. В руку Шалимова вложили пульт с единственной кнопкой.

– Слушайте внимательно, Андрей Андреевич.

Сейчас на экране компьютера вы увидите группы цифр, они будут меняться примерно два раза в секунду. Между ними с неравными интервалами будут передаваться слова. Заметив слово, нажмите на кнопку. Начнем....

На голову Шалимова поверх шлема напялили большие наушники, наглухо отрезавшие его от звуков в комнате. В наушниках негромко гудел странный вибрирующий тон, то усиливающийся, то ослабевающий, а временами пропадающий совсем.

Он вызывал тошноту и рябь в глазах. Надвигалось нечто недоброе, угрожающее. Шалимов инстинктивно зажмурился.

– Откройте глаза! – голос в наушниках хлестнул, как удар кнута. Шалимов повиновался, уплывая в волнах вибрирующего гудения. На черном экране монитора замелькали десятизначные числа.

Выскакивающие то наверху, то внизу слова не имели между собой никакой видимой связи, это был произвольный набор понятий из самых разных областей – реставрация, корона, интернат, буддизм, формулировка, жена, стол, потребление, собака.

Встречались и глаголы – выражать, нарастать, раскалывать, и прилагательные, в основном обозначающие цвета. Шалимов исправно давил на кнопку.

Двое в белом вглядывались в дрожащие ломаные линии четырех каналов энцефалограммы.

– Давайте кластеры, – распорядился бородатый.

Молодой ткнул пальцем в клавишу компьютера.

Слова и цифры продолжали мельтешить, но на доли секунды вспыхивали иные, ключевые слова, которые Шалимов ни прочесть, ни осмыслить не успевал, но энцефалограмма реагировала. Суицид, страх, убийство, насилие, деньги, боль, власть и так далее – всего около ста кластеров.

Истязание мозга Шалимова тянулось с полчаса.

Потом аппаратуру выключили, шлем сняли.

– Развяжите меня, – потребовал Шалимов. В ушах гудело даже без наушников, фигуры в белых халатах колыхались перед глазами.

– Пока невозможно, – донеслось до него, словно из отдаленной галактики. – Расслабьтесь, отдыхайте.

Стальная сверкающая игла шприца вонзилась в предплечье. Шалимов понимал, что его насильно погружают в беспамятство, топят в пучине искусственного сна. Он должен сопротивляться, должен сохранить свой разум для... чего? Он никак не мог обрести твердую опору. Есть что-то, ради чего он обязан бороться с ними. Надо ухватиться за хвостик ускользающей мысли, вспомнить, вспомнить... Саманта!

Словно ледяной душ обрушился на Шалимова, смывая все возведенные наркотическим ядом барьеры и перегородки. Он вспомнил, вспомнил все, вплоть до того момента, когда бросился в схватку с бандитами в доме Лесли... Но до этого они стреляли в Саманту. Боже, они убили ее... Или нет? Или сейчас она, как и он, лежит привязанная к холодному металлическому пауку, быть может, даже в соседней комнате, и ОНИ равнодушно копаются в ее мозге, как в его... Нет, Шалимов не поверит в ее смерть, пока не увидит ее мертвой. Надо выбраться... Выбраться...

Тотальное наступление наркотика сломило хрупкую оборону Шалимова. Он отключился. Наступила тьма без времени и пространства.

Из смежного кабинета бородатый врач говорил по телефону.

– Да, мы провели сеанс первичного компьютерного психоанализа... Все реакции в норме... Нет, полагаю, работа с ним не составит труда. Мы уже начали курс медикаментозного воздействия. Завтра можно будет приступить к нейропрограммированию. Что? Подождать, пока вы допросите его лично? Имейте в виду, этот допрос не удастся полностью стереть из его памяти. Воля ваша. Да. До свидания.

Врач положил трубку. Конечно, его собеседник

прав. Никто не успеет разблокировать память Шалимова после того, как тот признается в сотрудничестве с террористической организацией и назовет ее главарей. Потому что зомби-программа самоубийства придет в действие сразу же. Шалимов раскусит заложенную под зубную пломбу капсулу с цианистым калием – как Геринг, это даже символично. Угрызения совести и страх возмездия заставят уйти из жизни и его хозяев... План мистера Брауна безупречен.

И хотя талантливый врач-экспериментатор Владимир Сергеевич Ладыгин отдавал ему должное, смутное беспокойство за собственную судьбу преследовало доктора. Изгнанный из медицины по подозрению в опытах над пациентами (по одному лишь подозрению, иначе бы посадили!), он нашел приют, деньги и главное – возможность продолжать работу в лабораториях мистера Брауна. Эксперименты длились несколько лет, и отнюдь не совершенствование программ зомбирования было их целью. Зомбирование давно уже доступно психологам средней руки. Амбиции Ладыгина и Брауна простирались гораздо дальше, не о том мечтали они в нескончаемых беседах и спорах до рассвета...

А случай с Шалимовым был просто досадной побочной необходимостью... И очень беспокоил Ладыгина. Нет, не того он опасался, что Браун уберет его как свидетеля. Он верил Брауну. Он боялся случайного срыва, провала из-за мелйчей. Все невозможно предвидеть. Крах мистера Брауна означал и конец работы Ладыгина. Он не был математиком, которому довольно компьютера и записной книжки. Его исследования требовали финансовых вливаний, дорогой сложной аппаратуры, подпольных клиник, бесперебойной поставки живого материала. Как он возместит все это, если придется бежать, скрываться? Где он обретет покровителя и единомышленника, подобного мистеру Брауну? Вот почему столь неохотно, с возрастающим чувством тревоги Ладыгин согласился работать с Шалимовым.

6

Стефи, как озорная девчонка, радовалась новым открытиям. Оказывается, в Москве есть такие же магазины, как в Париже и Лондоне, где можно купить точно такие же товары, правда, чуть дороже.

И автомобили здесь тех же марок, и аборигены человекообразны. Некоторые даже прилично одеты.

Впрочем, Россия могла пропасть пропадом и это бы ее ничуть не огорчило. Но здесь был Корин, а отныне там, где Корин, будет и Стефи. С прошлыми разлуками покончено навсегда.

Прямо от здания ФСБ Корин позвонил Шебалдину. Тот отсутствовал: вежливый приятный голос пообещал, что полковник появится часа через два.

Корин повесил трубку и повел Стефи знакомиться с Москвой.

Они брели по парку в Останкино, куда Корин привез ее на метро из шумного и душного центра, чтобы показать знаменитую башню и отдохнуть от суеты. Остановившаяся поодаль черная "Волга" не привлекла его внимания: время от времени машины сновали по парковым окраинам. Но сухопарый человек лет пятидесяти, вылезший из салона "Волги", направился к ним. Тревожный сигнал прозвучал в мозгу Корина. Он сгруппировался и встал так, чтобы прикрыть Стефи корпусом.

Однако никто, видимо, не собирался ни стрелять, ни нападать и вообще не проявлял агрессивных намерений. Незнакомец подошел к Корину и тихо приветствовал его по-русски:

– Здравствуйте, Сергей Николаевич.

Корин машинально кивнул и постарался незаметно осмотреться. Боковым зрением он засек парня в кожаной куртке на лавочке метрах в пятидесяти. А вот и второй, справа под деревом. Есть и другие, можно не сомневаться. Стефи прижалась к Корину.

– Кто это? Что ему нужно?

– Подожди, – шепнул он.

– Я хочу поговорить с вами, Сергей Николаевич, – пояснил подошедший столь же ровным и спокойным голосом. – Дама пока может подождать в машине или на скамейке. Уверяю вас, ни вам, ни ей не причинят никакого вреда. Вы профессионал и знаете, что похищения и убийства происходят не так.

Корин заколебался. Несомненно, незнакомец не похож на киллера. К тому же обложили их так плотно, что оставалось только подчиниться. Но, несмотря ни на что, он не хотел отпускать Стефи в черную машину. Он сунул ей в руки кейс.

– Стефи... Посиди на лавочке вон там. Бояться нечего, мы только поговорим. Честное слово, – он ободряюще улыбнулся, видя отблеск страха в ее глазах. – Ну... иди, – он легонько подтолкнул ее в спину. Стефи медленно побрела к скамейке, поминутно оглядываясь. Когда она уже не могла их слышать (впрочем, она все равно не поняла бы ни слова по-русски), незнакомец жестом пригласил Корина пройтись и сказал:

– Полагаю, вы догадались, кто я, вернее, кого я представляю.

– О да, – подхватил Корин. – Вы представляете банду убийц, уничтожившую немало ценных сотрудников ЦРУ и захватившую "Атлантис". Если я прав, не обижайтесь, что я не скажу "очень приятно", когда вы назовете себя.

Незнакомец поморщился.

– Благороднее все-таки говорить не о банде убийц, а об организации, служащей определенным целям... Но в общем вы правы. Зовут меня Валентин Петрович. Как вы понимаете, имя не настоящее.

– И что же вам от меня нужно... Валентин Петрович? – Корин подпихивал носком ботинка высохшую веточку. Ни на секунду он не упускал из виду сидящую на скамейке Стефи.

– Мы изучали вас, Сергей Николаевич, восхищаемся вами как опасным, изворотливым противником.

– Настолько восхищаетесь, что дважды пытались отправить на тот свет? усмехнулся Корин. – Уж лучше бы вы меня недооценили.

– Кто старое помянет, тому глаз вон... Конечно, вы обижены на нас, а у нас есть резоны обижаться на вас. А что, если прекратить нелепую конфронтацию и стать друзьями? У нас имеются интересные предложения – Он выжидательно посмотрел на Корина.

– Конечно, на этой стадии операции у вас имеются интересные предложения, – заметил Корин. – Ведь именно сейчас все висит на краю.

А как только я помогу вам выкрутиться, получу пулю в спину, нет?

Валентин Петрович выглядел глубоко оскорбленным.

– Я считал вас умнее, Корин. Впрочем, согласен, у вас нет оснований оказывать нам особое доверие Но я приоткрою завесу – совсем чуть-чуть, вы и сами бы поняли это, если бы дали себе труд задуматься. Операция с "Атлантисом" – вовсе не самоцель и не единственное наше предприятие. Это лишь начало многих грандиозных проектов. Да, нам нужны эти десять миллиардов долларов. А вы задумывались, для чего? Чтобы наслаждаться жизнью? О, нет. Чтобы финансировать другие программы, которые чахнут из-за недостатка средств. Наши планы обширны и увлекательны. Поверьте, для такого человека, как вы, не найдется более захватывающего поля деятельности. И для нас вы просто находка. Мы сумеем оценить вас по достоинству.