Текст книги "Дилогия «Войны крови»"

Автор книги: Андрей Земляной

Соавторы: Борис Орлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Видимо четки не выдержали: гигант начал подниматься. Сашка вогнал дао-веер в тело вампала по самую рукоять и повис на нем, уцепившись одной рукой. Меч в другой руке продолжал методично рубить врага, который теперь уже не ревел, а орал от невыносимой муки.

Вауыгрр тоже умудрился не скатиться со вставшего на задние лапы чудовища. В последний момент он вцепился вампалу в нижнюю губу второй левой головы и теперь висел подобно непонятному фрукту, выросшему на огромном корявом дереве. Нечисть попыталась сорвать его лапами, но это заметил Сашка и тут же изо всех сил врезал гиганту под мышку мечом.

От этого удара вампал вздрогнул, а потом, словно огромное дерево, сваленное ударом молнии, начал медленно заваливаться на бок.

«Прыгаем! Раздавит!»

Сашка отскочил вовремя. Огромная туша рухнула наземь и забилась в агонии. Три уцелевшие головы хрипели и дико вращали огромными, плошкообразными глазами, а когтистые лапы мотались в воздухе туда-сюда. Александр следил за происходящим, точно завороженный. Рядом стоял еще подрагивающий от возбуждения Вауыгрр…

«Вот завалили, так завалили… Будет теперь чем перед волчицами похвастаться…»

Вот в последний раз проскребли по заснеженной земле чудовищные когти, вот вытаращенные глаза подернулись мутной смертной пленкой…

«Ого! Когда это тебя так? – Сашка вытащил индпакет, мечом отрубил пару подходящих веток и начал быстро накладывать шину на волчью лапу. – Как это ты еще стоять-то мог? Открытый перелом…»

Вауыгрр скосил на него свои невероятные льдисто-синие глаза:

«Да? То-то я чувствую – в лапе какое-то покалывание… Ты лучше на себя посмотри! – волчья мысль наполнилась тревогой. – На тебе вообще, похоже, живого места нет!»

«Да фиг с ним: раз стою, значит – живой… Ты Тень не видел?»

Волк оглянулся:

«Нет… Вожак! Вожак, ты жив?!!»

«Не дождетесь, – Тень с трудом поднялся, придерживая неестественно вывернутую руку. – Еще такую нечисть не придумали, чтобы против ГПУ устояла…»

…Вертолет за ними прибыл через сорок минут. Сашка считал, что это достаточно быстро, но Тень, которого к тому времени уже перевязали и накачали всеми имевшимися обезболивающими и тонизирующими препаратами, устроил экипажу летунов истинно генеральский разнос, после которого оба пилота могли только икать. Дальше были Владикавказ, пересадка в самолет и две недели в каком-то санатории, скрытом от посторонних глаз в дремучих вологодских лесах.

После санатория Сашку и Вауыгрра вызвал к себе Капитан. Одних, без Тени. Генерал-майор Серебрянский остался в санатории еще на некоторое время, вплоть до полного восстановления сил…

– …Проходи, лейтенант, проходи, – Капитан был сама любезность. – Присаживайся и рассказывай: что у вас там, в горах Кавказа, получилось? Чай, кофе, коньяк?

От чая Сашка на всякий случай отказался и довольно сжато начал рассказывать ему о схватке с вампалом. Он не слишком хорошо понимал, зачем все это рассказывал: все, что он знал и помнил, было изложено в отчете, но если начальство желает…

– Та-та-та… – неожиданно перебил генерал-полковник, чью фамилию Сашке так и не удосужились сообщить. – Это я все читал – грамоте обучен. Я просил о другом рассказать.

– О чем, товарищ генерал-полковник?

Капитан внимательно посмотрел на сидящего перед ним человека, потом удостоил столь же внимательным взглядом волка:

– А хочу я знать, голуби мои сизокрылые, что вы чувствовали? Как решения принимали, почему именно так решали, а не иначе? Не затруднит удовлетворить старческое любопытство?

«Тоже мне, нашелся старик…»

«Нет, брат, он и в самом деле очень давно живет. Я же чувствую…»

«Вас не затруднит оставить на потом обсуждение моего возраста и перейти к ответам на заданные вопросы?..»

– …Значит, бояться просто не успевал? – Капитан хмыкнул и вдруг как-то очень смешно скривился. – Вот ведь, смена какая выросла! Мы-то, сирые да убогие, иной раз так пужались, что аж живот послабляло. А вы, стало быть, ничего да никого не боитесь… Не успеваете, а?

«По-моему, это мы зря – про то, что не боялись…»

«Да я, – волк вскочил и хлестнул себя хвостом по боку, – я на самом деле не успел. Разве что в самом конце… когда оно снова встало…»

«Вот с этого места поподробней, серый охотник. Что ощущал, когда „оно встало“? И за кого больше всего боялся?»

Волк уселся на пол с видом крайне задумчивым:

«Наверное, больше всего испугался, что брат сейчас упадет и этот его растопчет…»

– А ты? – Капитан повернулся к Сашке. – Тебе когда страшнее всего стало?

– Наверное, – после долгой паузы сказал Александр, – когда оружие само стрелять начало. Мне-то ничего, а вот он…

Капитан проследил направление взгляда охотника и уткнулся в синие волчьи глаза. Повисла пауза.

Затем Федор Борисович поднялся, расправил плечи. Сашка и Вауыгрр поняли, что им тоже нужно встать, и одновременно, точно по беззвучной команде, вскочили и замерли.

– Лейтенант Волков-Райский…

– Я, – Сашка вытянулся по стойке «смирно».

– Указ Президента Российской Федерации: за выполнении специального задания по обеспечению государственной безопасности Российской Федерации и проявленные при этом мужество и героизм наградить лейтенанта Волкова-Райского Александра Львовича медалью «За отвагу».

Капитан подошел к охотнику и прикрепил к его кителю медаль. Отступил на шаг назад, полюбовался делом рук своих и выжидательно посмотрел на Сашку. Тот молчал, стараясь осознать происшедшее.

– Отвечать за тебя, лейтенант, кто будет? Еруслан Лазаревич?

– Служу России! – с большим запозданием выдавил из себя новоиспеченный кавалер.

– Ну, вот и ладушки, – Капитан с облегчением вздохнул. – Мы с тобой, охотник, одному делу служим и одной России. Хотя прежняя формулировка мне больше нравилась…

– Служу Советскому Союзу?..

– Да нет. Служу трудовому народу. – Генерал-полковник немного помолчал, а потом продолжил: – Мы ведь и в самом деле народу служим. Всему народу земли…

Возможно, он хотел продолжить, но в этот момент в кабинет вошел еще один человек. Отец Сергий.

В этот раз он был не в простенькой рясе и не в костюме. На нем переливалось золотым шитьем парадное облачение епископа. Вслед за ним вошли еще трое: митрополит и двое в монашеских клобуках…

– Мы, сынок, пришли поздравить тебя и наградить, – негромко произнес отец Сергий. – Вот, прими…

Митрополит подошел к Сашке и повесил ему на шею резную гемму на георгиевской ленточке, простроченной серебряной канителью. Широко благословил и отступил назад:

– Сию награду, противу медали своей, никому лишний раз не показывай, – проговорил он звучным глубоким голосом. – Но коли на молебен торжественный пойдешь – надень. Да так, чтобы от алтаря видно было…

Сашка почтительно поцеловал руку митрополита и уже шагнул было к отцу Сергию, как вдруг…

– Помнится, ты духовного просил, когда только к нам попал. – Голос митрополита звучал теперь как-то просто, по-домашнему. – Так вот духовный твой…

Сашка обернулся. Перед ним стоял и ласково улыбался отец Деметрий…

…Жутким голубоватым светом пылали светильники. Пахло чем-то, что никак не могло быть увязано с человеческим существованием. В странном месте странный свет и странные запахи…

– Ты просил помощь? Я дал ее тебе. И что? – Голос, в котором слышались сила и холодная нечеловеческая жестокость, гремел под сводами пещеры, затерянной в отрогах хребта Сафедкох. – Что ты сделал с той силой, которую я дал тебе? Где мой слуга, которого я доверил тебе?

– Прости, о великий дэв, – человек с густой черной бородой, которую уже тронула седина, склонился в глубоком поклоне, – но кто мог предположить, что гяуры приведут этих проклятых мюридов, чума на их головы?..

– Кто мог предположить? Любой, кто знает, что эти убийцы, которых ты, червяк, называешь мюридами, существуют! Для чего дан тебе разум – величайший дар Аллаха?

– О великий, – человек снова склонился перед сгустком тьмы, в котором он вот уже который раз тщетно пытался разглядеть очертания своего собеседника, – но обычно федеральные собаки боятся сделать что-либо без санкции с самого верха. И вдруг…

– А кто обещал, что твои люди в правительстве не допустят вмешательства убийц, не дадут им устроить на нас охоту? Моя дочь не успела набрать достаточно сил, не успела окрепнуть, когда твой человек, – голос приобрел презрительную окраску, – твой жалкий человечишка потащил ее в бой! Зачем, ради Аллаха, создавшего нас и вас?! И их… ее встречают двое убийц! Двое, один из которых уже дважды уходил живым от посланных за его головой! А второго он воспитал, если только это вообще не его сын! – Голос сорвался на визг и захлебнулся…

– О великий… – начал было человек, но голос из тьмы прервал его.

– Ты сгубил мою дочь, ты обманул меня, ты клялся, что осталось совсем немного и мы победим. – Сгусток тьмы качнулся и начал приобретать очертания странной многорукой фигуры. – Ты мне больше не нужен. Кара за ложь – смерть!

Во тьме зажглись два кроваво-красных глаза, и человек дико закричал. Правда, кричал он недолго…

…Отец Деметрий… Я уже и не вспоминал о том пожилом монахе, который больше четырех лет тому назад подобрал в электричке одинокого озлобленного мальчишку и привел его туда, где из него вырастили охотника. А он знал обо мне, следил за каждым моим шагом, волновался и переживал, когда узнавал о моих промахах или неудачах, гордился, когда слышал в мой адрес похвалу. И всегда, каждую минуту, каждую секунду ждал, что однажды судьба снова сведет нас вместе…

– …Так вот, Саша, – отец Деметрий взял чашку и вкусно отхлебнул, – мне до сей поры видеться с тобой не дозволялось. Спросишь почему? Отвечу: дабы не сбивать тебя с пути, дабы не отвлекать от того, чему тебя другие наставники обучают. А ты – ты не сердись на опытных и мудрых. Они-то уж точно знают: что кому когда потребно…

Мы сидим за столом в моей квартирке и пьем удивительный чай, который отец Деметрий лично приготовил из каких-то ему одному ведомых трав, почек, кореньев, сухих и свежих ягод и еще чего-то, чему, кажется, и название-то не вдруг подберешь. Вауыгрр расслабленно валяется на полу, уже не обращая никакого внимания на замечательную мозговую кость с остатками мяса, что лежит в его миске. Это тоже подарок отца Деметрия. Он как-то сразу, очень легко воспринял, что меня теперь двое. И что мы с моим серым братом можем общаться легче и быстрее, чем обычные люди – друг с другом. Просто, когда я ему все выложил на первой исповеди, кивнул и с этого момента стал относиться к Вауыгрру как к части меня самого. Так что теперь, приходя к нам в гости, он несет лакомства для обоих. Для меня – мед с клюквой, которую он сам собирает неизвестно где, для волка – мясо и малюсенькую плитку горького шоколада, до которого волк оказался большим охотником…

Отец Деметрий исповедует нас. Удивительно, что можно исповедать волка? Нисколько не удивительно. Каждый живой разумный знает, что такое грех и с чем его едят. И Вауыгрр понимает это не хуже меня. Да и грешит почти столько же. Разве что чуть-чуть иначе…

– …Ты и защитники – суть разные пальцы одной руки. – Отец Деметрий посмотрел на меня с удивительной смесью ласки и суровости. – Защитников много, и они обеспечивают основную часть работы. Присматривают за своими территориями, выявляют узлы влияния черных… Охотник же – вовсе иное. Охотников никогда не было много – больно уж долго и трудно вас пестовать. Да и к тому ж: защитником может стать любой, если только захочет. Охотником же – нет.

– Почему, отче? Если будешь тренироваться, развивать себя, разве не сможешь?

«У нас в стае любой может стать охотником или загонщиком. Разве у людей иначе?»

– И да, и нет, чада мои неразумные, – отец Деметрий слегка улыбается. – Вот скажи мне, Саша: ты мог бы научиться играть на скрипке?

– Конечно!

– Ну, а стать лучшим в мире скрипачом или хотя бы занимать на конкурсах первые места смог бы?

– Н-не знаю… Вообще-то… Хотя наверняка – нет! Если бы мог, я бы уже вовсю скрипачом бы был. Меня б уже с детства к скрипке бы потянуло.

– Именно так! Ты, сынок, не стал скрипачом, потому что у тебя нет к этому призвания. Вот и с охотниками – то же самое.

– …Сконцентрируйся, Саша, – отец Деметрий поставил перед охотником небольшой серебряный крест на высокой деревянной подставке. – Смотри на крест. Смотри только на крест.

Сашка впился взглядом в серебряную фигурку Иисуса. Он старался разглядеть каждую щербинку на ее поверхности, запомнить каждую черточку изможденного божественного лица, даже пересчитать каждый волосок в бороде и на голове Сына Божия…

С шумом вздохнул Вауыгрр, отец Деметрий подошел к двери, наклонился к волку, почесал его за ухом. Затем, глядя на Александра, спокойно произнес:

– Скажи-ка мне, сынок: сколько шагов я сделал к двери?

– Шесть, – поколебавшись, ответил Сашка. – Ну, собственно, не шесть, а пять с половиной…

– Замечательно. А сколько волосков изобразил художник в бороде Господа нашего Иисуса?

– Шестьсот три, – к Сашке возвращалась уверенность. Похоже, он на правильном пути…

– А сколько раз вздохнул твой брат-волк?

– Два, – ответил охотник радостно. – А еще на фигурке Иисуса двенадцать крупных щербинок, двадцать семь мелких, четыре царапины. На голове у Христа пятьсот восемьдесят пять волос. На губах…

– Плохо, Саша. Совсем никуда не годится, – прервал его отец Деметрий. – Ты должен видеть крест, только крест и ничего, кроме креста! Он должен занять твое внимание целиком. Ты как бы растворяешься в кресте, сам становишься крестом, а он – тобой. А у тебя пока получается так: ты вроде бы и смотришь на крест – вон, и волоски в бороде Спасителя пересчитать успел, а кроме креста, смог и шаги мои сосчитать, и за серым братом своим проследить, да еще, поди, и за дверью с окнами следил. Следил?

– Ну-у… да. Следил. Тень говорил, что я всегда должен быть готов к чему угодно…

Духовник прошелся по комнате. Несмотря на свой солидный возраст, двигался отец Деметрий легко и свободно. Но не тем хищным перетеканием, каким Тень перемещался сам и к которому приучил Сашку. Монах двигался так, словно шел по широкому полю навстречу ветру.

– Ежели ты с Яшей себя равнять надумал, то об одном лишь молить Господа стану: дабы не попустил! Ты, Саша, пойми: Яков – человек суровый, сердца ледяного. Давно уже, с того самого страшного случая, никого к себе не допускал. Вот только в последние годы сердцем оттаивать начал. Ты ведь ему боле, чем сын родной…

Сашка поразился. Тень оттаял сердцем и относится к нему, как к сыну? Каков же он был тогда – генерал-майор Серебрянский, – когда «не оттаял»?! Терминатором, машиной для убийства?..

– Отец Деметрий, а что с ним случилось? Что за страшное? Семья погибла?

Священник сел напротив парня, сложил перед собой руки, словно собирался молиться…

– Мудр, Федор Борисович, ой, мудр. Да и то: кесареву сыну кесарево и разумение. Нашел он, чем Якова пронять. И ведь как углядел-то…

Он снова замолчал и застыл в неподвижности. Лишь сухие пальцы легко, словно нечто невесомое, перебирали зерна четок…

– Яша тебя всему обучил, что сам знал, а чему еще не обучил – так обучит. Ибо нет для него сейчас ничего страшнее, чем представить себе, что погибнешь ты из-за того, что не знал чего-то. За всю его жизнь только один раз такое и было, когда обучал он другого охотника. И охотник тот, право слово, посильнее тебя был…

Опять долгое молчание, нарушаемое лишь Редким тихим пощелкиванием четок…

– Яша на моих глазах охотником стал. До того – много за ним чего было. И людей бил, и нечисть, а случалось – и нашим от него перепадало, – отец Деметрий чуть улыбнулся. – Вот пришел он как-то с людьми своими монастырь закрывать. Там-то мы с ним и встретились. И проняло его слово увещное…

Сашка и Вауыгрр замерли, словно окаменели, и превратились в слух. Еще бы: узнать про Тень подробнее, да еще и от человека, у которого все это на глазах было!..

– Хоть в то время государство не слишком-то церковь нашу святую жаловало, но все же с нечистью боролось. Да еще как! И перешел Яков в отдел ГПУ, который врагами извечными занимался. Многое там было, да не про то разговор… – Священник улыбнулся каким-то своим мыслям и продолжил: – Первейшим охотником стал Яков Серебрянский. Таких врагов брал, до которых не то что дотянуться – помыслить о том страшно было. Вот к примеру: ведаешь ли, что у Тухачевского, – отец Деметрий сплюнул в сторону и истово перекрестился, – вампир в личной охране был? И не просто вампир – высший, кровосос и убийца первой статьи. Думаешь, с первого раза этого черного маршала взяли? Ан нет! Четыре раза к нему посылали, и все четыре раза посланные-то пропадали, словно и не было их. А Яша один пошел и маршала того привел…

Духовник посмотрел Сашке в лицо и тихонько рассмеялся:

– Ох, сыночек, да о том ты, коли захочешь, и из документов узнать сможешь. Я же про другое расскажу, о чем не напишут…

В тот вечер я долго не мог заснуть. То, что рассказал отец Деметрий, просто не укладывалось в сознании. Охотник-предатель, сын Тени…

Оказалось, что у Тени была семья. Жена и сын. С двух лет Тень уже начал воспитывать своего сына так, чтобы из него вышел охотник. С большой буквы. И он вышел…

– …В самом победном сорок пятом принял Николай Яковлевич на себя обет охотника, – рассказывал мой духовник. – Хотя были и те, кто считал – недостоин еще молодой Серебрянский обета, ибо самомнение у него – выше гор Рипейских. Однако ж из уважения к отцу его – к Яше то есть – признали парня охотником… Сперва-то начал он – любо-дорого смотреть было, как бегут нечистые руки его. А потом… Потом страшное стряслось. Встретил он девушку, а та возьми да и окажись…

У меня перед глазами промелькнула Света-кицуне. Холодея от ужаса, я перебил отца Деметрия:

– Кицуне?!

Он изумленно воззрился на меня:

– Что «кицуне»? А, да нет, не была та дева нечистью, но из той семьи происходила, что черным продалась. И утянула она Николая за собой. Потянулся молодой охотник за богатством, за почестями да за властью – за тем, чем нечистые всегда человека улещают…

Сперва-то все думали – убит парень. Тень и с лица спал, клялся отыскать убийц. Но затем посыпалась череда невероятных смертей среди высшего руководства светлых сил. Аналитики опознали почерк, но попытки вернуть изменника обратно успехом не увенчались, а потом, по словам отца Деметрия, охотник-ренегат в пятьдесят третьем году сотворил такое, от чего весь род человеческий застонал…

Почему-то он не стал рассказывать, что же такого наворотил Серебрянский-младший. Было отправлено несколько охотников для уничтожения изменника, но Тень слишком хорошо воспитал своего сына. Никто из них не вернулся. И тогда отец пошел на поиски сына. И нашел…

– Жена его, Надежда, узнав, что Яша с их сыном сам расправился, руки на себя наложила. За Якова тогда все боялись, а он – ничего. Только сердцем заледенел. Потому-то он одиночкой и стал, и желаний у него не было.

– А отомстить?

– Саша, да кому же он мстить-то должен? Разве что себе самому…

…В кабинете вице-президента банка царила привычная тишина, такая же, как и во многих других кабинетах громадного здания. Человек, сидевший за компьютером, что-то быстро просматривал на экране, сменяя файлы и сайты с почти невероятной скоростью. Со стороны могло показаться, что он просто гоняет одну картинку за другой, не утомляя глаз постоянным мельканием чередующихся изображений. Но так могло только показаться…

Человек за монитором внезапно прервал свое занятие и нажал кнопку селектора:

– Светлана? Вызови ко мне Мокина и Эпштейна. Сейчас…

…Через несколько минут в дверь осторожно постучали:

– Вызывали, Герман Моисеевич?

– Вызывал, вызывал. Проходите, присаживайтесь. Можете курить…

Задвигались стулья, звякнула пепельница.

– Светлана! Кофе…

Секретарша, блестящая и невыразимо хорошенькая, как и все секретарши, внесла чашку с кофе. Герман Моисеевич Шах отхлебнул и поинтересовался у пришедших:

– А что это у нас с кредитами? Как-то роста не прослеживается, а?..

Сидевшие перед начальником смущенно переглянулись, затем один из них – долговязый, худой, похожий на грустную птицу марабу Эпштейн, откашлявшись, произнес:

– Боюсь, что и не будет. У нас большие проблемы с кредитным отделом…

– Вот как? – Голос Шаха стал сладким, будто засахаренный мед – И почему же это так, Дмитрий Лейбович, позвольте узнать?

– Я уже сообщал вам, – Эпштейн-марабу погрустнел еще сильнее, – что с нашими… кхм… особенными сотрудниками начали происходить… э-э…

– На них была настоящая охота, Герман Моисеевич, – сообщил второй приглашенный, плечистый здоровяк Мокин. – И вчера погиб последний. Отчет я вам сегодня с утра переслал.

– Отчет, говоришь? – Сладкий голос превратился в шипение разъяренной гадюки. – А разве я не приказывал тебе усилить охрану? Еще в первый раз, когда погиб первый уводень? А потом, когда эти скоты добрались до нашего уважаемого Дракутовича?..

– Виноват, Герман Моисеевич, – Мокин наклонил упрямую лобастую голову. – Но все дело в том, что они как будто знают и чувствуют, где конкретно находится особый груз. Вот вчера, – он поднял голову, стараясь, однако, не смотреть в глаза Шаху, – было две спецмашины. И из каждой вынесли по два контейнера. Абсолютно одинаковых.

– И что? – Теперь шипение напоминало уже не гадюку, а анаконду. – И что?

– Тремя выстрелами из винтовки крупного калибра был уничтожен именно тот контейнер, который был настоящим. – Предваряя естественный вопрос, Мокин добавил: – «Крот» исключается. Сотрудники в машинах ничего не знали. Даже если предположить, что кто-то знал, в какой машине следует специальный груз, угадать, в каком контейнере находится… какой контейнер будет вынут первым, а какой – вторым, было невозможно. Я могу предположить, что использование спецсотрудников уже не оправдает себя в полной мере. Против нас задействована СТРУКТУРА, и я могу предположить…

Он внезапно осекся и замер под немигающим взглядом Шаха, словно кролик перед удавом. Герман Моисеевич вдруг словно бы вырос, навис над Мокиным. Его глаза вспыхнули странным бордовым пламенем, он протянул руку и прикоснулся к груди человека. Несколько мгновений ничего не происходило, но потом…

Мокин изменялся. Казалось, будто человек сдувался, словно воздушный шарик. Глаза его вывалились из орбит, рот приоткрылся, а все тело била мелкая дрожь. Кожа посерела, на лице обозначились желваки, а еще через минуту он грузно осел на пол кабинета.

Шах вышел из-за стола, ткнул носком ботинка лежащего, затем обернулся к Эпштейну:

– Можешь присоединиться. Тут еще осталось достаточно…

…Когда с трапезой было покончено и покойника увезли с диагнозом «острая сердечная недостаточность», оба вампира переглянулись. Для них не составляло труда поддерживать человеческие личины, ведь один из них был высшим, а второй скоро должен был стать таковым…

– Его уже давно нужно было заменить, – произнес Шах. Говорил он не по-русски, да и вообще – ни на одном из человеческих языков. – Эти бараны не годятся ни на что, кроме пищи. Службу безопасности возглавишь ты, Эпхгезеодебразан. И первое, что ты сделаешь, – найдешь тех, кто погубил наших сирен. [43]Найдешь и приведешь их ко мне. Вместе с семьями…

…«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Площадь Мужества». Вагон медленно тронулся, стал набирать ход. Сашка стоял у неоткрывающихся дверей, прикрыв глаза, словно бы дремал стоя. У его ног свернулся Вауыгрр. Со стороны они выглядели, как хозяин с собакой, возвращающиеся после прогулки за город или в каком-нибудь из многочисленных парков Северной столицы. Но это впечатление было ошибочным. Между охотниками шел быстрый разговор:

«У двери с краю».

«Направо или налево?»

«Вроде, налево…»

«Подожди, сейчас схожу, проверю…»

Волк лениво, совершенно по-собачьи, поднялся и неторопливо потопал в дальний конец вагона. Его черный шевровый нос, торчащий из кожаного намордника, уткнулся в пол. Вауыгрр неспешно поворачивал головой туда-сюда, словно искал кого-то. Делать это он старался как можно забавнее и в награду за свое мастерство уже услышал несколько смешков.

Вид собаки, пусть крупной, но с уморительной серьезностью ищущей что-то в вагоне метро, настроил пассажиров на благодушный лад. У некоторых в руках уже появились недорогие конфеты, которыми попутчики готовились угостить потешного пса, а кое-кто уже робко протягивал руку и пробовал погладить симпатичного кобеля, тычущего свой нос куда ни попадя…

«Здесь!» – Вауыгрр уселся на пол и доверчиво положил голову на колени очень красивому пареньку – чуть ли не двойнику известного голливудского актера, – с отсутствующим видом слушавшему плеер. Тот вздрогнул, посмотрел на волка и, как ни странно, успокоился. Даже попытался почесать волка за ухом.

– Ох, извини, братан, – Сашка подошел к пареньку и забрал Вауыгрра, оттащив за ошейник. – Чего-то я устал, вот и недосмотрел за зверем…

– Забей, – махнул рукой юный любитель музыки. – Он же не укусил, ничего…

– Да он и не кусается.

Охотник сел на освободившееся место рядом с богато одетым красавчиком-меломаном, достал из кармана небольшой камушек с дыркой, повертел его в руках, на мгновение приложил к лицу:

– Слышь, а ты по чему прикалываешься?

– Да я кислотник по жизни. А так… – Тут паренек увидел у Сашки провода от наушников. – А ты чего?..

– Ну-у… кислота – тоже, но здесь сейчас – фолк-рок. Кельты…

– Кельты – это круто, – согласился его собеседник. – Ну, бывай, собачник…

– О, и ты здесь выходишь? – Сашка изобразил удивление. – Мы тоже.

Они вышли из метро, обсуждая на ходу достоинства современной музыки. Вауыгрр трусил чуть сзади, словно бы случайно тычась носом в рюкзачок паренька с плеером.

«Он здесь! В мешке!»

«Понял, работаем…»

– А скажи-ка, братан, – Сашка прервал разглагольствования паренька о прелестях исполнения Найка Борзова, – на хрена ты с собой подгребина [44]таскаешь? Это у кислотников обычай такой, или как?

При этих словах парень дернулся в сторону, рванулся было бежать, но не тут-то было: Вауыгрр мгновенно прихватил клыками рюкзак, неожиданно заверещавший дурным голосом. От этого вопля в нескольких окнах близлежащего дома лопнули стекла, а перед охотником внезапно возник громадный ящер. Он оскалил пасть и тяжело шагнул вперед, но на этом все и завершилось: Сашка вытряхнул из рукава длинное узкое лезвие и коротко ткнул в рюкзак. Режущий слух вопль, тираннозавр исчез, словно растворился в воздухе…

…На асфальте сидел, обхватив голову руками, невысокий хлипкого вида паренек, совсем не похожий на голливудского красавца. Плечи его тряслись:

– Сволочь! Сволочь! За что ты убил Беоралу? Она… она же ничего плохого… никому… а ты…

«Самка „ходячего хвоста“? Он совсем одурел? Она же втрое опаснее самца!»

«Он-то откуда, по-твоему, это знать должен? Думаешь, она ему это рассказала?»

Охотник крепко ухватил паренька за шиворот, рывком поднял на ноги:

– Ты никогда не задумывался: откуда ЭТО берет силы, чтобы делать тебя красавцем, чтобы доставать тебе деньги, чтобы все у тебя было? Серьезно: ты что, думал, все из воздуха берется?

Паренек рванулся было, но волк, стоявший рядом, оскалил зубы и коротко взрыкнул. Парень тут же обмяк, словно из него вытащили какой-то стержень:

– Она говорила… говорила, что ей надо совсем чуть-чуть… что никто даже и не заметит… Я ведь только хотел… чтобы певцом… или в телевизор…

«Он верил нечисти? Точно, идиот…»

– Поди еще говорила, что тебе надо почаще бывать там, где людей побольше?

– Н-ну… да-а…

– И куда ж она тебя таскала? Кинотеатры, площади, метро?..

– Н-ну… еще поликлиники… школы… детские сады…

«Брат, скажи, чтобы он заткнулся! Или я его сейчас загрызу!»

Сашка брезгливо смотрел на симбиота. Он кормил своего подгребина детьми, больными… А ведь достаточно ребенку отдавать энергию демону хотя бы час – болеть он будет очень долго! Мразь, тварь, предатель!..

– Вот что… – Охотник стиснул кулаки, несколько раз глубоко вдохнул. – Сейчас мы с тобой поедем в одно место. Там ты все расскажешь, а тогда уж решат: что с тобой делать… звезда эстрады, блин…

Сашка вызвал машину, чтобы отвезти пленника в контору. Такие вещи не охотнику решать. Пусть отцы-командиры решают: что с симбиотом делать и какую епитимию на него накладывать…

– …Я нашел его! Нашел! – Голос в телефонной трубке срывался и от волнения переходил с русского на иной, нечеловеческий. – Вы не поверите, ифхзфхурхзгерноберенгорхзхр – набольший господин моей жизни, – их всего двое! Двое Чистой Крови.

– Вот как? – Герман Моисеевич слегка задумался. Под ложечкой сладко засосало от предвкушения. – И ты уверен, что за ними никто не стоит?

– Н-нет, – голос в трубке смешался, – в этом я не могу быть уверен. Но то, что младшего вампира и хотя бы одну из сирен убили именно они – в этом нет ни малейшего сомнения.

– Хорошо, Эпхгезеодебразан, я понял тебя. Приезжай ко мне и расскажи все, что тебе удалось узнать. Жду, – с этими словами Шах повесил трубку.

Он встал и упруго прошелся по кабинету, разминая ноги. Затем открыл сейф и достал оттуда небольшой ларец. Сел в кресло, открыл крышку.

Внутри лежал, переливаясь в окружавшем его черном бархате, прозрачный кристалл, похожий на сгусток прозрачного огня. Тот, кого знали как Германа Моисеевича Шаха, удачливого бизнесмена и финансиста, положил руки на твердое и холодное пламя и сосредоточился. И почти сразу в глубине кристалла возникли смутные очертания фигуры:

– Приветствую тебя, досточтимый бинфэн. [45]

– Приветствую тебя, досточтимый, – фигура в кристалле стала отчетливее. Теперь было ясно видно, что это – пожилой китаец с узким и резким лицом. – Здесь меня называют Питер Фэй, и я прошу тебя именовать меня так же.

– Охотно, – Шах усмехнулся. – Меня здесь именуют Герман Моисеевич Шах, можно просто – господин Шах.

– Мне очень приятно, что вы, достопочтенный господин Шах, вспомнили обо мне. Я не могу поверить, что ваш интерес к моей скромной персоне вызван лишь заботой о моем здоровье и успехах. Неужели я ошибаюсь?

– Оставим церемонии, господин Фэй. Полгода тому назад вы сообщили о весьма щедрой награде, положенной за голову убийц из Санкт-Петербурга. Ваше предложение еще в силе?

– Да, – голос из кристалла стал громче и отчетливее. – Вы нашли их?

– Возможно. – Герман Моисеевич чуть улыбнулся. – Что вы предлагаете в награду?

– Кристалл Сохмет, [46]который удалось добыть из запасников Каирского музея. Если вы предоставите мне их живыми, я могу добавить и еще кое-что…

– Я понял, уважаемый господин Фэй, я понял. – Шах кивнул головой. – Возможно, совсем скоро я снова свяжусь с вами…

…«Или за нами следят, или я – выдра!»

После такого заявления я волей-неволей напрягся. Мне тоже казалось что-то такое, но уж Вауыгрр в подобных оценках не ошибается. По крайней мере, на моей памяти. Та-ак, посмотрим-посмотрим, что там у нас?..