Текст книги "Майн Рид: жил отважный капитан"

Автор книги: Андрей Танасейчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

На «Орегонской тропе»

Достоверные сведения о периоде жизни будущего писателя, начиная с зимних месяцев 1842-го по весну 1843 года, практически отсутствуют. Довольно невнятно и противоречиво повествует о нем вдова писателя, «благополучно минует» его и Дж. Стил. Однако известно, что в апреле 1843 года Рид находился в Сент-Луисе и готовился отправиться в экспедицию на северо-западные территории. Ряд косвенных свидетельств указывает на то, что Рид объявился в Сент-Луисе уже за год до этого – весной 1842 года, после осени и зимы, скорее всего, проведенных в Теннесси. Госпожа Рид мельком упоминает, что ее муж организовывал и водил охотничьи экспедиции на запад – по «Орегонской Тропе». Несмотря на то, что Рид действительно обладал изрядным охотничьим опытом, вряд ли он мог выступать в качестве организатора (не обладая для этого необходимыми связями и репутацией), а тем более проводника. Но здесь уместно вспомнить о его знакомстве с Биллом Гэри – известным, очень опытным местным следопытом и траппером. Достоверно известно, что тот на протяжении нескольких лет занимался этим делом. С большой долей вероятности можно предположить, что и Майн Рид принимал участие в его предприятиях или экспедициях других охотников.

Что это были за экспедиции, как долго они длились, много ли было участников и на кого они охотились? Ответы на эти вопросы не вызывают особенных затруднений. Писатель достаточно подробно – но, конечно, не без вымысла – отвечает на них своими, в первую очередь так называемыми «охотничьими» романами. Среди них очевидный интерес (и, пожалуй, наибольшее доверие) вызывает «Охотничий праздник» (1854). Роман этот рассказывает как раз о такой охотничьей экспедиции. Конечно, эпизоды, связанные с охотой, не могли не содержать вполне понятных преувеличений, но одной из главных задач писателя было создание правдоподобного произведения, поэтому едва ли Рид мог сильно погрешить против истины, описывая то, что не нуждалось в преувеличениях – подготовку и маршрут экспедиции, экипировку ее участников, оружие, одежду, фургоны и т. д.

В те героические времена основным объектом охоты были, конечно, американские бизоны, тогда еще в изобилии водившиеся на просторах «никому не принадлежащих» Великих Равнин. Это превращало их в настоящее Эльдорадо и своеобразную Мекку для охотников. Как можно судить из текста романа, поохотиться сюда приезжали состоятельные господа – не только из разных частей США, но и Европы, прежде всего из Англии. Для них и устраивались охотничьи экспедиции – своеобразные сафари.

В начале – середине 1840-х годов в Сент-Луисе устройство подобных «охотничьих праздников» являлось уже хорошо налаженным бизнесом, в орбиту которого были вовлечены многие. И об этом читаем в романе: «…я прибыл в Сент-Луис летом 18… но все гостиницы были переполнены беглецами из Нового Орлеана, приезжими из Европы и… охотниками, которым надоело гоняться за мелкой дичью и которые были не прочь принять участие в охоте на бизонов».

Главный герой принадлежит к числу респектабельных охотников. «Через несколько дней после моего прибытия в Сент-Луис, – повествует рассказчик, – я уже познакомился с пятью охотниками, и у нас образовалось маленькое общество. Мы немедленно занялись обсуждением плана предстоящей экспедиции. Решено было, что каждый из нас может экипироваться сообразно со своими вкусами и средствами, но покупка лошади или мула была признана обязательной для каждого охотника. Затем организовали общую кассу, чтобы на собранные деньги приобрести фургон, упряжку, палатки, съестные припасы и кухонную посуду. Кроме того, мы решили пригласить с собой двух профессиональных охотников, хорошо знакомых с прериями и могущих служить нам проводниками».

Для нас особенно ценно последнее замечание: о найме профессиональных охотников. Несмотря на давнюю, глубокую и искреннюю любовь к охоте, едва ли Рид имел средства, чтобы стать пайщиком экспедиции. Но, имея знакомства в среде «профессионалов», обладая к тому времени уже богатым опытом и соответствующими навыками, он вполне мог выступить в ипостаси охотника-проводника. Тем более что в отличие от прислуги – возницы фургона и обязательного повара – в обязанностях охотника-проводника не было ничего, унижающего достоинство. Напротив, проводники пользовались большим уважением и обладали непререкаемым авторитетом, да еще и получали плату за свой труд.

«Мне остается описать наших двух проводников, – пишет Рид. – Их звали Исаак Брадлей и Марк Редвуд. Оба они были трапперами, но внешне сильно отличались друг от друга. Редвуд был высокий и плотный мужчина, очень сильный. Его же товарищ – небольшой и сухощавый. Открытое лицо Редвуда дышало мужеством и обросло густыми бакенбардами, а безбородое и медно-красное лицо Брадлея напоминало индейца. Оба проводника были в кожаных костюмах, но в совершенно разных. Куртка, штиблеты [12]12
  Штиблеты – (здесь) гетры на пуговицах или иных застежках (прим. ред.).


[Закрыть]и мокасины Редвуда были просторны и хорошего покроя. На енотовой шапке торчал кверху пушистый хвост. Одеяние Брадлея было очень узко, и казалось, что оно составляет одно целое со своим владельцем. Его штиблеты, куртка и мокасины были сильно поношены и грязны. На нем висел ягдташ из лоснившейся от жира кожи и маленький буйволовый рог, служивший пороховницей, а за поясом торчал большой охотничий нож с рукояткой из оленьего рога. Старинное ружье Брадлея имело ствол длиной около шести футов. Ружье Редвуда тоже отличалось значительными размерами, но было новейшего устройства, а также пороховница, пояс и ягдташ были подобраны с большим вкусом, чем у Брадлея, который, по-видимому, не придавал большого значения своей внешности». Как утверждает автор, «в описании наших проводников нет ничего вымышленного, но все взято прямо с натуры». Очевидны и симпатии рассказчика. Они принадлежат элегантному Редвуду. Конечно, очень заманчиво провозгласить Рида прототипом Редвуда, но у нас нет для этого бесспорных оснований.

Основываясь на сюжете романа, можно установить и примерный период времени, необходимый для подготовки к походу. «Приготовления наши заняли около недели, – замечает рассказчик. – И, наконец, из предместья Сент-Луи по дороге, ведущей к прериям, выехала маленькая кавалькада и вскоре исчезла из виду за холмами, окружавшими город».

За бизонами охотничьи экспедиции отправлялись в юго-западном направлении, по «Тропе Санта-Фе», хорошо знакомой писателю. Хотя тогда американских бизонов еще можно было встретить практически повсеместно на пространствах прерий, «ближайший пункт, в котором можно было рассчитывать на встречу с буйволами, – утверждает Рид, – находился от нас на расстоянии двухсот миль». Рассказчик восклицает: «Надо было быть страстными охотниками, чтобы предпринять двадцатидневное путешествие в поисках бизонов!» С этим замечанием нельзя не согласиться, но в этой ремарке интересно другое: она дает возможность узнать примерную продолжительность экспедиции. Итак, путь до места предполагаемой охоты занимал, по меньшей мере, двадцать дней. Столько же дней требовала обратная дорога. Какое-то количество времени – неделю или больше (в зависимости от желания и удачливости охотников) – поглощала сама охота. Таким образом, продолжительность сафари вместе с подготовкой не могла быть меньше шестидесяти дней – то есть двух месяцев. Движение по «Орегонской Тропе» и «Тропе Санта-Фе» завершалось в октябре, самое позднее – в начале ноября. Следовательно, «охотничий сезон» длился шесть-семь месяцев. Поэтому весной-осенью 1842 года Майн Рид мог принять участие максимум в трех, но скорее всего – в двух экспедициях за американскими бизонами.

Основываясь на внимательном прочтении текстов «охотничьих» и иных «американских» романов писателя, нетрудно выяснить, что располагались «охотничьи угодья» Рида вдоль северного участка «Тропы Санта-Фе».

Как известно, в первом своем путешествии по тропе с караваном торговцев «Бент, Сент-Врэн и К ⁰» будущий литератор двигался по южному маршруту – через плато Симаррон. Теперь он осваивал местность в бассейне северных притоков Арканзаса и в предгорьях Скалистых гор. На это указывают подробные описания природы и климата тех мест, флоры и фауны, а также упоминания о фортах компании – Сент-Врэн и Бент. Эти форты были выстроены компанией в 1830-е годы и служили опорными пунктами торговли в этих диких местах.

В истории освоения Запада одним из наиболее известных, безусловно, является форт Бент. Он был выстроен в 1834 году на северном берегу реки Арканзас. В первое свое путешествие Рид не мог побывать в нем, но в 1842-м он неизбежно должен был там оказаться.

Форт назвали по имени одного из владельцев «Бент, Сент-Врэн и К ⁰» – Уильяма (Билла) Бента. В нем неизменно останавливались не только караваны компании, но и другие «поезда», набираясь сил перед самой длительной и трудной частью пути. Он служил промежуточной базой и для участников «охотничьих праздников». Форт был нужен не только как место для отдыха, но и как торговая фактория – место, где трапперы-охотники сбывали пушнину, покупали необходимые им припасы. В форте располагались склады компании, отделение конторы, жили ее служащие. Форт был и крепостью – на тот случай, если возникнут недоразумения с индейцами. Сохранилось и его описание, вероятно, небезынтересное современному читателю: «Форт окружен стеной, сложенной из необожженного кирпича, толщиной шесть футов в основании и четырех в верхней части; полы в помещениях глиняные, крыши крыты глиняными пластинами, основания и оконные проемы укреплены камнем. В северо-западном и юго-западном углах стены возвышаются круглые башни тридцати футов высотой, они имеют десять футов свободного пространства в поперечнике; в них проделаны бойницы для артиллерии и стрельбы из ружей. Вход в крепость расположен на востоке, его закрывают тяжелые двустворчатые деревянные ворота. Изнутри форт поделен на две части: в одной располагаются контора, жилые помещения и склады; другая предназначена для фургонов, скота и т. д.».

Форт Бент играл важную роль в освоении Великих Равнин американцами. Позднее, во время американо-мексиканской войны, он служил перевалочной базой для снабжения, местом отдыха и сбора при передвижении американских войск. По окончании военных действий, утратив свое значение, форт постепенно пришел в упадок и в 1852 году был разрушен самими владельцами.

Рид, повторим, не мог миновать форта Бент, он неоднократно упоминает его в своих романах, подробно описывает другую укрепленную факторию компании – форт Сент-Врэн в романе «Желтый вождь», более известном русскоязычному читателю под названием «Голубой Дик». Этот форт был назван в честь второго компаньона – Серэна де Сент-Врэна. Он мало отличался от Бента и служил тем же целям, хотя был построен несколькими годами позже, имел меньшее торговое и военное значение и был «скромнее», нежели его расположенный юго-восточнее «собрат».

* * *

«Охотничий праздник» Рида неизбежно должен был закончиться в ноябре 1842 года. Остался ли он на зиму в Сент-Луисе, куда обязательно должен был вернуться осенью, или направился в иное место? Хотя Сент-Луис фигурирует во многих романах писателя, читатель нигде не встретит описаний зимнего города, нет упоминаний и о том, что кто-нибудь из его героев зимовал здесь. Конечно, это очень слабый аргумент в пользу того, что писатель на время покинул Сент-Луис. Но если вспомнить то, что из своих странствий по Дальнему Западу писатель «выжимал» впечатления по максимуму, он вполне красноречив.

Вдова писателя, основываясь на воспоминаниях мужа, утверждала, что зиму 1842/43 года ее супруг провел в Питсбурге, штат Пенсильвания. От Сент-Луиса до Питсбурга – путь неблизкий, но, учитывая статус города как пароходной столицы США, вполне преодолимый: от Сент-Луиса до Питсбурга вверх по Огайо постоянно курсировали пароходы, на любом из которых будущий беллетрист мог легко преодолеть это расстояние, благо что средства для этого у него после летнего сезона должны были быть. Вдова между тем сообщает, что зима эта далась ему тяжело (в связи с финансовыми обстоятельствами) и он вынужден был даже обратиться к помощи «земляков» – североирландских соотечественников. В Питсбурге действительно была значительная «диаспора» шотландцев ирландского происхождения (соотечественники Рида возглавляли городской совет, владели недвижимостью и большинством промышленных производств в городе), и вполне возможно, что Рид надеялся найти там подходящую работу и, вероятно, даже осесть в городе. Но Питсбург ему решительно не нравился – промышленный, задымленный, грязный, он представлял собой целый конгломерат заводов, занимавшихся выплавкой чугуна и железа. Люди в городе жили в ужасных условиях, дыша заводской копотью и гарью, страдая от болезней, вызванных скученностью и нездоровой атмосферой.

Каковы бы ни были его первоначальные планы, связанные с Питсбургом и Пенсильванией, им, видимо, не суждено было сбыться, и весной 1843 года будущий писатель вновь возвращается в хорошо знакомый Сент-Луис.

Как и минувшей весной, Рид снова отправляется в экспедицию. Теперь его путь пролегал по иному маршруту. Если в предыдущий раз он осваивал северо-западную часть «Тропы Санта-Фе» и прилегающие к ней территории, то сейчас он направлялся на северо-запад – по «Орегонской Тропе», так называемому северному маршруту, к верховьям реки Миссури.

«Орегонскую Тропу» проложили в начале XIX века трапперы – охотники и торговцы пушниной. В 1810–1820-х годах монополистом в США по добыче мехов и торговле пушниной была «Американская меховая компания (American Fur Company)»миллионера Джона Астора. На него работали сотни охотников, добывавших бобра, выдру, куницу, соболя, лису, шкуры других животных; десятки торговцев, скупавших у них и у индейцев меха в факториях и фортах, выстроенных на Тропе. В конце 1820-х годов все большее значение (особенно в западной части Тропы) стала приобретать англо-американская «Компания Гудзонова залива». На рубеже 1830–1840-х годов спрос на меха во всем мире стал падать (связано это было с развитием легкой промышленности и с революционными изменениями в стиле одежды) и значение «Орегонской Тропы» (в отличие от «Тропы Санта-Фе») как торговой артерии резко снизилось, в упадок пришли фактории, многие из них прекратили существование. Ренессанс Тропы происходит в середине 1840-х годов, когда начинается массовая миграция американцев на запад континента – сначала в Орегон и Юту, а затем (с началом «золотой лихорадки» в 1849 году) в Калифорнию.

«Орегонская Тропа», так же как и «Тропа Санта-Фе», начиналась в Индепенденсе, штат Миссури, и проходила по территориям современных штатов Канзас, Айова, Небраска, Северная и Южная Дакота и Монтана. Позднее, в 1830-е, проложили южный маршрут. Он был короче и шел через Небраску, Вайоминг и Айдахо.

Экспедиция, в которой участвовал Майн Рид, двигалась по северному маршруту – сначала вдоль берегов реки Миссури вверх по ее течению, а затем через территорию Северной Дакоты в Монтану. Известно, что это было не торговое предприятие, а исследовательская или охотничья экспедиция.

Элизабет Рид утверждала, что ее муж принял участие в экспедиции выдающегося американского натуралиста Дж. Одюбона [13]13
  Джон Джеймс Одюбон (Audubon, 1780–1851) – выдающийся американский ученый-натуралист и путешественник. Совершил несколько длительных путешествий по неизведанным территориям Северной Америки.


[Закрыть], автора знаменитого фундаментального труда «Птицы Америки». Что интересно, вдова заявляет, что не Рид сопровождал Одюбона, но, напротив, «Одюбон сопровождал» будущего писателя, «получая особое наслаждение (! – А. Т.),делясь с Майн Ридом своими обширными познаниями». Данное утверждение даже не выглядит правдоподобным, хотя, теоретически, Рид мог принять участие в предприятии натуралиста, работавшего тогда над подготовкой другого выдающегося исследования под названием «Четвероногие обитатели Северной Америки». Дж. Стил отвергает вероятность участия Рида в экспедиции Одюбона, аргументируя свою точку зрения несколькими обстоятельствами. Во-первых, в составе исследовательского отряда были задействованы в основном французские и канадские трапперы-охотники. Во-вторых, отряд Одюбона был слишком многочислен и включал более ста человек. А в-третьих, значительную часть пути вверх, а затем и вниз по Миссури участники экспедиции проделали по реке, сформировав для этого целый караван судов, а такой способ путешествия едва ли заинтересовал бы Рида.

Действительно, довольно сомнительной выглядит версия о сотрудничестве Рида и Одюбона. И причина не в аргументах американской исследовательницы. Истоки версии госпожи Рид, скорее всего, восходят к самому писателю, который вполне мог козырнуть своим знакомством с выдающимся ученым (возможно, Рид действительно знал его, или как минимум – видел: знаменитый натуралист готовил – последнюю в своей жизни – экспедицию в Сент-Луисе весной 1843 года). Нельзя сбрасывать со счетов и литературный источник: одним из центральных персонажей «Охотничьего праздника» является натуралист (знаток птиц и растений) по фамилии Одюбсон. В романе последний действительно постоянно и с видимым удовольствием делится своими обширными познаниями с автором.

Профессор Стил выдвигает другую версию: Рид принял участие в экспедиции У. Стюарта [14]14
  Уильям Драммонд Стюарт( Stewart,1795–1871) – британский аристократ, знаменитый охотник и путешественник. Оставил описания своих путешествий.


[Закрыть]– шотландского аристократа, известного путешественника и охотника. Он неоднократно охотился в прериях и действительно снаряжал свою охотничью экспедицию в Сент-Луисе тогда же, когда и Одюбон. У. Стюарт и его спутники двигались по суше, но примерно по тому же маршруту, что и автор «Птиц Америки» – по «Орегонской Тропе» через Дакоту и Монтану к юго-западной границе Канады. Его экспедиция была немногочисленна, но в ее составе были не только проводники и охотники, но и ученые-натуралисты. По характеру и устремлениям Риду, безусловно, больше «подходила» экспедиция шотландского лорда. Но утверждать, что будущий автор приключенческих романов был спутником знаменитого охотника, нет достаточных оснований. В «Охотничьем празднике» есть герой – аристократ-англичанин, и его можно соотнести с лордом Стюартом, но этот образ своим источником, безусловно, мог иметь и десятки других британских охотников-путешественников. Великолепная охота на неосвоенных западных территориях и богатые трофеи привлекали многих состоятельных соотечественников Майн Рида.

Как бы там ни было, отсутствие прямых указаний на участие в какой-либо конкретной (Одюбона, Стюарта и кого-либо еще) экспедиции не ставит под сомнение сам факт путешествия. Скорее всего, Рид отправился к истокам рек Северный Платт, Шайенн и Биг-Хорн, известным как великолепные охотничьи угодья, с небольшой группой охотников-трапперов в надежде хорошо заработать на пушном промысле. Достоверно, что весну (конец апреля и май), лето и, вероятно, сентябрь 1843 года Рид провел в странствиях по просторам Великих Равнин. Аккумулированные там впечатления легли в основу нескольких (как «юношеских», так и взрослых) романов беллетриста, дали ему бесценную информацию о животном и растительном мире северо-западной части США, ландшафтах, климате, природе тех мест, куда еще редко ступала нога белого человека.

Предыдущие охотничьи экспедиции не только напитали его впечатлениями, но и принесли Риду кое-какой доход (впрочем, если вспомнить о тяжелой зиме в Питсбурге – он был едва ли велик). Итоги путешествия 1843 года ограничились главным образом впечатлениями: заработать приличные деньги Риду не удалось. Он и его товарищи интенсивно охотились, били не только бизонов, оленей и лосей, но и выдру, бобра, куницу, не брезговали даже ондатрой (мускусной крысой) и надеялись неплохо заработать на пушнине. Но 1843 год стал самым плохим в истории меховой торговли. Она находилась в глубоком кризисе. Меха почти не находили сбыта на традиционном европейском рынке, ими были забиты склады «Компании Гудзонова залива» и Русско-американской компании. Только этими обстоятельствами объясним тот факт, что осенью 1843 года Майн Рид навсегда расстается с Дальним Западом и покидает ставший почти родным Сент-Луис.

Филадельфия: Эдгар Аллан По и другие

Даже нашего современника – человека, привыкшего преодолевать огромные расстояния, перемещаясь на автомобилях, поездах и самолетах, – не может не удивлять поразительная мобильность Майн Рида, масштабность передвижений будущего писателя по североамериканскому континенту. За несколько лет, путешествуя верхом, пешком, на пароходах и других судах по рекам и озерам, он в своих странствиях преодолевал огромные расстояния, перемещаясь от границ Канады на севере до центральной Мексики на юге и от Скалистых гор на западе до Нью-Йорка на востоке. В своем первом романе он писал: «За десять лет я не прожил на одном месте и десяти недель. Я исколесил американский материк от крайнего севера до крайнего юга, пересек его от океана до океана. Нога моя попирала вершины Анд и взбиралась на Кордильеры Сьерра-Мадре. Я спускался на пароходе по Миссисипи и поднимался на веслах по Ориноко. Я охотился за буйволами с индейцами племени поуни в степях Платтэ и за страусами в пампасах Ла-Платты. Сегодня я дрожал от холода в эскимосской юрте, а через месяц нежился в гамаке под тонкой, как паутина, листвою пальмы коросо».

Строки эти написаны в 1850 году и полны преувеличений: на самом деле его нога никогда не «попирала вершины Анд», и, конечно, он не охотился «за страусами в пампасах Ла-Платты». Преувеличение содержит утверждение, что он «и десяти недель не прожил на одном месте»: несколько месяцев он пробыл в Новом Орлеане, почти год провел в Нэшвилле. Но если Рид и исказил истину, то совсем ненамного: в 1840-е годы его «адреса» и занятия менялись в калейдоскопическом ритме. Соблазнительно было бы объяснить этот калейдоскоп в духе Элизабет Рид: Майн Рид был подлинным «искателем приключений» и в поисках новых неустанно колесил по Новому Свету. Читатель, однако, видит, что это не совсем соответствует истине: головокружительные перемещения будущего писателя были обусловлены не столько стремлением к новым впечатлениям, сколько необходимостью обеспечить достойное существование. Едва ли приходится сомневаться, что у Рида была своя собственная «американская мечта», и материальному благополучию в ней отводилось не последнее место. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о его попытках начать карьеру в Северной Ирландии, о мытарствах в Новом Орлеане и Натчезе, об учительстве в Теннесси и о попытках заработать, занимаясь торговлей и добычей пушнины в прериях. Кризис, поразивший торговлю мехами в начале 1840-х годов, кратковременный, но глубокий упадок экономической активности на пограничье привел Рида к выводу, что дальнейшее пребывание на Западе не принесет ему преуспеяния. И тогда он обратил свой взор на восток США. Первой попыткой «порвать с Западом» можно считать зиму, проведенную в Питсбурге. Но возникшие там трудности бытового характера и тяжелые финансовые обстоятельства заставили его вновь пытать счастья в прериях. Фиаско, постигшее Рида на ниве добычи пушнины и меховой торговли, окончательно отвратило его от Запада.

В конце сентября 25-летний Майн Рид покинул Сент-Луис, чтобы никогда больше не возвращаться в этот город. Никогда более его нога не ступала и на пространства так полюбившихся ему прерий – Великих Американских Равнин.

Как и прошлой осенью, путь его лежал в Питсбург. На этот раз Рид пробыл здесь недолго – неделю или чуть больше. И вновь город разочаровал его – за прошедший год грязи на немощеных улицах не стало меньше, зато железа и чугуна, как с гордостью сообщали ему его земляки-промышленники, выплавлять стали больше, да и жителей – рабочих металлургических предприятий явно прибавилось. Но было и положительное: уже после отъезда Рида в Сент-Луис в 1842 году местная газета «Питсбург кроникл» опубликовала несколько его стихотворений. Они были подписаны псевдонимом Poor Scholar– то есть «Бедный школяр».

Надо сказать, поэзией он начал увлекаться еще в Белфасте, учась в Королевском колледже. Но родители относились к увлечению сына (а увлекался он поэзией английских романтиков и, в частности, восхищался Байроном) неодобрительно, полагая это греховным. Возможно, что уже в Белфасте Рид начал сочинять и сам, но никаких сведений об этих ранних поэтических опытах не сохранилось. К тому же, если они и существовали, юноша вынужден был скрывать их от своих близких. К сожалению, не сохранились также ни тексты, ни даже заглавия тех стихотворений, что были опубликованы в «Питсбург кроникл».

Казалось бы, невелика честь – опубликовать несколько лирических стихотворений на газетных страницах, заполненных в основном объявлениями и рекламой. Но для Рида это означало многое. Во-первых, поэт – это было так романтично! Во-вторых, он почувствовал себя литератором, писателем – со всеми вытекающими отсюда последствиями – и решил, что сможет прокормить себя литературным трудом. В то же время он прекрасно понимал, что реализовать свой талант (в котором был совершенно уверен!) в промышленном Питсбурге невозможно. Этим объясняется его скорый отъезд в Филадельфию.

В первой половине XIX века Филадельфия – не только один из самых богатых и процветающих городов Соединенных Штатов, но и город с богатыми культурными и историческими традициями, колыбель американской революции и американской демократии. Город энергично развивался и, в отличие от промышленного, но по сути своей провинциального Питсбурга, был настоящим культурным центром. Здесь выходили газеты и журналы, издавались книги, работали библиотеки, университеты и колледжи, кипела политическая жизнь, а люди были образованнее, чем где бы то ни было в стране. Очень значительной в Филадельфии была и шотландско-ирландская община. Сам ли Рид принял решение перебраться в этот город, или ему посоветовали – неведомо. Но известно, что в Филадельфию он ехал не «на авось», но «вооруженный» адресами и рекомендательными письмами, которыми его снабдили земляки в Питсбурге.

Переезд в Филадельфию для Рида стал судьбоносным. Те несколько лет, что он провел в этом городе, оказались для него этапными и определили его будущую – литературную – судьбу.

О Филадельфии начала – середины XIX столетия написано немало. И все писавшие о ней сходятся во мнении об этом городе как о своеобразных «Афинах Америки». Начать с того, что город имел совершенно не американский, но европейский облик. Герви Аллен, американский биограф Эдгара По, жившего и творившего тогда здесь, так писал о Филадельфии 1840-х годов: «Город в ту пору был почти целиком застроен домами из красного кирпича с отделкой из белого камня и полированными мраморными ступенями. Улицы с проложенными посередине каменными сточными желобами мостили булыжником, сменявшимся на перекрестках плотно пригнанной брусчаткой. Для пешеходов во всех жилых и деловых районах были устроены сложенные из кирпича широкие и тенистые тротуары. Здесь было множество обнесенных оградами садов и церковных дворов, часто встречались открытые пространства, среди которых выделялась площадь Франклина со знаменитым фонтаном, – город чрезвычайно гордился своей системой водоснабжения, тогда одной из лучших в мире». Интересной «была планировка города, расчерченного на квадраты пересекающимися под прямым углом и последовательно пронумерованными улицами. Дома с их до странности правильной и точной нумерацией, казалось, всем своим гордым и строгим видом говорили о степенстве и добропорядочности их обитателей».

Особенно респектабельной была нижняя часть города. Здесь располагались Коммерческая биржа, банки, офисы компаний, театры и лучшие магазины. Там же находились многочисленные редакции газет и журналов, издательства, ближе к порту – типографии и граверные мастерские, которых тоже было немало. «У находившейся рядом речной пристани теснилось целое скопище судов всех родов и оснасток, чьи паруса и мачты высились над плоскими крышами выстроившихся вдоль набережной складов, отделенных друг от друга узкими, мощенными камнем проходами. Мимо них с оглушительным грохотом, сопровождаемым проклятиями кучеров и беспрерывным щелканьем длинных кнутов, катились по булыжной мостовой груженные тяжелыми тюками с товаром телеги и фуры, набитые пассажирами линейки, юркие кабриолеты и шарабаны… С наступлением сумерек начинали свой обход ночные сторожа, останавливаясь на углах, чтобы зажечь заправленные ворванью уличные фонари, постучать колотушкой или зычным криком «Все спокойно!» возвестить о прошествии еще одного ночного часа. На рассвете город просыпался от стука лошадиных копыт и громыхания телег и фургонов, в которых восседали дебелые и краснощекие немецкие фермерши, прижимая к себе глиняные горшки со сливочным маслом и набитые буханками ржаного хлеба и кругами сыра корзины. Эти караваны направлялись к длинным, приземистым рыночным павильонам, протянувшимся на целые кварталы вдоль Верхней (Рыночной) улицы. Сюда, под их высокие, покоящиеся на сваях крыши, на перегороженные деревянными стенками прилавки, свозились поражавшие чужестранцев своим богатством плоды одной из самых изобильных земледельческих областей в Соединенных Штатах. То был цветущий и щедрый мир». Разумеется, он не только контрастировал с существованием на границе, привычным Риду, но разительно отличался от хаотично-суетливого, пыльного Сент-Луиса, бессистемно застроенного дощатыми домами, претенциозного, но провинциального по своей сути Нэшвилла и грязного, прокопченного Питсбурга.

Можно представить, какое впечатление «цивилизованная» Филадельфия должна была произвести на молодого Рида. Добавим к этому – в начале 1840-х годов Филадельфия являлась вторым по количеству населения городом страны, уступая в многолюдности лишь Нью-Йорку и, безусловно, опережая его по благосостоянию и (что важно) образованности горожан. Стоит ли удивляться, что в описываемый период Филадельфия превратилась в настоящую литературную столицу США.

В 1840-х годах здесь кипела интенсивная художественная жизнь, издавались газеты и книги, выходили разнообразные литературно-художественные журналы и альманахи, многие из которых имели общенациональную аудиторию и распространялись по всей стране. Наиболее известным среди них являлся «Грэме мэгэзин» ( Graham’s Magazine),на страницах которого печатались крупнейшие американские писатели – прозаики и поэты – того времени: Дж. Фенимор Купер, Н. Готорн, У. Лонгфелло, У. К. Брайент, Дж. Р. Лоуэлл, Э. А. По. С именем последнего связано становление журнала и начало его расцвета: с февраля 1841-го по апрель 1842 года По был редактором журнала и за этот короткий период превратил его в ведущее литературно-художественное издание страны, подняв число подписчиков с трех с половиной до двадцати пяти тысяч. Разумеется, выходили и другие литературные периодические издания. Назовем лишь самые известные: «Гоудис ледис бук» ( Godey’s Lady’s Book),«Бартоне джентльмене мэгэзин» ( Burton’s Gentlemen’s Magazine),«Филадельфия сэтеди мьюзеум» (Philadelphia Saturday Museum),«Аткинсоне Каскет» (Atkinson’s Casket).Э. П. Оберхольтцер, автор энциклопедической по обилию информации «Литературной истории Филадельфии», называет период с конца 1830-х по середину 1840-х годов самым плодотворным в литературной истории города. В него отовсюду устремились опытные и сведущие редакторы, маститые и начинающие авторы. Среди последних был и Майн Рид. Конечно, в том, что он очутился в это время в Филадельфии, была изрядная доля случайности, но и удачи: начинающий литератор, безусловно, оказался в нужное время в нужном месте.