Текст книги "Майн Рид: жил отважный капитан"

Автор книги: Андрей Танасейчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Как мы видим, строки, приведенные здесь, полны неточностей. Стихотворение «Монтеррей», возможно, было напечатано в «Ньюпорт ньюс», но впервые его опубликовал «Гоудис ледис бук» в ноябре 1846 года – через полтора месяца после упомянутого кровопролитного сражения (21–24 сентября 1846 года). Майн Рид не принимал и не мог принимать в нем участия, поскольку воевал совсем на другом участке фронта.

Более курьезный случай произошел на торжественном обеде, устроенном в главном городе штата Огайо – Коламбусе по случаю взятия американскими войсками столицы Мексики. Перед собравшимися выступила молодая начинающая поэтесса, сочинившая и прочитавшая целую поэму, оплакивавшую гибель героического лейтенанта Рида.

Вопреки опубликованным некрологам, произнесенным в его память речам и воспевающим его подвиг стихотворениям, офицер остался жив. Но в первые дни – Рид находился тогда в полевом госпитале – он буквально балансировал на грани жизни и смерти. Оттуда, после взятия Мехико, его перевезли в мексиканскую столицу. Рана воспалилась, опасались заражения крови. Стоял вопрос об ампутации ноги. Но, поскольку раненый был слишком слаб, врачи от этой идеи отказались и положились на волю Провидения и силу организма. В конце концов организм Рида поборол недуг, но прошло почти два месяца, прежде чем он вновь встал на ноги.

В начале декабря в «Нью-Йорк геральд», одной из первых напечатавшей некролог о лейтенанте Риде, появилось следующее сообщение:

«В силу недостоверной информации, поступившей в газету, недавно появилось сообщение о том, что лейтенант Майн Рид, чья отвага в сражении при Чапультепеке вызвала восхищение генерала Скотта, скончался от полученных ран. Как нам стало известно от вернувшегося недавно с фронта боевых действий офицера, Майн Рид жив и, несмотря на тяжелую рану левой ноги над коленом, нанесенную пулей из эскопеты, начал поправляться, и его состояние улучшается. Безусловно, его ждет повышение по службе».

Неделю спустя – в номере от 11 декабря 1847 года, – уже основываясь на собственноручном письме Рида редактору «Духа времен», нью-йоркский еженедельник сообщал:

«Лейтенант Майн Рид, из полка нью-йоркских добровольцев, который получил тяжелое ранение при штурме Чапультепека и впоследствии был объявлен умершим, пишет нам в письме от 28 октября из Мехико, что хотя пуля величиной с голубиное яйцо (пущенная из эскопеты) пробила толстую часть бедра, нанеся огромный урон, считается, что жизнь теперь вне опасности. Ему нельзя поворачиваться, и он лежит на спине. На минувшей неделе мы опубликовали некролог, посвященный памяти этого замечательного молодого офицера, который долгое время являлся одним из лучших корреспондентов нашего издания. Мы сердечно поздравляем его со спасением».

Здесь же сообщалось, что вскоре читатели смогут познакомиться с новыми «Заметками стрелка в цепи» и узнать о приключениях «стрелка» в сражениях при Чапультепеке, Чурубуско и Молино дель Рей.

Действительно, чуть оправившись от ранения, даже еще не вставая с кровати, Майн Рид тут же принялся за продолжение своих очерков о Мексиканской войне, и оно появилось на страницах «Духа времен» вскоре после сообщения, опровергающего слухи о его гибели.

Между тем здоровье его восстанавливалось медленно. Первые недели Рид ходил, опираясь на трость, преподнесенную ему товарищами. Впрочем, трость от сослуживцев стала не единственной наградой доблестному воину. Вскоре состоялось и повышение по службе: Томасу Майн Риду было присвоено очередное воинское звание – «первый лейтенант корпуса добровольцев Армии США». Одновременно с новым званием ему был предоставлен «длительный отпуск по ранению», который, впрочем, не предполагал, что офицер оставит действующую армию.

Капитан корпуса добровольцев

Приказ об эвакуации подразделений американской армии, который венчал мексиканскую кампанию, был подписан в мае 1848 года. По окончании– отпуска по ранению (в декабре 1847 года) и до эвакуации Майн Рид исполнял должность командира роты, в которой теперь был первым лейтенантом, все в том же 2-м полку нью-йоркских добровольцев. После взятия Чапультепека и покорения Мехико воинская часть Рида не принимала больше участия в боевых действиях, а была отведена на отдых. Впрочем, активная фаза войны закончилась для обеих противоборствующих сторон (хотя американцев по-прежнему беспокоили гверильясы, нападая на фуражиров и небольшие подразделения), и в дело вступили дипломаты. Переговоры, как известно, закончились подписанием печально известного мирного договора в небольшом селении Гуадалупе-Идальго [27]27
  По договору, подписанному в Гуадалупе-Идальго, Мексика «уступала» США примерно 55 процентов своей территории, включая не только Техас, но и Новую Мексику (по которой путешествовал Рид со «степными купцами»), Верхнюю Калифорнию, северные части провинций Коауила, Сонора и Тамаулипас. Всего США захватили около 2,3 миллиона квадратных километров мексиканской территории.


[Закрыть]к северу от Мехико. Это произошло 2 февраля 1848 года. Договор вступил в силу 30 мая того же года – до этого времени американские войска оставались в стране.

Чем был занят Майн Рид в этот период – с декабря 1848-го до возвращения из Мексики? Прямые свидетельства на этот счет отсутствуют, но и косвенных достаточно, чтобы дать представление о времяпрепровождении молодого офицера. Очевидно, что служба не отнимала у него много времени – часть была добровольческой, поэтому на исходе войны боевой учебой почти не занималась. Рид дописывал свои «Записки стрелка в цепи», и очерки регулярно появлялись на страницах «Духа времен». Сотрудничал он и в других изданиях: его корреспонденции из Мексики печатала «Нью-Йорк геральд». Статус героя войны превратил его в желанного автора для многих американских газет и журналов. Но литературная работа поглощала лишь часть его времени. В своей книге о муже Элизабет Рид сообщает, что в эти месяцы молодой офицер с увлечением отдался любимому делу – изучению местной флоры и фауны. Это явное преувеличение. Рид почти не покидал пределов столицы, лишь иногда посещая окрестности. Это объяснимо: он еще не совсем оправился от раны. К тому же выезд за пределы Мехико из-за партизан-гверильясов был сопряжен с риском и поэтому, по приказу командования, возможен только в сопровождении боевого охранения.

В эти месяцы Рид энергично окунулся в светскую жизнь. Высокий ростом, атлетического телосложения молодой офицер с репутацией героя, свободно говорящий по-испански, неизменно изысканно одетый, – перед ним были открыты двери домов местной знати – прежде всего из числа тех, кто был лоялен к американцам. Он с удовольствием посещал приемы и балы, бывал в театре. И конечно же ухаживал за местными сеньоритами. В пользу того, что «занятие» это поглощало изрядную часть его досуга, красноречиво свидетельствуют не только страницы очерков «стрелка в цепи» или романа «Вольные стрелки», но и некоторые газеты того времени, – по крайней мере, те из них, что выходили в городах, жителям которых имя Рида было известно. Например, в марте 1848 года «Дэйли диспетч» из Питсбурга опубликовала такую заметку:

«Лейтенант Майн Рид, о гибели которого недавно сообщалось, собирается жениться на сеньорите Гуаделупе Рохас, дочери сенатора и очень красивой девушке. Говорят, что она является одной из богатейших наследниц в долине Мехико».

Действительно ли Рид собирался жениться, или то были досужие разговоры, но слухи о матримониальных планах Рида достигли и его родины – родительской семьи. На расспросы родных и знакомых ни отец, ни мать ничего не могли сообщить любопытствующим, поскольку сами не имели от сына почти никаких известий. Мы уже упоминали о письме, посланном в Ирландию вскоре после ранения с сообщением, что он жив, хотя и серьезно ранен. Это было короткое послание – более обстоятельное письмо Рид написал и отправил 20 января 1848 года, вскоре после выписки из госпиталя. К сожалению, сохранилась только первая его часть – окончание письма было утрачено еще при жизни писателя. Но письмо это весьма интересно и проливает свет на взаимоотношения Рида с семьей, которые, как уже отмечалось, простыми не назовешь. Приведем сохранившийся фрагмент:

«Армия США, город Мехико.

20 января 1848 года.

Могу ли я надеяться на то, что Вы сможете простить меня за молчание, что длилось несколько лет? Когда я писал Вам последний раз, я принял решение, что не буду отвечать на письма до тех пор, пока не стану достоин продолжения переписки. С тех пор обстоятельства переменились. Они дали мне возможность занять достойное место среди солдат доблестной армии и доказать, – прежде всего самому себе, – что я не так Уж недостоин той благородной крови, что течет в моих жилах. О, как бьется мое сердце, готовое возобновить эти нежные узы – узы отцовской, братской, сыновней любви; те золотые звенья цепей сердечной привязанности, так давно и прискорбно разорванные!

Если я не ошибаюсь, мое последнее письмо было написано в Питсбурге. Тогда я был на пути с Запада и направлялся в города атлантического побережья. Вскоре я прибыл в Филадельфию – здесь мои отчаянные блуждания на время прервались. В этом городе я посвятил себя литературе и на протяжении двух или трех лет зарабатывал на жизнь – скромную, но достойную – своим пером. Мой талант, к несчастью для моего кошелька, оказался не того свойства: он был лишен продажности, столь характерной для тех дешевых сочинителей наших дней, что зарабатывают литературной проституцией. Моя любовь к высокой литературе принуждала меня к бедности и, увы, – к безвестности, хотя понимание этого меня утешает, как, впрочем, утешает и то, что люди, искушенные в искусстве, полагают мои способности не уступающими ни одному из писателей этого континента. Такой настрой поддерживал меня в Соединенных Штатах, и, счастлив сообщить, его разделяли люди умные и образованные. Может быть, когда-нибудь в будущем мнение это прорвется и засияет тем ярче, чем дольше оставалось незамеченным.

Но нет у меня ни времени, ни места для теорий. Факты доставят Вам большее удовольствие, мой дорогой отец и лучший друг. Мои писания, хотя в основном я публиковался анонимно, встречали неизменно теплый прием со стороны изданий. Немного золота, сунутого в ладонь редактора, сделало бы их вообще превосходными! За это время я обзавелся множеством друзей, но то были не те люди, которые смогли бы помочь мне выбраться из бедности.

В Соединенных Штатах нет Микен. И я не встретил никого, кто выковал бы мне золотые крылья, чтобы я мог воспарить на них к Парнасу. Тогда я часто посылал Вам газеты и журналы с моими публикациями, – в основном, я думаю, те, что печатались под псевдонимом «Бедный школяр». Но дошли ли они до Вас? Как я сказал, три или четыре года я, таким образом, занимался литературой и среди шарлатанства и знахарства нашего века опустился до уровня ежедневной журналистской поденщины. Я редактировал, писал корреспонденции, и, в конце концов, мне это занятие опротивело. Началась война с Мексикой. Я отшвырнул перо и взялся за саблю. Лейтенантом я вступил в полк нью-йоркских добровольцев и отплыл в Мексику».

На этой фразе письмо обрывается. Но и прочитанное дает возможность понять многое. Прежде всего оно доказывает, что родители явно не одобряли того, чем занимался их сын в Америке. Они не приветствовали его «дикую жизнь» на Западе, его литературную деятельность (симптоматично, что в родительском доме не сохранилось ни одного журнала с публикациями сына – свидетельство явного неодобрения!). Очевидно, что отец однажды даже упрекнул сына в том, что он недостоин «крови, что течет в его жилах», и письмо с этими словами, скорее всего, было прочитано в Питсбурге, штат Пенсильвания, откуда Рид уехал, не желая жить среди своих соотечественников-эмигрантов, среди копоти и грязи местных заводов. (А ведь отец снабдил его рекомендательными письмами и прислал ему денег, чтобы он смог обустроиться здесь.) Рид уезжал в Америку в надежде сделать карьеру в преподавании или бизнесе. Стремясь к этому, он и покинул Ирландию, и отец попытался понять его и помочь. Поначалу Рид действительно прилагал усилия к осуществлению этих намерений. Но реализовать себя ни в педагогике, ни в предпринимательстве ему не удалось, и он решил попытать счастья в литературе, чего родители с их ортодоксальными взглядами принять не могли. И тогда он решает отказаться от помощи и не писать в Ирландию до тех пор, пока не достигнет успеха и не докажет им свою состоятельность. Посылая письмо отцу 20 января 1848 года, Рид считал, что своими военными заслугами и успехами литературными он достиг желаемого. Но согласны ли с ним были его родители, убедил ли он в этом отца и мать? На этот вопрос нет ответа.

Как бы там ни было, единственное, в чем тогда мог быть уверен Майн Рид, так это в том, что теперь он твердо встал на ноги и не нуждается ни в чьей помощи.

С армейской службой Рид распрощался в мае 1848 года и покинул армию в звании капитана. В публикациях, посвященных писателю, довольно широко обсуждается тема: какое все-таки воинское звание имел Майн Рид? Ставится под сомнение, что он имел звание капитана. Встречаются утверждения, апеллирующие к характеру писателя, склонного-де к авантюрам, что он самовольно его себе присвоил и величал себя капитаном без всяких на то оснований. Окончательно расставаясь с «военной» страницей в биографии писателя, разберемся с этой ситуацией.

Прежде всего необходимо отметить, что проблема существует. Есть приказы, фиксирующие присвоение Майн Риду воинского звания «второй лейтенант» и его производство в «первые лейтенанты», но нет приказа о присвоении ему звания капитана. Но означает ли это, что он самовольно присвоил себе очередное воинское звание? Отнюдь. Чтобы понять, в чем тут дело, необходимо вспомнить, что в XIX веке в США существовала разница между армией гражданского и военного времени. Кадровая американская армия была невелика (примерно 15–20 тысяч офицеров, унтер-офицеров и рядовых), но в военное время она существенно увеличивалась за счет призыва добровольцев (обычно их призывали на три, девять или двенадцать месяцев). Командовать частями назначались кадровые офицеры, младшие офицеры назначались губернаторами штатов, где формировалась часть, или избирались самими добровольцами. Соответственно все части делились на два вида – кадровая армия (US Army) и добровольческие части (US Volunteers). Отличались и офицерские звания: например, «лейтенант армии» (USA) и «лейтенант добровольцев» (USV). Имея одно и то же звание, они были равны на поле боя, но не были равны друг другу в мирное время, – после войны «лейтенант добровольцев» (USV) не мог превратиться в «лейтенанта Армии США». Производство в следующее звание происходило в регулярной армии по старшинству (следующий чин получал тот, кто дольше прослужил в предыдущем звании), у добровольцев – по мере освобождения вакансии (по гибели или ранению предшественника) или (как в случае с внеочередным производством Рида в первые лейтенанты) за отличие. По окончании войны добровольческие части распускались, а офицерам-добровольцам (в отличие от кадровых офицеров) автоматически присваивалось следующее офицерское звание (добровольческой армии военного времени – USV). Такой механизм позволял реализовать две задачи: первая – на случай грядущей войны создавался резерв из обстрелянных, опытных офицеров; вторая – это была форма поощрения, награда родины за службу. Такой награды (с правом использовать звание в частной – невоенной жизни, например в переписке) в числе всех американских офицеров-добровольцев удостоился и первый лейтенант 2-го полка нью-йоркских добровольцев Томас Майн Рид. Так лейтенант Майн Рид стал капитаном Майн Ридом и мог с полным основанием пользоваться этим званием.

Первый роман

Итак, покинув армию, первый лейтенант Томас Майн Рид превратился в капитана Майн Рида. Это звание – своего рода почетный титул – не давало никаких преимуществ его обладателю, но, согласитесь, тешило самолюбие, недостатком которого начинающий литератор, как известно, не страдал. Из лейтенанта действующей армии в отставного капитана Рид превратился в Новом Орлеане: в свое время Новый Орлеан стал базой для «армии вторжения» генерала Скотта, сюда же, отправившись из Тампико и Веракруса, вернулись и корабли победителей. В Новом Орлеане Майн Рид пробыл всего несколько дней, которые понадобились для оформления необходимых документов и выполнения неизбежных формальностей, связанных с завершением военной службы. Отсюда, тоже морем, но уже вполне гражданским человеком, он отправился в хорошо знакомый провинциальный Ньюпорт. Чем объяснить этот выбор? Ведь Ньюпорт был совсем не тем городом, где кипит литературная жизнь, издаются газеты, журналы и книги. Тем не менее Ньюпорт он выбрал именно потому, что принял решение серьезно заняться литературой. Хотя как журналист, сотрудничая в нескольких нью-йоркских и филадельфийских изданиях, он, можно сказать, процветал, но решил распрощаться с тем, что называл «ежедневной журналистской поденщиной». Конечно, писать для газет и журналов он не перестал: после возвращения из Мексики в филадельфийских журналах были опубликованы три лирических стихотворения Рида («Франциско и Инес» в майском номере «Гоудис ледис бук», «К Гуаделупе» и «Той, кто понимает» – в сентябрьском и октябрьском выпусках «Журнала Грэма», соответственно) и два его прозаических очерка – «Мексиканская ревность» и «В разведке у Веракруса» (оба были опубликованы в тех же номерах «Журнала Грэма» за 1848 год). Но эти публикации – стихи о любви и очерки – начинающий писатель вполне оправданно не воспринимал как «поденщину». Симптоматично, что, в отличие от подавляющего большинства предыдущих, упомянутые публикации вышли за подписью: очерки были подписаны уже хорошо известным американскому читателю псевдонимом «Эколье», а под стихотворениями стояло даже подлинное имя автора – Т. Майн Рид. Но он решительно отказался от репортерства – анонимной (и не слишком хорошо оплачиваемой) работы поставщика информации. Несомненный успех, выпавший на долю «Записок стрелка в цепи», привел его к мысли написать роман о военной жизни, о событиях только что закончившейся американо-мексиканской войны. Рид был уверен, что американская аудитория воспримет такой роман с энтузиазмом, а его автору нетрудно будет найти издателя: он знал, с каким напряженным вниманием американцы следили за перипетиями событий, и обладал незаёмным опытом. Рид пока еще плохо представлял себе конкретные «очертания» романа, но ему было ясно, что книга должна вместить его собственный боевой опыт и непосредственные мексиканские впечатления. Вот для этого писателю и нужен был тихий, провинциальный Ньюпорт – лишенный суеты большого города, он представлялся Майн Риду идеальным местом для написания романа. К тому же и с экономической точки зрения жизнь в маленьком городе была значительно дешевле жизни «в столицах» – Нью-Йорке или Филадельфии.

В Ньюпорте Майн Рид провел лето и осень. Здесь были написаны начальные главы первого романа «Военная жизнь, или Приключения офицера легкой пехоты». Но – может быть, дело было в характере, или слишком много планов он собирался осуществить – спокойной и плодотворной работы в Ньюпорте не получилось: несколько раз за это время Рид выезжал в Нью-Йорк и, по меньшей мере, дважды побывал в Филадельфии. Все эти визиты были вызваны делами литературными: в Нью-Йорке Рид искал издателя для своего еще ненаписанного романа и занимался финансовыми делами, а в Филадельфии навещал редакции «Журнала Грэма» и «Гоудис ледис бук» (предлагая новые произведения для публикации), а также предпринимал усилия для издания своей пьесы – трагедии «Мученик любви». Трагедия была напечатана в Филадельфии в 1849 году отдельным изданием на средства автора. Очевидно, что Рид не терял надежд на счастливую сценическую судьбу своего детища и продолжение карьеры драматурга.

Поздней осенью 1848 года Майн Рид получил письмо от своего давнего знакомого Донна Пайатта из Огайо. Он приглашал его провести зиму в своем доме. С Донном Пайаттом Рид познакомился зимой 1842 года в Цинциннати, где тот (вместе с младшим братом Абрахамом) учился в местном университете на отделении юриспруденции. По рождению братья принадлежали к одной из наиболее влиятельных в своем штате семей. Они были богаты. Их предки, как нетрудно догадаться по фамилии, были французами. Спасаясь от религиозных преследований (Пайатгы были убежденными гугенотами), они еще в начале XVIII века перебрались в Нью-Джерси. Дед принимал самое активное участие в событиях американской революции и в награду от правительства молодой республики получил большой земельный надел на территории тогда еще не освоенного современного штата Кентукки. Отец приумножил благосостояние семьи, активно занимаясь земельными спекуляциями, торговлей недвижимостью, коммерческим судоходством по Огайо и Миссисипи, а затем и политической деятельностью. В отличие от не слишком образованного деда, внук получил серьезное образование и стал влиятельным юристом и политиком. По настоянию отца по его стопам пошли и дети. Хотя оба брата на протяжении значительной части своей жизни довольно успешно занимались адвокатской деятельностью, их интересы (особенно старшего – Донна) лежали в несколько иной плоскости – оба увлекались политикой, журналистикой и литературой, исповедовали демократические убеждения, были яростными сторонниками аболиционизма (в годы Гражданской войны эти убеждения приведут их в ряды армии северян, которую Донн закончит в чине полковника, а его младший брат станет бригадным генералом). Рид особенно сблизился с Донном, который был почти ровесником (родился в 1819 году). Как вспоминал Донн, в те годы он был особенно увлечен Байроном, многие поэтические строки которого Рид знал наизусть и всегда почитал лорда-бунтаря величайшим из англоязычных поэтов. Но не только это сближало молодых людей – объединяли их общие демократические убеждения, причем, по воспоминаниям Донна, его воззрения были еще радикальнее взглядов Рида. Будучи студентом, несмотря на свою молодость, Донн Пайатт уже имел некоторый литературный и политический опыт – он сотрудничал в местной газете и принимал участие в предвыборной борьбе, агитируя за кандидатов-аболиционистов. Тогда – в 1842 году – Рид был в равной мере далек как от литературной, так и от политической деятельности, но они тесно общались, спорили, читали друг другу стихи. Еще до исхода зимы Рид покинул Цинциннати, чтобы вновь отправиться на Запад. Но началась переписка между ним и Пайаттами. Особенно интенсивной она была в филадельфийские годы Рида и в период Мексиканской войны. Братья с интересом и сочувствием следили за перипетиями судьбы своего друга, а когда он был тяжело ранен, даже переписывались с хирургом, который оперировал и лечил Рида. И вот теперь, узнав о том, что их друг пишет роман, Донн Пайатт пригласил его провести зиму в графстве Логан (штат Огайо), в их «родовом гнезде», в местечке под названием Мако-Чи.

В письме другу Донн сообщал, что недавно женился, счастлив и намерен прочно обосноваться на родной земле, завести детей, построить собственный дом. Он уверял Рида, что «они с Луизой (Луиза Кирби – жена Донна. – А. Т.)будут счастливы видеть его у себя в доме, не будут докучать без необходимости», и обещал создать все условия для работы. Он также писал, что снега и зимний ландшафт окрестностей «напомнят о родной Ирландии» и «будут вдохновлять его перо». Рид принял приглашение.

Много лет спустя, уже после смерти писателя, в статье, посвященной его памяти, Д. Пайатт писал: «Майн Рид написал свой первый роман в моем доме, в котором провел зиму. Он вернулся с Мексиканской войны с тяжелой раной, увенчанный славой храбрейшего из храбрых солдат нашей маленькой армии, что сражалась под командой Скотта».

Соглашаясь с Пайаттом в том, что Рид действительно купался в лучах славы, отметим: его друг все-таки не «написал», а закончил в его доме роман, начало которому было положено даже не в Ньюпорте, а гораздо раньше – в «Записках стрелка в цепи», публиковавшихся на страницах «Духа времен». Едва ли приходится сомневаться в этом обстоятельстве, достаточно просто сравнить тексты очерков (в 1998 году они были впервые собраны в книгу и изданы в Техасе местным историческим обществом) и текст романа. Но все-таки между очерками и романом – большая разница. В объеме: уже в своей первой редакции роман (изданный в 1849 году в США) более чем в три раза превышал суммарный объем очерков. В следующей редакции (в британском издании 1850 года) он еще увеличится. По жанру: несмотря на то что в основание очерков легли личные впечатления Рида, вымысел в них, безусловно, присутствовал, и их следует трактовать прежде всего как журналистскую работу, подчиненную конкретной задаче – показать события Мексиканской войны глазами очевидца. Роман же представляет собой художественный текст с развитой фабулой и сюжетом, системой характеров и отношений, определенной внутренней логикой развития событий и т. д. – то есть обладает всем тем, чего, по сути, лишены очерки «стрелка в цепи».

Как уже отмечалось, при издании роман Рида получил название «Военная жизнь. Приключения офицера легкой пехоты». Он не только не принадлежит к числу известных произведений писателя, но, в отличие от подавляющего большинства его сочинений, никогда не переиздавался. Встречается утверждение, что не существует разницы между «Военной жизнью» и «Вольными стрелками», а речь идет просто о разных изданиях одного романа. На самом деле это не так: при всем сходстве (тематическом, содержательном, событийном), при том, что в книгах одни и те же действующие лица (включая главного героя), все-таки это разные романы, или, скажем так, – разные редакции романа, вторая из которых имеет существенные отличия от первой.

На первый взгляд отличия между ними невелики, – во всяком случае, событийная составляющая совпадает: главный герой вступает добровольцем в армию США, дерется на дуэли со своим соперником Дюброском и избирается капитаном роты; высаживается на острове Лобос, а затем у Санта-Круса; отправляется в экспедицию за мулами; спасает дочерей испанского идальго; сражается с мексиканскими партизанами; влюбляется сам и влюбляет в себя красавицу Гуадалупе; в финале герой отправляется покорять Мехико, а красавица ждет своего возлюбленного. Но если эти эпизоды исчерпывают событийную канву в «Военной жизни», то в «Вольных стрелках» они составляют лишь первый том романа, события второго тома – почти самостоятельная история, связанная, главным образом, с Дюброском и обманутой им Марией де Мерсед, которая также симпатизирует нашему герою. Отличаются романы и системой образов. Дело не только в том, что роман 1850 года более «населен», – меняются функции и значение героев в развитии сюжета. Например, если в «Военной жизни» постоянным и главным спутником в приключениях Галлера является Маленький Джонни, то в «Вольных стрелках» эта функция переходит к Бобу Линкольну, а Джонни отведена куда как более скромная роль. В первом романе почти с самого начала ясно, что Дюброск – шпион, во втором это становится ясно только к середине романа. И таких отличий можно найти довольно много.

Автобиографизм обоих романов очевиден, но все же первый ближе к фактам и обстоятельствам реальной жизни писателя (хотя написан он от третьего, а второй – от первого лица). Это очевидно уже с самого начала – действие первого романа начинается (Галлер решает вступить в армию) в Нью-Йорке, второго – в Новом Орлеане. В «Вольных стрелках» герой вступает в американскую армию, движимый местью мексиканцам, с которыми он уже сражался в Техасе, в «Военной жизни» Галлер – журналист, пишущий под псевдонимом «Бедный школяр» (!) и вынужденный жить на мизерные гонорары. Понятно, что в образе Галлера без труда угадываются черты самого Рида. Но и в первом, и во втором романе (в нем еще больше!) Генри Галлер – «приукрашенный Рид». Однако если в «Вольных стрелках» это опытный боевой офицер, ставший капитаном, воюя с мексиканцами в Техасе; то в романе 1849 года Галлер – нью-йоркский журналист, уставший существовать на жалкие гроши и страдать от глупости и произвола редакторов. Во втором романе мотивация героя возвышенна и более «литературна», в первом – более правдива и источником своим имеет личную историю. Важно отметить вот еще что. Сопоставляя «Военную жизнь» и «Записки стрелка в цепи», нетрудно заметить, что событийную канву романа составили эпизоды из книги очерков. Его фабула целиком исчерпывается событиями, описанными в «Записках». В романе, опубликованном в 1850 году, фабула существенно расширилась, введено множество новых эпизодов и коллизий, вымысел потеснил факты.

Очевидно, что, создавая свой первый роман, Рид как писатель испытывал определенную робость, боялся «оторваться от факта», от личных впечатлений и от того материала, который уже «прошел проверку» у читающей публики и принес успех автору. Говорят, что первый роман любого писателя больше, чем какой-либо другой, имеет автобиографические корни и своего первого героя романист обычно пишет с самого себя. Первый роман Рида красноречиво подтверждает эту неписаную, но, видимо, справедливую истину.

Впрочем, неопытность Рида-романиста никак не влияла на собственную самооценку литератора, уже тогда – в Мако-Чи – он был чрезвычайно высокого мнения о собственном даровании. Донн Пайатт вспоминал: «По вечерам он читал нам главы из своего романа (он был прекрасный чтец), и если мы недостаточно, по его мнению, хвалили им написанное, сердито ложился спать и не касался пером бумаги по несколько дней кряду, вместо этого загоняя мою кобылу дикими скачками. Я понял, что если хочу спасти свою гнедую Дженни, то должен хвалить его работу – и со временем он стал смотреть на меня как Байрон на Гиффорда [28]28
  Гиффорд (Gifford,1756–1826) – видный английский критик, основатель Quaterly Review,с восхищением отзывался о поэзии Байрона.


[Закрыть]. Когда первому сказали, что знаменитый критик провозгласил его «величайшим из живущих поэтов», Байрон заметил, что Гиффорд его «чертовски недооценивает»».

Интересная подробность: сочинение романа, скачки на гнедой Пайатта и общение с молодоженами – отнюдь не единственные занятия Рида в Мак-о-Чи. Как сообщает тот же источник, его друг много времени уделял и делам амурным, ухаживая за некой особой – «одной из прекрасных обитательниц нашего дома». «Но галантный ирландец, – продолжает Пайатт, – не добился ответного огня ее больших голубых глаз». Кто это и как ее звали, так и осталось тайной, но, судя по всему, именно обладательнице «больших голубых глаз» мы обязаны эскалацией любовной истории в романе: Рид писал заключительные главы «Военной жизни», когда его собственный любовный роман переживал апофеоз. Вероятно, поэтому к концу действия «Военной жизни» линия любви затмевает все иные, а «приключения офицера легкой пехоты» из военных превращаются большей частью в любовные.