Текст книги "Роскошь нечеловеческого общения"

Автор книги: Андрей Белозеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

– Спрячь, – посоветовал Суханов.

– Зачем?

– Спрячь, – повторил Андрей Ильич. – Ты что, собираешься здесь сидеть? На морозе?

Греч пожал плечами.

– Так что милиция?

– Милиция приехала сразу...

– Кто именно?

– Как это – "кто"? Дежурные... Осмотрели...

– Запротоколировали?

– Конечно.

– И?

– Пошли на улицу. Вызвали подмогу и пошли.

– И все?

– Да. Охрана внизу у меня стоит... Все, в общем, в порядке... – Греч обвел взглядом кабинет, уже изрядно запорошенный тающим снегом. – Если, конечно, так можно выразиться.

– Да уж... Выразиться ты можешь как угодно, а вот что вы делать собираетесь? Новый год... Е-мое! – Суханов посмотрел на часы. – Паша, надо решать. Или здесь сидеть, мерзнуть, или...

– Слушай, а поехали к Журковским.

– К Толе? – Суханов улыбнулся, впервые за сегодняшний вечер. – А что? Давай. Все поедем?

– Конечно! Наташа! Иди сюда!

Наталья Георгиевна, которая беседовала в дверях с Вересовым, подошла поближе.

– Едем к Толе Журковскому. Здесь рядом.

– Да я знаю. А это все? – Островская махнула рукой в сторону окна. – Так и оставим?

– Я могу выделить человека, – сказал Суханов. – Надежного. Он проконтролирует, чтобы к вашему возвращению все было в порядке. Окна у вас какие?

Суханов шагнул к оконному проему и, прикрывая лицо рукой от летящего с улицы снега, взглянул на рамы.

– Что же ты, Паша, не можешь нормальные рамы поставить? Это знаешь как называется?

– Знаю. "Совок обыкновенный", – ответил Греч.

– Вот. Значит, нет худа без добра. Сделаем тебе заодно приличные рамы.

– Это в Новый-то год? Кто же тут будет в праздник работать?

– Не смеши меня, Паша.

Суханов старался увести разговор в сторону – говорить о рамах, о работягах, о деньгах, о чем угодно, только не о том, что сейчас произошло. Картина событий рисовалась ему в чрезвычайно мрачных тонах. Гречу же знать это его настроение было совершенно не обязательно.

– Все сделают. В лучшем виде. Давайте собирайтесь, я пока позвоню ребятам, к вашему возвращению квартиру не узнаете.

– Все-таки хотелось бы узнать, – заметила Наталья Георгиевна.

– Ну Наташа, мы с тобой что, первый день знакомы? – спросил Суханов, уже нажимая на кнопки телефона.

Однако в первую очередь он позвонил вовсе не по поводу разбитых окон. Нужно было немедленно разобраться, что же на самом деле тут произошло. Андрей Ильич был совершенно уверен, что это вовсе не обычное хулиганство – какой идиот будет бить стекла в доме градоначальника в новогоднюю ночь, да не просто бить, а запускать ракеты и самодельные бомбочки? Здесь сама собой напрашивается статья о посягательстве на жизнь государственного деятеля, а уж она предусматривает такую меру наказания – от двенадцати до двадцати, в лучшем случае, – что мгновенно протрезвеет самая пьяная голова.

Нет, без чьей-либо санкции этого просто не могло произойти. Дом, в котором проживает Греч, известен каждому, и каждому известно, что дом этот под охраной, здесь матом-то громко выругаться опасно, не то что стекла бить.

– К Журковскому? Тогда нужно поторапливаться, господа хорошие, – заметил Люсин и кивнул на массивные напольные часы. – Минуты остались, между прочим. А встречать Новый год в дороге я лично не желаю. Я и так всю жизнь в дороге. В праздник хотелось бы как-то по-человечески, за столом, а не в подворотне, не на улице, не в машине? А?

– Поехали, поехали... Паша. – Суханов взял Греча за локоть. – Пойдем-ка, спустимся к охране, поговорим.

В прихожей замаячила массивная фигура Вересова.

– Женя, пойдем с нами. Вызови ребят, пусть смотаются на склад, нужно вставить рамы, стекла, ну, короче, все сделать по высшему разряду. Будет Павлу Романовичу от фирмы новогодний подарок.

– Хорошо. Петлю оставлю здесь, – коротко сказал Вересов.

– Кого? – спросил Павел Романович.

– Петлю, – повторил Вересов.

– Это из тех, что внизу... Охрана, короче говоря, – пояснил Суханов.

– Они у вас что, на клички отзываются? – спросила Наталья Георгиевна.

– Да так... Между своими, знаете ли... проще как-то... – пробурчал Вересов. – Ладно. В общем, его оставлю. А с собой возьму молодых – с нами поедут... к этому вашему...

– К Журковскому, – сказал Суханов.

– Да. К нему. Остальные мои гаврики здесь по улицам пошустрят. Может, что и выяснят.

– Там милиция работает, – сказала Островская.

– Ну и пусть работает. Мы им мешать не будем, – ухмыльнулся Вересов.

Глава 3

Андрею Ильичу казалось, что безумная новогодняя ночь не закончилась первого января, а все тянется, тянется, и конца этой ночи не видно. Он спал теперь урывками, даже не спал, а проваливался в какую-то ватную дремоту, наполненную невнятными, не остающимися в памяти кошмарами. Часто это случалось прямо в офисе, когда Суханов понимал, что не может больше принимать правильные, осмысленные решения, – тогда он запирался в кабинете, отключал все виды связи, предварительно сообщив секретарю, что отдыхает ровно час, и падал на диван.

Он заезжал домой, переодевался и несся либо в офис, либо в предвыборный штаб, либо в порт, на таможню, на завод, на склады – Андрею Ильичу постоянно казалось, что вся его если не империя, то, как минимум, система княжеств, подчиненных единому сюзерену, начинает трещать по швам.

Неприятности случались с удручающим постоянством – от мелких до таких, что могли нанести бизнесу Суханова вполне ощутимый ущерб.

Ему удалось выяснить, что же именно случилось под окнами мэра в новогоднюю ночь, когда незримые враги от скрытой травли градоначальника перешли к активным действиям. И Андрей Ильич понял, что помимо неприятностей вполне реальных, видимых, тех, которые, конечно, требовали серьезного напряжения, некоторых материальных потерь, но тем не менее были решаемы, перед ним встала еще одна проблема, и она выглядела посерьезней, чем все прочие вместе взятые. Контуры этой проблемы обозначились утром первого января, когда Суханов вернулся в квартиру Журковского и застал там всю честную компанию.

– Все в порядке, – сказал Суханов, войдя в гостиную, хотя знал, что далеко не все в порядке. Больше того, все было просто отвратительно. Но зачем портить людям праздник? Отрицательные эмоции сейчас ни к чему хорошему не приведут. Они вообще плохие помощники в серьезных делах. Серьезные дела нужно делать с холодной головой и, вопреки мнению товарища Дзержинского, со столь же холодным сердцем.

– Что? – спросил Журковский.

Андрей Ильич с удивлением заметил, что профессор изрядно пьян. Прежде Суханов не замечал за Анатолием Карловичем склонности к алкоголю. Пили, конечно, бывало, что и немало, но пьяным Журковского он не видел никогда.

– Что в порядке? – весело переспросил Анатолий Карлович. – Нашли бандитов?

– Бандитов? Каких таких бандитов?

Суханов уселся за стол.

– Выпить-то дайте, господа хорошие. Вы тут, понимаешь, пьянствуете, а я, понимаешь, работаю. В Новый-то год... На марафон не поехал...

– Ладно, Андрюша, не бурчи.

Журковский налил в фужер водки и протянул Суханову.

– Штрафная, – пояснил он.

– На какой марафон? – спросил Люсин.

– Сейчас. – Суханов махнул рукой: мол, дайте выпить спокойно, а потом уже с вопросами приставайте.

– Это на "ТВН", что ли? – настаивал Люсин. – Да, Толя?

Андрей Ильич сунул в рот соленый огурчик, с хрустом разгрыз, чувствуя, как водка растекается по пищеводу, согревает, возвращает к жизни закостеневшее от мороза тело.

В углу на диване сидели Греч и Крюков и о чем-то оживленно беседовали. Павел Романович, кажется, даже не обратил внимания на возвращение Суханова. Журковский вернулся к Островской и возобновил прерванный разговор – судя по обрывкам фраз, они обсуждали тезисы предвыборной программы Греча. Рядом сидела Галя, изредка вставляя какие-то замечания. Мендельштейн, стоявший у окна со стаканом пива в руке, вообще не обращал ни на кого внимания. Суханов с удивлением заметил, что в квартире находится еще и Радужный – проректор Института, человек, которого Андрей Ильич никогда особо не любил, да и Журковский, судя по всему, тоже.

"Этот-то каким образом здесь очутился? Интересное кино..."

Проректор сидел в глубоком кресле и смотрел на экран телевизора, где выплясывали "суперзвезды" отечественной эстрады. Суханов не разбирался в современной музыке, вернее, в том, что считалось теперь музыкой. Хотя его новое дело, а именно приобретение телевизионного канала, локального, со слабым передатчиком, но все же охватывающего своим вещанием город и часть области, вынуждало Андрея Ильича время от времени общаться с продюсерами, как раз и занимающимися раскруткой этих самых "звезд".

– Благотворительный марафон, – сказал Суханов, посмотрев на Люсина. Антон Боков делает.

– А-а, ну да... Конечно. Меня тоже звал.

– И что?

– Да я послал его. Нашел дурачка! Хватит с меня благотворительности. Всю жизнь одна благотворительность. На десять концертов – шесть, видите ли, в пользу бедных.

– И что же? Ты забил на благотворительность окончательно?

Суханов усмехнулся. Он был рад, что на него не набросились с расспросами о ночном инциденте.

– Нет, Андрюша. Конечно, нет. Просто, знаешь, надоело – и не мне одному отдавать деньги неведомо кому. На новые "мерсы", видишь ли. Что я, ребенок? Не знаю, что ли, куда эти благотворительные денежки текут? Я пашу, пашу, как конь, извини, а они себе в карман мои гонорары кладут...

– Боков, думаешь, такой же?

– А что, нет? Ты можешь доказать, что этот марафон действительно честный? Действительно такой белый и пушистый? Чего это вдруг? Все воруют, а Боков ни с того ни с сего возьмет и денежки отдаст... Сиротам. Или кому там?

– Нет, не сиротам. Вообще-то это не для денег делалось...

– Ага. А для чего? Для чего, если не для денег? У них все и всегда делается ради денег. Или я не прав? Ты бизнесмен, ты мне скажи – ты сам что-нибудь делаешь такое... ну, не для того, чтобы умножить свое состояние? Я утрирую, конечно, но по сути, по сути? А? Суханов? Что я, тебя плохо знаю, что ли? Ты мужик отличный, настоящий, тебе верить можно...

Люсин, как понял сейчас Андрей Ильич, был примерно в таком же состоянии, в каком пребывал хозяин квартиры. Что, в общем-то, было нормальным для окончания новогодней ночи. И то сказать – здоровые мужики, собрались, выпили, поговорили...

– Давай-ка выпьем, Слава, – сказал Андрей Ильич. – Тяжелая ночь у меня была. Устал. Рассуждать сейчас про деньги, знаешь ли, просто тошно. Пустые это разговоры.

– И то верно, – быстро согласился Люсин. – Только ты послушай, о чем там Крюков вещает. Целую лекцию задвинул. Я от них сбежал, не могу больше о высоких материях...

– И я не могу, – кивнул Суханов. – Что о них болтать-то, о высоких... Нам бы с низкими разобраться.

Греч хлопнул Крюкова по плечу, встал и подошел к столу.

– Знаете, господа хорошие, – сказал он, оглядывая всех присутствующих, верно говорят: нет худа без добра.

– Это ты в каком смысле? – спросила его жена.

– В том смысле, что мы собрались все вместе, – сказал Греч. – В том смысле, что кроме работы есть еще... есть еще мы сами. Такие, какие есть – все разные, но все... как бы это сказать... все из одного теста. В том смысле, что все мы прошли долгий путь и остались людьми. Смею надеяться, – поправил он себя. – Смею надеяться, что это так. Кроме работы, кроме всей этой суеты есть еще люди... Просто люди, которые сейчас находятся здесь. Есть ты, Толя... Греч посмотрел на Журковского. – Ты, Андрей... Есть все мы. Я буду банален, но иначе не скажешь – история, по крайней мере, наша, а нам ведь столько уже пришлось пережить, история эта говорит о том, что пока мы вместе, нас не удастся отодвинуть. Не удастся сломать. Никому. Примеры и попытки уже были, вы все их знаете и помните. И что же? Банально, я повторяю, банально все это звучит, но тем не менее истинная правда – в трудную минуту мы всегда приходим друг другу на помощь. И это не достоинство наше, это, как я думаю, образ жизни, способ существования. За вас, друзья мои!

Суханов с трудом сдержался, чтобы не прервать эту речь, показавшуюся ему совершенно неуместной, излишне театральной и искусственной.

Греч поднял бокал, и к нему потянулись чокаться – Журковский, Наталья Георгиевна, Галина, Мендельштейн, проректор Радужный, даже Крюков завозился в своем углу, встал, пошатнулся и приблизился к столу, держа рюмку в вытянутой руке.

Встали и Люсин с Сухановым.

– Ты что такой мрачный? – спросил Греч, после того как бокалы и рюмки снова оказались на скатерти.

– Да так... Устал.

– Что-нибудь удалось выяснить?

– Паша, не бери в голову. У тебя теледебаты на носу. Все будет нормально. Разберемся. Только я прошу – чтобы в прессе ни слова не было об этой истории.

– Почему? – спросил Журковский.

– Потому, – неохотно ответил Суханов. – Потому что не стоит сейчас выставлять себя в нелепом, смешном положении. Они на это и рассчитывали. Им нужна мелкая возня, разборки, скандалы... Не надо. Я просто чувствую, что это будет правильно.

– Что же, так все и оставить? – спросила Наталья Георгиевна. – Пусть гуляют безнаказанными? Скажи, Андрюша, их хоть поймали?

– Поймали, – ответил Суханов.

– Ну?! И что же ты молчишь?

– Я не молчу. Вы беседовали, я не хотел с порога все это вываливать... Праздник портить.

– Да ладно, чего там! – Греч взял стул и, придвинув его поближе к Суханову, сел рядом. – Так кто эти... – Он быстро посмотрел на жену. – Кто эти подонки?

– Эти, как ты выражаешься, подонки – обычная дворовая гопота. То есть молодежь. Наше, мать его, будущее.

– Их на самом деле взяли? – спросила Наталья Георгиевна.

– Взяли, взяли, – успокаивающе сказал Суханов. – Конечно, взяли... Разберемся.

– А кто заказчики всего этого сумасшествия? Не выяснили?

– Выясним. Все выясним. Вы лучше готовьтесь к теледебатам. Тоже выдумали, в праздники рассуждать – кто да что...

– Не моя идея, – покачал головой мэр.

– Ну, так и не ходил бы.

Греч пожал плечами.

– Это не в моем стиле – прятаться. Приглашают – приду. Мне есть что сказать. И есть что показать. Я имею в виду из того, что мы сделали за эти годы. Мне не стыдно перед Городом.

– Конечно, конечно, – вздохнул Суханов. – Ты как себя чувствуешь-то?

– Отлично, – ответил Греч.

Если бы не пробирка с валидолом, которую мэр сунул в карман, когда подходил к столу, и не полный бокал с вином, из которого Греч после тоста лишь пригубил, можно было бы и поверить. Но бокал так и остался полным. Он стоял на краю стола и никто, кажется, кроме Суханова, не обратил внимания, что мэр не выпил свое вино.

После того, что рассказал Крамской, Андрей Ильич каждый день ждал, откуда грянет гром. В том, что это случится, он не сомневался ни минуты. Тем более что Суханов, всегда действовавший по принципу "доверяй, но проверяй", навел кое-какие справки и по своим каналам. Сведения, полученные им от первого заместителя, оказались верными.

Помимо всего прочего, по возвращении Крамского из Москвы за ним обнаружилась вполне профессиональная, а значит дорогостоящая, выдающая серьезного заказчика слежка.

Ребята Вересова работали отлично. Те, кто "пасли" Крамского, не заметили их присутствия. Да пусть даже и заметили. Сам факт, что Крамской находится "под колпаком", был важнее того, "засветились" люди из службы безопасности "Города" или нет. Наличие слежки за первым заместителем Суханова говорило о том, что силы против Греча и его окружения задействованы самые серьезные. И что управляют этими силами люди не ниже господина Кустодиева. А то и выше.

Суханов понимал, что за атакой на Греча стоят личные антипатии Хозяина. Антипатий вполне достаточно, чтобы дать команду "фас". А вот выполняют команду верные... нет, не псы, а слуги (псами их Андрей Ильич не называл, какие же это псы? Это люди, что гораздо страшнее...), и слуги эти искали уже свой интерес. Пользуясь тем, что им выдан вроде бы карт-бланш, они желали выжать из операции по смещению Греча все возможные выгоды. Легко представить, что можно получить, если поставить во главе Города своего человека, фигуру, которая будет служить верой и правдой, будет работать, отстаивая экономические и политические интересы тех, кто эту фигуру поднял наверх...

Суханов приказал Вересову усилить охрану своего первого заместителя и поставить на прослушку его телефон. Он готовился к отражению атаки, которая вот-вот должна была начаться. Время поджимало, до выборов оставалось всего-ничего.

Первый гром грянул в порту.

Утром в кабинете президента компании "Город – XXI век" возник Вересов.

– Что новенького? – хмуро спросил Суханов, не здороваясь. Ему очень не понравился вид начальника службы безопасности. Вересов уселся на жалобно скрипнувший стул, положил ладони на колени и уставился в пол, словно решив именно здесь и именно сейчас заняться аутотренингом.

– Много новенького, Андрей Ильич. С чего начать?

– С главного.

– Тогда – порт. – Вересов поднял глаза, и Суханов в очередной раз удивился, до какой степени непроницаем взгляд у одного из главных доверенных лиц президента компании.

– Что там у нас?

– Там у нас... – Вересов вздохнул. – Максименков ушел.

– Как это – ушел? – удивился Суханов. – На пенсию, что ли?

– Вроде того.

– А точнее?

– Ну, на пенсию. Только...

– Что – "только"?

– Только я по своим каналам выяснил, что он хорошие деньги получил. И подумал, что неплохо было бы узнать, за что Максименкову такие башли отвалили. А главное – кто это у нас такой щедрый?

– Так и узнал бы.

– Я и узнал. Гендель с компанией.

– Гендель...

Суханов встал из кресла и прошелся по кабинету.

– Гендель – это серьезно... А за что – не удалось выяснить?

– Как это "не удалось"? Еще как удалось.

– И что же?

Суханов снова сел в кресло. Он уже подозревал, что сейчас услышит.

– Максименков нас сдал. Подчистую. Все наши дела по сахару в девяносто втором. Все это сдал Генделю. Ну и, конечно, все наши контакты. Дальше больше. На месте Максименкова уже Васильев. Это человек Генделя. Понимаете, Андрей Ильич? Теперь, можно сказать, порт для нас закрыт.

– Ну это ты погорячился... Так сразу и закрыт? – Суханов постучал по столу торцом карандаша. – Крамской что говорит?

– Крамской в отпуске, – напомнил шефу Вересов.

– Ах да, конечно... Что делает? Дома сидит?

– Угу.

– Ладно. Сахар, значит. И что? Мы никому ничего не должны.

– Так-то оно так... Только братва в городе шибко недовольна. Как бы чего не вышло.

– Как же это Максименков... Он что, ребенок? Не знает, что за такое бывает?

– Знает, должно быть. Его уже в стране нет. Я ему вчера позвонил выяснить, как там дела с этими долбаными поставками... Ну с водкой, то есть. А он сказал, что больше этим не занимается и в ближайшее время уезжает. Повесил трубку. Я перезвонил вечером – его уже не было. Ну я сразу людей поднял, пробил все связи, все его каналы... С братвой наши поговорили. В общем, выяснилось, что он бабки получил и отвалил.

– Куда?

– Вот этого, Андрей Ильич, я вам сказать не могу. Информации нет. Единственное, что нам известно, – улетел чартером в Лондон. А оттуда, наверное, в теплые края подался. В какой-нибудь милый оффшор. Найди его теперь! Он же понимает, что это не шуточки. Такое не прощают.

– Да уж... Такие вещи прощать – себя не уважать. Но как же это? Я не понимаю, у меня в голове не укладывается! Так кидануть. И – ни с того, ни с сего. Нет, не может быть. Эти вещи так сразу не делаются.

– Ну, Андрей Ильич, может быть, ему, как в кино, предложение сделали?.. Знаете, от которого нельзя отказаться.

– Кто? Гендель? Он крутой только для казино, а для Максименкова... Нет. Тут серьезные люди стоят, серьезные... Но этого гада все равно нужно найти, Женя, однозначно. Это дело принципа. Понял меня?

– Само собой. И так уже ищем.

– Ищи, ищи... Ладно, иди пока, я подумаю, как нам теперь крутиться... Сахар – дело прошлое, столько воды утекло. Да и Гендель – он же теперь по строительству работает, торговлей не занимается. Чего это его в порт понесло?

– Одно другому не мешает.

– Так-то оно так, но... Не вижу пока, не вижу...

– Чего?

– Не вижу, откуда ветер дует. Куда – понятно, но вот откуда – это вопрос.

– Есть еще одно...

– Давай, давай. Вали уж все, что накопал. Хуже не будет.

– Эти ребята... которые мэру окна били... Их нанял Саид.

– Саид? Что за персонаж?

– Это персонаж Генделя.

– Вот так новости. Хорошие дела... Послушай, а Гендель случайно свою кандидатуру не выставил еще? В губернаторы не метит?

– Я сейчас узнаю, Андрей Ильич... – Вересов вытащил свой мобильный телефон.

– Да перестань, Женя, я шучу... Саид – он кто вообще? Серьезный человек? Я имею в виду, у Генделя он какие функции выполняет?

– Так, из шушеры. Ларьки, магазины мелкие. Шелупонь.

– Шелупонь, говоришь? Ладно... А поговорить с ним не пробовали?

– Я к этому, в общем, и веду, Андрей Ильич. Мне бы ваше указание получить на сей предмет. А то я инициативу проявлю, а потом у вас с Генделем будут неприятности. Тут вы сами подумайте.

– Хорошо. – Суханов еще немного побарабанил карандашом по столу. – Ты иди пока. Я позвоню, если что.

Когда Вересов вышел из кабинета, Андрей Ильич встал и подошел к окну.

В общем, ничего ужасного не случилось. Суханов давно ждал чего-то в этом роде. Те, кто достает мэра, не могли оставить его в стороне. Всем, кто хоть сколько-нибудь интересовался политикой в масштабах Города, было известно, что крупный бизнесмен Суханов поддерживает нынешнего градоначальника и, конечно, в определенной форме финансирует его кампанию. Само собой, что давить на Суханова – это лучший способ доставить мэру неприятности. Не считая, конечно, прямых нападок на Павла Романовича, которым Суханов уже и счет потерял. Дня не проходило, чтобы в какой-нибудь газете или телепередаче не склоняли Греча, обвиняя и в коррупции, и в прямом воровстве, и в связях с криминальным миром, и – что стало уже притчей во языцех – в спекуляциях недвижимостью.

Максименков... Через его фирму шли все операции по поставке грузов для "Города" через морской порт. Слова про его уход на пенсию были, конечно, иносказательны. Григорий Максименков был подполковником КГБ в отставке, если только принять на веру тот факт, что в этом ведомстве люди в звании подполковника могут быть отставниками.

Перестройка спутала многие понятия. Таинственный и пугающий всех и вся Комитет вроде бы приказал долго жить, и огромное количество его членов, работников, простых исполнителей словно растворились в броуновском движении народа гигантской страны, почувствовавшего, что удила, направляющие и сдерживающие его на протяжении многих десятилетий, внезапно ослабли и теперь можно выбирать направление самостоятельно.

Естественно, что, будучи профессионалами, люди Комитета заняли ключевые посты во множестве рыночных структур. Фирма, возглавлявшаяся Григорием Валентиновичем Максименковым, была типичным "комитетским" коммерческим новообразованием.

Суханов начал делать с ней свой бизнес довольно давно, в девяносто втором, когда в Городе возник сахарный кризис.

В те смутные времена в магазинах внезапно пропадали то спички, то мыло. Дефицит табака вызвал маленькие бунты, измученные никотиновым голодом трудящиеся пытались даже перекрывать центральные улицы.

Фирма Андрея Ильича в ту пору неплохо стояла на ногах. Она успешно торговала компьютерами, разрабатывала и выбрасывала на рынок собственное программное обеспечение. Был у Суханова и свой аналитический отдел. Андрей Ильич уже тогда своевременно получал информацию о причинах неожиданных волн дефицита и о лицах, которые на этом дефиците делали себе капитал – как материальный, так и политический.

В девяносто втором Город встал перед проблемой самого настоящего голода. Отсутствие сигарет или мужских носков показалось пустяками перед первыми признаками исчезновения продовольствия вообще.

Мэр, тогда еще не слишком искушенный в административных и технических тонкостях городского хозяйства, все-таки сумел разобраться с проблемами, возникшими на одном из городских хлебозаводов, который неожиданно встал из-за прекращения поставок муки.

После вмешательства Греча, который выдержал с директором хлебозавода примерно такой же бой, как и год назад в штабе округа с военачальниками, поставки возобновились так же неожиданно, как и перед этим прервались.

Что говорил мэр директору и чем угрожал, так и осталось для Суханова тайной. А вот в том, что в Городе совершенно явно поднимается мощная волна саботажа, направленная против демократического руководства, у него сомнений не было.

Голод в индустриальном городе может наступить в течение недели. Настоящий голод, когда на прилавках магазинов практически ничего не остается. Запасы продовольствия на складах не так уж велики, они постоянно обновляются. Стоит сбить график поставок, затормозить постоянно движущийся в город поток сахара, мяса, муки, рыбы, овощей, и через неделю в городе станет фактически нечего есть.

Несмотря на все усилия, Греч не мог найти концы нитей, которые внезапно опутали транспортную сеть – не в Городе, здесь все было под контролем, а гораздо дальше, за пределами области. Приток товаров вдруг начал замедлять ход, а потом совершенно остановился.

Счет пошел на дни.

И тогда мэр решил распечатать НЗ – армейские продовольственные склады.

Отношения Греча с военными всегда были напряженными, особенно они обострились в августе девяносто первого. Когда после путча командование округа пришло в себя, оно с изумлением поняло, что какой-то штатский, какой-то профессор, какой-то штафирка в клетчатом пиджаке раскомандовался и, что называется, "построил" их – заслуженных, именитых генералов, которые давно уже были готовы к тому, чтобы вершить судьбы страны по-своему.

Павел Романович тогда нажил себе очень серьезных врагов – задним числом военные осознали, насколько иллюзорны были угрозы Греча и насколько они, командиры, за которыми стояла реальная сила, были свободны в принятии решений.

Шаг, на который Павел Романович решился год спустя, перед лицом продовольственного кризиса, казался Суханову не только ошибочным, но и совершенно бесперспективным, даже вредным. Для репутации городского головы, во всяком случае.

Разбазарить военные склады? Ну-ну! Было ясно, что ненавистного мэра, светского, честолюбивого мужчину, сверкающего острословием и эрудицией, словно сошедшего со страниц романа девятнадцатого века, эти вояки наверняка постараются унизить, оскорбить, смешать с грязью. Уж теперь-то они покажут, кто в России настоящий хозяин, а кто – как говорится, погулять вышел.

Это был прекрасный шанс указать зарвавшемуся демократу на его место в табели о рангах. Пусть разбирается со своими театрами, улаживает споры между главными режиссерами и ведущими актерами – это у него хорошо получается. А в дела государственные, в дела, от которых зависит жизнь или смерть целого города, пусть не лезет.

Но Греч снова, к удивлению всех, решил проблему. И решил в свою пользу. Точнее – в пользу Города.

За два дня Павел Романович трижды летал в Москву и обратно – то был период, когда Греч еще считался чуть ли не личным другом Президента. Ну другом не другом, но соратником его называли многие.

Вопрос был решен при поддержке Москвы, и армейские запасы продовольствия, в огромном количестве хранившиеся на воинских складах, были брошены в город, как спасательный круг.

Суханову в те дни казалось, что Греч находится в состоянии страшного перевозбуждения. Если бы Андрей Ильич не знал достоверно, что мэр не злоупотребляет алкоголем и никогда не прикасался к наркотикам, он подумал бы, что Павел Романович пользуется серьезными стимуляторами.

Едва закончились кратковременные, но чрезвычайно изматывающие баталии с военными, как мэр улетел в Германию договариваться о срочной гуманитарной помощи.

Договорился, вернулся и в день, когда пришла первая партия, слег со вторым инфарктом. Первый случился у него в сентябре 1991 года, после победы над путчистами, – победы, которая стоила ему, по словам врачей, многих лет жизни.

Поступление гуманитарной помощи не охладило пыл тех, кто был недоволен происходящим в стране и всяческими способами пытался дискредитировать новую власть.

Дефицит сигарет и папирос, возникший мгновенно и неожиданно, закончился так же быстро – почему-то заработали фабрики, по непонятной причине остановившиеся, и снабжение населения табачными изделиями возобновилось. Но тут из продажи исчез сахар.

Суханов, как и всякий бизнесмен эпохи первоначального накопления капитала, хватался за все, что сулило быструю прибыль. А для быстрой прибыли требовалась быстрая информация. Поэтому на информационно-аналитическую службу Андрей Ильич денег не жалел – даже охрана была малочисленнее, и работники пистолета и дубинки получали в "Городе" меньше, чем юноши в очках и потертых джинсах, сидевшие днями и ночами за первобытными "тройками". Конечно, "чистая" информация приходила не от мальчиков-аналитиков, здесь уже работали таинственные подопечные Жени Вересова, которого Суханов только-только сделал начальником службы безопасности и которому доверял почти полностью.

Андрей Ильич потребовал у Вересова, чтобы тот любым способом прояснил ситуацию с табаком, хлебом и сахаром. Евгений Иванович угрюмо кивнул и через несколько дней доложил, что задание выполнено.

Из сведений, добытых людьми Евгения Ивановича, складывалась именно та картина, которую и предполагал увидеть Андрей Ильич.

И в случае с исчезновением табачных изделий, и сейчас, с сахаром, схема выстраивалась одна и та же. Некая фирма, точнее, ряд фирм делали крупные заказы под предоплату. Конечно, стопроцентной предоплаты не было. Даже до половины общих сумм выплат было очень далеко. Впрочем, Вересов сразу сказал, что цифр не знает и, может быть, – он мрачно усмехнулся – это к лучшему.

Коммерческим структурам было хорошо известно, что после распада Союза поставки сахара из Украины прервались не сразу – существовала некая инерция выполнения прежних договоренностей. Конечно, раздавались крики, что Украина больше Россию "не кормит", на эту тему шли ожесточенные политические дебаты, но вагоны по-прежнему продолжали разгружаться, остатки поставок еще текли в российские регионы.

Сахарная афера началась в городе именно тогда, когда на товарной станции был разгружен последний вагон последнего эшелона с продовольствием из братской некогда Украины.

Коммерческие структуры, взявшиеся обеспечить Город "сладеньким", легко получили необходимые кредиты, перевели поставщикам первые деньги и – бесследно исчезли. Растворились в воздухе.

На складах в порту скопилось огромное количество сахара, но отгрузить его и направить в торговлю было невозможно: часть была "заморожена" западными поставщиками, которые ждали разрешения неожиданно возникшей проблемы с фирмами-невидимками, а другую часть удерживали бандитские структуры.