Текст книги "Экспедиция в один конец"

Автор книги: Андрей Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Все. Гуд бай, халява!

Вернулся Геннадий. С водкой и копченой рыбой, завернутой в грубую бумагу – возможно, продукт переработки былых художественных достижений недоразвившегося абортированного социализма.

Поднимая рюмку, Владимир предупредил его:

– Повторяю: гарантии по списку даешь прочные! Иначе… – Тут он припомнил Игоря и взвесил, соответственно, свои карательные возможности. Иначе, Гена, тебе – труба! За моим шефом та–акая банда стоит! Сейчас, кстати, у их пахана обретаюсь. В загородном доме. Отстроили на крови хоромы, сволочи!

– Три–четыре вакансии не гарантирую! – изрек, нетрезво водя рюмкой над столом, Геннадий.

– Хорошо. С женой‑то… напрочь развелся? Без всякого?.. Бесповоротно? поднося рюмку ко рту, поинтересовался Крохин.

– Отрезано!

– Не жалеешь?

– Как о вылеченном геморрое! – отчеканил Геннадий.

– Тогда – давай!

Рюмки торжественно сошлись, выплеснув в своем решительном соприкосновении часть водки на холостяцкую скатерку.

Через два часа Крохин позвонил в бандитское логово, попросив заплетающимся языком, чтобы за ним прислали машину.

С трудом выйдя из подъезда, он сунул смятую пачку сигарет в пасть каменного льва, сидевшего со своим собратом у подъезда старого московского дома, и поплелся к новенькому "БМВ", прибывшему за его плохо повинующимся в производстве направленных движений туловищем.

В голове крутились мысли о прозе и поэзии, обрывки чьих‑то выдающихся фраз, но лейтмотивом выделялось заключение, что на арабе он в очередной раз заработал, дельце обстряпано, порученное задание выполнено, а уж чего там дальше… Красота, в общем!

– Ты чего, тачку не мог взять? – неприязненно покосился на него водила молодой, худощавый парень. – Или – совсем бедный?

– Тс–с-с! – поднес палец к носу Крохин. – Какая еще тачка! Сядешь, а тебя по голове… У вас тут – полный бардак! А моя жизнь мне… это… – Он чиркнул колесиком зажигалки, а затем в трудной попытке уткнул‑таки кончик сигареты в оранжевый листок огня. Уточнил вяло: – Моя жизнь принадлежит… мафии, понял?

– Понял, – утомленно отозвался водила.

– Вот… Хорошо. А теперь слушай… Ты, между прочим, везешь поэта… Хочешь послушать? Строки?

– Ну, гни…

– И – согну! Так…

Душа по капле собирает свет.

Все отними, оставь мне эту боль,

Где девушка четырнадцати лет

Мне первый раз сказала про любовь.

Спроси меня, зачем я берегу

Прах золотой, наивные слова…

Она уже – на дальнем берегу,

Она уже видна едва–едва…

Зачем я прожил долгие года,

Не знаю сам, струится жизнь во мне,

Которая нигде и никогда

Не повторится больше на земле.

– А?!. – с заинтересованным вызовом спросил он водителя.

– Курите, пожалуйста, аккуратно, – с раздражением отозвался тот. Пепельница – здесь…

– А–а! – сказал Крохин. – Вот так, да? Ну… и правильно, в общем. Правильно… Зачем я вам?

КАМЕНЦЕВ

В офисе его прогоревшей фирмы, ныне отошедшем к иным владельцам, существовал тайничок.

В туалете, за одной из облицовочных кафельных плиток, в выдолбленном углублении, хранились восемь тысяч долларов, которые он, по счастью, не успел пустить в дело.

Доллары, навестив офис в качестве интересующейся товаром покупательницы, успешно извлекла из тайника верная Надя, и в честь обретения клада Каменцев закатил домашний пир семейного типа. Пригласить подругу в ресторан он не решился: городская стихия, бушевавшая за окном, вселяла в него ужас своей непредсказуемой и непреклонно опасной сутью.

Он хотел связаться с таинственным Геннадием, хранителем загранично–паспортной системы, но мешали сомнения: вдруг информация о таком контакте дойдет до озлобленного невозвращением долга Крохина, и тогда…

Да, тогда могут последовать события опять‑таки непредсказуемые и грозные…

С другой стороны, высиживание в квартире ничего конструктивного не сулило. Но там, за входной дверью, как за краем обрыва, ему чудилась некая пропасть – безвозвратно–гибельная.

Пришел инспектор электроплит – коренастый, невзрачный мужичонка в дерматиновой курточке, что‑то измерил в проводке тестером, сказал, что необходимо поменять две потрескавшиеся конфорки.

Каменцев, таившийся в комнате, у дверной щели, слушал его разговор с Надеждой, которую мастер застал на выходе из дома – Надя собиралась навестить подругу:

– Да бесплатная работа, хозяйка, чего беспокоишься?

– Я просто сейчас тороплюсь…

– Ну смотри, у меня запасных "блинов" немного осталось. А менять в каждой практически квартире надо… – Послышался приглушенный звяк инструментальной сумки. – Тогда, если что, звони в ДЭЗ, но только завтра уже поздно будет, за свой счет если…

– Хорошо, – раздался нетерпеливый голос Надежды. – Я подожду. Сколько вам потребуется времени, чтобы…

– Так мне еще в ДЭЗ зайти надо, – удивленно отозвался специалист. – Я не ломовой конь, чтобы с "блинами" по этажам перемещаться…

– И когда вернетесь?

– Минут через двадцать… И полчаса на работу, так что прикидывай…

– Ладно, идите. Вернетесь – позвоните в дверь три раза$1 – после некоторого раздумья произнесла Надя. – Дома муж, он сейчас отдыхает… Я его разбужу.

Войдя в комнату, она виновато шепнула Каменцеву на ухо:

– Ты слышал? Откроешь ему, а то плита эта уже измотала…

Каменцев, кивнув, вышел в коридор. Электрик, поправляя на плече ремень сумки, вскользь обернулся на него, повторил:

– Минут через двадцать буду… Плиту‑то запустил, хозяин…

Каменцев сокрушенно развел руками.

Надежда, чмокнув его в щеку, скрылась за дверью вслед за электриком.

"Может, мент? – дрогнув, подумал Каменцев, перемещая в сторону стального косяка хромированный штырек запора. – Вроде бы не похож… Слишком кургуз… Хотя, а почему бы им не послать для проверочки настоящего электрика? Это они запросто… Нет, ерунда… Вычислить невозможно… А если вычислили? Тогда все, выхода нет".

Он выглянул из окна во двор, но никаких особенных машин и подозрительных людей у подъезда не заметил.

Оставалось одно: ждать.

Электрик явился обратно через двадцать минут. Один.

Молча и сноровисто поменял "блины". Доложил:

– Все, хозяин, хоть сейчас борщи вари…

– Может, стопочку? – предложил Каменцев. – В честь, так сказать… традиции!

– Не пью, – отрезал электрик, открывая входную дверь. Каменцев даже не успел удивиться, как вдруг из‑за скрывающейся в дверном проеме спины мастера в квартиру вынырнули, жутко и ирреально утверждаясь в узком пространстве коридора, заполоняя его статью расправляемых широких плеч, трое молодцов с плоскими, решительными мордами и – р–раз! – качнулись стены, и через миг он уже очутился в гостиной, плюхнувшись от упругого тычка в грудь на диван.

– Извини, друг, – прорезал круговерть мыслей и смято–расплывающееся перед глазами пространство комнаты чей‑то бесцветный голос. – Приходится, знаешь ли, идти на хитрости…

В расплывающемся фокусе возник сорокалетний мужчина с жестким лицом и безжалостно–холодными глазами.

Мужчина, одетый в длинное просторное пальто, застегнутое под ворот, пододвинув стул, уселся напротив Каменцева. Трое богатырей надежной стеной встали за ним. Неприступность кремня одухотворяла их мрачные физиономии.

"Мы пришли к тебе с приветом, с утюгом и с пистолетом", – пронеслось без тени юмора в голове Каменцева.

– Значит, друг, так, – произнес человек, сидящий на стуле. – Как ты, наверное, понял, мы – не менты, дыши ровно, через нос. Ситуацию твою горестную постигаем. И – попытаемся тебе помочь. – В голосе его отчетливо прослеживались хамоватые интонации, свойственные свежевылупившимся хозяевам жизни.

– Каким же образом попытаетесь? – выдохнул Каменцев, обретая наконец способность к словоречению и вообще к мыслительному процессу.

– Ты должен денег людям, – сказал собеседник уныло. – Так или нет?

– Должен, – торопливо согласился Каменцев. – Но тут не моя вина, тут… дичайшее недоразумение…

Незнакомец успокаивающим жестом выставил вперед себя широкую, сильную ладонь.

– Позволь, я изложу тебе твое же мнение о случившемся, – произнес веско. – Итак. Ты – пьяный хулиган, попадаешь в тюрьму за реально совершенное преступление. Воспользовавшись данным прискорбным фактом, твои недобросовестные подчиненные и партнеры подвергают руководимую тобой фирму всяческому разграблению. Результат: куча озлобленных кредиторов. Теперь – вывод. Он заключается в неоригинальном вопросе: кто виноват? Я правильно излагаю?

– В общем, да…

– И в общем, и в частностях. Копаем дальше. Сел ты в темницу благодаря собственной глупости. Благодаря иной глупости, но опять‑таки лично тебе принадлежащей, набрал в свою команду людей нечестных и алчных. С этими мерзавцами мы, конечно, попробуем разобраться, но самый главный крайний – все равно – ты!

– Не буду спорить, – с внезапной холодной ожесточенностью, охватившей его, произнес Каменцев. – Но у меня нет денег. Хотите – убейте…

– Не хотим, – решительно произнес собеседник. – Зачем? Крайняя мера последняя мера. Лучше поговорим о долге. Его общая сумма составляет шестьдесят тысяч долларов…

– Сколько?! – протянул Каменцев возмущенно.

– Вот… – Человек протянул ему лист бумаги, поданный одним из мордоворотов. – Полная калькуляция. С процентами, с неустойками…

Каменцев, мельком посмотрев на цифры, отложил бумагу в сторону. Спорить было бесполезно. Но причину появления в квартире бандитов он уяснил: в списке фигурировала фамилия Крохина – единственного, кто знал о Надежде.

Вот кто дал наводку!

– Значит, "спасибо" за ваш визит я должен сказать Володе, – пробормотал он.

– А в чем, интересно, Володя виноват? – спросил собеседник. – Несчастный мытарь, бьющийся за выживание… Ему каждый доллар – как капля валокордина для нищего пенсионера–сердечника. А ты его сразу на четырнадцать тысяч наказал! Там в каждой тысяче – год его жизни! Естественно, человек огорчился. Он ведь эти деньги заработал своим горбом, безо всяких там анекдотов…

– Короче, ваши предложения, – равнодушно произнес Каменцев.

– Предложение такое: деньги должникам платим мы, а ты их отрабатываешь. Спросишь – как?

– Да вы и сами скажете…

– Это верно… – Бандит позволил себе снисходительную усмешечку. Первый долг возвращается Володе. Четырнадцать тысяч плюс проценты . – Утешу: данная сумма отрабатывается быстро. Сегодня ты с пятью молодыми и бодрыми ребятами едешь в Сибирь. Там облачаешься в форму капитана нашей измочаленной армии, благо стрижка у тебя военная, ребята – в форму солдатиков, и, усевшись в одну из трех грузовых машин, следуете всем коллективом из Сибири обратно в столицу. Ты выступаешь в качестве ответственного офицера.

– А в машине – ворованные боеприпасы, – сказал Каменцев.

– Нетрудно догадаться, – подтвердил бандит.

– Каков риск спалиться?

– Небольшой, но есть…

– ГАИ, ВАИ – это имеется в виду?

– Совершенно верно.

– И какие действия в случае…

– Ну, определенно не такие, какие были предприняты тобой некоторое время назад… Имею в виду разоружение патрульных… Полумерами здесь не обойдешься. Менты, заподозри они чего, ликвидируются, а далее – либо движение продолжается, либо – грузовики взлетают в небеса, а наша команда пускается в рассыпную. Детали тебе разъяснят, главное сейчас – твое принципиальное согла…

– Главное сейчас, – перебил Каменцев, – договориться о всех видах моих работ и услуг. Чужой кровью я свои долги покрывать не намерен. Такой уж я чистоплюй. И попрошу говорить мне "вы".

– Я понял. – Бандит встал со стула. – Твердо обещаю: ни к каким силовым акциям лично вы на всем протяжении своей будущей биографии наемного труженика отношения иметь не будете. Чем гарантируется такое обещание? Простыми соображениями. В такого рода делах на вас может положиться лишь идиот. Вы в них – профан и неумеха. А у меня и без того достаточно кадров, которые влепят кому надо пулю в лоб не просто умело, но и с удовольствием. Ну–с, пишите записочку Наде… – Подал Каменцеву чистый лист. – Так, мол, и так, дорогая, срочно покидаю тебя на недельку, еду в Питер, скажем, за надежными документиками, обязательно позвоню. Ключи беру с собой. Ключи‑то есть?

– Есть, – отозвался Каменцев враждебно.

– Тогда собирайся, милый. Через три часа – самолет…

– А паспорт? Нужен же паспорт…

– Открою секрет: самолет военный… А у военнослужащих паспортов нет. Военный же билет тебе организуем, это – как "здрасьте". Еще вопросы?..

– Вы ничего не сказали о необходимости соблюдения мной правил примерного поведения.

– Хотите окончательно допортить себе настроение? Как будет угодно… Бежать вам некуда. И не к кому. Все вероятные финты закончатся тюрьмой. А в тюрьме закончат вас. Это – закон. Поскольку теперь вы – в команде. И финт – уже не финт, а предательство. Поверьте, мне неприятно говорить вам все эти слова, но в вашем случае приемлем лишь один метод – грубый шантаж.

– Знаете – что? – грустно сказал Каменцев. – Мне жалко вас… Честное слово – жалко! Обреченное на погибель существо… Пыжащееся в гнусностях ради сытости своей оболочки. А за оболочкой – вакуум.

– Почему – вакуум? – удивился собеседник. – Там скорбь… О загубленной душе. И ничуть тебе меня не жалко, скотина ты лживая… Ненависть твоя беспомощная и трусливая – в тебе скулит… Проходили!

СЕНЧУК

В среду, как было условлено, Сенчука принял большой начальник Росморфлота Иван Алексеевич.

Войдя в министерский кабинет, Сенчук, бегло оглядев новенькие, закупленные явно с недавних прибылей, лакированные столы с телефонами и дутые кожаные кресла, поймал себя на той мысли, что ничуть не завидует холеному бюрократу со всей его властью, персональной машиной и социальной значимостью. Да и разве можно было назвать жизнью высиживание в казенных стенах, бесконечные совещания, звонки, монотонную вереницу дней, наградой за преодоление которых служили лишь сомнительные по нынешним временам номенклатурные привилегии и краткий отпуск на каком‑нибудь турецком побережье в ячейке отеля с видом на куцый курортный пляж.

Правда, сидя в этаком ослепительном кабинетике, можно было изрядно подзаработать, но разве сумеет распорядиться большими деньгами пропитанный желчью чинуша так, как способен настоящий мужчина? Купит себе шпак машину с удобным для выращенного геморроя кожаным или бархатным сиденьем, оснащенным подогревом, построит дачку, приобретет барахла, и на том фантазия его иссякнет.

И так – до пенсии. До костыля и возможности поглощать лишь овсяную кашку. А какой смысл, спрашивается, лелеять плоть, способную переваривать лишь пресную кашку? Для того, чтобы подготовиться к тяготам грядущего бестелесного существования? Так начать приноравливаться к нему можно и на месте прибытия в вечность, коли уж она так и так суждена! Избегнув безрадостных тренировок и упущений радостей!

И потому он, Георгий Романович Сенчук, коли выгорит козырное дело, возьмет яхту, устроит на ней жилище царское, наймет толковый экипаж и будет ловить морскую живность у берегов Флориды, продавая ее в рестораны и в магазины. Не за наживу, ради успокоения себя, как полезного члена общества гуманоидов и не очень, и ради общества, должного почитать его своим полезным членом.

На креветках миллионов не наживешь, а жить надо жуя креветки и на миллионах сидя!

Весело доживет он грешный свой век! А уж девок сладких на этой яхте перебывает – без числа!

И, как думалось Сенчуку, никто бы из кабинетных начальников, к дойной государственной корове приставленных, вожделений его, романтически–бесшабашных, не разделил. Но вот на смертном одре – ох и позавидовали бы ему начальнички, пресненькую свою жизнь по дням однообразным и гаденьким перебирая! Да и какие бы дни им вспомнились? Разве редкие минуты скоротечного человеческого счастья.

А было ли оно у него?

Да!

И тут же в памяти всплывала Куба: сиреневое море, темнокожие красотки, хороший ром…

В ту пору три месяца "Скрябин" стоял на ремонте в порту Гаваны. Дни блаженства и отдохновения! Каждый – как неповторимая жемчужина в ожерелье туземной царицы!

Но тогда он был скован идиотскими обязательствами службы, расписанием и дисциплиной, тогда этот праздник жизни являлся случайной подачкой судьбы и истаивал на глазах, а вот теперь следовало сделать его обычной повседневностью. И он сделает это!

– Значит, потянуло на старости лет к соленой водичке? – спросил Иван Алексеевич. – Странный ты мужик, Романыч… Ты как позвонил, я, грешным делом, сразу подумал, что если и придешь чего просить – так непыльную работенку где‑нибудь в кадрах… А ты – вон оно как!

– Объясняю, – произнес Сенчук с нажимом. – Сдыхаю я на суше, как рыба, отлив прохлопавшая. Все опротивело. А сколько жизни осталось – неведомо, но, подозреваю, не так уж и много, Иван Алексеевич, нам отписано, чтобы не дорожить теми деньками, когда без костыля и микстур обходишься… А судьба моя одним словом описывается: море! Ты вот – большой человек, кадровый руководитель, тебе даже и грех о пенсии думать, громадная от тебя Родине польза… А я? Так, черная кость, с тобой не ровня…

– Да ты уж… того, братец!

– Правду тебе говорю! Но не скрою: кое‑что умею, кое‑что знаю и на своем вертеле еще покручусь!

– А сейчас‑то где?

– Стыдно сказать, Иван Алексеевич, – в ресторане, гардеробщиком… Угораздило, да? Вот так вот демократы нас… Низвели.

– М–да, – произнес собеседник с горестным пониманием тоталитарного номенклатурщика, каждодневно опасающегося за прочность занятого кресла.

– В общем, неверно меня использует Отчизна, – продолжил Сенчук. – И надеюсь, ты это дело подправишь.

– На "Скрябин" пойдешь?

– Куда? А… Плавает еще галоша?

– А почему нет? Износ – тридцать процентов, капремонт прошел… Сейчас новая команда набирается…

Сенчук неторопливо полез в карман, достал конверт, положил на стол. Тысячи трудно скопленных долларов было жаль, но он знал, что окупятся они сторицей.

– Чего это? – спросил Иван Алексеевич, хотя, как понимал Сенчук, превосходно и моментально уяснил, чего именно, и, кроме того, вспомнил старые времена, когда подполковник щедро одаривал его подарками после каждого заграничного рейса.

– Пустая ложка рот дерет, – сказал Сенчук нейтральным тоном.

– А… – Конверт исчез в недрах стола. – Старпомом на "Скрябине" потянешь?

– Предложение неслыханное! – восхищенно произнес Сенчук. – Еще раз убеждаюсь, что старый товарищ – как именной пистолет, не подведет!

– Ты… давай… это… – Иван Алексеевич подвинул ему лист бумаги. Пиши заявление. И подхалимажа не надо, не люблю, он мне о личном прошлом неприятно напоминает…

– От сердца же! – сказал Сенчук горячо.

– Пиши… от сердца! На мое имя…

Изучив заявление, Иван Алексеевич вывел на нем неторопливую резолюцию. Сказал:

– Давай теперь в кадры, я позвоню… Документы все взял?

Сенчук выразительно тряхнул лежавшей на коленях папкой.

– Ну, двигай, если закавыки будут, я на месте…

В одном из кабинетов управления кадров, куда вошел Сенчук, сидел мужчина лет сорока со злобной физиономией урожденного мизантропа. На лбу его словно сверкало категорическое "Нет!".

По соседству от мизантропа перебирал бумажки какой‑то унылый тип с обвислым носом и в очках с толстенными стеклами.

Сенчук, представившись, протянул мизантропу бумаги.

– Ваше последнее место работы – гардеробщик? – изумился кадровик. – Что за бред…

– Это – жизнь! – заметил Сенчук философски, но и с некоторым напором.

– Из гардеробщиков – в старпомы! – возмутился мизантроп, обращаясь к унылому коллеге. – Надругательство над здравым смыслом! И этот приказ подписал сам Богомолов!

– Ха… Ты еще скажи – Морозов! – равнодушно отозвался тот.

– А что… Морозов?

– А ничего. Им подписать – плюнуть, а там сами разбирайтесь. Морозов вообще лепит подпись не глядя. Он себе смертный приговор так однажды утвердил. Ребята схохмили.

Сенчук выслушивал диалог ответственных лиц безучастно. Конверт, исчезнувший в столе высшего начальства, возносил его над суетой страстей мелкопоместных клерков, и их эмоции и выводы его не занимали.

Мизантроп снял трубку телефона и позвонил автору высочайшей резолюции. Высказал, поубавив, правда, возмущенной прыти, сомнения в правомерности кандидатуры претендента на ответственную должность.

В ответ – по местной, хорошо слышимой связи – раздался ревущий мат: чтобы срочно, чтобы без рассуждений, мать вашу перемать!

Сенчук с сочувственным видом смотрел на мизантропа, в чьей дрожащей руке хлопала по явно покрасневшему уху телефонная трубка.

Получив подтверждение в правильности резолюции, мизантроп, не глядя в сторону просителя, сказал каким‑то неуверенным, жиденьким голосом:

– У вас, оказывается, серьезный морской опыт… Я не сразу понял…

– Да что там! – простодушно поддакнул Сенчук. – В наше лихолетье локатор держать надо востро! Вообще все антенны из себя выпустить! Любой бандит в капитаны может пролезть, а капитану и в паромщики не попасть! Вчера одного профессора видел, искусствоведа, сосисками на рынке торгует… Срамота!

– Предписание будет готово через час, – стесненно кашлянув, молвил мизантроп. – Да, кстати! Вы не знакомы с начальником экспедиции? Он тоже будет здесь через час. – Повернулся к прокисшему коллеге: – Пропуск ему заказал?

– Геннадий заказал. И ему, и переводчику, – донесся бескислородный ответ.

– Начальник экспедиции – пакистанец, – продолжил кадровик недовольным голосом. – Судно арендовано Гринписом. Предстоящая задача вам известна?

– Наше дело – рулить, – простецки отозвался Сенчук.

– Понятно…

– С капитаном вот большая проблема, – подал голос контуженный бюрократическим бытием грустный человек. – Прежнего на днях убили.

– Да я ж его знал! – воскликнул Сенчук. – Прямолинейный был старик, душа общества и корабля в целом!

– Вот и прикончили душу общества, – проскрипел унылый не без злорадства.

– Кто?!

– Шпана, вероятно, – покривился мизантроп. – Пырнули ножом в подъезде, взяли бумажник, ключи от машины… Машину угнали. Главное – машина‑то старая, никому не нужна! Наверняка малолетки накуролесили!

– Их почерк, – глубокомысленно согласился Сенчук. – Что за жизнь пошла! Только головой и крути, разминай остеохондроз…

Через час он встретился с руководителем экспедиции – невзрачным молчаливым человечком в скромном костюмчике, с телосложением подростка и росточком, как определил про себя Сенчук, чуть выше сидящего кобеля. Голову будущего шефа украшала розовая чалма, похожая на ком сахарной ваты. Данный головной убор бесспорно указывал на принадлежность его носителя к последовательным приверженцам ислама.

Пакистанца сопровождал помощник–переводчик – мужчина лет сорока, с глубоко загорелым под тропическим явно солнцем лицом.

– Кальянраман, – представился восточный человек, тускло глядя на Сенчука безразличными, как у обкурившегося наркомана, глазами.

Ладонь его, как обнаружилось при рукопожатии, была иссохшей и вялой.

"Вобла с пересолом и та краше", – подумал Сенчук, почтительно наклоняя голову.

Переводчика–помощника звали Владимир Крохин.

Кадровики предоставили им крохотный пустующий кабинетик, где будущего старпома ознакомили с маршрутом экспедиционного судна: из Санкт–Петербурга "Скрябин" должен был проследовать в Норвежское море к координатам 73–43' 47'' северной широты и 13–15'54'' восточной долготы на место гибели АПЛ "Комсомолец", откуда, проведя необходимые научные мероприятия, предстояло переместиться к Бермудским островам, к АПЛ "К-219". После этого этапа экспедиции "Скрябин" швартовался в Нью–Йорке, команда отдыхала и готовилась к возвращению в порт приписки с попутным коммерческим грузом.

Сенчук, не преминувший заметить, что плавал на "Скрябине" не один год и знает судно досконально, беседу вел крайне корректно и доброжелательно, с обескураженностью, впрочем, отмечая, что никаких сколь‑нибудь эмоциональных ответных реакций со стороны невозмутимого, как каменный истукан, мусульманина, не поступает, а помощник его, напротив, испытывает явное почтение к старому морскому волку, покладисто и предупредительно воспринимающему указания сухопутных дилетантов.

Глядя на Крохина, Сенчук размышлял: "С этим молодчиком забот не будет, он по случаю в колоду "шестеркой" втесался, пускай и козырной… Мозги ему заметелю, что твоя цыганка мнительной барышне, через неделю скажу: раскрой рот, я тебе туда плюну – раскроет…"

– Простите, – вступила в разговор "шестерка", – если я правильно понимаю, то вы, Георгий Романович, хорошо знаете и администрацию порта, и таможенную службу?..

– Вопрос о содействии? – понятливо вскинул голову Сенчук. – Решим!

– Ну да… – вяло продолжил Крохин. – Вдруг всякие там проволочки…

"А вот уже пошла темнота!$1 – подумал Сенчук.

Очередную встречу назначили через два дня в офисе представляемой пакистанцем компании.

Явившись в офис, Сенчук был приглашен в один из кабинетов, где за столом сидел мужчина, одетый в дорогой итальянский костюм.

Заколка с бриллиантом в галстуке, "Роллекс", золотые запонки… Крепкая шея, сразу же переходящая в затылок, жесткое лицо, волчьи глаза, безукоризненная прическа…

– Вот, – услужливо произнес Крохин. – Познакомьтесь. – И торопливо кабинет покинул.

– Игорь, – сказал мужчина, протянув Сенчуку руку – уверенную и сильную. Затем, взяв с вешалки модное пальто, набросил его на плечи, сухо продолжив: Поехали, пожалуй, время обеденное, надо перекусить, отметить знакомство… Не возражаете?

"И при чем здесь, интересно, бандиты?$1 – думал Сенчук, выходя за явным представителем мафии на улицу, где их ожидал черный представительский "Мерседес".

Дорогу провели в полном молчании. И лишь когда автомобиль остановился у знакомого Сенчуку ресторана, где накануне он взял расчет, Игорь угрюмо проронил:

– По–моему, здесь хорошая кухня, нет?

– Кормят недурно, – сдержанно согласился Сенчук.

– Ну вот и пора бы вам побывать здесь в качестве уважаемого клиента, обронил мафиозо.

Владелец ресторана, увидев Игоря, запорхал вокруг стола, как колибри возле гнезда с голодными птенцами.

Присутствию бывшего гардеробщика в компании нынешнего хозяина жизни открыто он не удивился, но некоторая озадаченность на его лице проявилась отчетливо.

– Ты, Армен, не суетись, – веско сказал ему Игорь. – Вот… человек рекомендовал твою стряпню, сейчас проверим, прав он или нет… В очередной, х–ха, раз! Коньячку, Георгий Романович? Или водки?

– Пожалуй, коньяк…

– И я того же мнения. И предлагаю тост: чтобы мнения наши всегда совпадали…

– Трудно не поддержать толковое предложение, – сказал Сенчук.

– Я ходить вокруг да около не буду, – продолжил Игорь, густо намазывая черную икру на теплый, домашней выпечки хлеб. – И потому если насчет предложений, то – так: знаю о вас на сегодняшний день многое, человек вы деловой, с логикой у вас все в порядке, единственная загвоздка – средства на жизнь… На полноценную, я имею в виду, жизнь…

– Старику много не надо, – вздохнул Сенчук. – Разве имелось бы что на достойные похороны…

– Мне надо взять на борт контейнер с цветными металлами, – равнодушно произнес собеседник. – Сразу уточню: никаких там уранов и плутониев, проверка на радиацию меня не тревожит. Контейнер должен пройти как экспедиционное оборудование.

– Пожалуй, это можно устроить, – сказал Сенчук. – При согласовании такого груза с Кальянраманом.

– С ним согласовано…

– А где будет контейнер сгружен?

– А это – не наша проблема, – сказал Игорь. – У каждого в любом деле должна быть собственная роль. Моя роль – договориться с вами, ваша – со знакомыми таможенниками, как полагаю… И все. Как только ящик очутится на борту, мы умываем руки. А вытираем их, когда судно выйдет в нейтральные воды.

Ну а до этого, увы, каждый из нас несет также собственную ответственность… .

– Которая стоит денег, – заметил Сенчук, без церемоний и с аппетитом уминая нежный гусиный паштет.

– Да, – согласился мафиозо. – Хотя деньги очень портят людей.

– Но испортиться почему‑то желает каждый, – вставил Сенчук.

– Вас устроит десять тысяч?

– Меня‑то – да, но вот каково мнение моих старых товарищей с зелеными петлицами…

– Вы имеете в виду Севастьянова? – холодно спросил Игорь.

– Он – не последний человек, – глубокомысленно подтвердил Сенчук. Старая гвардия! Высочайшая проба! Остался, как дуб на вырубке! Никакая пила не возьмет! Даже – не подступись! Сколько ушлых верхоглядов пересажали, а он и свидетелем‑то ни разу не проходил! Умен, хоть и пьяница, доложу по секрету…

– И крыша у него гэбэшная, да? – без выражения обронил Игорь.

– Это… чего неведомо, то неведомо! – прижал Сенчук руку к груди. – Но одно знаю точно: если берется он, значит, проехало! С гарантией!

– И о вашей взаимной ответственности вы ему тоже в состоянии объяснить?

– Стук многого не стоит, – сказал Сенчук, подпустив в тон умеренной развязности. – Но может, однако, выйти и накладной величиной при заранее взятых на себя обязательствах… Потому их бессмысленно брать, если речь идет о каких‑нибудь изотопах или о зелье… С собачками и с аппаратурой не договоришься. Им денежки ни к чему. – Он с удовольствием принялся за жаркое.

– Никаких наркотиков и тяжелых металлов, я даю абсолютно твердую гарантию, – уверил Игорь. – Если бы речь шла об этом, то и разговор бы велся по–иному, и схема бы выстраивалась не так… Все! Детали обсудите с Володей Крохиным. Расчеты – тоже через него.

– Он ваш друг? – как бы мельком осведомился Сенчук.

– Он мне человек близкий, но, к сожалению, недалекий, – последовал загадочный ответ. – Такая характеристика, думаю, вам пригодится. Извините… Игорь посмотрел на часы. – Вынужден вас покинуть, дела. До связи, как говорится военными людьми… Обед оплачен, наслаждайтесь.

– Испытал огромное наслаждение от знакомства! – пожал руку криминального босса Сенчук. – Глубокой вам водички под килем и никаких рогатых мин…

– Угу, – неопределенно отозвался бандит. Затем, устремив на Сенчука пронзительный взгляд, произнес задумчиво: – Вернетесь из рейса, увидимся. Кажется, я найду вам достойную работенку…

– Этим вы мне здорово подняли настроение, – поблагодарил Сенчук.

Аккуратно доев оставленные на столе деликатесы и попивая французский коньячок с кофе, он призадумался.

Предложение урка сделал грамотно: сообщи Сенчук о контрабанде – не сносить головы, да и экспедиция пойдет прахом… С Колькой Севастьяновым он все обсудит, не впервой… Риск, конечно, существует, но какие могут быть к ним претензии со стороны властей в случае раскрытия криминала? К нему, Сенчуку, вообще нулевые, он за научное оборудование не в ответе и проверять его не обязан. К Севастьянову – тоже. Ну, прохлопал, допустим, старый таможенный пес "контрабас". Он же не ясновидящий, в конце концов…

Единственный вопрос: что в контейнере? Цветные металлы – сказочка на ночь для притомившихся придурков. Хотя золото – тоже цветной металл. Техническое, скажем.

В любом случае содержимое контейнера – не его, Сенчука, забота. И как ящик переправится на чужой берег – тоже. Странно лишь то, что переправлять его, судя по всему, доверено этому Володе Крохину – типу явно никудышному. Урка Игорь – смел и хитер, этому судьбой такие дела предназначены, а помощничек восточного научного хмыря – кисель, без стержня человек, перекати–поле. Но вот же, с другой стороны, связан с крутыми ребятками, хотя кто по сути крутые эти? Бывшая шваль, шпана из подворотен…