Текст книги "Дух-покровитель (СИ)"

Автор книги: Андрей Коптев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 9

Могучий Гудис, довольно скалясь подтащил к Амату последнюю жертву. Молоденька самочка визжала и брыкалась, но не могла вырвать зажатые крепкой рукой волосы. Опытный помощник намотал их на кулак, напрочь лишив жертву возможности применить зубы, а на царапины и пинки ему было плевать.

– Успокой ее, – велел предводитель медведей.

– Ар, – выдохнул здоровяк и отвесил девочке смачную оплеуху.

Амат поморщился от звука и постарался побыстрей закончить обряд жертвоприношения. Обмякшее тело, не упавшее лишь за счет «поддержки» Гудиса, находилось далековато от напитанного кровью тотема, но Амат решил не затягивать. Замахнувшись серповидным клинком, он ударил не сдерживая силы по тоненькой шее и перерубил ее. Голова осталась висеть в руке помощника, а тело повалилось вперед и рухнуло прямо перед тотемом. Соплеменники одобрительно взревели, оценив, как точность расчета, так и мощь вожака.

Сам Амат ничего подобного не планировал и не хотел. Его вообще мутило от запаха крови, в которой он вымазался с головы до ног, да и прочие запахи, густым смрадом висевшие над окутанной туманом поляне, ничуть не способствовали хорошему самочувствию. Справившись о новым приступом тошноты и борясь с головокружением, он дал знак соплеменникам и отступил подальше от скрывшегося в колдовском дыме тотема. Покровитель пировал, щедро одаривая силой почитателей великого духа медведя. Вот только сегодня Амат не испытывал обычного подъема и дикого веселья.

Принесенные в жертву тела, начисто лишившиеся светящихся покровов и с погасшими ручейками жизненных соков, были подхвачены и отнесены к кострам. Дух-покровитель не любил огня, поэтому костры стали распалять только сейчас, когда обряд завершился. Вскоре на поляне остался лишь один запах – запах жарящегося мяса. Развернувшись, Амат пошел сквозь истоптанные заросли камыша к воде. Его чуткий слух уловил звук шагов за спиной, но он не стал оборачиваться. Наверняка это Гудис или его брат Гарадаг. В любом случае, даже преданнейшие и сильнейшие охотники племени его сейчас не интересовали.

Выйдя на место недавней схватки, Амат лишь мимолетно скользнул взглядом по окровавленной и вытоптанной зелени. Выразив отношение утробным, совершенно звериным рыком, он прошел мимо трупов и войдя по пояс в воду принялся неспешно отмываться. Впрочем, стягивающая кожу сохнущая кровь была лишь поводом покинуть соплеменников. Не так уж она его и беспокоила. В конце концов, он давно привык к подобным мелким неудобствам. Нет, не желание чистоты привело Амата к реки – он хотел подумать.

– Дичь ушла, – пророкотал оставшийся на берегу Гарадаг.

– Это не важно, – дернул плечом Амат. – Охота и так была славной.

– Вугар, раздери его потроха муравьи, – рыкнул Гарадаг недовольно.

Амат промолчал. Некстати разболтавшийся громила направил его мысли совсем в другую сторону. Против собственных планов, он окунулся в реку памяти. Вновь замелькали картины стремительного бега за явившемся покровителем. Дух злился на племя. Его и раньше нельзя было назвать миролюбивым или заботливым, но после неудачного жертвоприношения он совсем взбесился. Разогнал дичь, лишив своих детей охоты, и погнал к горам. После двух суток бега, он все же сбавил темп, а потом и вовсе дал им отдохнуть, оставив одних и уйдя вперед. За ладонь времени отряд успел отдохнуть и отъестся, а затем Амат, прекрасно ощущающий покровителя, повел их дальше.

Призрачный медведь лишь пару раз появлялся рядом с ними, но ни разу не подошел близко и не помог с охотой. Амат чувствовал, что тот все еще не утолил жажду крови и был рад этому. Все это время Амат напряженно думал о произошедшем. Да, он сам допустил ошибку не убив жертву правильно, но он уже делал так раньше и ничего необычного не происходило. «Значит дело не в этом», – резонно решил Амат и продолжил размышлять.

Ему частенько приходилось сталкиваться с чужими духами, но могучий медведь всегда одерживал верх над ними, а ведомые Аматом охотники побеждали живых. Конечно, иногда это обходилась настолько дорого, что приходилось совершать долгий переход к родным стойбищам, набирать подросших мальчишек и лишь затем продолжать поход, но за все это время Амат никогда не сталкивался с призраками похожими на людей. Верней, видеть-то он их видел, но покровителю они были на один зубок, а тут… От воспоминаний о жутком грохоте и слепящей вспышке, сопровождавшие появление необычного духа, Амат поежился.

Он единственный из всего отряда осмелился взглянуть на странного призрака, и то, что остальные, в лучшем случае, смогли бы увидеть лишь ели заметную рябь воздуха ничего не меняло. Трусы и слабаки. Еще бы, ведь за время трех дальних охот, он был единственный, кто осмелился надеть на голову череп покровителя и выжить после знакомства с призрачными когтями. Однако, именно тогда, лежа в бреду, с разодранной до костей спиной, он познал истинный страх – страх смерти. Амат, снискавший славу бесстрашного, на деле панически, до судорог, боялся умереть. Вот только ужас от вечного забвения стал для него вызовом. Он будил жгучую ярость и ненависть к несправедливости мироздания. Именно поэтому он первым бросался в драку и никогда не отступал. Каждый раз рискуя жизнью, он буквально ломал сам себя, получал настоящее мазохистское удовлетворение от хождения по краю и бросал вызов естественному порядку мира.

И несмотря на все это, невзирая на множество схваток, в которых он каким-то чудом умудрялся избегать ран, он боялся умереть окончательно. Может как раз из-за своей удачливости и боялся? Еще он знал, точно знал – духи могут жить вечно. При условии, что их не убьет другой дух. Именно поэтому неудачное жертвоприношение и явление необычного призрака так крепко засело в его голове. Ведь сам того не осознавая, он искал способ переродиться. Стать бессмертным.

Амат видел, как чужой покровитель, а никем иным, по его мнению, явившийся с громом призрак быть просто не мог, превратил жертву в духа. Он видел, как необычный призрак наполняет жизнью пересыхающие каналы в теле умирающего и разжигает тускнеющие оболочки. Более того, вмешавшийся в обряд призрак спас молодого духа и сумел не пасть от могучих когтей покровителя Амата. Да что там пасть, он так измотал медведя, что пришлось приносить в жертву своих. Те пошли на смерть добровольно и с радостью, но полностью восстановить силу покровителя не смогли.

Все изменилось с новой луной. Медведь-призрак явился ночью и повел своих детей сквозь мрак к лишь одному ему ведомой цели. Когда солнце стало клониться к закату, уставший от долгого бега отряд выбрался на тропу. Поднявшись по ней, они оказались у брошенной пещеры. Угли еще чуть теплились, враг ушел относительно недавно, но преследовать его в наступающих сумерках, будучи усталыми… Грозный рык разъярённого духа и возникшие на камне полосы от когтей сказали сами за себя.

Долгий бег вывел их к заросшему камышом берегу. Чуть уловимый запах дыма заставил перейти на шаг. Впрочем, не так уж они и потеряли в скорости. Тем не менее, двигаться они стали куда тише. Звук по воде разносится далеко, и вскоре они услышали речь добычи, плеск и странный шелест. Амат уже собрался отдать жестами сигнал разделиться, чтобы охватить дичь с двух сторон, но тут молодой Вугар заорал во всю лужёную глотку и рухнув принялся кататься по земле. Это оказалось столь неожиданно, что даже многоопытный Амат растерялся и замер в нерешительности. Взревевший покровитель подскочил к Вугару и ударом лапы практически разорвал пополам рослого охотника, мгновенно вернув тишину.

Поняв, что скрываться дальше смысла нет, Амат заорал и махнул ритуальным клинком в сторону вражеского лагеря. Вот только сам он впервые не бросился вперед, и дело тут было не в страхе. Просто на его покровителя налетел отлично запомненный Аматом призрак неудачной жертвы. Полупрозрачный дикарь запрыгнул на холку намного более плотного и крупного медведя. Подобное поведение заставило Амата ломать голову над странным поведением духа. Сперва он решил, что сейчас появится чужой покровитель и, на всякий случай, отступил подальше. В конце концов, в сражении духов живым просто нет места. Однако, медведь-призрак рычал, вертелся, вставал на дыбы, полупрозрачный дикарь держался, становясь все менее плотным. Время шло быстро и исход схватки становился все очевидней.

Будь на месте вражеского покровителя сам Амат, он бы уже раз десять нанес смертельный удар. Вот тут-то он и понял, что жертвующий собой призрак всего лишь пытается выиграть время. Стоило это осознать и перестать до рези в глазах пялиться на битву духов, как он сразу же услышал творящееся на берегу. Словно кто-то убрал ладони от его ушей. Плеск – вот что было важно. Взревев, Амат бросился следом за соплеменниками, но успел лишь к развязке. Десяток убитых на берегу, причем, четверо оказались своими, и всего один захваченный плот из кое-как связанного кожаными полосками камыша. Ладонь пленных, если считать с бесполезным младенцем.

Дав знак Гудису размозжить голову бесполезному в обряде малышу, Амат вгляделся в реку. Обычный человек увидел бы лишь темные шевелящиеся тени, но глаза шамана позволили разглядеть больше, впрочем, особого толку с этого не было. Воду дети медведя не любили, как и их покровитель, обитавшей при жизни в горах. Река не то чтобы пугала, но некоторую робость внушала.

Само собой, Амат не мог знать, что их дух-покровитель, еще будучи маленьким медвежонком, чуть не утонул в бурном потоке сошедшего с гор селя. Он вообще не знал о том влиянии какое духи оказывают на живых, особенно тех, кто им поклоняется. Для него были совершенно естественны некоторые физиологические отличия соплеменников от других двуногих. В конце концов, именно они позволяли считать себя особенными, а всех остальных лишь обычной дичью по нелепой случайности похожей на настоящих людей.

Закончив смывать кровь и изрядно продрогнув, Амат выбрался на берег. Махнув рукой Гарадагу, он отправился на поляну. Принесенный с реки туман понемногу развеивался, вскоре чуткий нос уловил запах жаркого и живот тут же отозвался бурчанием. Рот Амата наполнился слюной, а ноги сами ускорили шаг. Непривычные мысли, сумбурные и мечущиеся, словно путающий след заяц, отступили под давлением обычной физиологии, а ту еще и покровитель решил поделиться с последователями силой, щедро плеснув в них потоком преобразованной маны.

Последнее, по уровню воздействия на способность связно мысли, было сильнее бурдюка крепчайшей браги, настоянной на грибах и шаманских травах, приправленного ударом дубины по темечку. Тем не менее, перед тем как отдаться простому и понятному набиванию брюха, напрочь утратив человеческое, Амат успел порадоваться. Он давно знал нрав и повадки покровителя, раз тот явил милость, значит нажрался сверхмеры и скоро завалится в спячку. Некоторое время они будут оставаться на месте, отъедаться, благо на берегу валяется достаточно мяса, восстанавливать силы и главное – беречь покой спящего в тотеме духа. Впрочем, большую часть этого времени они никогда не вспомнят, так как мало чем будут отличаться от дикого зверья. Обычное и давно уже привычное времяпрепровождение.

Глава 10

Покинув стоянку лосепоклонников и сделав небольшую петлю вышел к реке. Прямо по ней и отправился в дальнейший путь. Не то, чтобы мне доставляли проблемы деревья, кустарники и прочие материальные преграды, но чисто психологически оказалось комфортнее над водой лететь. Тут главное не задумывать о самом процессе, а то можно и ноги намочить. Впрочем, несколько малозначительных эксцессов, случившихся в первое время, давно остались позади и кроме легкой усмешки ничего не вызывали. Нет, ну в самом деле – утонувший призрак, та еще шутка юмора.

Мысли текли плавно и неспешно, практически в унисон с подернутыми легкой рябью волнами, катящимися подо мной. День сменялся ночью, редкий всплеск рыб и постоянные птичьи трели вносили некоторое разнообразие в монотонность пути. Правда, примерно на вторые сутки они стали так называемым белым шумом и практически сошли на нет. Точнее, просто перестал обращать внимание и замечать подобные звуки. Хотя, когда в лесу кто-то выл или рычал, обострившийся слух тут же начинал вновь улавливать отфильтровываемое разумом.

Пожалуй, самое удивительное открытие, которое пришлось на это время – отсутствие физической усталости. Очаг работал стабильно, словно отлаженный мотор, нет, пожалуй, стоит его с насосом сравнивать, а, не важно. Так вот, небольшие затраты сил легко компенсировались новыми поступлениями и если бы не психологическая усталость, так и вовсе бы летел без остановок. Однако, видимо в силу своей новой природы, такая роскошь как сон оказалась мне просто недоступна. Вот не мог заснуть и все тут. Повезло еще, когда восстанавливался после гонок на выживание в транс впал. Случайно вышло, но мне в дороге изрядно помогало, да и опыт медитаций, которыми немного баловался в прошлом, оказался в жилу. Короче говоря, спать не спал, но пару раз в сутки останавливался и сосредоточившись на мерной пульсации очага в некое подобие забытья уходил.

Нужно мне это было исключительно для того, чтобы остановить бег мыслей. Ведь по сути, от одиночества, можно было и разумом повредиться. Конечно, даже до разговоров с самим собой мне еще далеко, но определенную зацикленность в мыслях уловить удалось, а дальше заработала память, подбросившая несколько историй о свихнувшихся за короткое время Робинзонах современности. Вот и решил превентивно бороться с возможным сумасшествием, и определился с приоритетной задачей – поскорей к людям прибиться. Пусть даже они не будут меня видеть, но человек существо социальное, так что хоть с боку постоять – все польза.

Увы и ах, но во времена каменного века ни о какой плотности населения речи не шло. Нет, теоретические ее конечно считали археологи, но на практике, для меня, не встретившего ни одного разумного представителя вида хомо за несколько дней пути, пользы с тех цифр ноль целых фиг десятых. С разумными, но не хомо, так же не складывалось. Это, честно говоря, радовало и где-то даже оптимизм внушало. Опять же звездное небо, на которое наконец-то сподобился взглянуть, хоть и не слишком походило на знакомое, но в первом приближении соответствовало моим познаниям из прошлой жизни. Во всяком случае спутник у планеты был один и, по-моему, ничем от старушки луны не отличался.

Тоже вот забавный момент, почему-то бытие человеком материальным воспринимается как прошлая жизнь, а ведь по сути мыслить я не прекращал, разве что в момент смерти на время забылся. Так и что – мы, между прочим, каждую ночь часов так на семь-восемь «выпадаем» и ничего… «Стоп», – притормозил бег мыслей, сползающую на проторенную, а от того весьма скользкую дорожку самокопания. Рефлексия могла затянуться, а размышлять о вечных вопросах сейчас совсем не с руки. До становления духом был материалистом, хоть и почитывающим всякую мистику с фэнтези, но то было больше данью моде и служило в первую очередь социализации. Без знания популярных имен и новинок, без понимания шуток и мемов, невозможно в компании своим быть и разговор поддерживать. Особенно в молодости актуально было. Впрочем, потом все то же, только в профиль и чуть более завуалированно.

«Да что же вы такие прилипчивые!» – ругнулся на своевольные мысли и решительно свернул к берегу. Лучший способ переключиться – заняться делом. Хотя бы на дерево взобраться и на заметно подросшие горы поглядеть. Может и еще чего интересного замечу.

Невысокий косогор, увенчанный лесным исполином и слегка вдающийся в русло реки был признан идеальным местом для осмотра окрестностей. При ближайшем рассмотрении у древесного великана обнаружились характерных сережки на ветвях, а потому он был признан ольхой. Конечно этот тридцати, если не сорокаметровый гигант был куда больше знакомых с детства деревьев, а знавал я их много, так как бабушка делала лекарственные настойки из «сережек». Весьма популярных в деревни. Много позже, повзрослев и перестав каждое лето ездить к старушке и собирать для нее сырье, до меня дошло, что дело было не в целебных свойствах ольхи, а в том, что ее почки и кору бабуля настаивала на спирту. Впрочем, медицинского эффекта дерева подобное ничуть не умоляло, а наоборот способствовало.

«Уф», – выдохнул ничуть не запыхавшись и картинно утер несуществующий пот. Бытие призраком имеет свои плюсы. «Лепота», – выдал давно ставшее классикой высказывание из культового фильма советской эпохи. Оно как нельзя лучше подходило к открывшемуся виду. Погожий безоблачный день, яркое солнце, блике на воде и сверкающие в лучах горные вершины. «Словно фольгой обмотали», – усмехнулся пришедшему на ум сравнению, вызванному мимолетным воспоминанием.

Был у меня дружок в детстве, отец у него кавторангом с флота ушел. Сергей Иванович любил море и флот до безумия. Знал тысячи историй и интереснейших фактов. Он мог часами рассказывать о службе, былых делах мореманов прошлого или обитателях глубин. Золотое было время. Беззаботное.

Сын в батю пошел, да так, что над ним в школе старшие посмеивались, мол, флажковую азбуку он раньше обычной освоил. Мы же над шутниками смеялись, невдомек им было, что семафорная азбука и флажковая – не одно и то же. Весело было с утра на балкон выйти и друг с другом обмотанными фольгой палочками через весь двор без единого звука пообщаться. Тут тебе и зарядка, и просто свое, особое, почти что тайное знание.

«Он бы оценил», – хмыкнул, смотря на гуляющее волнами зеленое море вокруг. Вот сколько лет прошло, а слова Сергея Ивановича о том, что у каждой воды свой, особый оттенок имеется – помню. Видимо и у леса так же, и у степи, а может и вообще у всего на свете. Как-то нежданно-негаданно светлые воспоминания из далекого прошлого, и вызванные ими эмоции, трансформировались в грусть. Стало жалко себя, вспомнилась сделавшая аборт Ленка. Могла бы хоть из приличия спросить! Дурацкая смерть из-за тупой курицы не сподобившейся даже в полицию звякнуть! Короче говоря, буквально полшажочка до скатывания в приступ безумной ярости оставалось, с последующей закономерной депрессией, за которой запросто могли прийти апатия с меланхолией и закончилось бы все, возможно, тупым врастание в дерево. Повезло. На небольшую отмель вышел мальчишка лет десяти, «яркий» ребенок тащил какую-то плетеную корзиной и пучок палок.

«Харе меланхолию меланхолить!» – проорал обрадованно и тут же, наплевав на перерасход ценной маны, сиганул вниз. За время пути не первый раз уже древесных исполинов как смотровую площадку или место отдыха использую, обзавелся уже кое-какими навыками по ускоренному спуску. Разумеется, раньше с таких высот не прыгал, все как-то больше нижними ветвями обходился, но принцип от этого не меняется. И вообще, чем я хуже шотландца[1]1
  Есть два анекдота в тему, кому какой больше нравится решайте сами.
  Первый.
  Ничто так не деморализует неприятеля, как спускающиеся с небес шотландские парашютисты.
  Второй.
  Сотня шотландских новобранцев прибывает на базу королевских ВВС. Выходит, лейтенант и начинает инструктаж. Так мол и так, сегодня у нас будет разминка, прыгаем с высоты в полкилометра. Смотрит, а храбрые горцы, свирепые львы короны и прочее стоят, желваками играют, бледные все, словно в последний и решительный идут. Начинает лейтенант их успокаивать, но все только хуже становится. Тогда он плюет мысленно на хваленых сынов гор, оказавшихся на деле трусами, сворачивается и чисто для проформы говорит: «Вопросы есть?» Тут из строя выходит сержант и спрашивает: «Можно для начала прыгнуть с сотни метров, сэр?» Лейтенант удивлено глазами хлопает и отвечает: «Нет, парашют раскрыться не успеет». – «А, так мы будем с парашютом прыгать, вопросов нет, сэр», – козыряет сержант и возвращается в строй.


[Закрыть]? Да ничем!

Где-то краем сознания все же отметил – дичь творю. Видимо долгие сутки одинокого пути и все ранее пережитое оказали куда более существенное влияние на психику, чем мне думалось ранее. Хотя, если все еще умудряюсь замечать подобное, значит не все потеряно. Как известно, лишь сумасшедшие и дураки всегда считают себя здоровыми и лишь они железобетонно уверены в правоте собственных суждений. Про поколебать в сделанных выводах и вовсе молчу – нереально.

Шмяк-плюх и совсем не наигранный «уф» ознаменовал приземление в воду. Перерасход сил вышел не просто большой, а чертовски огромный, но все же форму полупрозрачного тела удалось сохранить, а что она в детализации потеряла, так это и хорошо. Местные к фасонам XXI века не привычны, а попытка «переодеться» в шкуры провалилась. Видимо ходить голым мне настолько дико, что на подсознательном уровне создал поверх тела привычную одежду, но изменить ее – все равно что ушами шевелить. Теоретически подобному трюку может обучиться любой желающий, но времени и сил уйдет много, а плюсы весьма и весьма сомнительны. Так что нечто бесформенное, то ли вата, то ли дым-туман, а то ли вовсе драный саван какой, для первого контакта, пожалуй, в моем случае – наилучший вариант.

Глава 11

Стремительный полет к песчаной косе, на деле вряд ли превышающий скорость хорошего бегуна, удалось вовремя затормозить. Хватило мозгов не являться перед мальчиком сходу. Еще повезло, что, условно говоря, от солнца заходил. Впрочем, пыхтящий над установкой рыболовной снасти ребенок в мою сторону и вовсе не глядел, а вот мое зрение, заметно улучшившееся после становления духом, вполне себе позволяло рассмотреть детали. Примитивная верши, или морда, как называли деревенские парни подобную конусообразную конструкцию, сплетённую из ветвей ивы, оказалась размером чуть ли не с мальчишку. Качеством исполнения снасть так же не поражала. Одно то, что она кое-где полосками кожи скреплялась уже говорило о многом. Новодельный самодел, явно изготовленный юным рыбаком второпях и при полном отсутствии опыта.

Последняя мысль была весьма и весьма тревожной. Могло статься так, что мальчик, по какой-то причине, остался один-одинешенек. Не хотелось бы, честно говоря. Еще и эмоции его толком не разобрать, сосредоточен парнишка на работе, борется с плавучей конструкцией и злится. Токи праны, как решил для себя называть энергию, текущую по пронизывающим тело каналам, особенно быстры в районе рук и плеч. «Хм», – выдал прищуриваясь и вглядываясь в проходящие по ребрам потоки. Странными они мне показались, как-то необычно в них прана проходила, словно пульсировала. Может показалось?

Вот тут мне и пришла в голову здравая мысль посмотреть на ребенка обычным, так сказать, человеческим взглядом. Как-то незаметно привык к использованию расширенного спектра восприятия. Доразвлекался играя с глазами. С другой стороны, благодаря этому без проблем «сузил» зрение до видимого спектра, фактически, проделал это не задумываясь. Захотел и получил. Удобно, когда появляются новые рефлексы, позволяющие возможностями тела на автомате пользоваться. Ох, сколько же мне их еще наработать придется. «Так, позже пострадаешь», – одернул сам себя и принялся разглядывать мальчишку.

«Какой-то он заморенный», – вынес вердикт наблюдениям, порадовавшись относительной чистоте и опрятности паренька. Разумеется, оценка была дана по местным меркам. В конце концов, мне было с чем сравнивать. Медведе– и лосепоклонники давали определенный материал для выводов. Между тем, мальчик закрепил палочками своевольную вершу, выпрямился, и тут же скособочился приложив руку к ребрам. Похоже не на пустом месте возникло у меня ощущение неправильности тока праны. Болью полыхнул отчетливо.

Вернув привычное зрение и слегка расширив его так, чтобы четче видеть энергетические оболочки, вновь принялся рассматривать мальчика. Слои ауры, похожие на покрытые маслянистой пленки мыльные пузыри, поразили насыщенностью, яркостью и активностью. Это же помогло сходу заметить отличие в оттенках и интенсивности творящегося в районе ребер мальчишки. «Ничего серьезного, достаточно просто маной подкачать», – сделал, возможно, излишне смелый вывод об увиденном. Впрочем, некоторые основания под ним имелись. Насколько мог судить, ребенку элементарно не хватало праны. Покормить пару-тройку дней от пуза и дать недельку отлежаться, вот и все что ему требовалось.

«А ведь это очень даже хорошо», – кивнул, потирая подбородок и начиная облетать мальчика по широкой дуге. Бегающие на задворках разума мысли о том, как выйти на контакт с мальчиком и развить его, начали складываться во вполне конкретный план действий.

Самым нежелательным развитием может быть страх и бегство ребенка. Даже агрессия не столь плоха. Все же, какое-никакое, а взаимодействие. Значит что? Правильно, нужен позитив. А добиться его можно обеспечив пареньку богатый улов. Наверняка он будет рад и вряд ли захочет бросить полную рыбы вершу. Потом подлечим, поделившись маной, может и не поможет особо, но хуже стать не должно. За время пути и обдумывания всего увиденного, у меня нечто вроде гипотезы, а то и целой теории созрело, и даже своеобразная аналогия возникла. Если особо не растекаться мыслью по древу, то люди, условно говоря, источник нефти, а духи что-то типа перегонного завода получающие из нее высокооктановое топливо, то есть ману. Прана же и вовсе нечто вроде торфа, она не столько «горит», сколько тлеет укрытая аурой, словно болотом каким.

Вот на предположении о том, что при помощи моей маны мальчик сумеет слегка раскочегарить собственные «малогорючие» запасы и строилась идея лечения. Прав или нет – эксперимент покажет. Во всяком случае умирающему охотнику подобная подпитка стать духом помогла. «Это даже хорошо, что во мне мало силы осталось, перестараться при всем желании не получится», – усмехнулся, останавливаясь выше по течению и начиная дыхательные упражнения.

Естественно ни в каком дыхании я не нуждался, но так мне было намного проще на погружение в воду настроится. Еще в первый день пути по реке, задумавшись о том, что лечу над водой и это, вроде как, совсем не естественно, умудрился потерять концентрацию и до самого илистого дна рухнуть. Никакие доводы разума о том, что духу на подобное плевать, эффекта не возымели. Паника накрыла, возникло ощущение, что вот прямо сейчас захлебнусь, замолотил руками, задёргался, рванул к поверхности, но подсознательно, похоже, просто не верил в возможность выплыть. Дикое желание оказаться на воздухе трансформировалось в магию, трети маны разом не стало, а я из воды пробкой вылетел. Наверно, со стороны, это вообще на взрыв мины или снаряда походило. Как до берега добрался, толком и не вспомню. Может и сразу на него приземлился.

Когда успокоился, даже посмеялся над собой. Однако, еще нескольких заныриваний избежать не удалось. Правда, будучи более-менее готовым к подобному и четко удерживая в голове мысль о принципиальной невозможности захлебнуться, выбирался на поверхность без спецэффектов и перерасхода сил. Просто греб себе «лягушкой» и на подводный мир поглядывал. Конечно, река изрядно проигрывала в буйстве жизни и разнообразии красок коралловым рифам, на которые довелось пару раз посмотреть в Египте, но отвлечься удавалось, а большего и не требовалось.

Вообще, моя самая большая проблема – подсознание. Все что выходит за рамки привычных возможностей человека требует осознанного усилия и психологической настройки. Наверно, если бы сумел убедить себя, так мог бы и в воде «лететь», не гребя руками, а то и сквозь землю передвигаться, но, увы. Не верю и все тут. С водой проще, в конце концов, все мы с маской и очками ныряли, большинство о дайвинге знаем, а некоторые так и вовсе с аквалангом плавали, так что особого психологического барьера нет. Разве что от размахивания конечностями отказаться сложно, да и не особо-то нужно. Плывешь себе и ладно, а что руки работают, так и черт с ними, не стоит усложнять.

Когда-нибудь потом, когда разберусь с текущими делами и устроюсь, если время и желание будет, обязательно потренируюсь «летать» под водой и на уровне рефлекса, как со зрением вышло, попробую закрепить новый навык, но вот земля – это проблема. Страх застрять в ней, оказаться погребенным заживо, напрочь любые потуги даже подступиться к передвижению сквозь почву убивает. Чертовски прав был Ричард Бах, когда писал свою повесть. Впрочем, о мощи истинной веры, способной горами двигать и прочие чудеса творить, еще за тысячи лет до него сказано было.

Закончив психологически настраиваться, ушел под воду и поплыл к заранее примеченному скоплению рыбок. Вода хоть и искажала восприятие, но, в целом, не мешала видеть энергетику подводных обитателей, так что с поиском подходящей добычи проблем не возникло. Крупная стая плотвы пряталась в густых водорослях и являлась практически идеальным вариантом. Вообще-то рыбалка никогда меня особо не привлекала, но, как и любой мальчишка проводящий лето в деревне, посидеть с удочкой на бережку доводилось. Впрочем, делал я это больше за компанию и для того, чтобы от работы на бабкином огороде сбежать.

Зависнув над рыбами, сосредоточился на их ощущениях. План был прост – прочувствовать плотву и, проецируя соответствующие стимулы, направить ее в нужную сторону. Фактически, повторял тоже самое, что когда-то с мышкой проделывал. Сдвинуть рыбу получилось довольно просто и практически сразу, но вот довести ее до верши… Чем-то проделываемое мной напоминало попытку нести переполненную кружку чая по скользкому бордюрчику, да еще и с препятствиями в виде торчащих на разной высоте палок. Впрочем, никто не требовал от меня донести весь «чай». Не смотря на потерю девяти десятых от первоначального числа рыбин, оставшейся плотвы с запасом хватило на знатный улов.

Утерев мысленно пот и выдохнув, постарался придать лицу величественно-доброжелательное выражение, приосанился и всплыл. К сожалению, без конфуза не обошлось. Величественно воспарить над водой не сумел, да и прочая подготовка пропала втуне. Вот никак не ожидал увидеть обращенную ко мне задницу. Не подумал о том, что мой визави сосредоточится на улове и, багровея от натуги, будет снасть рыболовную вытаскивать. «По крайней мере он дико рад и явно счастлив», – молча оценил эмоции, фонтаном бьющие из мальчишки.

Спешить и привлекать к себе внимание не стал. Силенок в пареньке совсем немного будет, когда он переполненную вершу на берег вытащит. Вряд ли при таком раскладе он решит в бега податься. Но яркость ауры и мощь потоков праны у мальчонки поразительная. Пожалуй, ему уступит даже шаман поклоняющихся духу медведя дикарей.

Предпринявший последнее усилье мальчишка, рывком, откинувшись назад всем телом, выдернул-таки вершу на сушу и тут же рядом упал. Лицо багровое, впалая грудь ходуном ходит, пальцы, похоже, и вовсе свело, весь дрожит с натуги, но мордашка счастливая. Была. Пока меня не увидел.

– Тыр-пыр, хыр-мыр, – выдал вскочивший на ноги ребенок.

– Языковой барьер, однако, – сказал в ответ и, почесав затылок, развел руками виновато улыбнувшись.