Текст книги "Любовь для начинающих пользователей"
Автор книги: Андрей Матвеев
Соавторы: Катя Ткаченко
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Ответить всем
Симбу разбудило недовольное ворчание компьютера.
Что-то происходит, вернее – что-то произошло.
Произошло, пока она спала, а её компьютер, по обыкновению, бодрствовал, хотя монитор был чёрен, как – порою – бывали черны её сны.
Но компьютер не отключался от сети, и что-то происходило – может быть, в этот самый момент.
Симба вскочила с кровати и направилась к машине. Компьютер заворчал громче, будто ему делали больно, а он сопротивлялся. Или терпел, как Симба терпела в кресле зубного врача, даже под уколом, ей кололи заморозку, и она ничего не чувствовала, но сознавала, что ей всё равно больно – где-то там, внутри, даже не в том месте, где копался врач, а ещё дальше, то ли в душе, то ли в сердце, хотя про первую Симба никогда не думала, а про второе…
Ей часто говорили, что сердца у неё нет.
Однако оно, естественно, существовало и давало о себе знать размеренными, чёткими ударами – пульс у Симбы всегда был ровный.
Симба подошла к компьютеру, монитор оставался чёрным, но там, внутри, что-то было явно не в порядке.
Надо ткнуть в Enter, и монитор оживёт, и Симба узнает, в чём дело.
Сердце стучало ровно, как всегда.
Сердце, которого не было.
Об этом ей постоянно говорили мать и сестра.
Симба начинала плакать и закрывалась в туалете. Или в ванной. Если свободен был туалет – то в нём, а если ванная, то, соответственно, в ней. В туалете она садилась на унитаз, закрывала лицо руками и ревела, пока слёзы не иссякали сами собой. А в ванной включала воду и долго-долго умывалась. Вода мешалась со слезами, слёзы с водой попадали в сток раковины и исчезали внутри таинственных, невидимых труб. Иногда Симба прикидывала, где могут обнаружиться её слёзы, и понимала, что везде, в любой части города, в любой квартире…
Симба склонилась над клавиатурой. Компьютер ворчал, будто просил о помощи. Симба уже собралась ткнуть в Enter, как вдруг в низу живота схватило, она состроила компьютеру гримасу и понеслась в туалет – почти что прыжками.
Когда она вошла обратно в комнату, экран монитора был всё так же чёрен.
И компьютер всё ворчал, будто жалуясь, что его бросили и забыли.
Симба плюхнулась в кресло и подтянула к себе клавиатуру.
Кожа сиденья неприятно прилипла к голой попе, но Симбе совершенно не хотелось одеваться.
Сердце стучало размеренно, надо бы сварить кофе, но пока не до того.
– Ты никого не любишь, – говорила ей мать, – только себя!
– Неправда! – отвечала Симба.
– Нет, правда! – говорила мать.
И Симба опять начинала плакать, хотя всё это было давно. Тогда отец ещё жил с ними. И она жила с отцом. И с матерью. И с сестрой. Но это было давно, и Симба не любила вспоминать об этом.
Сейчас она живёт одна и вполне может позволить себе сидеть голой за компьютером и хищно смотреть на клавиатуру. Как зубной врач присматривается к больному зубу, прежде чем начать лечение. Клавиатура – бормашина. Симба всегда попадала к врачу-мужчине, и ей казалось, что чем ближе он наклоняется к ней, тем непристойнее это выглядит со стороны. Что он её вот-вот или поцелует, или укусит. Вампир. Обыкновенный вампир, даром что клыков не видно.
Компьютер возвысил голос.
Недовольное, страдальческое ворчание.
Или поскуливание.
Похныкивание.
Симба улыбнулась и нажала на Enter.
Экран ожил, на нём появились окна загруженных с вечера программ.
Симба просмотрела почту и ничего особенного не нашла.
Почта как почта, что-то от клиентов, спам плюс ещё пара писем.
Спам можно удалить не читая, её не интересуют ни способы зарабатывания денег в сети, ни великолепные возможности очередной поисковой системы.
Она и так знает возможности всех поисковых систем.
А деньги в сети способны заработать только пришельцы из космоса, при условии, что они, пришельцы, существуют.
Симба хмыкнула и активизировала одно из двух писем.
Компьютер недовольно хрюкнул.
Скорее всего, в письме содержался вирус, и компьютеру это не понравилось.
Очередной филиппинец сотворил очередного трояна. Они там, на Филиппинах, только этим и занимаются. И ещё – в Малайзии. Наверное, им скучно. Особенно летом, когда начинается сезон дождей.
Симба подумала, что если сейчас пойдет дождь, она даже обрадуется.
Можно будет натянуть майку и шорты и выйти на улицу.
Промокнуть до нитки, вернуться в квартиру, стать под душ.
И почувствовать себя свежей.
И хоть кем-нибудь, да любимой.
Хотя бы самой собой.
Напрасно мать считала, что Симба никого не любит.
Она любила многих, но по-настоящему – только отца.
И она до сих пор не может понять главного: куда он делся.
Растворился, исчез, пропал, не оставив даже смутного намёка на то, где он и что с ним.
По идее, надо было удалить заражённое письмо нажатием клавиши.
Или щёлканьем мышки.
Симбе нравилось смотреть, как элемент на экране бесследно исчезает: был и – нету!
Исчезает не только с экрана – из памяти компьютера, из его сердца.
Есть ли у компьютера сердце?
Симба опять хмыкнула и открыла письмо.
Так и есть, вирус. Уроды.
Она в который раз подумала, что нужно поставить защиту. Впрочем, она всё равно этого не сделает, и не потому что лень.
Просто отлавливать вирусы – это игра. Как чёт – нечет, любит – не любит, повезёт – не повезёт. Если в машину инсталлирована защита, отлов происходит автоматически. И тогда ясно понимаешь, что у машины нет сердца.
Компьютер опять заворчал, хотя опасного послания уже не существовало. Как и вируса. Филиппинский троянец растворился в неизвестности. Симба открыла последнее письмо и присвистнула.
В письме был текст.
Они достали её письмами с текстом.
Ночное письмо со ссылкой привело к тому, что она уснула только под утро.
Теперь уже третий час дня, скоро заявится племянник.
А ей по-прежнему приходят письма, и компьютер этим недоволен.
Порою Симбе казалось, что компьютер считает её своей собственностью.
И когда она с кем-то общается по «аське» или получает от кого-то письма, он попросту ревнует.
Наверное, временами ему даже хочется заняться с ней любовью, бедный, он страдает оттого, что не знает, как к этому подступиться.
Он смотрит на неё голую и исходит желанием.
Симба улыбнулась компьютеру и высунула язык.
– Нравлюсь? – спросила она.
Компьютер ничего не ответил, лишь скорбно вздохнул.
– Дурак, – сказала Симба, – ничего ты не понимаешь в женщинах…
Компьютер мрачно засопел, и Симба опять состроила ему рожицу.
Письмо болталось на экране, письмо, вызвавшее ревность компьютера.
И это письмо надо было прочесть.
Вирус Симба уничтожила, сообщения её пока не интересовали.
И вообще – ей хотелось кофе.
Когда ещё она сможет пойти на кухню и сварить себе кофе вот так: абсолютно голая, никого не стесняясь?
Разве что через две недели, снова оставшись одна.
Письмо подождёт, а ревность компьютера не стоит внимания.
В случае чего можно и в монитор метнуть дротик, вот только это удовольствие ей дорого обойдётся. Баксов в триста, не меньше.
Симба отправилась на кухню и принялась молоть кофе.
Растворимый кофе плохо влияет на поджелудочную железу – это она вычитала в сети.
На самом деле растворимый кофе ей просто не нравится.
В нём нет гущи, он какой-то ненастоящий.
Он даже не он, а – оно.
Растворимое кофе.
Отец всегда пил настоящий кофе и приучил к нему Симбу.
А харя любила растворимый кофе, и за это харю полагалось казнить.
Совсем не за то, что она с Симбой сделала, – такое делают со всеми, и это можно перетерпеть. Тебя уверяют в том, что тебя любят, но в действительности любят не тебя. Тобой пользуются. Харя попользовалась Симбой, а потом Симба ей надоела. Ну и что? А вот растворимый кофе – это уже преступление, за которое харя каждый день получает дротиками в лоб. Если бы у Симбы была фотка голой хари в полный рост, можно было бы выбрать и другую часть тела, но такой фотки у Симбы не было…
Симба налила кофе в чашечку и пошла обратно к компьютеру.
С чашечкой случилась странная история: она как-то приснилась Симбе, примерно полгода назад.
Точнее, не сама по себе чашечка, а сервиз, китайский фарфор ручной работы с драконами и пагодами.
Шесть чашечек, шесть блюдечек. Кофейник, сливочник плюс сахарница.
Тёмный фон, чёрно-синий с серовато-голубым оттенком.
И драконы, парящие над малюсенькими пагодами.
В то утро Симба проснулась с ощущением не то чтобы счастья, но какого-то физического кайфа.
Во сне чашечки стояли на столе, и она наливала в них кофе.
Наяву стол, естественно, оказался пуст, ни чашечек, ни всего остального на нем не было.
Симба вошла в сеть и сразу наткнулась на дурацкое предложение – принять участие в конкурсе.
Требовалось написать пустяковую программку.
Кто напишет лучше – тому приз.
Неизвестно какой, но ценный.
Симба написала программку, послала ее организаторам конкурса и выиграла.
О чем ей торжественно сообщили по мейлу, а приз пришел аж через месяц.
В посылке был тот самый сервиз.
Факт, не подлежащий комментариям.
Те же драконы и пагоды, что и во сне. Те же шесть чашечек, шесть блюдечек, кофейник, сливочник плюс сахарница.
Полный маразм, если не сказать больше!
Симба отхлебнула кофе, уставилась в письмо.
И поперхнулась.
Первая фраза звучала вот как:
«Меня зовут Симба…»
– Бред! – сказала компьютеру Симба.
– Это не бред, – возразил компьютер, – читай, кто знает, что там дальше написано!
– Ладно, – согласилась Симба, – читаю…
«Мне двадцать три года, и я живу в городе возле большой горы…»
Гора возвышалась за окном, Симба это знала, знала и то, что вся гора покрыта лесом, даже не надо отдёргивать штору.
«Гора покрыта лесом, но я никогда в нём не была…»
– Ещё бы, – кивнула Симба, – я тоже туда не очень-то хожу!
«Я живу одна и сутками просиживаю за компьютером – ну, почти сутками, если не сплю…»
– Не только ты, – сказала Симба, – и я вот сутками торчу за компьютером, если не сплю… – И добавила: – Ну и что?
«Иногда меня это достаёт так, что хочется повеситься или утопиться, но такие мысли быстро проходят…»
– Но-но, – рассердилась Симба, – полегче, это ты уже идиотизм пишешь…
«У меня сейчас нет друга. Мой прежний друг меня бросил…»
– Я тебя выключу! – пригрозила Симба.
– Не выключишь, – возразил компьютер. – Если ты меня выключишь, то не дочитаешь…
«Сегодня ко мне приедет племянник, – читала Симба дальше, – сын моей старшей сестры…»
Уже четвёртый час дня, племянник должен вскоре объявиться, часа через два, не больше…
«Понятия не имею, что он будет тут делать, я его давно не видела и вообще – недолюбливаю мужчин…»
– Он не мужчина, – заметил компьютер, – он ещё мальчик.
– Знаю! – огрызнулась Симба. – Не мешай!
«Не знаю, зачем я пишу всё это…»
– Вот именно, – сказала Симба, – несёшь всякую чушь!
«…но когда я пишу, мне становится легче!»
– А мне – нет! – рявкнула Симба.
«А вот моя фотография в аттачменте…»
Симба посмотрела на приаттаченный файл и решила его открыть.
– Может, не надо? – спросил компьютер.
– Тебя не спросили! – отрезала Симба и дважды щелкнула мышкой.
С экрана монитора на неё смотрела… Симба.
Это была фотография из запароленной папки.
Снимки делал харя, летом, в такую же жару, как и сейчас.
Они поехали на озеро, взяли напрокат лодку и поплыли на остров.
Харя мощно грёб, демонстрируя Симбе, какой он крутой и клёвый и как у него красиво играют мускулы.
Он сидел без рубашки, рубашка лежала у Симбы на коленях.
До острова они плыли час, а потом сразу пошли купаться.
И занимались любовью прямо в воде – харя держал Симбу на руках, и она чувствовала себя невесомой.
Кроме них на острове никого не было, и после любви и купанья они бродили по берегу нагишом, а потом харя начал ее фотографировать.
Но впоследствии она почему-то попросила отдать пленку ей, и харя отдал.
Она сама отнесла ее в проявку, а затем в печать.
Харя никогда не видел этих фотографий, их никто не видел.
Их больше не существовало в природе, потому что Симба отсканировала снимки, а сами фотки и пленку уничтожила.
Они хранились в запароленной папке на жёстком диске Симбиного компьютера.
И одна из этих фоток пришла ей сейчас по мейлу.
Симба сидит на большом камне, камень громоздится посреди песчаного пляжика, Симба немного откинулась назад и выпятила грудь.
Хорошо видны её маленькие соски, которые незадолго до этого харя долго мял и жамкал своими сильными пальцами.
И хорошо видно, какое у Симбы довольное лицо – что поделать, она тогда сильно любила харю.
Симба ещё раз пробежала глазами текст.
Всё правильно.
«Меня зовут Симба. Мне двадцать три года, и я живу в городе возле большой горы. Гора покрыта лесом, но я никогда в нём не была. Я живу одна и сутками просиживаю за компьютером – ну, почти сутками, если не сплю. Иногда меня это достаёт так, что хочется повеситься или утопиться, но такие мысли быстро проходят. У меня сейчас нет друга. Мой прежний друг меня бросил. Сегодня ко мне приедет племянник, сын моей старшей сестры. Понятия не имею, что он будет тут делать, я его давно не видела и вообще – недолюбливаю мужчин. Не знаю, зачем я пишу все это, но когда я пишу, мне становится легче! А вот моя фотография в аттачменте. Кто хочет, пишите мне по адресу…»
И дальше шел её, Симбы, адрес.
mailto: [email protected]
Симба посмотрела адрес отправителя.
Сетевой ящик с уже знакомыми доменом и расширением.
compghost.net
Ничего подобного с ней никогда в жизни не случалось.
Но дело не в этом.
Дело в том, что это письмо должна была написать она.
И прикрепить свой снимок – тот, что сделал харя давно, еще прошлым летом, на маленьком и уютном острове.
И заслать в сеть.
И ждать ответов, пусть даже их содержание ей заранее известно.
«Ты крутая тёлка, давай как-нибудь потрахаемся…»
«Я не хочу трахаться, – написала бы в ответ Симба, – я хочу хоть с кем-нибудь поговорить…»
Но чтобы написать такой ответ, надо отправить первое письмо.
То, что сейчас свалилось ей в ящик – непонятно откуда и неизвестно от кого.
От какого-то compghost.net.
Она уже заходила на этот сайт ночью и больше не хочет.
Еле унесла ноги.
С помощью трёх клавиш.
Сtrl.
Alt.
Delete.
«Меня зовут Симба…»
Симба минуты полторы прикидывает, какие адреса ввести в поле «кому», но затем щёлкает на кнопку ответа и вводит странную фразу – «reply to all senders», «ответить всем отправителям».
Трудно поверить, но письмо уходит.
Симба нажимает на кнопку доставки почты – возврата нет.
Она встаёт из-за компьютера и идёт в душ, чтобы смыть пот. Потом надо будет одеться.
И ждать, когда появится племянник.
Она залазит под холодную струю и вдруг замирает от мысли: неужели ей действительно кто-нибудь ответит?
Экран монитора в комнате опять становится чёрным, будто там, в сети, наступила непроглядная ночь.
Конфликт адресов
Бумажка с адресом должна лежать на столе около компа.
Папенька вырвал из какого-то навороченного блокнота листочек, разлинованный странными сине-зелеными клеточками. Одна часть клеточки – синяя, другая – зеленая.
И оба родителя диктовали мне адрес Симбы: нависли надо мной, как два привидения, и забухтели.
Папенька – голосом низким, с каким-то даже подвыванием:
– Записывай, улица… Какая там улица?
И тут вступает матушка, уже таким щебечущим призраком: вот улица, вот номер дома, а там тебе надо будет идти так, чтобы не потеряться, ты ведь сумеешь не потеряться, надеюсь…
И снова папенька:
– С чего это он потеряется, если тебе кажется, что этот оболтус в свои пятнадцать…
Собственно, потому-то я и забыл листочек на столе рядом с компом.
Они сцепились, им было уже не до меня, и оставалось одно: побыстрей уносить ноги.
Но вот что мне делать сейчас, неужели разворачиваться в обратную сторону?
Снова трамвай и двенадцать остановок, только в ином направлении?
Передо мной тенистая улица с большими белыми домами. Улица явно та самая. Но домов много, а нужный номер напрочь вылетел у меня из головы. То ли три, то ли двадцать три…
А впереди ведь ещё – подъезд и квартира.
И кодовый замок на двери подъезда.
Можно бы спросить, вот только о чём и у кого?
Сумка всё сильнее оттягивает плечо, я весь взмок – солнце палит нещадно, хотя времени уже почти шесть. И Симба должна меня ждать. Сумасшедшая тётка бродит по квартире и дожидается племянника, который заблудился неподалёку от её дома. Ау, Симба, ты где?
Симба не отвечает, я скидываю сумку на асфальт и сажусь на неё – видела бы меня матушка!
Надо вспомнить, что она говорила, когда ругалась с папенькой. Им уже пора было собираться и выходить, а матушка ещё толком не начинала одеваться, в тот момент её это бесило, бесили её и мы с отцом.
Матушку всегда что-то бесит, иногда я не понимаю, как отец прожил с ней столько лет.
А порой не понимаю обратного – как это она столько лет живёт с таким занудой, ведь иногда нуднее папеньки нет никого на свете. У него каждый день расписан по минутам. И не дай бог, если что-нибудь нарушит график. Если куда-то запропастится чашка, из которой он собирался пить свой утренний кофе. Или вечерний чай. Ну а где его пепельница? Кто посмел прикоснуться к его пепельнице? На самом деле матушка просто вымыла её и поставила на холодильник сушиться. Но зачем идти на кухню и заглядывать на холодильник, если пепельнице положено находиться на своём месте? Папенька начинает орать, в ответ орёт матушка, всем, кроме меня, становится страшно весело.
Впрочем, мне вот сейчас весело.
Сижу на тротуаре и веселюсь.
И, самое интересное, – никто не проходит мимо.
Хотя это как раз понятно – тётушка обитает на такой отдалённой улице, что я вообще не представляю, кто здесь может жить. А сегодня ещё и суббота, так что если тут кто и живёт, все умотали за город – а что остаётся делать в такую жару? Но даже пройди кто-нибудь мимо, я не сообразил бы, как сформулировать вопрос. Так что там говорила матушка, ругаясь с папенькой?
– Ты выйдешь из трамвая! – говорила она и была права: я действительно вышел из трамвая.
Кондуктор-маньяк и дама поехали дальше.
Мне нравится слово «дама», сам не знаю почему.
Так вот, они поехали дальше, а я вышел и…
– И перейдёшь на другую сторону! – продолжала матушка.
Умей я снимать кино, снял бы про то, как кондуктор-маньяк и дамочка едут в одном трамвае.
А вот на другую сторону я не перешёл.
Это точно.
Я встаю, поднимаю сумку с асфальта и смотрю, где лучше перейти улицу.
Она сейчас такая пустая, что всё равно где.
Можно дойти до перехода, можно не ходить.
Я выбираю второе и перебегаю дорогу, таща сумку в руке.
Снова ставлю сумку на асфальт и сажусь на нее, но уже напротив того места, где сидел только что.
– Ты выйдешь из трамвая и перейдёшь на другую сторону!
– Тут всё написано, – вклинился папенька, – что ты ему объясняешь, как идиоту?
– Вдруг он потеряет бумажку?
Матушка оказалась дальновиднее, я не потерял бумажку, я её просто забыл.
Ау, Симба, где ты?
Ответа опять нет, дома тянутся влево и вправо, точно такие же, как на той стороне.
Большие, белые, похожие один на другой.
И хорошо видна гора, до неё отсюда рукой подать. Стоит пройти в глубь жилого массива, и окажешься прямо у подножия. А потом начнёшь подниматься вверх. Продираться через лес, меж странных сосен с большими ветвями.
Идиот забыл бумажку и не знает, что ему делать дальше.
Если б предки не сцепились, этой беды не случилось бы.
Они сейчас, наверное, уже в самолёте, хотя нет, им еще проходить таможню, а потом – ожидать посадки. Но скоро они так или иначе будут в самолете, а вот когда я доберусь до Симбы – неизвестно.
Надо перейти на другую сторону.
Перешёл. И что дальше?
– Дальше пойдёшь налево.
– Ты уверена? – Это папенька.
Изредка компьютер выдаёт предупреждающую надпись: «Конфликт адресов». Это значит, твой временный интернет-адрес вступил в конфликт с ещё каким-то адресом, который отчего-то совпадает с твоим. У двух разных пользователей адреса одинаковые. Бред полный. И машина сообщает: конфликт адресов.
У меня в мозгах сейчас именно такой конфликт.
Пойдёшь налево – никуда не попадёшь, пойдёшь направо – то же самое.
Точно на одной улице расположились два дома под одним номером.
И почтальон растерян, он не понимает, куда нести письмо, налево или направо.
Скоро появится трамвай с знакомым кондуктором, я сяду в вагон и потащусь обратно домой, любопытно только, что маньяк сделал с дамочкой.
Папенька обожает фильмы про маньяков. Он их покупает пачками и смотрит по субботам и воскресеньям.
В связи с чем матушка говорит, что он никак не может выйти из подросткового возраста. Версия помрачнее: он обдумывает, как избавиться от матушки. Она ему надоела, и он изучает эти фильмы, мечтая зажить новой жизнью – одинокой и свободной!
Папенька ничего не отвечает, лишь смотрит на матушку и облизывается.
Та краснеет и опускает ресницы.
Я понимаю, что мне самое время свалить, но не сваливаю, а наблюдаю за развитием событий.
Папенька превращается в кота, который охотится на матушку как на муху.
Между тем на экране маньяк маньячит очередную жертву.
Папенька становится похож на него, улучает момент и набрасывается на матушку. Та верещит, и тут я сваливаю – остальное для моих глаз не предназначено.
Хотя не скажу, чтобы мне очень хотелось увидеть, как они этим занимаются.
Раз в детстве я напоролся на это зрелище – пыхтящий папаша, навалившийся на голую мамашу.
Матушка увидела, что я вошёл в комнату, и пискнула: «Ой!»
По крайней мере, так мне помнится: она пискнула «Ой», а папенька велел мне проваливать.
И я послушно убрался, а что оставалось делать?
Трамвай действительно появляется у остановки, и мне кажется, что это – тот же самый трамвай.
Только я не вижу, что происходит в вагоне, жива ли дамочка и где маньяк-кондуктор.
Так налево или направо?
Конфликт адресов продолжается, высоко-высоко над головой гудит самолёт. Наверное, на нём-то папенька с матушкой и летят в свой долгожданный отпуск. Сослав меня на две недели к тёте Симбе, интересно, я так и буду её звать: тетя Симба?
Животики надорвёшь!
Матушка говорила, что надо идти налево, значит, надо идти налево.
Номера домов тут нечётные и по нарастающей. Одиннадцать, тринадцать…
Бедный почтальон, куда ему доставить письмо?
Улица всё так же пуста, хотя в этих домах должна жить прорва народу.
Но сейчас все за городом.
Впрочем, не все: из-за угла появляется бабулька, которая пристально смотрит на меня, а потом исчезает в ближайшем магазинчике.
А из магазинчика выходит бородатый мужичонка в шортах и майке без рукавов, лысый и в тёмных очках, тот, что ехал со мной в трамвае, но сошёл за пару остановок до моей.
Интересно, как он тут очутился быстрее меня?
Или это просто человек, очень похожий на того типа? Легко спутать лысину с лысиной (по папенькиной сужу) и бороду с бородой (он её тоже носил, пока мать не взбунтовалась), но уж майку с майкой спутать сложно, если только они не из одной партии. Фиолетовая майка без рукавов и рэперские тёмные очки. Неприятный мужик, такие у меня доверия не вызывают.
Он глядит на меня и ухмыляется, как тогда, в трамвае. Но в трамвае ехала ещё дама в шляпке. Наверное, не кондуктор маньяк, а этот мужчина. И труп дамочки покоится в близлежащих. А шляпку мужик прихватил с собой: папенькины фильмы не прошли для меня бесследно, в голове полнейшая дурь!
Тип в тёмных очках переходит улицу в неположенном месте и направляется к одному из домов, а я продолжаю вспоминать, что говорила матушка.
Она говорила, что надо идти налево до продуктового магазина.
Наверное, до того самого, куда нырнула бабулька и откуда вынырнул лысый и бородатый.
А от продуктового магазина до дома тётушки останется ещё три.
Три девятиэтажных дома, Симба живёт в четвёртом.
Но это если я вспомнил правильно.
Дурацкая бумажка, и как меня угораздило её забыть!
Вся проблема в том, что раньше я ни разу не был у Симбы в гостях. И папенька, кстати, не был, не пускали его.
Иногда мне кажется, что матушка ревнует папеньку к Симбе. Потому что Симба моложе матушки, а папенька так любит фильмы про маньяков, что и сам уже – практически маньяк.
Вот будет идиотизм, если я заявлюсь не туда. Дошагаю до нужного дома, отыщу нужную квартиру, а Симбы там нет. И никогда не было.
Между прочим, Симбе двадцать три года, а четвёртый по счёту дом – как раз под двадцать третьим номером.
И он последний на улице.
За ним начинается гора.
Я устал переть сумку, мне жарко, я решаю посидеть ещё немного на асфальте.
И вспомнить, куда идти дальше.
В доме четыре подъезда. Вход в них со двора, но с улицы видно, что подъезда именно четыре, а не три или пять.
Кинул бы мне кто-нибудь клубочек, а я б ухватился за ниточку.
Ау, Симба, ты где?
Моя сумасшедшая тётка по-прежнему не отвечает.
И я абсолютно не помню, что ещё говорила матушка, – скорей всего, она просто побежала одеваться, чтобы не опоздать на самолёт.
Мне становится тоскливо, я могу просидеть здесь не то что до позднего вечера, но и всю ночь, до завтрашнего утра.
Пока Симба не вздумает выйти на улицу и не наткнется на меня.
Может, лучше действительно вернуться домой, а к Симбе поехать завтра?
Загодя положив бумажку с адресом в карман.
Это уже не конфликт адресов, гораздо хуже.
Дистенциальный коблоид оказался круглым идиотом.
В поле зрения внезапно впархивает крупная, странно серебристая бабочка. Я никогда таких не видел, хотя вообще-то я не большой специалист по этим тварям. Знаю, что они зовутся чешуекрылыми, – рассказывали на биологии. Но там о многом рассказывают, от скелета до сперматозоида.
Бабочка садится на краешек сумки и сидит, медленно подрагивая крыльями.
Её длинные чёрные усики шевелятся, будто она к чему-то принюхивается.
А потом она взлетает и начинает кружиться надо мной, и я вдруг встаю и вскидываю сумку на плечо.
Бабочка летит к дому номер двадцать три, и я иду вслед за бабочкой.
Мне кажется, я знаю, как быть дальше.
Какой подъезд мне нужен – третий.
Бабочка летит впереди, я иду вслед за бабочкой, хотя даже не смотрю на неё.
Во дворе поворачиваю к третьему подъезду.
Бабочка поворачивает туда же.
Матушка с папенькой уже совершенно точно в воздухе, мне становится грустно, на самом деле я бы хотел искупаться в море.
А мне придётся две недели торчать у сумасшедшей тётушки, покрасившей волосы в красный цвет!
Всё бы отдал, чтобы такое проделала матушка! Вот было бы прикольно!
Бабочка уверенно летит к третьему подъезду, а потом взмывает вверх.
Я стою посреди двора, задрав голову, и считаю этажи.
Первый. Второй. Третий…
Четвёртый. Пятый. Шестой…
Бабочка еле различима, я щурю глаза, и мне кажется, что она на уровне восьмого этажа.
Видно даже окно, возле которого она машет серебристыми крылышками. Да нет, это глюки, на таком расстоянии ворону ещё можно рассмотреть, а бабочку – нет!
И всё же мне надо подняться на восьмой этаж, а для этого проникнуть в подъезд.
На двери кодовый замок, но дверь, по счастью, открыта.
Остальные подъезды накрепко заперты.
Кто-то шёл в магазин и не захлопнул входную дверь.
Наверное, та бабулька, что нырнула в продуктовый.
Я вхожу в подъезд и направляюсь к лифту.
Лифт исправен, и меня это радует, несмотря на то что лифтов я боюсь – раз застрял в собственном подъезде и торчал там два часа. Постоянно нажимал на кнопку, и мне говорили, что скоро меня выпустят. Похоже, у диспетчеров был обед, и выпустили они меня лишь после того как всё доели. А я последние полчаса лез на стенки – жутко хотелось в туалет…
Я выхожу на восьмом этаже и тупо оглядываюсь по сторонам.
Здесь четыре квартиры, можно, конечно, трезвонить во все по очереди и повторять: «Извините, я ошибся!»
В какой-нибудь из квартир обязана обнаружиться тетушка.
Эта глупая бабочка могла бы влететь в подъезд и помаячить перед нужной дверью, да только бабочки уже и след простыл.
Мне предстоит выкручиваться самому.
Я подхожу к правой двери, прислушиваюсь.
Тишина полная, но я вдруг чётко осознаю, что это именно то, что мне нужно. Дверь без номера.
– У неё дверь без номера! – напоследок сказала мать.
Я ставлю сумку на пол и нажимаю на кнопку звонка.
Звонок работает, за дверью что-то монотонно дребезжит.
И становятся слышны очень лёгкие, какие-то воздушные шаги.
Когда матушка идёт открывать дверь, она шлёпает тапочками, словно напялила ласты.
А папенька – тот вообще топочет, как стадо слонов…
А тут шаги лёгкие и воздушные, затем раздаётся звук открываемого замка.
Но дверь неподвижна: видимо, открыли внутреннюю дверь и смотрят на меня в глазок.
Я сам всегда смотрю в глазок, прежде чем отпирать.
Но вот дверь распахивается, и я вижу в проёме красный причесон.
– Тебя как зовут? – настороженно спрашивает Симба.
– Меня зовут Михаил! – отвечаю я, так же настороженно вглядываясь в тёмные и огромные глаза моей тётки.
Она как-то странно, прерывисто дышит, волосы у неё и впрямь выкрашены в ярко-красный цвет, но на сумасшедшую она совсем не похожа.
Не забыть бы сказать об этом матушке.
А уж что они с папенькой подумают – их дело!
