Текст книги "Indileto [poмaн в 22 уровнях] (СИ)"

Автор книги: Андрей Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– В машине бензин кончился, – грустно заметила Эвелина, – пришлось оставить!

– А куда ехали? – спросил Манго – Манго.

– Мне его надо спрятать, – тихо проговорила Эвелина. – я хотела его спрятать у себя на работе, но без машины нам туда не добраться!

– А сколько времени? – поинтересовался Манго – Манго.

– Двадцать минут первого… – посмотрела на часы Эвелина.

– Детское время, – захихикал Манго – Манго, – мы сейчас все спрячемся.

– Где? – тупо поинтересовался Лапидус.

– Идите за мной! – сказал, закрывая зонт, Манго – Манго.

Лапидус 13

Лапидус шел за Манго – Манго и чувствовал шеей петлю.

Петля была веревочная, а веревка – та самая, что лежала когда–то под телевизором. Пеньковая веревка с гадючьим узором на спине.

«Веревка, – вспомнил он грозное шипенье Эвелины, – у тебя есть веревка?»

Манго – Манго поднимался по узкой темной лестнице и держал свободный конец веревки в руках.

На другом конце была петля. И эта петля обнимала шею Лапидуса.

Лестница была очень узкой и очень темной, ступени были старыми и высокими. Лапидус запнулся, и веревка тут же сделала ему больно.

– Куда мы идем? – спросила спину Лапидуса Эвелина.

Веревка сдавила горло еще сильнее, так что Лапидус смог только что–то невнятно хрюкнуть в ответ.

– Куда мы идем? – повторила свой вопрос Эвелина.

«Ноль часов тридцать минут!» – внятно проговорил чей–то незнакомый голос.

– Что это? – испуганно спросил Лапидус, внезапно почувствовав, что веревки больше нет.

– Радио, – ответил Манго – Манго, – просто радио…

– Куда мы идем? – уже с истерическими нотками в голосе вновь спросила Эвелина.

– Уже пришли! – сказал Манго – Манго и внезапно зажегся тусклый, желтоватый свет.

Лапидус посмотрел по сторонам и закрыл глаза. Потом открыл и снова посмотрел по сторонам.

– Что это? – спросила Эвелина.

– Это музей, – ответил Манго – Манго, – я его сторожу…

– Вижу, что музей! – услышал Лапидус собственный голос.

– А почему сюда? – спросила Эвелина.

– А куда еще? – ответил Манго – Манго и добавил: – Сюда и днем никто не ходит, а ночью и подавно…

– А мы пришли! – печально сказал Лапидус.

– Какой славненький! – сказала Эвелина, смотря на ближайшую к себе витрину.

– Я боюсь, – внезапно выговорил Лапидус, – они сейчас разобьют витрины, и нам опять придется бежать…

– Садитесь, садитесь, – сказал Манго – Манго, – куда хотите, туда и садитесь!

– Веревка, – сказал Лапидус, – откуда ты взял эту веревку?

– Какую? – удивился Манго – Манго.

– Ну, – промямлил Лапидус, – когда мы поднимались по лестнице… Помнишь?

– Помню, – сказал Манго – Манго.

– Так вот. Когда мы поднимались по лестнице, ты надел мне ее на шею. Помнишь?

– Не помню, – сказал Манго – Манго, – ты просто бредишь…

– Бедненький, – сказала Эвелина, – ну и денек у тебя выдался!

Лапидус начал хохотать.

– Свет, – сказал он, давясь собственным хохотом, – какой яркий свет!

– У тебя есть что–нибудь выпить? – спросила Эвелина Манго – Манго.

– Вон там, за львами! – ответил Манго – Манго.

Львы! – закричал Лапидус. – Я же сказал: они разобьют витрины!

– За какими львами? – спросила, недоумевая, Эвелина.

– Да вон, – сказал сердито Манго – Манго и показал в дальний угол зала.

– Вижу, – сказала Эвелина, – там два каких–то чучела.

– Это черногривые львы, – сказал со знанием дела Лапидус, – каждую ночь они выходят на охоту.

– Настоящие львы, – подтвердил Манго – Манго, – они действительно выходят на охоту каждую ночь, когда спадает жара.

– Вы оба сбрендили, – заметила, вздохнув, Эвелина, – вам обоим надо срочно выпить!

– Аменхотеп не пьет ночью, – гордо сказал Лапидус, – Аменхотеп ночью готовится к охоте!

– Все, – грустно заметила Эвелина, – он готов…

– Пусть побредит, – ответил Манго – Манго, доставая из маленького холодильника в углу за львами бутылку водки, – нальем сейчас ему водочки – сразу легче станет…

Лапидус посмотрел в сторону горизонта. Дул ветер, с того края, со стороны Великого моря. Дул ветер и нес песок. Сегодня песок был белым, хотя небо – голубым. Небо было голубым, а солнце белесоватым, обжигающе–белесоватым, что и придавало песку белый оттенок.

Загонщики уже были где–то там, впереди, но ни один зверь еще не появлялся перед его глазами. Скоро он начнет скучать и тогда придется что–то делать, чтобы развеять себя от скуки. Хотя может, что охота все же состоится, как это было и в прошлом году, и в позапрошлом, каждый год в одно и то же время он покидал свой дворец в Фивах и удалялся сюда, почти что на край света, к самому началу пустыни Нуб, за которой – Великое море и земли, которых он никогда еще не видел.

– Выпей, – сказала Эвелина и протянула Лапидусу пластиковый стаканчик. Лапидус послушно взял его и опрокинул в рот.

– Пустыня, – сказал Лапидус, – чувствуя, как внутри стало туманно и горячо, – какая красивая пустыня.

– Может, ему еще налить? – спросила Эвелина у Манго – Манго.

– Пока хватит, – сказал Манго – Манго, – время еще есть, посмотрим…

Лапидус клубочком свернулся на надувном матраце, который Манго – Манго вытащил все из того же угла. Он лежал, свернувшись калачиком, и чувствовал, как он безумно, безмерно, бестолково устал.

Как раз в этот момент послышались гортанные крики загонщиков и показались клубы взметенного песка. Лапидус привстал с матраца. Лучники напряглись, группа копейщиков–нубийцев уже рассыпалась впереди, держа копья наперевес. Лапидус начал считать приближающихся львов. Один, второй, третий… Без сомнения, это были львы, никакой иной дичи он не признавал, ведь никакая иная дичь не достойна его охоты. Мясо газели хорошо, если поджарить его на открытом огне, как хорошо и мясо большой антилопы, только убивать их – удел лучников и копейщиков–нубийцев, его дело – охота на львов, и Лапидус взял в руки свой тяжелый, инкрустированный золотом и слоновьей костью лук. Он не говорил ни слова, он давно уже знал, что в любых ситуациях и при любых обстоятельствах первым делом все смотрят на него. Это было забота лучников: смотреть, как приближаются львы, держать свои луки наготове и смотреть на него, пытаясь предугадать, захочет ли сегодня он выпустить свою стрелу первым.

– За этой дверью – будущее твоего царствования, о, Великий! – внезапно сказала ему Эвелина. – Там ждут тебя Боги, которые хотят посмотреть на тебя и научить тебя тому, что должен правитель. Там ждет тебя правда, та правда, которую знают только самые посвященные. Время пришло. Ты должен стать одним из них. Следуй за мной!

– Налей ему еще, – сказала Эвелина Манго – Манго, – что–то он мне не нравится, у него с головой явно не то.

Лапидус прерывисто дышал, глаза его были закрыты. Он лежал на надувном матраце все в той же позе скукоженного эмбриона.

Лапидус натянул лук, потом снова расслабил тетиву, в голове привычно запульсировала кровь, как всегда, когда до цели охоты оставались считанные мгновения. Первый лев уже был на расстоянии полета стрелы, нубийцы–копейщики разорвали цепь, и львы неслись прямо на лагерь. Два самца и три самки, пятеро львов, пятеро царей пустыни Нуб. Лапидус опять натянул лук и прицелился, пускать стрелу было рано, еще одно мгновение, еще одно… Стрела дзинькнула и понеслась навстречу выбранному Лапидусом льву, лев несся навстречу стреле, лучники, стоящие полукругом рядом с фараоном, выпустили свои стрелы, куча стрел и всего пять львов, Лапидус вложил следующую стрелу и снова натянул лук, лев встретился со стрелой и грохнулся на песок с пронзенным горлом.

Гортанные крики нубийцев–копейщиков смешались с пронзительными криками встретившихся с ними загонщиков. Еще два льва упали на песок и вновь вскочили с грозным рыком, один тут же зашатался и рухнул снова, а другой начал кружиться на месте, кружиться, кружиться, кружиться, удар копьем, окровавленное тело льва остается лежать на песке, хвала Тоту, хвала Ра и Озирису, Лапидус доволен, он выпускает третью стрелу, четвертую…

– Буди его, – сказал Манго – Манго Эвелине, – он уже двадцать минут спит, хватит…

– Я не сплю, – проговорил Лапидус, открывая глаза, я просто устал, но мне очень хорошо.

– Ты меченый, – сказал Манго – Манго, – тебе не может быть хорошо, меченым не бывает хорошо…

– Я тоже хочу выпить, – внезапно сказала Эвелина.

– Я не меченый, – сказал тем же тихим голосом Лапидус, – это вы все придумали, я просто поехал искать работу, но сел не в тот троллейбус.

– Так не бывает, – возразил Манго – Манго, – троллейбус он просто троллейбус, а значит – ты меченый!

– Я хочу выпить! – капризно повторила Эвелина. – Я с ним тоже с утра, как сумасшедшая!

Лапидус посмотрел на Эвелину. Она достала из–под своей одежды тыквенный кувшинчик с водой, плеснула воды в каменную чашку, стоящую возле плиты, затем, тоже из–под одежды, достала кусок хлеба и кусок сыра, положила рядом с чашкой, затем отошла на пару шагов назад и начала говорить, обращаясь в сторону.

– О, Великий Бог, – говорила Эвелина, смотря куда–то в сторону. Прости меня, что давно я не заходила в это святилище, что чашка твоя для воды стояла пустой, и ни одного куска свежего хлеба никто не приносил тебе уже много–много месяцев. Но я пришла, о, самый Великий из всех Богов! Никто из них не может соперничать с тобой в могуществе, Анубис, потому что никто из них до конца не властен над смертью.

– Сколько нам еще бежать? – спросил Лапидус у Эвелины.

– Не знаю, – честно ответила та, – наверное, пока не догонят.

– Они догонят, – сказал Манго – Манго, – они всегда догоняют.

– Я хочу в туалет, – сказала Эвелина, – где здесь можно пописать?

– Вон там, – сказал Манго – Манго, – там на выходе есть закуток, найдешь?

– Там темно, – сказала Эвелина, – проводите меня.

Лапидус попытался встать с матраца.

– Лежи, – сказал ему Манго – Манго, – сама дойдет.

– Проводите меня! – повелительным тоном сказала Эвелина, и Лапидус встал с матраца.

– Ты не человек, – сказал Манго – Манго, – ты какой–то зомби, киборг, она сказала, и ты пошел…

– Пошли, – сказала Эвелина, – я очень хочу писать!

Лапидус, еле переставляя ноги, пошел вслед за Эвелиной в сторону выхода из зала.

– Не заблудитесь! – крикнул им вслед Манго – Манго.

– Не заблудимся, – отчего–то хихикнула Эвелина и поддержала за локоть зашатавшегося Лапидуса.

– Куда мы идем? – спросил Лапидус, ничего не понимая.

– Я иду писать, – сказала Эвелина, – а ты со мной, чтобы мне не было страшно!

– Возвращайтесь, – донесся до них голос Манго – Манго.

– Смотри, повелитель! – услышал Лапидус истошный крик одного из лучников. Тот самый лев, в которого попала первая стрела, стрела, пущенная его, Лапидуса, рукой, тот самый большой, самый мускулистый и красивый лев, который, казалось бы, должен уже давно быть мертвым, ведь стрела попала ему в горло и пробила артерию – Лапидус отчетливо видел, как мощной струей хлынула из этого горла кровь, так вот, этот самый лев вдруг вновь оказался на ногах, разбросал кружившихся вокруг него нубийцев–копейщиков, мощным прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от лучников и Лапидуса, отбросил ударом лапы ближайшего к нему стрелка, и несся вперед.

– Здесь нет света, – сказала Эвелина, щелкая выключателем, у тебя есть спички?

Лапидус достал из кармана зажигалку.

– Посвети, – сказала Эвелина, – я сяду.

Лапидус щелкнул зажигалкой, светлый язычок газового пламени чуть не обжег ему лицо.

– Мухлик, – вдруг внезапно очень нежно сказала Эвелина, – какой же ты все же мухлик.

– Что мне дальше делать? – спросил Лапидус.

– Стой и свети, – сказала Эвелина.

– Тогда я увижу, – сказал Лапидус.

– Что ты увидишь? – спросила Эвелина.

– Как ты писаешь, – чуть выговорил Лапидус.

– Ну и что, – сказала Эвелина, задирая юбку и снимая трусики, что, ты никогда не видел как женщины писают?

– Не видел, – сказал Лапидус.

– Даже в детстве? – спросила Эвелина. – Что, ты в детстве никогда не подглядывал?

– Подглядывал, – смущенно сказал Лапидус.

– Ну, значит видел, – сказала Эвелина, садясь на унитаз и добавила: – Подойди ко мне ближе и дай руку…

Лапидус вновь щелкнул зажигалкой и подошел к Эвелине. Та взяла его руку в свою, и тут же Лапидус услышал, как ее струя зажурчала о фаянсовое дно унитаза.

– Ты такой милый, – сказала Эвелина, – иногда я думаю, что могла бы в тебя влюбиться!

И Лапидус услышал голос великого Бога. Где–то в самом верху раздался грохот.

– Ты меня слышишь, Лапидус? – спросил Великий Бог. Запомни этот день и час, я взял тебя под свое покровительство, отныне как бы тяжело тебе не приходилось, у тебя есть защитник, чти меня, и я помогу тебе!

– Мухлик, – опять нежно сказала Эвелина, оперлась на руку Лапидуса и встала с унитаза.

– Подожди, – сказал Лапидус, – я тоже хочу…

– Тебе посветить? – спросила Эвелина.

– Посвети, – сказал Лапидус и протянул ей зажигалку.

Эвелина щелкнула зажигалкой, и Лапидус зажурчал.

– Наверное, я бы даже вышла за тебя замуж… – сказала Эвелина.

– Когда? – внезапно спросил Лапидус.

– Никогда, – ответила Эвелина и добавила: – Я же сказала, наверное… То есть, если бы ты не сел не в тот троллейбус, и мне не пришлось подсаживать тебя в машину в эту жуткую грозу…

– То есть, никогда? – поинтересовался Лапидус, стряхивая оставшиеся капли с головки члена.

– Не в этой жизни, – тихо сказала Эвелина, а потом вдруг добавила: – Слушай, а как ты подглядывал?

– Что – подглядывал? – не понял Лапидус.

– Ну, в детстве…

– Через дырку, – так же тихо ответил Лапидус. – Было плохо видно, так что на самом деле я ничего не видел…

– А что ты хотел увидеть? – спросила Эвелина.

– Сама знаешь, – огрызнулся Лапидус.

– Вот это? – спросила Эвелина и взяла его руку.

Она взяла его руку и положила себе между ног.

Лапидус почувствовал ладонью ее мокрую щелку.

– Помоги мне, Великий Бог! – не сдержавшись, закричал Лапидус, швыряя ненужным уже луком в приближающегося льва.

И тут он увидел, как внезапно откуда–то сзади, из этого месива разъяренных львиных и людских тел, перемешавшихся в один большой клубок, появилось несколько странных тварей. Первая вцепилась льву в гриву, вторая – в горло, третья, увернувшись от лапы, хватанула его зубами за бедро, да так, что фонтаном брызнула кровь. Лев зашатался и рухнул, не добежав каких–то пары локтей до Лапидуса. Твари уже гнали остальных, лучники вновь пускали стрелы, нубийцы махали своими копьями, солнце перевалило за зенит, жара становилась нестерпимой, кровь в висках пульсировала так мощно, что – казалось – еще мгновение, и вены с артериями не выдержат, лопнут, и Лапидус истечет кровью прямо здесь, на самом краю безлюдной пустыни Нуб, на противоположном краю которой – берег Великого моря, за которым еще земли, вот только когда и как сможет он их увидеть?

– Нравится? – спросила Эвелина, обнимая Лапидуса за шею.

– Прямо здесь? – спросил Лапидус.

– Нам опять помешают, – нежно сказала Эвелина, гладя промежность Лапидуса.

– Кто? – спросил Лапидус, так и не найдя в себе сил оторвать ладонь от ее мокрой щелочки.

– Они нам опять помешают, – грустно сказала Эвелина, – но там, в другой жизни, я бы вышла за тебя замуж…

– Я устал, – внезапно проговорил Лапидус, – я так устал!

Он устал, зато охота подошла к концу, тела убитых львов валялись там, где их настигла смерть. Двое лучников погибли на месте, один истекал кровью, как истекали кровью и двое копейщиков–нубийцев. Лапидус стоял перед тем самым огромным львом, который чуть не лишил его жизни, и думал о том, что пройдет пять дней, и он опять окажется в своем дворце, рядом со жрецами и царедворцами, писцами, женами и наложницами. Распорядитель охоты приказал самым сильным лучникам начать снимать со львов шкуры. Лапидус оглянулся и вдруг увидел, что одна из тварей не исчезла, как это сделали остальные – те вдруг взяли и растаяли прямо в воздухе, после того как последний лев грохнулся на песок мертвым.

Оставшаяся же сидела неподалеку, пасть ее была открыта, ярко–красный язык, здоровенные белые клыки. Лапидусу стало не по себе, он посмотрел на небо, на ослепительный диск солнца, паривший над пустыней Нуб, и подумал, что надо бы принести жертву Великому Богу.

– Эй, – послышался голос Манго – Манго, – вы там что, по второму разу?

– Великий Бог! – сказал Лапидус, крепко сжимая Эвелину в объятиях, – прими от меня в жертву эту женщину, ты спас меня, я должен отблагодарить тебя за спасение!

– Дурак! – сказала Эвелина, вырвалась из объятий и сильно ударила Лапидуса кулаком в пах.

Лапидус 14

Лапидус лежал на полу и смотрел вверх.

Вверху белесо светила одинокая невзрачная лампа.

– Время! – сказала Эвелина.

– Что – время? – спросил у нее Манго – Манго.

– Сколько сейчас времени? – так же повелительно спросила Эвелина.

– Час ночи, – прислушавшись, ответил Манго – Манго.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась Эвелина.

– Тик–так, – проговорил Манго – Манго, – тик–так…

Свет начал неприятно резать Лапидусу глаза, и Лапидус моргнул.

– Не смей, – сердито сказала Эвелина, – лежи спокойно!

– Он и так лежит спокойно, – сказал Манго – Манго, – ты мне только объясни – зачем надо было его связывать?

– Он не связан, – ответила Эвелина, – это тебе кажется!

– Тик–так, – вновь проговорил Манго – Манго, – тик–так…

Лапидус почувствовал, как во рту у него стало сухо и противно. Он лежал на спине и все так же смотрел вверх. Вверху были Эвелина и Манго – Манго. Они были вверху, Лапидус был внизу, а когда он смотрел вверх, то ему хотелось делать то, что было запрещено – Лапидусу хотелось моргать.

– Он моргает! – сказал Манго – Манго.

– Значит, жив! – ответила Эвелина и как–то очень хитро улыбнулась.

Лапидус хорошо знал, что сейчас должно последовать. Точнее, если и не знал, то чувствовал. Он видел это не раз, когда смотрел телевизор – один лежит, двое наклонились над ним, сейчас у одного из двоих в руках окажется марля, пропитанная какой–нибудь специальной жидкостью, смоченная в растворе, марля с запахом. Лапидус принюхался.

– Зачем тебе все это? – внезапно спросил Манго – Манго.

– Что – это? – каким–то очень легкомысленным тоном переспросила Эвелина.

Лапидус почувствовал, что от марли, которую Эвелина держала в руках, действительно пахло. Крепко и терпко. Так крепко и так терпко, что сразу же закружилась голова.

– Чего ты от него добиваешься? – уточнил свой вопрос Манго – Манго.

– Он знает, чего! – сурово проговорила Эвелина и еще ниже склонилась к Лапидусу.

Лапидус закрутил головой. Он знал, что ему любой ценой надо избежать соприкосновения с этим запахом. Что это? Эфир, хлороформ? Неужели ничего приличнее она не нашла? Лапидус еще раз втянул в себя воздух, голова совсем пошла кругом.

– Пакет, – сказала Эвелина, – у него должен быть этот проклятый пакет!

– Пакет, пакет! – передразнил ее Манго – Манго, – а если никакого пакета так и не было?

– Тогда плохо! – сказала Эвелина и добавила: – Тогда очень плохо!

«Хуже, чем есть, не будет!», – подумал Лапидус, в очередной раз пытаясь ускользнуть от марлевого намордника, терпко пахнущего то ли эфиром, то ли хлороформом. Так пахнут подмерзшие листья в конце сентября. Утренние подмерзшие листья. Голова кружится и сердце дает сбой.

«Сердце, – подумал Лапидус, – сейчас я потеряю сознание и они возьмутся за мое сердце. Точнее, не они. Она…»

Она – то есть Эвелина. Женщина–врач со скальпелем в руках. Лапидусу стало весело. Он лежал на спине и смотрел вверх. Вверху были Эвелина и Манго – Манго, сознание у Лапидуса давно отсутствовало, но он, на удивление, воспринимал все намного отчетливее, чем тогда, когда Манго – Манго сказал «тик–так».

– Тик–так, – повторил опять Манго – Манго и добавил: – Уже десять минут второго…

– Ты уверен? – спросила Эвелина.

– Нет, не уверен, – ответил Манго – Манго, – я уверен только в одном: никакого пакета нет, а он – меченый….

– Почему? – тем же тоном спросила Эвелина.

– Потому, что он в это поверил, – сказал Манго – Манго, – он даже не удивился, когда я ему сказал об этом…

– А чего ему было удивляться? – поинтересовалась Эвелина. – Да и что такого ты ему сказал?

– Двадцать два, – пропел Манго – Манго, – двадцать два очка… И быстро падающие слова… И еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал…

– Не читал я никаких писем! – пробормотал Лапидус.

– Ну да, – сказала Эвелина, – ты и пакета никакого не видел!

– Не видел! – закивал головой Лапидус, со страхом смотря на то, как марлевая повязка опять приближается к его лицу. И опять этот запах. Вкусный запах. То ли эфира, то ли хлороформа. Вкусный и свежий. Как осенние подмороженные листья. Таким запахом умерщвляют бабочек и прочих жуков. То есть, жуков и бабочек. Энтомология, подумал Лапидус, наука о насекомых. Маленький Лапидус любил ловить жуков и бабочек, подумал лежащий на полу Лапидус и опять посмотрел вверх.

Эвелина держала в руках скальпель. У Эвелины, которая держала в руках скальпель, было лицо начальницы – Лапидус опять моргнул и Эвелина снова стала Эвелиной, она не могла быть начальницей хотя бы потому, что у начальницы не было синей машины.

– Двадцать два, – вдруг как–то совершенно оглашенно завопил Манго – Манго…

Эвелина взмахнула скальпелем.

– Подожди, – сказал, оборвав вытье, Манго – Манго, – ты уверена, что это необходимо?

– Мне нужен пакет, – сказала Эвелина, – мне нужен этот пакет любой ценой. Если я не достану этот пакет, то меня убьют, а мне этого не хочется…

– И чего ты сейчас добиваешься? – тем же тоном спросил Манго – Манго.

– Я хочу посмотреть его душу, – сказала Эвелина, – я только взгляну на нее и тогда буду знать точно: был пакет или его на самом деле не было…

Лапидус опять закрутил головой. Так же крутились над летними цветками бабочки, которых ловил маленький Лапидус. Маленький Лапидус шел с сачком по обочине лесной дороги и вспугивал бабочек, они крутились и кружились над цветками, а Лапидус выбирал ту, что посимпатичнее. Маленький Лапидус любил запах эфира, потому что от запаха эфира бабочки успокаивались и падали на дно морилки. Запах эфира напоминал маленькому Лапидусу запах лета, потому что бабочки крутились над цветками летом. Впрочем, как под ногами ползали и жуки. Жуки тоже успокаивались от запаха эфира, как сейчас успокаивался от него большой Лапидус. Он лежал на дне гигантской морилки и его руки и ноги уже почти не подрагивали, еще мгновение–другое, и тогда Эвелине будет несложно сделать скальпелем разрез. Она сделает разрез и Лапидус ничего не почувствует.

– Начнем? – спросила Эвелина у Манго – Манго.

– Он не выдержит, – сказал Манго – Манго, – он не выдержит и умрет, он умрет и ты возьмешь грех на душу, ты хочешь взять грех на душу?

– Я и так грешна, – сказала Эвелина и опять взмахнула скальпелем, а что, ты не грешен?

– Грех греху рознь, – сказал Манго – Манго тем же тоном, что незадолго до этого говорил «тик–так», – если он умрет, то ты возьмешь на себя очень большой грех, тебе это надо?

– Мне нужен пакет! – тем же безумным тоном проговорила Эвелина и провела скальпелем по груди Лапидуса. Сверху вниз, начав чуть ниже горла и добравшись почти до пупка.

Лапидус замотал головой. Иногда бабочкам не нравился запах эфира и они начинали биться о стенки морилки. Как–то раз одной удалось выскользнуть из широкого горлышка, которое маленький Лапидус не успел заткнуть толстой пробкой. В толстую пробку была вставлена медная трубочка. А в трубочке находилась ваточка. Ваточка была пропитана эфиром, хотя иногда – когда эфира не было – маленький Лапидус смачивал ее хлороформом. И эфир, и хлороформ маленький Лапидус добывал у матери. Но в тот раз бабочка выскользнула, почувствовав запах еще до того, как маленький Лапидус заткнул широкое горлышко коричневой пробкой с медной трубочкой.

– Лежи спокойно, – проговорила как–то очень нежно Эвелина, когда большой Лапидус дернулся от прикосновения скальпеля. Лапидус смотрел на Эвелину и, одурманенный то ли эфиром, то ли хлороформом, почувствовал вдруг необычайный прилив нежности к этой женщине со скальпелем в руках. Он даже был готов отдать ей пакет, которого никогда и в глаза не видел. Если он ей нужен, то пусть забирает, подумал Лапидус, мне с ним все равно делать нечего, да и потом – я ведь не знаю, что там внутри.

– Что у него внутри? – поинтересовался Манго – Манго.

– Там должно быть сердце, – сказала Эвелина, вновь берясь за скальпель.

– Сердце, – хмыкнул Манго – Манго, – был Лапидус с сердцем, станет Лапидусом без сердца…

Лапидусу опять стало неуютно, он не хотел остаться без сердца, он уже был готов полюбить Эвелину, как был готов отдать ей этот дурацкий пакет, но без сердца оставаться он не хотел. Бабочка выскользнула из морилки маленького Лапидуса, большой Лапидус лежал на дне своей морилки и хотел того же.

– Не суетись! – проговорила так же нежно Эвелина, собираясь сделать второй разрез.

– Он не выживет, – сказал Манго – Манго, – ты убьешь его и ничего не узнаешь!

– Я должна, – сказала Эвелина, – по крайней мере, я могу отдать его сердце вместо пакета и сказать, что сделала все, что могла!

– Ну, ну, – сказал Манго – Манго, – только ты все равно этим ничего не добьешься!

– Добьюсь! – сказал Эвелина.

– Не добьешься! – ухмыльнулся Манго – Манго.

Лапидус понял, что горлышко морилки скоро закроется. Большой пробкой с медной трубкой. А в трубке – ваточка. Маленький Лапидус тогда просто не успел, бабочка оказалась сообразительней. Большой Лапидус должен успеть, иначе он действительно останется без сердца. Лапидус напрягся и попытался взлететь.

– Куда! – сурово сказала Эвелина, – А ну, не дрыгайся!

Лапидус снова пошевелил руками. Они слушались, надо было успевать.

– Эй, эй! – быстро проговорила Эвелина, – ты это куда собрался?

Лапидус ничего не ответил, он понимал, что если начнет отвечать, то момент будет упущен и ему уже никогда не выбраться из морилки.

– Держи его! – закричала Эвелина Манго – Манго.

– Еще чего! – пробурчал Манго – Манго. – Если держать, то сама держи, я тут наблюдатель, тик–так, не больше…

Лапидус уже оторвался от пола и теперь пытался обнаружить выход из морилки. Дверь была закрыта, а потому выходом быть не могла. Выходом было окно, открытое в июньскую бурговскую ночь. Двадцать минут второго, самая тьма, уже третье июня, один час двадцать минут, если верить Манго – Манго, а значит, скоро начнет светать и тьма рассеется, взойдет солнце и ночным бабочкам надо будет прятаться от света. Маленький Лапидус любил ловить ночных бабочек на свет сильного фонаря, большой Лапидус кружил по комнате над головами Эвелины и Манго – Манго, все ближе и ближе подлетая к окну.

– Держи его! – истерично крикнула Эвелина. – Он сейчас ускользнет навсегда.

– Навсегда не бывает, – рассудочно ответил Манго – Манго, – раз он сел не в тот троллейбус, то вы опять встретитесь!

Лапидус подлетел к окну, одна створка была плотно закрыта, зато вторая – распахнута настежь. Душный аромат эфира, помноженного на хлороформ, начал исчезать под натиском ночного воздуха. Лапидус собрался с силами и выпорхнул в окно.

Эвелина кинула ему вдогонку скальпель. Скальпель попал в закрытую створку, разбитое стекло зазвенело, а Лапидус, сделав разгоночный круг, пошел на снижение – туда, где одинокие городские фонари освещали непогашенным светом пустынную ночную улицу. Одинокие фонари на пустынной городской улице. Лапидус задел один крылом и почувствовал боль от ожога. Его завертело и резко бросило вниз.

«Я так не договаривался!» – подумал Лапидус, пытаясь ухватиться за фонарный столб.

– Пакет, – плакала, сидя на полу, Эвелина, – мне нужен этот пакет!

– Вам всем что–то нужно, – печально проговорил Манго – Манго и внезапно погладил Эвелину по голове.

Лапидус все падал и падал, и уже чувствовал, как вот–вот, да шмякнется о землю. Точнее, об асфальт. Лапидус шмякнется об асфальт и от Лапидуса останется мокрое место. Бабочка упала на асфальт и случайный прохожий наступил на нее своим грубым башмаком на рифленой подошве. Или прохожая. Элегантной туфелькой на подошве тонкой и кожаной. Разницы никакой – Лапидус был, Лапидуса больше нет.

Внезапный порыв ветра подхватил Лапидуса и резко потащил куда–то в сторону.

– Где мне сейчас его искать? – вытирая слезы, спросила Эвелина.

– Там, где он будет, – загадочно ответил Манго – Манго.

– Где это – там? – вновь спросила Эвелина.

– Вначале надо уйти отсюда, – сказал Манго – Манго, – спуститься по лестнице и выйти на улицу, а там видно будет.

Лапидус попытался зацепиться за ближайший куст, но ветер был сильнее, его крутило и кружило, его бросало из стороны в сторону и несло прямо над землей. Небо исчезло, ночное июньское небо, все еще один час, только уже двадцать пять минут, все происходит так быстро, подумал Лапидус, что я не могу успевать за минутами и секундами, они идут быстрее, один час двадцать пять минут и двадцать секунд, ветер внезапно стих и Лапидус больно стукнулся об асфальт.

Он лежал и чувствовал, как грудь просто разрывается от удара. Но он был живым и в груди было сердце, до которого Эвелине не удалось добраться своим острым скальпелем. Скальпель тоже вылетел в окно, разбив при этом стекло. Лапидус полетел в одну сторону, скальпель – в другую. Скальпель упал где–то там, под самыми окнами, ветер отнес Лапидуса далеко в сторону и забросил в этот тоннель, по которому даже сейчас, ночью, проезжали машины.

Лапидус попытался встать на ноги, с большим трудом, но это ему удалось. Сзади резко бибикнули и Лапидус отпрыгнул в сторону. Из окна мимо проезжающей машины в сторону Лапидуса полетел грубый матерный вскрик. Лапидус покачнулся и пошел вперед. Навстречу летела еще одна машина и Лапидусу вновь пришлось отпрыгнуть. «Не бабочка, – подумал он, – кролик, милый такой, белый кролик с черными ушками!»

Лапидус кроликом скакал между взбесившимися ночными машинами. В голове повисла ватная тишина, машины проносились без звука, они пытались поймать Лапидуса, ударить, повалить, проехать по нему колесами, но каким–то чудом ему удавалось оставаться живым, вот только прыжки его становились все дальше и выше, сил оставалось все меньше и меньше, а до выхода из тоннеля был еще не один десяток метров, и их надо было проскакать, пробежать, пройти, проползти, бедный кролик, подумал про себя Лапидус, надо же так вляпаться, сидел бы на лужайке и щипал травку, так нет, дернуло тебя сесть не в тот троллейбус, так что прыгай дальше, прыгай выше, думал Лапидус, выныривая из–под очередной машины и на бегу отталкивая рукой очередной матерный крик, вылетающий из раскрытого окна. Да и вообще, думал Лапидус, все это не может быть на самом деле, это все придумано кем–то, а я просто сижу дома и смотрю телевизор, я не бабочка и не кролик, думал Лапидус, я не могу ни летать, ни прыгать так высоко и так далеко, я лежу дома на своем диване и переключаю каналы, и все это там, Господи, думал Лапидус, ты просто взял да и засунул меня туда, синяя машина, в ней едет Эвелина, не было никакой синей машины, не было никакой Эвелины, была начальница, которая уволила его еще перед самым Новым годом за то, что он случайно зашел к ней в кабинет в тот самый момент, когда она лежала на столе, широко раздвинув ноги, а на ней пыхтел и дергался большой отвратительный слизень, мерзкий, толстый слизень, дрожащий, покряхтывающий слизень, пожирающий межножье начальницы, ее сочный капустный листок, и она уволила его, и тогда Бог поместил его в телевизор, чтобы он не сошел с ума, или чтобы он сошел с ума, какая разница, думал Лапидус, выбираясь из–под последней, чуть было не добившей его насмерть машины, в уме ты или нет, если весь этот мир абсолютно безумен и ты садишься не в тот троллейбус, а когда выходишь из него, то встречаешь странного человека по имени Манго – Манго и странную женщину по имени Эвелина, так была она или не была, подумал Лапидус и внезапно понял, что тоннель с шоссе остался за спиной и он очутился на большой и пустой подземной парковке, в самом конце которой призывно горело жерло открытого лифта.