Текст книги "Indileto [poмaн в 22 уровнях] (СИ)"

Автор книги: Андрей Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Лапидус 3

Лапидус не любил машины, каждая из них была потенциально опасна, ибо никогда нельзя было знать одного: что придет ее водителю в голову. Иногда ночами Лапидусу снился сладостный мир, в котором люди передвигались только пешком, иногда – на лошадях, но главным образом – пешком.

Но то были сны.

Сейчас же была явь. Дождь лил на самом деле, Лапидус уже был не просто промокшим до нитки, он дышал водой, он барахтался в воде, он пытался вынырнуть на поверхность, но вместо поверхности была все та же вода.

Лапидус тонул.

И притормозившая машина оказалась спасательным кругом, надувным жилетом, брошенной во время веревкой.

Дверка открылась, сквозь гул дождя до Лапидуса донеслись звуки музыки: «Приходи ко мне скорей, обними меня покрепче, убежим мы от друзей…»

Последнюю фразу перекрыл раскат июньского грома. Лапидус решился и нырнул внутрь автомобиля. Мотор сразу же взревел, и машина понеслась дальше так стремительно, что Лапидус захлопнул дверку уже на ходу. И только после этого мокрый и взъерошенный Лапидус посмотрел на водителя.

За рулем сидела женщина.

Брюнетка.

В темных очках.

С ярко накрашенными губами.

На улице лил дождь, а она была в больших темных очках – это поразило Лапидуса больше всего.

«В Бурге девять часов двадцать минут, – раздался из приемника сладкий мужской голос, – на улице льет как из ведра, мне жаль вас, жаль вас, одинокие, мокнущие прохожие, ведь мне так уютно сейчас в этой теплой и маленькой студии, я хочу…»

Лапидус так и не узнал, чего хочет сладкий мужской голос в теплой и маленькой студии, потому что женщина в темных очках выключила приемник.

Выключила приемник и добавила газу.

Машина понеслась еще быстрее, и Лапидус подумал, что он первый раз сел в машину просто так: потому что та остановилась.

Он выплыл из перехода, а в переходе он оказался потому, что ему надо было в центр.

В центр он поехал искать работу.

Но вообще–то все началось с троллейбуса, в котором ему встретилась странная парочка.

А в переходе он познакомился с еще более странным типом, который начал загадывать ему загадки.

И не надо забывать про надпись на заборе, на зеленом заборе синей краской, вот так: «INDILETO».

Хотя странный тип утверждал, что краска была не синяя. А потом начался дождь, и Лапидус промок до нитки, а когда Лапидус промок до нитки, то внезапно возле него притормозила машина, за рулем которой оказалась брюнетка в больших темных очках и с ярко накрашенными губами.

Лапидус внимательно посмотрел на женщину. И ему захотелось закричать: милая блондинка с пухлыми, чуть подкрашенными губами, сосредоточенно смотрела на дорогу сквозь лобовое стекло. И никаких очков на ней не было!

Лапидус зажмурился, а потом резко открыл глаза.

За рулем по–прежнему сидела брюнетка в больших темных очках.

Лапидус завыл.

– Пакет! – отрывисто сказала женщина, не отрывая взгляда от дороги.

Лапидус завыл еще громче.

– Где пакет? – голос женщины стал угрожающим, но потом вдруг в нем появилась какая–то томная мягкость: – Ты должен был стоять на этом перекрестке ровно в девять часов шестнадцать минут, у тебя должен быть с собою пакет. Ты должен отдать его мне. Через пять минут после того, как я заберу у тебя пакет, я должна остановить машину. Мы едем уже десять минут. Сейчас девять двадцать шесть, пакет давно должен быть у меня. Где пакет?

– Какой пакет? – каким–то необыкновенно звонким голосом спросил Лапидус.

Женщина резко затормозила и остановила машину. Затем она повернулась к Лапидусу, сняла очки и стала смотреть на Лапидуса пристально и внимательно. Затем она закурила, выдохнула дым Лапидусу в лицо и снова надела очки.

– Где пакет? – опять спросила она, вот только уже растерянным голосом.

– Я сел в троллейбус, – начал быстро–быстро говорить Лапидус, – я сел в троллейбус и поехал искать работу. В нем были двое и еще много человек. А за окном я увидел надпись. Потом троллейбус остановился…

– Пакет, – угрюмым тоном спросила женщина, – у тебя должен быть пакет, ты хочешь, чтобы я тебя обыскала?

– Не хочу, – так же быстро проговорил Лапидус.

– Тогда отдавай пакет!

– У меня нет никакого пакета, – сказал Лапидус, – у меня вообще ничего нет, даже денег.

– Если бы ты отдал мне пакет, то получил бы деньги, много денег, показать?

– Покажи, – отчего–то сказал Лапидус.

Женщина достала с заднего сиденья машины спортивную сумку серого цвета на молнии, расстегнула молнию, раскрыла сумку и сунула Лапидусу в лицо. Сумка была доверху наполнена запечатанными крест–накрест пачками.

– Как в банке, – уважительно сказал Лапидус, глядя на содержимое сумки.

– Отдавай пакет, тогда все – твои!

– Вы меня с кем–то спутали! – так же уважительно сказал Лапидус. – Обознались, наверное, под дождем. Или заехали не туда. У меня никакого пакета нет и не было. А что в нем?

Женщина закурила еще одну сигарету и облокотилась на руль.

Машина стояла, приткнувшись к обочине, дождь все еще лил как из ведра.

– Интересно, – начал рассуждать внезапно для себя самого Лапидус, – что может быть в этом пакете? Наркотики?

– Сумасшедший, – как–то грустно сказала женщина и опять сняла очки.

– Например, кокаин. Говорят, что его нюхают. Хотя я никогда не нюхал кокаина, я даже пиво редко пью…

– А что ты пьешь? – спросила женщина, повернувшись к Лапидусу.

– Чай. Иногда кофе. Люблю томатный сок, только летом.

– Почему только летом?

– Зимой я с него в туалет часто бегаю, – извиняющимся тоном сказал Лапидус.

– В этом пакете – не наркотики, – отрывисто сказала женщина.

– Значит, в этом пакете важные бумаги, – то ли вопросительным, то ли утвердительным тоном сказал Лапидус.

– Может быть, – сказала женщина, – только сейчас уже все равно.

– Почему? – искренне удивился Лапидус.

– Потому что Господь послал мне в это утро тебя. Ты что, всегда такой?

– Какой?

– Такой… Который садится не в ту машину…

– Я вообще ни в какую машину не хотел садиться, я вышел из перехода и начался дождь, – опять очень быстро начал говорить Лапидус, – я промок до нитки, тут вдруг…

Женщина нервно включила приемник. «В Бурге девять часов сорок пять минут утра…», – проговорил нейтральный женский голос, «…слушайте рекламу на нашей волне!». Женщина так же нервно выключила приемник и опять посмотрела на Лапидуса:

– Слушай, я сейчас увезу тебя обратно, понял?

– Понял.

– И высажу там, где тебя подобрала, понял?

– Понял!

– И ты забудешь про меня на всю оставшуюся жизнь, понял?

– Почему? – удивленно спросил Лапидус.

– Потому что ты дурак, – вдруг начала кричать женщина, – кто тебя просил садиться в мою машину, вышел из перехода, промок – ну и иди себе домой, понял?

– Понял, – грустно сказал Лапидус, внезапно почувствовав под ногами асфальт собственного двора.

Мокрый Лапидус возвращался домой.

Двор был пуст, мамаши с колясками и бабульки с кошками отсутствовали.

Только мрачный и небритый сосед из второго подъезда стоял под дождем посреди двора и выгуливал своего Шарика.

Шарик поднял ногу на фонарный столб, Лапидус быстро прошагал мимо и подошел к своему подъезду. Дверь была распахнута и нагло скрипела.

Лапидус вошел в подъезд и нажал кнопку лифта. Лифт не спускался – видимо, застрял. Лапидус пошел пешком по черной лестнице, под ногами валялись использованные шприцы, использованные презервативы, пустые бутылки, пустые сигаретные пачки и засохшее собачье–кошачье–человечье дерьмо. Иногда дерьмо было не засохшим и сильно пахнущим, то есть свежим. Следы того, что недавно здесь кто–то был. Лапидусу стало неуютно.

На стенах можно было читать самые разные надписи. Частью на английском языке, частью на русском, частью на матерном. Оставалось подняться еще на один пролет, как Лапидус все же вступил в свежую кучу. Куча была маленькой, скорее всего – кошачьей. Хотя может быть, что и собачьей. Для человечьей какашки были очень уж странными, разве что у кого–то дисбактериоз. Лапидус выругался – больше всего он не любил оттирать ботинки от дерьма. Ботинки у него были единственные. Одна пара ботинок на осень и на зиму. И на весну тоже. На лето у него были сандалии и старые легкие замшевые туфли, но хотя сегодня и было второе июня, он был не в сандалиях и не в туфлях, а в ботинках.

Когда–то давно они были коричневыми, но это когда–то давно.

Теперь они стали серо–черными, как то самое дерьмо, в которое только что вступил Лапидус. Мягкое, серо–черное и безумно вонючее. Лапидуса чуть не вырвало, но он мужественно попрыгал дальше. На одной ноге пропрыгал целый пролет, с тоской думая о том, что сейчас придется оттирать ботинок от дерьма. Хотя можно не оттирать, а отмыть, и не в ведре, а сразу под краном. Только после этого придется мыть раковину.

С мыслью, о том, что придется мыть раковину, Лапидус достал ключи и начал было открывать дверь, но потом передумал.

– Я не хочу домой, – сказал он женщине, – и я не дурак.

– Кто же ты тогда? – спросила она.

– Лапидус, – ответил Лапидус.

– Это что, имя?

– Имя, – гордо ответил Лапидус, – так меня назвали мама и папа, а вас как зовут?

– Меня? – спросила женщина и вдруг начала смеяться. Она начала смеяться, закашлялась от дыма сигареты, затушила ее, и все смеялась, смеялась, а дождь все шел, все лупил по крыше машины, по капоту, по лобовому стеклу, по боковым стеклам, по багажнику, по дороге, по тротуарам, по стенам и крышам домов, по газонам, по скверам, по паркам, по центру и по пригородам. А в нескольких километрах от того места, где у обочины дороги мокла под дождем машина с брюнеткой за рулем и Лапидусом на переднем пассажирском месте, все еще стоял у пустого перекрестка мужчина под зонтом, держа подмышкой черную неброскую папку с большим белым пакетом внутри. По крайней мере, так казалось Лапидусу.

– Как меня зовут? – переспросила женщина. – А какая тебе разница?

– Я же сказал, как меня зовут, – обиделся Лапидус.

– Хорошо, – ответила женщина, – ты сказал, как тебя зовут, значит и мне надо сказать, как меня зовут, только зачем, все же, тебе знать, как меня зовут?

– Не знаю, – честно ответил Лапидус.

– Эвелина, – внезапно сказала женщина. – Меня зовут Эвелина, повтори по слогам!

– Э–ве–ли-на! – повторил по слогам Лапидус.

– Правильно, – сказала Эвелина, – теперь ты успокоился?

– Да, – сказал Лапидус и внезапно спросил: – Ты очень расстроилась? Может, там все еще ждут?

– Там уже никто не ждет, – проговорила Эвелина, – это день такой, с самого утра… Машина долго не заводилась…

– В троллейбус сел не тот, – добавил Лапидус.

– Выехала из гаража – дождь начался.

– Сумасшедший этот в переходе…

– И ты тут еще, без пакета…

– Нет у меня пакета, – обреченно проговорил Лапидус, – я его никогда и не видел!

– И зря, – сказала Эвелина, – если бы ты его видел, то он был бы у тебя. Так?

– Так, – согласился Лапидус.

– Так, тогда продолжаем…

– Продолжаем, – продолжил Лапидус.

– Если бы он был у тебя…

– Кто – он? – решил уточнить Лапидус.

– Пакет, – недовольная тем, что ее перебивают, сказала Эвелина, – пакет, повтори по слогам…

– Па–кет! – повторил по слогам Лапидус.

– Хорошо получилось, молодец, – похвалила Лапидуса Эвелина и продолжила: – Так вот, если бы он был у тебя…

– Если бы он был у меня… – эхом вторил Лапидус.

– То ты бы отдал его мне ровно через десять минут…

– Ровно через десять минут…

– После того, как сел в машину.

– После того, как сел в машину. Ну и что?

– Ты точно дурак, – рассмеялась Эвелина. – У кого бы сейчас была сумка, знаешь?

– У кого? – переспросил Лапидус.

– У тебя! – и Эвелина внезапно повернула ключ. Машина завелась, тронулась с места и вновь оказалась на дороге.

– Куда мы едем? – встревоженно спросил Лапидус. – Ты хотела отвезти меня обратно!

– Я решила отвезти тебя к себе, – сказала Эвелина, переключая скорость и добавляя газу. – Если ты не хочешь домой, то должна я тебя куда–то же отвезти, а то вымокнешь совсем…

– Дождь кончился, – сказал Лапидус.

Дождь действительно перестал также внезапно, как и начался. Над дорогой, над улицами, над городом опять голубело безмятежное июньское небо.

– Десять часов, – сказала Эвелина, взглянув на часы. – Мы с тобой торчим в этой машине уже сорок с чем–то минут.

– Сорок пять! – въедливо уточнил Лапидус и внезапно добавил: – А к вам я не поеду!

– Почему это? – удивилась Эвелина.

– Я не езжу домой к малознакомым женщинам, – торжественно и неожиданно громко для себя самого возвестил Лапидус.

– Пригнись, – вдруг скомандовала Эвелина и еще увеличила скорость.

– Как это – пригнись!

– Нагни голову, дурак!

Лапидус решил послушаться и начал, вот только как–то очень медленно, наклонять голову, успев при этом посмотреть в окно в сторону Эвелины.

– Быстрее, идиот! – закричала Эвелина, еще увеличивая скорость.

Внезапно в машине опять включилось радио. «Never, never, never…», пропел голос на английском языке. Видимо, это был самый конец песни, потому что внезапно наступила пауза, а потом высокий женский голос затараторил: «Ура, друзья, дождь закончился, над Бургом опять ярко светит солнышко, местное время девять часов пятьдесят минут, в эфире…»

Лапидус так и не узнал, кто это так радостно затараторил в эфире, потому что мотор взревел на полную. – Держись, – крикнула Эвелина, – вцепившись в руль с какой–то яростной и неженской силой, побледневший Лапидус начал соображать, за что бы ему ухватиться покрепче, и вот тут–то он и услышал град рассыпающихся, как орешки по полу, хлопков.

– Что это? – изумленно спросил Лапидус.

– Это по нам стреляют, – нервно ответила Эвелина.

«Да, да, да, – внезапно заворковал все тот же женский голос из так же внезапно вновь включившегося приемника, – такое милое июньское утро, как прекрасен наш город сейчас, такой свежий и зеленый после дождя, какое у нас у всех прекрасное настроение…»

– Ну и влип ты, – сказала Лапидусу Эвелина, опять надевая темные очки.

Лапидус 4

«Лапидус влип!» – радостно подтвердил бодрый женский голос из автомобильного радиоприемника, а потом добавил: «Но несмотря на то, что Лапидус влип, в Бурге все еще самое начало июня, второе число, утро, утро после дождя, не послушать ли нам по этому поводу…»

Лапидус вцепился обеими руками в ремень безопасности, Эвелина гнала машину, по машине по– прежнему стреляли.

– Возьми сумку, – сказала вдруг Эвелина Лапидусу.

– Какую? – поинтересовался бледный Лапидус.

– Сумку с деньгами, с заднего сиденья!

– Мне не повернуться! Я привязан! – прохрипел Лапидус.

– Отстегнись, идиот! – в голосе Эвелины появились металлические нотки, Лапидус подумал, что ему стоило бы остаться в той машине, в которой за рулем сидела пухлогубая блондинка.

– Быстрее, – закричала Эвелина, выворачивая руль влево, – они нас сейчас достанут!

Лапидус не стал размышлять над таинственным словом «они», он отстегнул ремень, кое–как достал с заднего сиденья серую спортивную сумку и вобрал голову в плечи.

«Райская птица…» – донеслось из все еще работающего приемника…

– Взмахнула крылами! – прохрипела Эвелина, выжимая газ до отказа.

– Я достал сумку, – сказал Лапидус.

– Выкинь ее, – потребовала Эвелина.

– Как это – выкинь, – возмутился Лапидус, – а деньги?

– Это что, твои деньги, болван? – возмутилась Эвелина. – Приоткрой дверь и выкинь сумку на дорогу, быстрее!

– Мы же едем, – рассудительно сказал Лапидус.

«Птица райская, птица синяя, чьи глаза в поволоке инея…»

«Полный бред, – сказал довольный голос в приемнике, – представляете, глаза в поволоке из инея? Это так же смешно, как и то, что Лапидус влип, но нам пора продолжать нашу программу, ибо время начинает поджимать, уже десять часов утра, слышите?»

Раздались сигналы точного времени: пи–пи–пи…

– Кидай быстрее, – срывающимся голосом проорала Эвелина.

Лапидус, зажмурив от страха глаза, приоткрыл дверь и швырнул сумку в сторону обочины. Затем захлопнул дверь и почувствовал, что он стал еще более мокрым, чем когда стоял под ливнем, тем самым ливнем, который и загнал его в притормозившую машину, за рулем которой сидела брюнетка в темных очках и с ярко накрашенными губами.

Брюнетка внезапно сбросила скорость и сказала: – Не могу больше!

– Чего? – поинтересовался Лапидус, чувствуя, как сердце норовит проскочить сквозь ребра.

– Что за бред! – продолжила Эвелина.

– Бред? – переспросил Лапидус.

– Столько денег! – вздохнула брюнетка и вдруг резко повернула руль.

– Куда это мы? – спросил Лапидус.

– С глаз долой, – сказала Эвелина, съезжая на малоприметную боковую дорогу.

Лапидус закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.

«Что, Лапидус, – поинтересовался все тот же женский голос из приемника, – доволен началом дня?»

– Нет! – ответил Лапидус, потом помолчал секунду и добавил: – Абсолютно недоволен!

– С кем это ты? – спросила Эвелина.

– Не знаю, – честно ответил Лапидус, – меня спрашивают, я отвечаю, ты вот отвечаешь, когда тебя спрашивают?

– Когда как, – сказала Эвелина, закуривая очередную сигарету.

– Тогда ответь, – тихо проговорил Лапидус, – кто это был?

– Где был? – переспросила Эвелина.

– Ну, кто стрелял… – уточнил свой вопрос Лапидус.

– По кому стрелял? – Эвелина опять сняла очки и посмотрела на Лапидуса.

– Ну, – сказал Лапидус, – мы ехали ведь…

– Ехали…

– И по нам стали стрелять…

– Стали…

– Так кто стрелял? – опять спросил Лапидус.

– Не знаю, – грубо сказала Эвелина, – наверное те, кому тоже был нужен пакет.

– Господи! – вздохнул Лапидус, – Опять ты про этот пакет, скажи, что хоть в нем было?

– Не знаю, – честно ответила Эвелина, – мне надо было забрать пакет и отдать деньги, я подобрала тебя, так как ты стоял в том самом месте, где должен был стоять человек с пакетом. Но пакета у тебя не оказалось…

– Знаю, знаю, – подхватил Лапидус, – пакета у меня не оказалось, а потом по нам начали стрелять. И мы поехали быстро, очень быстро, так быстро, как я еще никогда не ездил, и ты сказала, чтобы я взял сумку…

«All girls in the world…» – опять взорвался приемник английскими словами.

– Выключи, – попросил Эвелину Лапидус, – голова раскалывается.

Эвелина остановила машину, внимательно посмотрела на Лапидуса и сказала ему: – Выходи!

– Зачем? – искренне удивился Лапидус.

– Выходи, выходи, – повторила Эвелина и добавила: – Приехали!

– Это же лес, – сказал расстроенный Лапидус, – что я тут буду делать?

– Выходи! – угрожающим тоном приказала Эвелина. Лапидус вздохнул и вышел из машины. Эвелина последовала за ним.

Лапидус сделал несколько шагов и вдруг понял, что идти он не может – ноги дрожали, сердце все еще хотело выскочить сквозь ребра. Лапидус посмотрел на небо, голова закружилась, перед глазами поплыли необыкновенно яркие и радужные круги. Лапидус раскрыл рот, вобрал в грудь воздуха и внезапно упал на траву.

Давно уже молчавшая кукушка вылетела из уха и тяжело взлетела на ближайшую ветку.

«Это сосна», – подумал лежащий Лапидус, чувствуя, как веки закрываются, а круги, все такие же яркие и радужные, плывут уже где–то внутри него.

«Это сосна», – еще раз подумал Лапидус и потерял сознание.

И сразу же оказался в том самом подземном переходе, переплывая который он наткнулся на странного человека по имени Манго – Манго. Только теперь переход был пуст. Абсолютно, совершенно, девственно пуст. Холодно светили круглые лампы по стенам, освещая угловатые надписи и беспомощные рисунки.

Самая большая, сделанная черной краской, обозначала странное слово «AUFF». Лапидус догадывался, что слова такого, скорее всего, просто не существует.

Он продолжил свои изыскания, впадая в истеричное состояние то ли гончей, взявшей след, то ли археолога, набредшего на сокровища фараонов.

В переходе было сыро, вязкий воздух першил в горле. Лапидус закашлялся, но осмотр стен не бросил, если слово «AUFF» ничего и не обозначало, то должны быть другие, в которых могло быть зашифровано нечто такое, что пролило бы свет на все события этого утра.

И через несколько метров, чуть наискосок от уже упомянутого «AUFF», Лапидус наткнулся на начертанный красной краской по серому бетону стены глагол «ВЛЯПАЛСЯ».

Это было уже что–то, хотя света в происходящее не добавило.

«Вляпался!» – сказала Эвелина, когда по ним только–только начали стрелять.

«Вляпался!» – подтвердил бодрый женский голос из автомобильного радиоприемника, хотя откуда этот голос мог знать, что, собственно, происходит с Лапидусом в этот самый момент?

«Вляпался, вляпался!» – подумал Лапидус, внимательно разглядывая надпись и опять вспоминая то самое мерзкое ощущение, которое бывает, когда подымаясь по ступеням черного хода, внезапно вступаешь в кошачье–собачье–человечье дерьмо. Или собачье–кошачье–человечье. Или человечье–собачье–кошачье. Все равно, в какой последовательности, главное, что вляпался и надо отмывать ботинки.

Лапидус посмотрел на свои ботинки и подумал, что если бы у него был пакет, то он бы поменял его на сумку с деньгами ни на минуту не задумываясь. Эвелине – пакет, ему, Лапидусу, сумку. Сколько, интересно, в ней было? Сто тысяч, двести, триста? Или больше? Например, миллион? На ботинки в любом случае бы хватило. И тут Лапидус увидел то, что искал.

«INDILETO», было написано на стене под самым потолком. Причем – синей краской, как и на том зеленом заборе. Манго – Манго был не прав, надпись сделана именно синей краской, даже дальтонику ясно. Лапидус пожалел, что у него нет с собой фотоаппарата – задокументировать, оставить на пленке вещественное доказательство. На цветной пленке, естественно, на черно–белой цвет надписи различить нельзя.

– Эй, – услышал он за своей спиной, – ты чего это делаешь?

Лапидус с трудом, но открыл глаза. Эвелина, стоя на коленях, пристально смотрела ему в лицо. – Ты чего это делаешь, – опять спросила Эвелина, – взял да и грохнулся, ноги ослабли?

– Я увидел надпись, – сказал Лапидус.

– Ну и что, – сказала в ответ Эвелина, но потом все же поинтересовалась: – какую это надпись ты увидел?

– Там было написано «INDILETO», синей краской…

– Ты сумасшедший, – сказала Эвелина, – ты всегда такой, с детства?

– Не знаю, – смущенно ответил Лапидус, пытаясь встать и смотря на Эвелину, – только сейчас он смог рассмотреть ее внимательно.

– Чего смотришь? – спросила Эвелина. – Не нагляделся еще?

Лапидус не ответил, он опять закрыл глаза, но подземный переход исчез, будто его никогда и не было. Лапидус открыл глаза – да, все правильно, поляна, сосны, небо, машина, Эвелина, Эвелина, машина, небо, сосны, поляна, поляна…

– Эй, – окрикнула его Эвелина, – смотри, сейчас опять в обморок упадешь!

Лапидус встал и пошел к краю поляны.

Край поляны обрывался, внизу шумела вода.

Лапидус обернулся и посмотрел в центр поляны.

Эвелина уже стояла у машины, дверка со стороны водителя была открыта.

– Ты это… – закричал Лапидус, – вы это… А я! Я‑то как?

Эвелина засмеялась и села в машину. Лапидус побежал, точнее, попытался бежать, но ноги не слушались, он сделал несколько шагов и опять упал на землю.

Он лежал на земле и слушал, как работает включенный двигатель.

– Десять сорок пять, – прокуковала кукушка, сидя на сосновой ветке.

Машина тронулась и начала пятиться в сторону лесной дороги, той самой, по которой они и приехали сюда.

– Эй, – закричал Лапидус и начал ползти в сторону машины, – а я, а меня, что мне тут делать?

– Увидимся! – крикнула ему на прощанье Эвелина через открытое окно, машина развернулась и исчезла среди деревьев.

Лапидус упал лицом в траву, в голове опять поплыли радужные и яркие круги.

Эвелина сняла темные очки и пристально посмотрела в глаза Лапидусу. – Ты меченый, – как–то очень нежно и печально проговорила она, – стоит только на тебя посмотреть, как сразу понимаешь, что ты меченый, откуда ты такой взялся?

– Я вляпался, – ответил Лапидус, отгоняя круги рукой, но они не исчезали.

– Это не то слово, – возразила ему Эвелина, – ведь ты не просто вляпался, ты попался, Лапидус!

– Я всегда жил в зоне неудач, – сказал Лапидус, – я в ней родился и в ней вырос…

– И поэтому ты оказался на этом перекрестке? – спросила Эвелина.

– Шел дождь, – сказал Лапидус, – очень сильный дождь, я промок до нитки, а тут ты остановила машину…

– Тебе не надо было в нее садиться, – жестко сказала Эвелина, а потом добавила: – Хотя кто знает…

Лапидус открыл глаза – солнце припекало, солнце было в зените, если бы кукушка захотела, то она прокуковала бы полдень. Голова у Лапидуса раскалывалась, ему хотелось окунуть ее во что–нибудь очень холодное, например, в холодную проточную воду. Лапидус встал и огляделся.

Он был один, трава, примятая колесами доставившей его сюда машины, уже почти распрямилась. Солнце действительно было в зените, сосны отбрасывали на поляну четкие грифельные тени. Их можно было даже сосчитать, но Лапидус решил этого не делать – и тени, и сосны остались не сосчитанными.

Лапидус почувствовал, что, несмотря на головную боль, он хочет есть. И пить. Вначале даже скорее пить, чем есть. У него с собою ничего не было, он не знал, где он, хотя и знал, как тут оказался. Лапидусу опять захотелось завыть, как тогда, в машине, когда вначале за рулем сидела брюнетка, потом, когда Лапидус закрыл и открыл глаза, то это уже была блондинка.

Лапидус завыл и пошел прочь с поляны. Он подошел к самому краю, сосны остались за спиной, перед ним был обрыв, а под обрывом – берег.

Блондинка опять превратилась в брюнетку, у брюнетки было странное имя – Эвелина. Это Лапидус помнил очень хорошо.

Берег был узким, после весеннего разлива река еще не совсем вошла в берега.

Лапидус вздохнул, поежился, потом опять вздохнул. Обрыв был высоким, а Лапидус боялся высоты. Можно было, конечно, найти пологий спуск, но голова болела все сильнее, и ее хотелось окунуть в воду. Лапидус опять зажмурился и подошел к самому краешку обрыва. Он встал на краешек и осторожно открыл глаза.

Река текла быстро, река шумела, река пела какую–то очень приятную песню, совсем не похожую на те, что доносились из приемника в машине.

«All girls in the world…»

Обрыв был метра два, может быть, два с половиной, но прыгать Лапидусу не хотелось.

Он представил, как он прыгает, и с хрустом и каким–то неприятным скрежетом и треском ломаются его кости.

В багажнике машины явно должна была быть веревка. Белая веревка, смотанная аккуратным мотком. Если бы он догадался попросить ее, то Эвелина навряд ли бы отказала, она дала бы ему веревку, и он смог бы спуститься на берег. Хотя Эвелина могла бы и не оставлять его здесь, на этой поляне, возле обрыва, у берега, около реки…

Лапидусу захотелось плакать.

У него не было веревки, обрыв был высотой не меньше двух метров.

Лапидус закрыл глаза и шагнул вперед.

Он шагнул вперед так далеко, что с головой окунулся в холодную, быстротекущую, зеленоватую воду.

Вынырнул, отфыркался и по–собачьи поплыл к берегу.

На берегу, чуть левее обрыва, он заметил фигуру рыбака, пристально всматривающегося в незаметный Лапидусу поплавок.

Рыбак поднял голову, посмотрел на Лапидуса и замахал ему рукой.

Лапидус, все еще отфыркиваясь от попавшей в рот воды, обречено вздохнул, узнав в рыбаке человека по имени Манго – Манго.

– Странно, – сказал Манго – Манго, когда Лапидус выбрался на берег, – сижу здесь два часа, а все еще не клюет!