Текст книги "Стихия Перемен (СИ)"

Автор книги: Андрей Колесник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Все прочие смотрели на царя. А Яромир, отпив из чары, лишь коротко спросил:

– Ты можешь подробно растолковать о чем говорил соглядатай?

Глава 4

«… Мне часто задавали вопрос – зачем тебе власть?

Я всегда отвечаю честно. Власть над миром, улучшает мое настроение.

Люблю этот мир и крайне не терплю когда с ним обращаются небрежно.

Терпеть не могу когда он оказывается в руках проходимцев. Посмотрите – сплошь пьяницы, психопаты, грязные селяне и политики!

Им нельзя доверять!

А так как проходимцы это все кто обычно добивается верховной власти, то я, естественно, самый подходящий претендент.

Зачем власть бирюку? Селянам не до этого – им нужна соха и плуг.

Все! Иначе весь мир превратится в большую деревню.

А политики… нет ничего страшнее дорвавшегося до власти политика. Я не лучше их. Нет, серьезно. Но! Зато я честнее.

И эта честность позволяет мне лгать для достижения своих целей…»

из речи Темного Властелина Дракона Триградья Грая.

Скрипя обшивкой из серо-черного дерева, покрытого затуманенными листами бронзы корабль подошел почти к самому берегу. Был он велик и страшен – с обвисшими, точно изорванные крылья парусами, похожими на кости скелета мачтами и острою, как клинок, кормой. Украшающие борта судна лики молодых прекрасных женщин смотрели на побережье с такой печалью, что казались плененными морским монстром душами. В деревянных глазницах поблескивала влага. Сам же корабль, беззвучно вынырнувший из тумана во всем своем величественном безобразии походил на древний призрак, спавший веками под толщей соленой воды. И пробудившийся в тяжкий час, как предвестье неотвратимой беды.

На его палубе не мелькала развязная матросня или квадратные из-за медвежьих и волчьих шкур варвары. Не свистела плеть надсмотрщика стегая исхудалые плечи рвущих жилы рабов. Не было видно на нем и корабельных орудий, коими славились судна Балбараша.

Обширная палуба была пуста, но по мере приближения к побережью все различимей становилась одна-единственная фигура стоящая на носу, над самой головою морской богини. Капитан, команда и пассажирский состав в единой персоне взирал на заледеневший берег скрестив на груди руки, в гордой позе существа из другого мира.

Сами собой упали на воду канатные сходы. Влажный воздух дохнул в лица небольшой группе людей робко собравшейся на берегу. И на берег земли Триградской сошел сам владелец судна. Первой, бросающейся в глаза деталью было совершенно не подобающее по времени года и месту одеяние этого человека. Длиннополая рубашка из золотисто-песочного шелка, перехваченная лазурно-небесным кушаком на крепкой талии. О кушак билась сшитая из грубой кожи заплечная сумка с золотой застежкой. Широкие плечи защищенные мощными щитками зеркального цвета брони. Песочного же цвета штаны широкими складками спадающие на колени и заправленные в высокие окованные металлом сапоги. На грудь, украшенную медальоном из бирюзовых и желтых топазов с незнакомым ни одному каллиграфу цивилизованного мира символом, спадали тщательно расчесанные пепельные волосы. Правая рука с надетой на неё по локоть фехтовальной перчаткой необыкновенной конструкции, состоящей из множества латных пластинок и скрепляющих их винтов. Впрочем не было заметно чтобы данное приспособление стесняет владельца. Во всяком случае спускаясь на берег он весьма ловко орудуя рукой затягивал тесемки на левом рукаве, спасая кожу от водных брызг. Собачьего холода заставляющего людей на берегу, одетых в самую теплую найденную дома одежду, ежиться, растирать лица и руки мореход не заметил.

Глаза цвета зимнего моря уставились на семерых трясущихся от холода и страха людей.

– Где прочие? – тихо спросил пришелец, возвышаясь над местными на добрых три локтя. Говорил он с шипящим акцентом, слегка коверкая слова.

Люди опасливо переглянулись. Вперед вышел красноносый триградец в собачьей шапке.

– Тут все. Больше никого не будет, – заметно поджимаясь перед великаном сказал он. Наверное вспоминал, что некоторые правители казнили гонца приносящего худую весть.

– Ладно. Поднимайтесь на борт, добрые господа, – вежливо попросил моряк. – Ваши страдания в этом мире окончились. Идите смело с гордо поднятыми головами.

Посторонившись он указал на борт своего жутковатого судна.

– Вы в наикратчайшие сроки будете доставлены на остров.

Заметив колебание в рядах пришлых он с бесконечным терпением в голосе спросил:

– Что-то не так?

– Эээ, а как же мы поплывем, – с сомнением оглядел корабль носитель собачьей шапки. – Мы ж ничего с собой не взяли. Да и команды на борте нет… я конечно не великий мореход, но… как же без припасов и команды-то…

– Об этом не беспокойтесь. Здесь не нужна никакая команда. Корабль сам знает дорогу. А вещи вам не нужны. Спустя полдня вас примут в порту острова. Там и получите все чего душа пожелает, – видя, что люди по-прежнему ведут себя нерешительно, капитан корабля поторопил их: – Скорее же! То что произойдет дальше вам будет не очень интересно.

Один за другим в предгрозовой тишине, разрываемой тоскливыми криками прибрежных птиц поднимались они по сходням, под взором стоящего на каменистой земле капитана. Лишь последний покидающий берег Триградья решился задать мучающий всех их вопрос. Взявшись за промерзшие канаты он неловко обернулся и спросил:

– Все что вы говорили у стен города, три дня назад… правда?

Глаза цвета замерзшего моря вперились в человека с неожиданной агрессией.

– Это будущее, которое сегодня станет настоящим. Исход начался. Прощайте.

Когда пустой корабль со скучившимися у борта людьми отдалился в туман, безошибочно разыскивая тайные пути которыми можно было бы добраться до острова Харр всего за полдня, оставшийся на берегу Апостол развернулся и быстро пошел к мысу на котором в туманной жиже горел огонек маяка. Тоскливо кричали ищущие добычу среди льдов птицы.

Три дня назад хозяин города Лис послал ему навстречу своих мясников. Чтобы одеть кандалы и привести его в город как раба. Их кости белели сейчас по всему побережью. Благодаря простенькой демонстрации силы Апостол вселил в сердце градоправителя такой страх, что тот не стал перечить семерым беженцам, оставившим городские стены. Хотя Апостол предлагал уйти трем десяткам избранных. Честно предупреждая, что явился через три дня все кто населяет Хёргэ умрут.

Возле маяка его уже поджидали. Команда стрелков выстроившись у деревянной пристройки к продуваемой ветром каменной башенке, при виде песочно-синей фигуры припала одним коленом к земле, упирая саадаки в снежный наст. Лучники, подчиняясь окрику десятника отпустили тетивы, дабы не дать чудовищу подойти на расстояние удара. Но в том не было нужды. Семьдесят шагов. Продолжающий идти Апостол лишь выставил вперед правую стальную ладонь и смертоносные певуньи разлетелись в стороны натолкнувшись на щит холодного ветра. Шестьдесят шагов. Быстро и слажено наложившие стрелы лучники дали второй залп. Ветер разбросал его по колючим сухим зарослям. Апостол равнодушно считал шаги, не обращая внимания на то какой суеверный ужас отражается на лицах простых вояк. Маг. Они думали, что имеют дело с магом. С детства воинов учили, что магия смертоносна, но никакое волшебство не справится с понятной, простой сталью. Главное найти слабое место. Лучники были воинами до мозга костей. Они верили только в свое оружие. Знали, что слабое место есть у каждого. Потому дали третий залп.

Пятьдесят шагов. Стрелы полетели с утеса в беспокоящееся моря. Сорок пять шагов. Поздно. Апостол прикоснулся холодными пальцами правой руки к принявшемуся пульсировать символу своего цехового знака. И взглянул в глаза стрелков.

Спустя сорок пять шагов он мерно переступил через истлевшее до костей тело ломая ударом ноги гриф одного из луков и распахнув дверь маяка вошел внутрь. Оставляя десять костяков в одежде воинов Хёргэ припадать снежком.

… С маяка прибрежная зона была видна как на ладони. В частности очень хорошо смотрелся спрятавшийся за неприступными стенами Хёргэ. Апостол извлек из сумы складную подзорную трубу. Да. Его угроза воспринята всерьез. Сегодня его ждет вся армия города. Обреченного как бабочка-однодневка.

От жаровни маяка шло приятное сухое тепло, которое погруженный в себя Апостол совершенно не чувствовал. Из походной сумки показалась складная навощенная доска с золотыми углами. Раскрывшись она легла на подоконник. Золотые края изукрасил орнамент, который при тщательном рассмотрении оказывался сложной вязью символов, чей смысл знал лишь один вид существ во всем мире. Архитекторы. Лаково поблескивающее стоклеточное поле, походило на шахматную доску. И было одним из опаснейших творений магов острова Харр.

Огонь играл на треугольном лице Апостола, что склонившись водил над доской стальной рукой. И воздух над клетками чуть заметно содрогался от боли. На далеком-далеком острове протяжно завыла одна из девяти медных труб, обращенных на юг. Ставший вдруг штормовым ветер стал прорезать море широкими бороздами, заставляя холодные воды в одно мгновение вскипать паром.

– Эти люди так забавны в своем упрямстве, – обращаясь к пейзажу за окном мерно сказал Апостол. – Помнят о мелких суевериях. Трясутся от страха в «нехороших» местах. Дрожат от страшных сказок темными ночами. И забывают о куда большей опасности. Той, что зыбко дремлет в стороне. Им же кажется, что это непоколебимо застывшая скала. Наивные. Привыкают к смутной тревоге в своих мелких душонках так, что даже смеют забывать о её первоисточнике. Пора бы напомнить зазнайкам, что такое настоящий ужас!

С этими словами Апостол занес руку над доской. И море у берега, выше того места куда причаливал корабль, вскипело облаками рвущего туманное небо испарений.

Кошмарный звук трубы острова Харр достиг берегов Триградья. И воды моря взорвались. Водные валы в обрамлении белой пены вознеслись к самому небу, выбрасывая мертвую рыбу, распугивая все живое. В дальнем конце шахматной доски неожиданно заклубилась миниатюрная копия Хёргэ, слепившаяся из белесой мглы. Будто задутое погасло пламя маяка.

Гонимые реющим над водой стоном из моря выходили чудовища. Камни побережья дробились в мелкую гальку под когтистыми гранитными лапами. Ветер выл и плясал обезумив вокруг длинных хвостатых фигур. Лишенные верхних половин голов живые статуи щерили клыкастые пасти, над которыми были лишь глазницы с пустым нутром, заполненным оживленным стонами трубы острова Харр ветер. Из глазниц и ноздрей вытекали зеленоватые струи морской воды. Стекающая по перевитым каменными мускулами телам вода испарялась от раскалившегося гранита. Верхние половины черепов представляли собой подобие шкатулок без крышек, заполненные сгущенным воздухом.

Каменные твари с заполненными ветром черепами выбирались на берег неуклюжими, медлительными движениями. Одна, десять, сто… побережье заполоняли живые изваяния. Выходя они строились правильными прямоугольниками, ветер с шумом вылетал из голов и горгульи снова становились неотличимыми от обычных скульптур. Апостол, зависнув над магической доской ждал.

Когда рокот трубы, поселивший беспросветный ужас в душах всех слышавших стих и покоренный ветер, дававший жизнь граниту иссяк на побережье выстроилось больше двух тысяч каменных статуй.

Поглядев в подзорную трубу еще раз Апостол заметил смятение в рядах защитников стен. Они еще не видели выходцев из моря. Но звуки трубы, выворачивающей нутро наизнанку и сошедшее с ума море для многих оказались достаточным поводом понервничать. Некоторые бросив оружие молился на коленях, глядя как небеса охватывает разъедающий облака пар.

– Мой ход, – провозгласил Апостол поднимая руку над полем, в ближнем углу которого заполонили клетки тысячи крохотных комочков белого тумана.

Небо над берегом заволновалось, смешиваясь с испарениями, обращаясь сине-белой кисеей. От одного только вида этого зрелища люди могли сойти с ума. За дело бралась самая страшная из школ магии. Школа острова Харр. Сине-белые облака, сожравшие небо извивались вспухая белыми космами. Вращаясь, превращались в многочисленные воронки. Ветер в вышине хлестал сам себя и рвал крышу маяка, бился о море, сдирал кору с растущих на побережье деревьев, поднимал вьюгу. С небес к земле потянулись тонкие ниточки воздушных хоботков. Пальцы перекроившей небеса магии тянулись к гранитному воинству. Стоило хоботку достичь статуи, как он наполнял чашу-череп, в пустых глазницах появлялась снежная мгла и… горгулья потягиваясь оживала. Берег заполнялся хрустящим звуком, а воздух над ним пронзили тысячи быстро вращающихся тонких смерчей. Воздух в ужасе рыдал, а вооруженные горожане на стенах, молча вставали на колени. Некоторые беззвучно оседали, ибо не каждое сердце могло выдержать такой страх.

Магические потоки мира, на мгновение зажатые в кулак конвульсивно дернулись. Заклятье, столетиями любовно вычеканиваемое Архитекторами на дне морей пробудилось. Апостол сделал быстрый пасс над левым флангом доски и указал туманным фигуркам на мираж города.

Отмели побережья вздрогнули и исполины, сбрасывая неспешность двинулись к стенам Хёргэ влекомые тянущимися по небесам воронками. Апостол из своего удобного наблюдательно пункта через трубу видел как они преодолели насыпи и холмы, выбираясь под звуки надкалывающейся под тяжестью земли на равнину перед стенами Хёргэ. Люди в оцепенении следили за приближением тысячной армады. Должно быть им казалось, что наступил последний день этого света.

Потом кто-то поборол себя и с квадратных площадок башен зарокотали защитные орудия. Когда камнепад встретился с каменным воинством Апостол с легкой усмешкой глядел как самые удачливые снаряды разносят его воинов в дребезги, отбивают лапы или куски туловищ.

– Не существует в этой дикой земле силы, способной одолеть оружие Харр, – произнес пепельноволосый когда наконец каменные исполины достигли стен города. Глядя как бастионы размалываются в пыльную муку Апостол перстом привел в движение вторую часть войска. Опустевшее побережье и местность по которой пролег путь чудовищ превратилась в громадную истрескавшуюся просеку, черной лентой пересекшую заснеженные равнины. Скоро таким станет весь этот мир.

Апостол глядел как за час рухнула городская стена, способная выдержать многомесячную осаду, погребая под собой сотни людей. Куда там безмозглым дикиям! Как провалилась линия обороны людей, становясь под ногами горгулий кровавым фаршем. Как чудовища понеслись по улицам разнося дома, пожирая и разрывая людей на части. Как стоны и крики умирающих в громовой аранжировке рушащегося города касаются небес, неся к Богам проклятья и мольбы. И как хохотали обезумев от увиденного кошмара небеса, превратившиеся в палитру художника.

От грохота озаряющей поднебесье молнии я болезненно сощурился, прикрывая глаза рукой. Ледяные струи ливня, пополам с градом хлестали белую тишину омертвелых равнин. Прошлое видение в котором я видел страшную расправу над одним из своих городов бесцветной картинкой провалилось на дно сознания.

Боль пронзала правый бок к которому я безуспешно прижимал руку. Даже в темноте видно как почернели пальцы от медленно стекающей из раны крови. Кольцо на пальце неохотно отсвечивало фосфором. Второго и вовсе не было.

От кровотечения у меня двоилось в глазах, а и без того замыленный дождем пейзаж, окончательно терял четкость. Но это еще, что… судя по всему мне попали в печень. Очень тонкое наблюдение, Тьма побери того кто засадил мне в бок чернооперенную стрелу.

Как я здесь оказался? И собственно где я… умираю? Бред какой-то! Я не могу умереть! Да и причем здесь стрела? Меня же ударил Демигор.

Мне в бок случайно угодила крупная градина и боль доселе тлевшая под золой, вспыхнула с невероятной силой, скрючивая меня на размякшей от тающего снега и грязи земле. Меня просто разорвало вспышкой боли. Так словно внутри я был сшит тоненькими ниточками и сейчас эти ниточки кто-то небрежно рвал двумя руками. Держаться!

Держаться не получалось. Только болезненно орать с открытым ртом, вгрызаясь в липкую грязь и загребать её же пальцами. Тьмаааааа!!!!

Когда же словно услышав мои мольбы резь утихла и я смог немного прийти в себя, то обнаружил нечто странное. А именно гротескные силуэты вокруг. Вспышка молнии, перечеркнувшей выпотрошенное беззвездное неба вырвала из завесы дождя стройные ряды каменных изваяний в чье окружение я попал.

Ближайшим ко мне была статуя немолодого воина в богатых доспехах, украшенных языками пламени. Безобразно растрескавшееся лицо намекнуло, что кто-то свел счеты с ликом Огнебога. Подле него и вовсе без головы стоял юноша с копной колосьев. Ярха. Далее – Вирг, которому молились торговцы в Балабараше, заключая свои сделки. После тощий суровый с выгнутой скобкой рта и оторванными руками Иклен. Отец воинов-степняков. Дальше я рассмотреть не смог из-за слез боли застивших взгляд.

Сдохнуть в компании покалеченных каменных идолов на безвестной грязной проплешине. Зрелище на которое надо продавать билеты. От зрителей не будет отбоя…

– Это правда, – хрипит над ухом Гуно Весельчак. Я кошу головой, стараясь отодвинуться от распухшей порезанной рожи. Громила, вывалившийся из-за каменной спины Семаргла подползает ближе, влача за собой обрубки ног и перетертый канат, впившийся в шею, как ошейник. – На твои корчи я погляжу с удовольствием, Грай. Надо было убить тебя уже давно, а я не захотел. Теперь поплатился. Теперь все поплатятся. Думаешь приятно когда тебя вешают? Скажу по секрету – почти так же как если бы твой рот разрезали грязным столовым ножом.

Мертвец продолжает бормотать, что-то об изуродовавших его лицо неблагодарных людишках, наползая сбоку. Но мое внимание уже привлекает алебастровый отсвет за каменными спинами.

– Ты меня подставил, – жалуется Тольяр, одетый как полагается Дракону Триградья. – Пытался управлять, окружил предателями. Но сейчас я освободился, пускай и благодаря нелепой случайности.

Зажатый в кулаке поблескивает нечеловеческий глаз парня. О Тьма, да что же это за парад уродов такой! Мой предсмертный бред отличается странной избирательностью – выбирает не злейших врагов. И не верных союзников. А тех на кого мне априори плевать. В кругу тех на кого я плюю довольно давно.

– Доверившиеся тебе не переживут эту зиму, – смеется Тольяр, присаживаясь на корточки. – Их всех сожрет огненная пурга. Обглодает вьюга сабель и топоров. Мир умрет, потому что ты выжил. И добыл свой проклятый дар из рук Губительницы.

– У тебя полно врагов, которые камня на камне не оставят от Триградья. За тобой и только за тобой ведут охоту все чудовища этого мира, – вторит одноглазому Гуно.

Если эти двое порождение моей воспаленной фантазии… представляю какое чудовищное у меня чувство собственной значимости. В самом деле не может же один небольшой Темный Властелин быть предметом вожделенной охоты всех чудовищ мира. Сия мысль волновала меня меньше мгновения.

Гуно смрадно дышал в лицо и от этого зловония хотелось поскорее потерять сознания. Тем более, что я слышал, чувствовал как идут уже через заграждения к месту моей гибели другие зануды. Я уже слышал раскатистый бас Эйстерлина и покашливание Лиса. Даже сейчас, на пороге смерти я не чувствовал никакой торжественности момента или раскаянья. Только злость на такой конец и желание продолжить борьбу.

Это желание с каждым мигом росло в моем угасающем сознании, грозя в случае потери мною жизни обрести собственную волю.

И в тот миг как кто-то из пришедших поглазеть на мой конец призраков разразился речью на тему, что гибель закономерна, даже желательна для некоторых особей, в ладони сам собой вспыхнула белая звезда.

«Просыпайся! Грай!» – раздался над ухом голос Мерха. И ничего не стало в тот же миг. Ни камней. Ни дождя. Ни раны. Ни идущих на встречу со мной мертвецов.

Я открыл глаза, находя себя на черном полу пред сломанным троном Демигора. Ужасно болела спина, от удара о камни на которые я повалился. Затылок так и вовсе раскалывался.

– Доброй ночи, – с облегчением поприветствовал меня усевшийся на груди алый ворон. – Ты как?

– Рановато, – просипел, чувствуя во рту вкус крови. – Рановато ты на меня сел трупоед. А ну кыш! Кша, говорю!

– Очень смешно, – обиделся Мерхаджаул. – У тебя совершенно дурацкое чувство юмора, Дракон! Особенно последняя шутка – единоборство с владыкой Чертогов Безволия. Когда его топор ударил тебя я уж думал все. Дошутился. Ан нет. Видать твои безделушки полезней чем кажутся.

Я поднес руку к лицу, разглядывая кольца. Отметил как они тревожно перемигиваются друг с другом. Кажется, понял… кольцо защитило меня от удара. По-своему защитило. Когда схлестываются артефакты такой мощи, очень маленькая вероятность, что все окончится без льющейся с неба смолы и землетрясений. Но похоже в этот раз пронесло. Защищая меня кольцо собрало всю доступную мощь, разорвав на время связь с подарком Каллиграфа. И таки уберегло. Но устояв под ударом топора, я провалился в бред из-за того, что разум мой был беззащитен перед силой Чертогов Безволия.

Хм. Если бы заклинание связывающее артефакты не возобновилось, валяться бы мне здесь до конца времен. Надо будет подумать над тем как обезопасить себя в схожих ситуациях в дальнейшем и…

«Ты можешь меня понимать?» – неожиданно спросил я свой магический перстень. Если он самостоятельно отразил атаку, не значит ли, что у Источника есть собственный разум? Или хотя бы его подобие. Я как-то слыхал о таком, хотя самому сталкиваться, а уж тем более создавать не приходилось.

Увы, но в моих ушах не раздался пафосный голос, кольцо не потеплело и не подмигнуло магическим светом. Думаю не надо говорить, что я почувствовал себя лежащим на твердом полу идиотом?

– Где?

– Кто? – не понял ворон. – Топор?

– Сам ты топор, – разозлился я. – Демигор где… а ладно, помоги встать… тьфу! Ты ж не можешь! Надо будет тебе руки приделать как-нибудь…

Переваливаясь с боку на бок я таки сумел опереться на руку и сесть. Чувство было такое, будто голова сорвалась с плеч и покатилась куда-то по своим головьим делам. Аж дух перехватило. Морщась и кривясь я поглядел на перекошенный трон, с удовлетворением заметив плоды рук своих. На ступеньках развалившись лежал мертвой тушей Демигор. Его раскрывшиеся крылья двумя половиками устелили дорогу к трону, а топор, прикидываясь простой железкой валялся в стороне.

– Он живой, – каркнул в ухо ворон. – Просто без сознания. Прямо как ты.

Хе… видно не одному мне досталось. Надо же. Если Демигор придет в себя, сомневаюсь, что он захочет продолжать бодаться.

Я встал на четвереньки. Потом, заставил себя подняться на ноги, с трудом разгибаясь и беспрестанно щупая шею. Как и ожидалось, обитатели Чертога наше недоразумение даже не заметили, продолжая существовать в собственных мирках.

– Поверить не могу, Грай. Ты свалил самого Демигора! Причем так легко, что и каркать про это стыдно…

Ничего себе стыдно! Да у меня не иначе позвоночник поврежден. И потом не совсем я, хотя об этом Мерху знать не следует.

– Сейчас мы можем сделать с ним все, что угодно! – быстро позабыв, что еще недавно грозный получеловек внушал призраку Призрачного Дракона постыдный страх, Мерх сейчас вился над моей головой и предвкушал расправу: – Можем на куски порвать, чтоб все остальные знали! А голову прибить на ворота Дасунь-крепости!

– Какая кровожадная птица, – пробормотал я, потирая виски и разглядывая широкое тело Демигора. – Зачем мне его убивать?

– Для демонстрации силы! Этим ты заявишь о себе в новом качестве!

– Тихо, тихо! Я уже и так в новом качестве. И заявляю тебе, что никого убивать не буду. Мне он нужен для другого.

– Что ж ты собираешься делать с ним?

Ишь как лежит. Лапы распластал, башку запрокинул. Как на перине. Не то что мне! Твердая как у дракона шкура, надежно защищает от жестких посадок. Я посмотрел на свой ободранный кулак.

– Самое время проявить немного милосердия, мой пернатый друг. В духе благородных героев. Нам ведь с ним еще работать и работать. Так покажем же, что способны к диалогу…

– Это что такое? – глава волхвов-стихийников Семинарии Милош взял протянутый лист и заглянул в него так словно там пряталась ядовитая змея.

Люторад же выпрямившись словно гридень из царского полка браво ответил:

– Хочу быть причисленным к славному воинству царя Яромира в качестве боевого мага на время похода в Триградье.

Милош, у которого из-за вечерней нервотрепки с приездом государя и последующей неожиданной вестью о разрушении Хёргэ силами непонятно какого неприятеля, дико болела голова, был не слишком склонен идти на чьем-то поводу.

Он опустил заявление и в упор глянул на сияющего Люторада. Ничего не говоря. Памятуя, что обличительное молчание лучше всяких слов. С младшими Семинаристами обычно хватало короткой игры в гляделки, после чего они смущались и начинали путаться в полах одежды. А потом их можно было срезать одной фразой и отправится восвояси.

По коридору с веселым гиканьем, забыв о приличествующей семинаристам серьезности пронеслась стайка молодых еще ребят. Судя по крикам и целому букету острых запахов – проходили испытание у Годуна.

Милош с неудовольствием понял, что Люторад принял игру и смотрит с не меньшей твердостью. Мало ему проблем с формированием группы, которое досталось стихийнику с легкой руки Старейшины, так еще и с гонористыми юнцами нянчится приходится! И где этот хвастун Эльмеор когда он так нужен? Эти двое прекрасно ладят, пускай бы и отговаривал!

Кстати Эльмеора Милош не мог найти с вечера – даже на вечерю с государем маг не попал. Он уже не первый раз пропадал без всяких объяснений, ссылаясь на неотложные дела. И этот факт некоторые преподаватели находили весьма подозрительным, считая, что Эльмеор зачастил в гости к местным барышням.

– Все семинаристы имеют право отправиться в поход в качестве ассистентов боевым магам. В конце концов это война, а не игра в лапту.

Люторад набычился с неожиданным вызовом посмотрев в глаза наставнику:

– А я знаю, что это война. И я видел, как люди умирали от магической чумы перед которой мы бессильны. Хочу сам посмотреть на твердыню этого хваленого Властелина! Я маг, а не ребенок! И знаю не меньше других чародеев!

У волхва было свое мнение на счет знаний молодежи. Он тайком придерживался старых порядков, и считал, что новомодное изучение разных школ магии в попытках создать нечто универсальное, ведет к упадку морали. Не говоря уже о том, что не способно заменить общения с Богами, от покровительства которых маги пытались отказаться.

– Мальчик, – посуровел Милош. – Я уже сказал, это не игрушки. Война имеет политический подтекст. И мы сейчас выступаем как орудие в руках политиков. Это значит – бить будут серьезно. Вдобавок скоро ритуал обращения к Семарглу и здесь понадобятся толковые ребята, которые уже знают, что к чему.

– Хватит и без меня! – горячась перебил Люторад. – Наставник! Мне очень нужно туда попасть! Я хочу опробовать свои силы! Не в испытаниях, а по-настоящему! Да я хоть сейчас могу заткнуть за пояс любого семинариста! Да что там любого! Я и с десятком справлюсь! Позвольте мне участвовать!

Такого пренебрежения традициями Милош простить не мог. Он в свое время становился волхвом с соблюдением всех тонкостей ритуала…

– Я сказал нет! – отрезал стихийник, отворачиваясь от Люторада и направляясь по своим делам. Он прекрасно знал, что необходимость поспешно бежать следом еще больше выбьет гордеца из себя. – На войне мальцам делать нечего! Под радугу захотел?

Но Люторад не побежал. Сжав кулаки и нахмурив брови он зло смотрел в спину посмеивающемуся волхву.

– … Я! Тебе! Покажу! Как! Пытаться! Меня! Убивать! Сучий! Потрох! – кричал я, хлеща мотающего башкой потомка драконов по морде, сидя на его грудной клетке. Саднящие кулаки скрывали черные перчатки с антрацитными когтями. Азы материализации, которые я волей неволей проходил дабы понимать стиль работы одной из одаренных учениц Семинарии – Химеллы, сейчас пришлись как нельзя кстати. Когти оставляли на каменистой физиономии рваные борозды, заполняющиеся кровью.

Демигорова ненависть опаляла, но ничего сделать мне он уже не мог. Петли магических кандалов опутывали плоть Владыки Чертогов Безволия надежней цепей с замковых ворот. Лишенный доступа к трону и топору, контуженный магическим ударом от сейчас вообще не мог понять, что собственно происходит вокруг. И даже больше. Он боялся. Столкнувшись впервые за столетия с силой превосходящей его собственную получеловек испугался как щенок нарвавшийся за порогом дома на заглянувшего во двор волка.

Удовлетворив собственную обиду, я неторопливо с достоинством встал и стряхнув развеявшиеся пылью перчатки достаточно спокойно спросил:

– Теперь ты понимаешь, на каком основании я прошу присяги? Э?

Тонкие губы поджались, выпуская на свободу целый частокол зубов. Демигор покосился на лежащий в недосягаемости топор.

– Ну-ну. Будешь мне хамить… пускай и без слов. Я тебя с камнями смешаю.

На мое плечо молча опустился Мерхаджаул, до этого летавший под сводами Чертога и рассматривавший некие интересующие его детали декора. Демигор тяжело вздохнул, безуспешно пытаясь пошевелить руками.

– Выбирай сволочь, – поторопил я. – Либо служишь мне и продолжаешь жить, регулярно отдавая почетный долг вассала. Либо я тебя буду бить, пока не выколочу весь дух!

По пальцам снова потекла, подчиняясь силам мысли живая тьма. Демигор заворожено следил за мерцанием кольца. А потом громоподобно рассмеялся:

– Мальчишка. Думаешь, что вырос? Сильнее всех? Да ты и понятия не имеешь, во что такие поделки превращали Властелинов прошлого! Говоришь размажешь меня? Нет! Я присягну тебе на верность. Да-да! Присягну. И с удовольствием посмотрю как ты станешь меняться. День за днем. Думаешь если сумел совместить мощь многих артефактов в одном, то уравновесил их стремление подчинять носителя?

Он конечно не знал о назначении белого кольца. Но, если честно, уверенный тон хозяина Чертогов, заставил меня испытать некоторое беспокойство. Хотя бы потому, что он сам прошел когда-то через все это.

– Не юли. Говори. Клянись.

Демигор трясясь в припадке истеричного смеха проговорил:

– Клянусь своим сломанным троном, волей Чертогов, своей проклятой кровью, что стану служить тебе верой и правдой Дракон Триградья! Клянусь быть верным и отстаивать твои интересы до тех пор пока ты будешь в здравом уме.

– Хорошо, – церемонно кивнул я. – Клятву принимаю.

И потянул облитую тьмой руку к лицу Демигора.

– Эй! Ты что… что ты… делаешь! – испуганно заорал он, силясь отодвинуться от длинных темных щупалец втягивающихся в шкуру. Тьма алчно вцепилась в рога, клыки, ноздри Демигора. Пролезала в рот, глаза. Потомок дракона орал как резанный, заставляя сыпаться крошку со стен.