Текст книги "Золотой, Небесный Триллиум (сборник)"
Автор книги: Андрэ Нортон
Соавторы: Мэрион Зиммер Брэдли,Джулиан Мэй
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]
Девушка наполнила кубок до краев, встала на колени рядом с Джеганом, прижала его голову к груди и поднесла кубок к губам под пластырем из листьев.
– Пей, брат по щиту, – она старалась произносить оддлинговские слова как можно чище, но рувендианам эти звуки давались плохо.
Джеган подчинился. Он вновь пошевелил руками, и Кадия, все так же его обнимая, сделала знак ближайшему хасситти расстегнуть пояс. Охотник с трудом приподнял руку, пошарил в воздухе, а когда его пальцы коснулись запястья Кадии, крепко его стиснул.
– Пророчица! – теперь он говорил на языке торговцев. – Это и вправду ты? И тоже поймана в этом месте множества холодных огней?
В его словах прятался страх, и она поспешила ответить:
– Мой товарищ, мы далеко от этого места. Мы опять под открытым небом. Пей! Это чистая вода, какую редко найдешь в наших краях.
И он напился, а затем поднял обе руки к повязке на глазах. Однако Кадия перехватила их.
– Пока нельзя, мой товарищ. Это лечение от света.
Он чуть повернул голову, прижатую к ее плечу. Она увидела, что его плоские ноздри расширились, как когда они шли по следу. Казалось, он вынюхивает опасность.
– Здесь есть кто-то еще, – он продолжал говорить на языке торговцев, но голос понизил до шепота.
– Те, кто увел нас обоих из места огней. Они называют себя хасситти.
Прижимавшееся к ней тело вдруг напряглось.
– Хасситти…
Тут она перехватила мысленную речь. Госел! Способен ли Джеган «слышать» и ее? Хасситти, видимо, считали, что да.
Мы те, кто ждет, болотник. Мы ждем, пусть твой род ждать не захотел и пошел дальше дорогами, которые сам избрал.Это было обвинение.
– Хасситти! – вновь повторил Джеган вслух. – Но про них говорится в сказаниях о Тьме…
Болотник! —В этой мысли проскользнул нарастающий гнев. – Никогда мы не пособничали Тьме. Мы из тех, кто служил, кого оставили тут, кому вверили город! Когда вы забрались в свою грязь, мы остались!
Джеган еще повернул голову, так что его забинтованная щека коснулась груди Кадии.
– Пророчица, покажи в мыслях изображение этих, дай мне их увидеть.
Она чуть приподняла голову и посмотрела прямо на Госела, слагая в уме образ того, кто, видимо, был предводителем этих существ.
– 3-з-з-начит (Джеган превратил это слово в шипение), древние предания поведали правду. Но как же так? Сказано, что хасситти удалились с Исчезнувшими, которые странным образом питали к ним дружбу и никогда бы их не бросили.
Мы сами остались, —получил он мысленный ответ. – Ибо мы принадлежали к последним из тех, кого знали Хранители. И… —Кадию захлестнуло ощущение такой боли и тоски, что она вскинула руки, будто защищаясь от удара. – А когда те, что преградили путь Тьме, наконец, пали, мы остались. Мы знали, что так все кончиться не может. Величие не умирает. Оно восстает вновь. И посмотри, разве мы рассудилиневерно? Эта Благороднейшая вернулась, как мы, видели в снах!
—Джеган (Кадия попробовала устроить его поудобнее), хасситти верят, будто я – одна из Исчезнувших. Хотя я твержу им, что это не так.
Ты пришла к нам! —Госел посмотрел прямо на нее. – Сны были верны. Что надо сделать. Благороднейшая, чтобы ты вернулась к своему народу?
Кадия вспомнила меч, воткнутый в землю в саду. Она вернулась, но бремя с нее не снято. Так что ей предстоит?
ГЛАВА 6
Над городом все еще нависало серое, сумрачное небо сезона дождей, хотя ни ливни, ни бешеные ветры туда не проникали. Еще одно волшебство Исчезнувших, решила Кадия.
Она стояла у окна на верхнем этаже и смотрела на угрюмые ряды зданий, строгость очертаний которых там и сям смягчали завесы вьющихся растений. Находилась она не во дворце с парадным залом, куда ее вначале привели хасситти, а в примыкавшей к нему башне, куда они проводили ее теперь и куда по ее настоянию принесли Джегана.
Тут имелась и мебель. Видимо, в этой и двух других комнатах, занимавших весь этаж, прежде жил некто высокопоставленный, и хасситти старались, как могли, сохранить все в порядке.
На круглом возвышении стояло ложе странной формы, напоминающей створку раковины. Возможно, материалом для его изготовления послужило вещество, созданное из толченых ракушек. Стол на низких ножках отливал тем же перламутровым блеском. Рядом лежала стопка циновок, застланных богато вышитой тканью, выцветшей, но без прорех. Сумрак в дальних углах разгоняли горящие лампы с абажурами из раковин.
Росписи на стенах изображали широкий залив, написанный столь искусно, что Кадия была готова поверить, будто видит волнующуюся воду, если бы не три окна, выходившие в реальный мир. У берега залива бродили длинноногие птицы, вздымались заросли камыша с золотыми стрелами цветов.
И еще – большой сундук. Две хасситти женского пола, бывшие среди ее провожатых, поспешили откинуть крышку. Внутри заблестели складки инкрустированной драгоценными камнями материи, а в небольшом отделении лежали ожерелья, браслеты и другие сверкающие украшения.
Олла и Рунна заявили, что теперь все это принадлежит Кадии, и явно огорчились, когда она не поспешила тотчас сменить свою изношенную дорожную одежду на все это великолепие. Девушка только отмахнулась от их настояний, занятая тем, чтобы Джегана устроили поудобнее на тюфяке, набитом камышом, где он все время оставался бы у нее под наблюдением.
Лишь совсем недавно Тостлет сняла повязку и осмотрела глаза оддлинга. Немного погодя Джеган повернулся к Кадии с радостным восклицанием, которого она опасалась никогда от него не услышать:
– Королевская дочь, я вижу!
Он вцепился ей в плечо, когда она опустилась на колени возле него, и притянул к себе.
Никогда еще она не видела на его лице такого счастья.
– Так хорошо, Пророчица! Так хорошо! Вошла Тостлет с чашей в когтях.
– Дай этому испить, – она протянула чашу Кадии, словно опасаясь, что из ее рук Джеган чашу не возьмет. – Испей и усни. Теперь нужен только сон.
Он выпил, Кадия ласково помогла ему лечь, и его веки сомкнулись. Они все еще были вздутыми, а кожа вокруг опухла.
Кадия удостоверилась, что он уснул, и тогда отослала хасситти. Если они и правда завлекли Джегана в этот водоворот огненного света, то хотя бы постарались исцелить его, когда он оттуда выбрался. Ее гнев угас. Вполне вероятно, что они лишь исполняли какой-то давний завет, когда заманили Джегана в лабиринт или не помешали ему войти туда. Теперь она уже их в этом не винила.
А лабиринт внушал ей благоговейный ужас. Какие неведомые познания требовались, чтобы создать такую ловушку! Наверное, даже Орогастус на вершине своей мощи не сумел бы установить подобную защиту. А как давно был создан лабиринт и приведен в действие? Если его не воссоздали хасситти, то неужели он пребывает в этом виде со времен Исчезнувших?
Кадия провела ладонью по лбу. Столько вопросов, столько загадок!
Этот день снова и снова напоминал ей, как она невежественна. Но Великой Волшебницей стала Харамис. Магией занимается Харамис, а не она. Быть может, ее сестре следовало бы искать тайны не в горах, а в болотах!
Она устало отошла от окна. Наступала ночь, а утомление и пережитые ужасы совсем ее измучили. Она вновь остановилась перед сундуком, который Олла оставила открытым, и, подчиняясь внезапному порыву, вынула верхний сверток и расправила его, подняв повыше. Он засверкал, точно роняя капли росы, так как был расшит множеством маленьких хрустальных подвесок, которые мелодично позванивали, стоило ей шевельнуть рукой.
Одеяние походило на обветшалые мантии, которые она видела на некоторых хасситти, но только выглядело совсем новым в своем великолепии. Словно сшили его только вчера. Длинные пышные рукава застегивались на запястьях хрустальными браслетами. Спереди оно хитро зашнуровывалось, для чего служили выпуклые хрустальные пуговицы.
Основной цвет был белый, но когда Кадия ближе рассмотрела его складки, то заметила, что они переливаются радужными красками, точно внутренность раковины. Она приложила его к себе. Очень длинное, несомненно предназначенное для кого-то заметно выше ее, оно зато не грозило расползтись на ней от ветхости.
Приняв решение, Кадия перекинула одеяние через руку и, еще раз поглядев, все ли в порядке с Джеганом, прошла в соседнюю комнату. Там струя воды, столь же чистой, как в фонтанах снаружи, изливалась изо рта каменной рыбы в чашу, достаточно вместительную, чтобы она могла омыться в ней.
Кадия положила одеяние в стороне и потянула застежку своей чешуйчатой кольчуги. И вдруг заметила сбоку какую-то фигуру. Девушка испуганно схватилась за кинжал и лишь потом сообразила, что смотрится в зеркало невиданных размеров – высотой от пола до потолка! И жалкое существо в нем – она сама! Спутанная грива густых волос с проплешинкой на макушке – памятка о схватке с удавоподобной лианой, разбухшие болотные сапоги… Даже земледелец в затопленных полях весной и то выглядит пристойнее!
Она поспешно сбросила одежду, пропитанную болотным илом, и погрузилась по шею в ванну. Вода была теплой, как в первом фонтане. Кадия сразу угадала назначение ящичков на полке под рукой – быть источником одного из удовольствий, ожидавшего ее в Цитадели после дня, проведенного в болотах с Джеганом. В них хранились толстые квадратные куски густого мха, который, если его намочить и выжать, покрывал руки душистой пеной. Она смыла грязь с тела, а затем взялась за волосы, хотя пена больно обжигала кожу там, где прядки были вырваны с корнем.
Наготове было и камышовое полотенце. Она хорошенько вытерлась, а потом облеклась в царское одеяние. Всю свою жизнь она видела церемониальные наряды, иной раз, стиснув зубы, сама их носила, но во всем богатейшем гардеробе ее матери не нашлось бы ничего, сравнимого с этим.
Но он оказался ей велик, так что пришлось отчистить собственный пояс с помощью мха, а потом вытереть его досуха, чтобы как-то подобрать отягощенные хрусталем складки. Рукава она высоко подвернула, но подол, несмотря на пояс, все-таки волочился по полу, так что она опасалась споткнуться и упасть.
Кадия повернулась к зеркалу и состроила гримасу своему отражению.
На фоне белизны одежды ее лицо и руки выглядели загрубелыми и темными. А что делать с проплешинками? Только надеяться, что волосы снова отрастут. Нет, такие наряды не для нее. Однако, поглядев на свою валяющуюся на полу одежду, она не смогла заставить себя сменить роскошное одеяние на это рубище.
Ей даже не хотелось, чтобы чудесная материя хотя бы соприкоснулась с ним. Но бросать старую одежду тут не годилось. Надо будет поискать способ, как ее вычистить, залатать прорехи, вывести все пятна.
Кадия собрала ее вместе и, вытянув руку, отнесла в первую комнату, где положила на циновку в углу. Уж, конечно, Олла или Рунна покажут ей, что можно будет сделать.
Разбросанные по полу мягкие кремово-желтые циновки нежили ее босые ноги, но тяжелый пояс, стягивающий тонкую ткань, раздражал ее, и она, порывшись в сундуке, вытащила шарф, словно бы сотканный из серебра – из нитей тоньше шелка, и скрутила из него кушак, к которому тут же прицепила свой кинжал. Слишком уж долго он неизменно был у нее под рукой, и остаться без него ей не хотелось. За служившим дверью занавесом из тонких деревяшек донеслись негромкие звуки. Хасситти! Она улавливала движение их мыслей, хотя и не попыталась в эти мысли заглянуть.
– Входите! – Подобрав одеяние, чтобы оно не мешало ходить, Кадия увидела, как Олла вносит поднос, уставленный серебряными тарелками, в сопровождении Рунны, держащей приятно пахнущий светильник.
Направляясь к столу, обе почтительно наклонили головы в ее сторону.
Олла указала на стол, а затем на Кадию: ее щебечущий голос напоминал веселый стрекот насекомого в траве. Кадия послушно опустилась (не без труда из-за обильных складок платья) на сложенные циновки. Рунна бросилась расправлять сбившиеся в ком складки, а Олла сняла крышки с двух мисок и налила воды в такой же кубок, как те, из которых они пили с Го-селом.
Вновь еда состояла из плодов и своего рода густой похлебки, но теперь они позаботились найти для нее ложку, правда огромную. Кадия ела с большим аппетитом, улыбаясь и благодарно кивая хасситти.
Все это происходило, словно во сне. Душистый дымок завивался над светильником, темнота сгущалась, и маленькие лампы-раковины не могли разогнать сумрак. Когда она поужинала и хасситти унесли поднос, Кадия села возле Джегана. Спал он спокойно, но его близость возвратила ее к реальности.
Девушка поглаживала пальцами подол платья, укрывавший ее скрещенные ноги. На ощупь ткань была самой настоящей, да и комната не выглядела призрачной.
И все же ей было не по себе. Словно она взялась делать что-то, о чем не имела ни малейшего понятия. Прежде все представлялось ясным: добраться до сада и избавиться от своей части Великого Талисмана, а затем открыть… узнать, как обещал ей некто под покрывалом при их встрече. Но узнать – что? Неизвестно.
Магические чары? Нет, это удел Харамис. Королевство в болотах? Она не ищет короны и не соперничает с Анигель. Внутри ее – пустота, и необходимо узнать, как ее заполнить. И чем.
Прежде никто из ее народа не чувствовал себя на болотах так свободно. Ниссомы и уйзгу пришли сражаться по ее призыву – а может, их привело известие, что она воскресила древнюю Силу. Трясины и обычаи их обитателей она, по ее убеждению, знала, как никто другой в Рувенде – даже самые предприимчивые торговцы.
Но это был край тайн, скрывавших другие тайны. Возможно, одной жизни было мало, чтобы постигнуть их все.
Великая Волшебница Бина пребывала в своей башне в Ноте… но должна была знать много. Если и правда она принадлежала к Исчезнувшим и была оставлена здесь Хранительницей, тогда она ведала все о прошлом – том обветшавшем прошлом, которое хасситти старались содержать в подобии порядка.
Кадия медленно и решительно закрыла глаза. Она сумела вступить в общение с Госелом, улавливала, хотя бы поверхностно, мысли его соплеменников. А теперь – найти того, кто обещал ей Знание. Ведь для этого она и пришла сюда.
Как прежде она старалась подчинить себе свои мысли, чтобы достичь мыслей хасситти, так теперь она попыталась создать в уме образ той фигуры, которая мнилась облаком тумана, позвать…
Кадия вся напряглась, но не испустила крика, который чуть не сорвался с ее губ. Она, дронса, мысленно отпрянула и невольно прижала руки к ушам.
В своем неведении она коснулась чего-то настолько темного, настолько угрожающего, что, казалось, к ее горлу приставили лезвие кинжала. Она открыла глаза.
Теней вокруг было много. Она принудила себя осмотреть по очереди все углы комнаты, ища хотя бы намек на источник этой угрозы. Ничего! Только Джеган вскрикнул и замахал руками, точно отбиваясь от врага. Но он не привстал, не открыл глаз, и Кадия решила, что он так и не пробудился, а охватившее ее чувство вызвало у него тревожный сон.
Сон! Хасситти говорили про сны, упоминали, что следуют им…
Но тут ее размышления оборвались, так как возле двери послышались звуки, и Кадия узнала мысли Госела, словно увидела его перед собой.
Благороднейшая —зов был настойчивым.
Войди!
Он вбежал в дверь. Волочащуюся шаль он подобрал, чтобы двигаться быстрее.
Благороднейшая!
К удивлению и досаде Кадии, он распростерся перед ней, протягивая руку к краю ее одеяния, но не касаясь его. Хасситти был весь во власти страха, передавшегося и ей. Джеган на постели из циновок задвигал головой и испустил тихий стон.
Оно шевельнулось… —Госел смотрел на нее так, словно хотел силой взгляда вырвать ответ на вопрос «что делать?» – Сон посетил Куава, —продолжал он после краткого молчания. – Вещий сон. Зло двинулось, хотя куда и как, сон не открыл. Но Куав в большой тревоге. Благороднейшая, прибегни к Силе, скажи нам, что грядет, и скажи, что нам должно делать?
Они ничего не желают слушать, они все еще считают ее Исчезнувшей. Как убедить их, что у нее нет Силы?
Госел! —Кадия старалась привести свои мысли в порядок, сделать их ясными. – Я уже говорила тебе, что я не та, за кого ты меня принимаешь. Мой народ не владеет Великой Силой… —Тут она вспомнила Харамис и поправилась: – Почти никто из нас ею не владеет, и я в том числе. Сюда меня привел обет. Кто наложил его на меня и для чего, я не ведаю. Но… —Она закусила губу. – Когда мне предложили корону, Госел, я предпочла взамен край трясин. Возможно, потому что верила, будто Тьма покинула болота, когда мы сокрушили Волтрика и Орогастуса. Но выбор я сделала и не отрекусь от него. Ты показал мне здесь хранилище знаний, которые, кажется мне, далеко превосходят все, что известно моему народу, недоступны они и мне. Я обладала Силой, но по воле чего-то, что оставалось вне Кадии, дочери Крейна, Не обманывай себя. Я не могу метать молнии или заставить ветры служить мне. Я не могу вызывать демонов, не могу защитить вас или кого-либо еще в этом краю. Однако я узнаю то, что смогу узнать, и сделаю то, что смогу сделать!
Госел уже встал, чуть отвернув голову, и лампы отбрасывали на ложе-раковину его причудливую тень.
– Сон посетил Куава, и Васпа, и Трага, а прежде – Занью, Юситу и Варк, и еще прежде – многих других… Те, кто были тут, вернутся. А что может призвать их, как не движение, которое Куав увидел среди теней сна? Прийти сюда могут лишь те, кому назначено. Ты бывала тут раньше, тебя видели. Но тогда мы знали, что время еще не приспело. А теперь мы молим тебя, Благороднейшая: встань между нами и тем, что грядет.
Кадия вздохнула. Она сделала все, что могла. И может быть, верно, что теперь она обречена потерпеть неудачу, но в ней вспыхнуло былое упорство. Опасаться несчастья – значит навлечь его на себя. Раз хасситти не желают принять правду, она просто должна сделать все, что сумеет. Но ее и без того нелегкое положение осложнялось тем, что она не знала, с чем ей предстоит столкнуться.
– Какое Зло зашевелилось? – спросила она. Госел покачал головой.
– Куаву это не открылось. Лишь то, что оно древнее и темное. Оно было долго погружено в дремоту…
– Те, кто некогда обитал здесь, вели летописи. Если оно такое древнее, нельзя ли поискать в них упоминаний о нем?
Хасситти ответил поспешно и с проблеском надежды:
– Это возможно, Благороднейшая. Правда, для поисков того, что должно найти, необходим светильник. И сновидцы попробуют опять. Сейчас же!
И он, взметнув шалью, торопливо ушел.
Кадия вынула кинжал. Любимое оружие было опорой, напоминанием о реальности в этом мире сновидцев и неясных угроз. Записи, которые она видела в одной из комнат, набитых тем, что оставили тут Исчезнувшие… способны ли хасситти читать их? В том, что ей такая задача не по силам, она не сомневалась.
– Пророчица…
Кадия быстро повернулась к Джегану:
– Что я могу сделать для тебя, мой товарищ?
Она увидела, как его широкий рот сложился в улыбку.
– Речь пойдет, королевская дочь, о том, что могу сделать для тебя я. Не допусти, чтобы эти прыгунки с их снами и заботами о том, чего они не понимают, сделали из тебя свою защитницу.
– Но что ты вправду знаешь об этом народце, Джеган? – спросила она. Он перестал улыбаться.
– Очень мало, Пророчица. Пока я не увидел их своими глазами, то думал, что эти мои знания – как клочок болотного тумана, даже легковеснее. Они – создания Исчезнувших, как и наши племена… и скритеки. Но все думали, что они последовали за Великими в неведомое. Словно у них не было никакой жизни без тех, тогда как нам во владение были отданы болотные трясины. Они в родстве с нами не больше, чем скритеки, хотя в отличие от тех и не являются порождением Тьмы.
– И ты видел сны, охотник?
Он помолчал и чуть отвернул голову от нее.
– Да, видел. – Она заметила, как он содрогнулся. – Но теперь их не помню. Быть может, все это (он описал рукой полукруг) – место сновидений. И нам лучше уйти отсюда.
Кадия устало покачала головой.
– Я бы согласилась… если бы не меч. Он остается неизменным, и, значит, я не вольна идти своей дорогой. Но ты ничем не связан, Джеган.
Он посмотрел прямо ей в лицо, и она устыдилась своих последних слов.
– Друг мой, – поспешила она сказать, – я не отсылаю тебя. Выбор принадлежит тебе.
– И я сделал его уже давно, – сказал он.
ГЛАВА 7
Кадия оставила гореть одну лампу. Но и в ее смутном сиянии она видела, как поблескивают подвески на одеянии, которое она бросила в ногах кровати. Эта раковина не была устлана спальными циновками, к которым привыкла девушка, а заполнена пухом, видимо камышиным. В это гнездышко, вероятно, и полагалось ложиться.
Кадия легла, заложив руки под голову, и попыталась четко представить себе то, что предстояло. Поиски вслепую, если только не удастся отыскать сведения в грудах записей, которые она мельком заметила, когда хасситти показывали ей свои хранилища.
Она никогда не заглядывала в старинные летописи, даже написанные на знакомом языке… а язык этих ей, конечно, неизвестен. Задача для Харамис!
Харамис…
Кадия прижала руки к амулету у себя на шее, забрала его в ладони и закрыла глаза, пытаясь обратить мысленную речь к сестре. Но не ощутила ни ответа, ни даже сближения… Она, правда, и не слишком надеялась на удачу.
Однако амулет вливал тепло в ее руку, и оно разливалось по ее телу, проникая в самое сердце. Кадия крепко прижала амулет к груди, больше уже не пытаясь достичь того, чего не понимала. И ее мысли обратились к саду. Утром она пойдет туда…
Она пробудилась так внезапно, словно прозвучал сигнал тревоги. Лампа еще горела – маяк во мраке. Кадия выбралась из пуховой подстилки, которая вздымалась вокруг нее, точно волны.
Перейдя через комнату, она убедилась, что даже за этот короткий срок хасситти успели заняться ее дорожной одеждой: все, что можно было вычистить, они вычистили, все, что можно было починить, – починили, и она могла надеть привычный костюм без отвращения.
Разбудивший ее призыв все еще звучал у нее в голове. Помедлив лишь для того, чтобы проверить, спит ли Джеган, она тихонько вышла из комнаты.
Внизу виднелось слабое сияние, словно там был оставлен светильник. Она спустилась по лестнице и оказалась перед массивной дверью – первой, которую увидела в городе. Но дверь открылась при первом же толчке, и Кадия вышла в ночной мрак.
Вновь она сжала амулет в руке. Он вновь засиял так же, как много лун тому назад, когда привел ее к башне Вины. Искра света внутри скользила по крохотному Черному Триллиуму, то вспыхивая, то угасая, пока Кадия осторожно поворачивала амулет то так, то эдак.
Этот подарок Вины новорожденным сестрам был создан магией Исчезнувших. И девушка верила, что тут, в самом сердце их страны, ему можно довериться. Подчиняясь внутреннему толчку, ее разбудившему, она пошла вперед сквозь ночную мглу. Но она не забывала следить за тем, что было вокруг, – схватка с хищной лианой научила ее многому.
И в темноте Кадия не сомневалась, что идет обратно тем же путем, который привел ее к хасситти, а потому не удивилась, когда подошла к первой ступеньке садовой лестницы с безмолвными и неподвижными Хранителями по сторонам.
И вот она уже между колонн смотрит вниз туда, где искорки прекрасных насекомых кружат между цветками. Спускаясь по внутренней лестнице, она наслаждалась благоуханием, которое казалось сильнее даже пряного аромата светильников хасситти. Яркая зеленовато-голубая искорка подлетела к ней и на миг-другой повисла над амулетом, который она протянула ей навстречу.
– Я пришла! – сказала Кадия вслух и встала около меча, воткнутого в землю, ни в чем не изменившегося.
Нет… перемена все-таки произошла. С того момента, как меч вернулся к ней, сослужив свою службу как часть Великой Силы, веки трех глаз оставались плотно сомкнутыми. А теперь они чуть разошлись, словно должны были вот-вот подняться.
Кадия страшилась дотронуться до меча-талисмана, хотя и знала, что выбора у нее нет. Она нагнулась и сжала руку на клинке чуть ниже рукояти. Меч словно бы сам выпрыгнул из земли в ее руку.
Бремя, которого она не ищет, но должна нести! Кадия подняла его, чтобы получше рассмотреть рукоятку. Да, веки разомкнулись. Девушка торопливо убрала меч в ножны, не желая пробудить Силу, заключенную в нем. Тут не ощущалось никакой угрозы, и ей не верилось, что где-то неподалеку затаилась опасность.
Однако она не избавилась от какого-то тревожного чувства.
Кадия вернулась к лестнице и поднялась на ступеньку, глядя, как сад затягивается туманом. Хотя была глубокая ночь, она различала кусты, деревья, цветы. И вновь, охваченная томлением, сходным с болью, она простерла обе руки ко всему, что росло тут, ко всему, что могло вырасти…
– Скажите мне… откройте, чья это воля. Один обет на меня возложила Вина. Кто теперь делает меня своим орудием?
Раздался шорох, закачались ветки, которые она различала с трудом. Искорки насекомых метнулись друг к другу, будто им что-то угрожало и они хотели быть вместе. Кадия затаила дыхание, не сомневаясь, что сейчас появится тот, кого она встретила тут тогда.
Но видела она только колеблемые ветром ветки да рой искр. Затем искры разлетелись во все стороны, каждая сама по себе, точно причина их испуга исчезла.
Кадию охватил гнев – тот гнев, который она знавала в прошлом, когда оказывалась бессильной. Словно распахнулась дверь, и все-таки в нее нельзя войти.
Кадия медленно поднялась к колоннаде. Туман как будто успел еще сгуститься. Статуи Хранителей были словно укутаны покрывалами. И все же, спускаясь, она на каждой ступеньке поворачивалась то к одной, то к другой, протягивая к ним амулет, словно его сияние могло что-то высветить в этих стражах. Один раз она шагнула к статуе справа и коснулась пальцами холодящей поверхности.
В ней проснулась уверенность, что эти статуи скрывают какую-то тайну, и она должна узнать какую. Ах, если бы она только не была такой невежественной! Глухой внутренний гнев обращался теперь на нее саму.
Вновь с мечом в ножнах Кадия вернулась по улицам безмолвного города и вновь поднялась в спальню в башне. Ей не встретился ни единый хасситти, и она решила, что у них есть какие-то помещения, где они спят. И видят сны?
Она легла в постель, извлекла меч из ножен и положила рядом с собой. Глаза на рукояти не открылись, но и не закрылись совсем. Сила, возможно, дремала, но она не покинула меча.
Если в конце ночи кому-то и снились сны, Кадия к их числу не принадлежала. Хотя она вновь взяла свой меч, почему-то в душе у нее воцарился мир. Джеган совсем оправился и разделил с ней завтрак, к молчаливому, но явному неодобрению Оллы и Рунны.
Мысли Кадии занимала библиотека – та комната, где она видела много книг и свитков.
Если она узнает побольше о прошлом, не удастся ли ей лучше разобраться в том, чего от нее требует настоящее?
– У наших Говорящих есть своя ткань времени, – заметил Джеган, когда она сказала ему, где думает начать поиски. – В некоторых селениях хранятся очень старые свитки. Но читать их, а затем толковать способны только они сами. У них эти знания от рождения. Так же как птенец, когда он достигает положенного возраста, вылетает самостоятельно, так и они читают. То, что для одних остается тайной за семью печатями, для других – хранилище знаний.
– Ну а ты, охотник? Эти записанные истории тебе ясны?
Раз у оддлингов имелся свой способ сохранять прошлое, возможно, он основывался на каком-то искусстве, которым владели их наставники – Исчезнувшие. В таком случае помощь Джегана была бы бесценной. На помощь хасситти Кадия особенно не рассчитывала, так как у нее сложилось впечатление, что они упрямо сохраняли многое им непонятное.
– Нет, Пророчица, я владею иными знаниями – о повадках животных, о растениях в болотах, о временах года. Эти знания я получил, потому что птенцом был отдан в обучение Рус-лугу, величайшему охотнику в моем селении. Кое-чему я научился от твоих соплеменников, так как жил в Цитадели и служил королю. Но древние тайны, записанные на свитках… тут не жди от меня многого.
Кадия ухватилась за последнее слово.
– Ты сказал «многого», так, значит, что-то тебе известно?
Джеган заерзал и, поспешно схватив кубок, начал пить, словно в размышлении оттягивал ответ.
– Пророчица, Говорящая моего клана всегда старалась приобрести больше знаний. Когда юношей я был болотным гонцом и искателем старинных вещей, она показала мне, чему отдавать предпочтение. Я умею распознавать некоторые древние знаки. И все.
– Но это уже кое-что, – возразила Кадия и отставила свою пустую миску, слизнув с ложки последние капли похлебки. – Я бы могла многому научиться, но мне не нравилось терять часы в спертом воздухе библиотеки, как и тратить их на вышивание красивых узоров. У Харамис была любовь к знаниям, у Анигели – ловкие пальцы, а у меня были болота.
Комната, где хранились записи, ошеломила Кадию. В первый раз она просто заглянула в нее с порога, когда хасситти водили ее по своим хранилищам. Теперь, когда она попросила проводить ее туда снова, с ней отправились трое, и двое несли светильники.
Поиски обещали быть тяжелой задачей, тем более что она не знала, что ищет. С порога светильники озарили только переднюю часть комнаты. Полки, которые увидела девушка, были завалены свитками – в футлярах и без, брошенными на милость времени, а может быть, и насекомых-точильщиков. Под полками у стен громоздились ящики, а между ними виднелись толстые книги, вроде тех, которые торговцы иногда привозили ее отцу. Он брал их охотно, хотя их содержание могло и не поддаваться прочтению. Крышки их переплетов были деревянными, и многие скреплялись металлическими застежками.
С каких начать? И что искать? Не тайны магии и заповедные предания, которые всегда влекли Харамис. А историю тех, кто написал все это. Да, магией они владели, но Кадия хотела узнать больше о них самих, о том, куда они удалились и почему. Что-то подсказывало ей, что сновидцы, предсказавшие приход Зла, были связаны с миновавшим и что настоящее порождалось прошлым.
Хасситти остановились у двери. Они сердито защебетали между собой, когда Кадия забрала у одного светильник, который отдала Джегану, а второй взяла сама. Они загородили дверь, словно чтобы помешать ей войти, но посторонились, когда она решительно шагнула внутрь.
Кадия высоко подняла светильник. Джеган отошел к ближайшей стене, и лучи его светильника упали на ящики, свитки и тусклый металл книжных застежек. Хотя света было мало, она увидела неподалеку стол, заваленный свитками в футлярах, и кресло с богатой резьбой, в завитушках которой скопилась белесая пыль.
Вот и место для работы! Кадия опустила светильник так, чтобы яснее увидеть столешницу. Прямо перед креслом свитки были отодвинуты в сторону. Блеснула металлическая трубка, поставленная в вазу. Рядом лежала полоска пергамента, теперь почти такая же темная, как поверхность стола. Видимо, того, кто сидел тут последним, внезапно оторвали от его занятий.