Текст книги "Золотой, Небесный Триллиум (сборник)"

Автор книги: Андрэ Нортон

Соавторы: Мэрион Зиммер Брэдли,Джулиан Мэй
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

– Извини, – коротко произнесла она вслух.

В конце концов, что тут еще можно сказать? И к тому же Майкайла слишком хорошо знала, что, продолжая в таком же духе, непременно сморозит еще какую-нибудь глупость. Пора, пожалуй, сменить тему.

– Ты не знаешь, Узун, куда отправилась с утра госпожа?

– Нет, – вздохнула арфа. – Она сегодня не заходила даже сказать «доброе утро».

– Как-то это странно, – проговорила Майкайла. – Свой завтрак она, похоже, уже съела.

– Дерни за шнурок звонка, дитя мое, – отрывисто проговорил Узун. – Узнай у Эньи, что случилось.

Энья появилась через несколько минут. И едва успела показаться на пороге, как Узун уже спрашивал, где Харамис и что с ней.

«Может, он и слеп, но по крайней мере слух у него великолепный, – подумала Майкайла. – Кажется, он услышал ее приближение на добрых полминуты раньше меня».

– Она покинула башню, – объяснила Энья. – Всего лишь с минуту посидела за столом, глядя куда-то в пустоту – вы ведь знаете эту ее привычку, принцесса, – а затем вдруг отставила тарелку, надела свою мантию и улетела на одной из этих ее огромных птиц.

– Куда она отправилась? – спросил Узун – Она не говорила?

– Видите ли, господин Узун, – немного смущенно ответила Энья, – это ведь совершенно не мое дело – спрашивать о том, куда она отправляется или откуда приходит, поэтому, мне кажется, я действительно не могла бы…

Струны арфы сердито зазвенели, и Энья нервно сжала в ладонях фартук.

– Она полетела куда-то к югу, может быть, к Цитадели. Точно я ничего не знаю.

Майкайла судорожно вздохнула, с ужасом понимая, что это не сулит ничего хорошего.

– Файолон! – воскликнула она и опрометью выбежала из комнаты.

Только добравшись наконец до своей спальни и заперев дверь на засов, девочка решилась перевести дух. Затем схватила шкатулку и высыпала шарики на ладонь. Они закрутились почти без ее помощи, а магическая сила проявилась мгновенно, как только послышались звуки, а не изображения. Шарик Файолона, несомненно, надежно спрятан под рубашкой, поэтому ничего и не видно. Зато идущий где-то около него оживленный спор отчетливо слышен.

– Должно быть, вы ошибаетесь, госпожа, – холодно и уверенно говорила королева. – Моя дочь большая проказница, но она не могла повести себя безнравственно. Так же как и сын моей сестры.

– Очевидно, что она ошибается, – рассерженно заговорил Файолон. – Я ни разу в жизни не прикасался к Майкайле с подобными мыслями. В прошлом году должна была состояться наша помолвка, а затем мы собирались пожениться, и я, разумеется, просто не мог иметь намерения обесчестить свою будущую жену.

– Она новее не твоя будущая жена! – сердито перебила его Харамис.

– В тот период, о котором вы говорите, – ответил Файолон, – уверяю вас, мы все считали ее таковой. Я люблю Майкайлу и всегда буду ее любить – независимо от того, что вы с нею сделаете, – и никогда в жизни не причинил бы ей никакого вреда.

– Да это просто смехотворно… – слабым голосом запротестовал король. – Посмотрите же наконец на него: они же едва только вышли из детского возраста. Да и кроме того, – добавил он гораздо тверже, – последние два года Майкайла почти все время жила у нас. Они просто не могли лечь в одну постель, если только не допустить мысли, что вы сами впали в соблазн соединить их.

– Что?! – задыхаясь, выкрикнула Майкайла вслух. Файолон, несомненно, ее услышал, но, к счастью, его резкое «т-с-с!» заглушило голоса взрослых.

«Но я ведь еще слишком молода, чтобы вообще ложиться в постель с мужчиной, – подумала Майкайла. – Я хорошо помню свою старшую сестру в возрасте, когда выходят замуж. И в сравнении с ней я еще совершенно незрелая, что, кстати, довольно странно: ведь, кажется, обе сестры были именно такого же возраста, когда вступали в брак. Неужели Харамис что-то специально делает, чтобы оставить меня ребенком? Нет, такого не может быть: если бы она этим занималась, то понимала бы, что говорить теперь про нас с Файолоном – сущий вздор. Может быть, это побочный эффект изучения магии…»

– Но если они не испытали физической близости, – резко перебила Харамис, – тогда как вы мне объясните, что они так прочно между собою связаны?

– Что вы имеете в виду под словом «связаны»? – спросила королева.

– Именно то, что они действительно связаны и находятся в постоянном контакте друг с другом, – нетерпеливо говорила Харамис. – Откуда, по-вашему, тут столько снега – и в самой Цитадели, и по всему холму.

– О нет! – в ужасе прошептала Майкайла.

– Но какое отношение имеет ко всему этому снег? – Король, казалось, был окончательно сбит с толку.

– Спросите у этого юноши, – холодно ответила волшебница.

– Это случилось нечаянно, – стал спокойно объяснять Файолон. – Я вовсе не собирался устроить здесь снегопад. Я просто смотрел на Майкайлу, которая заставляла снег падать на башню, и тут мы оба уснули. А после этого заклинание каким-то образом стало проявляться и здесь.

– Что значит «заставляла снег падать»? – резко спросила Харамис – Она совсем не знает, как вызвать снегопад.

– Госпожа, – вежливо ответил Файолон, – стоит только посмотреть на стол, как становится совершенно очевидно, что нужно сделать, чтобы вызвать снегопад. Она делала это только для того, чтобы закрыть слой льда, которым нечаянно покрыла внутренний двор башни утром того же дня. Когда стемнело, вода после прошедшего дождя все еще оставалась на дворе, и ночной мороз вызвал там настоящий гололед. Майкайла просто не хотела, чтобы слуги на каждом шагу падали и получали увечья.

– Но не проще ли было растопить снег? – спросил король. – И какой прок покрывать его слоем снега?

– Чтобы растопить такой слой льда, да еще ночью, нужно слишком много энергии, – объяснил мальчик. – Кругом очень холодно и совершенно темно, так что солнцем воспользоваться нельзя, а ни одна из лун не дает достаточно сильного света. А если все-таки собрать достаточно энергии, чтобы растопить весь лед во внутреннем дворе башни, стоящей возле самой вершины горы, неизбежно растает и слишком много снега вокруг, и вниз пойдет по крайней мере снежная лавина, а может, даже и селевой поток. А вот если покрыть этот ледяной каток слоем снега, то по сугробам можно свободно ходить, и ноги при этом перестают скользить…

– Гм! – задумчиво произнесла Харамис. – И что же, Майкайла сама до всего этого додумалась? Или ты ей помогал?

– Мы обсудили это вместе, – сказал Файолон. – Мы давно привыкли работать вдвоем. Но большая часть плана принадлежит самой Майкайле, и, как правило, именно она всегда выдвигала оригинальные идеи, а на мне всю жизнь лежала обязанность следить за тем, чтобы не дать ей броситься сломя голову в какое-нибудь рискованное предприятие, не обдумав его до конца. А о том, что снег может уменьшить скольжение, мы отлично знаем – с тех пор, как три года назад ходили в поход в горы.

– А я и не знала, что ты раньше видел снег, – машинально проговорила Харамис. Ее голос стал теперь гораздо мягче.

Однако Файолон неожиданно испытал противоположные чувства.

– Не хотите ли вы сказать, – с трудом проговорил он, стиснув зубы, – что в тот момент, когда вы снабдили меня парой фрониалов, мешком с продуктами и одеждой, отправляя сюда дорогой, идущей лишь заснеженными горными перевалами, на прохождение которой требуется не менее четырех дней, вы думали, что я понятия не имею о том, что такое снег?

– Да я просто не задумывалась над этим вопросом! – сказала Харамис. – Что тут такого?

– Боги небесные! – рассерженно воскликнул он. – Да вам и вправду нет абсолютно никакого дела до жизни людей! Вам вообще нет дела ни до чего, кроме собственного удобства и благополучия! Ведь если бы у меня уже не было опыта и если бы я не знал, как разбить лагерь в лесу, я бы просто умер – неужто вам это даже не пришло в голову? Или вы именно этого и хотели, чтобы не сомневаться уже, что мы с Майкайлой разделены навсегда! Предупреждаю вас: если вы меня убьете, я вернусь с того света и стану преследовать вас и буду вечно сопровождать Майкайлу – до тех пор, пока она жива, да и после ее смерти тоже!

– Я вполне осознаю, что этих двух детей с рождения все считали лишними, – прозвучал страдальческий голос Харамис, обращенный к королю с королевой, – но было бы вполне резонно, если бы хотя бы кто-нибудь потратил немного времени на то, чтобы сделать из них цивилизованных людей. В жизни не сталкивалась со столь дурными манерами!

– Только не вздумайте обвинять их, – перебил Файолон. – Они свое дело сделали и научили нас хорошим манерам. Но если с нами обращаться не как с людьми а как с вещами, то ничего иного, кроме самых отрицательных черт характера, пробудить не удастся. А в том, что вы обращаетесь с людьми как с бездушными марионетками, нет никаких сомнений. Посмотрите хотя бы, что вы сделали с Узуном!

Майкайла услышала шаги Харамис и догадалась, что она прошла к окну. Девочка собрала все силы своего ума, сосредоточилась и в дополнение к звукам сумела уловить изображение. Харамис глядела из окна на лежащий во дворе Цитадели снег, Файолон смотрел на нее. Заклинание, с помощью которого волшебница всегда придавала себе одну и ту же внешность, теперь снова действовало: она выглядела как обычно. Только Майкайла уже знала, что все это лишь видимость.

После нескольких минут рассматривания пейзажа за окном Харамис вновь переключила внимание на Файолона.

– Я позаботилась о последствиях вашей маленькой пурги, – сообщила она. – За несколько часов весь снег здесь растает. А вот что касается вашей связи с Майкайлой, – тут она оглядела комнату, подошла к развешанным на стене мечам и взяла один из них, – то я намереваюсь разорвать ее и советую вам самим мне в этом помочь.

– А что, если мы откажемся? – спросил Файолон. Губы Харамис в раздражении сжались. – В любом случае я все равно разорву эту связь и пресеку все ваши попытки восстановить ее. А тебя отправлю обратно в Вар, там ты будешь приписан к королевскому флоту и отправлен как можно дальше в открытое море. На таком огромном расстоянии никто не может поддерживать связь. Тем более находясь посреди огромного водного пространства с сильным морским течением.

Она взмахнула мечом, прочертив в воздухе большую дугу. Затем направила его острие вниз. И в то же мгновение Файолон с Майкайлой одновременно закричали от боли. Связь оборвалась.

Глава 10

Майкайла очнулась и поняла, что лежит на боку, свернувшись калачиком и держась за живот, у себя на кровати. Чувствовала она себя так, будто передняя часть платья полыхает огнем. В голове тоже будто что-то горело– начиная от середины лба и до самой макушки. Майкайла услышала какие-то всхлипывающие звуки и лишь через несколько минут поняла, что издает их сама. Закусив губу, она заставила себя замолчать, но боль от этого не утихла. Девочка попыталась распрямиться, и неприятные ощущения тут же усилились. Оставалось лишь продолжать лежать, свернувшись в клубок, и ждать, пока боль сама собою утихнет. Прошло еще некоторое время, и сознание вновь покинуло Майкайлу, а боль оставалась по-прежнему сильной.

Во второй раз она проснулась оттого, что кто-то стучал в дверь. «Уйдите отсюда, – подумала она, – я не желаю просыпаться».

– Принцесса Майкайла, – раздался заботливый голос Эньи, – с вами ничего не случилось?

– Все хорошо, – отозвалась девочка. Однако слова ее прозвучали невнятно и походили скорее на птичье щебетанье.

– Уже время полдника. Вы не хотите поесть?

Мысль о еде казалась просто нестерпимой. Казалось, что отныне она никогда уже не захочет есть.

– Спасибо, Энья, но я действительно совсем не голодна. Передайте госпоже, что я поглощена учебой и не хочу отвлекаться на полдник.

– Она еще не вернулась, – ответила служанка. – А вы не знаете, где она?

– Наверное, все еще в Цитадели, – ответила Майкайла, пытаясь сообразить, сколько же прошло времени: когда она смотрела на Харамис с помощью шариков, была примерно середина утра, а теперь, судя по словам Эньи время полдника…

«Значит, я была без сознания часа два».

– Если она не вернется к обеду, – проговорила вслух Майкайла, – не утруждайте себя приготовлением еды. Я сама наведаюсь в кухню, когда решу сделать перерыв в занятиях. – Ей хотелось надеяться, что голос ее звучит так, как будто она действительно очень занята учебой, а не мучается от боли.

Энья, как видно, ничего подозрительного не заметила.

– Как хотите, принцесса, – ответила она спокойно. – Да, кстати, господин Узун хотел бы вас видеть, когда вы освободитесь.

– Спасибо, Энья, я очень скоро спущусь к нему.

«Как только смогу проделывать такие сложные манипуляции, как, например, встать с постели и пройтись», – добавила Майкайла про себя. Из-за двери послышались удаляющиеся шаги, и девочка опять погрузилась в сон.

Когда она снова открыла глаза, за окном было совсем темно. Комнату едва освещали лишь последние огоньки в очаге; все дрова выгорели почти дотла. Несмотря на продолжавшую поступать из отверстия возле кровати струю теплого воздуха, Майкайла сильно промерзла: засыпая, она не нашла в себе сил даже натянуть одеяло.

С величайшей осторожностью девочка выпрямилась. Все тело затекло от долгого лежания в одной позе, но, к счастью, самая сильная волна боли уже схлынула, в животе еще немного ныло, и не покидало чувство какой-то пустоты внутри. «Надо встать с постели, – сказала Майкайла вслух, как будто это должно было помочь выполнить намерение. – Надо пойти в библиотеку и отыскать описание того заклинания, которому Харамис нас подвергла. И выяснить, как ему противостоять».

Девочка медленно подползла к краю кровати, свесилась с матраца и постепенно приняла вертикальное положение, коснувшись ногами пола, а руками все еще продолжая держаться за постель. Она немного постояла и, убедившись наконец, что ноги ее слушаются, взяла со стола подсвечник, словесной командой заставила свечу загореться и направилась к двери.

Майкайла все еще чувствовала большую слабость и сильное головокружение. Даже на такую простую вещь, как отодвинуть задвижку двери, ей пришлось потратить несколько минут. Когда это наконец удалось, девочка медленно побрела в сторону библиотеки.

– Майкайла! – повелительно раздался перезвон струп арфы, когда она поравнялась с дверью в кабинет.

«Ах да, конечно, Узун ведь хотел меня видеть», – вспомнила Майкайла. Она приоткрыла дверь и просунула голову в кабинет; там было так же темно, как и в ее спальне, если не считать пламени камина. Здесь, в кабинете, огонь в очаге постоянно поддерживается, чтобы температура в комнате оставалась неизменной и благоприятной для Узуна. Арфы не очень-то легко переносят перепады температуры, даже если они наделены разумом. Во время одной из длинных ночных бесед Узун объяснил все это Майкайле до мельчайших подробностей.

– Подойди ко мне и присядь рядом, дитя мое. Или упади рядом, если это тебе будет легче проделать, – ласково проговорил он. – И скажи же мне наконец, ради Владык Воздуха, что в этом доме происходит? Харамис до сих пор не вернулась, ты вся разбита… Что случилось?

Майкайла осторожно поставила свечу на стол и куда менее осторожно плюхнулась в ближайшее кресло. Впрочем, в кресло ей попасть не удалось; она промахнулась и приземлилась прямо на пол. Прислонившись к креслу, она положила голову на сиденье и закрыла глаза. Делать еще какие-то движения – слишком тяжелый труд.

– Я сама толком не пойму, что произошло, – сказала она, – но как же мне больно!

– Про вчерашний дождь я уже знаю, – заговорил Узун. – А снегопад сегодня ночью – тоже твоих рук дело?

– Да, – угрюмо ответила Майкайла, – мне не хотелось, чтобы слуги скользили по льду и получали увечья. Пи кто ведь не пострадал, правда?

– Насколько мне известно, нет. Но рассказывай дальше.

– Когда я вызывала снег, мы с Файолоном были связаны. – Майкайла вдруг расплакалась. – Он зарисовывал магический стол, потому что этот стол гораздо лучше любой карты, какие можно разыскать в Цитадели. Ведь Файолон по-прежнему имеет право заниматься научными исследованиями, невзирая на то что мне приходится жить здесь, взаперти. Верно?

– Не вижу никаких причин, по которым ему нельзя было бы это делать, – отозвался Узун. – Если, конечно он не собирается в одиночку отправляться в дебри Запутанной Топи или в какое-нибудь другое небезопасное место.

– Он никогда не пускается в рискованные предприятия, – фыркнула Майкайла. – Это я обычно вытворяю что-нибудь сумасбродное и совершаю самые разные глупости, а он как раз все время занимается тем, что вытаскивает всю компанию из тех передряг, в которые я ее ввергла.

– Очень ценное для друга качество, – угрюмо прокомментировал Узун.

– Да. – Майкайла снова принялась плакать – на этот раз главным образом от обиды. – Но Харамис этого не понимает. Можешь ли ты поверить, что она и вправду отправилась сегодня к моим родителям и обвинила нас с Файолоном в безнравственном поведении?

– Но что заставило ее так подумать?

– Исключительно то, что в Цитадели начался снегопад в тот же самый момент, когда я вызывала снег. Она заявила, что мы с Файолоном в связи и связь эту она собирается разорвать, потом сняла со стены меч и… – Майкайла призадумалась. – Я не вполне уверена, что именно она после этого сделала; мне стало вдруг очень больно, и я упала в обморок, так что понятия не имею, что сталось с Файолоном, и очень за него волнуюсь.

– Заклинание, которое ты описала, очень простое, – проговорил Узун, – надо лишь взмахнуть мечом в воздухе как раз между двумя людьми и тем самым временно разрубить связь, а потом отчетливо представить себе пламя, сжигающее пучок нитей, что связывает этих людей.

– Теперь я понимаю, почему так себя почувствовала, – сказала Майкайла. – У меня все болело – начиная от макушки и до самого живота.

– Но ниже талии у тебя ничего не болит? – спросил Узун.

– Нет. А почему там должно болеть? – спросила Майкайла в недоумении. – Я и так по горло сыта тем, что у меня болит вся верхняя половина туловища.

– В зависимости от того, какого рода связь существует между людьми, – объяснил Узун, – нити тянутся к различным частям тела. Например, если бы вы с Файолоном были женаты, то при разрыве связи ощутили бы боли в ногах, а раз твоя боль доходит только до талии, совершенно очевидно, что Харамис не права.

– Файолон ей это объяснил еще до того, как она начала размахивать мечом, – сказала Майкайла, – но разве она желает кого-нибудь слушать?

– Да, это отнюдь не лучшая ее черта, – согласился Узун, – но я за нее очень беспокоюсь.

– Оттого что она до сих пор не вернулась?

– Отчасти да, но главное не в этом. Я чувствую, с нею что-то не так. Вчера утром, как раз перед началом вашего урока, с ней случилось нечто вроде приступа. Ей следовало бы по крайней мере несколько дней отдохнуть, а она вдруг сорвалась и отправилась в Цитадель.

– И ведь дело не в том, что у нее была какая-то необходимость разобраться с вдруг выпавшим вокруг Цитадели снегом, – заметила Майкайла. – Даже среди зимы в тех краях он растаял бы не позднее, чем через пару часов после обеда, а ведь сейчас уже весна.

– У нее весьма своевольный характер, – признал Узун, – она привыкла все делать по-своему. – Он вздохнул. – Принцесса, тебе, наверное, уже легче; может быть, ты сумеешь найти силы, чтобы с помощью магии увидеть ее и узнать, как она?

– Не знаю, – медленно проговорила Майкайла. – Наверное, можно попытаться, хотя мне до сих пор еще плохо. Я чувствую внутри какую-то пустоту.

– Попытайся, пожалуйста, – начал умолять Узун, – если уж не ради нее, то хотя бы ради меня. Я б, конечно сам все это проделал, если бы по-прежнему мог…

– Для тебя. Узун, я это сделаю. – Майкайла вытащила свой маленький шарик из-под платья.

«У меня нет никаких сил, чтобы разыскивать подходящую для глядения в воду чашу, и если я сейчас вообще смогу что-нибудь увидеть, то шарик для этого вполне подойдет», – решила она и вслух добавила:

– Я по-прежнему уверена, что с ее стороны было крайне дурно оставить тебя слепым.

Впервые за всю историю их отношений Узун не стал спорить и не бросился защищать Харамис. Все время, пока Майкайла пристально вглядывалась в шарик, играющий отражениями огней камина, оддлинг не произнес ни звука.

Вот она стоит в той самой комнате, что служила им для детских игр, посреди старинной башни Цитадели, и смотрит в окно в сторону горы Бром… В комнате темно, светит лишь одна свеча, стоящая где-то позади на полу. За окном слышен шум дождя. Видно, это именно из-за него на улице такая плохая видимость. Если кто из обитателей Цитадели и может оказаться в этой комнате – так только он.

– Файолон. – прошептала девочка.

– Майкайла? – прозвучал в ответ шепот мальчика. – У тебя все в порядке?

И тут вдруг она почувствовала себя превосходно. Голова уже не болит, живот тоже, да и это противное чувство внутренней пустоты моментально исчезло. Если, конечно, не считать того, что тут же навалилось сильнейшее чувство голода. Майкайла вспомнила, что после скудного завтрака совсем ничего не ела.

– Да, теперь мне совсем хорошо, – сказала она. – А ты как?

– Только что прошла боль, – отозвался он. – Наверное, это надо понимать так, что мы восстановили свою связь?

– Думаю, что да, – сказала Майкайла, оборачиваясь к арфе. – Узун, мы с Файолоном неожиданно перестали чувствовать боль. Означает ли это, что связь восстановлена?

– Да, именно так, – ответил тот.

– Ух ты, – воскликнул Файолон, – я слышу его голос!

– Очень хорошо, – проговорил Узун, – тогда слушай меня внимательно. Сперва ваша связь возникла оттого, что вы очень много времени проводили вместе, правильно?

– Почти что каждую минуту на протяжении семи лет, если только не спали, – подтвердил мальчик.

– И даже когда Харамис пыталась разлучить вас, вы оба очень хотели остаться вместе; постоянно думали друг о друге и даже старались разговаривать через пространство – и, насколько я понимаю, это вам удавалось, верно?

– Ты прав, – подтвердила Майкайла.

– Разорвать такую связь было бы в высшей степени трудно, даже если б связь эта не была такой мошной, если б вы оба не обладали такой огромной магической силой…

– Мы обладаем магической силой? – Майкайла с трудом перевела дух. – То есть я хочу сказать, что всегда знала, насколько талантлив в этой области Файолон, но я сама…

– Да-да, вы оба. Но даже если бы это было не так, разорвать подобную связь оказалось бы более чем трудно, потому что она существует уже много лет. Даже если бы вы оба желали ее разорвать и прилагали бы много сил для этого, большая часть нитей этой связи исчезла бы не раньше, чем через месяц, а то и два, а в чрезвычайных обстоятельствах, например в случае опасности, связь все равно возобновилась бы. Если бы ее хотел разорвать лишь один из вас, на это ушло бы не меньше полугода, а то и год, а если б второй человек при этом еще и сопротивлялся разрыву, то в несколько раз больше.

– Значит ли это, что Харамис не способна разорвать ее? – с надеждой спросила Майкайла.

– Действуя против воли вас двоих? – сухо проговорил Узун. – Очень сильно в этом сомневаюсь.

– По крайней мере, сейчас она ничем не может помешать нам, это уж точно, – вставил Файолон. – Готов поклясться, что она даже не знает о том, что связь восстановлена.

– А что случилось с нею самой? – взволнованно спросил Узун – Я чувствую: что-то случилось, что-то очень нехорошее!

– Мне очень жаль, Узун, – ответил Файолон, – я знаю, как ты к ней привязан… Врачеватели уверены, что со временем она вполне поправится, – торопливо добавил он. – Нынешним утром с ней случилось что-то вроде припадка или очень сильного душевного потрясения. Я, к сожалению, практически не видел, как все произошло; как раз в это время я корчился от боли прямо на полу. Могу только сказать, что она вдруг рухнула и теперь не может пошевелить ни единым мускулом на левой стороне тела. И еще она не способна теперь вызвать ламмергейеров – она хотела послать тебе весточку, Узун… Речь ее очень трудно понимать, потому что двигается лишь половина рта, а другая половина парализована.

Файолон помолчал и затем добавил:

– Я мог бы сам вызвать ламмергейеров, но боялся, что это только огорчит ее еще больше. Она и так мною очень недовольна.

– Есть там кому о ней позаботиться? – с тревогой в голосе спросил оддлинг.

– В основном ею занимается Айя да еще несколько лекарей из Зеленой Топи. Ей дают принимать препараты из яда болотных червей, чтобы разжижить кровь и предотвратить таким образом блокирование новых отделов мозга. Лекари сходятся в том, что последствия болезни большей частью могут быть устранены, то есть что она со временем сможет двигать левой частью тела, снова обретет способность ходить и все остальное.

– А как насчет ее магических способностей? – спросила Майкайла.

– В данный момент, кажется, у нее их совсем не осталось. – Файолон пожал плечами. – А вернутся ли они потом, никому не известно. Узун, может быть, из этого следует, что Майкайла уже теперь стала Великой Волшебницей?

– О нет, только не это! – воскликнула Майкайла. – Я еще совершенно не готова стать волшебницей!

Узун призадумался над вопросом.

– По-видимому, нет, – ответил он наконец. – Если б сила передалась Майкайле, она бы это почувствовала. Остается только ждать. Что будет, то будет.

– Что значит «если б сила передалась Майкайле»? – переспросил Файолон – Что Майкайла автоматически станет волшебницей, как только Харамис умрет?

– Да, – ответил Узун. – если, конечно, Харамис права в том, что ее преемницей должна стать именно Майкайла. Если же она ошибается, сила перейдет к кому-нибудь другому – к тому, кому действительно надлежит стать Великой Волшебницей.

– Не хочешь ли ты сказать, что неизвестно кто может вдруг обрести эту силу, а мы даже не будем об этом догадываться? – произнесла Майкайла.

– Теоретически это возможно, но на практике почти невероятно, – уверенно ответил Узун. – Я больше чем уверен, что именно ты должна будешь занять место Харамис.

– А что случится с тобой, если умрет Харамис? – спросила Майкайла. – Я хочу сказать, что раз уж она сделала тебя арфой с помощью заклинания и таким образом продлила твою жизнь усилиями собственной воли и соответствующими действиями, не умрешь ли и ты вместе с нею? – Майкайла, почувствовав вдруг себя совсем беззащитной, пододвинулась к Узуну и обняла рукой переднюю стойку его рамы. – Тебе что-нибудь известно о том заклинании, которым она воспользовалась?

– Его можно найти в библиотеке в одной из книг, – сказал Узун. – Завтра ты можешь этим заняться. А сейчас, юная госпожа, стоило бы тебе что-нибудь проглотить и отправиться спать. Это же касается и тебя, лорд Файолон, – добавил он, – ты успел сегодня хоть что-нибудь съесть?

– После завтрака – ничего, – сказал Файолон, – сперва было слишком больно, а потом все бросились суетиться вокруг госпожи Харамис, и мне захотелось только одного – уединиться, и вот я пришел сюда…

– Сюда – это куда? – переспросил Узун.

– Сюда? – повторил мальчик. – Ах да, ты же не можешь меня увидеть. Извини. Я в старой казарме гвардейцев, на самом верху башни. Вы с принцессой Харамис проходили через эту комнату, спасаясь от захватчиков; я сейчас в той комнате, что двумя этажами ниже того места, где вы сели на ламмергейеров, чтобы улететь.

– Да, очень хорошо ее помню, – сказал Узун. – Гвардейцы там больше не живут?

– Нет, здесь совершенно пусто, не считая нескольких предметов прежней меблировки. Мы с Майкайлой много лет пользовались этой комнатой для игр.

– Ну да, понимаю, – проговорил Узун, – и наверняка тебя никто не станет мучительно разыскивать, если ты куда-нибудь исчезнешь.

– Нет. Поскольку, чтобы сюда попасть, пришлось бы преодолеть семнадцать лестничных пролетов, никто из слуг не удосужится пойти за мной. Нас с Майкайлой никто и никогда не пытался разыскивать. Лишь бы мы вовремя появлялись за столом, а чем уж мы будем заниматься в перерывах между трапезами – это мало кого интересует.

– Прекрасно, – сказал Узун, – я хотел бы, чтобы ты сделал вот что. Сейчас поешь и отправляйся спать; тебе не меньше, чем Майкайле, следует собраться с силами, а потом, с утра, отправляйся к Харамис. Скажи, что видел меня во сне и я сказал тебе, что знаю о болезни Харамис и что сам позабочусь о Майкайле и буду обучать ее до тех пор, пока Белая Дама не сможет вернуться домой.

– Ладно – согласился Файолон. – Такая версия должна пройти без всяких затруднений. Она наверняка решит, что этот сон ты сам послал мне, и, считая, что ты пользовался своей собственной магической силой, не станет интересоваться, не восстановили ли мы с Майкайлой нашу связь.

– Но если вдруг об этом задумается, – возразила Майкайла, – она ведь обязательно поймет, что связь восстановлена. Узун, ты же сам говорил, что она не способна разорвать нашу связь, если только мы сами не станем помогать ей.

Легкий перезвон прошел по струнам арфы.

– Она вполне способна поверить, что вы станете помогать ей только потому, что она так велела. А поскольку сейчас у нее тяжелый приступ, она наверняка и вовсе об этом не станет задумываться. Может быть, она вообще сейчас не сможет ни о чем думать.