Текст книги "Золотой, Небесный Триллиум (сборник)"

Автор книги: Андрэ Нортон

Соавторы: Мэрион Зиммер Брэдли,Джулиан Мэй
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Глава 11

Харамис проснулась и увидела заливающий всю комнату свет. Ей показалось это очень странным, ведь в ее спальне никогда не было окна. Нет, все правильно, так и должно быть: солнце все время вот так же заливало комнату, и, будучи еще совсем маленькой девочкой, она играла в этих ярких лучах, рисуя таинственные знаки на запылившейся мебели. С телом что-то не так; какое-то странное чувство, будто бы долго спала в неудобной позе. Левая рука и нога спят до сих пор и не желают просыпаться. Кажется, ими и вправду невозможно пошевелить. С большим трудом, из-за того, что половина мышц не слушалась, Харамис отвернула голову от слепящего солнечного света и увидела сидящего с правой стороны кровати мальчика. «Кажется, я его уже знаю», – подумала она и все-таки не смогла сразу понять, кто это такой.

– Где моя мама? – спросила Харамис. – И где Имму? Где мои сестры? – Она почти не обратила внимания, что говорит очень невнятно.

Впрочем, мальчик, кажется, без труда понял каждое слово, но почему-то сильно побледнел и издал тяжелый вздох:

– Вы понимаете, где находитесь, госпожа?

– Обращаясь ко мне, надлежит говорить «принцесса», а не «госпожа». Или ты не понимаешь, с кем разговариваешь?

– Э-э-э… – Мальчик на мгновение запнулся и вдруг выпалил: – Как вы считаете, кто вы такая?

– Уж я-то прекрасно знаю, что я принцесса Харамис, наследница трона Рувенды, – вскипела она. – А вот кто такой ты? И что ты вообще здесь делаешь?

Харамис обвела глазами комнату. Как это она оказалась здесь наедине с этим бестолковым мальчишкой?

– И кто это сменил в моей комнате занавески? А где все остальные? Где Узун?

– Узун в башне, – поспешно заговорил мальчик. – Он явился мне во сне прошлой ночью и сказал, что ему известно о вашей болезни. Он велел передать вам, что позаботится о принцессе Майкайле и станет ее обучать, так же как это делали бы вы сами, до тех пор, пока вы не будете в состоянии вернуться.

– Кто такая Майкайла? И ты кто такой?

– Майкайла – это… м-м-м… ваша дальняя родственница. Вы обучали ее магии, пока не заболели. А я – лорд Файолон Барский.

– Ах так, значит, ты имеешь отношение к моей помолвке? – спросила Харамис. – Ты сюда приехал вместе с ним?

– С принцем Фиомакаем? – Мальчишка, видно, все еще чувствовал себя неловко. – Мы с ним тоже дальние родственники, но, к сожалению, сейчас его здесь нет.

– Так когда он появится? Нам уже скоро справлять помолвку.

– Не знаю, – сказал Файолон, – но мне не следует оставаться здесь и утомлять вас разговорами; я должен был только пересказать вам все, что велел сообщить господин Узун. Почему бы вам не постараться отдохнуть, госпожа… то есть я хочу сказать, принцесса. Я сейчас скажу экономке, что вы уже проснулись.

– Имму наверняка будет изо всех сил стараться напичкать меня своими несносными лекарствами. – Харамис сделала гримасу. – Давно я заболела? И вообще, что со мной?

Мальчик ушел, ничего не ответив, кажется, он только и ждал момента, чтобы выскользнуть из этой комнаты.

Харамис вздохнула. Что-то слишком уж странное тут творится. Однако она устала. Очень, очень устала – чересчур, чтобы о чем-то беспокоиться. И Харамис вновь погрузилась в сон. Такая сонливость очень ее удивила бы, если бы у нее еще оставались силы на то, чтобы удивляться.

Майкайла мучилась над тарелкой с завтраком, притащив ее с собой в кабинет, чтобы быть поближе к Узуну. Чувствовала она себя еще довольно вялой, но что ж тут удивительного: такие события, как вчера и нынешней ночью, утомили бы кого угодно. Жуткая боль, вызванная разрывом связи с Файолоном, правда, тут же прошла, как только связь восстановилась, но тело еще не вполне оправилось от всех этих передряг.

Спрятанный под платьем на груди шарик начал вдруг делаться все теплее и теплее, и в тот же момент раздался голос Узуна:

– Что это там за шум?

Майкайла выудила шарик из-за выреза платья. Он трясся как заводной и издавал, несмотря на свои крошечные размеры, почти что колокольный звон.

– Видно, Файолон старается меня вызвать, – объяснила она. – Эти маленькие шарики мы нашли однажды в развалинах, исследуя Черную Топь. Каждый из них размером примерно с ноготь моего большого пальца, – добавила Майкайла, вспомнив, что Узун ничего не видит. – Что-что, а уж глаза-то Харамис, по крайней мере, должна была тебе дать, – в очередной раз посокрушалась она, чувствуя горькую обиду за Узуна. Арфа ответила молчанием. – Те два, что мы с Файолоном взяли, – со вздохом продолжила она свои длинные описания, – как раз парны друг другу. Это, видно, какое-то приспособление, которым Исчезнувшие пользовались, чтобы общаться на расстоянии. Хотя мне кажется, что мы с Файолоном разговариваем через гораздо большее пространство, чем то, для которого эти шарики предназначены.

Шарик затрясся еще сильнее, раскачиваясь взад-вперед на ленточке, хотя Майкайла совершенно не двигала его.

– Лучше я погляжу, чего от меня хочет Файолон; похоже, он сильно расстроен. – Она опустила взгляд на шарик и увидела направленные на нее глаза мальчика.

– Так вот ты где, Майка, – сказал тот. – Что-то ты сегодня не торопишься мне ответить!

– Я как раз завтракала, – мягко начала Майкайла, – а в чем дело?

– Узун там, рядом с тобой?

– Я здесь, – отозвался оддлинг. – Что-то с Харамис? Ей что, хуже?

– Видите ли, дело в том, что она, похоже, не помнит ни меня, ни Майку, что само по себе можно было бы считать даже добрым знаком, – пустился в объяснения Файолон, – но когда я сообщил, что я из Вара, она вдруг спросила, не сопровождаю ли я ее суженого и где он сам, ее мама, сестры и Имму. Имму ведь, кажется, была экономкой еще в бытность Харамис совсем маленькой девочкой, верно? Это ведь та самая Имму, что отправилась с принцессой Анигель на поиски талисмана?

– Да, да, – подтвердил Узун. – Так, значит, ты хочешь сказать, Харамис уверена, что она до сих пор маленькая девочка?

– Похоже, она думает именно так, – нервно продолжал Файолон. – Она начала спрашивать, кто сменил в ее комнате занавески. Значит, как я предполагаю, ее уложили в постель в той самой комнате, что служила ей спальней в детстве. Это, видимо, и способствовало такому повороту мыслей Харамис. Кстати, когда я назвал ее госпожой, она сделала мне выговор и заявила, что обращаться к ней следует не иначе как к принцессе, и добавила, что она – наследница трона Рувенды. – Файолон вздохнул. – Я передал ей ваши слова, господин Узун, и постарался как можно быстрее убраться, чтобы не пришлось объяснять, что большинство людей, о которых она спрашивает, мертвы уже больше двух столетий.

– Ничего себе! – сказала Майкайла. – Это же просто невероятно! Она даже не знает, что она Великая Волшебница?

Девочка призадумалась. «Что ж, в таком случае я, наверное, смогу отсюда выбраться. Хотя, пожалуй, мне не подобает так поступать…»

– Если она меня не помнит, – снова заговорила Майкайла, – надо ли мне продолжать свои занятия и готовиться стать волшебницей?

– Да, конечно, надо, – ответили одновременно Узун с Файолоном.

– Но ведь раз она забыла обо мне, пожалуй, может выбрать и кого-нибудь другого, – с надеждой в голосе продолжала Майкайла.

– Не надейся, – ответил Файолон. – В настоящее время она и собственное имя не очень-то хорошо знает.

– А сегодня, кстати, ты собиралась найти заклинание, с помощью которого она обратила меня в арфу, – напомнил Узун.

– Да, верно, – сказала Майкайла. «Даже если Харамис и забыла обо мне, я не собираюсь бросать здесь Узуна. Он такого обращения отнюдь не заслуживает», – решила она. – Да, я вспомнила, мы как раз говорили об этом прошлой ночью. – Она сделала магический знак, отправляя грязную посуду на кухню. – Файолон, у тебя есть ко мне какие-нибудь поручения?

– Когда будешь в библиотеке, посмотри, не найдешь ли чего о приступах, болезнях мозга и потере памяти, – попросил он.

– Посмотрю, – пообещала Майкайла. – Но медицина, кажется, не относится к вещам, которые интересуют Харамис. И все-таки, пока она больна, я буду продолжать рыться повсюду. Посмотрим, что удастся найти. Наверняка тут множество интересных вещей, которые она не удосужилась мне показать.

– А я проверю остатки здешней библиотеки – то, что еще не успел прочитать, – сказал Файолон. – Это, по крайней мере, займет нас до сегодняшнего вечера и не даст дурным мыслям лезть в голову.

– Послушай, – медленно заговорила Майкайла. – она ведь действительно тяжело больна, верно?

– Да, но не стоит так волноваться. Майка. Доктора утверждают, что со временем Харамис вполне поправится.

– И сколько же должно пройти времени?

– Я полагаю, надо рассчитывать не меньше чем на несколько месяцев, – сказал Файолон. – Врачеватели точно не говорят, но по их настроению можно сделать именно такой вывод.

– Несколько месяцев, – повторила Майкайла, изо всех сил стараясь сохранять скорбное выражение лица. Внутри у нее все сияло и пело. Месяцы! И все это время – в спокойствии, без опеки Харамис, вечно цепляющейся к ней, шпионящей, бросающей строгие взгляды через стол во время еды, стремящейся сделать из своей подопечной нечто такое, чем Майкайла вовсе не является и не желает становиться.

– Ну что ж, когда она достаточно поправится, чтобы вспомнить меня, передай мои наилучшие пожелания.

– И мою огромную любовь, – быстро добавил Узун.

– Передам, – пообещал Файолон. – Уж тебя-то, Узун, она, по крайней мере, помнит. Это добрый признак, правда? – Мальчик вздохнул. – Что ж, пойду копаться в пыли библиотеки. Если услышишь кашель из своего шарика, Майка, не обращай внимания.

– Хорошо, – усмехнулась Майкайла, – удачи тебе в поисках. Если сама что-нибудь найду, сразу тебе сообщу.

– Удачи тебе, – отозвался Файолон.

Он убрал шарик, и лицо его исчезло из поля зрения Майкайлы, а когда шарик оказался под рубашкой, она вообще перестала видеть что-нибудь в своем, кроме отражения окружающих предметов.

– Пойду в библиотеку, – произнесла Майкайла, вставая. – К полднику обязательно вернусь сюда. Скажу Энье, чтобы всякий раз подавала еду в кабинет – до тех пор, пока мы тут обитаем вдвоем. Если, конечно, ты не предпочитаешь больше времени проводить в одиночестве.

– Разумеется, нет, – энергично сказал Узун. – В одиночестве я провел уже достаточно времени – слишком много для одной жизни.

– Не сомневаюсь, что это именно так, – горестно вздохнула Майкайла.

«До сих пор в голове не укладывается, как Харамис могла сделать такое, а ведь говорит, что любит его. И у нее после этого еще язык поворачивается рассуждать о чьем-то эгоизме», – подумала она и добавила вслух:

– Я в первую очередь займусь поисками того заклинания, с помощью которого она обратила тебя в арфу.

На это ушло несколько дней, но в конце концов Майкайла разыскала книгу, в которой, по всей вероятности, такое заклинание должно было быть. Теперь книга лежала перед ней на обеденном столе, но Майкайла подождала, пока Энья выйдет, и лишь затем открыла ее. Полдник оказался на редкость скудным – всего лишь хлеб с сыром да нарезанный ломтиками плод ладу на десерт.

«Если в ближайшие два-три дня еда не улучшится, – подумала девочка, – я сама отправлюсь на кухню и поговорю с поваром, а пока, пожалуй, диета из хлеба с сыром не должна мне повредить».

– Узун, – проговорила она, шагая вокруг арфы и внимательно ее разглядывая, – вот эта костяная накладка на верхушке твоей рамы – она ведь когда-то была твоим черепом, так?

– Думаю, что так, принцесса, – ответила арфа. – Но я был без сознания в то время, когда проводилась эта часть магического ритуала.

– Ты не станешь возражать, если я слегка тебя наклоню, чтобы лучше рассмотреть? – спросила Майкайла.

– Можешь меня наклонить, – сказал Узун, – только будь осторожна, не урони.

– Я аккуратно, – пообещала девочка. Она крепко взялась за арфу – одной рукой за верхнюю перекладину рамы, а другой обхватила ее сзади и прижала инструмент к груди. «Теперь, если он даже и упадет, то, по крайней мере, приземлится на меня», – решила она.

Майкайла занялась тщательным изучением кости, то и дело переводя взгляд с арфы на рисунок в книге, лежащей на соседнем столе. Покончив с этим, она осторожно поставила Узуна на место, в его обычное вертикальное положение, не отпуская рук до тех пор, пока не убедилась, что арфа стоит устойчиво.

– Это действительно похоже на макушку черепа, – проговорила она наконец. – Извилистые линии на кости соответствуют тем, что нарисованы в книге. И если этой книге верить, для того, чтобы сделать заклинание действенным, была необходима еще и кровь – наверное, Харамис воспользовалась своей собственной, – которую полагается залить в тоненький желобок посредине верхней части рамы.

– Похоже, так и было, – сказал Узун. – Эту часть ритуала я помню. Я умирал, а Харамис стояла над душой у мастера, заканчивавшего изготовление арфы, и велела ему поторапливаться. Когда мастер завершил работу, на верхней части арфы все еще оставалось незакрытое отверстие. Я хорошо помню, как Харамис надрезала себе руку и держала ее так, чтобы кровь стекала в отверстие… Да, это мое самое последнее воспоминание. В тот момент у арфы еще даже не было струн.

– Наверняка она их натянула за то время, пока насекомые объедали мясо с твоих костей, – проговорила Майкайла, с аппетитом пережевывая ломтик плода ладу.

– Насекомые? – В голосе Узуна чувствовалось невероятное возмущение.

– Да они с этой работой справляются гораздо быстрее и аккуратнее, чем человек или оддлинг. Гораздо эффективнее просто погрузить тело в бочку с землей, перемешанной в соответствующей пропорции с нужными насекомыми вроде муравьев. И через пару дней получишь аккуратненький чистый скелет.

– Харамис всегда руководствовалась в основном соображениями эффективности, – еле слышно пробормотал Узун, – а судя по тому, с каким аппетитом ты продолжаешь уплетать полдник, рассуждая на эти темы, я готов предположить, что ты пол стать ей: у тебя полностью отсутствует чувство брезгливости.

– Ну, Узун, – заметила Майкайла, – ты ведь не был все это время в сознании. Ты даже не был тогда жив.

– О да, слава Владыкам Воздуха! – с содроганием проговорил он.

– Ну ладно, теперь я знаю, каким образом она обратила тебя в арфу. – Майкайла снова погрузилась в книгу. – И кстати, как давно все это было? Насколько я припоминаю, она говорила, что тогда впервые воспользовалась великой силой магии.

– К тому времени она уже была Великой Волшебницей около двух десятилетий, – сказал Узун после продолжительного размышления, – поэтому я бы не сказал, что это было ее первое мощное заклинание. Хотя не сомневаюсь, что в тот раз она впервые воспользовалась магической силой в собственных интересах, – медленно добавил он – Принцесса, если вдруг тебе не удастся изготовить для меня новое тело, сможешь ли ты освободить мой дух после смерти Харамис?

– Без труда, – ответила Майкайла. – Для того чтобы тебя освободить и отправить в следующую стадию существования, какой бы она там ни была, нужно будет лишь снять этот кусочек кости с верхушки арфы, стереть его в порошок и развеять по ветру. А я, – добавила она с жаром, – вовсе не Харамис. Я сразу же освобожу тебя, как только пожелаешь, невзирая на то, насколько сильно мне будет тебя недоставать! – Неожиданно девочка расплакалась и никак не могла остановиться. – Прости, Узун, – всхлипывала она, – сама не понимаю, что со мной.

– Мне кажется, ты куда больше волнуешься о Харамис, чем хочешь признаться даже самой себе, – мягко проговорил он.

– Но я не чувствую к ней совершенно никакой симпатии, – сказала Майкайла, продолжая всхлипывать, – а она – она меня ненавидит! Критикует на каждом шагу. Что бы я ни делала, это никогда не бывает хорошо. А если уж я вдруг сделаю что-нибудь лучше, чем она от меня ожидала, наша госпожа тут же превращается в какую-то ведьму. Она забрала меня из дома, оторвала от семьи, держит тут вот уже два года взаперти – я ведь не могу даже выйти во двор, потому что у меня нет никакой одежды, кроме легонького домашнего платья да пары ночных рубашек! Она отослала подальше моего лучшего друга, пыталась разорвать связь между нами и причинила обоим огромную боль. И знаешь ли, Узун, что во всем этом самое скверное? Она ведь ждет от меня благодарности! Вот уж этого я совсем не могу понять!

– Она старается дать тебе то, – вздохнул Узун, – что, как ей кажется, сама хотела бы получить в твои годы; поэтому-то она и ждет от тебя благодарности.

Майкайла несколько минут сидела молча, обдумывая слова оддлинга.

– Знаешь, тут ты совершенно прав. Она даже говорила об этом. Я теперь отлично это припоминаю: что-то вроде того, что сама она отдала бы все на свете, чтобы получить такие возможности, которые предоставляет мне. Пожалуй, она действительно ни перед чем не остановилась бы ради этого. Это же самый жестокосердный человек из всех, кого мне только доводилось встречать. – Майкайла протянула руку за последним кусочком ладу и отправила его в рот. – Может быть, она думает, что и ты должен быть ей благодарен за то, что она обратила тебя в арфу?

– Я думаю, теперь она чувствует себя немного виноватой. Особенно с тех пор, как здесь появились вы с Файолоном и так ясно высказались на этот счет. Думаю, она очень жалеет, что сделала меня слепым.

– Ну уж сейчас-то, – фыркнула Майкайла, – держу пари, она куда больше жалеет, что сделала тебя неподвижным и неспособным отправиться в долгое путешествие. Из слов Файолона я поняла, что она тебя помнит, но, видимо, совершенно забыла, что ты теперь арфа. Как тебе кажется, долго ли она протерпит, прежде чем начнет требовать чтобы ты явился в ее комнату?

– Если она не помнит, что обратила меня в арфу, – вздохнул Узун, – то наверняка начнет спрашивать меня, как только проснется.

– А если вдруг вспомнит, что ты арфа, – добавила Майкайла, – то наверняка начнет сразу же строить планы насчет того, как бы тебя запаковать и перевезти в Цитадель.

Узун почти что задрожал – насколько это вообще возможно для арфы.

– Путешествие на спине ламмергейера было для меня просто ужасом, даже когда у меня еще были руки, чтобы держаться за птичью шею, а уж теперешнее мое тело вряд ли вообще сможет пережить перепады температуры и влажности.

– Никто тебя не посмеет никуда отправлять, если, конечно, мое слово вообще что-нибудь значит, – пообещала Майкайла. «А действительно, значит ли оно здесь хоть немного?» – подумала она. – Узун, а кто тут остается за главного в отсутствие Харамис или когда она больна?

– Не знаю, – ответил он, – прежде таких ситуаций не возникало.

– Пожалуй, для нас обоих было бы лучше убедить слуг, что сейчас следует слушаться меня, – сказала девочка. – Разумеется, с тем условием, что я прислушиваюсь к твоим советам, поскольку ты занимаешься моим обучением.

«При таком раскладе я, может быть, сумею раздобыть себе теплую одежду, – добавила она про себя, – и получу наконец возможность выходить время от времени на улицу».

– В этом есть смысл, – согласился оддлинг. – В конце концов, Харамис объявила, что ты ее преемница.

– Хорошо, – решительно заявила Майкайла. – Тогда я буду просто вести себя так, словно вся ответственность лежит теперь на мне. Ты меня поддержишь, и будем надеяться, что никто вообще не задаст никаких вопросов. А как только у всех войдет в привычку меня слушаться, любой приказ Харамис поступить с тобой попреки твоему желанию обязательно попадет ко мне, а не к кому-нибудь еще… А что касается нового тела для тебя, – заговорила снова Майкайла, как будто ее неожиданно осенило, – ты, кажется, сказал, что Харамис уже была волшебницей пару десятилетий, прежде чем обратила тебя в арфу?

– Да, – сказал Узун. – Это имеет какое-то значение?

– А что, Харамис всегда так сильно интересовалась книгами, как теперь?

– Да. С того самого дня, как научилась читать, она всегда что-нибудь изучала. Не позже чем к четырнадцати годам Харамис успела перечитать все книги в библиотеке Цитадели – по меньшей мере по одному разу.

«А я прочитала всего около четверти, – подумала Майкайла. – Ничего удивительного, что Харамис считает меня ленивой и тупой. Но ведь у меня полно других интересов – куда больше, чем у нее».

– А с тех пор как сделалась волшебницей, она все время жила здесь, в башне?

– Харамис переехала сюда сразу же, как только Анигель сделалась королевой. К моменту коронации сестры она уже была Великой Волшебницей, пожалуй, около месяца. Но еще во время поисков талисмана она провела здесь достаточно времени вместе с Орогастусом.

– Значит, – заявила девочка, переходя к сути дела, – к тому моменту, когда ты был обращен в арфу, Харамис наверняка уже успела прочитать все книги и в этой библиотеке, так?

Несколько секунд стояло напряженное молчание.

Потом струны Узуна начали вибрировать, издавая звук, исполненный такого отчаяния, что по спине у девочки пробежали мурашки.

– Да-да-да… – прошептала арфа. – Она прочитала их все до одной. Следовательно, никакого другого заклинания не существует.

– Вовсе не обязательно, – проговорила Майкайла, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно убедительнее. – Но заговор этот найдется наверняка не в библиотеке а где-нибудь еще. Сегодня вечером я начну исследовать все закоулки башни. Тут множество вещей, которые совершенно не интересовали Харамис, и я не сомневаюсь, что именно среди них мы найдем ответы на все жизненно важные вопросы.

Узун вздохнул:

– Что верно, то верно. Все, что не является книгой или музыкальным инструментом, Харамис оставит, пожалуй, совсем без внимания. Только будь очень осторожна, когда начнешь лазить по всяким закоулкам. Орогастус собрал тут множество самых разных вещей, и некоторые из них смертельно опасны.