Текст книги "Повседневная жизнь Соединенных Штатов в эпоху процветания и «сухого закона»"

Автор книги: Андре Каспи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Андре Каспи
Повседневная жизнь Соединенных Штатов в эпоху процветания и «сухого закона»

Можно любить Соединенные Штаты Америки, не восхищаясь Ку-клукс-кланом.

Анри Озер. Живая Америка

Предисловие

Процветание… Это период одновременно странный и непризнанный. Странный в силу своих контрастов – модернизма и архаизма, раскрепощения нравов и нетерпимости. Непризнанный и даже представляемый в несколько искаженном свете, так как наиболее часто его считают временем Бэббита, [1]1
  Бэббит – главный герой одноименного романа Синклера Льюиса (1885–1951), созданного в 1922 году; типичный американский обыватель и делец, проживающий в небольшом городке Зенит. (Здесь и далее примечания переводчика, кроме специально оговоренных примечаний редактора.)


[Закрыть]«сухого закона» и Аль Капоне.

Следует внимательно проанализировать двадцатые годы и оценить их своеобразие. Можно наверняка считать, что этот период не был яркой страницей в политической жизни США. В самом деле, в первой половине XX века два человека сыграли решающую роль в политической жизни страны: Вудро Вильсон и Франклин Рузвельт. Два блестящих лидера, два выдающихся президента в период войны и мира. Оба познали поклонение толпы внутри страны и за ее пределами и в то же время беспощадную критику некоторых. Вильсон покинул Белый дом в 1921-м. Рузвельт занял его в 1933-м. А между этими двумя датами – ни одного яркого политического лидера на посту президента.

Уоррен Г. Гардинг был весьма заурядной личностью. Став сенатором от штата Огайо, он о большем и не мечтал. Но его жена питала амбиции, которых был лишен муж, а руководители республиканской партии искали кандидата на пост президента, честного и скромного. Времена суперменов в политике прошли. Заручившись поддержкой партии, Гардинг добивается высшего поста. Он победил без особого труда своего конкурента – демократа Джеймса Кокса. В новом кабинете три человека выделялись своей эрудицией и компетентностью: Чарлз Эванс Хьюз, государственный секретарь, Эндрю Меллон, министр финансов, и Герберт Гувер, министр торговли. Ближайшее же окружение президента, «банда Огайо», отличалось алчностью и погрязло в коррупции. В разгар скандала, связанного с результатами расследования их деятельности, Гардинг умирает от инфаркта 2 августа 1923 года. Печальное правление, жалкий президент.

Его преемник – вице-президент Калвин Кулидж. Жесткий, консервативный политик не смог подняться до уровня, соответствующего званию президента. До 1920 года он занимал различные должности в штате Массачусетс, но в 1919-м, став губернатором штата, неожиданно вышел из тени на сцене политической жизни. Кулидж выступил против бастующих полицейских, произнеся фразу, которой аплодировала вся Америка. «Никто, нигде и никогда, – заявил он, – не имеет права на забастовку против общественной безопасности». На следующий день он стал символом закона и порядка, был избран от республиканцев на пост вице– президента, а после внезапной смерти Гардинга становится президентом. К сожалению, его способности как политика были весьма ограничены. Кулидж решал с грехом пополам текущие дела, сохранив вокруг себя большинство советников Гардинга, чем способствовал снижению роли президента и федеральной власти. Он не осознал, что его государство в двадцатые годы больше не представляло собой сельскую демократию XIX века, а если и был вновь избран без труда в ноябре 1924-го, [2]2
  Калвин Кулидж оставался президентом США до 1929 года. (Прим. ред.)


[Закрыть]то только потому, что его соотечественники мало интересовались политикой. Нет, Кулидж не был лидером, он был лишен харизмы политика.

Герберт Гувер, [3]3
  Президент США в 1929–1933 годах. Прим. ред.


[Закрыть]напротив, был намного сильнее своих предшественников. Он верил в «твердый индивидуализм» и восхвалял его силу и эффективность. Во время Первой мировой войны он руководил организацией экономической помощи Бельгии, а по окончании войны – продовольственной помощи разрушенной войной Европе. К несчастью для него самого и для американцев, Гувер не оценил всю серьезность экономического кризиса, разразившегося вскоре после его вступления на пост президента. Он, оставаясь либералом, не проявил должной активности и, как большинство других, не смог найти выхода из кризиса. Он надеялся, следуя своей неудачной формулировке, что «процветание – где-то за утлом», будто достаточно некоторых мер предосторожности, призыва к доброй воле, чтобы «обогнуть мыс, и корабль снова поплывет в спокойных водах процветания». Это заблуждение усугублялось еще и тем, что Гувер как политик был не способен заражать своими идеями. У него не было контакта с массами. Напротив, Франклин Рузвельт, выдвинутый демократической партией во время президентских выборов 1932 года, [4]4
  Франклин Рузвельт был избран президентом в 1933-м, после чего трижды переизбирался, оставаясь на этом посту вплоть до своей смерти в 1945 году (Прим. ред)


[Закрыть]не имел четкой программы, но умел убеждать. Его обаяние покоряло аудиторию и собеседников. Он был симпатичен как личность. Рузвельт провозгласил «Новый курс», и этого было достаточно, чтобы его избрали.

«Возврат к нормальной жизни», провозглашенный республиканцами в 1920-м, который они продолжали защищать в течение последующих десяти лет, оказался обманчивым и иллюзорным. Иной была их международная политика. США отказались от программы Вильсона, вступления в Лигу Наций, подписания Версальского договора, навязываемых альянсов, но они не изолировались от международной жизни. Их волновала проблема выплаты военных долгов. Они считали также первостепенной проблему немецких репарационных выплат. Американские дипломаты участвовали в переговорах, результатом которых явились план Дауэса, [5]5
  Чарлз Гейтс Дауэс возглавил Международный комитет экспертов, выработавший так называемый план Дауэса по выводу экономики Германии из кризиса с целью выплаты ею репараций странам-победительницам. Ч. Г. Дауэс совместно с О. Чемберленом был удостоен за этот план Нобелевской премии мира в 1926 году


[Закрыть]план Юнга [6]6
  Оуэн Д. Юнг возглавил разработку плана Юнга по взиманию репарационных платежей с Германии в 1929–1930 годах взамен плана Дауэса.


[Закрыть]и мораторий Гувера, предусматривающий отсрочку на один год выплаты всех международных правительственных долгов. В 1921–1922 годах в Вашингтоне состоялась конференция по вопросам разоружения военно-морского флота с участием всех великих держав. Несколько позже был заключен пакт Келлога—Бриана, [7]7
  Пакт об отказе от войны (1928), инициаторами которого были министр иностранных дел Франции Аристид Бриан и госсекретарь США Фрэнк Келлог, был подписан 60 странами.


[Закрыть]объявивший «войну вне закона». Таким образом, политика США – это постоянное внимание к происходящему в мире, твердая решимость избегать любых коалиций и международных организаций, но в то же время никакого изоляционизма.

Между тем международная политика составляла сферу интересов ограниченного круга людей: дипломатов, банкиров, бизнесменов. Большинство простых граждан оставались к ней безразличны. Их главные заботы и интересы ограничивались собственным домом, городом, штатом. Остальной мир казался достаточно далеким, если живешь на Среднем Западе или в районе Скалистых гор. Этот мир казался также слишком сложным, излишне запутанным. Не стоило рассчитывать на Гардинга, Кулиджа и даже на Гувера, чтобы вызвать большой интерес общественности. Нет, своеобразие двадцатых годов – не в политической жизни с ее рутиной выборов и интриг, а в тех изменениях, которые произошли в американском обществе, – экономических, социальных, культурных, неожиданно сделавших из США модель, удивившую американцев и порой их дезориентировавшую.

Обратим наше внимание на потрясения и трудности, сопровождавшие эти изменения. Все было не так просто.

Этот период – один из наиболее противоречивых в истории США. Кризис 1929 года, названный Великой депрессией, был тщательно проанализирован и объяснен. Ужасная паника, охватившая Уолл-стрит в октябре 1929-го; телетайпы, не успевающие передавать биржевые курсы, настолько стремительно они снижались; разорившиеся финансисты и отчаявшиеся, выбрасывающиеся из окон…. Таковы более или менее точные картины, проносившиеся в нашем сознании.

Но каково было процветание накануне 1929 года? Период чрезвычайного обогащения, безусловно, время безумного веселья, своего рода Belle Epoque (прекрасная эпоха) для наиболее удачливых, и в то же время век индустриализации, создания общества изобилия и потребления, которое американцы познали первыми в мире. И тем не менее не все было таким розовым в обществе «проносящихся с шумом двадцатых годов». Аль Капоне царил в Чикаго. Ку-клукс-клан сеял ужас в маленьких городках Юга и Среднего Запада. Фундаменталисты требовали запретить преподавание теории эволюции и придерживаться только Библии. «Сухой закон» сильно ущемлял свободу личности и стимулировал гангстеризм…

Рождалась новая эпоха! США, почувствовав головокружение, не решались изменить лицо, как будто страх перед неизвестностью мешал им принять новшества. Следует внимательно рассмотреть контрасты, которыми была полна повседневная жизнь американцев между 1919 и 1929 годами, тщательно проанализировать особенности американской жизни того периода. Это не Америка Гертруды Стайн, Скотта Фиццжеральда или Генри Джеймса. И это не только Нью-Йорк, Чикаго и Филадельфия. Это также Америка Бэббита и Зенита.

ПОСЛЕДСТВИЯ КРЕСТОВОГО ПОХОДА

В ноябре 1918 года закончилась мировая война. Американцы участвовали в первом всемирном конфликте XX века. Как англичане, французы и многие другие, они верили, что эта война была первой и последней, что она положила конец всем войнам, и на земле воцарится демократия без границ и каких-либо угроз. Доблестные рыцари могут возвращаться по домам, чтобы им воздали почести, которых они заслуживают. Увы! Последствия крестового похода оказались печальными, смутными и тревожными. За четыре года, даже за несколько месяцев, мир изменился; Америка – тоже.

От мира к войне

США отказались от нейтралитета и вступили в войну не без причины. Когда в августе 1914-го в Европе вспыхнула война, американцы были удивлены, но не проявили желания взяться за оружие. Европа оставалась для них континентом цинизма, местом, где право и мораль подверглись поруганию, открыто или нет. Германия? Блестящая цивилизация, высокоразвитая экономика и милитаристское государство, которое захватило Бельгию вопреки взятым обязательствам.

Франция? Конечно, колыбель Лафайета, [8]8
  Мари Жозеф Лафайет (La Fayette; 1757–1834) – маркиз, французский политический деятель. В звании генерала американской армии участвовал в Войне за независимость в Северной Америке (1775–1783). (Прим. ред.)


[Закрыть]чьи подвиги и самоотверженность в борьбе за независимость Америки изучают американские школьники, но в то же время Франция заключила союз с Россией, авторитарной, обскурантистской, гонительницей свобод. Великобритания? Бывшая метрополия, сначала утраченная, а затем вновь обретенная дружественная страна, мать, сначала ненавистная, а затем обожаемая, и в то же время шокирующая имперской политикой в Индии, Ирландии, Африке. Короче говоря, разгоревшийся в Европе конфликт возник по причинам довольно непонятным и, вне всякого сомнения, не совсем нравственным.

Более того, население Америки было весьма неоднородно. С конца XIX века туда устремилась масса иммигрантов. В некоторые годы число прибывших превышало миллион. В период с 1890 по 1914 год более семнадцати миллионов мужчин, женщин и детей пересекли Атлантику в поисках счастья на земле обетованной. Эти новые американцы, еще слабо интегрированные в принимающую страну, с трудом говорили на «приблизительном» английском и жили воспоминаниями, хорошими или плохими, о земле, которую они покинули. Это – американцы с «дефисом»: ирландцы-американцы, немцы-американцы, поляки-американцы и т. д. Какое общее отношение к воюющим сторонам могло бы их объединить? Ирландцы ненавидели Англию и хотели бы помочь своим братьям, оставшимся «там», сбросить британское ярмо. Чехи вспоминали об австро-венгерском угнетении и мечтали о независимости родины. Поляки питали ненависть к России. Итальянцы поддерживали требования королевского правительства. Евреи, в большинстве своем иммигрировавшие недавно, покинули Россию из-за погромов. Впрочем, и те и другие прибыли в Америку с единственной целью – жить там спокойно и в достатке, вдали от ссор Старого Света. Как рекомендовал президент Вильсон, [9]9
  Томас Будро Вильсон (1856–1924) – президент США в 1913–1921 годах. (Прим. ред.)


[Закрыть]лучше оставаться нейтральными «как в действиях, так и в мыслях». Проблемы Европы не касались США, где демократический режим окреп за пятнадцать лет и превосходил, как здесь считали, все другие демократии за ее пределами. Америка должна выполнить свою миссию: оставаться «надеждой мира» и служить примером гармонично развивающейся индустриальной страны, преуспевающей материально и нравственно. Более того, пацифизм был широко востребован в США, что на какое-то время отдалило страну от полей сражений.

Тем не менее война в Европе повлияла на состояние экономики США. Воюющие страны сначала рассчитывали на то, что конфликт продлится недолго. В Берлине, как и в Париже, надеялись, что все закончится к Рождеству. Подобные надежды оказались трагическим заблуждением. Пришлось рыть окопы, устраиваться в грязи и на холоде, перестраивать производство для удовлетворения военных нужд, совершенно непредвиденных. И тогда США превращаются в своего рода резерв. Если они придерживаются нейтралитета, то не готовы ли они заключать торговые сделки с теми, кто хотел бы приобрести их продукцию? США могли бы продавать продовольствие, медикаменты, зерно, мясо, сахар, железо, сталь, оружие. Нежданная удача для страны, познавшей стагнацию в 1914 году и пытавшейся активизировать экономическую активность за рубежом. В результате американские заводы снова обрели бешеный ритм, а фермеры могли больше не опасаться за ближайшее будущее. С 1914 по 1917 год объем экспорта утроился. Торговый оборот, уже в 1914-м превысивший 435 миллионов долларов, в 1917 году возрос более чем в девять раз. Кроме того, происходит финансовый взрыв, последствия которого продолжают изучать до сих пор. США перестали быть должником Европы. Покупатели должны оплачивать свои покупки. Закончилось время, когда США представляли собой привилегированный рынок для европейских финансов. Тенденция «перевернулась»: наступил черед США стать кредитором. Правда, освободившись от иностранного влияния, Уолл-стрит [10]10
  Уолл-стрит – улица в Нью-Йорке, где расположены Фондовая биржа и правления крупнейших банков. (Прим. ред.)


[Закрыть]пока еще не заменил собой лондонское Сити. [11]11
  Сити – центральная часть Лондона, где сосредоточена финансовая и торговая деятельность, историческое ядро британского делового мира. (Прим. ред.)


[Закрыть]Но получаемые прибыли вскоре позволят им утвердить свое финансовое превосходство, по крайней мере, в западном мире. Так началась новая эпоха…

Коммерческий нейтралитет тем не менее ставил перед выбором. Превосходство на море принадлежало Великобритании. Ни немцы, ни австро-венгры не могли проходить в американские территориальные воды: их корабли преследовались и уничтожались английским флотом. Поэтому в подобных условиях трансатлантическая торговля с ними вскоре прекратилась. Напротив, коммерческие сделки между США и Великобританией и Францией достигали значительного объема в период с 1914 по 1917 год: их объем увеличился в четыре раза. А так как у покупателей вскоре возникли проблемы с оплатой, то США стали продавать в кредит. В силу обстоятельств США оказывались все больше на стороне союзников, а не Германии и Австро-Венгрии.

Американцы энергично защищали принцип свободного мореплавания. Но стоило произойти инциденту, и напряжение возросло. Торпедирование британского пассажирского судна «Лузитания» 7 мая 1915 года привело к гибели 1200 гражданских лиц, в том числе 128 американцев. Это был первый серьезный инцидент с Германией. Затем возникли другие серьезные проблемы с Англией и снова с Германией. С одной стороны, союзники делают все возможное, чтобы завлечь США в свой лагерь. Для них это жизненно необходимо. С другой стороны, Вильсон старается утвердить мнение, что он не хочет войны. В ноябре 1916 года он был переизбран благодаря лозунгу, провозглашающему пацифистскую программу: «Он не дал нам ввязаться в войну!» А через пять месяцев, 6 апреля 1917 года, Конгресс США проголосовал по рекомендации президента за объявление войны Германии. Это было вызвано решением германского правительства топить с помощью своих подводных лодок не только вражеские корабли, но и нейтральные. В Берлине решили, что для быстрейшего устранения британского превосходства на море следует уничтожать все корабли без разбора. В результате трансатлантическая торговля с этого момента стала невозможной. Над Европой нависла угроза установления германского господства. Право оказалось попрано. Удар был нанесен непосредственно по безопасности, интересам и принципам США.

Таковы были настроения в среде политиков. Деловые круги не всегда их разделяли и не они вовлекли страну в непосредственное участие в войне. Одни, например, вдохновленные подлинным пацифизмом и учитывая личные интересы, предпочли бы поддерживать нейтралитет. Другие, в действительности, были озабочены судьбой Франции и Великобритании, тем более что предоставили им солидные кредиты. К тому же Февральская революция 1917 года в России позволяла надеяться на грядущий триумф демократии в мире. И если в результате войны родится принцип коллективной безопасности, провозглашенный Лигой Наций, то можно считать, что сражались не зря. А что думали простые американцы, мнением которых редко интересуются историки? Трудно сказать. Хотя мы располагаем ценным источником информации. Высшее командование французской армии учредило комиссии по контролю (цензуре) почты. Они просматривали солдатские письма. А некоторые из этих писем приходили из США, и комиссии фиксировали наиболее важные отрывки из них.

Жильбер Шинар, обучавшийся в университете Беркли (Калифорния), писал коллеге из Сорбонны: «Очень часто замечаешь, что наши друзья рассуждают как «боши», [12]12
  Боши – презрительное прозвище немцев во Франции. (Прим. ред.)


[Закрыть]верят еще во все теории, которые они усвоили в Берлине и Гейдельберге. Другая догма – это вероломство Англии, а третья – опасность, которую несет цивилизации Россия в случае победы».

Любопытны другие наблюдения, например, француженки из Нью-Йорка: «Масса простолюдинов, прибывших сюда из разных уголков Европы, не обращает никакого внимания на положение дел здесь или на родине. Этих людей не интересует ничего, кроме заработанных денег».

А вот что пишет американка из Денвера (Колорадо): «Когда весь мир хочет убедить меня в том, что война – единственное средство защитить наши права, то, если найдется хотя бы один колеблющийся, нерешительный человек, настроенный избежать войны, я буду поклонницей этого человека и встану рядом с ним!»

Правда, мнения часто менялись, а тенденции, отмечаемые в феврале, отличались от таковых в марте. Были и такие корреспонденты, которые заявляли, что «готовы выполнить свой долг». И наконец, в общем симпатии по отношению к союзникам были намного сильнее симпатий к Германии, причем на восточном побережье США гораздо больше, чем на Западе, интересовались происходящим в Европе.

В мае Шинар еще раз описывал нейтралистский дух на Западе: «В одной школе заставляют учеников петь американский гимн, но запрещают Марсельезу. В другой – убрали французский флаг, который один из преподавателей поставил в своем классе. В третьем – преподавателям заявили, что если они запишутся в армию, то сделают это на собственный страх и риск, и очень вероятно, что они не смогут получить снова занимаемую должность по возвращении».

В общем, многие американцы верили, по словам морского атташе Франции, что «достаточно объявления о вступлении в войну США, чтобы Германия немедленно признала себя побежденной и выступила за мир».

В это время всех угнетала атмосфера тяжкой неопределенности. Американцы чувствовали, будто их загнали в безвыходное положение и вынудили принять ненавистное решение: воевать… и воевать бок о бок с европейскими державами! И делать это на законных и одновременно незаконных основаниях. Убедить колеблющихся – а их насчитывалось много среди квакеров, социалистов, пацифистов и тех, кто симпатизировал Германии и Австро-Венгрии, – задача не из легких, тем более что США не были готовы к войне. Не было армии, экономика с трудом поддавалась конверсии для удовлетворения военных нужд, недоставало энтузиазма или он вовсе отсутствовал. Требовалось объявить мобилизацию мужчин, поднять боевой дух, перевести на военные рельсы экономику. И если это удастся сделать успешно, то, вне всякого сомнения, последствия будут весьма значительны.

Всеобщая мобилизация

С этого момента одно событие за другим потрясали общество. Через шесть недель после объявления войны было принято решение о призыве на военную службу. В США обязательная воинская повинность вводилась во время Гражданской войны 1861–1865 годов, что вызвало массу недовольства, особенно в Нью-Йорке. В 1917 году мужчины, многие из которых родились за пределами страны или были сыновьями иммигрантов, встретили решение о мобилизации, по меньшей мере, без энтузиазма. В то время в США существовала регулярная армия, насчитывающая 130 тысяч человек, но ее нельзя было всерьез считать дееспособной. В армию шли те, кто был не в состоянии делать что-либо другое. Денежное содержание было незначительным, продвижение по службе очень медленным. Население не скрывало своего отношения к армии. В 1916 году один владелец бара в Техасе вывесил на своем заведении плакат: «Вход запрещен для собак и солдат». Можно было бы привести немало свидетельств в том же духе.

Нет, американцев совершенно не привлекала служба в армии. Это подтверждается и следующим сравнением: в 1913 году во Франции насчитывался 1 солдат на 53 жителя; в 1917-м в США был всего 1 солдат на 516 жителей. Совершенно очевидно, что восстановление обязательной воинской повинности не нравилось многим. Против выступили пацифисты, ирландские и немецкие меньшинства, а также канадские французы, обосновавшиеся на севере Новой Англии. Укоренившиеся предрассудки оказались сильны. Спикер Палаты представителей не скрывал общего отношения: «По мнению жителей штата Миссури, существует совсем небольшая разница между conscript (призывником) и convict (заключенным)». И так думали не только в этом штате. Но без призыва на военную службу не будет и армии.

Через десять дней после объявления о вступлении США в войну генеральный штаб рассчитывал иметь 700 тысяч добровольцев, а их насчитывалось всего 4355. А между тем Франция и Англия требовали у Вашингтона отправки в Европу экспедиционного корпуса. Маршал Жоффр, командующий французской армией, уверял, что достаточно 500 тысяч человек. Маршала бурно приветствовали на улицах Вашингтона и Нью-Йорка. «Папаша Жоффр» – это победитель под Марной. Его обаяние покоряло толпу, особенно когда он, выступая, восклицал с забавным акцентом: «I do not speak English. [13]13
  Я не говорю по-английски (англ).


[Закрыть]Да здравствуют Соединенные Штаты Америки!» Его компетентность производила впечатление на военных, а журналисты делали остальное, создавая миф о нем как о блестящем полководце. «Нью-Йорк тайме» сравнивали Жоффра с Аэцием, [14]14
  Флавий Аэций (Aetius) (ок 396–454) – римский полководец, победивший в 451 году Аттилу.


[Закрыть]сумевшим остановить гуннов, с Роландом и Оливье. [15]15
  Роланд и Оливье – легендарные герои французского средневекового эпоса «Песнь о Роланде», сражавшиеся в войсках Карла Великого.


[Закрыть]Заканчивалась статья славословием: «Люди видят в подобных необычайно мужественных личностях символ и надежду, ради которых стоит умереть, олицетворение страсти и поэзии, героев, не ждущих наград, способных, по примеру жителей Лиона в дни Французской революции, умереть за идею». И нью-йоркцы горячо аплодировали «человеку, остановившему немцев почти у ворот Парижа». Такова была пропагандистская операция, безусловно, необходимая для того, чтобы сломить последние аргументы против мобилизации. Неоспоримо и то, что союзники с нетерпением ожидали прибытия американцев на поля сражений.

Вообразим на мгновение эту импровизированную мобилизацию. Специальные комиссии спешат организовать просмотр мужчин от двадцати до тридцати лет. Взяты на учет десять миллионов человек. Не все из них будут мобилизованы, так как система основана на принципе отбора, но четыре миллиона найдены пригодными для военной службы. Многие ищут предлог, чтобы не попасть в число отобранных в армию. Молодые люди женятся в спешке, только чтобы избежать казармы. Вспыхивают выступления против мобилизации, как, например, в Нью-Йорке и Монтане. Фермеры Оклахомы, коренные американцы, даже вооружаются, чтобы противостоять мобилизации.

Один американский бизнесмен написал своему другу-французу: «Очень печально, что мы вступили в войну; но теперь, когда это произошло, мы пойдем до конца…. Мы будем участвовать в войне до последнего доллара и до последнего солдата…. Мобилизация проводится энергично. Нам нужно еще несколько месяцев, чтобы обучить новобранцев, а затем мы отправим их «за море», а если понадобится – отправим еще один миллион». Другой, более осторожный соотечественник попытался объяснить мобилизационную заминку: «Нужно время, чтобы подготовить необходимое количество солдат. Как известно, наша страна до сих пор была наиболее мирной в мире, а наша регулярная армия была смехотворно малочисленной для столь огромного государства».

Еще один штрих, свидетельствующий о царившей тогда атмосфере напряженности и борьбы. В октябре 1917-го в Нью-Йорке проходили муниципальные выборы. Кандидат от социалистов получил 21 процент голосов. В предвыборной кампании он настаивал на мире, яростно и неустанно выступая против «массового истребления нашего мужского населения, расточительного разбазаривания наших ресурсов в безумном поиске непостижимой демократии». В Чикаго аналогичный подсчет дал 34 процента голосов за социалистов; в Дейтоне (штат Огайо) – 44 процента; в Баффало (штат Нью-Йорк) – 25 процентов. Естественно, подобное сопротивление мобилизации было недооценено или о нем умолчали. А разве во Франции 1917–1918 годов много говорили об этом?

Мобилизация сопровождалась также пропагандой, пытавшейся поднять боевой дух. Сначала это делалось осторожно. Дескать, война, которую ведут США, – это крестовый поход, это священная миссия, направленная на защиту фундаментальных принципов демократии. Право и справедливость против автократии и варварства… Как только силы Зла будут побеждены, Добро восторжествует. Нет ничего справедливей этой борьбы. К тому же США не сражаются ни за какие новые территории, ни за какое материальное преимущество. Все, чего они хотят, – это мир «safe for democracy» (мир, где царит демократия), руководимый Лигой Наций, сплоченный удовлетворением требований притесненных народов.

В январе 1918 года президент Вильсон выдвигает программу из 14 пунктов. Один из его близких соратников кратко сформулировал убеждения, царившие тогда: «Мы – единственная нация, которая заняла в этой войне позицию, совершенно лишенную эгоизма. Все воюющие державы откровенно рассчитывали на распределение трофеев, тогда как президент Вильсон поднял моральную планку Америки. Намерение нашей страны – помочь остальному миру оказать ему услугу».

Подобная декларация в самом деле не была полностью фальшивой. Но в то же время не все и правда, так как США преследовали цели, каких пыталась достичь любая другая великая держава. Но для среднего американца это было неважно. Он усвоил, что его роль исключительная, а выполнение этой миссии требует самопожертвования, и что за рубежом он сможет понять истинные причины этой войны.

Были и другие, более энергичные способы воздействия на сознание. Был создан комитет информации, целью которого было заставить американцев осознать главные задачи момента. Была введена цензура в прессе. Добровольные ораторы выступали с краткими заявлениями, предпочтительно во время перерывов между сеансами в кинотеатрах. В этой пропаганде, естественно, избегали нюансов. Кто не поддерживает войну – тот агент немецкого милитаризма, их называли «Гансами». Началось преследование «внутренних Гансов», по образному выражению Теодора Рузвельта. Все немецкое вызывало страх или отвращение. Sauerkraut (кислая капуста) называлась теперь liberty cabbage («капустой свободы»). В городе Цинциннати (штат Огайо) решили убрать bretzels (соленые крендели с тмином), которые раньше выставлялись на стойках баров.

Сказалось влияние пропаганды и на медицинской терминологии. Корь называлась German measles. Ни один врач или больной не решались теперь произносить это название болезни со столь «постыдным определением». Стали говорить: liberty measles. Хуже того, стал распространяться страх перед шпионажем. Роберт Ла Фолетт, сенатор от штата Висконсин, голосовавший против вступления в войну, лишился мандата в этом штате и был изгнан из своего клуба. 15 июня 1917 года был срочно принят жесткий закон о шпионаже. Он предусматривал наказание сроком до 20 лет тюрьмы и штраф в десять тысяч долларов для тех, кто мог мешать мобилизации или помогать врагу в распространении ложных слухов, или подстрекать армию к неповиновению. Другое важное распоряжение: федеральная почта имела право отказаться отправлять любую корреспонденцию, которая, по мнению министра, могла бы призывать к предательству, вооруженному восстанию или нарушению законов. В результате пострадало несколько периодических изданий. Это был не запрет на появление, а асфиксия. [16]16
  Асфиксия (от греч. asphyktos – бездыханный), здесь – удушение. (Прим. ред)


[Закрыть]Нетерпимость приобретала тревожные пропорции. Один кинорежиссер был приговорен к 10 годам тюремного заключения: его фильм был посвящен американской революции, а англичане были представлены в нелестном виде, но ведь Великобритания была теперь союзником США! Юджин Дебс, выдающийся лидер социалистов, произнес пацифистскую речь в июне 1918 года. Результат: судебный процесс и осуждение его на 10 лет тюрьмы.

За месяц до этого президент подписал закон о массовых выступлениях. На этот раз под прямой угрозой оказались свобода мнений, свобода слова. Согласно новому закону только министр связи мог разрешить или запретить использование федеральной почты. В соответствии с новым законом было арестовано 2168 человек, 1055 из них осуждены. Можно рассуждать, завышены или занижены эти цифры. Существенно, что подобная практика была направлена против американских традиций и свидетельствовала о наступлении кризиса. В то время как снижалась толерантность, наблюдался подъем довольно подозрительного и ограниченного патриотизма. В обстановке этой экзальтации началась охота на ведьм.

Тем не менее «материальные результаты» не были огорчительны. США постарались занять достойное место в конфликте. Естественно, недостаточно было только желания создать боеспособную армию. Приходилось преодолевать значительные трудности. Лагерей для военной подготовки недоставало. Необходимо было их срочно создать, а на это требовалось по меньшей мере несколько месяцев. Нужно было срочно изготовить униформу. Не было инструкторов. На помощь пришли французы и англичане – они обучали совершенно неопытных, но полных энтузиазма американских солдат. Вооружение армии находилось также в плачевном состоянии: устаревшие ружья, да и их было недостаточно; совсем мало пушек, пулеметов, танков и самолетов. Тогда Франция продала американцам необходимое вооружение. Союзники также обеспечили США транспортом, необходимым для доставки войск в Европу через Атлантику. Наконец постепенно американские солдаты начали прибывать в порты Франции. К концу 1917 года их насчитывалось около 150 тысяч. Этого было явно недостаточно. Через три месяца их численность удвоится. Наконец с весны 1918-го все силы были задействованы. В июле во Франции уже насчитывался миллион американцев, а в день подписания перемирия – два миллиона.

Экспедиционные корпуса сыграли решающую роль в победе, несмотря на их слабость. Они обеспечили союзникам численное преимущество и несколько важных побед Появились они на фронте довольно поздно, поэтому их потери относительно невелики по сравнению с армиями союзников. С1914 по 1918 год на полях сражений погибло 50 тысяч американцев, 1 миллион 400 тысяч французов, 1 миллион 600 тысяч немцев и 120 тысяч бельгийцев. И тем не менее американцы были убеждены, в основном справедливо, что без их участия исход войны был бы иным. Французы и англичане возражали, особенно после перемирия, заявляя, что Pix союзники из-за океана сыграли незначительную роль, так как война продолжалась уже тридцать два месяца, когда Конгресс США проголосовал за объявление войны, а в течение девятнадцати месяцев пребывания американцев в Европе они не были достаточно активны, за исключением последних сражений. Подведение итогов вызывало у них огромное раздражение.