Текст книги "Парад теней"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Здесь. – Подождал, пока не припарковались как следует, и потребовал у Константина: – Давай.

Не таясь, тот протянул Виктору так называемую зажигалку. Кузьминский бодро выскочил из «опеля» и нырнул через узкий проход в ближайший двор. Но некто Вадим Устрялов, по любовному прозвищу "Рыжий Вадик", жил не здесь. Он жил через два дома отсюда, но Кузьминский не хотел, чтобы наблюдательный Борис Евсеевич проследил, по какому адресу он направился.

Беззаветно преданный Деду Рыжий Вадик был суперспециалистом в электронике, радиоделе, звукозаписи. И, кроме того, его увлечением были всякие диковинки. Именно он снабдил экспедицию в букмекерскую контору соответствующей техникой.

– Ты один? – сурово спросил Кузьминский у открывшего дверь Вадима.

– Один, один, – успокоил Вадик. – Мои на даче. Отстрелялись удачно?

– Почти, – слукавил Кузьминский и отдал зажигалку.

– Что значит "почти"? – забеспокоился Вадик.

– Малые организационные трудности, никак тебя не касающиеся, – смутно объяснил Кузьминский. – Когда все будет готово?

– Через два часа.

– И прямо с отпечатками к Деду?

– Куда от него, старого хрыча, денешься, – улыбаясь, любовно произнес Вадик. И вдруг, присмотревшись, ахнул:– Это кто же так с твоим личиком поступил?

– Нынешнее мое личико – часть разработанного мной остроумнейшего плана успешно проведенной операции, – с гордостью заявил Виктор. – Я от тебя Деду позвоню. Можно? – И спохватился: – Только бы не хотелось, чтобы ты слушал этот разговор.

– Каяться будешь? – догадался Вадик и упредил всевозможные извинения: – Не обижаюсь, Витя. Валяй, а я в свою лабораторию пойду. Времени – в обрез.

…Константин рванул по прямой.

– Это мы куда? – перепугался Кузьминский.

– Через Свободный на шоссе, а там по МКАД до Ярославки.

– Через Измайлово и Черкизово ближе!

– Зато на светофорах не будем спотыкаться! – прокричал Константин. Любил скорость. Субботний вечер с безлюдьем и тремя прямыми. Есть шанс показать себя и «опель». От Вадика они отъехали ровно в девять. Без двадцати десять Константин заглушил мотор у смирновской калитки. Борис Евсеевич с нескрываемым любопытством через окошко рассматривал жилище матерого сыщика.

– Весьма скромненько, но вполне достойно, – решил он вслух.

– Золотые слова, – поддержал его уже вылезший из машины Кузьминский. И к месту ты их вспомнил. На всякий случай напоминаю: веди себя, Боря, скромненько и по возможности достойно.

Борис Евсеевич повел себя как приказано. Почтительно склонив круглую свою голову, он пожал протянутую ему Смирновым руку, отступил на шаг назад и поклонился:

– Чрезвычайно рад знакомству с вами, Александр Иванович.

– Приятно слышать, – формально откликнулся Смирнов и жестом пригласил незваного гостя в дом.

В столовой заботами Лидии Сергеевны был накрыт легкий ужин. Борис Евсеевич цепким взглядом вмиг увидел и старинный стол на львиных лапах, и замысловатый буфет, тоже дореволюционный, и высокие стулья, и вольтеровское кресло при новейшем телевизоре, и хорошего вкуса картины по стенам. С некоторой завистью оценил настоящий уют, которого сам не смог достичь в своих хоромах даже с помощью профессиональных дизайнеров, запросивших мешок баксов.

– Как вы сумели устроить дом так, что, войдя в него, хочется остаться здесь навсегда? – польстил Борис Евсеевич.

За Смирнова ответила Лидия Сергеевна:

– Прожитой жизнью, в которой наш дом жил с нами.

Дав время Борису Евсеевичу до конца прочувствовать стиль этого дома как в обстановке, так и в общении, Смирнов, весело разглядывая волчьи глаза бизнесмена, представил ему дам:

– Знакомьтесь, Борис Евсеевич. Моя жена, Лидия Сергеевна, и дочка Ксения. – Подождал, пока все обменялись поклонами и приступил к исполнению роли гостеприимного хозяина. – Несмотря на то что вы попировали в златых чертогах, мы все же рискнем предложить вам слегка закусить.

– Предварительно, конечно, выпив, – быстро завершил смирновскую фразу почти протрезвевший и теперь уже похмельный Кузьминский.

– Не за что выпивать, – сурово остановил его хозяин.

– Не зверствуй, Иваныч! – взмолился литератор. Не обращая на него внимания, Смирнов пригласил к столу.

– Витя, – тихо позвала сердобольная Ксения. Кузьминский повернул к ней свое трагическое – брови домиком, безнадежные глаза часто моргали – лицо, которое, когда Ксения, отступив чуть в сторону, открыла стойку буфета, вдруг расцвело в лучезарной улыбке. Ряд, как говаривал поэт, чудесных изменений милого лица. И было отчего: за Ксюшиной спиной, оказалось, стояла бутылка «Абсолюта», бутылка "Чивас регал" и три бутылки сухого вина. Все работы, как говаривал еще один поэт, хороши, выбирай на вкус.

Бориса Евсеевича посадили между хозяином и хозяйкой, а Кузьминский и Константин прибились к Ксении: ошую – Кузьминский, одесную – Константин.

Выпили и закусили, выпили и закусили, обмениваясь дежурными тостами и выразительными междометиями. Выпивали по своим наклонностям: Смирнов и Кузьминский – водку, Борис Евсеевич и Лидия Сергеевна – виски, Ксения и Константин – сухое вино.

Первой неожиданно заговорила всерьез Ксения. Понимая, что ее могут не допустить к настоящему разговору, она задала вроде бы невинный вопрос:

– Борис Евсеевич, насколько мне известно из средств массовой информации, вы – держатель контрольного пакета акций, то есть, по сути, владелец крупнейшего акционерного общества закрытого типа, контролирующего большинство универсальных магазинов Москвы. Мне не понятен интерес, который проявляете вы к скромным особам скромного дома, не имеющим ни малейшего касательства к делам торговли и предпринимательства. В чем этот интерес, Борис Евсеевич, если не секрет?

– Вот так сразу – быка за рога? – изумился Борис Евсеевич.

– Ксюшка! – озадаченно рявкнул причисленный к "скромным особам" Смирнов.

– Нет, Александр Иванович, можете не ограждать меня от острых вопросов. Я отвечу, я хочу ответить милой Ксении. Во-первых, Ксюша… Я могу вас так называть? Во-первых, как мне известно, все дела, в которых присутствует криминал, в той или иной степени интересуют и Александра Ивановича и Лидию Сергеевну.

– Борястик, а не уголовник ли ты? – ужасным голосом вскричал поправивший здоровье Кузьминский.

– Нет пока, – быстренько удовлетворил его любопытство Борис Евсеевич и продолжил: – А во-вторых, Ксюша, – он подчеркнуто обращался только к девушке, – некая тайная экспансия, помимо захвата шоу-бизнеса и, как полагаем мы с Александром Ивановичем, игорного незаконного дела, будет неуклонно расширяться, подчиняя себе все новые и новые зоны в экономической структуре нашего города.

– Ну и пусть себе расширяется! – беспечно разрешила Ксения.

– Это черный бизнес, Ксюша, не просто связанный с уголовным миром, но порожденный им.

Вот и начался серьезный разговор, который хозяевам не хотелось бы вести, так сказать, на общем собрании. Лидия Сергеевна очаровательно улыбнулась новому знакомому и задала прямо-таки дамский вопрос:

– Ужасно заинтриговали вы меня, Борис Евсеевич, названием вашего акционерного общества: «Мирмар». Как будто из "Тысячи и одной ночи". Вроде «сезама». "Сезам, откройся!" "Мирмар, откройся!" Но все-таки что это значит, если не секрет?

Борис Евсеевич искренне рассмеялся и охотно ответил:

– Вот уж не думал, что в связи с нашим названием могут возникнуть подобные ассоциации. «Мирмар» – это мир Марина, а Марин – моя фамилия.

– Фи, как неинтересно! – опять выскочила Ксения. – Значит, если ты, Витя, заимеешь какой-нибудь свой мир, – она обратилась к Кузьминскому, ну, допустим, нечто вроде винной лавки, он назовется «Мирку», да? Что-то из румынской жизни.

– Хотя ты и моя благодетельница, Ксения, но, к сожалению, ты еще и курица несообразительная, – покровительственно заявил литератор, имевший несравнимо больший опыт в словообразовании. – Не мир Кузьминского, а Кузьминского мир, что в названии будет выглядеть как «Кумир», полностью соответствуя моему положению как в литературном мире, так и в мире вообще.

– Вроде никто не пьет, – озабоченно заметил коварный Смирнов. – Тогда, Лида, убирай бутылки, чай пить будем.

– Я тебя не понял, Иваныч, – угрожающе произнес Кузьминский, вмиг отряхнувшийся от своего тетеревиного токования. – Ты ведь и себя лишаешь.

– Я – садист-мазохист, – гордо заявил Смирнов. Что вызвало немедленную реакцию раздраженного литератора.

– Боже, какие слова-то он знает!

Лидия Сергеевна добилась своего: шел необязательный легкий треп, при котором серьезный разговор был бы не только неуместен, но и просто невозможен. Поэтому Борис Евсеевич получил право сказать то, что и сказал:

– Мне бы хотелось поговорить с вами, Александр Иванович, приватно.

– Со мной и Лидией Сергеевной, – твердо поставил свои условия Смирнов.

– Буду только рад.

Дед встал из-за стола и распорядился:

– Ксения, остаешься за хозяйку. Проследи, чтобы Витька не напился до чертей. Пройдемте ко мне, Борис Евсеевич.

И солдатская комната отставного полковника была уютна. По-солдатски. Лежак под черно-красным одеялом, конторка, книжные стеллажи во всю стену, стенд с коллекционным оружием, журнальный столик, два кресла, одно из которых было предложено гостю:

– Садитесь, Борис Евсеевич, и начинайте. – Смирнов устроился в другом кресле, а Лидия Сергеевна присела на лежак.

– Начну, пожалуй. – Борис Евсеевич поощрительно похлопал себя по лысине. – Я чувствую приближающуюся опасность для своего дела, да и для себя. У меня законный, хорошо отлаженный, приносящий верный доход бизнес, которому я посвятил жизнь, и я не хочу подвергаться опасности… – Замолк, ожидая вопросов. Но вопросов не последовало, и ему пришлось продолжать: Опасность эта исходит от жестко организованной и, что весьма нехарактерно для чистой уголовщины, дисциплинированной и осторожной тайной криминальной структуры. – И опять замолк.

– Вы повторяете все то, что говорили Ксюше, – недовольно напомнил Смирнов. – Ваши рассуждения общего, так сказать, порядка вряд ли могут нас увлечь. Мы ждем конкретики, Борис Евсеевич.

– Если бы я владел этой конкретикой! – патетически воскликнул Борис Евсеевич.

– Тогда что? – поймала его на слове Лидия Сергеевна.

– Тогда бы я предложил ее вашему вниманию, – попытался осторожно вывернуться бизнесмен.

– Юмор – это хорошо, – одобрил его Смирнов. – Но от нас-то вы чего хотите?

– Вот это разговор, которого я ждал, – обрадовался Борис Евсеевич. Так сказать, конкретика с вашей стороны. Я хочу, дорогие Александр Иванович и Лидия Сергеевна, чтобы вы расширили в некотором роде горизонты ваших расследований. Не только локальные преступления в поп-индустрии, но надвигающийся на каждого честного предпринимателя рэкет со стороны хорошо организованного и беспощадного синдиката, если можно так назвать криминальное сообщество. Выявление, разоблачение и уничтожение этого синдиката – вот как бы я определил цель нового масштабного расследования, в котором дело о махинациях в шоу-бизнесе было бы лишь составной частью его.

– Вы что-то малость путаете, Борис Евсеевич. Мы с Лидией Сергеевной не занимаемся никаким расследованием…

– Да, да! – перебил Смирнова с местечковой бесцеремонностью темпераментный Борястик. – Блистательная Анна наняла Сырцова…

– Пригласила, – недовольно поправил его Дед.

– Прошу извинить, естественно, пригласила!! – поспешно согласился хозяин «Мирмара», увидев смирновские глаза. – Но ведь каждому информированному человеку в Москве известно, что если Сырцова, то наверняка и Смирнова. Ни в коей мере не желая принижать заслуг Георгия Петровича, я уверен, что в каждом его успешно завершенном деле есть немалая толика ваших интеллектуальных усилий. – Борис Евсеевич вдруг замолк, услышав резкий смех Лидии Сергеевны.

– Простите меня, Борис Евсеевич, – с трудом справившись с собой, извинилась она. – Я просто представила, как мы вдвоем с Александром Ивановичем, подобно спортсменам, поднимающим тяжести, с нечеловеческими усилиями выталкиваем вверх немыслимой тяжести штангу нашего интеллекта. Наши искаженные лица, наша напряженная мускулатура и ваш восторг, как зрителя, нашими интеллектуальными усилиями.

Борис Евсеевич окончательно понял, что витиеватость и уклончивость речей здесь не проходят, и решительно поменял тональность. Заговорил деловито и искренне.

– Георгий Петрович в поиске и, безусловно, найдет все нужные концы. Но он идет снизу. От и до, к каждому поодиночке. Так вот, у меня вполне достоверные сведения, что большинство продюсеров, контролирующих и, если хотите, обслуживающих основной отряд эстрадных исполнителей, уже у них под сапогом. Возродившийся подпольный тотализатор – их детище. И, само собой, все рестораны и казино, при которых функционируют букмекерские конторы, в их руках. Все это осуществлено за крайне короткий срок. Менее чем за полгода. Так что экспансия – не фигура моего красноречия, а ужасающая реальность. Саранча идет на нас, саранча! – Он передохнул слегка и продолжил: – Безусловно, Сырцов докопается до всего этого, но время, время! А он – один. Я прошу вас, Александр Иванович и Лидия Сергеевна, не просто консультировать, а активно включиться в расследование. Техническое обеспечение и все расходы я беру на себя. Включая достойный вашего легендарного мастерства гонорар.

– Все чудесненько, Борис Евсеевич, – похвалил его Смирнов. – Но вы забыли об одном: мы – старые люди, а для таких дел – просто очень старые.

– Я не призываю вас заниматься слежкой и стрелять из пистолетов. Для этого вы можете нанять нужных людей.

– Опять нанять! – яростно отметил Смирнов. – Нанятые мне не нужны.

– А какие вам нужны? – быстренько среагировал Борис Евсеевич.

– Александру Ивановичу никакие не нужны, – тихо сказала Лидия Сергеевна. – Мы вряд ли примем ваше предложение.

– Лидия Сергеевна! – умоляюще взвыл Борис Евсеевич, почуяв, с чьей стороны исходит основная угроза его прекрасно задуманному плану.

– Уймись, Боря, – без предупреждения перейдя на «ты», попросил Смирнов. – Вот-вот приедут Георгий Сырцов и еще один мой друг…

– …который привезет с собой отпечатанные фотографии с только что проявленной пленки! – радостно продолжил за Смирнова Борис Евсеевич.

– Недаром уверял меня Виктор, что ты догадливый и наблюдательный. В связи с этим предложение: не мог бы ты присоединиться к нам в изучении, так сказать, нового иконографического материала?

– С восторгом! – согласился уже просто Боря и добавил с надеждой: – А потом еще разок поговорим, да? – Он умильно глянул на Лидию Сергеевну. Абсолютно конкретно и с учетом возрастных особенностей каждого из нас.

– Помимо того, что ты догадливый и наблюдательный, ты еще и нахальный, Боб! – усмехнулся Смирнов. – Пойдем к молодым, может, до приезда гостей водочки успеем выпить.

Успели-таки по разу «причаститься», прежде чем без предупреждения и даже стука распахнулась дверь, на пороге объявился Сырцов и радостно сообщил:

– А вот и мы! – Пропустил вперед Рыжего Вадика и вдруг заметил среди вставших в связи с их появлением из-за стола Бориса Евсеевича. Хотел было что-то сказать, но его опередил Смирнов, решив представить Бобу вновь прибывших.

– Мой друг Вадим Устрялов.

Вадик поклонился, а Кузьминский от стола прокричал:

– А я его скрывал от Борястика! – По-видимому, круглый Борис Евсеевич исключительно провоцировал всех на амикошонство. Невозмутимый Смирнов продолжил:

– Мой друг Георгий Сырцов.

Сырцов тоже поклонился и, мгновенно перехватив инициативу у своего учителя, сам представил незнакомца:

– А это Борис Евсеевич Марин, предприниматель, владеющий большинством промтоварных магазинов нашего чудесного города. Сейчас занят строительством бензоколонок на самых хлебных местах. Энергичен, хваток, смел. Личное состояние подкатывает к сотне миллионов в долларовом исчислении. Рад познакомиться, Борис Евсеевич.

Сырцов продемонстрировал такое наступательное обаяние, что многое видавший в этой жизни Борис Евсеевич почел за лучшее в данной ситуации в словесное фехтование не вступать, а плыть по течению разговора, по возможности не особо теряя лицо.

– К моему глубокому сожалению, вы несколько преувеличили мое личное состояние, Георгий Петрович, – огорченно признался он и пожал Сырцову руку.

– Будя, будя прибедняться-то! – проворчал Кузьминский.

– Не обращайте внимания на этих нахалов, Борис Евсеевич. Просто у них такая дурная привычка: непременно для начала покусать новичка, – утешила Лидия Сергеевна Марина.

– Очень милый и весьма своеобразный у вас дом, – поблагодарил Лидию Сергеевну Борис Евсеевич.

– Дом и люди в нем, – опять влез в разговор Кузьминский.

Чересчур много внимания особе предпринимателя, чересчур. Лидия Сергеевна ласково спросила у вновь прибывших:

– Поужинаете, мальчики?

– Пока нет, – за двоих ответил Сырцов.

– Водочки с устатку? – Немыслимое из ее уст предложение.

– Пока нет. – Сырцов был тверд, как утес, о который в бессилии бьются волны.

– Жжет? – все понял Дед.

– Не то слово, Александр Иванович, – признался Сырцов. Смирнов встал, осмотрел всех присутствовавших и удивился:

– Во дело! Хотел на конфиденцию избранных пригласить, а, оказывается, все нужны за исключением малолетней Ксюшки.

– Я попрошу! – всерьез заорала Ксения и кулаком трахнула по столу так, что мелодично зазвенели хрустальные бокалы.

Дед понял, что перебрал, и успокоил в обиде отвернувшуюся от него девицу:

– Уж и пошутить нельзя! Я пошутил, Ксюшенька, пошутил!

Ксения улыбнулась и ответила часто здесь поминаемой фразой открытки сороковых годов:

– Шути, любя, но не люби, шутя.

– Вместо конфиденции – круглый стол! – возгласил успокоенный Смирнов, – а кто его приберет?

Быстро убрали со стола. Смирнов самолично стянул скатерть. Как по команде, все окружившие столешницу сосредоточенно уперлись в нее руками. Ни дать ни взять – военный совет, только карты генерального наступления не хватало. Вадим Устрялов открыл кейс и, подняв, вытряхнул его над столом. На коричневой плоскости возникла внушительная горка сильно выгнутых от спешной сушки фотографий.

– Вадик, ты – стахановец! – похвалил своего левшу Смирнов. – А может быть, и ударник коммунистического труда! Когда успел?!

От слов Смирнова Вадик даже зарделся и, чтобы скрыть смущение, пробурчал сурово, стараясь ни на кого не глядеть:

– Успел, коли надо. Трудно было только на приличную четкость выводить.

Азартный Кузьминский уже рассматривал на фотографиях заваленные стены, усеченные лица, пол-лица, четверть, скошенный общий план. Естественно, зажигалка в нервных руках – не «Контакс» на штативе. Налюбовавшись, Виктор обнял за плечи стоявшего рядом смущенного Константина.

– "Доктор Мабузо"! "Руки Орлака"! Ты, Костя, – славный продолжатель традиций немецкого экспрессионизма двадцатых годов.

15

– Разрешите? – уже войдя, справился Андрей Альбертович.

Галина Васильевна внимательно осмотрела парадный его двубортный костюм, слегка диковатый, ядовито-синий галстук, портфель, блестящие в металле башмаки. На миг перевела взгляд на не пошевелившегося Кирилла Евгеньевича, у окна пялившегося на неприбранный двор, и разрешила.

Андрей Альбертович прошел к столу, выдвинул стул, сел, бухнул на раритетную карельскую березу свой портфель и поздоровался с горбатовской спиной:

– Здравствуйте, Кирилл Евгеньевич!

Кирилл ненадолго обернулся:

– Здравствуйте, Андрей Альбертович, – и возвратился к созерцанию задворок.

Галина Васильевна поняла, что разговор придется вести ей, и, еще раз окинув насмешливым взглядом экзотический наряд сыщика, спросила:

– Надеюсь, Андрей Альбертович, вы сегодня, наконец, с полным отчетом?

– Так точно, Галина Васильевна! – успокоил ее Андрей Альбертович и для убедительности приподнял над столом свой крутобокий портфель.

Галина Васильевна продолжила ледяным тоном:

– Надеюсь, вы ознакомите нас с вашими выводами?

– Что значит с выводами? – обиделся Андрей Альбертович, шаря во внутреннем кармане пиджака. – Что значит с выводами? – Извлек очёшник, вытащил очки, водрузил их на нос, с достоинством глянул на Галину Васильевну. – Я серьезно и добросовестно работал, уважаемая Галина Васильевна! – Он завалил портфель набок, щелкнул замком, извлек из портфеля виниловую папку. – Здесь, – помахал ею, – полный отчет о моих действиях и затратах.

– Нас меньше всего интересуют ваши действия и наши затраты, – сказал от окна Кирилл Евгеньевич. – Где результаты, Андрей Альбертович?

– Нет, позвольте! – возмутился тот. – Я должен изложить все поэтапно, чтобы ни у кого не возникало сомнений в моей профессиональной честности. Предполагая возможность сомнения заказчика по поводу тех или иных аспектов дела, я подготовил всесторонний отчет-справку, который сейчас зачитаю.

– Может, своими словами? – предложил Кирилл Евгеньевич.

– А в отчете что – слова не мои? – обиделся Андрей Альбертович, вытащил из папочки пачку листов с отпечатанным на машинке через интервал текстом и, чтоб не успели еще раз перебить, скоренько приступил к чтению. Бубнил заунывно, но довольно внятно: – "Отчет-справка о проделанной работе и финансовых затратах по этой работе сыщика Рябухина А.А., выполнявшего задание граждан Горбатова К.Е. и Праховой Г.В.". – Прочитав шапку, Андрей Альбертович глубоким вдохом набрал воздуху и забубнил с новой силой: "Смысл задания, полученного мной, Рябухиным А.А., состоял в том, чтобы определить и расследовать причины, по которым Горбатов Д.Е. совершил убийство неизвестной…"

– Вы!.. – выкрикнул Кирилл Евгеньевич, но оборвал себя.

Андрей Альбертович поднял на лоб очки, честно посмотрел на Горбатова:

– Что – я?

– А-а-а! Да ладно, продолжайте, – огромным усилием справился с собой Горбатов.

– В дальнейшем прошу не перебивать, – Андрей Альбертович пальцем отыскал место, до которого дочитал, но для связности повторил: – "… по которым Горбатов Д.Е. совершил убийство неизвестной, и отыскать, если таковые имеются, истинных инициаторов этого преступления. Определив тупиковую бесперспективность разработки линии, связанной именно с этим преступлением, по причине гибели Горбатова Д.Е., которая фактически обрывала возможные нити, тянувшиеся к так называемым инициаторам, я посчитал более целесообразным исследовать историю гибели другого лжепевца по аналогии. Я был убежден, что оба эти преступления зародились в одном месте, и если я досконально пройдусь по цепочке второго дела, то обязательно выйду к истокам и первого. Пользуясь хорошими своими связями в «Аэрофлоте» я по спискам пассажиров…"

Начали глухо бить напольные часы. Рябухин оторвался от бумаг, про себя считая удары. Хотя без забот мог бы и на свои наручные посмотреть. Подсчитал и объявил:

– Десять часов.

* * *

Он проснулся и глянул на наручные часы, которые забыл снять. Было ровно десять. Он лежал на дивных простынях на необъятной ширины кровати красного дерева с медальонами. Времен, надо полагать, одного из французских Людовиков. Луи Каторза, к примеру.

…Вчера, а точнее, уже сегодня, возвратясь от Деда в два часа (для одних – поздний вечер, для других – уже раннее утро), он, не предвидя на утро особых хлопот, решил основательно выспаться. Но ему не позволили сделать это. Он только-только сбросил в передней башмаки, как зажурчал звонок многоцелевого «Панасоника». Трубку брать совсем не хотелось, но он все же взял ее. Угрюмо сказал в микрофон:

– Вас слушают. – Знал, что вышло нелюбезно, но желал, чтобы так вышло.

– Господи, меня слушают! – умилилась трубка неповторимым голосом популярнейшей певицы. – Счастье-то какое!

– "Приколет розу вам на грудь цветочница Анюта!" – хрипло спел Сырцов и ласково поздоровался: – Здорово!

– Приколет, приколет, – пообещала Анна. – В самое ближайшее время. Ты что там делаешь?

– Дрова рублю, – сообщил он. – Не заметил, как кончились дровишки-то.

– Захвати вязанку для моего камина и ко мне.

– А надо? – спросил он тихо, тайно надеясь, чтобы было надо.

– Что надо?

– Поздней весной камин топить?

– Пошутили, и будя, – решила Анна. – Можешь подъехать?

– Могу.

– Жду через двадцать минут. Цербера я предупрежу.

Она действительно приколола (засунула черенок в карман блейзера) розу ему на грудь, а на плечи положила теплые руки. Он за талию осторожно привлек ее поближе, откинул со лба знаменитые ее кудри и нежно поцеловал в губы. Они одновременно прикрыли глаза, ощущая неодолимое желание. Потом посмотрели глаза в глаза и поняли все друг о друге. Он долгое время (по причине занятости) был без женщины, а она (неизвестно по какой причине) стосковалась без мужика. А теперь к взаимному удовольствию вот они мужчина и женщина.

Первая близость прошла без подготовки, без слов, без особых ласк. Просто лихорадочно освободились от гнетущей тяжести.

Потом не спешили. Слегка выпили, немного поболтали.

– Не торопись, – ласково просила она и определяла ритм замедленным кругообразным движением таза. Она помогала ему и сдерживала его, зная, что высокое наслаждение в предощущениях, а не в конце. Он поддался, он сдался, он следовал за ней. Они растягивали мгновенья до минут, чтобы желание нарастало и нарастало.

Они и кончили, с мучительным напряжением сдерживая себя, в том же затяжном ритме, чтобы пронзительное общее их завершение было не целью, а результатом.

Не истерзанное диетами ее тело было плотным, гладким, с нежной упругой кожей. И владела она им со спокойной эмоциональностью, мастерски. Она была талантлива во всем. И в этом занятии тоже.

Они следовали по горной гряде от пика к пику и, покорив вершину, сладостно утомленные, тихо и незаметно уснули…

Он на четвереньках дошагал до края кровати и сел, спустив ноги на ковер, слегка разочарованный, что Анны не было в постели. Но именно в этот момент от дверей ванной комнаты в развевающемся воздушном пеньюаре шла уже хорошо поработавшая над собой, свежая, как глоток колодезной воды, Анна. Он поспешно прикрылся простыней. Она подошла к нему, уперлась коленями в его колени, наклоняясь, поцеловала в лоб.

Он обеими руками проник под пеньюар. Ягодицы легли в его ладони. Он гладил их, осторожно сжимая их, уверенно лаская. Она взяла его за уши, влажным слабым ртом раскрыла его губы и нашла язык…

– Еще? – спросила она детским голосом. Он, не удержавшись, кивнул.

* * *

Михаил Семенович Кобрин ждал свой «линкольн» у закрытого на ремонт магазина «Кубань» неподалеку от метро «Парк культуры». В превосходном настроении. Был даже момент, когда он бесшабашно отбил на тротуаре некое подобие матросской чечетки. Вот, наконец, и они. Лимузин бесшумно остановился рядом с ним. Выскочил Артем и, виновато глядя в хозяйские глаза, объяснил:

– В пробку на Самотеке попали, шеф. Еле вырвались.

– Какие могут быть пробки в воскресение? – стараясь казаться суровым, не поверил Михаил Семенович.

– Мне не верите, спросите у Славика. Он подтвердит!

– Потому что сговорились, – продолжил было игру в строгость Михаил Семенович, но не выдержал, обнаружил свое прекрасное настроение в широкой улыбке. – Ладно уж, прощаю. Я сегодня всем все прощаю.

– С удачей вас, Михаил Семенович? – поощренный хозяйской улыбкой, спросил Артем.

На этот прямой вопрос Кобрин ответил радостно, но неопределенно:

– Гора с плеч, Артем! Я развязался! Как сказал Маяковский: "Я свободен от любви и от плакатов!"

– От каких плакатов? – удивился Артем. То, что босс освободился от надоевшей любви, он знал давно: кобринская жена постоянно жила за границей.

– От красочных, – с легкой издевкой ответил Кобрин, открыл дверцу и, слегка нагнувшись, сообщил водителю: – Славик, сейчас – домой, загоняем машину в стойло и весело втроем отмечаем мою небольшую удачу. Идет?

– Другой бы драться, а я – пожалуйста! – темпераментно откликнулся Славик.

Михаил Семенович был уже наполовину в автомобиле, когда ему в голову пришла ужасающая мысль:

– В доме же выпить нет ни черта! Вчера же эти сратые «пионеры» все вылакали. Надо отовариваться, бойцы. Где?

– Тоже бином Ньютона, – сказал начитанный Славик. – Сразу же за поворотом на Комсомольский – магазинчики, в которых все есть. Дорого, правда…

– Не играет рояли! – пророкотал Михаил Семенович и бухнулся на заднее сиденье. Что тут за езда! Метров двести, направо и остановились.

– Что брать? – спросил Артем, не сомневаясь, что отовариваться придется ему.

– Жратвы-то у нас навалом, полный холодильник, – размышлял Михаил Семенович. – Значит так: пару бутылок хорошей водки, бутылочку "Чивас Регал", если он есть. Если нет – «Балантайн», коньяка настоящего теперь нигде нет, возьми каких-нибудь ликеров позаковыристее, в красивых флаконах, чтоб глаз радовали. Да, и водички! Всякой-всякой! Сосудов пять-шесть. У тебя хоть сумка есть?

– Вот ведь неугомонный! – восхитился Артем. – Да дадут, дадут мне здесь сумки. Не в совке живем!

Хлопнув передней дверцей, он сильным движением кинул себя на тротуар, в два шага достиг дверей беленького магазинчика и скрылся в нем.

Медленно подъехала темно-синяя «тойота» и остановилась за их «линкольном». Из нее с разных сторон неторопливо вышли двое в черных длинных плащах с поднятыми воротниками. Один подошел слева к Славику, другой справа к Михаилу Семеновичу, одновременно рванули дверцы на себя. Одновременно и негромко выстрелили из двух противоестественно длинных пистолетов, выстрелили каждый по три раза. Пока они стреляли, «тойота» обогнула «линкольн» и двое почти на ходу скрылись в ней.

Артем отошел от кассы и вдруг увидел через стекло беспечно распахнутую в сторону движения дверцу «линкольна». Бросив чеки, он выскочил на тротуар. Нервно взревев мотором, с места рванула «тойота». Из «линкольна» высовывалась мертвая рука.

Артем, присев на колено, с двух рук палил из своей «беретты» по уносившемуся от него скромному японскому автомобилю. Он успел выстрелить четыре раза, прежде чем «тойота» достигла церкви Николы в Хамовниках и, визжа тормозами на крутом повороте, на ходу спряталась за ней.

Наваливалась толпа. Размахивая «береттой», Артем орал:

– Не подходи! Не подходи!

Увидев пистолет, люди пятились. Артем заглянул в салон. Михаил Семенович лежал головой к проезжей части, а Славик, наоборот, головой к тротуару. Будто валетом уснули. Славик в последнем движении, падая от выстрелов и запоздало спасаясь от них, рукой распахнул дверцу. Это он, Артем, не захлопнул ее, выходя. Славик лежал лицом вверх. Одна пуля вошла ему в глаз и разворотила висок, две прострелили грудь. Кровь уже стекала с сиденья на пол.

У Михаила Семеновича не было головы. Вернее, вместо головы был некий бело-красный набалдашник без лица. Ему целили в голову и все три раза попали.

Не хотелось, чтобы Славикова рука торчала из машины. Артем, стараясь быть бережным, попытался положить эту руку на сиденье. Но Славик лежал на самом краю, и рука упала. Кистью в кровавую лужу.