Текст книги "Долина раздора (СИ)"

Автор книги: Анатолий Шкирич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

«Даже зомби выглядят живей этой твари, – Агатон направил острие клинка к горлу неуклонно подступающего существа. – Это же тот, кого я нашпиговал кусками своего щита!»

Останки латника тряслись. Левая нога волочилась по земле, а правая рука с парочкой уцелевших на ней фаланг пыталась стянуть с пояса клинок с обломанным у конца лезвием. Упрямо отказывающийся подыхать латник ковылял к Агатону. Хорошо хоть его дружков лейтенант пока не заметил.

«Теперь он хоть не мельтешит вокруг, словно попавшее в смерч пугало, – Агатон нанес выпад, должный отделить покореженный шлем от шеи неумирающего врага. Но клинок столкнулся с поднятым лезвием меча противника. – Ну, дает! Еще чуток и я начну завидовать».

Уже не с той грацией, но все так же быстро клинки прорезали воздух. Стальной звон раздавался при каждом ударе лезвия о лезвие. Вся мощь механики доспехов и долгих тренировок лейтенанта уходил лишь на отражение ударов. Каждый выпад встречался подставленным клинком. Латник, или вернее его никак не подыхающее тело в разваливающихся на глазах доспехах, уже не увертывалось от ударов. Но обломанный клинок не дрожал в покалеченной руке с отсутствующими пальцами, а силы словно брались из неведомой демонической бездны.

«Пора заканчивать этот фарс!»

Агатон нанес удар по правому плечу латника, сорвав пластину брони. Звенья кольчуги оторвались от покореженных доспехов противника, кожа и ткань подкладки повисли лохмотьями. Но под ними начинала пульсировать израненная плоть. На глазах Агатона мышцы вспухали безобразными опухолями. На месте рубцов и кровоточащих ран назревали гнойники, тут же лопались и сменялись здоровой плотью. Набухающие связки вправляли в грудную клетку сломанные ребра. Существо не только не умирало. Его плоть исцелялась, стирая даже следы смертельных ран!

«Сюда бы отца инквизитора, да покрыть эту тварь святым матом», – Агатон процедил сквозь зубы несколько услышанных у подземников ругательств: у края опушки начали подниматься еще два тела, покрытых ранами и следами ожогов вперемежку с  закопченными частями искореженных лат.

Агатон занес клинок над головой. Обе руки покоились на рукояти, а пальцы зажали несколько выступов орнамента на гарде. Когда клинок ринулся вниз, навстречу ему взлетел меч латника.

И тут лейтенант повернул рукоять, и лезвие распалось на две равные половинки, заточенные лишь с одной стороны. Точно так же разделилась и рукоять, оставив в каждой руке по узкой стальной полосе. И меч латника на секунду замер, пытаясь выбрать, какой же клинок отражать.

И Агатон ударил по шее врага с двух сторон. Правый клинок встретил в воздухе лезвие меча противника. А левый пронзил латный воротник, прошел сквозь вязкую плоть и снес позвоночный столб, застряв лишь над левой ключицей. Существо оцепенело, его клинок застыл в замахе. И тут же Агатон нанес удар по шее твари правым клинком. Лязг стали. Хлюпанье багровой крови. И голова в покореженном шлеме свалилась перед обезглавленным телом.

Агатон крепко схватился за рукояти мечей, и пнул сапогом в живот зверолюда. Тело латника безжизненно грохнулось на землю, а лейтенант, высвободив клинки, развернулся к двум оставшимся противникам.

– В прошлый раз я слегка погорячился. Вот теперь можете засчитать мне одного, – и Агатон скрестил клинки в воздухе.

Оставшиеся латники молча двинулись к лейтенанту. Никаких сетей. Время шуток закончилось. Если и существовал приказ взять его живым, то никто про него уже и не вспоминал.

«Осталось лишь придумать, каким чудом справиться с этими гадами», – сил хватало лишь на то, чтобы не свалиться на землю. Клинки весили как стальные балки. Пальцы судорожно подергивались, а колено уже не сгибалось. Поршни и механизмы доспеха реагировали с запозданием, будто не могли прочесть его мысленные образы.

– Вашу мать! Во славу Ордена! Трепещите! – яростно завопил Агатон, тяжело затопав навстречу внезапно попятившимся латникам. – Даже смерть не остановит меня!

Из-за деревьев послышалась командная брань сержанта-подземника и отклики пехотинцев. Агатон облегченно рассмеялся. Никогда он еще не радовался так долгожданному подкреплению.

Двое оставшихся противников неуверенно переглянулись, а затем быстро побежали в обход Агатона, пытаясь, кажется, подобраться к телу своего павшего соратника. Но лейтенант из последних сил метнулся назад и замер над обезглавленным трупом:

 – Ну, уж нет! Чтобы забрать это, вам придется справиться сначала со мной!

«Главное, чтобы они не догадались, что меня сейчас опрокинет даже легкое дуновение ветра».

– Мы еще встретимся, – зло бросил предводитель тройки. Его клинок вдвинулся в ножны на поясе. – И раньше, чем ты думаешь.

Оба латника исчезли за деревьями прежде, чем на поляну выбежали первые пехотинцы.

«Шевалье должен иметь вид бравый и наидостойнейший пред рядовыми мужами, дабы внушать трепет и уважение, какими бы не были невзгоды и испытания», – вспомнились Агатону строчки из старинного рыцарского кодекса.

Лейтенант соединил обе половинки клинка и зажал выступающую часть орнамента на гарде. А затем тяжело оперся на соединенный меч, дабы в буквальном смысле не упасть в грязь лицом перед солдатами.

«Зато будет, что презентовать отцу инквизитору по приезду в обитель», – усмехнувшись, подумал Агатон, глядя на свой трофей.

Обезглавленному телу преобразившегося латника недолго оставалось хранить секреты о своем происхождении.

Предгорья

Большинство сородичей Ночного Ловца проводили летние и теплые осенние дни на воле, в бескрайних степях, под пологом леса или в горных ущельях. Лишь к холодам стоянка наполнялась соплеменниками.

Женщина раскладывала перед тотемным столбом внутренности горного яка, двое мужчин слагали поленницу дров для традиционного костра, зажженного молнией. Ночной Ловец кивнул родичам и, не отвечая на приветственные возгласы, проследовал к самому крупному плетеному шатру.

Отведя в сторону завес из живой травы, он скользнул под низкой перекладиной в хижину. Полутьма не рассеивалась даже столбом света, падающим сквозь круглое отверстие на самом верху. В трех глиняных мисках по углам курились пахучие травы, наполняя комнату пряным ароматом. Пол устилали циновки из тростника и несколько выделанных шкур медведей и горных барсов.

За потухшим очагом, скрестив ноги на пояснице, сидела невысокая пожилая женщина. Седые волосы падали волной за спину, удерживаемые впереди костяной диадемой. Не померкшие со временем ясные глаза все еще притягивали взоры.

Серебряная Метка. Мать многих сынов и дочерей племени сполна заслужила мудростью и предвидением титул главной служительницы Матери-Земли лунного племени.

– Смятение среди живых тварей. Лес полнится тревог. Смута колеблет воды. Что за беспокойные вести ты принес? – В сухих пальцах шаманка держала отточенную палочку, которой задумчиво выводила на золе округлые символы.

– Безрадостные, мать племени, – Ночной Ловец опустился на циновку перед очагом. – Но нам по силам успокоить грядущее. Твои сыновья задумали посеять раздор среди чужих. Но какими бы благородными не были их намеренья, они выбрали ложный путь. Они призывают на свою сторону темные силы леса!

– Не стоит без причины ворошить осиное гнездо, – кивнула Серебряная Метка, так и не подняв на него взор. – И то, что мертво должно покоиться, блуждая сознанием по лучшим мирам. Продолжай.

– Они исполнили ритуал с человеческим жертвоприношением! А ведь целое столетие мы не использовали магию крови. Надо узнать, кто рассказал им о древних церемониях, мать племени, выяснить, откуда они узнали, чтобы подобное не повторилось.

– Немногие в племени еще помнят кровавые призывы, – согласилась шаманка.

– И я видел в руках Серого Клыка старинную монету. И ее хранит у себя тот, кто сильнее всех остальных, вместе взятых, ненавидит любые символы чужаков! – он не заметил, как дрогнула палочка в руках шаманки, испортив выводимый в золе символ гармонии. – Не мог ли он попасть под их влияние? Ведь его просто могут использовать, и он поведет нас к гибели, следуя чужой указке.

– Я всегда говорила твоей матери, что из тебя вырастет достойный лидер, – печально произнесла Серебряная Метка. – Благородный и справедливый. Но сейчас время, которое требует иных решений. Решений, за которые, быть может, нас осудят потомки. Но они не живут здесь и сейчас.

Ночной Ловец  вскочил на ноги:

– Мать племени, неужели ты в курсе происходящего? – за тяжелым и приторным духом благовоний он почувствовал запах братьев Вольных. – Так это ты открыла им древние знания?

Шаманка Матери-Земли кинула в ближайшую чашу горсть высушенных цветов. Трава и бутоны вспыхнули, вмиг заткав хижину бурой пеленой дыма. Опьяняющий туман тут же обволок Ночного Ловца, пробрался со вздохом в его нутро.

– Не сопротивляйся, сын мой.

Сознание начало меркнуть. Из углов хижины к нему двинулись две неотчетливые фигуры. Ночной Ловец неловко увернулся, чувствуя, как отказывают в послушании его собственные ноги.

– Останься в стороне, и, быть может, именно ты в будущем поведешь племя к свету, – слова шаманки рождали в разуме оборотня смутные образы, несущие мрак и тлен. – Но сквозь сумерки дорогу проложу я.

Пара рук подхватила его, не дав упасть на шкуры, и мир исчез.

Торговый тракт к северу от Парнавы.

Александр обмотал ладонь тряпкой и стащил за ручку с огня небольшой походный чайник. В чашку с парой ложек местных травок полилась парящая струйка воды. Рядом уже ждал ломоть хлеба и пластики солонины.

Его товарищам привал не требовался, да и сам он вполне скоротал бы ночь в трясущемся по ухабам экипаже, но вот лошадям был нужен отдых. Так что, едва солнце начало опускаться за горные пики, Лакрош натянул поводья, и их экипаж остановился чуть в стороне от тракта, под семью громадного дуба.

Сидя в несущейся по дороге карете, легко было забыть, что находишься вдали от цивилизации. И лишь теперь, остановившись на ночлег, Александр ощутил, что оказался посреди бескрайнего и враждебного для пришлых мира.

Он уже не в первый раз ночевал в лесу. Успел пройти долгий путь по летним лиственным равнинам Вольных Городов – царству яркой зелени, щебечущих птичек и звонких ручьев, углубился в чащи на границе со Второй Дугой, сбегал от преследования по сосновым долам. Но именно сейчас, под сенью этого леса, он почувствовал себя чужим, незваным гостем, потерявшимся в недобром крае.

Шелест ли это падающих пожелтевших листьев или же доселе безмолвные деревья встречали его негодующим шепотом? Мрачные лесные исполины вперяли в спину тяжелые взгляды темных дупел, тени скользили по ветвям, замирая, нависая над головой и тут же исчезая, лишь стоило к ним повернуться. Хотелось даже не спрятаться – никто не скроет тебя от чащи – а сжаться и стать маленьким и незаметным, чтобы темные, холодные крылья беды пронеслись мимо.

– Не нравится мне это место, – напряженно пробормотал он, придвигаясь поближе к жару костра.

– Поверь, это абсолютно взаимно, этой чащобе ты тоже не приглянулся, – усмехнулся Сол, подбрасывая в огонь ветку из заранее собранного хвороста. – Люди и прочие разумные существа тысячи лет назад покинули гостеприимный дом леса и теперь сами по себе. Мы здесь чужие и среди живущих по иным законам существ.

– И кто здесь может обитать? – не подумав, спросил Александр, бросая в кусты подгоревшую корку хлеба, и тут же понял, что на самом деле не горит желанием узнать подробности.

– Первозданных колдовских существ здесь быть не должно, – тут же начал словоохотливый костяк. – Слишком близко к городам и селениям. Для них это не истинный Лес, а ухоженный столичный парк, куда то и дело забредают лесорубы, грибники и охотники. Кто здесь некогда жил, тот давно вымер или был истреблен первыми поселенцами. Лишь изредка встречаются разные недружелюбные твари, забредшие из Высшей Дуги или случайно выжившие в дремучих уголках возле самых гор. Но это из настоящих, «природных» существ, а в таких местах больше любят околачиваться существа, порожденные уже разумом.

– Ты это о чем? – не по своей воле заинтересовался Александр.

– Вот представь давние времена, – Сол уселся поудобнее на камне. – Тысячи лет назад, когда первые люди, или гномы, или прочие двуногие любители огня и орудий сюда еще не добрались. В лесах тогда жили малые народцы, лесные духи. Само их существование было магией. По своей природе они не злобны и в большинстве своем не отличаются от обычных лесных зверюшек. К этим народцам относятся всякие дриады, ведуницы, сильвы, лесные огоньки и вся остальная ересь.

Александр легко смог представить тот утраченный мир. В этот миг перед ним предстал призрак былого Леса. Он услышал плеск русалок в пруду и колокольчик серебряного смеха играющих в ивняке наяд, увидел снующих над болотами огоньков и прячущихся в дуплах фей.

– Но затем сюда явились якобы «разумные» старшие народы, – фыркнул Сол. – И я не только про людей. Даже эльфы, вечно кичащиеся своим родством с лесом, те еще эксплуататоры природы. Троллю никогда не придет в голову вырвать дерево или разрушить скалу только из-за того, что ему не понравилась композиция. А эльфа не заботит естественность, он, как и гномы – не в укор тебе, Лакрош – готов срубить осину, если она растет не на той стороне изумительной лужайки или потому, что он сам хочет устроить тут дивный фонтанчик. Если дриадам не по нраву роща, они найдут себе другую, а вот если человеку приспичит выкопать пруд – он выроет его прямо посреди чащи и плевать ему на всякую там экологию. Так о чем это я? Ах да, наши разумные собратья устроили геноцид малым народцам. Но ведь эти колдовские существа жили, поглощая окружающий эфир, тем самым не давая ему накапливаться в природе. Только вот когда они исчезли, магическая энергия из этих земель никуда не делась. Угадай, что случилось дальше?

– Эфир нашел себе другой выход?

– Десять очков Алексу! В селах мелкие ведьмы или колдунишки черпали из энергетического поля и заставляли скисать молоко у соседа, насылали бородавки на слишком красивую золовку или за пару монет колдовали дождик на поле батрака. Приплетем еще сюда всяких отшельников, друидов и жрецов, удалившихся подальше от бестолковых скоплений народа. Все они забирали свою часть эфира. Но остальная-то энергия продолжала оставаться бесхозной! Вот тогда и полезли всякие демоны, нечисть и нежить…

Мираж светлого и чистого Леса исчез. На смену ему вернулась туманная дымка, поникшие черные сучья над головой и далекое карканье стаи ворон. Иллюзии ушли, быть может навсегда, и горе тому, кто по-прежнему верил в сказки.

Из непроглядной кроны вниз, на плечо Александра, посыпалась труха. За деревьями зашуршали листья. В глубине чащи на мгновение сверкнули зеленые огоньки, а затем исчезли в темноте.

«Да ну, это просто светлячки», – решительно, но куда как неуверенно заявил Александр сам себе.

И не только он чувствовал гнетущую обстановку. Пусть Сол беззаботно болтал, но Лакрош частенько неподвижно замирал, впадая в транс и сканируя округу. А еще вампир то и дело потирал дыры на сюртуке, словно его беспокоили не совсем затянувшиеся раны.

«Лакроша ведь уже пару раз пристрелили, – тревожно подумал Александр. – Его ударила молния, он пережил падение дирижабля. Надеюсь, ему хватит выдержки, чтобы не сорваться и продолжить сидеть на своей диете из крови зверьков».

Гном перехватил его вопросительный взгляд и отрицательно покачал головой. Продолжавший же тараторить Сол этого, похоже, даже не заметил:

– …ведь до прихода людей здесь не было ни гулей, ни мертвяков, ни леших. Все они – последствия неконтролируемого использования эфира. Вот, к примеру, допустим, что в отдаленном селе людишки навоображали себе злого духа. Ведь никто не скажет, что сам виноват в собственных несчастьях! Куда проще обвинить злого черта, живущего на чердаке и пакостящего во всех делах. А если присобачить ему и рога с огненным трезубцем, то таким демоном уже можно пугать слишком озорных детишек, чтобы те не шныряли затемно по лесу и послушно ели опостылевшую кашу. И вот уже сотни людей добавляют от себя духу привычки, облик и верят, что он существует на самом деле! А ведь у кое-кого из сельчан может быть даже нераскрытый дар управлять эфиром! Объединим таких тысячу, и получится настоящий колдун. И вот, в результате их суеверий появляется козлоногая образина. Этот черт никогда не существовал до распоясавшегося воображения селян, но просто обожает утаскивать заблудившихся детишек в чащобу и варить их там в исписанном рунами котле, причем даже сам не понимая, зачем это ему толком сдалось-то. Вот скажите, мсье Лакрош, мы придумали хоть одно доброе существо?

– Мы… – бывший гном, а нынче вампир на мгновение запнулся, – то есть Народ-под-Землей почитает ушедших мастеров своего дела. Живущие-в-Камне помогают в ремеслах, предупреждают об обвалах, облегчают боли при родах…

– Слышал про них, – невежливо отмахнулся от чужой культуры Сол. – Но и им надо поставить свечку, ну, или, по-вашему, разбить дары молотом на наковальне. И лишь тогда они подобреют и помогут. Нет, я спрашиваю о тех, кто добр всегда и везде, прямо как плюшевая игрушка.

Один образ всплыл в памяти Александра, и он решил вставить и свое слово в дискуссию:

– У нас есть придание о волшебнике, который раз в год зимой облетает мир и дарит всем хорошим детям подарки.

На миг воспоминания о детстве, о родном доме, о навсегда прошедших временах защемили сердце. Тогда весь мир был добр, тогда все было так легко и просто.

– А плохих детей он не съедает? – усмехнулся Сол. – Нет? Да и не думаю, что в твоего волшебника верит хоть кто-нибудь, уже оторвавшийся от соски. Мы просто не способны верить в абсолютное добро! Мы создаем или абсолютно злых, или строгих и расчетливых, что взвесят твои поступки и вышлют или полный короб неприятностей или чуток пряников. Собственных монстров и богов мы творим похожих на себя.

«Хорошо, его сейчас не слышат жрецы. А то яро бы взвилось пламя костра».

– Удивительные познания, мсье Солон, – прервал вампир философствования костяка.

– Однажды в лектории Златограда выступал заезжий магик-естествоиспытатель. И, видите ли, он любил аудитории, полные рукоплещущего народа. А будучи человеком не только заумным, но и мудрым, мэтр понимал, что с его болтовни сыт не будешь, так что не скупился на обильный фуршет, – ухмыльнулся Сол. – Я же настолько уважаю первоклассную выпивку, что ради нее был готов даже расщедриться на бурные овации.

– И, тем не менее, вряд ли бы простой рубака запомнил лекцию об эволюционно-спонтанном возникновении объектов веры. Господин бургграф рекомендовал вас как одного из лучших оперативников и был, как всегда, разумеется, прав.

– Одного… из… лучших? – с неприятным скрежетом переспросил дернувшийся костяк.

«Ну конечно, у всех работников тайной стражи над кроватью висит плакат с его черепушкой и надписью «Круче Сола только вареные яйца дракона!», – с ухмылкой подумал Александр и подкинул в костер пару веток. – Удивительно, что про него еще народных анекдотов не рассказывают».

– Так вы раньше вместе не работали? – попытался он увести разговор в сторону. – За такое продолжительное время в небольшом городке…

– Это Ардас-то небольшой? – гневно фыркнул скелет. – Да в нем не меньше трехсот тысяч жителей! А ежели прибавишь нежить, нечисть и прочих эльфов с чинушами, будет уже с полмиллиона. Одно сплошное перенаселение: все везде загадили стройками, сносят исторические лачуги да хижины и возводят каменные дома! Экхм, о чем это мы? С Лакрошем мы не пересекались, я ведь выездной агент нашей доблестной стражи, потому как меня ни в одном городе долго не терпят. Мсье гном же доселе баловался заданиями в черте стен. Кстати, Лакрош, а чего это тебя с теплого местечка турнули-то?

Уже как полчаса стемнело, и Александра начало клонить в сон.

– Мое участие в этом деле рекомендовалось исходя из видовых предпочтений, – после паузы ответил Лакрош.

– Ну надо же… – насмешливо протянул Сол. – А я слышал, что турнули-таки исходя из прибытия в Ардас делегации Небесной Наковальни.

– Вы слишком много слышите, мсье Солон, – в привычном холодном тоне гнома всплыл целый айсберг.

– Народ, а давайте закругляться? – громко заявил Александр. – Время уже позднее, а мне бы выспаться.

«Еще не хватало свар и могильного холода в нашем и без того дохлом коллективе. Но потом, наедине, обязательно расспрошу Сола поподробнее».

Переборов желание остаться в карете и рискуя тем самым замерзнуть к утру, Александр набросил на сухие ветки сверток брезента и устроился возле костра. После соленого мяса хотелось пить, и, чтобы не вставать в холод ночи, он прицепил на пояс фляжку с водой.

Сол, нисколечко не заботясь о суставах, брякнулся прямо на сырую землю. Лакрош же расположился на ночевку подальше от пламени. Вампиру огонь был скорее врагом, чем другом.

Игривые язычки костра тянулись к черному небу, разгоняя тьму и одаривая теплом усталого путника. Яркие искорки и потрескивание пламени умиротворяли, отбрасывая прочь опасности ночного леса. Тревога никуда не делась, но потяжелевшие веки и наплывающий сон споро перебороли его беспокойные мысли.

– Разбужу через четыре часа, – подал голос костяк. – Я, так и быть, возьму на себя первую вахту.

«Ох ты ж… – Александр с удовольствием бы накрылся подушкой, только вот рядом была лишь охапка прелых листьев. – Надеюсь, его не пробило на полуночную беседу».

– На кой? Вы вдвоем все равно не спите, – тихо пробормотал он.

– И что? Теперь я должен горбатиться за всех? – раздался над ним сварливый голос костяка.

– Тише, мсье Солон. Я подежурю за вас, мсье Алекс. Спите спокойно.

– И вам всем мертвецкой ночи, – пробубнил Александр, улетая в сон.

Он бежал сквозь чащу. Темные стволы деревьев смыкались за спиной, словно гнилые челюсти огромного монстра. Ветви шевелились над ним, протягивая свои корявые руки. Полный диск луны в небе налился мертвой холодной белизной.

Он вновь был в лесу. И вновь бежал.

Мчался, не разбирая дороги, едва успевая протиснуться сквозь деревянный частокол деревьев, сжаться, поднырнуть под безжизненными сухими ветвями и вырваться вперед. Ноги сводило от бессилия, глаза слепли во мраке, а кромешный страх заполнял все сознание.

По пятам, отставая лишь на мгновение, за ним гналось НЕЧТО. Справа и слева вслед за ним по деревьям текли прозрачные струи тумана, и кора отмирала, падала вниз, а листья желтели и обращались в прах. Он бежал, а земля в шаге позади превращалась в ледяное стекло.

Сердце заходилось в груди. За деревьями загорались красные фонари глаз и бросались ему наперерез. По сторонам били и мелькали сотканные из непроглядной черноты крылья и когти, а чуть выше трещали обледенелые ветки, пропуская тяжело бухающее позади НЕЧТО. Шаги, от которых дрожала и трескалась земля.

А затем явился голос.

«Ты чужой здесь! Ты безумен! И ты знаешь это, – звучащий прямо в мозгу ехидный и ядовитый голосок рассмеялся. – Признай, что ты сошел с ума!»

– Убирайся из моей головы! – он напрасно прижал ладони к ушам: скрип чужого смеха все так же царапал внутри.

Истлевшие корни хватались за голени. Ледяное дыхание проносящихся за спиной теней обжигало затылок. Стена деревьев впереди превратилась в сплошной забор из кольев. На них кривлялись черные, безликие тела, что сползали с окровавленных веток, падали вниз и тянули к нему свои мертвые пальцы.

«Тебя здесь нет. Это лишь твое безумное воображение. Твой мозг корчится в нескончаемом припадке, – продолжало шептать у него в голове. – Скажи это, осознай правду, и тьма отступит!»

Путь отрезан. Частокол смерти сомкнулся вокруг, не желая выпускать добычу. Мельтешащие крылья и когти закрыли мертвую луну и ринулись вниз. Промерзшая почва разверзлась, и к нему потянулись острия с запекшейся черной кровью.

«Скажи сейчас или будешь страдать ВЕЧНО!»

– Меня здесь нет! – закричал он изо всех сил.

И мрак отступил.

Задыхаясь, он выбежал на дорогу.

Истрескавшееся полотно асфальта. За спиной затих ночной парк. Неярко горели уличные фонари, с ними перемигивалась неоновая вывеска букмекерской конторы. Через дорогу, за ажурной оградкой, расположился дворик. А за газоном и детской площадкой возвышалась громада многоэтажного дома со светлыми проемами окон. Его дома.

И тут нечто темное и громадное бросилось на него слева.

Он развернулся, напрасно закрывая голову руками. Глаза ослепила вспышка белого света. Завизжало и застонало железо. И на него обрушился удар.

Александр вскрикнул и закашлялся в поросль скудной, покрытой росой травы. Уперевшись грязными пальцами в землю, он с трудом перевернулся на спину.

– Это был сон, – перед глазами еще плыли темные пятна, и Александр зажмурился. – Просто очередной кошмар.

Он потер глаза и зевнул.

Темнота ушла. Сквозь редкую крону ольхи виднелось голубое небо. Щебетали птички, недалеко стучал дятел. Кошмары ночной тьмы сгинули без следа.

«Надеюсь, хоть не стонал во сне на потеху треклятому Солу. Иначе придется с неделю слушать, что испуганному мальчику не место в лесу».

Стараясь не побеспокоить заживающее плечо, Александр сел.

Вокруг не было ни души, ни человека, ни мертвяка. Он очнулся в одиночестве и, вдобавок, в совершенно незнакомом месте. Пусть даже весь этот лес был одним сплошным незнакомым местом, но он бы точно узнал кострище или своей матрас из веток.

«Да где же я?»

На рубашке подсыхали грязные подтеки. Комья земли и вырванные травинки усеивали штаны. Пошевелившись, Александр поморщился. Тело ныло, будто он устроил себе многочасовую тренировку, а в горле пересохло, словно всю ночь спал с открытым ртом. К счастью, с пояса свисала фляжка, так что первым делом Александр жадно приник к ней.

«Блин, и ноги гудят. Неужто я еще и лунатиком стал ко всему прочему? Вот уж подарок судьбы что надо».

Выхлебав разом половину фляжки, он уцепил ее за пояс и со второй попытки поднялся. Затем, откашлявшись, взял на пробу несколько ноток и приложил ладони ко рту.

– Сол! – единственным ответом стали смолкшие птичьи разговоры. – Лак-Рош!.. Сол!

«Ну что ж, спасение заблудившегося – дело ног самого заблудившегося», – с тревогой решил он.

Через полчаса блужданий по расширяющийся спирали он нашел несколько вмятин на траве, а пройдя чуть дальше, и явственный отпечаток своего ботинка. Цепочка шагов – неразмашистых, словно он едва брел – тянулась почти по прямой на север, если не врало солнце.

«Куда бы не отправился ночью погруженный в кошмары мозг, нам с ним не по пути, – твердо решил он. – Так что, Сол, Лакрош, надеюсь, вы тоже идете навстречу».

Глотнув на дорожку тепловатой воды, Александр двинулся обратно по своим следам.

Свернув в сторону, он обошел густые заросли колючего кустарника. Кое-где среди длинных листиков и куда более длинных игл багровели ягоды. Александр на ходу сорвал несколько, но потом вспомнил о загадочной волчьей ягоде и прочих прелестях дикой флоры и решил не рисковать.

«Да сколько же я мог пройти ночью? – устало подумал он. – Вот уж не знал, что так вынослив. Уже битый час иду, а все еще не обнаружил наш бивуак».

За темно-зеленым куполом ивы промелькнул темный силуэт. Александр подхватил найденный толстый сук с торчащими шипами от обломанных веток и выбежал из-под кроны.

На склоне пологого холмика у сосны присела девушка в грязной холщевой робе. Ее отросшие волосы падали со склоненной над коленями головы, закрывая лицо. Александр покрепче перехватил палицу: худое, изможденное тело незнакомки покрывали кровавые разводы.

– Что за чертовщина, – он отступил назад, и девушка тут же исчезла.

Чертыхнувшись, Александр осмотрелся вокруг.

Он вновь был один.

– Померещится же, – то и дело оглядываясь, он настороженно двинулся дальше.

Душу теребили ночные воспоминания. Хорошо хоть следы шли мимо холма, и не пришлось лезть наверх к мрачному видению.

Чуть позже, обойдя вросшую в землю каменную глыбу, он наткнулся на следы копоти. Некто, с черными от золы подошвами только что прошел тут, оставив отчетливые отпечатки босых ног.

«Добром это все не кончится, – решил Александр и медленно, выставив перед собой деревянную палицу, заглянул за скалу. – Только не в моей истории».

Спиной к нему, в обгоревшей ночнушке стояла невысокая женщина с распущенными опаленными волосами. С обнаженных рук и ног, покрытых черными и багровыми ожогами, медленно облетали, кружась, частички копоти.

«Уходим отсюда», – чувствуя, как застучало сильнее сердце в груди, подумал Александр, отступая назад.

Женщина развернулась с нечеловеческой быстротой, вперив в него красные горящие глаза на черном лице. А в следующий миг фигура незнакомки распалась, взметнувшись во все стороны облаком из сажи и пепла.

Беспросветная туча обволокла Александра, набилась в горло, осела черным налетом на лице, въелась в зажмуренные глаза. Заходясь в кашле, он вслепую, размахивая перед собой палкой, побежал прочь.

Но буквально через пару шагов ботинок зацепился, и он рухнул навзничь. Перед самым лицом в склоне оврага тянулась глубокая узкая расщелина. И из темноты провала к нему устремились белесые щупальца тумана. Александр дернулся, пытаясь отползти от колышущейся дымки, но нога словно застряла в чем-то, не давая даже сдвинуться.

Повсюду на траву падали комья сажи, покрывая все черным снегом. И, пока щупальца хмари обвивались вокруг него, из-за тумана донесся негромкий ядовитый смех.

Он лежал на кушетке в чистой и светлой палате. Вдоль края койки тянулись поручни, и его кисти крепились к ним мягкими кожаными ремнями. Ноги, кажется, тоже были привязаны, во всяком случае, пошевелиться толком он не мог.

На нем была больничная пижама. Легкий сквознячок шевелил ситцевыми занавесками, что закрывали единственное узкое окно. Напротив койки – закрытая дверь. Яркий свет люминесцентных ламп дневного света на выбеленном потолке раздражал, словно он очень давно не открывал глаз.

«Это что, больничная палата? Из моего мира? Как я мог оказаться в больнице? Это очередной кошмар… – мысли путались, а попытки вспомнить прошлое вызвали головную боль. – Я же был в лесу и спасался от какой-то нечисти. Надо очнуться, пока меня не там сожрали!»

Он дернулся, насколько позволяли ремни, прикусил язык, несколько раз сильно моргнул и приказал себе тотчас пробудиться. Напрасно. Больничная палата никуда не исчезала, подавляя своей вещественностью.

Дверь открылась, и в комнату вошла полненькая медсестра в белоснежном халате. Коротко бросив на него безразличный взгляд, она повернулась к выходу.

– Где я? – он едва узнал свой охрипший и слабый голос. – Что со мной? Почему я связан?

Медсестра испугано вздрогнула, но тотчас профессионально сосредоточилась и подошла ближе: