Текст книги "Экипажи готовить надо"

Автор книги: Анатолий Черноусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

"Но ты же совсем его не знаешь! А вдруг он в тысячу раз интереснее этого кривляки Вадима? Вон он как на педсовете выступил! Смогла бы ты, будущий педагог, так выступить?"

"Но надо спать, спать, спать. Мама как наказывала? Минимум восемь часов… Я буду умницей, мама, я сейчас засну. Я смертельно хочу спать".

И вдруг всем телом вспомнила прикосновение. "Какое горячее дерево!" – и беззвучно рассмеялась. Сон не приходил, сна не было ни в одном глазочке…

"Завтра же объясниться с Анной Петровной! Сделать так, чтобы все было по-старому. Накрутил! И ведь за один день! Поразительные способности, черт побери!.. Нет, это, наверное, лес виноват, обалдел я в лесу, утратил контроль и… Лес виноват… Лес… А Ирина-то?.. Ирина… не сердись… я не хотел тебя… обидеть…" – Иван засыпал.

Глава 7

Когда шла утренняя уборка палат и территории, а весь отряд, вооруженный вениками из сырых ивовых веток, усиленно пылил, Анна Петровна подошла к Ивану и сказала, что ей нужно кое-что постирать и себе, и ребятишкам. Сын и дочь у нее тут же, в лагере, только в другом отряде.

– Побудьте-ка сегодня с пионерами… – лицо холодное, непроницаемое.

– Хорошо, хорошо, Анна Петровна! – а что ему оставалось?

– Да! Чуть не забыла. Вечером конкурс инсценированных песен. Надо готовиться. Вы уж тут без меня… Вам, как говорится, и карты в руки…

– Хорошо, хорошо, Анна Петровна.

И Анна Петровна неторопливо пошла прочь – белая, идеально отглаженная кофта, строгая черная юбка, в руке узелочек.

"Хорошо, хорошо, Анна Петровна! – передразнил себя Иван. – Получил? Погоди, то ли еще будет! Попробуй верни теперь доброе старое время. Тихие часочки в беседке. На надувном венгерском матрасе…"

Ребята, покончив с уборкой, слонялись вокруг палаты, поглядывали на вожатого. Время шло. А Иван колебался, может, найти, догнать, выложить все начистоту, извиниться за вчерашнее, мол, не хотел я, пусть будет все как было? Ведь опять же год пропадет, сколько можно откладывать?

И чем больше колебался, тем сильнее злила мысль, что его наказали, как мальчишку.

"Поставила в угол, лишила мороженого… и ушла! Многозначительно ушла. Уверена, что без нее будет крах, бедлам, хаос, развалится дисциплина и падет нравственность!.."

Надо было что-то делать.

"Ладно! – решил он наконец. – Первую смену отбарабаню, так и быть. Чтоб хоть не выглядеть трепачом, чтоб – на совесть. А потом удирать. Наотрез откажусь. В этом году кровь из носу, а вступительные сдать!"

Приказав Юрке Ширяеву построить отряд, Иван побежал к физруку, забрал у того все компасы, какие нашлись, зашел в пионерскую комнату за ватманом и, велев отряду шагать за собой, вывел его через северные лесные ворота.

Усадив всех на поляну, спросил:

– Кто умеет плавать стилем баттерфляй? Поднять руки.

Сорок пар глаз: серые, карие, черные, маленькие, большие – уставились на него.

– Никто? А кто согласится на такой опыт: завязываю глаза, завожу в чащобу, развязываю, даю компас – выйди к заливу! Ну, кто выйдет? Кто знает компас Андрианова?

И обводил взглядом табор, и головы опускались, кое-кто смущенно улыбался.

– А что я нарисовал тут? – Иван вывел на ватмане топографический знак, обозначающий колодец с журавлем, и, поворачивая его, чтобы видели все, ждал. И ничего не дождался.

– Да-а-а, – протянул он нарочито оскорбительным тоном. И помолчал с минуту, чтобы тишина стала неловкой, чтобы каждый из мальчишек испытал бы стыд за свою темноту, за свое невежество. Выждал и спросил: – Ну, а научиться плавать стилем баттерфляй или любым другим стилем хотите?

– Хотим.

– Конечно!

– Да хоть сейчас!

– В купалке не научишься…

– А вы умеете?

И опять Иван спросил:

– А по компасу ходить? По карте? Как разведчики, как геологи?

Начался шум.

– …А в поход, в настоящий поход, далеко, чтобы переправляться через реки, сплавляться на плотах, питаться рыбой и грибами?

– Ого!

– Вот это да!

– Иванлич, Иванлич! – кричал конопатый Муханов. – В поход туда, за овраги!

И Пинигина кричала что-то, а Боря Анохин крутил своим яйцевидным затылком, собирался, видимо, присочинить что-нибудь соседу; Юрка Ширяев слегка улыбался; кто-то уже вскочил на ноги. Тут Иван решил, что настало время произнести речь, которую он приготовил по дороге сюда и складности которой сам бы подивился, слушай себя со стороны…

– Пионеры третьего отряда, – требуя поднятой рукой внимания, сказал он, – я научу вас компасу и карте, научу вас мастерить плоты и рыболовные снасти, научу определять время по длине тени; погоду – по цвету зари. Вы должны уметь плавать, как рыбы, лазить по деревьям, как обезьяны, преодолевать ручьи, болота и кручи. Вы должны метко стрелять, знать каждую травинку в поле и в лесу, читать приметы, читать звездное небо и уметь ориентироваться хмурым днем и облачной ночью. Вы научитесь управлять лодкой и парусом, разжигать костер под проливным дождем. Я научу вас всему этому, а потом мы пойдем в настоящий поход далеко, за Китимские овраги. Там построим флот и сплавимся на нем к заливу. Согласны ли вы учиться, согласны ли преодолевать трудности?

– Согласны!

– Иванлич, Иванлич!

– Ура, ура!

– Эй, пацаны, пацаны, тихо!

"Вот так-то, уважаемая Анна Петровна!" – подумал Иван, довольный впечатлением, которое произвела его речь.

А пионеры окружили его, поднялся галдеж, голоса возбужденные, лица взбудораженные; снова пришлось призывать к порядку. Потом раздал компасы и прокричал первое задание:

– Определить азимут вон той сосны, что на пригорке!

На обед опоздали, за что Иван получил замечание от начальника лагеря.

Глава 8

Впервые за всю неделю не надо было надзирателем ходить у открытых дверей во время мертвого часа. Набегавшись по лесу, вволю накупавшись и налазившись по береговым кручам, пионеры дружно уплели обед и теперь дремали или спали. В обеих палатах стояла тишина.

Не захотела отдыхать только Пинигина. Она выпросила у вожатого разрешение почитать и теперь сидела в беседке, уставившись в книгу. Но, как заметил Иван, не читала, а задумчиво глядела поверх страниц. "Неужели все-таки собирается удрать?" – подумал Иван. Он прохаживался в тени террасы и соображал, как бы выкрутиться с проклятой инсценировкой.

– Люда! – позвал он Пинигину.

Она вздрогнула и повернула голову.

– Давай с тобой в четвертый отряд сходим?

Девочка молча закрыла книгу, пошла рядом, грустная, серьезная.

– Ну, понравилось тебе сегодня?

– Ага… – вздохнула Мария Стюарт. – Это было интересно.

И опять Иван вспомнил вчерашний педсовет, ее слова и то, как побагровел начальник лагеря после этих слов. "Если то, что говорят о ее матери и о Князеве, – правда, не жизнь у девчонки, а…"

Они подходили уже к террасе четвертого отряда, и по всему было видно, что приготовление к конкурсу у Тани Рублевой идет полным ходом. На столе лежали склеенные из бумаги и покрашенные в черный цвет каски, в углу террасы – деревянные автоматы. Пионеры мастерили что-то из марли и алюминиевой проволоки, взятой, видно, все из той же катушки, которая шла на обручи хула-хуп.

– Это голуби у нас будут, – улыбнулась Таня на вопрос Ивана. – Мы решили "Витю Черевичкина" инсценировать. Чудесная, знаешь, песня, а почти забытая.

– Все новое – это хорошо забытое старое? – рассмеялся Иван.

– Вот именно, – согласилась Таня. – А вы что?

Иван пожаловался, что инсценировка у него горит, и Таня задумалась.

– А ты тоже военную возьми, песню-то, – предложила она. – Им ведь только подавай военные… – Выглядела Таня этаким подростком: в синей курточке с погончиками, в узких техасах, волосы короткие, жесткие, выгоревшие на солнце. Небольшие глаза за толстенными стеклами очков светились умом и приветливостью. Иван почувствовал, что ему очень просто и хорошо с Таней, он уже верил, что инсценировка обязательно получится.

Остановились на песне "Дан приказ ему на запад…"

– Понимаешь, можно так! – говорила Таня. – На сцене… стол, на нем табличка…

– "Запись добровольцев"!

– Да. Секретарь ведет запись… а хор за сценой: "Уходили комсомольцы на гражданскую войну…".

– И вот остаются эти двое… – продолжал Иван, представив себе уже почти всю сцену и радуясь, что дело-то, оказывается, не такое уж и сложное. – И он ей "напиши мне письмецо…"

– А девчонке красную косынку обязательно! Чтоб в духе времени… И всем котомки… тощенькие такие – в дорогу же!

– Слушай, Тань, а конец так: секретарь остается один… и поворачивает табличку другой стороной, а там: "Комитет закрыт…"

– "Все ушли на фронт!" – Таня шлепнула ладонью по столу. – И песенка удаляется, удаляется… Обязательно к баяну подключи негромко барабан.

Иван положил руку на плечо Пинигиной, которая (и он это отлично видел), глядя на вожатых, таких забавных в эти минуты, постепенно оживлялась, оживлялась, заражалась их выдумкой; брови ее раздвинулись, лицо просветлело.

Положил ей руку на плечо и сказал:

– Солистка у нас вот.

– Что вы, Иван Ильич, какая из меня солистка! – испугалась Мария Стюарт. – Я и пою-то, как… курица лапой!

– Ну да! – возразил Иван. – Помню я твою " молдаванеску "…

– А-а-а, – обрадовалась девочка. – Так тогда же надо было!

– Тогда печь дымила, дым шел, а теперь – "огонь". Понимаешь? Горим.

– Понимаю… Ну, а кто же солист?

– Да хотя бы Ширяев. Он у нас всех перекричит.

– Ой, перекричит! – вроде бы и возразила Пинигина, но возразила таким тоном и с таким выражением на лице, что ясно было: знаю, мол, Ширяева горластого.

– Ну, как?

– Ладно уж, – вздохнула Мария Стюарт, – попробуем.

Попрощались с Таней и отправились домой.

"Славная девушка, – думал Иван о Тане, – разом нашли общий язык. Вот и с Зоенькой… С ними чувствуешь себя свободно, говоришь без оглядки, с ними просто и хорошо. А с Ириной… Эта, наверное, много мнит о себе, воображает, что красавица… Нет, надо подружиться с Таней. Или с Зоей?.. Только не с Ириной. Только не с ней!"

Юрка Ширяев тоже поотнекивался для порядка, но по всему было видно, что предложение вожатого ему, Юрке, польстило.

Оставалось подобрать кого-то на роль комсомольского секретаря. Иван спросил у ребят, кого бы они предложили на роль секретаря?

– Бочу, Бочу! – со смехом закричали сразу несколько человек.

Бочей прозвали в отряде Севу Цвелева. Сева – серьезнейший толстячок. Голос у него почти бас, ходит Сева вперевалочку, перед тем, как что-нибудь сказать или сделать, подумает – голову набок.

Секретаря играть сразу же согласился.

– Секретаря? Это можно, – пробасил. – Это я обожаю. – И пригладил чубчик на своей запорожской голове.

Приступили к репетиции.

Глава 9

Иван сидел среди зрителей и отмечал про себя: дрогнул голос у солиста Юрки, слишком уж была убита горем Пинигина, кто-то из хора "дал петуха"… Но Боча настолько вошел в роль секретаря, настолько важно выдавал добровольцам красные книжицы и жал руки, что, в общем, инсценировка понравилась, вожатые с улыбкой оглядывались на Ивана и Анну Петровну, пришедшую на конкурс в самую последнюю минуту, Иван тоже поглядывал на педагога и в который раз за этот день думал: "Вот так-то, Анна Петровна!"

Лучше всех инсценировка удалась Тане Рублевой. Зрители, в основном пионеры младших отрядов, замерли, когда на сцену, где Витя Черевичкин беззаботно и самозабвенно гонял своих голубей, ворвались "фашисты". Все в черном: черные каски, черные френчи и черные же автоматы; белые только черепа и кости на рукавах…

Когда отряды стали расходиться по своим палатам, Иван подошел к стоящим в сторонке Ирине и Тане Рублевой.

– Ну, Танечка, – говорила Ирина, – ты просто молодчина! Где ты откопала этого мальчишку? Я чуть не заревела, честное слово!

Иван тоже наговорил Тане самых хороших слов, а Таня от смущения покашливала и часто-часто дотрагивалась пальцами до своих очков. Говорила, что она тут ни при чем, что она сама не ожидала…

Пошли втроем по затихающему лагерю.

– Они у меня любят все военное, – рассказывала Таня, – а какой я военный? Ну, сделали, что отряд – как подразделение: командиры, политруки, звания, погончики, обращение по-военному, автоматы смастерили, игру недавно провели, ну, а дальше? Понимаете, надо чтобы и другие отряды… Что-то массовое видится, грандиозное, чтоб захватило всех!

Иван вспомнил, как учил ребят ходить по компасу, и сказал, что это лишь начало всевозможных тренировок, которые он задумал. А после тренировок – сложный многодневный поход.

– Не знаю, как будет дальше, но пока мои ребятки довольны…

– Еще бы, – задумчиво сказала Таня. – У нас же ничего подобного нет. У нас же пионеры плавать-то сплошь и рядом не умеют! И мы их не учим!

– А вы, Ирина Дмитриевна, как считаете? – спросил Иван.

– Я недавно прочла, – чему-то улыбнувшись, сказала Ирина, – что древние греки о невежественном человеке говорили: он не умеет ни читать, ни плавать. Так что… я согласна – всему этому надо учить, только… – Она почему-то замолчала, так и не докончив начатой фразы.

– А походы возьми, – снова заговорила Таня. – Ходят в походы, но как! Отойдут километров пять по дороге, и стоп. Причем, котлы, палатки, рюкзаки везут на подводе. Ну, что это такое! Мальчишки… да они мечтают о трудностях, о настоящем! А тут… лишь бы птичка в плане стояла: был, значит, поход туристический. В газете еще напишут – пионеры-де ходят в походы, купаются, загорают…

– Слушайте, девушки, – сказал Иван, – давайте объединять отряды для всяких таких занятий, а?

– Тройственный союз? – обрадовалась Таня. – Согласна! – И протянула Ивану руку.

Он положил свою поверх Таниной.

– Ирина, твоя рука! – потребовала Таня.

– Ну, хорошо… – не без некоторого колебания сказала Ирина и осторожно коснулась Ивановой руки.

– Свершилось! – подытожила Таня. – В честь знаменательного события приглашаю к себе в гости, у меня есть такие вкусные вещи, что язык проглотите.

Посидели у Тани на террасе, похрустели свежими огурцами и, спохватившись, что спать осталось всего ничего, стали прощаться.

Иван пошел провожать Ирину. Они молча шли по дорожке мимо белеющих в темноте, притихших корпусов. Надо было о чем-то говорить и говорить обязательно интересно, Иван понимал это, но темы как-то все не находилось, и вдруг он почувствовал, что волнуется. "А что, если, – в панике подумал он, – так ничего и не придет в голову? Ведь до ее палаты уже недалеко… И она решит – ну и кретин, заснуть можно от скуки… Давай же открывай рот, ну же!" – он начинал злиться на себя, но мысли от этого только застряли, словно бы в узком проходе; так ученики, ринувшись из класса все разом, застревают в дверях.

– Правда, Таня славная? – спросила вдруг Ирина.

– Да-а! – почти что обрадованно подхватил Иван. – Очень! – И, торопясь, стал говорить о Тане Рублевой: и Танины техасы, и синяя курточка с погончиками, и толстые стекла очков, и прямые светлые волосы, и то, что она картавит слегка – все в ней необычно, оригинально, отлично! Иван был искренне благодарен Тане Рублевой, она второй раз выручает его сегодня.

– Не знаю почему, но мне кажется, она походит на Гавроша…

– Да, она прелесть… – немного принужденно сказала Ирина.

– Так вы завтра присоединяете свой отряд? – спросил Иван, довольный тем, что разговор-таки наладился.

– К вам с Таней?

– Ну да. Сразу же после уборки территории – к лесным воротам. Будем изучать компас, топографические знаки… А во время купания – учиться плавать!

– Пожалуй, но… – Ирина с минуту раздумывала, а потом, видимо на что-то решившись, спросила: – Вы не находите, что ваша программа несколько односторонняя? Не впадаете ли вы в другую крайность? В жизни часто встречаешь юношей и девушек… они отличные спортсмены, хорошо сложены, многое умеют и даже знают, но вот насчет интеллекта, кругозора, что ли…

"Ах, вот оно что! Она сомневается, не примитивы ли мы с Таней? Не стремимся ли и пионеров сделать примитивами?..".

– Да нет же, нет! У меня, например, и в мыслях-то не было превратить ребят в этаких ловких, проворных животных. Наоборот, я за сочетание в одном человеке…

– Всего прекрасного?

– Именно!.. И вы еще увидите, честное слово!.. – У него чуть было не вырвалось: "Ты еще увидишь, что не такой я, каким, наверное, тебе кажусь! Узнай сначала, а потом уж делай выводы…"

Но ничего такого Иван не произнес, хотя в тоне, видимо, это чувствовалось, потому что Ирина вдруг рассмеялась.

– Что ж, – сказала она, протягивая руку, – поживем – увидим. – Пожелала спокойной ночи и поднялась на свою террасу.

"Вот ведь какая!" – возмущенно думал Иван, шагая к себе домой.

Но, странно, сам возмущался, а в душе одобрял Ирину, ее осторожность, сдержанность, вдумчивость.

Долго не мог заснуть, ворочался. Вспоминал себя, каким был до того, как познакомился и стал встречаться с парнями из городка науки… Да, он здорово бегал, прыгал и плавал, метко стрелял и ловко катался с гор на лыжах. Но оказалось, парни умеют это делать не хуже его. Но они еще и работали там, за высокими окнами!.. И если они начинали спорить, так он, Иван, только рот открывал от изумления – как? Как в одной голове может уместиться столько знаний, столько мыслей? И не раз при этом самолюбие его было уязвлено, не раз убеждался он в своем невежестве, в этой самой узости своего кругозора. В такие моменты и рождался в нем железный лозунг – ни минуты впустую!

"Так неужели я все-таки выгляжу этакой дубиной?" – спрашивал он самого себя и в то же время как бы и Ирину тоже.

Глава 10

Прошло три дня. Было солнечное и еще нежаркое утро. Иван сидел за старым исскобленным столом в избе пасечника и поджидал своих пионеров, которые группами в пять человек разошлись по дорогам, просекам, тропинкам и ручьям, чтобы нанести их на карты-схемы.

Первой появилась пятерка во главе с Ширяевым. Юрка протянул истерзанную бумагу, и вся команда облепила стол, на котором Иван бережно расстелил эту бумагу. Он жадно вглядывался в каракули, которыми была испещрена схема, и чем больше вглядывался, тем радостней ему становилось. Схема давала полное представление о том участке земли, по которому прошли мальчишки. А это было так много, что…

– Молодцы, – сказал Иван, разглядывая румяных, потных и грязных землепроходцев. – Ух, и молодцы же!

И принялся переносить схему, вычерченную ширяевской бригадой, на основную большую карту, в центре которой уже был изображен лагерь со всеми его постройками, дорожками, заборами. "Геодезисты", навалившись на скрипучий стол, следили за карандашом вожатого.

– Без карты же как без рук, – говорил Иван, не отрываясь от бумаги. – А теперь можно устраивать и спортивное ориентирование, и туристскую эстафету, и всякие игры-поиски… Да возьми пустяк… решили, скажем, вожатые сводить малышей черемухой полакомиться. А черемуха-то вот она! Обозначена. И как идти к ней видно, нечего бояться, что заблудятся.

– Законно! – одобрил мысли вожатого Юрка Ширяев, а вся бригада оживилась, гордость так и распирала каждого.

В течение часа вернулись еще две пятерки и тоже принесли удачные, в основном, схемы.

"Вот так-то, Анна Петровна! – думал Иван, едва успевая переносить данные разведок на общую карту. – Сиди там в лагере надутая…"

После того, как Анна Петровна наказала его, она несколько дней словно чего-то ждала, смотрела на его дела как бы со стороны. Но сегодня вдруг собрала отряд и объявила, что по плану будет музыкальный час. – У-у-у, – загудели мальчишки. Тогда и он, Иван, сказал, что ни к чему этот музыкальный час, что еще вчера договорились с ребятами пойти в лес.

Отряд подхватил:

– Так!

– В лес, конечно!

– Пошли скорее!

– В школе надоело это пение…

– Иванлич, в лес, в лес!

– Ну вот, видите, Анна Петровна… – развел руками Иван. И, не давая ей слова вымолвить, громко скомандовал: – Взять бумагу, компасы, карандаши и шагом марш к лесным воротам!

"Ты меня наказала, как мальчишку, – думал он, возясь с картой: – Теперь кусай ногти, соображай, правильно поступила или нет?"

В это время, запыхавшись, в "штаб" ввалилась команда Бори Анохина.

– Рассказывай, как наносили? – потребовал Иван. – Все по порядку. Да не сочиняй, как тогда про дельфинов…

– Ну, значит, просека от лагеря, по ней мы прямо-прямо на запад… – Боря ткнул грязным пальцем в жирную прямую линию. – До этого вот болота намеряли одна тысяча триста двадцать один с половиной шага…

– С половиной? – усомнился Иван.

– Ну да! – подтвердил Боря.

Потешный он был. Голова большущая, с тяжелым затылком, как она держится на тоненькой шее, казалось непонятным: затылок должен бы вроде перетягивать… Когда Боря начинает сочинять, небольшие его глазки становятся совсем круглыми, руками он размахивает, носом шмыгает, весь приходит в движение.

– Значит, вышли, в конце концов, к речке? – спросил Иван.

– Ага… Ух, такая речка! Вода кудрявая, черная!

– Кити́м, наверное, – предположил Иван и вдруг увидел на схеме рисунок какого-то странного животного.

– А это что?

– Это? – глаза у Бори округлились. – Р-р-р! И – на нас из-за дерева… Я кричу: за мной! Не стрелять! Живьем его, живьем. За рога и – в зоопарк! Лось это был… – вздохнул Боря. И добавил грустно: – Гималайский.

– Ну, врет! – возмутились пацаны выходкой своего командира. – Да ты чё, вспомни-ка, корова же была. Никакого лося, Иванлич, корова.

"С вами не соскучишься", – подумал Иван, а вслух сказал:

– Значит, корова? Так ведь уйдет же она с этого места. Уже ушла, поди. А вы ее – на карту! Беда с вами.. – Зачеркнул фантастическое животное, занимавшее добрую треть схемы. Строго спросил у Бори:

– От болота до лагеря сколько насчитали?

– Две тысячи триста пятьдесят два…

– С половиной! – усмехнулся Иван. – Да как же вдвое больше-то вышло, а? Туда тысяча, оттуда две…

– Ну… – замялся Боря. – Может, устали маленько…

– Устали маленько! – передразнил Юрка Ширяев. – Вечно у тебя, враль, не как у людей! Ему поручили, а он – фокусы! Надавать по башке, так будешь знать.

– Завтра перемерить все снова, – спокойно распорядился Иван. – Наносить только неподвижные объекты, деревья, болота, высотки, ручьи, просеки. И никаких коров!

До обеда оставался час. Вернулась команда, в которой должен был быть Муханов. Говорят, – потерялся Гена Муханов. Как потерялся? Да вот так. Шли вместе, уже обратно шли, и вдруг исчез. Кричали, кричали – все без толку.

Ждать было некогда.

Расставив ребят в цепи с интервалом десять шагов, Иван велел прочесывать лес.

– Ге-ена! Муха-а-анов! – звали на разные голоса, продвигаясь по лесу. – Мухоло-о-ов!

И вдруг совсем рядом за кустами Иван услышал сердитое бормотание:

– Да слышу я, слышу! И чего орут! Мухолов, Мухолов!

Парнишка сидел в высокой траве и что-то разглядывал; пестрое от крупных веснушек лицо его было сосредоточенным.

Иван совсем уж было собрался ругаться, но раздумал, присел рядом и увидел, как черный жучок торопливо улепетывает из-под Генкиной руки. Тут же божья коровка, желтая, в черных точечках, кокетливо переползала с травинки на травинку, а долговязые, все из каких-то рычагов и пластинок, из усов и коленок, кузнечики нещадно прыгали и стрекотали. Тощий муравьишко тащил огромную соломину – бревно, усердно тащил, хлопотливо, прямо убивался над своей добычей. Приподняв ее, раз в пять его самого бо́льшую, он нес соломину впереди, как хобот. Не получалось, поворачивался задом и волок, волок ее то в гору, то с горы; случалось, падал, срывался с травины, грохался о землю и тогда сучил ножками, выбираясь из-под громоздкой ноши.

– А ну-ка, – предложил Иван, – постелем ему дорожку.

Взял газету, в которую была завернута карта, расправил ее и положил на пути муравья. Тот с ходу вылетел на газетный лист, остановился, поводил усиками и вдруг панически заметался по газете. Гена Муханов от удовольствия как-то даже поскуливал.

"Так вот почему его Мухоло́вом прозвали, – подумал Иван с уважением. – А вдруг это у него на всю жизнь? Вдруг сейчас рождается в нем ученый? Биолог, скажем?".

А муравей, между тем, не бросая чудовищной соломины, все бегал, бегал между строчками и колонками, суетился, не разбирая абзацев, не останавливаясь у запятых и точек, не понимая, видно, почему так легко ему стало двигаться? И пока не свалился с газеты, не успокоился. А оказавшись в траве, настроил свои усики-антенны и понесся через горы, пропасти, обвалы, барьеры, понесся в строго точном направлении. Иван с Мухановым только переглянулись, как заговорщики.

На обед опять опоздали. Благо, начальника лагеря не было в столовой – не миновать бы выговора.

Глава 11

Во время мертвого часа Иван, Ирина и Таня Рублева отправились к старшему вожатому. Юрия Павловича они нашли в пионерской комнате, сидел за письменным столом и возился с наполовину разобранной кинокамерой "Кварц".

– А-а, – протянул он, откладывая в сторону отвертку. – Прошу вас. – И с легким поклоном указал на стулья.

Первой заговорила Таня. По обыкновению немного картавя и торопясь, она предложила привезти с завода несколько малокалиберных винтовок и организовать в лагере тир.

– Стрелять из настоящей винтовки – это же мечта всех мальчишек, – сказала Таня. – А возьми, вышки для прыжков в воду? Да отбою не будет! Разумеется, сначала тренировки, все по уму, а потом можно и соревнования провести.

Юрий Павлович невозмутимо слушал и разглядывал Таню. Иван же тем временем внимательно изучал старшего. И без тени зависти, а просто даже с удовольствием думал, что старший, пожалуй, красив. Лоб у Юрия Павловича небольшой, но аккуратный, энергичный; короткие волосы с четким пробором; прямой нос с тонкими подрагивающими ноздрями; небольшой правильно очерченный рот; неширокие плечи под белой нейлоновой рубашкой. В общем, этакий красавчик из журнала мод: все отшлифовано, тонко, правильно. И лишь глаза да руки старшего были не в ладу с его обликом. В больших серо-зеленых глазах чувствовалась напряженность, казалось, Юрий Павлович непрерывно и мучительно перемалывает в уме не только то, о чем ему говорят, но и еще что-то не относящееся ни к собеседнику, ни к окружающему вообще. Та же напряженность и в сухих удлиненных руках. Они постоянно терзают одна другую: то пальцы сплетаются и расплетаются, то ладони как бы в крепком рукопожатии, то кулаки постукивают друг по другу.

А Таня, между тем, говорила о лагере-спутнике. Хорошо бы, мол, где-нибудь на берегу поставить палатки, и пусть себе отряды попеременно живут в них. Вечера у костра, ночевки на свежем воздухе, рыбалка, ребята приучаются к походной жизни…

– Насколько мне помнится, – закончила Таня, – ты спросил на педсовете о "конкретных предложениях"… так вот они. Для начала.

– Я еще добавлю от себя, – сказал Иван. – Обязательно надо провести туристическую эстафету и соревнования по спортивному ориентированию на местности. Знаешь, что это такое?

– Представляю…

– Ориентирование становится очень популярным, развитие дает огромное, а главное – всестороннее. Тут нужна и физическая подготовка, и глазомер, и находчивость, и пространственное воображение, и все, что хотите…

– Разломаем забор? – опустив глаза после мгновенного изучения теперь уже его, Ивана, сказал Юрий Павлович. – Поведем детей на природу-матушку? Так сказать, воспитание любви к родному краю, гармоническое развитие личности? Все это уже было, обо всем этом говорено-переговорено…

– Да мы и не собираемся Америку открывать, – сказал Иван. – Давайте возьмем известное, старенькое и постараемся сделать лучше. Главное ведь не "что", а "как", правда же?

– Все эти разговоры о гармонии человека… все это утопия, – продолжал старший, думая о чем-то своем. – Теоретики от педагогики не хотят видеть, что ждет человека в ближайшем будущем. Уже им, теперешним пионерам, будет не до гармонического развития. Лишь бы не отстать от жизни, лишь бы усвоить минимум информации – вот что их ждет. Скорости растут, города растут, автоматика везде и всюду… Чтобы выжить, надо будет разбираться в этом море автоматов… Тут не до цветочков, не до ландшафтов в духе старика Шишкина!

– Ужасное будущее, – негромко сказала Ирина.

– Но то, что оно неизбежно, – усмехнулся Юрий Павлович, – факт. Как ни жаль, но мы вынуждены будем согласиться, что нельзя объять необъятное. Да и леса-то повырубят, – глянув на Ивана, продолжал старший. – Уже сейчас истребление их поставлено на индустриальную основу. Толку-то, что радетели плачут! Сведут лесочки подчистую, а вместе с ними всю фауну и флору. Уже свели. В странах, где цивилизация пораньше нашей взялась за это дело…

– Но у нас пока лесов хватает, – заметил Иван. – А вот если мы с тобой не научим ребят любить природу, добра не жди и у нас. Научим, они найдут, чем заменить древесину, у них рука не поднимется на живое дерево. Так что все в наших с тобой руках. Это во-первых… А во-вторых, к черту тогда весь прогресс, если люди переродятся и станут такими, каких ты нам тут нарисовал!..

Таня с Ириной рассмеялись.

– Чует мой нос, – сказала Таня, – ты, Юрий Павлович, нарочно уводишь нас в философские дебри…

– Прагматисты вы, – усмехнулся старший. – Ну, хорошо, раз уж вы такие деловые, то… скажите, кто будет заниматься всем этим? Прививать любовь к природе и прочее? Не вообще, а конкретно у нас в лагере? Ведь нужно, наверное, знать и любить лес, природу, быть… этаким старичком-лесовичком! А мы с вами? А другие наши вожатые? Э, да что там говорить! – он устало махнул рукой и замолчал.

Иван поднялся и расстелил на столе ватман с картой.

– Взгляни.

Юрий Павлович скользнул взглядом. Потом еще раз скользнул. Потом стал разглядывать. Даже оживился, как оживляется всякий человек, когда в руки к нему попадает географическая карта знакомых мест.

– Ну, смотри-ка, – пробормотал он. – Лагерь… Купалка… Столовая… Ручей… Лес… А это что? Ага, ягодные места.

– Все есть, – не без гордости за своих геодезистов сказал Иван, – в радиусе пяти километров.

– Ты? – спросил Юрий Павлович.

– В том-то и дело, что ребята.

– Сами? Не верю! – решительно заявил Юрий Павлович.

– Приди проверь! – чуть не в голос возмутились Таня с Ириной.

– Я тоже не верил, – признался Иван, – пока Юрка Ширяев (заметь, тот самый – беглец) не принес мне схему вот этого района.

– Ну, так что, – спросила Таня, глядя на старшего, – согласен с нашими предложениями?

– Хм… – Юрий Павлович долго молчал, потом заговорил, но опять вяло, как будто и не было оживления, вызванного картой: – Что ж, идем к начальнику лагеря. Вопросы, связанные с материальными затратами, без него не решить. Идем к Князеву… – По тону старшего, хотя он и не договорил, чувствовалось, он, старший, уверен: ничего у них не получится…

Глава 12

В кабинете начальника лагеря было прохладно. В окне с выставленной рамой слегка колыхалась занавеска. Окно это приходилось как раз напротив сосен, единственных на всей территории лагеря. Могучими кронами сосны прикрывали кабинет от палящих лучей солнца. Между стволами просматривался весь залив вплоть до районного городка, что лежал на далеком противоположном берегу. В морской бинокль, который висел на гвозде рядом с окном, можно было наверняка разглядеть и сам городишко, и любую моторку, направляющуюся от него в сторону лагеря.