Текст книги "Беспокойник"

Автор книги: Анатолий Гладилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

10

Итак, я сделал все что мог. Результаты не замедлили сказаться. Через два дня меня отвел в сторону Гречкин и, предварительно как следует обматерив, сообщил: звонили из моего подшефного дома, жаловались, что, дескать, Капустин уговаривает жильцов взять жалобу обратно и угрожает.

– Хорошо Александра Ильича не было в кабинете и я подошел к телефону, – добавил Гречкин. – Но ты совсем рехнулся! Или из-за девки потерял остатки соображения?

– Это прекрасно, Петя, – сказал я. – Теперь они решат, что я у них в руках.

– Кто они?

– Домовые.

– Емельяныч, ты от рождения чокнутый или прикидываешься?

У Гречкина было туговато по части юмора, поэтому пришлось ему объяснить.

– Прикидываюсь. Ты смотрел фильм «Вызываем огонь на себя»? Похожая ситуация.

– Да я давно догадываюсь, что у тебя там «химия». Но есть ли живая конкретинка? Или просто с огнем играешь?

– Поживем – увидим.

– Эх, Вадик, – вздохнул Гречкин, – молодой еще. Смотри, укатают сивку крутые горки. Но, чур, меня не подводить. Я ничего не знаю, я к телефону не подходил. Но ведь они позвонят еще раз. Как пить дать.

– Ну, тогда с меня пол-литра, разопьем с горя.

* * *

На всякий случай повторяю: Таня Сердан тут ни при чем. Она действительно в то утро встречала своего дядю. Я, каюсь, звонил на аэродром, узнавал. Верно, опоздал самолет из Тбилиси. Страсть к проверкам осталась у меня от супружеской жизни. Рецидив. Самому противно, но привычка.

Пока что подведем предварительные итоги. Первое: дело, официально мне порученное, я успешно провалил. Причем при отягчающих обстоятельствах (я имею в виду компрометирующую меня жалобу от общественности дома). Если последует еще один звонок Хирге, то у меня будут серьезные неприятности. Второе: непонятно, что делать с этим чертовым пальто гражданки Бурдовой. Вешать его на Пшукова? Нечестно. Но впутывать Таню Сердан я не намерен. Как же выкручиваться? Покупать за свой счет? Не слишком ли накладно?

А чем мы можем похвастаться? Первое: знакомством с Таней. Второе: Таня. Третье: неким таинственным омутом, который мы обнаружили и куда забросили удочку с аппетитной наживкой. Ловись, рыбка, большая и маленькая! Ежели мы кого поймаем, то этот улов разом компенсирует все наши просчеты. А если не клюнет? И такое вполне вероятно. Значит, рано еще раскрывать карты. Помолчим для ясности.

* * *

Со своей милицейской точки зрения я представляю себе молодых женщин некоей пирамидой, которую венчает косметика и прическа, а сверху укрывает кофточка, блузка, платье и прочие причиндалы. А снизу на сооружение натягивается только одна, узкая, небольшая часть туалета, и именно эта деталь одежды определяет поведение женщины. Если женщина решила, что сегодня – нет, никогда и ни за что, то и поступки ее соответствующие. Если же она догадывается, что нынче ее добровольно заставят спустить этот флаг, то, естественно, ей хочется, чтобы все было обставлено торжественно, конечно, желателен дружественно-церемониальный салют наций, праздничный фейерверк или, в крайнем случае, как при спуске корабля, разбитие (вернее, распитие) бутылки шампанского.

Таня явилась ко мне при полном параде, но, насколько я понимаю, готовая для... И я был весьма настроен, даже очень, и бутылка присутствовала. Но когда настал момент активных действий, я вдруг подумал, что вот так, наверно, и моя бывшая жена, и у нее, наверно, была такая же загадочная улыбка, и такие же глаза с поволокой, и так же начинался этот медленный и сладкий ритуал, – словом, во мне что-то замкнулось. Я закурил и спросил:

– Интересно, ты так с каждым?

Лицо Тани сразу изменилось, и я прочитал по ее глазам: «Ну и дурак же ты, и теперь тебе фигу с маслом, и вообще сегодня – никогда».

– Ну и что? – сказала Таня. – Я же раньше не была с тобой знакома.

Пошел разговор о странностях любви, и в конце его мы оба несколько оттаяли, и опять стало возможно. Однако тут в передней хлопнула дверь, а следом из кухни донесся лязг и грохот кастрюль, сковородок и посудного металлолома – Клавдия Матвеевна честно сигнализировала о своем приходе. Надо отдать ей должное: она моментально догадалась, что я не один, более того – что у меня интим.

Я застыл в ожидании неотвратимого вторжения.

Таня глянула на меня и рассмеялась.

– Соседка блюдет твою нравственность?

В ответ я вымученно улыбнулся:

– Не блюдет, а терроризирует.

И вкратце изложил Тане всю диспозицию.

– Тогда я пойду представлюсь, – сказала Таня.

– Таня, – взмолился я, но она уже выскользнула из комнаты. Я схватил Котяру и забился с ним в угол, ожидая, что вот-вот на кухне раздастся звон битого стекла, и лихорадочно прикидывая, есть ли у меня дома йод, бинт, лейкопластырь?

Полчаса я слушал тиканье будильника. Потом забеспокоился. Может, они втихаря придушили друг друга? Вот наберусь смелости, выгляну, а там два окоченевших тела? Поспешить на выручку? Но не подолью ли я тем самым масла в огонь? А вдруг вообще все обойдется, и Таня отделается легкими царапинами...

Таня возникла неожиданно, прикрыла дверь и с победной улыбкой швырнула на стул старое пальто Клавдии Матвеевны.

– Радуйся, выторговала за пятнадцать рублей. Точно такое же, как у мадам Бурдовой.

– Танька! – завопил я. – Ты гений! Но как ты уломала Клавдию Матвеевну?

– Мы с ней теперь лучшие друзья, – усмехнулась Таня. – Кстати, уже поздно, проводи меня.

– Танечка, – заныл я голосом Котяры, просящего рыбу.

– Нет, сегодня нет.

– Обиделась?

– За что? Просто ты еще не забыл свою жену. А выступать в качестве «скорой помощи» я не желаю.

– Таня, забыл, честное слово, забыл. Ну, так же нельзя, ты уйдешь, а мне на стенку лезть?

– Обойдешься. И потом, где твоя хваленая выдержка и спортивная закалка?

– Та-ня-я...

– Пошли. Позвоню во вторник.

...Я вернулся около полуночи, принял душ и, выходя из ванной, нос к носу столкнулся с соседкой (запланированная засада или непредусмотренная случайность?).

– Спокойной ночи, Клавдия Матвеевна, – пропел я фальшивым голосом.

– Спокойной ночи, Вадим Емельяныч. Хорошая девушка эта Таня. Может, человека из вас сделает.

Естественно, я заснул не сразу, а долго предавался размышлениям. Вот как получается, думал я, к Тане у тебя масса претензий, а к самому себе? Но чем ты ей можешь быть интересен? Комнатой в коммуналке, куцей зарплатой? Или ей замуж невтерпеж? Не похоже. Но ведь что-то она в тебе нашла. Что именно? Или ты прельстил ее своими подвигами? Господи, какими? Вот Евсеев, тот умеет пускать пыль в глаза девушкам. Любо-дорого слушать, как он договаривается по телефону: «Мариночка, значит, так: в семнадцать ноль-ноль за вами заедет черная «Волга». Махнем в Архангельское. Заказать заранее столик? Зачем? Меня там все в лицо знают». А ты рискнул один раз пригласить в кафе, да и там вел себя, как школьник. Но значит, что-то она во мне разглядела. Значит, не такой уж я пропащий человек. Значит...

Перечисление собственных достоинств подействовало на меня усыпляюще.

* * *

Надеюсь, Таня сдержала слово и звонила во вторник. Но только мне было не до личной жизни.

– Коля, – сказал я Евсееву в среду утром. – Хочешь отличиться?

– Отличиться? Всегда пожалуйста.

– Пойдем со мной брать голубчиков.

– Опять три рубля сперли головорезы?

– А тридцать тысяч тебя устраивает?

– Тридцать? Устраивает! – мигом согласился Евсеев.

11

Коля – парень понятливый, быстро соображает. Я ему объяснил, что к чему.

– «Если кто-то кое-где у нас порой...», – замурлыкал довольный Коля. – Как там дальше ты поешь?

– «Съел вдруг Фам-Ван-Донга...» – подсказал я.

Коля посерьезнел, оглянулся и вкрадчиво попросил:

– Вадик, дай списать слова.

* * *

– Поздравляю вас с успехом, – сказал мне Приколото. – Вы, Вадим Емельянович, обезвредили опаснейшего преступника. Тяжелая у вас работенка. Но все хорошо, что хорошо кончается.

– Так это еще не конец, Семен Николаевич. Есть за мной грех, пришел извиняться перед жильцами. Рассчитываю на вашу помощь.

– Насколько я догадываюсь, речь идет о заявлении жильцов. Предупреждал вас: люди все видят. И потом, девка она молодая, ветер в голове. Но это можно уладить. Народ наш добрый, отзывчивый. Если с ним откровенно, по совести...

– Бумага лежит в управлении. Разбирать ее будут.

– Вадим Емельянович, я эту бумагу не подписывал. В чужую жизнь не вмешиваюсь. Не в моих правилах. Однако некоторое влияние на общественность имею.

– Сделайте милость, Семен Николаевич.

– Поговорим. Думаю, все образуется. Людям надо идти навстречу. Ведь вы тоже помогли нашему дому. Вора, можно сказать, убийцу выявили. Спасибо вам за это. А Бурдова жалобу второпях сочинила. Она женщина нервная. В общем, Нина Петровна свое заявление назад возьмет. Будьте покойны, я вам обещаю.

– Как уж вас благодарить?

– Не стоит. Я на радостях на все готов, счастье мне привалило.

– Ну! Три рубля по лотерее выиграли!

– Шутить изволите! Я машину выиграл. «Москвича». Не верите? Билет могу показать. Вот он, голубчик. Серия тридцать два – сто тридцать три.

– Номер сто двадцать пять, – подсказал я, и тут Приколото дернулся. Он понял, что пропал. Однако сразу взял себя в руки.

– Да, значит, вы меня обманывали. Говорили, что лотереей не увлекаетесь. А выигрышные билеты наизусть помните.

– Помилуйте, Семен Николаевич! Как же мне не помнить этот билет! Такая с ним была морока... Масса формальностей. Отношение писали в сберкассу. Сотрудник ОБХСС два дня за Куликом охотился. Признаюсь, не так просто было организовать «случайную встречу». Да вы не нервничайте, Семен Николаевич, поберегите здоровье. Вы и так переволновались, когда вместе с Куликом билет покупали у нашего сотрудника.

– Меня там не было.

Мне стало страшно за старика. Не дай Бог, его удар хватит! Это уж совсем ни к чему. Поэтому я засуетился, спросил, где у него аптечка, притащил корвалол, налил воды, очень был неприятный момент. Но, кажется, пронесло.

– Семен Николаевич, отрицать бессмысленно. Вот фотографии. – Я выложил их на стол. – Откровенно говоря, вы поторопились. Восемь тысяч за билет заплатили! А все потому, что нервничали. Поторговались, он бы уступил его вам за шесть с половиной. Такая Семенову была дана инструкция.

– Всю жизнь копил, откладывал трудовые гроши...

Я возмутился. Зачем мне жалкие слова говорить? Я не судья и не прокурор. Ведь мы с Приколото в течение месяца разыгрывали шахматную партию, и мне, пожалуй, было трудней, чем ему. Давайте уж, Семен Николаевич, соблюдать правила игры.

– Много надо было откладывать, чтобы за билет три тысячи переплатить, – сказал я. – Вы бы лучше сейчас достали блюдечко с голубой каемочкой. Хотя бы вот это. Простенький сервиз, но со вкусом. Севрский фарфор? Рублей на восемьсот, не меньше. А какой сервиз вы у Кулика припрятали? Не успел рассмотреть. Да ладно, не уйдет. И уж альбомы импрессионистов с Куликом совсем не вяжутся. Грубая работа. Так вот, возвращаюсь к блюдечку. Взяли бы вы блюдечко и выложили на него все свои «трудовые» сбережения. Где они у вас? В матрацах или книгах?

Минуточку, попробую угадать. Вот в шкафу стоят пять томов Марселя Пруста. Все читали? И не скучно было? Тяжело он пишет. У нас, правда, издавали всего четыре тома. Значит, пятый – муляж. В нем деньги?

Да сидите, сидите, я трогать не буду. Скоро придет Евсеев с понятыми, и тогда сделаем опись по всем правилам.

Но лично мне любопытно, на сколько у вас «трудовых» сбережений? По моим подсчетам, тысяч на тридцать.

– Сорок. Но я не воровал.

– Охотно верю. Воровали другие. Их и сажали. А вы действовали умнее. Я все дела по холодильнику и по мясокомбинату, где вы раньше работали, поднял.

Ловко у вас получалось. Можно сказать, сухим из воды выходили.

Так откуда такая сумма? Чур, мне про переводы от дочери не рассказывать. Я этого не кушаю.

– А курицу вы кушали?

– Не понял.

– Вы курицу в магазине покупали?

– Случалось.

– Вам ее взвешивают в импортной упаковке, весы показывают, допустим, один килограмм четыреста граммов. Все честно.

Но, между прочим, на целлофановом пакете по-иностранному написано: стандарт, вес – один килограмм пятьдесят граммов. Только на эту надпись никто внимания не обращает. За лед переплачивает уважаемый покупатель. А в холодильнике ежедневно такого товару проходит тысячи штук. Это вам не воровство...

– А... а обман рабочего класса? Хорошо придумано. И ОБХСС не подкопается. Но неужели лед на десятки тысяч потянул?

– Вадим Емельяныч, на одном льду можно состояние сколотить.

Вот, к примеру, с холодильника отправляют машину в магазин с осетриной. Экспедитор прихватывает несколько ведер с водой и запирается в рефрижераторе. В дороге он в пасть каждой рыбине по нескольку литров доливает. Теперь считайте.

– Это задача для ОБХСС. Не буду у ребят хлеб отбирать. Но вернемся к «нашим баранам». Итак, закончив трудовые подвиги, вы благополучно вышли на пенсию. Ваши сообщники, те, кто торопился нажиться, погорели. А ваши деньги при вас. Но что делать с таким богатством? Не оставлять же его дочери. Хочется жить на широкую ногу. Купить машину, мебель, дачу. Но тогда люди заинтересуются: на какие средства гуляет Приколото? Возникает легенда о богатом зяте, работающем на Севере, и удачной игре в денежно-вещевую лотерею. Я правильно излагаю?

Приколото был непроницаем.

– Значит, правильно. Итак, этой легенде все поверят, кроме одного человека. Слесарь Пшуков помнит два громких процесса на холодильнике. Тогда посадили две группы расхитителей народного добра. Слесарь Пшуков подозревает, что и у вас рыльце в пушку, есть у него на то основания. Ведь не случайно вы его уволили. Однако за руку вас никто не поймал. Но как только начнется «изящная жизнь» пенсионера Приколото, Пшуков заявит: мол, знаю, откуда у него эти деньги. Значит, вам мешает этот человек. Купить его, как вы купили Кулика, не удается. Более того, при встрече с вами Пшуков как-то криво улыбается. Может, спьяну, а может, и намекает кое на что? Сочувствую вам, деньги есть, а пользоваться ими невозможно – поневоле взвоешь.

И тут подворачивается случай – у Бурдовой пропадает пальто. Вы тонко оцениваете обстановку: Бурдова – женщина с характером, и если ее натравить на Пшукова, то она его в тюрьму упрячет. Начинается детектив. Кулик тащит у пьяного Пшукова связку ключей, крадет сумку из квартиры Бурдовой и буквально вкладывает эту сумку в руки Пшукова. Рассчитано точно: у Пшукова душа горит, ему надо опохмелиться. Пшуков в запое, ему море по колено. У палатки стеклопосуды некто покупает эту сумку у Пшукова при свидетелях. Некто получает за это дополнительные пол-литра, а следствие – неопровержимые улики против Пшукова. Продумано все прекрасно, вплоть до бутылки «Виньяка».

Но растяпа-оперативник топчется на месте, и вы элегантно ему помогаете. В милиции не полные идиоты, и их должно заинтересовать, почему Пшуков написал анонимку. Однако дело опять затормаживается. Пшукова не арестовывают. А вам надо хотя бы на год отправить его в места не столь отдаленные. По возвращении Пшукову будет не до вас. И тогда вы действуете наверняка. Несколько таинственных попыток взломать двери в подъезде, потом Кулик бьет Бурдову мешком, взятым у Пшукова. Надеюсь, это был Кулик, вы сами не станете пачкаться?

– Вадим Емельяныч, в мои-то годы...

– Вот именно. Годы идут, ждать невтерпеж. А оперативника на всякий случай вы берете «на крючок», организуя обвинение в аморальном поведении. Пусть не рыпается. Наконец, Пшуков арестован. Теперь полный порядок. И тут, действительно, счастье привалило. Предлагают билет. Конечно, рискованно, но когда еще билет купишь? А вы устали ждать. Настолько устали, что стоило мне прийти к вам «с повинной», как сразу выигрышем похвастались. Это для того, чтоб к вам больше никто с вопросами не приставал. Может, я в чем-либо ошибаюсь, Семен Николаич?

Если бы он на этом закончил игру, я бы оформил ему добровольное признание, хотя надо было писать на всю катушку. Ведь Приколото чуть не посадил невинного человека! Я исходил из того соображения, что Приколото и так сломал себе жизнь. Сколько лет прятался, дрожал, а в итоге?

– Вадим Емельяныч, – вздохнул Приколото, – в одном вы правы: устал я. Сердце пошаливает. Ночами не спал, думал. Вот-вот в ящик сыграю, не успею. Но с Куликом было иначе. Это он сам, по собственной инициативе.

Опять изворачивается, подумал я. Что ж, пусть пеняет на себя.

– Семен Николаич, Кулика сейчас допрашивает Евсеев. Неужели Кулик не расколется? Он же трус, ваш Кулик.

– Продажная шкура! – Приколото криво усмехнулся. (Прямо как в классическом детективе. Но разве я виноват, что у всех преступников одна реакция – кривая ухмылка.) – Однако не воровал я. Брал, это верно. Брал, что плохо лежит. Не я – так взял бы другой. В нашей работе своя специфика. Кто может, тот и тащит. Одних выловите, приходят другие. И все равно крадут. Мясокомбинат, холодильник, магазин – неразрывная цепочка, живые деньги. Думаете, люди туда по призванию идут? За сто рублей уродоваться, в грязи и холоде возиться? А как жить на сто рублей зарплаты? Вот в чем проблема. Вы ее сначала решите. У нас государство контролирует все, начиная с гастронома и кончая посудной лавкой. В любом ларьке отчетность. Но чем больше отчетности, тем больше лазеек. Для тех, кто понимает. Нэпмана ликвидировали, так в каждой торговой точке другой хозяин появился. Для себя и своих старается. А я, между прочим, не только брал, я еще и работал. Мой цех план перевыполнял, расширял мощности. У меня грамоты имеются. В успехах производства есть и моя заслуга.

Впечатляющая теория. По идее, я должен был как-то ответить аргументированно и доказательно. Но позвонили в дверь, пришел Евсеев с понятыми.

* * *

– Вы, – удивилась Таня. – Вот кого не ожидала!

– Таня, почему на «вы»? А я тут случайно оказался, по делам службы.

– Ах, по делам службы? Тогда желаю успехов.

– Таня, я песенку сочинил: «Ты, товарищ Приколото, приколол вчера кого-то...»

– Неостроумно.

– Таня, ты мне звонила во вторник?

– Не имеет значения.

– Таня, у меня в тот день была срочная работа.

По лестнице подымалась жена Пшукова, Зинаида Ивановна. Она мрачно посмотрела в нашу сторону и, возясь с замком своей двери, вслух произнесла:

– Господи, что творится! Приколоту забрали!

Таня отпрянула от меня, словно ее ударили.

– Так вот какая ваша работа!

Я молча повернулся и пошел вниз. «Черт бы их всех побрал, – думал я. – Конечно, скажи я Зинаиде Ивановне, что ее мужа завтра выпустят, она бы разревелась от счастья». Да и Танечка заговорила бы по-другому. Но почему они настроены против меня? Как будто я что-то делаю для собственного удовольствия! Ничего, завтра Пшуков вернется, он им все объяснит. Тогда посмотрим. А я не мальчишка, чтобы оправдываться на каждом шагу.

Я спустился на первый этаж и только тогда услышал, как наверху хлопнула дверь. «Вот и хорошо, – подумал я. – Завтра Таня все узнает, и ей будет стыдно, и она позвонит как миленькая. А если не позвонит? «И разошлись они, как в море теплоходы». Что ж, подожду два дня и приду к ней сам. Таня – баба умная и, наверно, поняла, что никуда я от нее не денусь».

* * *

Естественно, Профурсет отсутствовал. Смылся через форточку. Ищи-свищи. Я, озлобившись на весь мир, сторожил на кухне чайник. Выплыла Клавдия Матвеевна, загремела тарелками. «Если скажет, что опять испачкал плиту, убью, задушу собственными руками», – твердо решил я.

– Вадим Емельяныч, – раздался за спиной ангельский голосок. – Ваш Котяра на соседнем дворе. Там кошка объявилась. Туда все коты сбежались.

Готов был расцеловать старую ведьму, но мужская выдержка... Я переобулся и помчался на соседний двор. На заборе, нахохлившись, ужасно одинокий и ужасно несчастный, сидел Котяра.

– Что, Котяра, – спросил я его, беря на руки, – и тебе не повезло в личной жизни?

– Вяу! – сказал Котяра.

1970-1975

«ЗАПОРОЖЕЦ» НА МОКРОМ ШОССЕ
^{(Опыт технического исследования)}

Официально он был рожден в Запорожье, на ЗАЗе, но уж очень напоминал «фиат-500». Однако это внешнее сходство отчаянно опровергалось конструкторами: мол, наше, родное, отечественное дитя, ну разве что родственники за границей... Чтобы положить конец досужим вымыслам, его срочно модернизировали: удешевили сорт стали (чтоб пальцем можно было оставлять вмятины на корпусе), упростили приборную доску (это вам не проклятый Запад), резиновые втулки заменили капроновыми (которые срабатывались в два раза быстрее), всюду, где только возможно, поставили болты меньших размеров (экономия металла), да и на конвейере бывшие ученики «ремеслухи» импровизировали по вдохновению (то гайку не закрутят, то пружинку не дожмут), – словом, получилось сооружение, при знакомстве с которым опытным механикам хотелось выбросить все справочники, инструкции – все книги вообще, исключая одну (к технике отношения не имеющей), где напечатан был плач пророка Иеремии. Опытные механики уже тогда догадывались, что владельцу «Запорожца», в сущности, надо надеяться только на эту книгу, храня ее в сумке с инструментами, рядом с буксирным тросом. Однако не понимали механики, что тут был заложен высший смысл: «Запорожец» предназначался для частного сектора, а частника нечего баловать – разводной ключ в зубы и под машину. Таким образом наглядно проводилась в жизнь идея всеобщего обязательного политехнического обучения...

Да, важная деталь биографии: первый экземпляр был привезен в Москву и показан Очень Большому Человеку. Очень Большой Человек, несмотря на крайнюю занятость (читал доклады послов, руководил посадкой кукурузы и репетировал произношение слова «социализм» – последнее, впрочем, безуспешно), снизошел до «Запорожца», погладил его, даже соизволил протиснуться в салон – и ничего: «Запорожец» сделал торжественный круг по кремлевскому двору, не развалился.

И тогда его запустили в массовое производство.

Но к моменту появления нашего героя (кузов № 696070, мотор № 524532, шасси 46778) то ли директору завода надоело получать письма, в которых ему обещали проломить голову монтировкой, то ли уборщицы устали выметать из сборочного цеха отваливавшиеся с готовых машин гайки и болты, а может, просто молодежь конвейера нашла себе другое развлечение – как бы там ни было, наш герой имел некую гарантию и мог проехать тысячу километров самостоятельно.

Геральдическая линия

Из семейного альбома

– Я хочу, чтобы у меня родилась голубенькая «импала», – шептала мама, – такая блестящая, элегантненькая... Пусть будет глупой, но красивой...

– Зачем загадывать, – вздыхал папа, – ребенок в семье – это счастье.

Сам он мечтал, чтобы у них был сын, красный «форд», будущий чемпион на кольце в Монте-Карло.

Увы, несчастный случай! Мама попала под постановление. Преждевременные роды. Выкидыш. Дитя аборта.

– Как же мы назовем такого хорошенького?

– Назовем его Гантенбайн, – предложил эрудированный папа.

– Сам дурак! – возмутилась мама. – Дитя малое, неразумное. Разве оно виновато? Может, «Манечка»?

Для историков сообщаем, что в этот знаменательный день стояла какая-то погода. Какая именно и где стояла, никто почему-то не помнит. Может, погода стояла за углом, может, пряталась на соседней улице, но на складе – как припоминают старожилы (они же сторожа военизированной охраны) – на складе под ногами что-то хлюпало.

Длинный парень в очках (именуемый в дальнейшем Хозяин) топтался посреди складского двора, а человек в грязных валенках с галошами, ватных промасленных штанах и в ковбойке с засученными рукавами (именуемый в дальнейшем Хмырь Болотный) тщательно, чуть ли не на свет, изучал накладную квитанцию.

Наконец Хмырь Болотный значительно хмыкнул (и Хозяину показалось, что его, как из выхлопной трубы, обдало перегаром, только не бензиновым, а винным), вернул Хозяину квитанцию и хриплым баском спросил:

– Студент?

– Кто?

– Ты.

– Я? – обиделся Хозяин. – Я журналист!

– Чего же ты до «Москвича» не дотянул, – пристыдил его Хмырь Болотный. – «Запорожец» – несерьезная машина. Я бы на нем в разведку не пошел.

И пока Хозяин ошарашенно соображал, как же на машине можно ходить в разведку, Хмырь Болотный рассказал анекдот:

– Едет по шоссе «Запорожец» и подпрыгивает. Мильтон свистит, останавливает и спрашивает шофера. А шофер, замечу, такой же верзила, как ты, башкой в крышу «Запорожца» упирается. Мильтон, значит, интересуется, почему машина прыгает. «А я, – говорит шофер, – икаю!..»

Хмырь Болотный заржал, вновь окутав Хозяина сизым облаком. Но Хозяин быстро сориентировался и тоже ответил анекдотом: муж уехал в командировку, а жена...

Анекдот понравился.

– Ты, Хозяин, молоток! – (впервые в жизни Хозяина назвали именуемым в дальнейшем именем). – Я бы тебя взял в разведку. – И Хмырь Болотный широким жестом пригласил к забору. – Ходи! Выбирай себе автомобиль!

У забора, сбившись в кучу, стояли новенькие «Запорожцы», недавно привезенные с завода: у одного колесо спущено, у другого – фара побита, у третьего – крыло помято... И все они были, пардон, цвета свежего детского поноса.

– Почему они такие невзрачные? – робко осведомился Хозяин.

– Чего? – вылупил глаза Хмырь Болотный. – Невзр... невср... тьфу, холера! Ты хоть какого выведи за ворота. Видишь, за забором татарин шустрит? Так он у тебя за полторы цены с руками оторвет. Скажут тоже – невхреначные!.. Армянин еще больше даст.

И, подумав, предложил:

– С женой посоветуйся. Она выберет. Жена небось тоже с тобой приперлась? То-то угадал! Старый разведчик...

Жена действительно спешила навстречу, радостно вереща:

– Митенька! Я нашла! Пойди посмотри, какой хорошенький! И с ушками, и с глазками, прямо как живой...

«Ну, баба дает! – покачал головой Хмырь Болотный, критически оценивая жену Хозяина. – Ишь ты, ушки, глазки... Напридумывает женский пол... И почему у всех очкастых такие оторвы? Не за что держаться. Нет, я бы ее в разведку не взял. Хотя если пол-литра поставит...»

В другом конце двора, за двумя грузовиками, прятался наш герой: голубенький, серенький, гладенький, улыбчивый – рот до ушей!

– Смотри, какой веселенький! – пела жена. – Просто красавец!

– Точно, красавéц! – подтвердил Хмырь Болотный и мрачно сплюнул: – Бери, Хозяин, заворачивай покупку.

Так с легкой руки (ноги? или плевка?) Хмыря Болотного наш герой стал впредь именоваться Красавцóм.

Покатался Хозяин по двору – ничего, тянет машина. Заглянул в багажник. Бензобак на месте, запасное колесо имеется, домкрат на дне валяется... Где сумка с инструментами?

– Здорово работают ребята! – восхитился Хмырь Болотный. – Инструмент сперли!

Хозяин вздохнул и достал три рубля. Хмырь Болотный проворно утопал к забору, открыл багажник крайнего «Запорожца», приволок сумку.

– Считай, Хозяин, должен быть полный комплект.

Расстались друзьями.

Выехали за ворота. Красавец повилял, принюхался, потом прямиком направился к ближайшей бензоколонке. Подзаправившись, весело фыркнул и бодро почесал по московским улицам. Только кустики мелькали. Но за один квартал до хозяйского дома Красавец вдруг закашлялся и встал. И дальше ни в какую!

Хозяин тыкал скорости, выжимал сцепление, крутил заводную ручку – взмок Хозяин, отчаялся.

Красавец не чихнул и с места не стронулся.

Вылезла жена и вместе с Хозяином стала толкать Красавца к дому.

Публика собралась. Естественно, комментировала.

Но Красавец сжал зубы и не поддался на провокации. Приехал домой, как и положено новорожденному, на руках. Показал характер.

Первые детские шаги. Еще чувствуешь какую-то неловкость. Задеваешь заборы, столбы. Не можешь прямо пройти в ворота. Досадные ссадины, царапины...

Недели не прошло, а Хозяин отличился: заводя мотор, забыл переключить скорость на нейтральную. Машина как стояла у подъезда, так и поехала. Хозяин с перепугу нажал не на тормоз, а на газ.

Что оставалось делать Красавцу? С разгону влетел в парадное. Хорошо еще обе створки были отворены. Лишь бока ободрал. Не больно? Попробуйте сами, на себе! Небось сразу в поликлинику и – на бюллетень! А мы утерлись, замазали ссадины и улыбаемся как ни в чем не бывало! Одно плохо – соседи дразнятся:

– Эй, Митя, твой Красавец, говорят, по лестницам ходит? На пятый этаж вскарабкался?

И потом – страшно. Страшно с непривычки на московских улицах. Хозяин поначалу тихие переулки выбирал. Но осмелел, и потянуло его на шумные магистрали. А там – ужас! Таксисты-разбойники шныряют, правил не соблюдая. Черные министерские «Волги» прут по осевой, как танки. Частники проклятые тормозят перед носом. И главное – грузовики. В Москве их видимо-невидимо: самосвалы, бензовозы, рефрижераторы, панелевозы, тягачи, трейлеры... Откуда их столько на нашу голову? Вон самосвал везет песок из Рязани в Москву. Навстречу другой самосвал, тоже с песком, из Москвы в Рязань. Почему бы не возить? Бензин казенный... Военный грузовик оставляет за собой черную дымовую завесу. У него одно колесо в два раза выше нас. Зазеваешься, попадешь под такую громилу – он раздавит, как пустую консервную банку, и не почешется. Мы маленькие, голубенькие (слегка поцарапанные), вежливые, а они – огромные, нахальные и очень противные. Фу!

И во сне такое не приснится. Попали на Садовое кольцо, в самый «пик». С одной стороны грузовики в три ряда, с другой стороны грузовики в три ряда. А мы, вместе с легковушками, к осевой жмемся. Нам направо надо, да где там, не пускают! У грузовика железа много – разве он пропустит? Проскочили нужную улицу. Развернулись. Поехали обратно. Дождались стрелки на поворот, но пока подошла наша очередь, переключился светофор. Встречный поток чуть не смял. Опять пошли вдоль осевой. Только решили перестраиваться в правый ряд, сумасшедший троллейбус наподдал, оглушил гудком, еле-еле успели к осевой отпрыгнуть, костей бы не собрали. Опять проскочили нужную улицу. Развернулись. Поехали обратно. Развернулись. Встречный поток вынес на осевую. Сунулись вправо – шофер самосвала кулаком погрозил. Проскочили нужную улицу. Развернулись. Колонна автобусов пионеров везет – не проскочишь. Развернулись. Поехали обратно. Развернулись. Тащимся вдоль осевой. Развернулись! Мама, куда я попал! Замуровали!

– Вот так! – сказал Хозяин жене, вытирая потный лоб. – Будем крутиться, пока бензин не кончится!

Через три недели захромал Красавец. Поехал Хозяин за город, на станцию гарантийного ремонта. Простояли день в очереди. К вечеру мастер подошел, осчастливил.

Сняли колпак, вскрыли правое колесо.

– М-да, – сказал мастер, – подшипник надо менять.

– Ну и прекрасно, – сказал Хозяин.

– Прекрасного мало, – сказал мастер, – нету подшипников.

– Но вы же обязаны делать гарантийный ремонт! – вскипел Хозяин. – Я машину тут оставлю и возьму ее только тогда, когда почините!

– Это пожалуйста, – согласился мастер. – Подшипники обещали привезти в конце квартала. Ждите. Правда, за оставленные машины мы не отвечаем. А с запасными деталями, сами видите, туговато. Впрочем, может, кузов и не утащат...