Текст книги "Красные тюльпаны"

Автор книги: Анатолий Солодов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

«Ты должен пройти, Сережка!»

Почти целый месяц партизанский край находился в блокаде. Фашисты стянули свои войска к батуринскому, вадинскому и верхне-малышкинским лесам, где базировались партизанские бригады, обложили их со всех сторон.

Операцию «Падающая звезда» гитлеровцы начали двенадцатого января сорок третьего года.

Несколько суток немцы беспрерывно обстреливали леса из пушек и минометов, бомбили с самолетов, потом при поддержке танков стали сжимать кольцо, пытаясь сломить обороняющихся партизан. Но все усилия фашистских карателей были безрезультатны: вадинцы держались стойко, мужественно и всякий раз отбрасывали противника. Немцы не ожидали такого сопротивления. Бросаясь в новое наступление, фашисты нарывались на плотный огонь партизан – атаки захлебывались. Немцы снова отходили на исходные позиции, оставляя в лесу много убитых и раненых.

И лишь только стихал бой, а пороховой дым не успевал еще и рассеиваться, как бойцы подползали к убитым врагам, забирали их автоматы, гранаты и возвращались в свои окопы.

Каждый день карательной операции дорого стоил фашистам. Были потери и у партизан, хотя значительно меньше, чем у противника.

В отряде Андрюхина первого февраля сорок третьего года в бою погиб пулеметчик Николай Аверкин. Во время атаки карателей Аверкин лежал за пулеметом и вел огонь по вражеской цепи.

Свой «максим»'он с напарником вынес из дзота и установил повыше, на кровле землянки, чтобы больше был сектор обстрела. Немцы никак не могли пройти на этом участке. Их огонь из автоматов не доставал пулеметчика. Но пули нет-нет да и щелкали о стальной щиток. И вдруг снайперская пуля прошла сквозь прицельную щель в щитке, ударила в висок пулеметчика. Аверкин повалился на бок. Второй номер заменил своего друга, и пулемет снова заработал. Отбив атаку, партизаны отнесли Аверкина в землянку и уложили на нары, а вскоре он умер.

Шли двадцать третьи сутки блокады. К исходу дня немецкая авиация совершила четыре массированных налета. Лес гремел от непрерывных взрывов. После бомбежки фашисты снова начали артиллерийский и минометный обстрел. После часовой артподготовки гитлеровцы двинулись на партизанские окопы. Но шли они уже не в открытую, как раньше, а короткими перебежками от дерева к дереву. В сотне метров от окопов были прорублены широкие просеки. И когда каратели попытались сунуться на открытый участок, они были встречены плотным огнем автоматов и пулеметов. Партизаны не пропустили немцев дальше середины просеки.

Опасаясь наступления темноты, гитлеровцы больше не осмелились в тот день атаковать. Потери давали себя знать. Не хватало патронов, мин, гранат и снарядов. Кончались продукты. На исходе была соль. Ее выдавали только тяжелораненым.

Самое тяжелое испытание выпало бригаде, которой командовал Морогов.

Его поредевшая бригада, в которой теперь насчитывалось около семисот бойцов, держала десятикилометровую оборону. Партизаны стояли насмерть. Беспредельная храбрость бойцов этой бригады была под стать их боевому, смелому и талантливому комбригу.

Учитывая создавшуюся обстановку, оперативный центр на совещании командиров принял решение всем бригадам идти на прорыв блокады.

Вернувшись с совещания, Андрюхин сразу же созвал командиров взводов и проинформировал их о принятом центром решении. Он доложил командирам взводов, что их отряду предстоит прорываться из окружения на северо-запад, в направлении бельских лесов. Все понимали, что пробиться будет очень трудно, а вернее, невозможно – силы слишком неравные, да и в немецком кольце нигде не просматривалось слабого места.

У Андрюхина не было времени на долгое обдумывание плана прорыва: решение надо было принимать немедля, сейчас.

И тут поднялся командир первого взвода Типугин. Он предложил послать связного к регулярным частям Красной Армии с просьбой о помощи. Андрюхин в душе обрадовался этой мысли, но, прикинув свои возможности, засомневался: едва ли кому-нибудь удастся пройти сквозь вражеское кольцо.

Тогда-то и вспомнил командир третьего взвода Баутин о своем разговоре днем с Сережкой Корниловым. Сережка понимал, в каком тяжелом положении находится отряд, и про себя тоже думал, как бы помочь партизанам. О том, какой у него созрел план, Сережка рассказал командиру взвода. Баутин не поверил ему, не придал особого значения его словам, а сейчас, вспомнив, доложил Андрюхину:

– Товарищ командир, – обратился Баутин к Андрюхину. – Боец Корнилов мне сказал, что он придумал, как можно выйти из окружения, и обрисовал подробно свой план, как бы он смог это сделать. Только я не поверил его выдумке. Уж слишком велик риск.

Когда командиры взводов разошлись, Андрюхин задумался над сказанным Баутиным. Взвешивая все «за» и «против», он все больше начинал верить, что именно Сережка, и только он, сумеет справиться с таким заданием.

«Да, риск большой, – рассуждал Андрюхин, – несомненно. Но иного выхода нет. И это, наверное, только Сережка мог придумать».

Командир разведки Сергеев, постукивая карандашом по карте, нарушил молчание:

– Так, что ли, говорят? Все гениальное – просто. А ведь мальчишка, Алексей Яковлевич, нам как подарок. Смотри сюда, – сказал он, водя карандашом по карте. – Здесь сплошного фронта нет. Надо оттянуть карателей на себя, и тогда по этому коридору Корнилов добежит до какой-нибудь регулярной части. Согласен?

Отбросив все колебания, Андрюхин тут же вызвал Сережку Корнилова в штаб.

Войдя в землянку, Сережка доложил о своем прибытии. Андрюхин усадил мальчика рядом с собой, внимательно посмотрел на него, строго спросил:

– В бою участвовал?

– Немного, товарищ командир.

Складки залегли на лбу Андрюхина.

– Я слышал, ты говорил своему командиру, что мог бы выбраться из окружения?

– Смог бы, – ответил Сережка.

– И не побоишься?

– Да чего тут бояться, товарищ командир. Что я, фрицев не знаю?

– Это верно, – промолвил Андрюхин, покачав головой. – Но то было раньше, а сейчас дела наши иначе обстоят. Товарищ Корнилов, у нас нет связи. Рацию разбило осколком. Не хотелось мне отпускать тебя, скажу откровенно, но другого выхода у нас нет. Предложение твое заманчивое, хотя и очень опасное. Мы вот посоветовались и решили с тобой поговорить. Может, попробовать?

– Да я, товарищ командир, хоть сейчас.

– Погоди, – сказал Андрюхин, склоняясь над картой. – Мы оставим тебя, к примеру, вот здесь, в ельнике, на спуске к реке. И на этом участке отойдем в глубь леса, отвлекая немцев. Будем держать их на выгодном для нас участке полдня. Запомни. Нам будет нелегко сделать это. Но ради задуманного удержим врага. А ты тем временем не зевай. Как услышишь одну за другой три пулеметные очереди, выбирайся из своего укрытия и дуй во все лопатки вдоль реки до деревянного моста, а там по дороге. И не жалей ног.

– Понятно.

– Только смотри не попадись к немцам в лапы. Нам тогда из этого мешка не выбраться.

– Не попадусь, товарищ командир.

– Перед тем как отправиться, получишь пакет. Дойдешь – передашь командиру регулярной Красной Армии. Наши войска сейчас ближе всего к нам, они наступают юго-западнее Белого. – Андрюхин замолчал, потом тихо добавил – Доложи, что прорываться бригады будут двенадцатого февраля. Вот здесь, здесь и здесь, – Андрюхин указал места на карте. – Главные направления ударов у немцев с юго-востока. Запомнил?

– Да.

– Будь осторожен, – напомнил начальник штаба. – А то что мы потом твоей матери скажем?

– Я постараюсь.

– Верим, – ответил Андрюхин.

– Можно идти?

– Погоди, – командир вынул из кобуры тускло поблескивающий вороненой сталью пистолет ТТ, запасную обойму и протянул Сережке.

– На вот, возьми. Держи все время под рукой. Владеть умеешь?

– Могу, товарищ командир, – принимая пистолет, сверкнул глазами Сережка.

– Взведи.

Сережка оттянул кожух ствола и плавно отпустил назад – мелькнул патрон, поданный в ствол, сухо щелкнул металл.

– Поставь на предохранитель. Если случится что, – патроны расходуй с толком. Экономь. А еще прихвати с собой пару гранат на всякий случай.

– Слушаюсь, – ответил Сережка, засовывая пистолет и обойму во внутренний карман ватника.

ни

Мальчик хотел было повернуться и выйти из землянки, но начальник штаба задержал его: он протянул руку и крепко пожал Сережкину, а командир шагнул к нему, обнял парнишку, прижал к груди и по-отечески сказал:

– Ты должен пройти, Сережка. Пакет получишь завтра. А теперь ступай, но прежде зайди к тете Даше, она накормит тебя.

Когда Сережка ушел, Андрюхин сказал, обращаясь к Сергееву:

– Пока светло, пошли своих ребят, пусть быстро подготовят надежное укрытие. Самое подходящее место – это за боевым охранением, перед лощиной. Баутина возьми с собой, чтоб не плутал ночью.

На кухне Сережка поел горячей пшенной каши, в которую повариха добавила ложку постного масла, выпил кружку подслащенного чая и вернулся в землянку своего взвода. Сдав карабин командиру, Сережка сразу лег спать, как было приказано. Часа за полтора до рассвета его разбудил Баутин.

Сережка поднялся с нар, зевнул и зябко поежился. Он тут же вспомнил про особое задание, и сонливость его сняло как рукой. Он проверил, на месте ли пистолет, обул валенки и надел ватник.

Баутин налил ему кружку горячего чая и поставил на стол котелок с кашей.

– Подзаправься, – сказал командир. – Тебе долго на холоде быть придется.

Быстро покончив с едой, Сережка встал.

– Я готов, – сказал он, пряча в карманы две ручные гранаты.

Баутин внимательно оглядел его.

– Ничего не забыл? Всё при тебе?

– Так точно!

– Добро. Тогда пошли к командиру отряда.

Снаружи было темно и холодно. В отдалении то тут, то там взлетали немецкие осветительные ракеты, и пока они горели, дежурные пулеметчики карателей начинали бить в сторону партизан. И это было совсем небезопасно: шальные пули залетали и в лагерь.

Вручая пакет Сережке, Андрюхин напомнил:

– Мы все надеемся на тебя, боец Корнилов.

– Все помню в точности, товарищ командир.

– Тогда выполняй приказ.

Баутин и Сережа вышли из землянки и тут встретили Шуру Чувашову.

– А я вас ищу. Командир с вечера наказал проводить Сережку.

– А он как штык, всегда готов. Сам проснулся, – пошутил Баутин.

– Молодец, – ответила Шура. – Как настроение, Корнилов? Что-то ты легко оделся, в одной телогрейке?

– Ничего. Не замерзнет. Я для него полушубок прихватил, – сказал Баутин.

– Зачем он мне, – возразил Сережка.

– А затем, в нем тебе теплее будет. Только ты его с собой не бери. Оставь на месте, когда к нашим пойдешь.

– Ладно.

– Теперь, кажется, все, – Баутин тронул Сережку за плечо. – Не будем терять время. А то скоро светать станет.

Молча они втроем направились от партизанской базы в сторону реки через густой лес.

Прошло не более получаса, когда они достигли боевого охранения, занимавшего позицию на бугре. В широком окопе пулеметного расчета передохнули и снова двинулись в путь.

Утопая в глубоком снегу, Баутин первым торил тропу. Сережка шел следом, за ним Шура; она несла две лопатки.

Наконец они вышли к лощине, по низу которой подо льдом текла лесная речушка. Свернули в сторону и остановились около большой накренившейся ели, под которой еще с вечера была приготовлена и тщательно замаскирована снегом нора.

Указывая на нее, Баутин шепнул:

– Вот здесь схоронишься.

Сережка присел на корточки и заглянул в темный лаз.

– Сойдет, – тоже шепотом ответил Сережка. – Ну так я, пожалуй, полезу.

– Постой, – сказала Шура. Она шагнула к Сережке, наклонилась, прижалась щекой к его щеке, поцеловала.

– Ты береги себя, Сереженька.

– Ладно, сам знаю. Не маленький, – недовольно буркнул Сережка.

Баутин кинул в пещерку тулуп.

– Укройся потеплее. Ну как там, не холодно?

– Нисколечко. В такой берлоге всю зиму зимовать можно.

Ну давай. Сиди да помалкивай. Сейчас мы тебя снаружи снегом закидаем и уйдем.

Шура, наклонясь к лазу, шепнула:

– Вроде метель поднимается.

– А мне-то что? – отозвался Сережка.

– Да это же хорошо. К утру все следы заметет. Держи-ка вот лопатку. Быстрей откопаешься.

– А как же вы? – отозвался Сережка и, нащупав в темноте деревянную рукоятку, положил лопатку подле себя.

– Одной обойдемся.

– Вы особенно много снегу не накидывайте, а то вдруг я ничего не услышу.

– Хорошо, – отозвалась Шура. – Счастливо тебе, Сереженька.

– Ну, Сережка, будь, – шепнул Баутин и торопливо стал закидывать снегом лаз в нору.

Закидав его и похлопав лопатой, он припорошил сверху для незаметности рыхлым снегом, чтобы совсем ничего не было приметно со стороны.

Внутри снежной берлоги – тьма-тьмущая. Жутко Сережке оттого, что глаза ничего не видят, один ледяной холод вокруг. И тишина такая, точно сидишь под водой. Не слышно никаких звуков: ни шума ветра, ни скрипа деревьев.

Сережка ощупал снежные стенки – они оказались плотные и очень холодные, под собой нашарил толстый слой елового лапника. Он воткнул лопатку рядом с тем местом, где был лаз, укутался в полушубок и прилег поудобнее, но тут же поднялся, боясь заснуть.

Сережка сел, поджав под себя ноги, и взглянул на светящийся циферблат часов – зеленые стрелки показывали пять.

«Ух ты! Время как идет, – удивился он. – Больше часа прошло, как вышли с базы. Скоро рассветет. А может, уже рассвело?»

Сережка замер, прислушался. Было так тихо, что казалось, будто нет ничего живого вокруг. Мальчик вздохнул.

«А Шура и Баутин, наверно, уже вернулись в отряд, – подумал он, – доложили обо всем командиру и пошли досыпать. Да нет, спать они теперь не станут. Шура, наверно, на кухню ушла, к тете Даше, о чем-то говорят…»

Неожиданно слух его уловил частое глухое постукивание – словно дятел долбил сухую лесину: тук-тук-тук… Тук! Сережка напрягся и даже сунулся вперед, к лазу. Постукивание повторилось раз и другой. И от этих звуков, таких, казалось бы, вялых, по телу его прошла дрожь. И с этой минуты все посторонние мысли отлетели прочь, и весь он обратился в слух.

Мало-помалу глаза стали различать полушубок, слабое очертание лопатки. Сережка взглянул на замурованный лаз – там уже обозначилось мутноватое пятно.

Вскоре раздались где-то совсем близко выстрелы. Стрельба усилилась, и вот земля вздрогнула от первых разрывов мин или снарядов. Начался новый бой.

Сережка совсем закоченел, руки зашлись от стужи, хоть реви, а он слушал и слушал, помня одно: «Услышишь три пулеметные очереди с перерывами, пережди минут двадцать, вылезай и беги…»

Не жалея сил

– Наши, – радостно прошептал Сережка, когда оборвалась последняя, третья пулеметная очередь.

Подождав сколько положено, он схватил лопатку и проворно раскопал лаз. Опираясь на локти, выполз наружу – свет ударил в глаза. Он прищурился, огляделся. Лес, высокий и хмурый, покачивался вверху под ветром, падал редкий снег, свиваясь в бесконечную белую занавесь.

Сережка поднялся, съехал по крутому заснеженному склону в лощину, насколько мог быстро зашагал вдоль нее.

«Только бы они продержались. А уж я обязательно добегу. Найду своих», – мысленно торопил он себя и прибавлял ходу.

Вскоре он разогрелся так, что уже пот стал стекать по лицу, а он все шел и шел. Когда вырвался из лощины на просеку, стало легче, Сережка даже побежал. Но очень хотелось пить. Он ладонью хватал снег и жадно глотал его на бегу.

Было уже далеко за полдень, когда Сережка почувствовал, что выбивается из сил. К тому же прибавилась непонятная тяжесть во всем теле. Его знобило, в горле саднило, и было больно глотать слюну. Он простудился, но не знал об этом и все время думал только о том, как бы быстрее добраться до какой-нибудь деревни, где бы можно было немного согреться и передохнуть.

Теперь он шагал краем поля, держась ближе к лесу, и когда поднялся на бугор, то сразу увидел впереди неширокую речку, а на том берегу – темно-серые избы. Радостно стало Сережке.

«Да это же река Сотня!» – вспомнил он пояснения командира и что было духу припустил к ней. Под берегом Сережка увидел прорубь и не удержался, чтобы не напиться. Он лег на живот, но до воды не достал. Черпая ладошкой, он все же напился и как-то сразу ослабел. По обледенелой тропе он уже не смог подняться.

К проруби шла женщина в платке и в старом ватнике, с ведрами на коромысле. Шла осторожно: снежок припорошил дорожку, а внизу-то лед, того и гляди загремишь вместе с ведрами. Вдруг женщина остановилась и чуть было не кинулась назад, в деревню.

– Ой! Да кто же это лежит? – испуганно прошептала она. – Никак мальчонка.

Подбежав к лежащему Сережке, она приподняла его голову, заглянула в лицо. Не раздумывая, женщина взяла мальчика на руки и направилась с ним к своей избе.

Положив мальчика на скамью, она стянула с него телогрейку, подсунула под голову, стала растирать его закоченевшие руки.

Сережка простонал, вздохнул глубоко и, открыв глаза, уставился на незнакомую женщину. Ничего не поняв, прикрыл веки, точно пытался заснуть, но тут же встряхнул головой, снова открыл лаза и уже осмысленно оглядел избу.

– Где я? – тихо спросил Сережка, с трудом приподнимаясь на локтях.

– Лежи, мальчик. Не бойся. У своих ты, – ответила женщина. – А ведь было чуть не замерз там, у речки.

– Что со мной?

– Ничего страшного. Утомился, видать, очень. Я тебя увидела, когда по воду шла.

Сережка вспомнил все сразу: и как бежал по лесу через поле, и как поднялся в гору, сделал несколько шагов и упал в снег.

За первым воспоминанием всплыло другое – приказ командира. Испугался, подумав о пакете. Он быстро сунул руку под гимнастерку – конверт был на месте.

Женщина наблюдала за ним, но не подала вида, а лишь спросила:

– Далече ты так торопился?

– По делу, тетя, – хмуро ответил Сережка. – Не спрашивайте.

Он посмотрел на часы.

– Долго я у вас лежал?

– Да всего с полчасика.

– Ого! – Сережка спустил ноги на пол, посидел. – Пойду я.

– Отдохнул бы, согрелся. А потом и пошел бы.

– Нельзя.

– А если хочешь, я за тебя схожу, куда накажешь.

– Я сам, – Сережка застегнул гимнастерку, потянул к себе телогрейку.

– Наши войска далеко от вас?

– Верст пять отсюда по большаку. Дорога тут одна.

– Спасибо вам, тетя, за все, – сказал Сережка, одеваясь.

– Господи, за что спасибо-то? – женщина утерла концом платка глаза и тоже встала.

Она молча проводила его до калитки и долго глядела вслед, пока он не скрылся за ветлами, росшими вдоль дороги.

И снова он бежал трусцой, в горку шел скорым шагом. Дорога хорошая, накатанная санями, бежать по ней одно удовольствие. Но скоро он почему-то устал, почувствовал, как закололо в боку и дышать стало трудней, но он старался не обращать на это внимания.

К радости Сережки, за перелеском наконец показалось село. Он прошел к центру и тут увидел группу красноармейцев в белых маскировочных костюмах и с лыжами.

– Товарищи бойцы, – обратился Сережка к красноармейцам, – где мне найти вашего командира?

– А ты кто такой будешь?

– От партизан я послан, мне скорее надо, – взволнованно сказал Сережка.

– Пошли со мной, – ответил один из бойцов в маскхалате, поняв, что у мальчика какое-то очень спешное дело.

В середине села, возле кирпичного двухэтажного дома, прохаживался часовой в белом полушубке. Пропуская вперед Сережку, боец поприветствовал часового, спросил:

– Командир полка у себя?

– Так точно, товарищ лейтенант.

Сережка удивленно посмотрел на «бойца». Тот весело подмигнул мальчику:

– Шагай вперед, партизан.

Командир полка сидел за столом и о чем-то оживленно разговаривал с тремя командирами. Увидев вошедших, они смолкли.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться? – сказал лейтенант. – Этот малец от партизан, говорит, по срочному делу.

Лейтенант легонько подтолкнул Сережку в спину и кивком головы указал на плотного, невысокого роста мужчину: мол, вот он, кого ты хотел видеть.

Сережка вскинул ладонь к шапке, выпалил:

– Товарищ командир, боец Корнилов прибыл к вам с пакетом из партизанского отряда имени Щорса.

Полковник встал, шагнул мальчику навстречу.

– Ну, что у тебя, выкладывай, боец Корнилов, – улыбнулся командир.

Сережка распахнул ватник, расстегнул гимнастерку и, выхватив из-за пазухи серый пакет, протянул полковнику.

Командир взял пакет, вернулся к столу. И тут силы оставили Сережку, его замутило, он покачнулся и упал бы, но стоявший сзади лейтенант вовремя подхватил его под мышки.

Полковник кинул на Сережку быстрый взгляд, приказал лейтенанту:

– Немедленно отправьте мальчика в санчасть, пусть сразу же осмотрят его.

– Есть, товарищ полковник, – ответил лейтенант.

Он поднял мальчика на руки и вынес его из дома.

Прочитав донесение, полковник обо всем доложил по телефону командиру дивизии. А оттуда тревожное сообщение партизан было срочно передано в штаб армии.

Несколько дней спустя после освобождения Красной Армией Вельского и Вадинского районов от фашистских оккупантов состоялась встреча представителя Центрального штаба партизанского движения и члена военного совета Калининского фронта с секретарем райкома партии Борисовым и командиром партизанского отряда имени Щорса Андрюхиным.

Они внимательно выслушали Андрюхина, который докладывал о боевых действиях своего отряда. Он подробно рассказал, сколько было проведено боевых операций, сколько уничтожено фашистов, захвачено и выведено из строя военной техники и взорвано вражеских эшелонов, количество поданных в центр разведданных.

Когда Андрюхин закончил свой доклад, член военного совета спросил:

– А как вам удалось выйти из окружения? Насколько мне известно, в районе вадинских лесов у вас сложилась тяжелая обстановка.

– Да. Если бы не помощь частей Красной Армии, нам бы не вырваться из котла. Да еще выручил нас связной боец Сережа Корнилов. Он стал хорошим и смелым разведчиком. А когда сложилась критическая обстановка, он добровольно вызвался прорваться сквозь кольцо, чтобы доставить мою записку командованию Красной Армии. И выполнил поручение.

– Интересно. Как он сумел это сделать?

– Мы закопали его в снег в лесу, а сами отошли с этого участка. Немцы преследовали нас, но тем самым освободили путь Сереже Корнилову. И он, не жалея сил, добежал до наших. Ну а с карателями расправился один из полков двадцать второй армии.

– Как отчество вашего бойца?

– Михайлович.

– Молодец твой парнишка. Действовал замечательно, геройски. Не забудьте написать реляцию. Будем ходатайствовать перед командованием о представлении Сергея Михайловича Корнилова к правительственной награде. Кстати, при составлении подробного отчета укажите имена особо отличившихся партизан, кто отважно сражался с немецко-фашистскими захватчиками…