Текст книги "Красные тюльпаны"

Автор книги: Анатолий Солодов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Бой на поляне

Сережку положили в партизанскую санчасть. Фельдшер Белов осмотрел мальчика, покачал головой.

– Сейчас для него главное – полный покой, – наставлял он Шуру. – Не пускайте к нему никого. Всякие разговоры – лишняя травма.

Но когда ночью Петр Корнилов забежал в санчать проведать братишку, Шура разрешила взглянуть на Сережу, предупредив Петра, чтобы вел себя тихо, не разбудил больного.

Провожая его, она спросила шепотом:

– Опять уходишь?

Петр кивнул головой, взял теплую ее руку, прижался к ней щекой, взглянул в глаза девушки и вышел из землянки.

В полночь группа подрывников из семи человек, возглавляемая Петром Корниловым, вышла на задание. На этот раз предстояло заминировать железную дорогу на двух участках южнее станции Конютино. К исходу дня, обойдя село Верховье Малышкино, партизаны круто повернули на север.

Петр шагал первым. Время от времени он посматривал на компас, сверяя маршрут по самодельной карте. Все шло нормально: ориентиры местности точно совпадали с условными обозначениями на карте.

А вот и речка Света. Они перешли ее по льду и вновь оказались в лесном массиве.

Стоял декабрь, но снега выпало еще немного, и шагалось легко. Однако партизаны шли уже много часов без привала, и все изрядно устали, потому что кроме оружия несли взрывчатку.

Морозное солнце медленно клонилось к горизонту, синие тени от деревьев вытянулись. Припорошенный снегом лес был молчалив, и оттого Петру невольно думалось, что будто вовсе нет никакой войны, что идет он с ребятами просто-напросто на работу. Но вспомнилось и другое: вызов к командиру, получение приказа на боевое задание. И еще вспомнил медсестру Шуру. Она раздала партизанам перевязочные пакеты, а затем подошла к нему и, чтобы слышал только он, очень тихо сказала:

– Петя, можно я вас провожу немного?

– Да мы ж пойдем быстро, – ответил Петр.

– Ничего. Я не отстану.

– Ну что же, проводи, – согласился Петр.

Он построил группу, доложил командиру о готовности, еще вместе проверили, все ли в порядке.

– Ну, желаю успеха, – сказал командир, и партизаны тронулись в путь.

Петр и Шура шли позади, молчали.

В километре от базы, у просеки, Шура тронула Петра за рукав, сказала:

– Дальше я не пойду. Погоди минутку.

Петр остановился. Девушка положила руки ему на плечи. Он увидел близко большие, с каким-то тревожным блеском ее темные глаза, почувствовал на своем лице ее теплое дыхание.

– Я тебя очень прошу. Ты поаккуратней там. Береги себя. Слышишь?

– Слышу.

Девушка поднялась на цыпочки, обняла его, прижала к себе, поцеловала и тут же откинула голову назад, пристально посмотрела на него, словно старалась на всю жизнь запомнить его таким, каким он был сейчас. Она прижалась к его плечу и взволнованно шепнула:

– Поскорей возвращайся.

– Слушаюсь, доктор, – улыбнулся Петр и добавил: – Иди домой. Мне пора…

Железнодорожная ветка была уже где-то рядом, и Петр объявил привал. Выслав вперед двух наблюдателей, партизаны развели бездымный костерок, поели.

До наступления темноты все отдохнули. За это же время наблюдатели установили, через какие промежутки времени проходит контрольная дрезина немцев.

Ночью, разбившись на две группы, партизаны ушли выполнять свое задание.

Рассвет они встречали уже далеко от железной дороги. Петр поторапливал товарищей: ему хотелось поскорее вернуться в отряд, и мысли о встрече с Шурой придавали ему силы.

В полдень одолели самый трудный участок пути – еще не основательно замерзшее болото. Но вот лес поредел, впереди открылась широкая поляна, за ней сосновый бор, где можно сделать привал.

На опушке партизаны остановились, прислушались, кругом – тишина. Но вдруг издалека донесся гул мотора. Петр взглянул на свою карту: точно, в той стороне большак, там немцы. А здесь все спокойно.

Петр махнул рукой и повел группу напрямик. Они уже достигли середины поляны, как вдруг в чаще елового подлеска он заметил мелькнувшую темную фигуру, рядом – еще, левее – сразу две.

Петр кинулся в снег, скомандовал:

– Ложись! К бою! Немцы!

Партизаны залегли, и поляна сразу огласилась гулким треском автоматов.

Петр моментально оценил обстановку: обида и злость охватили его. Как это они нарвались на немцев, может, где оплошали? Но не было ни секунды на обдумывание своего положения, надо было отстреливаться и ползком отходить к болоту.

Фашистов оказалось много. Они успели обойти поляну и теперь с трех сторон поливали свинцом залегших партизан.

– Огонь! – командовал Петр. – Приготовить гранаты!

Партизаны выискивали цель, били короткими очередями и медленно отползали к опушке.

Гитлеровцы начали метать на поляну гранаты, одна за другой они рвались то ближе, то дальше. И тогда из-за деревьев выбежали немцы и, на ходу ведя огонь, пошли в атаку. Партизаны ответили гранатами, огнем своих автоматов, и гитлеровцы залегли. Стрельба стала реже.

Снова фашисты стали кидать гранаты и опять поднимались в атаку, но огонь партизан плотно прижимал их к земле. Подгоняемые криками офицера, враги упорно ползли по снегу, все ближе и ближе подбирались к середине поляны. Вот они поднялись для броска – и бой вспыхнул с новой силой.

Партизаны кинулись немцам навстречу, стреляли почти в упор, в ход пошли приклады и ножи.

Автомат Петра неожиданно смолк – кончились патроны. Он схватил его за ствол и со всей силой ударил подбежавшего фашиста. Но другой немец наскочил на него сбоку. Петр обернулся и не успел размахнуться, как в грудь ему плеснула струя огня, кинула его навзничь. Деревья вдруг зашатались, закружились в глазах Петра, и все сразу исчезло.

Петр лежал на спине, широко раскинув руки, и, казалось, своим телом прикрывал от врага родную землю.

Отмщение

Весть о гибели группы партизанов-подрывников тяжело переживал весь отряд.

Андрюхин собрал командиров, чтобы вместе разобраться в происшедшем. Он понимал, что никто уже не расскажет о всех подробностях драмы, разрыгравшейся на лесной поляне: очевидцы и участники боя остались лежать там.

Вместе с тем Андрюхин не сомневался в том, что Петр Корнилов мог допустить какую-то оплошность, нарушить строгую инструкцию о том, как надо было вести себя на задании. В чем же была причина столкновения группы с немцами?

Обсудив все обстоятельно, они пришли к выводу, что Петр Корнилов случайно нарвался на один из отрядов карателей, которые прочесывали леса.

На следующий день, словно в подтверждение правильности выводов командира, произошло другое событие.

А все началось с того, что в отряд пришел неизвестный. Как ему удалось найти дорогу к партизанам, никто не знал. Видно, хорошо знакомы были деду Чувашову местные леса, хотя, прежде чем отыскать базу, он долго бродил и наконец наткнулся на сторожевой пост партизан.

– Стой! Кто идет? – Окрик прозвучал в морозной тишине как выстрел.

Чувашов от неожиданности вздрогнул, огляделся. Из-за дерева вышел человек с автоматом в руках.

– Ты кто такой? – Остановивший его парень лет двадцати смотрел на Чувашова с усмешкой, не подозревая, что тот еще более внимательно разглядывает его шапку с красной ленточкой.

– Тебя искал. А ну-ка отведи меня к своим, – к удивлению партизана, строго потребовал незнакомец.

Парень, не сводя глаз с деда, крикнул:

– Румянцев, проводи гостя до старшого.

С соседней огромной ели спустился другой парень, помоложе, клацкнул затвором и недружелюбно сказал:

– Иди, дед, впереди. Вот туда. – Румянцев стволом карабина указал на тропку, теряющуюся в кустах.

Чувашов пришел к партизанам со страшным известием, которое потрясло Андрюхина.

В деревне Холопово фашисты расстреляли тридцать два человека. Тогда дед, конечно, не знал, сколько жителей деревни погибло от рук карателей, но сам факт жестокости был налицо.

– Я-то чудом уцелел, на конюшне был, – еле сдерживая слезы, закончил свой рассказ Чувашов.

– Карателей много было? – помолчав, спросил Андрюхин, раскрывая планшет, в котором лежала карта.

– Не более полсотни с офицером. Да они, фрицы, и теперь еще там. Ночевать, видно, собираются, не торопятся.

– Ближайшую дорогу указать сумеешь? – спросил Андрюхин, прикидывая по карте расстояние от базы до деревни.

– Смогу, – торопливо ответил дед.

– Тогда пойдешь провожатым. И прямо сейчас. Сможешь?

– Вытерплю.

Андрюхин вызвал командира третьего взвода Баутина, коротко пересказал ему сообщение деда и приказал немедленно выступить с пулеметом и минометом всему взводу к деревне Холопово. Отдавая распоряжение, Андрюхин, с трудом сдерживая гнев, закончил:

– Всех карателей уничтожить! Чтобы ни один гад не вырвался живым! Поняли?

– Есть, товарищ командир! Приказ будет выполнен, – ответил Баутин.

– Пулеметчиком возьмите Николая Аверкина.

Баутин собрал свой взвод, ознакомил с поставленной задачей и повел партизан на север от базы. Всю ночь партизаны были в пути. На рассвете они подошли к деревне.

Баутин расположил своих бойцов так, чтобы гитлеровцам не оставалось никаких лазеек для отхода.

Пока Баутин отдавал распоряжения, Чувашов неотступно следовал за ним. Он внимательно наблюдал за приготовлениями партизан к бою, так что со стороны казалось, будто и он руководит налетом и точно поторапливает командира взвода. Приотстав, он шептал тому или другому лежащему в снежной ячейке партизану:

– Сынок, бей их, гадов, пометче.

– Исполним, дед, как велишь. Не сомневайся, – отвечали партизаны.

Тем временем Сергей Скворцов со своими бойцами устанавливал миномет. Партизаны вскрыли ящики с минами. Скворцов доложил Баутину о готовности расчета к бою.

– Ну вот, папаша, можно начинать, – сказал Баутин.

– Начинай, голубчик. Начинай скорей, – нетерпеливо ответил дед.

– Только тебе придется вон там, за кустиком, полежать.

– Постой, командир. Чего же мне от фашистов прятаться-то? Я, если дозволишь, лучше ребятам подсоблю. Снаряды подавать стану.

– Они сами справятся, папаша, лучше нас с тобой, – ответил командир, но тут же добавил: – В таком случае ложись слева от миномета, на бугорок, и постреливай по карателям. Умеешь?

– А то нет. Дело знакомое.

– Скворцов, – сказал командир, – передай на время свой карабин деду. Пусть отведет душу.

– Есть, – ответил Скворцов и, сняв карабин, подал Чувашову.

– Ты, папаша, во время стрельбы приклад крепче прижимай, – посоветовал Сергей.

– Не учи. Справлюсь, – хмурясь, отозвался дед. Забрал карабин и заспешил к своей позиции.

Он разгреб снег, притоптал валенками ячейку, вынул очки, нацепил их на нос и улегся за снежным невысоким бруствером.

– Командир, – окликнул Чувашов, наблюдавший за Баутиным, – ты скомандуй, чтоб по крайней избе стеганули, там фрицев более всего.

Баутин поднял руку:

– По крайней избе слева, огонь!

Первые три мины разорвались в стороне, с недолетом или перелетом. Наконец четвертая мина накрыла цель, полыхнул огонь, дымом заволокло крышу.

Гитлеровцы выбегали на улицу, метались около машин, некоторые открыли беспорядочную стрельбу.

– Аверкин, огонь! – крикнул Баутин пулеметчикам.

Бодро застучал пулемет, и разом заработали автоматы. Минометчики перенесли огонь, и мины стали рваться вдоль улицы. Загорелись машины, сначала одна и следом же за ней другая.

Фашисты еще не успели опомниться, как Баутин поднял партизан в атаку.

– Взвод, за мной! Вперед!

С криком «Ура!» партизаны бросились в деревню. Чувашов поднялся из своей ячейки и тоже побежал следом за партизанами.

Миномет смолк. А через несколько минут прекратилась автоматная и винтовочная стрельба.

Ни одному карателю не удалось уйти живым из Холопово.

Партизаны торопливо собирали трофейное оружие. Баутин первым заметил сгорбленную фигуру деда Чувашова, стоявшего около крайней избы, у которой взрывом мины снесло угол и часть кровли.

Дед как-то странно прижимал к животу правую руку, его пошатывало.

Баутин подбежал к нему и, увидев кровь на пальцах, спросил:

– Ранило, что ли?

– Да так, пустяки, – поморщился дед. – Два пальца царапнуло.

Подошли остальные партизаны: Саша Семенов рванул индивидуальный пакет, туго забинтовал руку Чувашову и утешительно сказал:

– Бывает, папаша, похуже. А это до свадьбы заживет.

– Заживет, – согласился дед, вытирая левой ладонью слезы со щек.

– Болит небось? – посочувствовал Баутин.

– Терпимо, – дед наклонил голову.

– А чего же плачешь тогда?

– Жалко избушку. Крепко угол-то снесли ребята.

– Постой, дед. Это что же, твоя хата, что ли?

– Моя, милый. И внучкина.

– Дела, – смущенно произнес Баутин. – Ты предупредил бы сперва…

– Нельзя. Ни в коем разе нельзя было, командир.

Ветерок шевелил лохматые седые волосы деда, а он стоял около своего дома и не ощущал холода.

– Ты чего без шапки, папаша? – спросил Саша Семенов.

– Видать, потерял второпях, когда за вами бежал.

Семенов снял с себя ушанку с красной ленточкой, надел на голову деда.

– А сам-то как же?

– Обойдусь, – улыбнулся Саша Семенов. – Мы к холоду привычные. А вот тебе простужаться не следует.

На базу, к истоку реки Вопец, партизаны возвратились к ночи.

Андрюхин выслушал доклад Баутина об удачно проведенном налете и уничтожении группы карателей. УзнаВ, что ранен дед Чувашов, распорядился немедленно направить его к фельдшеру Белову.

Баутин сам проводил Чувашова в землянку санчасти, вызвал Шуру.

– Раненого привел, перевяжи, Шурочка.

Девушка тут же вышла из-за брезентовой ширмы, удивленно взглянула на деда, охнула и кинулась к нему.

Дед поднялся, обнял ее, ткнулся бородой в плечо.

– Внученька, золотце ты мое. Да как же так? Ты ли это?

– Я, дедушка, я, – сдерживая слезы, проговорила Шура.

Она снова усадила деда на скамейку, открыла жестяную банку, вынула бинты, йод. Быстро и ловко обработала и перевязала ему руку.

– Не очень болит? – спросила она.

– Заживет. Ты лучше расскажи, как тут живешь-то?

– Хорошо, дедушка. Люди-то какие здесь хорошие.

– Лицом ты вроде похудела. Не устаешь?

– За работой некогда и уставать, – улыбнулась Шура. – Раненые есть, а за ними все время уход нужен.

– Ну, значит, при деле находишься. Хорошо. А где тот паренек, что к нам приходил, его, кажется, Петром звали?

– Петром, дедушка. Да, да, Петром… Только он далеко сейчас от нас. Ушел на задание. Далеко. Не скоро вернется, – с трудом выговорила Шура и, закусив губу, отвернулась, торопливо стала прибирать на столе.

Баутин, слыша весь этот разговор, молча стоял в дверях, пораженный неожиданной встречей Шуры со своим дедом. Осторожно пятясь, он открыл дверь и незаметно вышел из землянки.

Клятва вадинцев

Уничтожение карательного отряда в деревне Холопово было как бы небольшим штрихом к боевым действиям щорсовцев. Помимо этого в начале зимы сорок второго года они разгромили немецкие гарнизоны в деревнях Доброселье и Дроновка. Выполняли и другие задания.

В то время в Батуринском, Холм-Жарковском, Ярцевском и Сафоновском районах действовали несколько партизанских бригад, которые именовались вадинскими. Отряд имени Щорса с приходом в батуринские леса влился во 2-ю Вадинскую бригаду, которой командовал старший лейтенант Федор Стороженко. Комиссаром бригады был Верещагин, а начальником штаба – Непомнящий.

Для руководства всеми отрядами был создан Вадинский оперативный центр, который координировал боевые действия партизанских бригад. Возглавлял его генерал-майор Иовлев.

Партизаны имели регулярную связь с командованием фронта и с Центральным штабом партизанского движения в Москве.

У вадинцев западнее деревень Леоново и Залазна имелся свой аэродром, на котором они принимали самолеты с Большой земли. Партизанам доставлялось оружие, боеприпасы, медикаменты и свежие газеты, обратными рейсами на самолетах вывозили тяжело раненных бойцов.

Еще в начале ноября сорок второго года на партизанском аэродроме приземлился самолет, с которым прибыли заместитель председателя Смоленского облисполкома, депутат Верховного Совета СССР Федор Романович Васильев, секретарь Смоленского обкома партии Захар Филиппович Слайковский и секретарь областного комитета комсомола Андрей Фроленков.

Васильев перед строем партизан зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении большой группы партизан орденами и медалями. Партизанам были вручены правительственные награды.

А двадцать третьего ноября из Москвы самолетом прибыл представитель военного совета Западного фронта и штаба партизанского движения генерал-майор Сергей Иванович Иовлев.

Ознакомившись с обстановкой, Иовлев собрал на совещание командный состав партизанских отрядов всех бригад. На этом совещании присутствовал и Андрюхин. Выслушав доклад командиров, Иовлев дал конкретные указания каждому отряду, как и где действовать в дальнейшем, и особо подчеркнул:

– Фронт требует усиления диверсий против гитлеровцев. Все отряды, все соединения не должны давать фашистам ни минуты покоя, надо бить и уничтожать их повсеместно.

Однако и гитлеровское командование, зная, что в тылу группы армий «Центр» действуют партизаны, решило провести карательную операцию под кодовым названием «Падающая звезда». Об этом позднее сказал на допросе захваченный в плен немецкий офицер. Он показал также, что вокруг партизанского края скапливается огромное количество войск, в состав которых входили отдельная кавалерийская бригада СС из трех полков, охранный полк и танковый батальон. Привлекались саперные, артиллерийские и авиационные части. Кроме того, по восстановленной железнодорожной ветке до Владимирского тупика был пущен бронепоезд и гитлеровцы с собаками.

Об этом же самом доносила и партизанская разведка: фашисты повсеместно сосредоточивают крупные силы.

Генерал-майор Иовлев отдал приказ: всем партизанским отрядам готовиться к отражению наступления противника, продолжая наносить удары по вражеским коммуникациям и гарнизонам.

– Лес должен стать партизанской крепостью, – сказал Иовлев на очередном совещании командиров. – Но мы не станем отсиживаться за ее стенами. Мы будем систематически наносить удары по врагу, как этого требует фронт.

Он рекомендовал провести открытые партийные собрания по всем бригадам, довести до каждого бойца приказ центра.

Оценив сложившуюся обстановку, все командиры приняли как клятву слова, произнесенные на совещании у Иовлева комбригом 3-й Вадинской бригады Мороговым:

– Стоять насмерть! Биться до последнего патрона! Никакой пощады врагу. Только победа. Победа или смерть! – заключил Морогов.

И эту клятву командиры разнесли по всем отрядам. Такое решение было главным приказом для партизан.

В отрядах готовились к отражению врага: в лесу устраивались завалы, минировались просеки, дороги, подходы и тропы, укреплялись блиндажи, окопы и дзоты.

Одновременно партизаны вели активные боевые действия: отдельными группами они ходили в разведку и на диверсии, а остальные, голодные, подчас лишенные возможности развести костер, чтобы обсушиться и согреться, строили оборонительные сооружения.

Отряд имени Щорса, как и другие отряды вадинских бригад, жил суровой, напряженной жизнью.

Двадцать седьмого декабря Андрюхин приказал группе подрывников под командованием Сергеева выйти на боевое задание. Группа была усилена бойцами, пополнившими молодежный взвод. Кроме подрывников-десантников Сергеева, Грабовского, Максимова на задание пошли Аверкин, Фасуддинов, Вася Галактионов, Саша Семенов и Николай Румянцев со своим двоюродным братом, тоже Николаем. Им предстояло взорвать железнодорожное полотно на перегоне Вадино – Игоревское, где немцы пустили бронепоезд.

Из расположения отряда партизаны вышли во второй половине дня. В лесу – снегу по колено. Идти тяжело. Шли цепочкой, след в след. Трое разведчиков – они шагали первыми – пробивали тропу.

Скоро наступили сумерки, а когда совсем стемнело, подрывники достигли небольшой деревушки, затерявшейся среди лесов.

С разрешения хозяев партизаны расположились на короткий отдых в крайней избе. Бойцы скинули бушлаты и телогрейки, расселись вокруг пышущей жаром чугунной печки. Вскоре парней разморило в тепле, стало клонить ко сну. Один Петр Максимов, покачиваясь, потихоньку напевал что-то грустное.

– Ты чего приуныл? – спросил Сергеев.

– Да так, – ответил Максимов. – Сон разгоняю. Ребята вон клюют носами. Не засиделись мы, командир?

Сергеев посмотрел на часы.

– Еще десять минут, а там подъем…

И снова группа в пути. Впереди шагают разведчики. Они заранее изучили маршрут, чтобы не попасть на заминированный участок: немцы на всем перегоне с двух сторон густо минировали подходы к железнодорожной ветке.

Партизаны вовремя вышли к намеченному участку, южнее станции Игоревская, залегли неподалеку от железнодорожного полотна, затаились.

Вскоре со стороны станции послышался неясный шум, вот он стал отчетливее – это катила патрульная дрезина.

Немцев было двое. Они проверяли дорогу.

Сергеев передал по цепи: «Лежать тихо, пропустить!»

И как только дрезина проехала, подрывники поползли к насыпи. Быстро поднялись наверх. Сергеев выставил слева и справа прикрытие. Орудуя лопатками, подрывники пробили ямки под стыками рельсов, заложили взрывчатку, а когда зашипели огнепроводные шнуры, все мигом скатились с насыпи.

Они уже были близко к лесу, когда один за другим сзади раздались два сильных взрыва. Но тут вдруг с поста, видимо выставленного недавно, по ним открыли ураганный огонь из пулемета. Трассирующие пули дождем проносились в темноте, ударялись о мерзлые стволы деревьев, со свистом разлетались по сторонам.

Последним от насыпи уходил десантник Петр Максимов. Он направил огонь своего автомата в сторону вражеского пулемета. Немцы, видя вспышки выстрелов, дали по нему длинную очередь. Максимов покачнулся, упал: пули прошили его грудь.

– Максимова убило! Прикройте! – крикнул Сергеев.

Он подбежал к другу, поднял его на руки, понес к лесу.

Бойцы ударили из автоматов по немцам. Гитлеровцы не осмелились ночью преследовать подрывников, полагая, что их очень много.

А партизаны, углубившись в лес, соорудили из двух жердей и бушлата носилки, уложили на них тело Максимова и понесли вчетвером, поочередно сменяя друг друга. Тяжела была эта ноша для партизан.

Своего боевого товарища Петра Ивановича Максимова партизаны похоронили у деревни Леоново, невдалеке от базы.

Ружейный салют как клятва мщения прозвучал над его могилой.

Обстановка в районе базирования бригад с каждым днем все больше и больше накалялась. Немцы стали чаще просачиваться в лес. Началась блокада Вадинского партизанского края. Фашисты любой ценой стремились вклиниться между отрядами, разрознить их, лишить взаимопомощи, чтобы затем окружить и уничтожить каждый в отдельности. Но сделать это им не удавалось. Партизаны, поняв замысел противника, держались стойко и не допускали прорыва обороны.

Правда, однажды два отряда временно оказались отрезанными от своих бригад. Еще в конце декабря гитлеровцы напали на расположение отряда имени Щорса, окружили его. Но дозорные вовремя предупредили командиров о приближении противника, и потому партизаны не были застигнуты врасплох.

Андрюхин приказал быстро занять круговую оборону. Пулемет установили в запасном дзоте – на этом участке немцы готовили главный удар по отряду.

При первой атаке партизаны подпустили фашистов на семьдесят – сто метров и открыли огонь. Потом, поднятые Гордеевым, с криком «Ура!» бросились на врага в контратаку. Немцы не выдержали и отступили.

В этой контратаке был ранен Вася Галактионов. Рана, к счастью, оказалась неопасной. Галактионов остался в строю.

В начале января сорок третьего года в один из погожих дней каратели напали на соседний отряд «За власть Советов». Отряд был малочисленный – всего пятьдесят человек. И когда Андрюхин узнал о его окружении, послал молодежный взвод Баутина на выручку.

Гитлеровцы ночью не наступали, лишь изредка стреляли в направлении обороняющегося отряда. Баутинцы пошли на вспышки выстрелов, ударили плотным огнем по фашистам с тыла и прорвали кольцо окружения. Отряды соединились.

На рассвете к Баутину прибыл связной от Андрюхина. Он передал приказ командира, чтобы взвод срочно вернулся в свое расположение. Когда баутинцы приблизились к базе, их заметили немцы и обстреляли из миномета.

Партизаны углубились в лес. Но на самом подходе к базе они заметили другую группу немцев, которые цепью двигались в сторону их отряда.

Баутин остановил взвод, дал немцам продвинуться дальше, и когда они находились метрах в двухстах от позиций отряда, бойцы дружно ударили гитлеровцам в спину.

И в ту же самую минуту по карателям со стороны завала застрочили автоматы и ручной пулемет. Фашисты попали под перекрестный огонь и все до единого были уничтожены.

Партизанам оставалось преодолеть небольшой пригорок. Но только они поднялись на него, как с фланга по ним ударили немецкие автоматы.

Бойцы на этом пригорке оказались как на ладони. Чтобы уйти от прицельного огня противника, необходимо было пробежать метров тридцать.

Николай Румянцев попытался бегом прорваться к завалу, но сразу же был прижат огнем к земле, пули свистели над головой, взрывали снег рядом. Николай повернулся на бок, посмотрел на залегших товарищей, и тут же его сильно ударило в левое плечо. Он зажал рану и ощутил липкое на пальцах, горячее.

– Уходите к завалу. Ползком. Живо! Я прикрою! – скомандовал Баутин.

Семенов, Галактионов, Румянцев и его брат сползли с пригорка и стали подбираться к завалам.

Едва Николай Румянцев дополз до первых поваленных деревьев, как рядом упал Сережа Скворцов. Он перелезал через ствол дерева, и пуля ударила ему в кисть руки, кровь сильно текла из раны. Николай стал бинтовать руку Скворцова, и тут их догнал Баутин. Он приказал Галактионову и Румянцеву помочь Скворцову, не зная, что и Николай тоже ранен.

Выстрелы стихли. Партизаны миновали завалы, Румянцев с Галактионовым подняли Скворцова и, поддерживая его, пошли к землянкам. Навстречу им бежала Шура Чувашова. Они передали ей Скворцова. Шура подхватила раненого и отвела в санчасть. Николай тоже пошел за ними следом.

Фельдшер Белов перевязал плечо Румянцева, сказал:

– Легко ты отделался, парень. Кость цела. Иди к ребятам. Находись во взводе, будешь приходить на перевязки.

Каратели в тот день предприняли еще одну атаку, но она не принесла им успеха – партизаны отразили ее.

А боеприпасов у щорсовцев осталось всего-навсего на один незатяжной бой, и ждать пополнения было неоткуда.

Сложившаяся обстановка заставила Андрюхина принять решение – идти на прорыв кольца окружения, чтобы соединиться со своей бригадой.

Он спустился в землянку радиста, приказал Вере связаться со штабом Стороженко и передать: «Отряд окружен. Принял решение идти на соединение с бригадой. Сегодня ночью. В четыре тридцать. Поддержите огнем».

Девушка надела наушники, включила рацию, настроила ее, но долго не могла связаться со штабом бригады. Андрюхин, хмурый, молча курил, а Вера настойчиво и монотонно вызывала по рации:

– «Береза!» «Береза!» Я «Тюльпан!» Я «Тюльпан!» Вы слышите меня? Отвечайте. Отвечайте!

Андрюхин выкурил несколько самокруток и уже потерял надежду, что «Береза» откликнется, как вдруг Вера обрадованно крикнула:

– Есть связь, товарищ командир!

Андрюхин торопливо шагнул к ней.

– Передавай слово в слово. – Он повторил текст.

Вера передала радиограмму, а через минуту приняла ответ.

– Что там? – спросил Андрюхин.

Вера сняла наушники.

– Ответили: «Вас поняли, „Береза“ одобряет решение. Огонь будет».

– Добро, – проговорил Андрюхин и вышел из землянки.

Под утро отряд с небольшими потерями прорвал кольцо окружения и соединился со своей бригадой.

При прорыве щорсовцев поддерживали не только партизаны Стороженко, но и бойцы Просандеева из отряда «Смерть фашизму», который входил в бригаду Морогова.

После боя партизаны из взвода Баутина неожиданно для себя узнали старых знакомых – Ивана Ивановича с ручным пулеметом и девушку, назвавшуюся Федоровой, – бойцов из той самой группы, которая помогла им летом при выходе из окружения.