Текст книги "Сокровища Аттилы"

Автор книги: Анатолий Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

Глава 5
ЗОЛОТОЕ КРЕСЛО

1

Прячась в кустарнике, Диор обогнул ближний край лощины. Пришлось опять войти в воду. Но уже со стороны леса. Диор плыл вниз по течению, держась ближе к берегу. Высокий камыш укрывал его.

Богатырь–гот, утомленно зевая, опустил лук. Поверх камыша виднелись лишь его голова и широкие плечи. Диор выполз из воды как раз напротив табуна. Но гот беспрестанно оглядывал местность.

Оставалось ждать. Диор отстегнул намокшие ножны, меч положил под правую руку. Положение затруднялось тем, что в это время стихли порывы ветра и наступила тишина. Солнце уже перевалило за полдень. Лошади перестали пастись и направились к ручью. Передняя вдруг тревожно вскинула голову, запрядала ушами, настороженно фыркая. И остальные лошади приостановились. Что–то их обеспокоило. Из дубины леса донесся явно не человеческий, но полный предсмертного ужаса и муки вопль.

Видимо, не только мать чувствует беду, случившуюся с ее дитятей, но и все на пространстве земли, что дышит, радуется, страдает, в отдалении или вблизи ощущает единые токи жизни, и всплеск предсмертной боли всегда отзовется безотчетной тревогой в душах живущих.

Испуганно заржали лошади, затеснились друг к другу. Гот вскинул лук, озираясь. Диору показалось, что над лесом промелькнула большая белая птица. И знакомый голос вдруг позвал:

– Сынок! Сынок!

Спустя мгновение этот же голос произнес в другой стороне:

– Сынок! Сынок!

Диор похолодел. Это был голос Юргута. Душа отца металась над лесом и звала его.

Гот бросился к лошадям. Опять налетел порыв ветра, еще более сильный. Гул пронесся над вершинами деревьев. Диор кинулся вслед за германцем. Гот был грузен и бежал тяжело. Легкими прыжками Диор настигал его. Когда он уже занес над воином свой меч, тот внезапно обернулся, увидел врага и сделал все возможное в его положении: выстрелил, не растягивая до конца тетиву, и попытался уклониться от клинка. Стрела, посланная торопливо и неприцельно, пробила кафтан и застряла в плече Диора, не причинив ему вреда. Меч Диора обрушился на воина, разрубая доспехи, тело. Гот упал на колени, слабеющей рукой вытащил свой клинок. Но второй удар снес ему голову.

Дух отца уже не звал советника, скакавшего на лошади к заброшенному дворцу.

Солнце садилось за гору, когда всадник въехал через пролом крепостной стены на поляну. Здесь не было ни души. Силхан снял оцепление. Ушла ли его тысяча со стана?

Оставив лошадь во внутреннем дворе, Диор забежал в зал. Люк, скрывающий потайной механизм, оказался завален хламом. Расчистить его не представило труда. И тут Диор услышал осторожный стук в дверь. Пять ударов. Через промежуток времени вновь пять ударов.

Диор теперь был хорошо вооружен и в доспехах. Правда, пришлось потуже затянуть наплечные ремни, чтобы броня не мешала при ходьбе. Он открыл люк, нажал на рычаг и приготовил метательные дротики. Дверь открылась. Рыжебородый Ардарих вывалился из подземелья. Увидев Диора, побледнел и отшатнулся. Метательный дротик вошел ему в жилистую шею и опрокинул на пол.

2

Силхан давно бы увел тысячу из Сармизегутты. Но он послал скорого гонца к Аттиле с сообщением, что его советник взят на Небо, и стал ждать решения Аттилы. Два дня он держал оцепление вокруг дворца, и все это время там происходили пугающие события. Из лесу доносились вопли, завывания, дикие крики. Но, прочесывая лес, ничего не обнаруживали. Ночные духи летали над поляной, хлопая крыльями. В глухую полночь в зале зажглось несколько факелов. Потом кто–то невидимый принялся бросать факелы в воинов. А когда гунны наконец осмелились–таки войти во дворец, то обнаружили деревянного идола с отрубленной головой. Воины зароптали. Страх перед нечистью не постыден.

Гонец, посланный к Аттиле, должен был известить соправителя, что тысячник Силхан неукоснительно выполнял распоряжения советника. А тот приказал ни под каким предлогом не приближаться ко дворцу, пока он находится там. Это слышали все сотники.

На шестой день вернулся из ставки скорый гонец. Вместе с ним прибыл славянин Ратмир. Аттила передал: «Слушайся славянина, как если бы он был я. Но без моего советника не возвращайся». Силхан упал духом. Славянин потребовал рассказать ему, что произошло. Тысячник ничего не утаил и с надеждой воззрился на друга Диора. Ратмир приказал поднять тысячу и отправиться во дворец.

И велико же было изумление заполнивших внутренний двор гуннов, когда к ним вышел не кто иной, как сам советник, облаченный в белоснежные одеяния с алой каймой понизу. Силхан на мгновение лишился дара речи. Позади Диора в страхе толпились воины, вошедшие в зал первыми. Диор спокойно произнес, обращаясь к Силхану:

– Хорошо, что дождался меня! Аттила отныне будет к тебе благосклонен! Но твои воины едва не прикончили меня, приняв за злого духа в человеческом облике!

– Не сердись на них, – прохрипел пришедший в себя Силхан, – Они очень напуганы! А ты и на самом деле не чэрнэ?

Ратмир соскочил с лошади, бросился в объятия друга. После взаимных приветствий Диор предложил Силхану проверить, действительно ли он не чэрнэ. Приободрившийся тысячник вызвал шамана, который произнес заклинание против злых духов и окурил советника дымом. Тот лишь поморщился от дыма, но никуда не исчез. Силхан осторожно приблизился к нему, пощупал. Оказалось, настоящий человек из плоти. Только тогда он решился спросить, где же Диор пропадал и куда так таинственно исчез из дворца.

– Был взят на Небо! – кротко объяснил Диор. – Когда я молился, пребывая в одиночестве, явился ко мне посланник громовержца Куара, прекрасный видом и в белоснежной одежде. Мы отправились к могущественному небесному владыке молний, и тот объявил мне, что под предводительством величайшего воителя Аттилы гунны покорят всю вселенную и не останется места, куда бы не ступили копыта наших лошадей!

– Хар–ра! Славен Аттила! – в едином порыве выдохнули воины.

– Слушайте меня, гунны! – вдохновенно прогремел советник. – Вы избранный народ! Вас ждут необыкновенные свершения!

– Да осенит тебя своим крылом священная птица Хурри! – прошептал изумленный Силхан Сеченый. – Твоими устами говорит сам громовержец Куар!

3

Даже своему верному другу Ратмиру Диор не сообщил о секрете железной двери. Сколько из–за нее уже погибло людей! И сколько еще погибнет! Диор не хотел, чтобы Ратмир оказался в их числе.

Новости, привезенные другом из ставки, заставили Диора задуматься.

Оказывается, противостояние между Аттилой и Бледой переросло в открытую враждебность. Назначение брата римским магистром милитум вывело завистливого Бледу из себя, и он объявил, что в ближайшее время соберет Большой совет и на нем будет настаивать на походе против Рима.

– Единственно, чтобы опозорить брата, выставить его нарушителем клятвы! – объяснил Ратмир. – Мало того, Бледа повелел взять для собственных нужд золото из казны. На это не решался даже своевольный Ругила.

– Зачем ему понадобилось золото? – спросил Диор.

– Он приказал украсить золотыми пластинами опорные столбы своего шатра, изготовить золотую бочку и золотое ложе для себя. И это не все. Он устроил себе трон на колесах. Для передвижения его запрягают лошадей. Аттила в ярости! То, что он с таким тщанием собирает, Бледа проматывает в один день. Аттила готовится к великим делам. Бледа стоит у него на пути. – Ратмир склонился к Диору, опасливым шепотом произнес: – Перехвачен гонец Бледы к Витириху! Аттила сам присутствовал при пытке гонца!

– И что же?

– Гонец умер, но не сказал ни слова.

Диор понял, что в ставке назревали грозные события. Ему следовало поторопиться. Как бы в подтверждение его мысли Ратмир сказал:

– Узнав, что ты исчез, соправитель пришел в неистовство. Хотел немедленно послать сюда Тургута, чтобы он взял Силхана и его сотников на аркан. Потом одумался. Мне сказал, что ты очень хитрый и на Небе долго не задержишься. Велел, как только ты спустишься на землю, чтобы немедленно возвращался. А ты на самом деле был там? – Ратмир показал пальцем в потолок шатра.

Диор только рассмеялся. Без золотого трона ему возвращаться не хотелось.

На следующее утро он опять велел оцепить дворец и строго предупредил Силхана, чтобы цепь охраны стояла не ближе сотни шагов от дворца и чтобы никто из воинов не смел приближаться к нему. Этим Диор вновь вверг Силхана в величайшее смятение. Но тысячник не осмелился ослушаться. Благо теперь с ним был личный наблюдатель Аттилы, которому советник также приказал к залу ни под каким видом не подходить.

Убедившись, что все исполнено как нужно, Диор с пятью самыми мощными воинами вошел во дворец. Теперь можно было не спешить. Покойный Юргут рассказывал, что секрет железной двери, кроме дакийского царя, знал и один из его приближенных, ставший впоследствии Великим Милосердным Братом. И что этот приближенный после штурма возвратился во дворец и «ужаснулся содеянному». Но каким путем он поднялся на поверхность? Либо через железную дверь, либо через башню. Мысль о башне Диор отверг. Трусливый царедворец не рискнул бы пробираться густым мрачным лесом.

Велев воинам пока оставаться во внутреннем дворе, Диор открыл колодец, принес камень нужного размера, нажал на рычаг. Бронзовое копье ушло под мраморные плиты. Дверь распахнулась. Диор закрепил принесенный камень таким образом, чтобы штырь не отошел назад.

Теперь дверь не могла захлопнуться. Он зажег заранее припасенный факел и принялся осматривать площадку с той стороны двери. Здесь валялись переметные сумы германцев, наполненные золотом. Он сдвинул их в сторону. После долгих поисков наконец обнаружил то, что искал, – бронзовое кольцо. Оно было тщательно вделано в углубление и прикрыто плотно слежавшейся пылью. Не зная предмета поисков, невозможно было догадаться о присутствии в этом месте тайника.

Диор позвал воинов. Увидев раскрытую дверь, те от удивления обомлели и суеверно переглянулись. Безумно храбрые на поле брани, они дрожали от страха и долго не решались войти в подземелье. Диор подбодрил их повелительным окриком.

Об освещении подземного зала теперь некому было позаботиться, он был погружен в темноту. Над головами идущих изредка пролетал филин. Его зловещий хохот раздавался то здесь, то там, заставляя воинов испуганно вздрагивать. Диор велел воинам осветить зал. Когда те увидели все великолепие подземного дворца, изумлению их не было предела. Тела убитых Диор еще вчера отнес в одну из келий. Вход в бывшую спальню Юлия он занавесил тяжелым ковром.

Укрепив несколько горящих факелов в поддонах на дороге к железной двери, Диор велел воинам вынести золотое кресло наверх. Пятеро силачей с немалым трудом подняли царский трон и потащили по подземному проходу. Предупредив, чтобы они возвратились тотчас, Диор направился в помещение, где хранилось вино, прихватив с собой пять бокалов из сундука. Наполнив их густым сладким вином, он вернулся в зал.

Когда явились запыхавшиеся воины, он бросил в кубок каждому по нескольку золотых монет, объявив, что золото принадлежит им. Выпили вино силачи с большой охотой.

Силхан был потрясен, увидев в прокопченном полуразрушенном зале золотое кресло, а в нем одиноко сидящего советника. Диор сказал, что золотое кресло – подарок богов величайшему из гуннов Аттиле. В углу возле закрытой железной двери громоздилась куча хлама. На робкий вопрос тысячника, куда подевались пятеро его лучших бойцов, советник торжественно объявил, что в награду за их безумную удаль они взяты на Небо. Но если над гуннами нависнет смертельная опасность, они, подобно бессмертному богатырю Бурхану, опустятся на землю, дабы отразить врагов. Последние надежды гунны, подобно сарматам, возлагали на бессмертных. И в этом нет ничего удивительного. Силхан окончательно поверил, что советник может повелевать духами.

Глава 6
СМЕХ АТТИЛЫ

1

А смех был необыкновенный – чистый, заливистый, звонкий. Так самозабвенно могут смеяться только дети.

В радости становятся детьми даже всесильные правители. Аттила веселился, восседая в золотом кресле, на его некрасивом смуглом лице багровели зажившие порезы. Гунны наносят их себе сами в знак скорби по умершему родичу. Эти раны у Аттилы появились на похоронах Ругилы.

– Сколько в сундуке золота? – с юношеской живостью спрашивал он у Диора, пристроившегося возле золотого трона на скамеечке с навощенными табличками и стило.

– Не менее семи тысяч фунтов! – скромно отвечал тот.

– Больше, чем Аларих в свое время взял выкупом у римлян! Превосходно! Я рад! И никто, кроме тебя, не знает, где оно?

– Никто! – сказал тот, не поднимая глаз от таблички.

Опять зазвенел его чарующий смех, он спросил, нежно поглаживая подлокотники кресла:

– Но куда же ты дел пятерых моих богатырей?

– Они остались в подземелье.

– Ты зарубил их?

– Отравил.

Что–то страшное мелькнуло в глазах Аттилы при ответе Диора, но он опустил их, с лукавой снисходительностью произнес:

– Святость – удел стариков! Признайся, ты возненавидел Юргута, когда он объявил себя повелителем? Каков безумец!

Диор подумал, что любой правитель, наслаждающийся неограниченной властью, – безумец, ибо в зерне покорности таится семя ненависти. Но ответил не то, что подумал:

– Лишь властитель по праву рождения вызывает к себе любовь!

– Гм, ты прав. Итак, про подземелье и потайную долину никто не знает. В скором времени я навещу ее вместе с сыновьями. Ты превосходно выполнил мое поручение. Знай, когда я умру, меня похоронят там. Я не хочу, чтобы мою могилу когда–нибудь оскверняли враги!

Предусмотрительность Аттилы простиралась чрезвычайно далеко.

– Но ведь ты еще молод, джавшингир! Разве нельзя всех врагов уничтожить еще при жизни?

– Ха–ха–ха, мой друг, всех врагов извести невозможно, особенно тайных! Но дело не в этом. Враги нужны! Благодаря им взращиваются истинно мужские качества. Подумай, что было бы, если бы нас окружали только друзья?

2

Шатры Бледы и Аттилы стояли на значительном удалении друг от друга. В последнее время братья общались через гонцов. Чаще Аттила посылал к Бледе. Но тот или уезжал на охоту или пировал у гостеприимных вождей союзных племен. Соправители встречались редко, и каждая встреча не обходилась без ссоры. Они вспыхивали по любому поводу, что свидетельствовало о том, что раздражение соправителей вызывалось уже не предметом спора, а привычкой и злобой друг на друга.

Скоро Диор стал свидетелем одной из них.

Сначала соправители разговаривали тихо, потом голоса их возвысились.

– Ты забыл заветы отцов! – гневно кричал Аттила. – Гунны явились сюда не для того, чтобы уподобляться изнеженным римлянам! Мы воины, а не развратники!

Намек, видимо, больно уязвил Бледу, он, вспыхнув, запальчиво ответил, что сладко есть и сладко пить еще не означает быть развратником.

– Оттого, что гунны научатся пить вино, они станут лучше владеть мечом? – презрительно спросил Аттила, и без того смуглое его лицо еще больше потемнело от ярости. – Вчера мой осведомитель донес: Феодосий и Валентиниан сговариваются не продавать нам оружие. Что ты будешь делать?

– Отниму силой, вот что я сделаю!

– Не лучше ли научиться ковать мечи самим?

– Вот занятие, достойное трусов! Изготовлять оружие, чтобы им пользовались другие. Не я, а ты забыл заветы предков! Отнять силой – вот доблесть гунна! Так было испокон веков!

– Умный человек знает: времена меняются, то, что было полезным вчера, завтра может оказаться вредным…

– Хай, а кто напомнил о заветах предков? Уж не ты ли? – ловил Бледа брата на слове и торжествовал.

В бессильном гневе Аттила шарил рукой на поясе, сжимал рукоять кинжала. То же самое делал и Бледа. Набычившись, они смотрели друг на друга, и только тогда становилось ясно, что у них одна кровь.

Бледа возражал против всего, что предлагал брат, не только потому, что был упрям, а больше потому, что понимал: уступи он хоть в малом, соправителем ему быть недолго. А на Большом совете вождей было постановлено, что решение одного из правителей обязательно к исполнению лишь в случае согласия другого. Таким образом якобы исключалась необдуманность приказов. И внешне это выглядело справедливым. В действительности же не было принято ни одного совместного решения. Выиграли от этого союзные вожди. Уже несколько осведомителей донесли Аттиле, что акациры и утигуры, точнее их племенные вожди Куридах и Васих, сговариваются предпринять совместный поход на Византию. Подобное могло стать распадом союза. Это понимал лишь Аттила.

Видя, как насуплен Аттила и как мрачно свистит носом простуженный Бледа, телохранитель младшего из братьев Ябгу и телохранитель старшего Читтар тоже свирепо поглядывали друг на друга. Неприязнь властителей передается приближенным. Диор понимал, что двум орлам в одном гнездовье не ужиться, и в какое–то время вдруг поймал устремленный на него полный ненависти взгляд Бледы и понял, что отныне тот – его враг. Аттила решительно поднялся, прекращая бесполезный спор.

– Знай, Бледа, только я могу привести гуннов к великим свершениям! – с бесцеремонной откровенностью сказал он. – Ты же мне мешаешь! Я все сказал!

– Это ты мне мешаешь! – прорычал тот и добавил: – Хай, я тоже все сказал!

Когда Аттила с советником и телохранителем отъехали от шатра Бледы, соправитель свистящим шепотом спросил у Диора, что тот надумал.

– Отвечу завтра, – сказал тот.

– Ну что ж, дождемся завтра! – мрачно ухмыльнулся Аттила. – Но не позже! Отныне у тебя должен быть личный телохранитель. Возьми моего Алтая! Все. Иди!

Если благодаря врагам взращиваются истинно мужские качества, то лишь для того, чтобы обрушиться на врагов.

Диор вернулся в свой шатер вместе с Алтаем – ловким и сильным воином. Телохранители отличаются молчаливостью, этот же не произносил и десятка слов за день. Ратмир, как обычно, за византийским столиком старательно переписывал с восковых дощечек на папирус то, что заслуживало внимания. Для разминки Диор и он поупражнялись на мечах. Алтай, наблюдая за боем, одобрительно крякал. Потом Диор вызвал на борьбу телохранителя. Тот оказался настолько крепким и увертливым, что Диору с трудом удалось сбить его с ног. В охрану выбирают самых сильных воинов. После состязания разгоряченные и потные Диор и Ратмир искупались в бассейне возле гостевого дома. Присутствующие на площади гунны наблюдали за ними с изумлением. Настоящий степняк не испытывает потребности в освежении тела и боится воды. Видя, что советник и писарь, бросившись в прохладу бассейна, не принесли жертвы богине Земире, гунны пришли в ужас. Любопытно, какие мысли появились у них, когда купальщики вышли из воды бодрые и невредимые?

Освежившись, Диор стал думать. Было ясно, что если Бледа опередит Аттилу и устранит своего соправителя, то немедленно уничтожит и Диора. Золотого трона и советов он ему не простит. Как устранить Бледу?

Удивительно, родить человека можно только одним способом, а убить множеством. Повторить случай с Уркарахом? Но это сразу наведет на мысль, что без участия Аттилы здесь не обошлось. Тогда вспомнят и смерть Ругилы. Пищу соправителей проверяют приближенные и слуги. Напасть на него во время поездки? С Бледой всегда большая охрана.

Бледа вспыльчив, горяч, не изощрен умом, доверчив, верит в приметы, любит золото, алчность его не знает меры. Но он и хитер. Так, Бледа с вполне осознанной целью заявил, что уничтожение сарматов осуществлено отнюдь не по желанию Неба, а единственно по воле Аттилы. И в этом он был отчасти прав, но объявил он об этом не из–за любви к правде, а чтобы склонить на свою сторону предводителей союзных племен, которые после гибели сарматов стали опасаться хитроумного Аттилу, который однажды не без горечи сказал Диору:

– Хитрость есть признак ума низкого, мелочного, недальновидного!

Эту мысль соправителя Диор счел важной и велел Ратмиру занести ее на пергамент. Аттила был прав. Хитрость ищет выгод сиюминутных, не задумываясь о последствиях. Необходимость скорейшего устранения Бледы заключалась в том, что он с недавних пор стал утверждать, что Аттила имеет намерение еще при своей жизни передать власть своим сыновьям, нарушая тем самым древний обычай. Правда, обвиняя в этом намерении брата, Бледа хотел представить того как осквернителя гуннских устоев, не более. Диор сомневался, что соправитель Аттилы видит дальше: изменение наследования в пользу сыновей Аттилы приведет к тому, что не только соправитель станет ненужным, но и союзные племена окажутся подданными повелителя. Но если этого не понимал Бледа, то в любое время у него мог появиться умный советник.

3

– Итак? – спросил Аттила на следующий день, пронзительно вглядываясь в советника.

– Я принял решение, джавшингир.

– И смерть его будет выглядеть случайной?

– Именно такой она и будет.

– Яд?

– Нет, это опасно. Он погибнет на охоте.

– Поторопись!

Но скорому осуществлению замысла Диора помешали два события. В ставку прискакал гонец с важным известием, что народ хайлундуров появился возле реки Пораты, южнее земель Витириха. Так как Бледа опять отсутствовал, обрадованный этим обстоятельством и появлением долгожданного племени Аттила послал к царю хайлундуров Ерану срочного гонца с пожеланием задержать свои кочевья на Порате и прибыть самому в ставку для важных переговоров. При этом он заметил Диору:

– До приезда Ерана Бледа должен быть похоронен!

А через день к гуннам прибыл римский посол Максимин в сопровождении многочисленной свиты. Узнав о цели приезда римлянина, Бледа подчеркнуто не явился на прием посла. Принимал его один Аттила.

На приеме посол торжественно огласил два указа. Первый о том, что земли левобережной Паннонии передаются в пользование федератам Римской империи гуннам, при этом правобережная Паннония переименовывается в Валерику. И второй – о назначении Аттилы магистром милитум с выплатой ежегодного жалованья ему, его тарханам и войску, но числом, не превышающим пятидесяти тысяч воинов.

После чего Аттиле были вручены плащ магистра, полное воинское вооружение и шлем, а также то, что римляне называют «диплома» – две складывающиеся бронзовые пластины, скрепленные захватами, на которых были выгравированы профиль Валентиана и надпись: «Аттила – магистр милитум согласно постановлению сената и утверждению императора».

Отложив в сторону подарки и диплом, Аттила сказал дородному Максимину, что его войску нужно оружие. По тому, как посол несколько смутился и заявил, что он не имеет полномочий по этому вопросу, Диор понял, что Рим не намерен усиливать своих федератов сверх того, чем те уже обладают. А это означало, что жалованье гуннам – не более чем взятка, имеющая целью умиротворить на время, кое империя сама сочтет нужным.

После приемок Диору подошел холеный римлянин с бритым умным лицом и сказал:

– Приск Панийский, философ и биограф, приветствует Диора Альбия Максима и говорит, что рад обнаружить среди варваров истинно достойного человека. Много наслышан о твоем уме и способностях, Диор!

– Ты преувеличиваешь мои достоинства, Приск! – возразил Диор.

– Никоим образом! Как я догадываюсь, мне названа лишь малая толика твоих добродетелей! – Философ проницательно всмотрелся в советника. – Ты не забыл еще Хранителя Священной Памяти сарматов или напомнить?

– Я не забыл о нем, – настороженно отозвался Диор, невольно взглянув на свои руки, испещренные крохотными шрамиками – следами нападения ворон, – но откуда знаешь его ты?

– Тайна мудрецов! – негромко произнес Приск.

Диор вздрогнул, удивленный. После уничтожения племени Алатея он решил не придавать значения словам древнего старика. У людей есть удивительное свойство скрывать за убедительными, но ложными доводами истинную причину. Этим в полной мере обладал сам Диор. Почему же он должен верить другим? Высоколобый философ понимающе улыбнулся:

– Не удивляйся, Диор. Пришло время нам встретиться, ибо назревают события, которые решат судьбы народов. Тайный Совет осведомлен о замысле Аттилы!

На этот раз не было стаи ворон, чутких к лжи и низменным страстям. И вот какой разговор произошел между Диором и Приском.

– Каким образом Совету стали известны намерения Аттилы?

– Узнаешь, когда станешь бессмертным.

– Хранитель Священной Памяти вошел в число бессмертных?

– Да. Его смерть была разрушением его тела, но не души.

– Кто сообщил тебе об этом?

– Посланец Высшего Тайного Совета. Когда Совет сочтет нужным, он явится и к тебе.

– Равны ли мы с тобой, Приск?

– Я избран так же, как и ты. Мы – одни из немногих, призванных воплощать замысел Высшего Разума. Только поэтому я советник Флавия Аэция, ты – Аттилы.

– Какая награда ожидает нас?

– Ты мог бы и сам об этом догадаться. Или тебя прельщают земные блага?

– Могу ли я увидеть Тайный Совет еще при жизни?

– Я тоже спрашивал об этом. Мне ответили: нет.

– Хорошо, я слушаю тебя со вниманием!

– Ты не доверяешь мне? – с горечью произнес Приск, вглядываясь в непроницаемое лицо советника Аттилы.

Диор лишь усмехнулся. Он как раз доверял советнику Аэция, но его насторожил вопрос Приска о Прельщении земными благами, ибо если Приск знал тайну мудрецов, то должен был знать и то, что если бы земные блага не прельщали людей, то откуда тогда взяться энергии, той самой энергии, что с неистощимым упорством вновь и вновь обновляет мир? Но он спросил не о том, что подумал:

– Ты считаешь, что стремление к совершенству должно включать в себя и предательство?

– Вопрос хорош! – улыбнулся философ. – Он свидетельствует, что способом познания бытия у тебя служит обыкновенная логика, пусть даже изощреннейшая. Поэтому мне не следует вступать с тобой в спор, ибо на каждый мой довод ты ищешь опровержения, а выслушиваешь чужую мысль не ради поиска истины, а дабы лишний раз насладиться гибкостью и многознанием собственного ума. Тщеславие влечет тебя по жизни, Диор, более чем свет правды. Ты стоишь пока на нижней ступени знания. Пришла пора перейти тебе на более высокую ступень, дабы постичь большую часть истины…

– Ты постиг? – ревниво спросил его Диор.

– Да. Логику смертных можно уподобить утлой лодке, которая хороша для плавания в спокойных водах озер, но не годится для бурного изменчивого моря. Задумывался ли ты, почему люди называют грехом то, что нарушает хрупкую устойчивость жизни, а святостью то, что восстанавливает ее? Не считай, что ответ в очевидном! Греховность и святость выдуманы земными мудрецами, равно как обычай, закон и вера – три ипостаси, на которых, как на устоях, держится бытие человечества. То же, что ты назвал стремлением к совершенству, есть на самом деле стремление к равновесию. Разница между ними огромна, как между вечностью и мигом. Люди и народы, стремясь к совершенству, обретают лишь равновесие, то есть миг вместо вечности! Совершенство недоступно живущим. Вот в чем смысл сказанного тебе Хранителем Священной Памяти сарматов, что смерть есть начало жизни и наоборот. Мы, считая, что движемся к цели, на самом деле лишь обретаем энергию. Теперь рассмотри под новым углом зрения греховность и святость. Для большей ясности скажу: Совету известно, что ты отравил собственного отца и тем самым нарушил сразу три ипостаси в угоду Аттиле и ради земных благ. Тем самым ты совершил и тяжкий грех! Но благодаря ему Аттила получил подземный дворец. А это в свою очередь подвигнет его к более решительным действиям. Не имей младший соправитель дворца, он был бы гораздо осторожнее. Теперь знай, что избыток энергии в одном месте столь же опасен, как и недостаток ее в другом. Гунны стали настолько могучи, что могут бросить под копыта своих коней всю вселенную. Поэтому у Аттилы и созрел замысел покорения мира. Дальнейшее нетрудно себе представить. Народы стоят перед угрозой уничтожения.

– Ты считаешь, что равновесие нарушено гуннами. Но разве оно не было нарушено раньше – Римом?

– Ты прав! – вновь улыбнулся Приск. – Действительно, могущество Рима возрастало и со временем стало опасным. Но в это время на востоке возвышалась держава Син. И если бы обоюдное возвышение продолжалось, обе державы неминуемо должны были схватиться и ослабить друг друга. И тем самым дать выход энергии зависимых от них народов. Но этого не произошло, ибо обе империи разделились – Син под ударами гуннов, Рим – готов…

– Теперь я понял! – воскликнул советник Аттилы. – Я понял, по какой причине гунны совершили свой сверхдальний бросок на запад. И вступили в бой с готами!

– Да. У шаньюя Далобяна был умный советник. Он вошел в число бессмертных. Но решающая битва между германцами и гуннами еще впереди. Мы их приведем на Каталаунские поля. После этой битвы…

– После этой битвы появятся новые народы, и у них будут новые цели, – за философа ответил Диор.

По римскому обычаю они обменялись рукопожатиями, как люди, заключившие только что договор. Диор спросил, где находятся Каталаунские поля.

– Близ города Труа, что в Галлии. В пяти днях пути на юго–восток от города Паризии [82], – ответил Приск.

4

– Посещал ли тебя Приск Панийский? – спросил на следующий день Аттила, испытующе всматриваясь в своего советника.

– Да, посещал.

– О чем у вас шла беседа?

– Он сказал мне, что каждый из нас рожден быть гражданином вселенной.

– Он хотел склонить тебя к измене?

– Нет, джавшингир! Философы выше этого! Мы беседовали о судьбах народов.

– Гм. Любопытно. И что же вы обсуждали?

– Причины возвышения и падения государств, казавшихся могущественными и незыблемыми. Рано или поздно, джавшингир, государства гибнут. Пример тому Ассирия, Парфия, Кушаны, Персия, Македония, Рим и другие. Только вселенная вечна. Поэтому Приск считает, что предпочтительнее быть гражданином вселенной, чем патриотом государства.

В желтоватых глазах Аттилы загорелись зловещие огоньки, он с силой хлопнул по подлокотнику золотого кресла, воскликнул:

– Аттила докажет, что философы ошибаются!

Именно это и хотел услышать от него Диор, ибо прощальные слова Приска были о том, что чем яростнее противоборство, тем устойчивее вселенная. Поэтому незачем разубеждать Аттилу, наоборот, следует всячески побуждать его к действию, ибо где–то, в местах, еще неведомых Диору, уже зреет ответное действо.

Прямота ответа советника убедила соправителя, что советник его не обманывает, но, возможно, он сделал вид, что поверил, и сердито заявил:

– Подобные беседы никчемны, они расслабляют! Ты уже решил, как обмануть Бледу? Напомню, его поддерживают утигуры и акациры. Сегодня я получил подтверждение: Васих готовит поход на Византию!

Диор вспомнил вождя утигур Васиха, круглолицего, безбрового, подшучивающего на пиру над тощим завистливым Куридахом, предводителем акациров. Тогда еще Диор обратил внимание, что Васих лишь кажется веселым, глаза же его настороженны и злы.

– Кто соседи утигур? – спросил Диор.

– Кутригуры. Вождь у них Сандилх. Он храбр, горд и не склоняется ни к кому, – раздраженно ответил Аттила.