Текст книги "Сокровища Аттилы"

Автор книги: Анатолий Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

Часть третья
ЗОЛОТОЕ КРЕСЛО

Глава 1
ГИБЕЛЬ САРМАТОВ

1

Всю ночь ставка шумела, подобно растревоженному осиному гнезду. На правый берег Тиссы скакали гонцы. Оттуда примчалась тысяча Силхана Сеченого, развернулась, отрезая лес от степи. Лес тянулся вдоль реки почти на два гона, был густ, сумрачен, изобиловал чащобами и оврагами. Охранная тысяча Тургута неутомимо прочесывала его. Но под утро выпала обильная роса, скрыла следы. Ни ближние, ни дальние заставы не заметили чужих конных отрядов.

Аттила в ярости метался по шатру. Элах лежал, укрытый шубой, его лихорадило. Хоть сама рана и не представляла опасности, но, возможно, стрела была ядовита. Два знахаря суетились возле раненого, готовя целебные мази и взбадривающие напитки. Явился Тургут со стрелами, найденными на вершине холма. Наконечники стрел были трехлопастные, напоминавшие сарматские, но гораздо крупнее, явно приспособленные под дальнобойный гуннский лук. Древко стрел почти три локтя. Диор капнул особым настоем на наконечник. Если на нем яд, железо окрасится в синий цвет. Оно не окрасилось. Все облегченно вздохнули. Аттила уселся в кресло, велел Диору:

– Говори!

– В ставке знают, что в лунные ночи ты любишь подниматься на холм, – сказал Диор. – Со стороны степи в лес попасть невозможно. Чужих тотчас бы заметили заставы.

– А если они оборотни? – возразил Тургут. – Могли отвести воинам глаза.

– Выгодно ли сарматам убить соправителя гуннов и тем настроить против себя могучего соседа? – спросил Диор. – Нет, Тургут, нападавшие – люди Бледы!

Аттила согласился с советником и тем не менее распорядился оповестить племена, что убийцы подосланы вождем сарматов Алатеем. Это был удобный предлог для войны.

Оставшись наедине с Диором, Аттила доверительно сказал:

– Бледу пока оставим в покое. Сначала уничтожим Алатея. Его племя подобно занозе. Ты не забыл о золотом кресле? Где собираешься его раздобыть?

Советник рассказал все, что узнал от Юргута. Аттила распорядился вызвать Силхана Сеченого.

Когда тот явился, он в присутствии Диора спросил, помнит ли Силхан своего бывшего десятника Юргута, прозванного Безносым.

– Ха, конечно, помню, джавшингир!

– Почему он сбежал из тысячи Чегелая?

– На него хотел пожаловаться Тюргеш за украденные стрелы. Мол, Безносый украл стрелы с целью наговора на Тюргеша. Юргута могли взять на аркан. А он виноват не был. И оправдаться не мог.

– Где сейчас Тюргеш?

– В обозе. Очень старый. Постоянно трясется. Кормят его из жалости. Но кое–что помнит.

– Что знаешь о дворце дакийских царей?

– Все знаю, джавшингир! Мы его осматривали, очень старались. Это еще когда Юргут не сбежал. Искали подземелье. Нашли железную дверь. Бревном в нее колотили, но открыть не смогли. Наверное, заколдованная!

Аттила торжественно сказал:

– Силхан! Готовь свою тысячу. Сначала разгромим сарматов. Потом поведешь ее в Сармизегутту. Будешь сопровождать моего советника. Беспрекословно выполняй любые его распоряжения. Ты понял?

– Понял, джавшингир!

– Если Тюргеш еще в памяти, захвати и его с собой.

– Слушаюсь, джавшингир!

– Разрешаем удалиться!

Когда Силхан Сеченый вышел, Аттила сказал Диору:

– Теперь я верю: Юргут тебя не обманул. Но не мог ли римлянин Юлий распилить золотое кресло?

– У него не поднялась бы рука. Юлий любил в нем сидеть.

Лицо Аттилы исказила гримаса ревности.

– Ни один человек, кроме тебя и меня, не должен знать о царском троне и подземном дворце, – промолвил он.

2

Бледа не мог скрыть радости, узнав о мнении Аттилы, что напали на него сарматы.

– Да, именно они! – кричал он в притворном негодовании. – О вероломные! Едва не лишили жизни моего любимого племянника! Я одобряю твое решение, дорогой брат, напасть на них. Отомстим за раны Элаха!

Вот каким образом хитрец Аттила легко достиг согласия соправителя, а вместе с ним и вождей союзных племен, на уничтожение племени фарнаков.

В тот день Диор записал: «Под его (Аттилы) крайней дикостью таится человек хитроумный, который, прежде чем затеять войну, борется искусным притворством».

К Алатею помчался тархан Овчи с предложением заключить новый договор о мире. Обрадованный предводитель сарматов известил, что сам прибудет в ставку гуннов.

Тем временем к местам сбора уже спешили отряды низкорослых коренастых биттогуров и витторов, а также акациров и угров. Так торопятся только за добычей – с пустыми переметными сумами за спиной и вожделением в глазах.

Летучие отряды разведчиков на быстроногих конях молниеносно проносились вблизи кочевий фарнаков, замечая пути их передвижения. Естественной границей между землями соседей служила изломистая дугообразная гряда холмов, протянувшаяся на несколько дней пути с северо–востока на юго–запад. На удобных для обзора вершинах застыли зоркие наблюдатели.

Скоро конные тумены Чегелая, Куридаха, Крума замкнули вокруг сарматов плотное кольцо окружения.

Когда Алатею донесли о скоплениях гуннской конницы, все пути отступления уже были отрезаны. Он приказал объявить общий сбор войска, принес жертву богатырскому мечу Ушкула, велел наточить его. А сам помчался в ставку Бледы.

В его отсутствие у сарматов произошли два пугающих события, истолкованные шаманами как дурное предзнаменование.

Однажды в полдень на возвышенности вблизи становища появилось странное лохматое существо, отдаленно напоминающее человека с необычайно длинными, свисающими ниже колен мускулистыми руками, заросшим волосатым лицом и горящими глазами. – При виде ужасного чудовища женщины в испуге похватали визжащих детей и попрятались в повозках. Протяжно завыли собаки, поджав хвосты, наводя еще больший ужас. Чудовище, глухо ворча и скалясь, всмотрелось в людей сверкающими глазами, ударило себя огромным кулаком в грудь, вырвало росшее рядом молоденькое дерево и бросило его в направлении становища. Несколько воинов, охраняющих кочевье, схватили луки и в сопровождении шамана, произносившего заклинания, направились к возвышенности.

Странное существо вскинуло над головой длинные руки, испустило пронзительный вопль и исчезло, как провалилось сквозь землю. Когда воины осмелились наконец подняться на холм, там никого не было. На каменистой вершине не осталось даже следов. Но с того времени собаки стали обходить это место с поджатыми хвостами и встопорщенными загривками. Одна из них, взбесившись, вдруг принялась рыть на возвышенности яму. Когда кто–то хотел прогнать ее, то обнаружил, что собака околела, а возле ямы лежит неизвестно откуда взявшийся огромный человеческий череп. Никто из стариков не мог припомнить что–либо подобное. Когда Хранитель Священной Памяти сарматов узнал о необычной находке, то попросил принести ее к нему. Взглянув на вселяющий страх череп, Верховный жрец горестно промолвил:

– Беда пришла к сарматам! Кузнец Ушкул не явится к нам! – Сказал и вскоре испустил дух. В то же мгновение на площадке упал и развалился на куски гигантский меч. А его недавно наточили.

Встревоженный Алатей не добрался до ставки Бледы. На что он надеялся, осталось неизвестным. Его отряд был встречен тысячей Силхана Сеченого и почти полностью уничтожен. Спасся лишь Алатей с горсткой отборных воинов.

Аттила и Диор, наблюдая за скоротечным боем, видели, как уносился в вечереющую степь предводитель сарматов, окруженный телохранителями. За ним гнался сам Силхан. Его воины, привставая на стременах, натягивали дальнобойные луки, выпуская стрелу за стрелой. Но усталые кони гуннов отставали. Скоро Алатей скрылся в сумеречной дали.

– Догнал бы, стал бы темник–тарханом! – сказал Аттила вернувшемуся тысячнику.

Силхан только горестно почесал седой затылок и сплюнул. Держать счастье в руках и упустить!

Вскоре разведка донесла, что большой отряд сарматов численностью до тумена движется на сближение с конницей Чегелая, закрывающей дорогу на юг. Видимо, Алатей решил прорвать окружение на юге, чтобы уйти во Фракию. Аттила послал на помощь Чегелаю Крума.

Чегелай развернул свой тумен и принял бой. Сражение началось утром, а к полудню подоспевший Крум ударил Алатею в тыл. Сарматы были разгромлены. Те, кто успел спастись, отступили к главному становищу.

3

На рассвете третьего дня отряды биттогуров, витторов, акациров, угров окружили становище Алатея. В светлеющем воздухе различалась вершина холма, опоясанного повозками, на которых густо толпились воины. Высокие борта прикрывали людей до пояса, выше, подобно зубцам крепостной стены, чернели щиты.

Аттила в сопровождении Элаха, Диора, Ратмира и темник–тарханов объезжал изготовившиеся к штурму войска. Тогда–то он и произнес ставшие знаменитыми слова:

– Кто может пребывать в покое, когда Аттила сражается, тот уже похоронен!

Их тотчас передали по войску зычные глашатаи. В утреннем чистом воздухе поднялись в небо дымы жертвенников, на которых шаманы совершали приношения богам, моля даровать победу. Взлетели звонкие голоса молодых бахши, запевших древнюю песню:

Благосклонный Тэнгри, смельчака награди

За безумную удаль его!

И тут Диор увидел рыжего Алатея. Тот стоял в одной из повозок, возвышаясь над своими воинами, и угрюмо наблюдал, как Аттила на небольшом походном алтаре приносил жертву Тэнгри. За спиной племянника Абе—Ака тоже поднимались дымы алтарей. Несколько силачей сарматов, имевших дальнобойные луки, натянули их, пустили стрелы в направлении группы Аттилы. Внизу телохранители, смеясь, подставляли щиты, отбивая ими падающие на излете стрелы.

Аттила ударил плеткой своего жеребца и погнал его вверх по склону. Это послужило сигналом к штурму. Тысячи здоровенных глоток прогремели: «Во имя Тэнгри!» И повторили клич. Гунны ринулись в битву.

Аттилу обогнали телохранители, прикрыли его щитами. Склон холма покрылся массой всадников. Кони огромными прыжками взбирались на вершину. Сарматы пустили тучи стрел. На глазах Диора чей–то черный жеребец, храпя, взмыл на дыбы, опрокинулся навзничь, придавив всадника. Послышались стоны раненых. Покатились по склону трупы людей и животных. Их вминали в траву копыта бешено рвущихся вверх коней. Сарматы бросили луки, схватились за метательные дротики. Чей–то дротик пробил щит Ратмира. Славянин едва удержался в седле.

Вот штурмующие достигли повозок. Взлетели в воздух сотни арканов. Зацепив сармата, стаскивали его. Тот падал на землю, хрипел, удавливаемый петлей. Биттогуры с коней прыгали в повозки. Сарматы рубили их, но и сами падали, пронзенные дротиками. В некоторых местах гуннам при помощи арканов удалось растащить укрепление. В образовавшиеся бреши хлынула конница.

Диор не смог прорваться к Алатею. Вождь сарматов – лакомая добыча. Здесь кипела особенно яростная схватка. Множество угров штурмовали повозки, на которых отбивался Алатей и его телохранители. Они были подобны островку в бушующем море. То и дело в воздухе мелькали арканы. Телохранители рубили кожаные удавки. Поток конников увлек за собой Диора и Ратмира. Впереди гремел голос Тургута:

– Ульген, захвати шатер Алатея. Алтай и Ябгу, прорвитесь к мечу Ушкула!

Вскоре рубка переместилась в становище. Со всех сторон доносились вопли сарматских женщин и плач детей. Поистине гунны убивают, пока не насытятся видом крови. Врывались в кибитки. Тех, кто оказывал малейшее сопротивление, резали на месте. Девочек и молоденьких женщин связывали конскими путами, укладывали в повозки. Рядом втыкали стрелу, обозначающую, что у пленниц уже имеется хозяин. В эту же повозку бросали добытую утварь, одежду, посуду – все, что нельзя спрятать в походную сумку. Добыча – это то, ради чего воин идет в поход! Еще сарматы сопротивлялись, еще шла битва, а уже кое–где между воинами–гуннами вспыхивали ссоры. Там и сям слышались гневные окрики сотников:

– Эй, сын ослицы, ты оставил десяток? Немедленно возвращайся к своим, иначе возьму на аркан!

Диора сопровождали воины десятника Алтая, старшего над гонцами. Ратмир прикрывал друга щитом, отбивая стрелы и копья. И сам Диор орудовал клинком не менее ловко, чем когда–то силач Юргут. Вокруг звенела сталь, сталкиваясь со сталью. В лучах поднявшегося утреннего солнца везде громоздились трупы. Метались, призывно ржали лошади, лишившись хозяев.

Последняя схватка произошла на площади, возле обломков богатырского меча. Здесь оказался и Алатей. Он рубился, прикрывшись щитом, хрипло взывая:

– О кузнец Ушкул, спустись на своем крылатом коне, сокруши врагов!

Но тщетны были призывы. Огненный зрак солнца равнодушно всматривался, как уничтожали друг друга люди. Столь велика была жажда убийства, что едва ли бы нашлась сейчас сила, могущая остановить ужасающую резню.

Азарт боя владел Диором. Подскакав к площадке, он увидел, как взметнулся аркан длиннорукого Ульгена и пал на Алатея. Но рыжий сармат кинжалом успел перерезать его.

– Хай, Ульген, это моя добыча! – яростно крикнул Диор и метнул свой аркан.

Зацепив за толстую шею предводителя сарматов, рванул жеребца, волоком вытащил плененного вождя из свалки. Ратмир кошкой прыгнул на Алатея, вырвал из его ослабевших рук меч, оглушил ударом щита, связал.

Схватка на площади угасла. Гунны разъезжали между грудами тел, добивая раненых. Дым стлался над становищем. Горели повозки. Угры, весело перекликаясь, набивали переметные сумы добычей. Несколько воинов ловили лошадей с пустыми седлами. Обломки меча Ушкула втоптали в кровавую грязь ноги победителей.

Рыжий Алатей в разорванном кафтане, приходя в себя, уставился на Диора мутными от пережитого глазами.

– Вижу, ты узнал меня! – усмехнулся Диор. – Ты узнал того, кто не прощает обид! Ха–ха, из вождей снова в рабы!

Рыжий пленник рванулся к нему, но аркан Ратмира опрокинул сармата.

На площадь в тесном окружении охраны въехал Аттила. Из шатра Абе—Ака выбежал Ульген, крикнул:

– Хай, джавшингир, сундука с золотом в шатре нет.

Полузадушенный Алатей грузно встал на ноги, его покачивало.

– Проклятые гунны! – прохрипел он. – Вот что вам понадобилось от сарматов! Из–за жалких сокровищ вы уничтожили союзное племя! Боги не простят клятвопреступников!

– Ты ничуть не поумнел, Алатей! – презрительно усмехнулся Диор. – Боги прощали и не такое! Ты забыл, Как ради добычи ограбил Маргус?

Вдруг откуда ни возьмись на разоренное становище налетела огромная стая крупных ворон. Подобно туче, они застлали солнце. Тревожно каркая, мелькая в прорехах чадного дыма, они носились в воздухе. И вдруг разом взмыли вверх и пропали.

Диор посоветовал Аттиле распорядиться, чтобы отыскали поляну, на которой встречался с Хранителем Священной Памяти. Одна из сотен Силхана Сеченого, рассыпавшись цепью, довольно быстро отыскала тропинку, по которой когда–то шли Диор и Кривозубый. От молодой пленницы узнали, что старый жрец умер перед нападением гуннов.

Проезжая по тропинке, Диор почувствовал, что чего–то лишился. Он помнил, как ему было хорошо здесь в первый раз, как уютен был зеленый сумрак высоких трав, как резко и пряно пахли цветы. Теперь все было настороженно и сумрачно, а яркие цветы поникли, раздавленные копытами лошадей.

Поляна была пуста. Только пенек торчал возле дуба. Старик, похожий на деревянную ветхую статую, исчез. Пусты были и ветви дуба. Воины принялись обшаривать поляну. Вскоре обнаружили яму. Сверху она была присыпана толстым слоем сухих листьев. Разгребли их и увидели огромный плоский камень. Арканами вытащили и его. Под ним оказался жердевой настил. Сняли настил – и вот он, сундук! Приехал Аттила. При нем сбили замок. Подняли тяжелую крышку. У Аттилы раздувались ноздри, как у римлянина Юлия, когда тот любовался золотыми изделиями. Многие даже прикрыли глаза: так ослепителен был блеск сарматского золота.

Когда вернулись в становище, Аттиле доложили, что тяжело ранен Чегелай. Стрела ударила его в незащищенное место – в спину, под шелковые завязи доспехов, пробила тело с такой силой, что наконечник вонзился в доспехи с внутренней стороны. Это означало, что убийца был из числа приближенных Чегелая.

Аттила и Диор подъехали к повозке, на которую уложили темник–тархана. Возле него находились Карабур, Силхан, знахари. Аттила приблизился к Чегелаю. Тот открыл потемневшие от боли глаза. На черных губах его от дыхания пузырилась кровь, стекая на подбородок.

– Где мой сын? – прошептал он.

Диор склонился над Чегелаем, сказал:

– Я здесь, отец.

– Где Уркарах?

– Уркарах наказан смертью, отец! Разве ты забыл?

– Я ничего не забыл… Ты не сын мне. От черного жеребца и белой кобылы не бывает рыжих жеребят. Это ты околдовал Уркараха и превратил его в волка. – Темник–тархан перевел взгляд на Аттилу, сказал: – Боги наказали меня… Я многим желал зла… Скоро я уйду на Небо! Прошу тебя об одном: отдай все, что мне принадлежит, Карабуру… На Небе я буду молиться за тебя…

– Я выполню твое последнее желание, Чегелай! – громко сказал Аттила. – И назначу темник–тарханом вместо тебя Карабура!

Карабур приосанился, расправил плечи. Силхан же, наоборот, понурился. Диор остался равнодушен. Чегелай ему больше не нужен. А богатство легче потерять, чем приобрести. Наживая богатство, наживаешь врагов. Диору нужно полное доверие Аттилы. Имея его, он будет иметь все.

Спустя короткое время Чегелай умер. Похудевшее лицо его посветлело и стало строгим. Наверное, его хорошо приняли на Небе.

Добыча оказалась велика: имущество сарматов, тысячи девушек, молодых женщин, детей. Бесчисленные стада, отары, табуны. Освободившиеся пастбища.

Аттила велел оставить в живых только младенцев в зыбках, раздав их бездетным гуннским женщинам.

– Мы научим их нашему языку и обычаям, – заявил он, – они станут гуннами. Тот, кто помнит язык матери, рано или поздно становится мстителем!

Что касается сарматского золота, Аттила собирался использовать его на подкупы. Но применение ему нашли позже. Когда Аттила умер, золото расплавили, смешав его с дакийским, византийским, римским, готским, месопотамским, франкским, бургундским, и из него, ставшего поистине вселенским, изготовили золотой гроб великому гунну. Гроб вождя спрятали так тщательно, что и спустя века не найдут его. И виновником тому окажется Диор, которого после победы Аттила немедленно отправил на поиски подземного дворца.

Глава 2
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДИОРА ВО ДВОРЦЕ

1

До Сармизегутты было пять дневных переходов. Но шли быстро. Голубая новенькая лента обвивала шапку Силхана, недавно назначенного тысячником и едва не ставшего темник–тарханом, а потому Силхан старался вовсю. При каждом удобном случае он приносил жертву тому, «кто создал небо и землю». Приношения были необычайно щедрыми – лошади, быки. Он велел гнать с собой целое стадо, ибо щедрость в подобных делах окупается сторицей.

Как–то на вечернем привале Диор спросил Силхана, не устает ли он, пожилой, быть целый день в седле. Тот воспринял вопрос советника Аттилы как намек на то, что Силхану пора в обоз, вытаращился, испуганно прокричал:

– Ха, в два года отец посадил меня на коня! С того времени и езжу. Не зад, а сплошная мозоль! Как тут устанешь? Я с любым могу потягаться! – и, прицелившись на увядшую от жара костра ромашку, лихо плюнул, попал.

Когда Силхан отправился проверять ночные дозоры, воспользовавшись его отсутствием, бывший гонец Ябгу, назначенный десятником телохранителей, завистливо пожаловался:

– Силхан не старше меня, а стал тысячником, как так? Ха, у него задница – мозоль! У меня тоже там мяса нет, все стер. Я всегда при Аттиле! Так старался, а никто не заметил. Чем Силхан лучше? Сеченым–то его прозвали недаром! Он монеты от дележа утаивал, за щеку прятал, тьфу! – Ябгу презрительно скривился. – Он жен своих бьет. Одну до смерти покалечил!

– Силхан делает то, «что дает господину его характер и полная воля», – строго напомнил Диор.

– Я и говорю: отчаянный и храбрый наш тысячник! – спохватившись, завопил Ябгу так, чтобы слышали и у соседних костров. – Очень веселый! Такой забавник! Ха–ха, жен не бить – добра не жди!

Уже на четвертый день отряд выехал на старую, мощенную каменными плитами Римскую дорогу. Вскоре эта дорога соединилась с другой, зарастающей кустарником. Показались горы, покрытые лесами. К вечеру подъехали к пологой возвышенности. Силхан показал на нее.

– Там стояла наша тысяча.

На травянистой возвышенности еще сохранились полусгнившие столбы с перекладинами, торчали средь кустарника покосившиеся щиты. Юргут в своих рассказах упоминал обширный лес, окружавший гору и каменную гряду, скрытую в чаще. Если проехать вдоль гряды на восход солнца, наткнешься на скалу–останец. Взобравшись на нее, можно обнаружить уютную лощину и поминальный храм. Продолжив путь к горе, увидишь глубокий овраг, в котором башня. Упоминал Юргут и о потайной долине, окруженной неприступными скалами. В тысяче Силхана было два пожилых десятника, с которыми он когда–то колотил в железную дверь. Везли в обозе и Тюргеша. О башне и подземном ходе никто из них не знал.

Силхан разослал во все стороны заставы, и те сообщили, что местность вокруг необитаема.

2

Дворец обнаружили довольно легко, хотя дорога к нему заросла лесом. Спустя два десятка лет после посещения его гуннами он являл собой вид еще большей заброшенности. Лишь каркали вороны да летали голуби. Но стены дворца прочны, при необходимости его можно было восстановить. Лишь на внутренней площади выросли деревья и травы.

Силхан повел Диора в бывший приемный зал и показал ту самую неприметную железную дверь, в которую они когда–то так усердно ломились. И вдруг Диор спиной почувствовал, что за ним следят чьи–то внимательные глаза. Но огромный, черный от пожара зал был пуст. Под полуобвалившимся потолком летали летучие мыши. В пустые оконные проемы вливался солнечный свет, отчего зал казался еще мрачнее. Рядом был тысячник, толпились воины, вроде бы ничто не предвещало опасности.

Диор велел очистить дверь от пыли и копоти. Воины кинжалами обнажили щель в местах прилегания ее к стене. Но не нашли отверстие под ключ. Диор слыхал о секретах для тайного открывания и закрывания дверей. Где–то должен быть скрыт потайной механизм.

И вдруг Диору захотелось немедленно выбежать вон из дворца. Он всем своим существом почувствовал надвигающуюся опасность. О том, что ощущение опасности никогда не обманывает, говорил еще Юргут. Воины стали нетерпеливо переминаться, боязливо поглядывая вокруг. Видимо, они тоже испытали нечто схожее. Силхан вдруг взревел:

– Всем во двор!

И первый огромными прыжками кинулся к выходу. Остальные ринулись следом. Только успели выбежать во двор, как потолок зала с ужасающим грохотом и треском рухнул. Туча взметнувшейся пыли на миг скрыла дворец.

– Проверить, все ли целы! – приказал Силхан.

Воины стали переглядываться, вспоминая, сколько их

было. Оказалось, нет обоих десятников, что знали о существовании железной двери. Пожилые не такие прыткие. Пыль осела. Бросились опять в зал. Высились груды искореженных балок, известковых плит, каменных перекрытий, засыпанных глиной. В зияющем проеме голубело небо. Принялись разгребать завалы. Вскоре нашли обоих. Они были раздавлены камнями.

Хоронили воинов в потайном месте, чтобы грабители не нашли могилу. Выкопали братскую могилу. Вместе с телами положили оружие десятников и походные сумки со всем содержимым. В сапогах у каждого оказались золотые монеты, припрятанные на черный день. Их тоже не тронули. От Силхана поставили в изголовье два серебряных сосуда, наполнив их вином. Могилу закопали. По тому месту прогнали на водопой и с водопоя табун тысячи. Следующей весной здесь вырастет трава. На поминки зарезали двух лошадей, устроили сражение на мечах.

Как бы случайно оказавшись возле Диора, Ябгу вкрадчиво сказал, что Силхан распоряжается неумело.

– Следовало осмотреть дворец, – пояснил он. – Те, кто там был, говорят, что чувствовали присутствие чужих людей. Если это так, потолок упал не случайно!

Диор согласился с ним. На следующее утро две сотни окружили дворец. Множество воинов с факелами в руках обшаривали каждое помещение. Людей не нашли, но обнаружили следы присутствия их: большое кострище, лежаки вокруг него из сухой травы, обглоданные кости. Зола в кострище не успела подернуться пеплом. Лежаков оказалось пять.

– Они были здесь вчера. Ушли до нашего прихода, – уверенно заявил Силхан, – У них был наблюдатель. Это они обвалили потолок! Хай, поймаю, с живых сдеру кожу!

– Они теперь в лесу, как найдешь? – ехидно заметил Ябгу.

– Прочешем лес! – свирепо произнес тысячник.

Диор разрешил заняться поисками неизвестных. Ему хотелось узнать, случайно ли они сюда забрели. Неподалеку от дворца, на поляне, скрытой в густом лещиннике, кто–то из воинов нашел новую коновязь, следы копыт, конский навоз. Судя по размерам коновязи, лошадей было не менее двенадцати. Это означало, что неизвестные имели запасных лошадей.

– Прибыли издалека, – рассудил Силхан, – стало быть, что–то ищут. Уж не подземелье ли? Зачем?

Он сам не знал, зачем его тысячу направили сюда. Аттила велел, чтобы он показал Диору железную дверь и беспрекословно выполнял распоряжения советника. Уж не хочет ли Аттила отыскать подземелье? Но этот вопрос Силхан Диору не стал задавать. Праздное любопытство столь же неуместно, как и неумеренная болтливость. За первое могут взять на аркан, за второе отрубить голову. Гунн с младенчества приучен к молчанию и беспрекословному подчинению предводителям. Разве стал бы Силхан тысячником, если бы был любопытен?

Искать в дремучем лесу горстку людей – все равно что ловить блоху в косматой кошме. Но зато нашли поминальный храм и башню, вернее, то, что от них осталось, – груды камней. Кто–то их разрушил, и, судя по тому, что огромные завалы поросли кустарником и травой – давно. Подземный ход оказался погребен.

В овраг гунны спуститься не осмелились. Среди мшистых глыб обитало множество змей. Впадины между камнями буквально кишели ими. Некоторые, свившись кольцами, грелись на солнце. Были среди них и настоящие гиганты в пять и более локтей. Они ползали в траве, высовывались из нор, шипели на появившихся на краю обрыва всадников, делая угрожающие броски в их сторону.

Диор решил попытаться разобрать завал и велел перебить змей. Воины начали стрелять в них, метать дротики. Но стрелы только разъярили гадов. Часть их попряталась в норах, другие продолжали ползать. Даже раненые с торчащими стрелами. Одна особенно огромная и злобная змея метнулась вверх по склону. Ее едва удалось пригвоздить к земле дротиками. Для остальных ее молниеносная атака послужила сигналом. Сотни гадов, извиваясь, поползли к всадникам. Силхан встревожился. Оружие следовало поберечь. В походной сумке не более десяти запасных наконечников. А стрелы в овраге как собрать?

Не отступавшие перед врагами гунны отступили перед змеями. Даже пришлось спасаться бегством. Свирепые гады гнались за ними до скалы–останца. И едва не настигли отставших.

– Это место, видать, заговоренное! – ошеломленно проворчал Силхан. – Ва! Столько змей никогда не видел! Может, что–то охраняют!

Даже ехидный Ябгу на этот раз промолчал.

Вернулись опять во дворец. Диор велел освободить железную дверь от упавших сверху балок и камней. Воины, чихая от пыли, исполнили приказ. Ябгу догадливо заявил, что дверь скорее всего открывается каким–либо колдовским заклинанием. Воины обрадованно загалдели, что так оно и есть.

– Заклинание обязательно дакийское! – добавил Ябгу.

– Ва, Тюргеш должен знать их заклинания! Он такой старый, чего только не помнит! – произнес Силхан. – Он в шалаше лежит. Сильно растрясло в дороге.

Послали за стариком. Через некоторое время привели Тюргеша. Двое воинов держали его под руки. Седобородый, с запавшим ртом, он выглядел больным и изможденным. Несладко коротать слишком затянувшуюся жизнь. Осознание собственной нужности старика приободрило. Тусклые глаза его оживились. Диор спросил, знал ли Тюргеш Безносого?

– Ха, еще как знал! – ответил Тюргеш, не забывший обиды. – Очень был к золоту жадный. У меня из колчана две стрелы стащил. Сказал, клад ими отыщет. Ха, отыскал? Где он сейчас? Такого хитреца Тэнгри разве допустит к небесному костру? Я вот не жадный, зато живой! – гордился старик, хоть гордиться было нечем.

– Известны ли тебе дакийские заклинания? – спросил его Силхан.

Тюргеш ответил, что известны. Ему велели открыть дверь. Он встал перед нею, долго бормотал что–то невнятное. Не помогло. Диор велел увести старика.

И тут раздался торжествующий смех. Смеялись не гунны.

Никто не понял, откуда он прозвучал. То ли сверху, то ли снизу. Воины схватились за мечи. Опять кинулись осматривать помещения. Нигде никого.

Снаружи раздались крики. Вбежал молодой воин, сообщил, что старого Тюргеша только что убили стрелой. Все выбежали во двор, оттуда на поляну. По дальнему краю ее тянулась полуразрушенная крепостная стена. Над ней возвышались кроны деревьев. Бывший десятник лежал на спине, вперив мертвые глаза в небо. Из горла его торчала стрела.

– Оттуда стреляли! – кричал испуганный воин, показывая на угол крепостной стены. – Едем, держим старика, чтобы не упал. Слышим, кто–то из лесу кричит: «Хай, Тюргеш!» Он задрожал, говорит, это смерть меня зовет. И точно. Цх! Прямо в горло…

Силхан отдал команду. Воины бросились к лошадям, вскочили, погнали к лесу, рассыпаясь цепью. Обыскали окрестности. Даже следов не нашли. Ябгу, стремясь выделиться, заметил, что звала смерть Тюргеша голосом гунна. И это странно. У смерти обличье женщины.

Наступал вечер. Сумрак окутывал поляну. Воины стали озираться, перешептываться, боязливо жаться друг к другу. Слишком много вокруг таинственного и непонятного. Степняка страшит сверхъестественное. А тут унылое и одичалое место, в таких заброшенных углах обязательно водится всякая нечисть.

Солнце закатилось за крутой склон горы. Поляну окружали непроходимые заросли. Лес стал еще сумрачней, еще мрачней, казалось, ближе подступил к дворцу. И вдруг из него донесся ужасный вопль. Потом раскатистый хохот. Эхо подхватило его в разных местах. И вдруг все смолкло, словно оборвалась струна шуаза.

Встревоженный Силхан приказал возвращаться. Похороны Тюргеша были простыми. Ни боевого лука, ни меча тот по старости не имел. Оставили то, что было на нем, а из оружия лишь кинжал. Зарезали его коня, тоже старого. Тысячник от себя выделил несколько монет. Из–за них могилу разрывать не станут. Седло покойнику не оставили. Шаман рассудил, что если бы Тэнгри уважал бывшего десятника, то давно бы забрал на Небо. Воин не должен умирать своей смертью. Тем более жить до преклонных лет. Это бесславная смерть. А раз так, то пусть едет без седла на тот свет. Поминки тоже были бедные.

На следующий день дворец вновь подвергли тщательному осмотру. Затем его оцепили воины. Часовых поставили во всех помещениях и даже на крыше. На дорогах и тропинках встали дозоры. Силхан пообещал десять золотых монет тому, кто обнаружит человека или демона. И двадцать монет, если притащит его на аркане. Утром шаман окурил воинов дымом священного дуба и прочитал заговоры против злых духов.