Текст книги "Португальская колониальная империя. 1415—1974."

Автор книги: Анатолий Хазанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Крах фашистского режима в Португалии

Накануне революции 25 апреля 1974 г. в Португалии горстка финансовых и промышленных магнатов сосредоточивала в своих руках всю полноту экономической и политической власти. Несколько семейств, таких как Шампалимо, Мелу, Эспириту-Санту, Кина, монополизировали банки, страховые общества, газеты и делили с мультинациональными компаниями контроль над португальской промышленностью. Одна только монополия КУФ (компания «Униан Фабрил», собственность Мелу) владела десятой частью национального капитала.

К югу от реки Тежу класс крупных землевладельцев скупил практически все пахотные земли. Эти феодалы жили в роскошных отелях Лиссабона или на своих виллах в Кашкаисе или Эстуриале, в то время как их огромные латифундии часто не возделывались. Крупная монополистическая буржуазия и латифундисты составляли правящую элиту страны до революции 25 апреля.

Социальной базой фашистского режима, просуществовавшего в Португалии 48 лет, был союз монополистической буржуазии и латифундистов с мелкими сельскими собственниками. Католическая церковь служила идеологическими подпорками этому нерасторжимому блоку, связанному с архаической аграрной структурой.

Накануне апрельской революции экономическое положение Португалии стало чрезвычайно тяжелым. В стране наблюдался хронический дефицит торгового баланса, который составил в 1972 г. астрономическую цифру – 23 млрд. эскудо. По уровню инфляции Португалия стала своего рода рекордсменкой среди всех европейских стран. Соглашения с Общим рынком еще более обострили и без того крайне нестабильное положение слабой португальской промышленности и отсталого сельского хозяйства. Правительство пыталось преодолеть эти трудности за счет усиления эксплуатации трудящихся, увеличения налогового пресса. Сумма налогов, ежегодно уплачиваемая португальским народом, увеличилась с 17 млрд. в 1969 г. до 30 млрд. эскудо в 1972 г. ^{96} Путем широкого привлечения в страну иностранного капитала правящая верхушка стремилась исправить дело.

Открыв двери для иностранных монополий, руководители «эштаду нуэво» («Новое государство» – так именовался фашистский режим в Португалии. – А.Х.)рассчитывали, опираясь на поддержку западных держав, продлить существование прогнившего фашистского режима. Экономика Португалии стала почти полностью зависимой от транснациональных корпораций, легко уязвимой, чувствительной к малейшим конъюнктурным колебаниям в системе мирового капиталистического хозяйства. Особенно сложная экономическая ситуация сложилась в месяцы, непосредственно предшествовавшие революции 25 апреля 1974 г. От засилья крупных монополий страдали не только трудящиеся массы, но и мелкие и средние предприниматели ^{97} .

Репрессии, голод, болезни и хроническая нищета – таков был удел португальских трудящихся в условиях фашистской диктатуры. Это вынудило многих из них эмигрировать за границу Только за 10 лет (с 1962 по 1972 г.) около миллиона португальцев покинули свою родину в том числе 600 000 эмигрировали во Францию, 50 000 – в ФРГ, 50 000 – в Испанию, 30 000 – в ЮАР, 20 000 – в Бельгию, 20 000 – в Канаду 15 000 – в Англию и 10 000 – в Люксембург. Население Португалии в 1961 г. составляло 8 800 000 человек, а в 1972 г. только 7 800 000.

Тяжелое положение народных масс явилось главной причиной подъема антифашистского движения в Португалии, которое охватило самые различные классы и социальные слои – от пролетариата до либеральной буржуазии. При всех внутренних противоречиях, существовавших между составляющими его социальными силами, участников этого движения сплачивала одна общая цель – создание антимонополистического фронта, способного свергнуть фашистский режим. Главной движущей силой этого фронта был рабочий класс, а его основными союзниками в Португалии являлись крестьянство и мелкая буржуазия, а за ее пределами – крестьянство, нарождающийся рабочий класс и интеллигенция португальских колоний.

Борьбу рабочего класса возглавляла Португальская коммунистическая партия.

Никогда еще в Португалии репрессии не достигали таких масштабов, как в последние годы существования фашизма. Была значительно увеличена численность всех органов репрессивного аппарата режима – политической полиции, национальной республиканской гвардии, полиции охраны общественного порядка, фашистской организации «Португальский легион», фискальной гвардии, пограничной полиции. Сотрудничая между собой под руководством Генерального управления безопасности, эти карательные органы контролировали все населенные пункты и средства сообщения, устраивали массовые облавы, держали страну в состоянии страха. Вездесущие тайные агенты шпионили за всеми, кто казался подозрительным. В школах детей спрашивали, не читают ли их родители газету «Аванте», не слушают ли московское радио или радио «Свободная Португалия».

В стране ширилось массовое антивоенное движение. В 1968 г. 14 000 португальских юношей отказались ехать воевать в колониях. Начало 70-х гг. было отмечено бурным подъемом антифашистских и антивоенных выступлений. Большую известность приобрела голодовка 150 католиков в одном из лиссабонских костелов в январе 1973 г. в знак протеста против колониальной войны в Африке ^{98} .

Студентам университета Коимбры удалось осуществить бойкот экзаменов. Фашисты пытались убедить португальских рабочих отчислять часть заработной платы на ведение колониальной войны на Африканском континенте. Однако 80% рабочих отказались давать деньги на колониальные авантюры правительства. Обострение классовой борьбы и кризис фашистской диктатуры в метрополии, тяжелые военные поражения в Анголе, Мозамбике, Гвинее-Бисау и, наконец, растущая изоляция Португалии на международной арене поставили лиссабонский режим на грань катастрофы.

В условиях вооруженной борьбы в колониях и обострения классовой и политической борьбы в метрополии центральной задачей, вставшей перед правящими кругами Португалии, стало изыскание путей и средств для максимального ослабления национально-освободительного движения и «успокоения» мирового общественного мнения.

В сентябре 1968 г. разбитый параличом диктатор Салазар оставил свой пост после почти 40 лет бессменного правления Португалией. Премьер-министром был назначен один из высших сановников фашистской олигархии – Марселу Каэтану. Придя к власти, Каэтану тотчас же дал понять, что будет продолжать политический курс своего предшественника. Он заявил, что в Африке Португалия не имеет другой альтернативы для своей политики.

В апреле 1969 г. новый премьер-министр совершил вояж по португальским колониям в Африке. «Визит Каэтану в португальские колонии, – писал в связи с этим выходящий в Париже журнал “Презанс африкэн”, – первый визит такого рода в португальской колониальной истории, так как в течение 36 лет своего правления… диктатор Салазар ни разу не ступал на землю португальских владений в Африке… Действительная причина визита – это, по всей вероятности, непомерные для истощенной Португалии расходы на… войну против африканских националистов. В то время как они идут от успеха к успеху, Португалия должна увеличить военные усилия, чтобы улучшить свое военное положение».

Согласно официальным данным, в 1970 г. из общей суммы расходов в 29 млрд. эскудо 58% предназначались для вооруженных сил.

Военные расходы Португалии за десятилетие – с 1961 по 1971 г. – составили 80 млрд. эскудо. Метрополия держала в своих африканских колониях 180-тысячную армию, в том числе 70 000 в Анголе, 70 000 в Мозамбике и 40 000 в Гвинее-Бисау.

В то же время, стремясь успокоить мировую общественность, Каэтану демагогически заявлял о каких-то несуществующих демократических тенденциях своей политики. Он выступил с обещаниями широкой либерализации во всех областях, в том числе и в области колониальной политики. Лозунгом Каэтану было «Обновление через продолжение!». Однако элементов «обновления» в политике Каэтану оказалось значительно меньше, чем элементов «преемственности» и «продолжения». Для реформ этого буржуазного фашистского политика трудно подобрать лучший эпитет, чем слово «куцые». Он издал несколько менее жесткий закон о профсоюзах, ограничил цензуру, переименовал ПИДЕ в ДЖС. Хотя так называемые «подрывные элементы» продолжали подвергаться преследованиям, умеренная оппозиция получила больше возможностей для легальной деятельности. Каэтану издал новый избирательный закон, снизивший избирательный ценз и предоставивший право голоса женщинам и бедным.

Правящая фашистская партия Национальный союз была переименована в Национальное народное действие. Во главе ее был поставлен известный «либеральными» взглядами Жозе Гилерме ди Мелу-и-Кастру. Каэтану разрешил вернуться из эмиграции многим деятелям антифашистской оппозиции, в том числе Мариу Соарешу, епископу города Порту-Антониу и др.

Однако все эти ухищрения вряд ли могли ввести в заблуждение тех, кто знал Каэтану. В течение многих лет он был правой рукой Салазара и играл не последнюю роль в выработке конституции 1933 г., утвердившей фашистскую «унитарную и корпоративную республику». Впрочем, Каэтану, став премьер-министром, в первой же речи заявил о своей верности фашистской идеологической доктрине, ясно дав понять, что цели правительства остаются прежними и все изменения будут касаться только тактики и методов их достижения. Это следовало понимать так: «Салазар умер, но салазаризм жив».

«Структура “Нового государства” по существу сохраняется, – писал в связи с этим О.С. ди Карвалью. – В новом правительстве остались министры Салазара. Португальские войска продолжают высаживаться в Африке, чтобы убивать и умирать в сражениях против партизан. Политические партии все также запрещены. Не последовало никакой амнистии. Нет никакой свободы ассоциаций. Внешняя политика не претерпела изменений. Не появилось нового закона о печати. Ничего не изменилось в корпоративной системе… “Дух обновления”, который Каэтану обещал ввести, был полностью принесен в жертву “преемственности” режима под нажимом… крайне правых».

В 1971 г. Каэтану начал новый тур конституционного маневрирования. В частности, были внесены изменения в португальскую конституцию, которые должны были создать видимость серьезных позитивных сдвигов в положении колоний. Ангола и Мозамбик получили статус штатов и так называемую автономию «без ущерба для единства страны». «Заморские штаты» должны были иметь собственные правительственные органы, армию, полицию, суд, финансовую систему и автономию во внешних сношениях.

Однако то, что на первый взгляд казалось значительной уступкой Лиссабона освободительному движению, при более глубоком анализе оборачивалось фикцией. С ловкостью политического шулера Каэтану так сформулировал новые законодательные положения, что одни из них практически сводились на нет другими. Так, с одной стороны, закон давал право Анголе и Мозамбику иметь «собственные правительственные органы», причем статья 5 административно-политического статута предусматривала, что «генерал-губернатор и законодательная ассамблея – это правительственные органы самой провинции». С другой стороны, в статье 8 того же статута говорилось, что «губернатор является на территории провинции высшим агентом и представителем правительства Республики (Португалии. – А.Х.), высшей властью над всеми другими гражданскими и военными лицами, которые служат в провинции».

С одной стороны, штатам предоставлялась автономия в области внешней политики, а с другой – на них распространяли «свою власть государственные органы нации (Португалии. – А.Х.), неуклонно исходящие из того, что условия, в которых осуществляются внешние сношения, подлежат компетенции государственных органов Республики» (то есть опять-таки Португалии. – А.Х.).

Таким образом, «реформы» Каэтану представляли собой конституционный трюк, имевший целью приукрасить фасад колониального режима, сохранив в неприкосновенности его сущность, а заодно ввести в заблуждение мировое общественное мнение.

Разоблачая эту лицемерную демагогию, А. Куньял заявил на Международном совещании коммунистических и рабочих партий в июне 1969 г.: «С момента сформирования нового правительства фашисты стараются с помощью своей пропаганды внушить идею, что их политика изменилась и что Марселу Каэтану, новый председатель Совета Министров, намеревается “либерализовать”, если не демократизировать, португальскую политическую жизнь. Но в действительности речь идет о крупной демагогической уловке, которая имеет целью спасти фашистскую диктатуру в наиболее тяжелый для нее момент» ^{99} .

Клика Каэтану переживала трудные дни. Фашистский режим агонизировал, находясь в состоянии кризиса и разложения. Самое большое потрясение фашистской диктатуре было нанесено в португальских колониях в Африке, где отмечался небывалый рост освободительного движения. Его подъем в этих колониях стал результатом и проявлением кризиса португальской колониальной системы, явившегося в свою очередь составной частью кризиса фашистского режима.

«В настоящий момент, – отмечал Алвару Куньял в интервью газете “Франс Нувель” в апреле 1973 г., – для политического положения Португалии характерны следующие основные черты: ухудшение экономического положения, растущая внутренняя и международная изоляция фашистского правительства, назревание условий, которые поставят на повестку дня политическое решение колониальной проблемы, и, наконец, новый подъем народной борьбы, демократического движения».

Активизировалась борьба трудящихся за свои права. Победой закончились стачки рабочих компаний «ЖИАЛКО» и «Абелейра», занявших заводы, забастовки рыбаков северного побережья страны, продолжавшиеся 22 дня, и рабочих Матозиньюша, длившиеся 72 дня.

В забастовочное движение, охватившее всю страну, активно включились профсоюзы текстильщиков, торговых и банковских служащих, металлургов, шоферов, химиков, электриков и др. Больших успехов добилась демократическая оппозиция, укрепившаяся в организационном отношении и расширившая свое влияние в массах. В апреле 1973 г. в Авейру состоялся III Конгресс демократической оппозиции, который продемонстрировал сплоченность ее рядов на основе общей политической платформы, включавшей в себя требования демократизации политического строя, прекращения колониальной войны, повышения уровня жизни ^{100} . В работе конгресса приняли участие 2000 представителей всех оппозиционных политических течений – либералов, прогрессивных католиков, социалистов, монархистов и др.

Конгресс явился важным вкладом в дело сплочения всех антифашистских сил и крупным шагом к созданию объединенного фронта борцов за свободное и демократическое развитие Португалии. В день закрытия форума его участники и многие жители Авейру пришли отдать дань уважения и возложить венки на могилы известных португальских демократов. Однако по приказу властей полиция открыла огонь по мирной демонстрации, в результате чего несколько десятков человек были ранены.

Кампания против колониальной войны приняла исключительный размах и осуществлялась в самых различных формах (отказ от отчислений от заработка на военные расходы, отказ платить чрезвычайный (военный) налог, бойкот товаров, цены на которые включали военную надбавку, дезертирство из армии, антивоенные демонстрации и т.д.). Как отмечал А. Куньял, характерной чертой общественной жизни Португалии в последние годы существования фашизма было всеобщее осуждение колониальной войны и португальского колониализма, признание почти всеми политическими кругами прав народов колоний на самоопределение. «Португальское революционное движение, – подчеркивал он, – развивалось… в очень тесной связи с борьбой против колониальной войны. Оно рассматривало эту борьбу и свою солидарность с народами колоний как национальную задачу первостепенной важности, видя в ней форму сохранения независимости нашей родины, обеспечения подлинной независимости самой Португалии» ^{101} .

В этой обстановке в португальской армии возникло организованное революционное движение, получившее название «Движение вооруженных сил» (ДВС). Оно выдвинуло следующую программу: выборы на основе всеобщего, прямого и тайного голосования, роспуск всех фашистских органов власти, амнистия и освобождение политзаключенных, отмена цензуры, свобода собраний и ассоциаций, свобода создания профсоюзов.

И сегодня ДВС для многих остается загадкой. Как могло возникнуть движение со столь радикальной антифашистской, демократической программой среди офицеров, ведших многолетнюю колониальную войну, находившихся на службе у фашистской диктатуры и получавших от нее многочисленные привилегии и блага? Как эта армия, которая была частью государственной машины, могла превратиться в мотор революции?

Чтобы ответить на эти вопросы, надо, очевидно, обратиться к социальной природе португальского офицерского корпуса, и прежде всего капитанов, составивших ядро ДВС.

Капитаны редко бывали выходцами из трудящихся классов. Салазар и Каэтану не делали исключения из правила. Обыкновенно офицеры были представителями наиболее обеспеченных слоев общества. Однако в последние годы существования фашистского режима социальный состав португальского офицерства стал меняться. Профессия военного перестала быть престижной и привлекательной, ибо означала прозябание в джунглях. Генеральный штаб, служивший прежде синекурой для аристократов, заполнялся офицерами без лицевых счетов в банках, без поместий в Португалии или Африке ^{102} .

Кроме того, в 60—70-х гг. крупная буржуазия испытывала острую нужду в кадрах для промышленности. Поэтому она посылала своих сыновей учиться не в Военную академию, а в технические вузы. Их места в академии заняли дети провинциальной мелкой буржуазии и зажиточного крестьянства. Многие окончившие лицей поступали в Военную академию только потому, что у них не было денег, чтобы поступить в университет. Трансформация социального состава офицерского корпуса могла иметь роковые последствия для фашистского режима, и эту опасность понимали некоторые наиболее проницательные его представители. Так, по словам О.С. ди Карвалью, один из высших военных руководителей, Каулза ди Арриага, еще в 1960 г. предупреждал португальское правительство «о серьезном риске, которым чревата для режима “пролетаризация вооруженных сил”, если молодые кадеты – выходцы из низших классов станут офицерами».

Именно в социальном происхождении португальского офицерства 70-х гг. следует искать ключ к объяснению причин революции 25 апреля. Конечно, процессы, происходившие в португальской армии, были самым непосредственным образом связаны с общим демократическим движением за политические, экономические и социальные преобразования в стране.

Среди офицеров (особенно капитанов) росло недовольство, связанное прежде всего с затянувшейся колониальной войной, которую многие из них считали не только бессмысленной, но и безнадежной. Большинство капитанов были до призыва в армию гражданскими лицами, окончившими трехмесячные курсы командиров рот, и перемена профессии и образа жизни порождала в них враждебное отношение к правительству. Их недовольство вызывало также и то, что капитанам очень долго приходилось ждать повышения по службе и присвоения чина майора. По словам О.С. ди Карвалью, «чрезмерная задержка в повышении, вследствие чего они старились в своем звании, делала их нетерпимыми к трудностям военной службы, порождая неизбежное недовольство». Последней каплей, переполнившей чашу терпения капитанов, был правительственный циркуляр от 12 июля 1973 г., согласно которому на чин майора могли рассчитывать только окончившие Военную академию. Этот циркуляр, утвержденный президентским декретом № 353/73 от 13 июля 1973 г., явился побудительным толчком к созданию ДВС.

В полночь 25 апреля 1974 г. по радио Лиссабона была передана песня Жозе Афонсу «Грандула, вила морена».

Один из руководителей апрельской революции О.С. ди Карвалью вспоминал: «Всем нам казалось, что минутная стрелка часов невероятно медленно ползет по циферблату, приближаясь к цифре 12.

В полночь по всей стране от севера до юга проворные и нервные пальцы искали на сотнях радиоприемников программу “Лимите”, которую вели… дикторы Паулу Коэлью и Лейте де Васконселуш. В 0 часов 20 минут мы услышали голос Васконселуша, темпераментно продекламировавшего первую строку стихотворения «Грандула, вила морена». За этим последовал ритм шагов марширующих колонн и голос Ж. Афонсу, который ни с каким другим невозможно спутать, запевший песню “Грандула”».

Это был сигнал к восстанию. Войска под командованием членов ДВС быстро овладели всеми ключевыми центрами в городе. Почти полувековой период фашистской диктатуры закончился бескровным переворотом. В Португалию пришла весна. Через несколько часов после начала восстания Революционный совет обратился к народу со своим первым заявлением: «Принимая во внимание, что после 13 лет вооруженной борьбы в заморских территориях нынешняя политическая система оказалась неспособной выработать заморскую политику, ведущую к миру… принимая во внимание необходимость очистить государственные органы и пресечь злоупотребления властью… принимая во внимание долг армии перед нацией… Движение Вооруженных Сил… объявляет нации о своем намерении осуществить программу национального спасения и восстановить для португальского народа гражданские свободы, которых он был лишен».

В этой прокламации обращает на себя внимание мягкость критики фашистского режима и отсутствие резких формулировок. В ней нет упоминания о 48 годах жестоких репрессий, убийств, пыток, невыносимого существования, на которые обрекла португальский народ диктатура Салазара – Каэтану. Не упоминается даже слово «фашизм». «Нынешняя политическая система» осторожно критиковалась за то, что не выработала «заморскую политику, ведущую к миру». В прокламации говорилось лишь о «злоупотреблениях властью», о намерении осуществить программу национального спасения и обещании восстановить гражданские свободы.

Такой умеренный, приглушенный тон первого заявления Революционного совета отражал ситуацию, сложившуюся в то время в ДВС. Оно представляло собой компромисс между двумя фракциями, одна из которых считала, что свержение Каэтану – это лишь первый необходимый шаг к глубокому революционному сдвигу, а другая видела в этом свержении начало и конец революции. Каэтану, нашедший убежище в казарме республиканской гвардии на площади Кармо, используя чиновников министерства информации в качестве посредников, попытался передать власть генералу Спиноле, «чтобы власть не попала в руки людей с улицы». Связавшись с ним по телефону, Каэтану заявил: «Сеньор генерал, я должен признать себя побежденным… Но если правительство должно капитулировать, оно сделает это перед тем, кто мог бы взять на себя ответственность за общественный порядок и успокоить страну. Прошу вас приехать ко мне как можно скорее». «Но, сеньор президент, я не участвую в заговоре», – возразил Спинола. Каэтану прервал его: «Это не имеет значения. Если вы не участвуете в заговоре, вы можете принять мой приказ… Приезжайте как можно скорее».

Затем Спинола вступил в переговоры с руководством ДВС, которое вынуждено было снабдить его полномочиями принять отставку Каэтану. В 6 часов вечера Спинола в генеральской форме явился в казарму на площади Кармо. Каэтану, встретивший его в сопровождении нескольких министров, произнес: «Я передаю вам власть» ^{103} .

Таким образом, фашистскому диктатору было позволено самому выбрать человека, который стал бы его преемником. Выбрав Спинолу, Каэтану знал, что делает. За семь недель до того, как военные захватили власть, Спинола имел публичное столкновение с Каэтану по вопросам колониальной политики.

После революции в среде ДВС и нового правительства возникли острые политические разногласия, явившиеся отражением существовавших в этой среде фундаментальных классовых и социальных различий. В общей форме эти разногласия концентрировались вокруг вопросов: каким путем должна пойти страна, каков реальный курс к достижению базисных революционных изменений? Наиболее острыми и очевидными были разногласия по колониальной политике. Новый президент Португалии Спинола был сторонником прекращения колониальных войн. Но он ратовал за заключение таких соглашений о независимости бывших колоний, которые обеспечили бы экономические интересы западных держав, заменив классический колониализм новыми формами неоколониалистской зависимости. Генерал считал также, что не следует торопиться с предоставлением независимости. Лучше оттянуть это событие на неопределенное время.

Спинола предлагал провести в колониях референдум и на этой основе предоставить им право на самоопределение, но в рамках «лузитанской федерации» с сильной центральной властью.

Против такой позиции решительно выступили левые силы страны во главе с ПКП, потребовавшие скорейшего решения колониальной проблемы. Разногласия, возникшие в ДВС по вопросу колониальной политики, выразились, в частности, в том, что существовали два варианта «Программы ДВС». В официальном тексте программы, опубликованном в «Диариу ду Говерну», один из принципов заморской политики ДВС был сформулирован так: «Выработка основ заморской политики, которая приведет к миру».

В тексте «Программы», отредактированном Мелу Антунишем и опубликованном в журнале «Република», тот же пункт был сформулирован более радикально, решительно и определенно: «Ясное признание права народов на самоопределение и скорейшее принятие мер, ведущих к административной и политической автономии “заморских территорий”, с эффективным и широким участием автохтонного населения». ДВС объявило о замене генерал-губернаторов секретарями, о ликвидации тайной полиции ДЖС. Но большинство колониальных чиновников остались на своих постах, а в Мозамбике некоторые высшие функционеры ДЖС даже направили в Лиссабон приветственные телеграммы Совету национального спасения. 5 мая 1974 г. генерал Кошта Гомеш по поручению президента обратился к освободительным движениям в Африке с призывом сложить оружие. Этот призыв, однако, не был принят. А. Нето заявил, что борьба может прекратиться лишь после предоставления Анголе независимости. Такую же позицию заняли лидеры освободительных движений в Мозамбике и Гвинее-Бисау.

Спинола отражал интересы монополий и крупных землевладельцев, стремившихся после 25 апреля прервать революционный процесс возможно быстрее и наиболее эффективными способами. Хотя генерал, по их мнению, грешил либерализмом по колониальной проблеме, правящий класс отлично сознавал, что он стал временным президентом не для того, чтобы способствовать развалу империи. Они знали, что он покончит с игрой в либерализм, как только столкнется с угрозой власти и господству правящей эксплуататорской элиты, к которой принадлежал сам.

Но повернуть вспять демократический поток было уже нелегко. Доминирующее настроение в стране было определенно в пользу революционных изменений и дальнейшего движения в социалистическом направлении. Спинола и те социальные круги, которые он представлял, сознавали, что в этих условиях необходимо двигаться вместе с потоком до тех пор, пока не появится возможность для обратного курса. Под нажимом Революционного совета ДВС Спинола сформировал правительство, состоявшее из представителей всех главных демократических течений, включая коммунистов и социалистов. М. Соареш (лидер социалистов) был назначен министром иностранных дел, А. Куньял – министром без портфеля, Аделину де Палма Карлуш (либеральный профессор права) – премьер-министром.

Затем Спинола стал прилагать усилия, чтобы удалить ДВС с политической арены. Через несколько недель после 25 апреля он обратился с речью к армейским офицерам, смысл которой сводился к следующему: «Вы отлично потрудились, но теперь должны вернуться в казармы и доверить работу по руководству страной нашим более опытным рукам».

Внешняя политика генерала Спинолы развертывалась на трех континентах. В Африке он имел тесные связи с президентом Сенегала Сенгором, который был первым африканским лидером, посетившим Лиссабон в то время, когда колониальная политика нового португальского правительства подвергалась резким нападкам ОАЕ. Спинола установил также тесный контакт с президентом Заира Мобуту, встреча с которым на острове Сал явилась прологом к империалистической интервенции в Анголу в 1975—1976 гг. Спинола всегда сохранял хорошие отношения с ЮАР. Значительную дипломатическую активность развил новый президент в отношении Латинской Америки. Он направил в Бразилию в качестве посла одного из самых реакционных генералов, стремясь добиться поддержки бразильского военного режима, традиционно связанного с фашистской Португалией. Посол Бразилии в Лиссабоне был частым гостем и сотрапезником Спинолы. Что касается США, то Спинола постоянно подчеркивал свое стремление к «дружбе» с ними во имя общей цели – защиты «свободного мира» и западных ценностей. Такие заявления он делал, в частности, во время встречи с президентом Никсоном на Азорских островах и в обмене телеграммами с президентом Фордом. Связи генерала с Госдепартаментом США осуществлялись через верного ему человека – профессора Вейга Симана, которого он назначил послом в ООН, что освободило его от возможного контроля со стороны министерства иностранных дел, руководимого М. Соарешем.

В европейской политике этот деятель отдавал приоритет соседней Испании, где франкистская клика одобрительно отнеслась к его приходу к власти, принимая во внимание его прошлое (Спинола, будучи молодым офицером, добровольно вступил в ряды франкистов, боровшихся против Испанской республики, а в годы Второй мировой войны служил в «голубой дивизии» вермахта).

Не будучи в состоянии удалить ДВС со сцены и в то же время не желая быть подотчетным перед Революционным советом, Спинола решил получить для себя народный мандат независимо от ДВС и через его голову При содействии премьер-министра П. Карлуша новый глава государства начал маневры с целью проведения скорейших президентских выборов. Он рассчитывал таким путем покончить со своим временным статусом президента и получить столь желанную власть.

Однако генерал натолкнулся на решительное противодействие Революционного совета, который расценил эти демарши как попытку установления режима личной диктатуры. В результате в июле 1974 г. Карлуш вынужден был уйти в отставку, уступив свое место по требованию Революционного совета Васку Гонсалвишу, который был убежденным революционером и интеллектуальным лидером ДВС. А. Куньял занял пост государственного министра, а генеральный секретарь социалистической партии М. Соареш сохранил пост министра иностранных дел. Таким образом, попытка Спинолы захватить власть и ослабить революционные силы привела к обратному результату – эти силы в стране и в правительстве значительно укрепились.