Текст книги "Легенда"

Автор книги: Анатолий Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

стань мне денег! Я уеду в Москву. Я вышлю тебе отту-

да, клянусь, честное слово!

– Ах, ты! – прошептал Ленька.– Да что же с то-

бой? Толик, да что ты?

– Достань мне денег, прошу тебя, умоляю тебя!

Я уеду сегодня, сейчас же, я не могу так больше, я не

могу! Я домой хочу!

– Ну-ну… Да не надо, успокойся! Это тебе бычки…

– Выбрось их, я не могу их видеть!

Он взглянул на меня и послушно бросил связку

бычков в траву.

– Ленька, мне нужны деньги! Ленька, Ленечка,

голубчик! Двести рублей на общий билет, иначе я пеш-

ком побегу. Я не гожусь, я пропаду. К черту! К черту!

Двести рублей!

Ленька облапил меня за плечи ласково и неуклю-

же.

– Толик, родной!.. Да ведь денег-то… нет. Нет де-

нег. Ни у кого нет. Достать нельзя… Потерпи. Ты пере-

силь себя. Ах ты боже мой! Держись, пересиль. Пони-

маешь? Тебе плохо, а ты упрись. Ну, поругайся…

Слышь, хочешь – ударь меня? Бей! Ну, бей! Не бойся,

мне ничего!

Он уже не знал, как вести себя, что сказать мне, ка-

призному, избалованному дитяти, как ответить на та-

кую выходку.

– Ты же пойми: уехать – это можно. Получишь

аванс, на вокзал – да и дома. Да только дашь себе по-

блажку раз – всю жизнь поедешь на поблажках, ставь

крест! Идем лучше домой, возьми себя в руки. Эх, не

надо было тебе бычков есть! Пошли… Заработаешь де-

135

нег, отпуск возьмешь – съездишь. Хочешь, вместе со-

бирать будем? Мне не надо! Ну что же ты, не на Моск-

ве весь свет клином сошелся!

Я плохо слушал, что он еще говорил. Тошнота не-

много прошла. Я встал, отыскал в траве бычков, молча

сунул связку Леньке, отобрал у него половину удочек

и, кусая губы, пошел.

Леонид уделил мне половину своих фиалок, и мы

положили два букетика на Приморской, под дверью с

табличкой «4», тихо, по-воровски прошмыгнув в кори-

дор.

ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

В эту ночь я шел на работу медленно и тяжело.

Впервые мне было абсолютно безразлично, что де-

лать и как. Хотелось только, чтобы смена поскорее

прошла.

Представьте себе горы развороченной земли, усеян-

ной щепками, бревнами, и среди них высокую наклон-

ную деревянную стену. Она внутри пустая, туда мы за-

ливаем бетон. Это после водослива мы строим берего-

вую стенку, набережную. С одной стороны ее будет

сквер, с другой – забурлят воды, вырываясь из турбин

станции. Нет, не пустая стена, а, конечно, заполненная

арматурой. Тесно там, комбинезоны цепляются за крю-

чья, повернуться негде, провод вибратора путается, све-

та прожектора недостаточно.

Николай наверху открывает бадью и валит, а я при-

нимаю машины внизу у крана. Сюда портальный не

достает, пригнали паровую «Шкоду». Как он сюда

прилез на своих широких, стертых и покалеченных гу-

сеницах через горы земли, непонятно. Он – как двух-

этажный дом, весь обсыпан углем и пыхтит, как паро-

воз. Темно, горит зола, высыпанная из топки; машини-

136

сты то выглядывают, то скрываются в будке, чумазые

озабоченные; скрипит где-то неподалеку бульдозер да

время от времени с буханьем вырываются искры из тру-

бы крана.

Прохладно. Меня знобит и тошнит.

Чего-то мне хочется. Чего-то мне недостает. А че-

го – сам не понимаю. Но только кажется, что добудь

я это – и горы свалятся с меня, станет легко жить на

свете и радостно. Но чего? Или я болен?

Первым привез бетон старый знакомый, водитель

машины «00-77», с грустными глазами. Я обрадовался

ему, и он впервые заговорил со мной, сказал, что к нам

трудно добираться.

О, шоферы строек! По каким только ямам, холмам,

непроходимым хлябям и колдобинам вы не водите свои

истрепанные, работящие машины! Ваши самосвалы в

таком страшном виде не пустили бы даже в пригороды

Москвы. А вы умудряетесь делать сто тысяч без капи-

тального ремонта, носите резину до последнего клочка

и еще экономите! К нам сюда пройти – сам черт ногу

сломит, а «00-77» приехал и бетон не расплескал, и

только заметил, что трудно добираться.

Вторым прибыл «рвач с золотыми зубами» – этот

зато половину бетона выплеснул в пути.

– Ахо! Друзья встречаются вновь! – радостно

приветствовал он меня, не выходя из кабины.– Как

поживает сегодня твой карандаш?

– Ладно!

– А работенка сегодня никуда… Уж пару крести-

ков там проставишь законно, а?

Работа действительно не ладилась. Николай не мог

попасть бадьей в узкий раструб стены. Крановщик бра-

нился, боялся, как бы тяжелая бадья не оборвала стре-

лу. Кран натужно пыхтел, дергался, лязгал. А в дере-

вянной узкой клетке девушки убирали кабели, чтобы

137

их не заваливало, жались к стенам по углам, закрыва-

лись. И вот: грр-бух-бух-шлеп-трах! Вывалили!

Начинается вой в блоке:

– Куда тебя черт просил валить? Колька-а-а! Па-

разит! Иди теперь сам, перекидывай!

– Л-ладно! Молчать там! – с достоинством гово-

рит Николай в дыру и садится закурить.– Б-бабы! Ва-

ше дело малое: з-знай вибрировай.

Он на блоке ходит с опаской, хватается за штыри,

взмахивает руками, и на фоне звезд похож на оди-

нокую и бестолковую курицу, которая никак не найдет

своего насеста.

Наконец бетон вообще перестали возить.

Николай спустился со стены по лестнице, собрал ку-

чу щепок, притащил ведро из-под смолы, целое бревно,

раздавленное экскаватором, свалил все в кучу и под-

жег:

– В-вот славно! Костер – п-первое дело! Эй,

девки!..

Из блока выбралась Даша, с ног до кончика носа в

бетоне; пришла, присела, подставляя огню бока и ра-

достно щурясь, славная, добрая, словно и не она толь-

ко что костила Николая.

– Вот зимой, Анатолий, х-холодища – во! – ска-

зал Николай.– А я на эстакаде, на ветру. Бабы-то в

блоке, а на эстакаде – метель, смерть моя! Спасаться

надо? Вот я соберу щепочек, да в пустой бадье и разве-

ду. Железо вокруг, не загорится. Залезу в бадью, дым

глотаю – ах, хорошо!

– Расскажи про пожарника,– подсказала Даша.

– Ну, а когда начальство идет, я сразу затоптал,

присыпал, словно и не я. Откуда дым? Курил! И вот

однажды пожарник попутал. Я его не углядел: метель

больно сильна была. Эх, он как набросился! Такой и

растакой ты, говорит, Иркутскую ГЭС спалишь! Я же

138

стою на своем: «Спасаться надо?» – «Я тебя,—гово-

рит,– спасу!» Побег он искать начальника участка.

Я скоренько костер загасил, золу скинул вниз, снегом

присыпал, а сам ходу. На портальный к Ефремовичу

залез и смотрю. Они пришли, ходили, ходили… А я на-

блюдаю. Начальник говорит: «Не может быть, я Нико-

лая знаю, он не допустит». Так и ушли. Потом началь-

ник встречает. «Ты,– говорит,– жги, да так, чтоб по-

жарники все-таки не видели». Ладно. Знаем. Летом

теперь что? Благодать.

Неподалеку лежал ящик для угля. Я развернул его

к огню, постелил там доску и прилег. Железо было ле-

дяное, костер погасал. Иногда гул будил меня, я вска-

кивал, выбегал к машине, но это была не машина, это

гудел и клокотал котел крана. Во сне я видел зиму:

Москва завалена снегом, и по улице Горького колонной

идут снегоочистители. Морозно, термометр на Моссове-

те показывает «35». А я – школьник, с портфелем в

руке, иду и жую мандаринку, и от нее желтые корки

остаются на снегу. Скоро Новый год, у нас культпоход

на «Щелкунчика»…

Меня разбудил «рвач»; он привез кубометр бетона,

который «выдоил» с завода, и сказал, что там поломка,

бетон будет не скоро. Я дрожал от холода, был как пья-

ный,– то ли больной, то ли сонный.

– Ну слушай, парень! – стал канючить этот силь-

ный мужчина.– Ну добавь же ходок хоть пяток! Сам

видишь, какая работа. Ну что я, не рад бы возить? Вот

вырвал из зубов кубик… Ну допиши, прошу тебя, де-

тишкам на молочишко! Ведь у меня их сколько, и все

пищат: дай, дай, дай!

Я достал блокнот и дорисовал ему три ходки. Потом

мне стало жалко водителя «00-77», и я ему дописал две.

– Вот за это пойдем на кран греться! – весело ска-

зал шофер, беря меня под руку.

139

Мы вскарабкались на кран, открыли железную

дверь в его стене, и… пахнуло жаром, огнем из раскры-

той топки. Кочегар, черный, как шахтер, скалил

зубы:

– Что-о? Прибыли? Днем никакой дьявол не за-

глянет…

– Эх! Рай, жизнь-малина! – молодецки восклик-

нул «рвач».– Сюда бы еще девочку да белоголовоч-

ку – и помирать не надо! Неси-ка, друг, водички.

Кочегар нырнул в темноту, за причудливые меха-

низмы, цилиндры, манометры, принес ведро с плаваю-

щей в нем сажей, и мы с удовольствием напились.

– Полезайте на полати,– сказал кочегар.– Там

Жорка спит; вы его потесните, да не будите.

Забравшись по лесенке под крышу, мы очутились на

каком-то помосте из досок, на нем лежали фуфайки,

штаны, тряпки. Рядом в темноте проходила раскален-

ная труба, было жарко, как в парной. У меня от слад-

кой истомы сразу размякло все тело.

Мне снилась Комсомольская площадь в Москве.

Я спешу на вокзал. Жара. Душно. Москвичи торопятся

в дачные поезда. Все битком забито, одна за другой от-

ходят электрички. Мороженое нарасхват. А мне очень

весело: сейчас мы поедем в лес, на реку, на рыбалку.

Эх, бычки! Да знаете ли вы, что мы с Ленькой поста-

вили мировой рекорд по рыбной ловле на ржавые

крючки! Только чего-то тошнит. Бычков нужно ло-

вить – и выпускать обратно в реку, там они уже в оче-

редь построились. Ловлю – и выпускаю. Ни ветерка,

ни тучки. Пить, пить!

– Пить…

– Эх, парень, ты, видать, к здешним полатям не-

привычный. Слезай: бетон привезли. Айда!

Ну и жизнь! Я вышел из крана пошатываясь. Уже

светало. «00-77» опрокинул кузов над бадьей. Я полез

140

с лопатой и свалился в бетон. Полез еще, тюкнул раз-

другой – и опять свалился.

– Поезжай! А, хорош!

Кран понес бадью. Долго кликали Николая; он за-

лез в очередной «курятник» и так крепко уснул, что

его едва разбудили. С грохотом вывалили бетон, и тут

в блоке поднялся такой крик, такие вопли, что у меня

похолодело сердце: кого-то завалило.

– Николай! Николай! Что случилось?

Николай смотрел вниз и шевелил губами.

– Николай! Да отвечай же! Девчат завалило?

– Хуже,– сплюнул он.– А что им, бабам! Опа-

лубка треснула. В-весь бетон поплыл к м-матери. На-

б-бетонили, шабаш!

Я кошкой вскарабкался наверх и увидел: противо-

положная стена треснула и отошла. В образовавшуюся

дыру хлынул бетон. Девушки спасались, тащили ви-

браторы, визжали, карабкались по арматуре. Можно

было ждать, что весь блок крякнет и разрушится, как

спичечный коробок. А бетон плыл в дыру лениво, убий-

ственно спокойно. Все труды пошли прахом!

Дашкина голова показалась первой и сейчас же

сказала Николаю с непередаваемой яростью:

– Ах ты, рыж-жий аспид! Ты куда же на стенку

валил? Не видел, что она слабая, да? Ах!..

– Даша, не ругайся,– вступилась Тоня.– Он ва-

лил правильно.

Она была красная, растрепанная, словно вылезла

из пекла, и едва тащила вибратор. Я бросился на по-

мощь. Она благодарно взглянула синими глазами и

сказала:

– А вообще надо было Толю поставить. Вот уж он

валит – по ниточке.

Я задохнулся. Это была первая похвала за все дни

моей работы на стройке. И ее сказала она, Тоня…

141

– Тебе спать, тебе дрыхнуть только! – шипела

Дашка, готовая вцепиться Николаю в лицо.

Он хлопал белесыми ресницами и краснел, как ин-

дюк.

– Уйди! – неожиданно тонко выкрикнул он.—

Спихну!

– Это ты-то меня спихнешь?

– Дашка, перестань! Оставь, Даша! Иди лучше

Москаленчиху покличь. Не нервничай!

Я впервые видел, как люди из-за неполадок готовы

были схватиться и избить друг друга, искалечить. Из-

за чего? Это же не свой огород, не своя хата?

Прибежали прораб, плотники, мастер, шумели, до-

казывали, допрашивали Николая. Общий вывод был:

вина плотников – неверно скрепили опалубку.

У всех немного отлегло от сердца. Но настроение

было преотвратительное. Даша и Николай не разгова-

ривали. Тоня сидела на бревне, задумавшись, бледная,

осунувшаяся, наморщив лоб, и такое что-то тоскливое,

усталое было в ее взгляде, в ее фигурке, что я не ре-

шился подойти.

ПРИЯТНОЕ УТРО

Но так легко отделаться нам не удалось. Даша при-

бежала встревоженная, растерянная и сообщила, что

возле конторы собралось начальство, приехал парторг

стройки и всю бригаду вызывают туда…

Вот это будет баня!

Больше всех раскричался, расхорохорился Нико-

лай:

– Я… я им с-скажу! Я им так и с-скажу! Я не

боюсь, видали мы таких! Оп-палубщики брак гонют, а

б-бетонщик отвечай? Что они думают, мы б-бессловес-

ные? Они меня попомнят! Надолго!

142

– Да ты пойди им скажи, Коля!

– И с-скажу! Испугался? Нет! Я уже десять лет

б-бетонироваю! Видали!

Всю дорогу он разглагольствовал, его словно про-

рвало.

У конторы оказалось много народу: восемь часов

утра, пересмена. Москаленко стоит на крыльце крас-

ная, расстроенная. Ну и ночка! Не хотел бы я оказать-

ся сейчас на месте Москаленко. На крыльцо вышел

парторг. Начинается!..

Обком рассмотрел итоги соревнования…

Что такое? Мы смотрим друг на друга.

– …Бригаде Анны Москаленко снова присуждает-

ся переходящее знамя обкома КПСС…

Треск раздался у меня в ушах: это аплодировали.

– От их работы зависело начало перекрытия Анга-

ры. Бригада с честью справилась…

– Они не знают ничего. Молчи, Коля! – зашепта-

ли девушки.

– …безобразное, возмутительное отношение со сто-

роны руководства участка. Бригада простаивает часа-

ми. Только сейчас я узнал, что три четверти бригады

отправили на уборку мусора, а бетонировало одно зве-

но – и то «обеспечили» бракованной опалубкой!..

Вынесли красное знамя – опять аплодисменты. Мо-

скаленко, розовая, как девушка, взяла его, начала го-

ворить приличные случаю фразы, сбилась, но потом

перешла как-то само собой на недостатки и, оседлав

своего конька, как принялась чехвостить начальника

участка, электриков, опалубщиков – казалось, пыль

столбом поднимается!

В толпе гоготали, парторг хмурился и делал помет-

ки в блокноте, а она, маленькая, как петушок, сыпала

словами, потрясая знаменем:

– «Иван Микитич, давайте же бетон, люди стоят!»

143

Посылает к Габайдуллину: «Это пусть он обеспечит».

А Габайдуллин поехал за картошкой в Кузьмиху. За-

меститель говорит: «Я ни при чем, это пусть диспет-

чер». Что же это за издевательство?! Для кого же ста-

раемся? Бездушные, беззаботные вы люди! А бригада

стоит? А, чтоб вам ни дна ни покрышки, бездель-

ники!

– Правильно, Москаленчиха! – орали в толпе.—

Крой их! Снять их!

– Я с-с-скажу! – Николай, полный решимости,

полез прямо через перила на крыльцо. Лег брюхом и

перевалился под общий хохот.– Я д-докажу! Д-думае-

те, я испугался? Нет! Я десять лет бетонироваю!

– Ты к делу, к делу!

– А э-это не дело? Да? Он-ни думают, мы б-бес-

словесные!..

– Да кто они, Коля?

– Л-ладно! П-помалкивай там!

Долго нельзя было понять, что Николай хочет до-

казать. Видно было только, что у человека накипело.

И простои, и приписки, и нехватка бетона. Наконец он

выпалил:

– А если кто б-будет такую опалубку гнать, как

сегодня, так я сам б-буду ему в морду!

– Ну-у! Уж так и в морду! Нельзя, Коля!

– А ты п-помалкивай! Пойди п-поделай брак, то-

гда запоешь. Я десять лет без брака…

Николая стащили под аплодисменты и смех; он

продолжал махать руками, и его успокаивали.

Между прочим, начальник участка сообщил, что за

сегодняшний брак бригада опалубщиков лишается

прогрессивки и снимается с Доски почета.

Мы стали героями дня. Народ повалил на блоки;

вынырнул как из-под земли Петька-фотограф и катего-

рически велел нам сниматься со знаменем. Он щелкнул

144

раз двадцать. Правда, карточек никто не получил и по

сей день, но зато факт был налицо: нас снял собствен-

ный фотограф участка.

Николай был красный, потный и очень довольный

собой: он в толпе сумел-таки досказать соседям свою

мысль.

– Пошли купаться! – сказал он.– Я знаю одно

место. Никому не говорил, а тебе скажу: вода теплая,

как чай!

– Ну?

– Сам нашел! П-пошли, потому дома все равно

мыться. А потом поможешь мне шифоньер тащить.

Я двинулся за ним.

– Ну, правильно я говорил?

– Очень здорово, Николай! – польстил я ему.

КАК ЖЕНА НА НИКОЛАЯ ШИПЕЛА

У них в комнате был тот веселый и свежий беспо-

рядок, какой случается только в счастливый день полу-

чения новой квартиры. Еще чисто, пусто, но в углу уже

свалены постели, стоят прислоненные к стенке спинки

кровати, занавеска лежит на подоконнике.

Молодая чернобровая и тихая жена Николая засуе-

тилась вокруг нашего шифоньера.

– Ой, да что же вы сами несли! Попросили бы

шоферов, вы же заморились.

– Б-буду я их просить, горлохватов! – буркнул

Николай, вытирая со лба крупные капли пота.

– Ну, ставьте пока так. Мойте скорее руки – бу-

дете завтракать. Опять где-то загулялось, солнышко

мое рыжее?

– Н-не твое дело! – строго сказал Николай.

У жены его были замечательные глаза: карие,

влажные, глубокие; когда она вскидывала ресницами

10 Продолжение легенды

145

и смотрела на меня, казалось, что она скажет сейчас

что-то очень важное и хорошее, и хотелось ответить

тем же.

– Вас звать Толей? А я вас знаю: мне Николай

много про вас рассказывал и все хвалил, хвалил. Меня

называйте просто Ганна… Извините, пожалуйста, вы

видите, какой у нас беспорядок. Я тоже только что с

работы, не успеваешь все…

– Вы работаете, Ганна?

– Мотористкой… Садитесь, садитесь же! Когда го-

сти стесняются, я сама смущаюсь.

– Да я не голоден! Я пойду.

– А п-по шеям?! – заревел Николай, хватая

меня за шиворот.– Садись по-хорошему, коль пригла-

шают!

– Коля! Коля! Разве можно так с гостями? Ты с

ума сошел! Боже, когда же я тебя выдрессирую?

Николай, не удостаивая ответом, плюхнулся за

стол:

– Гони что есть!

– Какие у вас интересные стулья! – смущенно

сказал я.

– А это Коля сам все сделал. Они складные. И эта-

жерка такая. Мы на одном месте ведь долго не живем,

часто переезжаем, вот и мебель такая.

– Почему вы переезжаете?

– Да как все строители. Стройка закончится —

дальше. Что нам тут делать? Так и кочуем. Всю жизнь

на колесах…

Она сказала это грустно, немного устало, печально

улыбнулась и добавила:

– Вот и этой стройке скоро конец. Так у нас и

получается: живем, живем в бараке, а как дадут

квартиру, так и на новое место. Кто-то другой будет

жить.

146

– А вы бы остались! – сочувственно сказал я.

– Ну, что вы! Разве вот этого рыжего удержишь?

– Уйди!

– Не ворчи, не ворчи! Ну чего ты стесняешься, ну

скажи!

– Вот что. Т-ты трескай и не шипи…

– Коля уж и место присмотрел. Получило, горюш-

ко мое, отпуск весной. Все добрые люди в дом отдыха,

а он поперся на Братскую ГЭС. «Надо присмотреть»,

видите ли. Что да как…

– Николай! Ты был на Братской ГЭС? И молчал?

Что там?

– А что? Камни в реке – во! Бурунища! Ворота.

Пока город строят. А б-бетону там хва-атит! Поделаем

еще браку!

– Расскажи про мошку,– сказала Ганна.

– А чего… кусается. Будем привыкать. Не к тому

привыкали.

– Толя, вы кушайте, кушайте. Я же знаю вашу

жизнь в общежитии. Это не дома, мамы нет… Хоть у

нас попробуете домашнего супу.

– Ты… того, приходи… запросто,– проворчал Ни-

колай.– Жрать захочешь – обязательно приходи.

Ганка тебя всегда накормит. Она славная…

– Вот… Первый раз в году похвалил,– и с улыб-

кой и с грустью сказала Ганна.– Ну скажи, ну где

ты уродилось, такое чудо? А? Рыжий…

– Уйди!

Она, не обращая внимания на страшные гримасы,

взяла его за уши и оттрепала. Я нагнулся над тарел-

кой.

– Не женись, Толька,– сказал он.– Будут тебе

всякие тут… уши драть.

Он краснел, пыхтел, щурился, хотел грозно бра-

ниться – и не получалось.

10*

147

ВИТАМИН «С»

Никого нет. Я на койке лежу один. У меня жар во

всем теле и мутит. Только что мне снились яблоки. Хо-

лодные, упругие, в больших корзинах, покрытые ка-

пельками росы, кисло-сладкие. Мучительные, до дрожи

вкусные яблоки. От этого кошмара я проснулся.

Сегодня я наконец понял, отчего меня мутит и что

мне нужно. Я хочу яблок. Одно яблоко, пол-яблока, ку-

сочек. Я не могу видеть на столе стеклянные банки с

консервированными щами, огрызки селедки…

Я хочу яблок!

Утром ходил на рынок, но их, конечно, там нет; по-

чему-то совсем устал, и нет сил съездить в Иркутск.

Будь у меня две тысячи рублей, я бы сел на само-

лет, полетел в Москву и привез бы яблок. Честное сло-

во! Больше мне ничего не надо. Будь у меня двести

рублей, я бы взял отпуск на полмесяца за свой счет и

съездил бы…

С трудом достаю пиджак, выворачиваю карманы.

С мелочью и с той же злополучной рваной трешкой

тридцать два рубля.

Пришла уборщица Октябрина. Она тихо, как мыш-

ка, моет пол, и, когда она ползает на коленях и водит

по доскам мокрой тряпкой, я рассматриваю ее худые,

красные от воды руки, узкие плечики. У нее большие

грязные босые ноги, потому что она шлепает по зали-

тому водой полу.

– Октябрина,– говорю я,– вы положите у двери

тряпку – мы будем вытирать ноги.

Она благодарно улыбается, и только теперь я начи-

наю понимать, какие мы все свиньи.

– Сколько вам лет, Октябрина?

– Двадцать два.

– Что вы? Вам на вид девятнадцать, не больше.

148

– Ну, вот еще! – смущенно и грустно смеется

она.– У меня уже трое детей. Я старуха.

– Нет, вы очень молодая. Это хорошо,– утешаю

я.– Это хорошо, что вы выглядите моложе. Только вы

очень слабенькая. Вам не трудно мыть столько ком-

нат? Вы не каждый день убирайте. Мы не будем сорить.

– А, ничего!

– Вы давно на стройке?

– Полгода. Мы ехали на Курильские острова, да

тут застряли.

– А сами откуда?

– Курские мы.

– Почему же вы поехали?

– Там скучно.

– А здесь?

– Ничего…

– Ну, а почему же не сразу на Курильские?

– Да мы решили сначала в Сибири пожить не-

сколько лет; поработаем, потом поедем дальше. Инте-

ресно мир посмотреть.

– Интересно?

– Интересно.

– А яблок вам не хочется?

– Хочется.

Она тихо и бесшумно исчезает, а я с новой силой

ныряю в тоску. Как же достать яблок? Как?

В яблоках есть витамины. Кажется, витамин «С».

Может, если достать витамин «С», перестанешь думать

о яблоках?

Никого нет, поэтому я могу ругаться и стонать, по-

ка одеваюсь. Это развлекает, и мне даже становится

смешно. До аптеки далеко-далеко. Я иду, как пьяный,

плохо соображая. А вокруг солнце, лето, жара! Только

нигде – ни в магазине, ни в столовой, ни на рынке —

нет яблок, нет груш, нет вишен, нет клубники. Есть со-

149

леная капуста в банках. Это тебе Сибирь. Когда сюда

привезут, и привезут ли?

На коробочке витаминов, которые я купил в апте-

ке, дата выпуска: «Март 1952». До чего же старые! Это

желтые шарики-драже, сладкие снаружи и кисленькие

внутри. Написано, что надо принимать по 1—2 таблет-

ки в день. Я съедаю десяток, еще и еще… Меня проби-

рает томительная дрожь от этого кисленького вкуса,

даже появилась легкая оскомина. Это витамин «С»,

тот, что есть в яблоках! Когда ешь яблоки, то тоже кис-

ло во рту и оскомина. А то еще бывает виноград —

прохладный, упругий, и в нем желтые зернышки про-

свечивают изнутри.

ЕСТЕСТВЕННЫЕ ЯБЛОКИ

Коробочка с витаминами стоит на подоконнике, но

меня уже тошнит от них. Я хочу яблок!

У меня есть двадцать девять рублей с заклеенной

трешкой. Одеваюсь и думаю: наверно, я все-таки забо-

лел. Голова гудит, ничего не соображаю. Если бы яб-

лок, таких, какие я летом ел дома, я бы сразу ожил и

выздоровел!

Когда я выздоровею, я напишу в газету заметку под

названием «Автобусиада» : «Гнев, о богиня, воспой пас-

сажира во граде Иркутске…» Но Троянская война —

ничто по сравнению с тем, что творится у нас при по-

садке в автобус. Я стою и чуть не плачу. Я не могу про-

биться. А мне нужно во что бы то ни стало в Иркутск

за яблоками.

Если бы передо мной оказался тот начальник, кото-

рый ведает иркутским транспортом – древнеегипет-

скими трамваями, законопаченными автобусами, кото-

рые ходят через час,– с каким наслаждением я вце-

пился бы ему сейчас в горло! С каким наслаждением

150

я сжал бы горло тем, кто не привозит в разгар лета яб-

лок, кто не может дать нам прачечную, кто задержи-

вает выдачу аванса!

После обеда я все-таки добрался до Иркутска. Би-

лет стоил два рубля; у меня осталось двадцать семь.

Магазины. Лотки. Закусочные. Столовые. Рестора-

ны. Яблок нет. Я выпил стакан газированной воды, и

во мне поднялась целая буря, бросало в жар и пот. Да

полно, яблоки ли мне нужны? Может, это брюшной

тиф? Нет-нет, надо искать!

Мне все казалось, что я увижу где-нибудь на витри-

не яблоки или что-нибудь из фруктов. Вот-вот, кажет-

ся, увижу. Бежал, полз, добегал, жадно шарил глазами

по стойкам – нет, нет!.. Только банки, банки, консер-

вы, консервы…

А в Москве чуть ли не на каждом углу сейчас палат-

ка или лоток с апельсинами, с арбузами, с виногра-

дом и яблоки в соломе, душистые, скрипучие. Не схо-

жу ли я с ума? Это уже какая-то мания. Как далеко

Москва!

Последняя надежда – центральный рынок. Я пони-

мал, что и там нет, но пошел.

Боже ты мой, чего только не продается на белом

свете! Рыба – да такая, что в Москве и не увидишь!

Мясо всех сортов, кедровые орехи, соленые огурцы,

бочки с медом, квашеная капуста и мука. Веселый

шум, гам, толкучка, зазывания!

– Толя! Толька! Толька-а!

Не меня ли зовут? Я обернулся… и чуть не ахнул.

В рыбном ряду в брезентовом фартуке, с огромной ры-

биной в мокрых жирных руках стоял за весами…

Гришка-жадюга, попутчик по поезду!

– Гришка! Здравствуй! Ты как здесь очутился?

– Ого-го! Дела! Целое кино. Я вот чем занялся.

Правду говорили, что в Сибири не пропадешь.

151

– Гришка, скорее рассказывай. Ты же на Брат-

скую ехал!

– А ну ее! Приехали мы, понимаешь, в лес, запер-

ли в дебрю – ни кола, ни двора, руби! Поразведали

мы, столковались с местными. «Куда! – говорят.—

Живем, как волки, денег – ни-ни, а что заработаешь,

сам же и прожрешь. Картошки полгода в глаза не ви-

дели». Работают в накомарниках – гнус заедает, хари

распухшие – во! Ну, я на попутную – и сюда, на Ир-

кутскую. Тоже хороша! Я на Байкал. Говорили, на Оль-

хоне рыбаки зашибают. Порыбачил – вижу, не то. Как

кому повезет: иной с тысячами, иной без штанов. Вот

подобрал себе дело: вожу омуль с Ольхона. Там, на бе-

регу, рыбаки по рублю отдают рыбищу, а тут двена-

дцать целковых кило… Уже две тыщи наторговал. Пе-

ревозка вот трудна – ловят. Хочешь омуля, я тебе за

полцены отдам! Жирный, подлец, во-о!

Он поднял за хвост большую рыбу, а меня затошни-

ло от одного ее вида.

– А как же Димка Стрепетов, Васек, Иван Бугай?

– Те, шалопаи, работают. Им что! Ничтожный на-

род. Посмеиваются, говорят: «Нам и тут хорошо».

Лешку чуть не прибили.

– Как?

– На картишках! Я с самого начала понял, что он

за птица. Сел играть в компании, обыграл дружков-то

на полторы тысячи – и драпать. А в лесу куда убе-

жишь? Схватили. Он говорит: «Я пошутил». Ох, и да-

ли ему внушение! Плакал, карты порвал… Да расска-

жи сам – что ты? В Иркутске устроился?

– Я тут на стройке бетонщиком…

– Ну вот, я так и знал! Балда! Я сразу, как при-

ехал, понюхал, смикитил: нет, этот квас не про нас.

Хочешь, бросай грязную работу, я тебя в свое дело вве-

ду? Мне без помощника трудно. Будем на пару возить:

152

безопаснее. Зашибем тысяч по восемь – домой махнем.

Еще и в Москву доставим, там он целковых по два-

дцать кило. Знатная рыба! Экстра!

Я бессильно махнул рукой и быстро, качаясь, по-

шел прочь, не обращая внимания на Гришкины удив-

ленные восклицания: «Что ты? Что ты? Куда ты?»

Задыхаясь, сделал круг по базару, остановился со-

образить: куда я бегу?

И в этот момент прямо перед собой я увидел яблоки.

Впрочем, у меня так шумело в голове, что я мог

принять за яблоки какую-нибудь зеленую репку. Нет.

Под навесом в маленьком ящике лежали крохотные зе-

леные пупырышки, вроде того зеленчака, который вес-

ной ветер сбивает в саду. Высокий симпатичный чело-

век кавказской наружности стоял в переднике за веса-

ми и весело выкрикивал:

– Вот кавказские, естественные, натуральные яб-

локи! Белый налив!

Они стоили тридцать рублей килограмм. Я взял

полкило, положил в рот штучку, раздавил зубами —

и почувствовал терпкий, кислый-прекислый вкус,

настоящий яблочный вкус. Знаете ли вы, что это

такое?

Потом я очнулся, сидя под каким-то ларем на до-

сках. Странно, что меня не забрал милиционер.

Я пошел к остановке, и «автобусиада» повторилась.

Дома я был часа через четыре, если не позже. Послед-

ние силы ушли на то, чтобы подняться по ступенькам

в общежитие.

Да, спекулянту оказалось легче доставить зеленчак

в Сибирь с Кавказа, чем некоторым выпускникам тор-

говых техникумов – хм! – с Украины или, скажем,

из Средней Азии. Какая насмешка! Это были послед-

ние четкие мысли у меня в тот день. Ночью «скорая

помощь» забрала меня в больницу.

153

СТРАНИЦА ИЗ БЛОКНОТА. ЧЕРНОВИК

Мама моя родная, здравствуй!

Как ты живешь? Почему ничего не пишешь? Как

твои глаза? Я получил только то первое письмо, в кото-

ром ты столько ахала и охала обо мне.

Не надо! Ради бога, не беспокойся ни о чем! Если

бы ты знала, как здесь хорошо, как я хорошо, удачно

устроился! Ребята в общежитии хорошие, бригада у нас

замечательная, самая передовая на стройке.

В Сибири, оказывается, очень много молока. Мне

оно уже просто надоело: молоко и молоко на каждом

шагу.

Работа у нас хорошая, очень интересная. Я ничуть

не жалею, что приехал сюда. Насчет вещей не беспо-

койся, еще раз подтверждаю: костюм у меня есть, до

зимы далеко, а из первой же получки отложу на

пальто.

Здесь у нас весело: есть клубы, кино, танцы. А если

хочешь, садись в автобус и поезжай в Иркутск – там

есть все, чего твоя душа желает. На рынке можно до-

стать все: яички, омуль, фрукты.

Кто тебе говорил про мошку и комаров? Я еще,

сколько живу здесь, не видел ни одной мошки, ни од-

ного комара. Это в глухой тайге, а у нас природа и по-

года совсем такие же, как в Подмосковье, абсолютно

никакой разницы, только цветов море и сопки высокие,

непроходимые…

У меня просьба: если случайно увидишь Сашку,

передай ему от меня привет и скажи, что я хотел бы

ему написать, но не знаю адреса их новой квартиры.

Вот пока все.

Береги себя. Не беспокойся обо мне. Никаких денег

не смей одалживать и высылать! Знаешь, сколько тут

бетонщики зарабатывают? До полутора тысяч в месяц!

154

Куда мне девать столько денег? Я решил собрать не-

много и тогда пошлю тебе. Ведь твоя шубка уже совсем

износилась.

До свидания! Крепко, крепко целую.

P.S. Да! Я тут несколько дней приболел немного.

Ты просила говорить правду о своем здоровье, так вот

сообщаю. Но это чепуха, ты не беспокойся – это от пе-

ремены климата.

Передай, пожалуйста, Виктору, чтобы он не писал

мне писем. Я ему не отвечаю, а он все пишет и пишет.

ПАЛАТА НОМЕР ПЯТЬ

– Ax ты, дрянь этакая! Ах ты, ничтожество! Я с

тобой разговаривать не буду. Убери свою койку! Иди к

сумасшедшим в палату – там тебе мозги вправят!

Уйди вон, или я уйду!

– Мишка, ты взбесился…

– Да, взбесился, потому что с вами тут нормаль-

ному человеку не выжить. Приезжают, понимаешь ты,

сопляки, баре, от горшка три вершка, мамкино молоко

на губах не обсохло – и разевают пасть. Им тут, видите

ли, не нравится! Ух, я бы вас выпорол, я бы о вас два-

дцать ремней порвал!

– Потому что ты ничего лучшего не видел!

– Видел, брат. Я шесть лет в твоей Москве жил,

всю Стромынку своими боками повытер, каждый день