Текст книги "Легенда"

Автор книги: Анатолий Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

крохотными оконцами: их покой нарушили, какой

ужас! Караул!

ГЕНИАЛЬНЫЙ ЧИСТИЛЬЩИК

Так бродя, я наткнулся на чистильщика. Он распо-

ложился у каменной ограды в уютном, затененном

местечке. Вдоль ограды молча, неподвижно сидели

несколько толстых, ленивых мужчин и рассматривали

прохожих, изредка тихо переговариваясь. Мои ботин-

ки запылились и вытерлись чуть не добела. Я нереши-

тельно остановился.

Чистильщик молча, жестом фокусника метнул мне

табуретку.

Я сел, и толстяки принялись осматривать меня с

головы до ног.

Не знаю, где, у кого он учился, но такого виртуоза,

такого чудо-чистильщика я еще не видывал. Руки у

него мелькали быстро-быстро, будто растворились в

воздухе, только слышалось жужжание щеток; так

46

жужжит вентилятор. У чистильщика мелькали кисточ-

ки, коробки, черные шарики, камушки, тряпочки.

Щетки у него были пяти или шести сортов. Он под-

брасывал щетку правой рукой, брал коробочку, а в это

время ловил щетку левой рукой, посылал ее под коле-

но, а в воздух уже летела бархотка…

Я просто онемел, а толстяки смотрели придирчиво,

с видом знатоков и ценителей. Я понял, что это чи-

стильщик-талант, чистильщик-знаменитость и возле не-

го, как артиста, собираются любители и болельщики.

Изредка кто-нибудь взволнованно вздыхал и подзадо-

ривал :

– Серега, а ну, махни!

Под шквалом щеток я был жертвой, подопытным,

ассистентом фокусника. Время от времени Серега не-

понятным способом извлекал из своего ящика длинную

трещотку-руладу: «Трр-р-ра, трр-то!» И это означало:

переменить ногу.

Чистка длилась невыносимо долго; я вспотел и за-

был обо всем на свете. Мои старые, истрепанные бо-

тинки засияли, как зеркало; исчезли трещины, мор-

щины; в ботинки смотрелось солнце, и по ним пробе-

гали тучи.

Наконец раздалась протяжная, особенно замысло-

ватая рулада, и Серега выпрямился с каменным ли-

цом. Я чувствовал себя, как после бури.

– Сколько?

Серега молчал. Стояло взволнованное напряжение.

– Р-рубль,– сказал один толстяк.

– Два,– прошептал другой.

Я дал три.

Я пошел, кося глазами на ботинки, и мне вдруг

стало радостно. Почему, не понимаю, но словно бы кто-

то пожал локоть и шепнул: «Не беспокойся, все хо-

рошо!»

47

Словно разрешился еще один какой-то очень важ-

ный вопрос, который давно меня мучил, давил. Что за

вопрос?

Ничего ведь не произошло. Просто я направился на

Иркутскую ГЭС в начищенных ботинках. Иногда я

вспоминал молчаливого блестящего мастера Серегу,

улыбался и только крутил головой…

БАЙКАЛЬСКИЙ ОМУЛЬ С ДУШКОМ

– Ну, а если я тебе по соплям? – спросил он со

спокойной яростью.

Я тоже возненавидел его, но взглянул и просто по-

нял, что если он меня стукнет, то от меня ничего не

останется: из-под голубой тенниски торчали не руки,

а сплошные узлы мускулов.

Он был смуглый, железный, стриженный под

ершик, похожий на боксера. Толпа на поворотах вали-

лась на меня, я валился на него, а он спокойно

сдерживал всех, только узлы на руках слегка наду-

вались.

– Что я сделаю? Меня толкают.

– А по соплям? – повторил он свой вопрос, гля-

дя в упор и двигая желваками.

Автобус на Иркутскую ГЭС – это целая эпопея.

Ободранный, с поломанными дверцами, с заколочен-

ными фанерой окнами, набитый больше чем до отказа,

он летел, словно с горы катилась бочка с сельдями,

прыгал, грохотал, пылил. Ничего не рассмотришь, пот

заливает глаза… Мимо остановок автобус пролетал на

сто метров, высаживал одного – двух пассажиров, и,

пока передние из ожидавших добегали до задней две-

ри, это чудо транспорта рявкало, радостно обдавало их

дымом и оставляло всласть ругаться и плеваться в

тучах пыли.

48

– Оплачивайте! На переезде есть на выход?..

Нет?.. Водитель, не открывай дверь!

После очередного навала, когда меня прижали к

моему врагу в голубой тенниске так, что я чуть не рас-

плющил нос о его каменную грудь, сосед зашипел и

осторожно двинул ногой. И только тут я с ужасом по-

нял, что уже четверть часа стою каблуком на его

пальцах.

– Простите… извините, я же не знал!

Вместо ответа он поднес к моему носу огромный

кулачище, пахнущий железом, и тут же повернулся к

другому соседу:

– Ну что, не подходит? Наивный, вытащил наря-

ды. Давай сюда.

Ошеломленный мальчишка лет шестнадцати, в од-

ном пиджачишке на голом теле молча высвободил ру-

ку и протянул пачку скомканных розовых листов. Мой

враг в тенниске спокойно взял их и сунул за пазуху.

Я ничего не понял.

– Кузьмиха! Есть на выход?.. Нет?

– Ой, пустить! Ой, людоньки!

– Чего ж ты молчала? Остановите машину! Эй,

эй, постучите!

– Пустите бабку! Мешок ее отпустите!

– Да подождить! Ой, го-о-споди!

– Поехали. Водитель, поехали!

Ну и путешествие! У меня сердце стучало, дышать

было нечем. На крутом вираже в последний раз пова-

лило всех набок, и кондуктор объявил: «Первый

поселок! Приехали», а я не мог расправиться,

вышел, пошатываясь, на асфальт, и по телу бежали

мурашки.

Стройка была за горами, далеко вверх по Ангаре.

Веял приятный ветерок. Чистенький, необычный горо-

док, асфальтированные улицы, газоны, веселенькие

4 Продолжение легенды 40

розовые, голубые двухэтажные дома под двухцветным

шифером в шахматную клетку. Необычные названия

улиц: имени Бородина, Мухиной, Якоби, Театральная,

Приморская, Стройка!

Вот она, знаменитая сибирская стройка! Торчат

вдали башенные краны, жужжат транспортеры —

строится поселок… Пожарная машина стоит посредине

улицы, и пожарники в касках, с топориками деловито

смывают мусор в канавы, поливают газоны. Пегая ко-

рова бродит по асфальту. На щите объявление: «Се-

годня в клубе первого поселка – «Мечты на дорогах».

С утра я еще не ел, потому, увидев вывеску «Столо-

вая», решил: позавтракаю и двинусь на стройку.

В столовой было шумно, жарко, стоял чисто «сто-

ловый» запах жареного мяса и грязной посуды, жалко

торчали у окон пальмы. На каждом столе было по

пять, по десять кружек пива, так что некуда ставить

тарелки. Говор, гогот, дым. Очередь у кассы.

Я уже был у самого окошечка, как кто-то дернул

меня за рукав. Оборачиваюсь: мой «враг» в голубой

тенниске сует десятку:

– Возьми и мне, что себе берешь.

– Да… я еще не знаю…

– Щи со свининой, байкальский омуль и компот.

Омуль с душком, во! Берешь?

– Давай.

За столом он добродушно улыбнулся и протянул

широкую каменную ладонь:

– Леонид. Ты мне здорово намозолил. Прямо хоть

по шеям! Болят у меня пальцы-то: кирпич на ногу

упал… Видать, не здешний?

– Из Москвы.

– У-у… А я сибиряк. Коренной… Работать к

нам?

– Нет, посмотреть. Я на Братскую ГЭС еду.

50

– Будто здесь делать нечего? Стой! Так ты и ому-

ля ведь еще не ел? Эге! Сейчас попробуешь! А я тут

с первого дня… Эх ты, путешественник!..

Последнее относилось не ко мне. За соседним сто-

лом, развалясь, уселся наш сосед по автобусу, маль-

чишка в пиджаке. Он потребовал от официантки

два стакана горячей воды, добыл из кармана кро-

хотную луковицу, разрезал ее, густо посолил, взял

из вазы хлеб, помазал горчицей и принялся упле-

тать такой странный завтрак, запивая его пустым ки-

пятком.

Пока мы ждали, что у нас возьмут талоны, Леонид

вдруг вскочил, кому-то у кассы опять сунул деньги,

поймал официантку – иначе мы бы ждали, наверно,

целый час,– и на столе оказались три тарелки щей

со свининой, омуль и три компота.

– А ну, путешественник, перебазируйся к нам!

Мальчишка улыбнулся, охотно подхватил свою лу-

ковицу, хлеб с горчицей и подсел к столу.

– Вот твое. Лопай.

– Да ну!..

– Лопай, лопай! Что, не заработал сегодня?

– У меня вытащили.

– Да-да. Много?

– Полторы тысячи.

– Ого! А где ж твоя рубашка?

– Я специально так.

– Как?

Мальчишка нагнулся к нам и зашептал, делая

страшные глаза:

– Я работаю. Понимаешь, работаю в органах, в

угрозыске. Маскировка, понял? У меня, брат, зада-

ние… м-м… – Он одновременно ел, захлебываясь,

обжигаясь, расплескивая щи на стол.– Нащупал

одну шайку; начальник угрозыска говорит: рас-

4* 51

кроешь – десять тысяч на бочку! Слежу… м-м… А они

меня схватили, да в холодную…

– Кто? Шайка?

– Нет! Милиция! Тут остолопы, в Иркутске.

Я двое суток на товарнике пер. А они говорят: из како-

го детдома бежал? Мне тут след не потерять… Я кула-

ком по столу!

– Да не спеши, не спеши, подавишься.

– Я вот позвоню начальнику, скажу ему —

от них пыль полетит! Он им задаст! Звонил утром, его

нет, уехал на задание. Здесь у вас на стройке делишки

есть? Ну, я теперь прибыл. Только ша! Мы их выло-

вим, будьте покойны!

– М-да,– сказал Леонид, почесывая затылок.

Глаза его смотрели задумчиво, серьезно.– Фу т-ты,

изверги, опять омуль без душка! Ах, чтоб вы!..

Я попробовал. Это была обыкновенная свежая

рыба.

– Я же хотел тебе показать! Когда она припахнет

чуть-чуть – эх, это ж объедение!

– Ничего, зато свинина с душком,– отметил я.

– Ну? – встрепенулся наш мальчишка.– Ну?

Безобразие! Стоп! Мы это дело так не оставим. Запи-

шем. Официантка! Какой номер столовой? Фамилия

шеф-повара? Не хотите отвечать? Запишем…

Он выхватил пачку истрепанных бумажек, желтый

цветной карандаш и начал чертить: «Столовая № 5…

обед… безобразия… омуль без душка, свинина с душ-

ком…»

Я прыснул и чуть не захлебнулся. Леонид подмиг-

нул :

– Ну, а документы у тебя есть, угрозыск?

– Все есть. Дежурный в отделении отобрал. Ну, я

и без них. Мне бы только начальнику позвонить – от-

дадут все как миленькие. Ух, и влетит!

52

В столовой было шумно, жарко.

– А это что за бумаги?

– Да так…

– «Продается дом в Кузьмихе с коровой, обра-

щаться: улица Садовая, № 16…» Это чего? «Только по

случаю отъезда. Продается коза шести лет, с козлен-

ком, дойная, медицинское молоко. Звоните по телефо-

ну…» Хозяйством обзаводишься, что ли?

– Да нет! Ну, просто так. Висит, ну, думаю, за-

хвачу, прочитаю. ,

– Это на столбах-то посдирал?

– Всюду.

– А это… ну и грамотеи, ничего не поймешь…

«Хто втирав парасонка мес. 1,5—2, просба прити за-

брать». Ну и что ж ты, забрал поросенка?

– Еще не ходил…

– Слушай, а это умно, брат! А? Понимаешь, Толя,

он идет по такому объявлению, торгует козу, дом,

корову, что-нибудь на пути подхватит, все вы-

смотрит…

– Ну да! Это все для угрозыска! Только ша!

– Только, братец, не похож ты на покупателя или

владельца поросенка. Ветер-то под пиджачишком сви-

щет.

– А я не от себя. Тетка меня послала. Больная

она, жадина.

– Хо-хо-хо! Силен парень, голова! Ну ладно, а но-

чевать-то у тебя есть где?

– Я где угодно…

– Ночью холодно. Дождь пойдет или опять тебя

за жулика примут. Бери карандаш… Желтый. Это ко-

гда дом покупал, подцепил, да? Ну, пиши: «Пятый по-

селок, барак девять, комната пять». Меня спросишь,

Леонида. Приходи ночевать, потолкуем, поужинаем.

Может, пристроим тебя. Я тебе скажу так: будешь в

бригаде у меня работать – каждый день будешь щи со

54

свининой лопать, а с этим твоим «угрозыском»…

В общем, приходи ужинать!

– Спасибо…

– Заходи запросто. Тебя хоть как звать?

– Саня.

– Заходи, Саня. У меня и рубаха найдется.

– Приду.

Мальчишка выскочил из-за стола и, втягивая голо-

ву в плечи, кинулся к двери. Леонид задумчиво по-

стучал ложкой:

– Вот какого-нибудь подлеца-пропойцы семья.

Драпанул из дома малец и лазит по карманам. А го-

ловка у него хорошая…

– Ты думаешь, придет?

– Приде-от! Сколько я уж ихнего брата встречал.

Его только погладь, ласку ему покажи. Он ее век не

видел…

ПОВОРОТ НА 180 ГРАДУСОВ

Мы вытряхиваем песок из ботинок на самом греб-

не земляной плотины.

Леонид вызвался показать мне стройку: «Все рав-

но делать нечего, давно я не гулял»,– и мы вдвоем

полезли по котлованам, по эстакадам. Мы забирались

в донные отверстия, сидели в самих агрегатах, там, где

скоро будет бурлить вода и вращать лопасти. Караб-

кались по арматуре, катались на лыже шагающего

экскаватора, тряслись в кабине двадцатипятитонного

самосвала.

Леньку все тут знают: он бригадир плотников. Шо-

феры останавливаются, предлагают подвезти его; с

экскаваторщиками он договаривается пойти на танцы.

Пыль, жарища, звон, лязг. Я, растерянный, бродил,

спотыкаясь, за ним, ничего уже не соображая, не раз-

55

бираясь, где тут спиральная камера, зачем «засыпают

пазуху», а он тащил и тащил, выкрикивая:

– Вот она, плотина! Добра! А это мы на дне мо-

ря… Стой, не ходи: там взрывают.

За горами щебня ухали взрывы, взлетали мелкие

камни: дробили скалу для шагающих экскаваторов.

Я впервые видел все это, мне казалось, что это – ки-

но, во сне, голова кружилась.

Уже совершенно без сил я плюхнулся на гребне

плотины. Отсюда все было видно, как на плане. Строй-

ка раскинулась в излучине реки. Тут вырыли глубо-

чайший котлован – целый овраг, ниже дна Ангары —

и обгородили его дамбами.

В котловане стоит здание станции – все в лесах,

в железе. Над ним по эстакаде ходят шесть порталь-

ных кранов. От здания до Ангары протянулась чуть не

на километр уже насыпанная земляная плотина, на

которой мы сидим. Как только здание достроят, дамбы

разрушат – и вода хлынет в овраг-котлован, затопит

56

все. Тогда плотину досыплют до того берега, запрудят

Ангару – и она пойдет через станцию, начнет затоп-

лять долину, поднимется до гребня плотины на три-

дцать метров. Будет море…

Море в центре Сибири…

Я, поневоле взволнованный, стоял, смотрел – и

впервые по-настоящему начинал постигать смысл тех

удивительных преобразований, о которых я не раз чи-

тал, слышал и все равно не особенно разбирался в них.

Стройки, гидростанции, новые железные дороги, добро-

вольцы, едущие на целину и в Сибирь… Ветер беспо-

57

койства, захватывающий все и вся, ветер продолжаю-

щейся эры великих дел и великих открытий!

Кто же это выдумал: «каторжная Сибирь»? Тер-

мин из музея! Это же по недомыслию, из-за негодных

когда-то средств передвижения! А теперь, когда Си-

бирь стала близкой и проходимой, в ней началось та-

кое, чего Европа и не видела, о чем и не мечтала. Ста-

рая, тесная, обжитая и позастроенная Европа… Тут,

на целинных просторах, рубят сразу, огромными

ударами, вот как здесь. А ведь это действительно

здорово!

На плотине было пустынно и относительно тихо;

шумы и звоны неслись снизу, завывание шагающих.

Прилетела длиннохвостая серая птичка, села на ка-

мешек и разглядывала нас, вертя головкой.

– Плисточка,– ласково сказал Ленька. Он был

такой смешной: раскорячился на песке, зажав в руке

ботинок, мощный, неуклюжий, с боксерской физионо-

мией и ласковым голосом.– Плисточка… Ах ты, глу-

пунька моя! Интересно тебе, да? Ну, что смотришь?..

Они тут часто летают. Все звери и птицы ушли, а

плисточки – нет. Припорхнет к тебе на арматуру, ся-

дет и смотрит: а что это такое люди делают? Хоро-

шая пташка… А в общем, Толя, ты идешь ко мне

бригаду.

– Что?

– А что? Не нравится тебе у нас, да? Эх ты, голо-

ва! Что там, на Братской-то, делать? Все туда и туда

прут, один на одном уже сидят. Да мы туда еще успе-

ем! Вот тут дела! Ангару скоро прудить будем. Быст-

ра она, сильна – во что будет! Оставайся, право,

наивный ты человек. Запрудим – поедем вместе на

Братскую! Там еще ничего нет, лес рубят, а здесь са-

мое главное. Пошли! Пошли ко мне в бригаду! Вместе

жить будем!

58

– Слушай, да я же не умею и топор в руках дер-

жать…

– Научу! Чучело, пошли! Во-он наш блок! Ви-

дишь, вон стучат. Вот там и я буду ночью стучать:

стук-стук, швяк-швяк, га-а-а!

– Ты, Ленька, в самом деле влюблен в стройку,

как в девушку.

– Больше. Ты же ничего не понимаешь… Вона,

взгляни, дома, которые я строил. Я же тут с первого

дня. Сарай стоял, ты понимаешь?.. Весь лес, вся опа-

лубка через эти руки… А-а! Идешь в бригаду или нет?

А то сейчас полетишь у меня вниз!

Я действительно полетел, подталкиваемый им;

опять набрали полные ботинки песка, но уже не вы-

тряхивали. Ленька буквально внес меня в дом управ-

ления ГЭС, прямо к главному инженеру.

– Но постой, как же так сразу!.. Я же…

– Молчи!.. Инженер!

Он прямо обратился к инженеру, принялся распи-

сывать, что бригаде нужны люди, а я вот из Москвы,

со средним образованием, горю желанием, только что

приехал, и прочее, и прочее…

Инженер, занятый делами, улыбнулся, бегло взгля-

нул на меня:

– Сейчас, Леня, позарез нужны не плотники, а

бетонщики. Четвертый участок, бригада бетонщиков

Москаленко. Если согласны, черкните заявление.

Как во сне, под диктовку Леонида я тут же напи-

сал: «Прошу оформить меня…» Инженер махнул на

уголке: «Не возражаю»,– и мы вылетели. Что-то еще

заполнили в отделе кадров – без волокиты, без ожи-

дания, молниеносно.

– Вот бумажка, по ней вас поселят. На работу

с понедельника, во вторую смену. Получите спе-

цовку.

59

Мы вышли из конторы, и только сейчас я раскрыл

рот. Как? Уже я на работе?.. А Братская ГЭС?

– Говорю же тебе, мы туда еще попадем! – ра-

достно заорал мне на ухо Ленька.– Танцуй, наивный

человек, дуракам везет: ты знаешь, что такое бригада

Москаленко? Это самая передовая бригада. У них же

знамя полгода, никому не отдают!

– Ленька! Но я понятия не имею, что такое бетон!

– Да научишься же, горе ты мое! Не боги горшки

обжигают. Раз берут без всяких, значит позарез нуж-

ны. В два счета научишься. У тебя же, москвич, сред-

нее образование! Пойми! Да я только Москаленчихе те-

бя и отдаю – в другую бы ни за что! Вишь, инженер

как схватился: сразу в лучшую бригаду. Я для себя

тебя обрабатывал… Ладно, все равно ты мой крестник,

уже двенадцатый!

– Ах ты… черт!

– А что ж ты думал? Нечего мне делать, я бу-

ду даром тебя по стройке таскать? Отбили у Братской,

отбили! Ура-а!

ЧИЖИК, ГДЕ ТЫ БЫЛ?

Только теперь я понял, что дорога на Братскую

ГЭС у меня так неожиданно удлинилась. Какая пре-

лесть, когда нет бюрократии: быстро, четко оформи-

ли, по-деловому! С драгоценной бумажкой: «Просим

поселить бетонщика 4-го участка…» – ух! – мы с

Ленькой устроили кросс по пересеченной местности к

домоуправлению.

Срезали угол по дамбе, прошмыгнули через забой

шагающего, пока махина неуклюже разворачивалась в

другую сторону, прыгали через две ступеньки по дере-

вянной лестнице, выбираясь из котлована… Потом го-

род, потом болото со стадами коз. Через болото на

60

сваях проложены мостки, и доски весело скрипят и

гнутся под ногами. А дальше, на холме, пятый поселок

общежитий – ряды одинаковых бараков, веселеньких

с виду и похожих друг на друга.

Домоуправление – в маленьком домике-времянке.

Снаружи обыкновенная изба, а внутри заляпанные чер-

нилами столы, счеты, телефоны, запах промокашек и

ведомостей; занятые служащие уткнули носы в раз-

графленные книги, и длинная очередь к двери с таб-

личкой «Домоуправ».

– Нам… фух-х!.. Нам нужен комендант.

– Ее нет, поехала получать белье. Подождите.

– Надолго?

– Нет.

После бега мы не могли отдышаться. Сели на та-

буретки. Ну что ж, подождем. Жарко…

– Слушайте, это безобразие! У меня семья шесть

человек, а вы держите нас в общежитии.

– Подождите, сдадут восемнадцатый дом, вас пе-

реселят на первый поселок.

– Вы мне обещали в шестой дом, в двенадцатый

дом, в тринадцатый дом. Я к начальнику стройки

пойду! Долго будет тянуться это издевательство? При-

шел с ночной. Вместо того чтобы отдохнуть, с самого

утра обиваю ваши пороги.

– Я сказала: сдадут восемнадцатый дом…

– К бабушке восемнадцатый, поселяйте в трина-

дцатый!

– Тринадцатый заполнен.

– А почему механика поселили? Он позже меня

приехал, а уже живет. У него сестра комендант, да?

А у меня семья…

– Вы не один. У всех семьи.

– Где домоуправ?

– Домоуправ в ЖКО на планерке. Можете подо-

61

ждать и скажете ему свои претензии, а я бухгалтер. Не

мешайте мне работать.

– Кто крайний к домоуправу?

– Тут одна баба, побежала в ЖКО стекла бить

начальнику.

– А нас поселили на кухне,– улыбается добро-

душный, толстый парень.– Три семьи, все молодоже-

ны. Развесились занавесочками. Ах, чтоб вы передох-

ли! От этого ж производительность труда падает!

Все хохочут.

– Как с холостяков налог брать, так сейчас, а как

молодоженам квартиру – дудки!

– Где домоуправ?

– А я вам русским языком отвечаю: на планерке

в ЖКО. Ждите.

Очередь все растет, гудит, и мы с Ленькой счастли-

вы, что нам нужен всего лишь комендант.

Мы сидели долго, вошли в курс семейных дел

половины поселка и прониклись жалостью к страда-

лице-бухгалтеру, которая за отсутствием домоупра-

ва должна выслушивать все беды и нужды жилищ-

ные.

Часа через два явилась молодая симпатичная жен-

щина, спокойная и неторопливая.

– Ох, Вера, в промтоварный привезли такое шта-

пельное полотно!.. Вы ко мне, мальчики? Давайте бу-

мажку. Один?

– Один. К нам его, в наш дом!

Она черкнула что-то:

– Вот и все. Теперь нужна виза: «Поселить».

Идите к домоуправу, а потом я выдам белье.

– К домоуправу?! А-а… нельзя сначала белье, а

потом к нему?

– Нет, нельзя, такой уж порядок. Без визы я не

могу. Нет, нет, мальчики!

62

Ах, чтоб тебе!.. Стали мы в хвост очереди. Сидели

два часа, могли ведь быть чуть не первыми. Теперь

нет жалости в наших сердцах и к бухгалтеру.

– Где домоуправ? Когда он придет?

– Я вам сказала русским языком…

– Вы мне на турецком скажите!

– А вы не грубите!

– А нам нужен домоуправ!

Так мы слушаем еще час. Ленька высказал предпо-

ложение, что на планерке в ЖКО решают вопрос дли-

ной в четыре километра, и так как прошли уже второй

столб, надо что-то предпринимать. Дай бог Леньке

здоровья, без него бы я тут пропал.

– Товарищ бухгалтер, как фамилия домоуправа?

– Чижик.

– Пошли в ЖКО.

Мы долго плутали среди бараков. Наконец на-

шли. Избушка, счеты, телефоны, бухгалтер и очередь

к двери с табличкой «Начальник ЖКО». Стекла

целы.

– Какая такая планерка? – искренне удивился

тамошний бухгалтер.– Планерки сегодня не было.

– А может, Чижик у начальника в кабинете?

– Да самого начальника нет, он на совещании в

АХО. По-моему, Чижик только что тут был, но он по-

шел в свое домоуправление.

Вот беда же! Пока мы бегали, Чижик, оказывается,

уже там. Скорее в домоуправление! Прибежали запы-

хавшись.

– Пришел?

– Нет.

– А знаете что: наверно, он в магазине,– сжали-

лась над нами бухгалтер.

Сил нет терпеть. Жара, духотища, в очереди брань…

Мы побежали в магазин. Закрыто на обед. В другой —

63

там нет ни души. Проклиная Чижика, взмыленные,

мы воротились в избушку.

– А-а! Он, пожалуй, в клубе пятого поселка: там

ремонт,– догадалась бухгалтер.

Ну хорошо же! Мы не сдадимся, пока не найдем

Чижика. В клубе действительно все стояло вверх но-

гами: маляры красили стены. Чижика они не видели.

Мы измучились. Пыль, жара; ленивые собаки валяют-

ся в траве; козы лежат на дороге и жуют, жуют; у коз-

лят на шеях рогатки из прутиков, чтобы не лезли со-

сать молоко. Чья-то молодая жена стирает в тени

барака детские распашонки и развешивает их на верев-

ках.

Тогда Ленька плюнул, выругался и сообщил, что

у него есть еще одна идея. Мы снова наведались в до-

моуправление и узнали у бухгалтера домашний адрес

Чижика. Он жил на улице с поэтическим названием:

Композиторская, 50, индивидуальный домик.

Тридцать человек в очереди остались ждать наше-

го возвращения. Если мы приведем Чижика живого

или мертвого, нас пропустят первыми. Всего только

одна виза: «Поселить» – одно слово, полторы зако-

рюки. Места в общежитии есть, белье есть, комен-

дант тоже есть, но, того и гляди, уйдет за штапельным

полотном… Чижику глубоко безразлично, кто я такой;

он не будет спрашивать мою биографию, он только

обмакнет перо и выведет: «По-се-лить», как выводил

сто, двести, тысячу раз. Но для этого нужна его рука.

Только его августейшая рука. Такой порядок. Живого

или мертвого!

И мы его нашли.

Нельзя сказать, чтобы он был совсем живой, но, во

всяком случае, он двигался. Легендарный Чижик,

пьяный в стельку, стоял по колена в грязи за забором

своего индивидуального домика по Композитор-

64

ской, 50, и поливал из шланга свой индивидуальный

огород.

Ну скажите же, какой идиот в такую жару поли-

вает огород? Ведь вся капуста сгорит!

ГДЕ ЭТА УЛИЦА, ГДЕ ЭТОТ ДОМ?

Танцы были при луне, прямо посредине улицы Му-

хиной, на асфальте. Все девушки казались необыкно-

венно красивыми. Пахло духами, сеном и парным мо-

локом: в это время хозяйки доили коров.

Я танцевал с девушкой, по имени Тоня. Она худень-

кая, крепкая и стройная. Лицо у нее узкое, нос острый.

Глаза большие, широко расставленные; косы венком

вокруг головы и очень красивые брови – тонкие, гу-

стые, словно проведенные углем. Я про себя назвал ее

«Тоня с соколиными бровями».

Может быть, я чуть-чуть влюбился, потому что за-

был и про Леньку, и про то, что завтра получать спе-

цовку, проходить инструктаж,– я провожал Тоню до-

мой, к ее общежитию на Приморской улице, а потом

шел один, дышал, размахивал руками и пел. Как

хорошо!

Тихи, пустынны поселки ночью. Лают собаки; гул-

ко стучат каблуки по мосткам через болото; одинокий

фонарь слабо освещает ржавую воду и кочки; светятся

ряды окон в наших бараках.

Вдруг я остановился в недоумении. Все это так, но…

какой же барак мой? Знаю, что не крайний, но какой:

второй, третий? И в каком ряду? Неприятный холодок

отрезвил меня: номер я забыл.

В домоуправлении теперь никого нет, чтобы спро-

сить. Постучаться к кому-нибудь и узнать? А что?

«Скажите, пожалуйста, где дом, в котором я живу?»

Стал ходить вдоль и поперек поселка, силясь при-

5 Продолжение легенды 65

помнить хоть какую-ни-

будь примету. Но все ба-

раки были близнецами:

с одинаковыми крылеч-

ками, одинаковыми две-

рями, даже дорожки к

ним вели одинаковые.

Это был какой-то

кошмар. Я тыкался в

двери, сомневался, испу-

ганно спешил обратно.

Ага, вспомнил! Если вой-

ти в мой дом, то прямо

перед входом будет дверь

с надписью «Сушилка».

В первом же доме, ку-

да я решил войти, сразу

бросилась в глаза над-

пись «Сушилка». Пошел

по коридору, отсчитывая

двери, – хорошо еще, что

помнил: моя дверь

третья налево. Она! Рас-

пахнул и… бросился

назад. Полная комната

пара. Толстая тетушка

в одной рубашке купает

малышей. Нет, это явно

не то.

Попетляв между до-

мами, я сел на траве и

приготовился к худшему.

Мне предстояло ночевать

под забором. Мне, бетон-

щику четвертого участка

Иркутской ГЭС, имеющему свою кровать, две простыни,

подушку и теплое одеяло!

За этот невероятный день я так набегался, так

устал, подушка так явно представилась мне, что я вско-

чил и решил не прекращать поисков хоть до самого

утра.

Нужна система. Крайние дома меня не интересуют,

значит, уже меньше. Тот, в котором тетушка купает

детей, тоже долой со счетов. Однако… в котором же это

было? Я забыл!

Проклиная себя за невнимательность, я снова стал

искать свой дом. К тетушке я наведался еще раз; она

уже укладывала детей. Увидев меня, она бодро вскрик-

нула, схватила тряпку и бежала по пятам до самого

крыльца.

В другом доме я попал на праздник: музыка, пес-

ни, звон посуды. Веселая, пьяная компания так обра-

довалась моему приходу, словно весь вечер только ме-

ня и ждали. Схватили под руки, усадили за стол, и

мне до сих пор неловко, что я отказался.

В следующем доме третью дверь налево открыл сон-

ный небритый мужчина и сказал, что он меня знает,

и, если я еще раз приду к его жене, он переломает мне

ребра.

Свой дом я нашел далеко за полночь, в последнем

ряду. Сегодня утром пошел было в магазин, но вспом-

нил вчерашний кошмар, вернулся и куском штукатур-

ки нарисовал на двери крест.

НАША СЛАВНАЯ КОММУНА

В пятом классе я представлял себе рабочих, тех, что

строят большие электростанции, гигантами в масках

электросварщиков, всецело занятых социалистическим

соревнованием и выполнением норм в процентах.

5*

67

А ведь это люди, это просто люди, такие же ребята,

как я: это Ленька-сибиряк, Тоня с соколиными бровя-

ми, Дима Стрепетов в поезде, мои соседи по общежи-

тию. Здесь меня приняли просто, почти безразлично:

новый жилец – ну и ладно; спросили, с какого я

участка, и пригласили есть суп. Вот с кем я буду

жить:

Петька. Он электрик, с нашего четвертого участ-

ка. Приземистый, плотный, сильный, как борец, с

длинными руками. У него в карманах проволока, изо-

ляция, предохранители, плоскогубцы, и в первый же

день я застал его за милым занятием: он пришивал

пуговицу с помощью клещей и медной проволоки.

Петька объяснил, что так крепче, да и ниток в доме нет.

Вчера Петька мобилизовал наши одеяла, завесил

наглухо окна и предоставил нам на выбор: либо сидеть

в полной темноте, либо убираться к чертям.

Дело в том, что он любитель-фотограф. И я понял,

что такая хорошая жизнь ожидается ныне, присно и во

веки веков…

Петька принадлежит к той категории особо злост-

ных фотолюбителей, которые все делают сами. Фаб-

ричный у него только фотоаппарат «Смена», а все

остальное – увеличитель, фонарь, кюветы, бачки, про-

явители, закрепители – он делает своими руками.

Прежде чем напиться воды, нужно мыть кружку горя-

чей водой. Химикаты всюду: на столе, в шкафу, под

кроватью. Карточки нужно сушить, и Петька расклады-

вает их на наших постелях, на подушках. Нужно де-

лать глянец, и он заклеивает карточками оконные стек-

ла. Потом карточки не отлипают, поэтому два стекла

у нас выдавлены и завешены нашими же полотенцами

(свое Петьке нужно, чтобы вытирать руки).

Тарелок для пищи у нас две, остальные заняты под

фотографии. Утром я нечаянно посолил кашу гипосуль-

68

фитом и долго не мог по-

нять, откуда такой стран-

ный вкус. Петька кашу

отобрал, выбросил в вед-

ро, успокоил, что гипо-

сульфит не очень ядовит,

и пообещал сделать мне

замечательные фотогра-

фии. Он всем обещает.

К у б ы ш к и н. Его

звать Сергей, но имя ему

не идет: он Кубышкин,

и все его так по фамилии

и называют. Спокойный,

самостоятельный, удивительный копуша: он все время

чего-то копается и копается в своих вещах, книгах, по-

суде. Даже когда он сидит без движения на кровати,

кажется, что он копается и бурчит.

Кубышкин, во-первых, арматурщик, во-вторых,

большой гуляка. Домой он приходит, только чтобы по-

копаться и что-нибудь перехватить. Иногда, по словам

Петьки, он и не ночует.

Вся тонкость в том, что Кубышкин сейчас занят

щепетильным делом: он женится. Петька сразу же мне

поведал, что Кубышкин – славный парень, но дурак:

сам гол как сокол и влюбился в такую же девушку из

общежития. Уж если бы Петька женился, он взял бы

невесту из иркутских кулаков, с избой и коровами, обо-

рудовал бы первоклассную фотолабораторию, пил по

утрам чай со сливками и ел бы яичницу с колбасой.

Вопрос с женитьбой, очевидно, продвигается, пото-

му что Кубышкин по всякому поводу говорит: «Мы с

Галей». Вечером эта Галя впервые пришла с ним, и мы

безжалостно ее осмотрели.

Она оказалась маленькой, щупленькой, застенчи-

69

вой. Лицо совсем уж некрасивое, бесцветное, серое. Ру-

ки она не знала куда спрятать – неуклюжие, крас-

ные. Она разнорабочая, у нее всего пять классов обра-

зования.

Когда отворилась дверь, сначала вошел Кубыш-

кин – гордый, самостоятельный, небрежный, а потом

уже за ним, за его спиной, оказалась тихая, испуган-

ная Галя. Мы усадили ее на табуретку. Кубышкин не-