Текст книги "Черная башня"
Автор книги: Анатолий Домбровский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Зачем все это, Майкл? – спросил Клинцов, ошарашенный ужасной новостью.
– Затем, Степан, что молодым людям надо еще жить, а нам, старым, не так уж важно, когда мы умрем: теперь или через пять-шесть лет.
– Сыновья повара тоже должны умереть?
– Не знаю, – ответил Селлвуд. – Если они тоже уйдут в штольню, нас останется только пятеро: я, ты, Глебов, Холланд и повар. Сенфорда, думаю, придется все-таки причислить к молодым. Впятером нам придется трудно.
– Ничего, – ответил Клинцов. – Будем работать дольше – только и всего. Ведь все равно нам каюк, Майкл? Как ты думаешь?
– Каюк – это что? – переспросил Селлвуд.
– Конец, Майкл.
– Не знаю, – Селлвуд поставил чашку на стол. – Лучше не знать. Хотя потом, конечно, узнаем. Это будет последнее, что мы узнаем.
– Тогда надо немедленно… – сказал Клинцов, чувствуя между тем, как им начинает овладевать оцепенение. – Время уходит. Надо приступать.
В последних словах Клинцова Селлвуд, вероятно, услышал вопрос, потому что сказал:
– Разумеется, надо приступать.
– Ты отдашь необходимые распоряжения, Майкл, – скорее попросил, чем предложил Клинцов.
– Селлвуд вздохнул, потом похлопал Клинцова по плечу и сказал по-русски:
– Держи хвост пистолетом! Кстати, о пистолете: если у тебя есть оружие, возьми с собой, – добавил он, перейдя на английский.
– У меня нет оружия. Откуда ему взяться?
– Ладно. Пора выйти к людям, иначе Сенфорд организует бунт.
Повар и двое его сыновей уже тоже были здесь. По просьбе Селлвуда один из студентов сбегал за Жанной. Таким образом, все оказались в сборе. Стояли молча, ждали, что скажет Селлвуд, который, посылая студента за Жанной, объявил, что сделает серьезное заявление, когда все соберутся.
– Друзья, – сказал Селлвуд, – я не хочу вас ни пугать, ни успокаивать, а скажу только то, что есть: над нами нависла смертельная опасность. К этому выводу мы пришли, взвесив еще раз данные анализов мистера Холланда. Руководствуясь только разумом, мы решили, что всем нам немедленно надо укрыться в штольне. Но так как ситуация может оставаться опасной не день и не два, а недели, то нам следует обеспечить наше существование в штольне на длительный срок. Далее слушайте приказ, – повысил голос Селлвуд. – Приказ, который не подлежит никакому обсуждению! Того, кто откажется его выполнить, я расстреляю! Итак, – продолжал он, выдержав паузу, – в штольне укроются немедленно, прихватив с собой керосиновые фонари, канистры с горючим и все имеющиеся у нас медикаменты: миссис Клинцова и миссис Селлвуд, студенты Коля и Толя, молодые повара, Вальтер Шмидт и Мэттью Сенфорд. Все вы укроетесь в камерах зиккурата. Остальные войдут туда, лишь выполнив ряд работ. Работами командую я и мистер Клинцов. Выполнять приказ!
– Да, – кивнул головой Жанне Клинцов. – Немедленно.
Сенфорд подошел к Селлвуду и спросил:
– По какому принципу вы, мистер Селлвуд, разделили всех на две группы? Одна сможет выжить за счет другой?
– Еще одно слово – и я вас расстреляю, Сенфорд! – тоном, не вызывающим сомнения, произнес Селлвуд и вынул из кармана пистолет. – Выполняйте приказ, черт вас возьми!
Сенфорд откачнулся, словно его ударили в грудь.
– Так, так, – сказал он, ни на кого не глядя, – я, разумеется, подчинюсь. Но объяснение вы мне дадите. Вы все равно дадите мне объяснение!
Приблизились сыновья повара, заговорили разом.
– Чего они хотят? – спросил Владимира Николаевича Селлвуд. – Переведите, пожалуйста.
Владимир Николаевич заставил поваров замолчать и сказал, что они просят отправить в штольню их отца, сами же хотят остаться здесь, так как закон их рода не позволяет им подвергать старого отца опасности, а самим спасаться.
– Бог этого не простит и накажет их, – закончил перевод Владимир Николаевич. – Что им ответить?
– Что? – спросил у Клинцова Селлвуд.
– Только то, что ты обязан ответить, Майкл: за невыполнение приказа – расстрел. Мы их расстреляем и это убьет их отца.
– Да, – сказал Глебову Селлвуд. – Переведите им слова Клинцова.
Владимир Николаевич перевел. Повара молча поклонились и ушли.
– Вы что, действительно стали бы стрелять? – спросил у Селлвуда Глебов.
– Есть вопросы, на которые я в течение какого-то времени отвечать не стану: не обязан, – ответил Селлвуд, пряча пистолет в карман. – Ваше нынешнее ощущение неба? – обратился он к Клинцову.
– По-моему, ничего не изменилось.
– По-моему, тоже. Кроме одного – облака снижаются.
– Этому есть объяснение, – сказал Холланд. – Сейчас они лежат на горячей подушке воздуха пустыни, их подпирают вертикальные потоки горячего воздуха. Но по мере того, как воздух будет остывать – а это неизбежно, так как солнечный свет не проникает через толщу дыма и пыли, – вся эта дрянь накроет нас. Это произойдет также в том случае, если начнется ветер. Словом, надо торопиться.
– Вы правы, Холланд. Все мы говорим: надо торопиться. Но почему-то не торопимся. Я знаю почему, – Селлвуд взглянул на свои наручные часы. – Наша воля к жизни уже подкошена, нас постепенно одолевает чувство обреченности. С этим надо бороться.
– Я не уверен, что ушедшие в штольню еще имеют шанс… – начал было Холланд, но Селлвуд тут же прервал его:
– Замолчите! – крикнул он. – Запрещаю что-либо обсуждать! Приступим к делу, – произнес он спокойнее. – Начнем с того, что перенесем в штольню продукты. Омар, – обратился он через Глебова к повару, – ведите нас к своему погребу.
Продуктов оказалось не так много, как можно было предположить: три ящика мясных и рыбных консервов, несколько банок топленого масла, сушеный картофель, фрукты, макароны, сахар и соль. Если бы беда нагрянула днем раньше и все рабочие – а их было шестнадцать человек – остались бы здесь, не улетели бы на базу вместе с Филиппо, этих продуктов хватило бы не более чем на две недели.
– Теперь нас – тринадцать человек. Продержимся месяц, а при известной экономии – и больше, – сказал Селлвуд. – Запасая продукты, Филиппо, конечно, не учитывал возможность катастрофы, и все же он сукин сын: могли произойти другие непредвиденные события, из-за которых доставка продуктов с базы могла бы оказаться невозможной. Например, международный конфликт, в который ввязалась бы база, что вполне реально в нашем неустойчивом мире, особенно в этом регионе, и тогда всем было бы не до нас. А что еще реальнее – наступление длительного периода бурь, когда к нам не смог бы пробиться ни один вертолет. Мы еще вспомним Филиппо, когда вскроем последнюю банку консервов, – мрачно закончил Селлвуд.
– Ты полагаешь, Майкл, что нам придется пробыть здесь так долго? – спросил Клинцов.
– Все может быть, – ответил Селлвуд.
Холланд вспомнил о противогазах, но их только четыре. Один из пятерых должен был остаться без противогаза. Клинцов предложил разыграть противогазы на спичках, но Селлвуд сказал:.
– Мы ни в чем не должны доверяться случайности. Только разум, господа, наш поводырь. Будет разумно, если от противогаза откажусь я. Я старше всех вас, и, стало быть, моя потеря будет наименьшей из всех возможных потерь. Наденьте противогазы, господа! Это мой приказ.
– Глупо, Майкл! – возразил Клинцов.
Селлвуд повернулся к нему и, чеканя каждое слово, сказал:
– Мы, кажется, договорились, что не будем обсуждать мои приказы!
– Хорошо, хорошо, – согласился Клинцов. – Просто я подумал, что твой фельдмаршальский талант нам еще понадобится…
– Спасибо, – не дал ему договорить Селлвуд и засмеялся. – Спасибо за столь высокий чин. Выполняйте приказ, господа.
Все, кроме повара Омара, надели противогазы. Омар, никогда не имевший дело с противогазом, никак не мог с ним справиться. Ему помог Селлвуд.
Работать в противогазе было дьявольски трудно. И Клинцов, когда его никто не видел, несколько раз просовывал палец между щекой и респиратором, чтобы хоть немного отдышаться. В конце концов Холланд заметил эту «хитрость» Клинцова и погрозил ему кулаком. Но ни Холланд, ни Селлвуд не заметили другого: когда Клинцов и Омар подкатили бочку с горючим к штольне, из нее бесшумной тенью выскользнул один из сыновей Омара, уволок отца в штольню и через несколько минут появился снова, но уже в противогазе. Установить, что это не Омар, не представлялось возможным: ни ростом, ни одеждой сын не отличался от отца, а противогаз надежно скрывал его лицо. Разве что сил в нем было больше и работа у него спорилась, но это видел только Клинцов. И молчал. «Какими бы ни были обстоятельства, – подумал он, – сын вправе пожалеть своего старого отца».
Работали до вечера, с небольшими передышками. Впрочем, о том, что наступил вечер, определили только по часам: тьма так и не рассеялась. Совсем выбились из сил, когда перетаскивали к штольне электростанцию: совмещенный с генератором и укрепленный на стальных полозьях двигатель. Во всей этой махине было килограммов триста. Впряглись в нее впятером, двигали рывками. На полпути заспорили, надо ли тащить ее к штольне. Решили, поспорив, что надо: иначе, чтобы запустить электростанцию, Вальтеру Шмидту пришлось бы всякий раз выходить из штольни. Запускать же ее придется хотя бы для того, чтобы качать из скважины воду. Понадобится также подзарядка аккумуляторов радиостанции, если Вальтеру удастся самому наладить ее. Он сказал Селлвуду, что, вероятно, удастся, если ему позволят разобрать на запчасти хотя бы два транзисторных радиоприемника.
Дотащив электростанцию до входа в штольню, упали в полном изнеможении. А еще предстояло перенести в штольню всякие емкости: бутыли, кастрюли, баки, ведра – для хранения воды и приготовления горячей пищи.
– Следовало бы сделать это в самом начале, – сокрушался Селлвуд. – Боюсь, что все это уже заражено. Холланд потом проверит с помощью своего счетчика.
Перенесли также одежду, постельное белье, мелкие личные вещи. Все это свалили в глубине штольни, не донеся до зиккурата, до камер, в которых укрылись женщины и остальные члены экспедиции. Таково было распоряжение Селлвуда, опасавшегося, что одежда, белье и вещи также заражены.
В завершение работ предстояло сделать еще два важных дела: подвести к штольне водопровод и протянуть от электростанции до помпы кабель.
– Поесть бы, – сказал во время короткой передышки в штольне Глебов. – Нет никаких сил.
– Чтобы поесть, – ответил Селлвуд, который, отдыхая, лежал на спине, широко раскинув руки, – надо войти в камеры. А войти туда в этой одежде мы не можем. Придется потерпеть. Когда сделаем все необходимое, сбросим с себя одежду, помоемся и войдем, – он приподнялся, отстегнул от ремня флягу с водой и протянул ее Глебову.
– Голые войдем? – спросил Клинцов, подумав, что его вопрос вызовет ободряющий смех.
– В трусах, – серьезно ответил Селлвуд.
Смеха не получилось. И не потому, что ответ Селлвуда прозвучал серьезно, а потому, что все слишком устали. Глебов от фляги Селлвуда отказался.
– У меня есть своя, – сказал он. – Спасибо.
Когда Глебов, выпив воды, завинтил флягу, Селлвуд сказал:
– Придется вызвать Вальтера: только он сумеет правильно подсоединить кабель. Нельзя допустить, чтобы мы испортили помпу или электростанцию. Такая порча будет стоить всем нам жизни. Приказываю вам, Холланд, позвать Вальтера.
– И передать ему противогаз? – спросил Холланд.
– И передать противогаз. Но вы после этого останетесь здесь. Все-таки здесь менее опасно, чем там, снаружи. Вы поняли?
– Я понял, – Холланд встал и углубился в штольню.
– Почему бы и тебе, Майкл, не посидеть здесь вместе с Холландом, – предложил Клинцов. – Теперь, когда все ясно, мы обойдемся и без тебя.
– А это не твое дело! – грубо ответил Селлвуд. – Будешь командовать, когда я передам тебе мои полномочия.
Холланд вернулся с Вальтером через несколько минут. Вальтер нес в руках противогаз Холланда.
– Как вы? – спросил Вальтер, садясь рядом с Селлвудом.
– Что нового у вас? – вопросом на вопрос ответил Селлвуд. – Не заговорил ли эфир?
– Нет. По-прежнему шум и треск. Больше ничего. Только шум и треск.
– Как ведут себя люди?
– По-разному, – ответил Вальтер. – Сенфорд мрачно философствует, женщины пытаются описать все случившееся, студенты Толя и Коля играют в карты, повар Омар с сыном начали готовить ужин…
– Как ты сказал? – перебил Вальтера Селлвуд. – Повар Омар? А это кто? Ты не ошибся?
Не успел Вальтер ответить, как сын Омара – его звали Ахмад – бросился вон из штольни, швырнув к ногам Селлвуда противогаз.
– Стой! – крикнул ему вслед Селлвуд. – Стой, болван!
Но Ахмад не остановился.
Воцарилось гнетущее молчание: все понимали, что случилось непоправимое.
Первым заговорил Глебов:
– Это первое следствие ваших угроз, – сказал он Селлвуду, – вашего неограниченного диктаторства. На словах, конечно, – добавил он. – Мы-то понимали, что от ваших словесных угроз до выстрелов из пистолета – непреодолимая дистанция. А это дитя пустыни, где слов на ветер не бросают, приняло ваши угрозы всерьез. И вот – погибло.
– Почему – погибло? Мы сейчас найдем его: он не такой дурак, чтоб убежать далеко. Вы сами ему объясните, почему надо вернуться. Если он не вернется, мы накажем его отца.
– За что? Вина сына ляжет на отца?
– Разумеется.
– Чепуха, Селлвуд: это логика иезуитов. Ахмад ее не поймет. Знает же он теперь только одно: свою вину он искупит добровольной смертью в пустыне. И все, Селлвуд, все!
– Увидим. Все наденьте противогазы, пожалуйста, – попросил он, протянув противогаз Ахмада Холланду. – А вы, мистер Глебов, научите меня, как произнести на языке Ахмада фразу: вернись, Ахмад, мы тебе все простили.
Селлвуд оказался хорошим учеником: перевод Глебова он запомнил с первого раза.
– А теперь попробуем найти беглеца, – сказал Селлвуд и направился к выходу из штольни. Все пошли за ним, надевая на ходу противогазы.
Поиски Ахмада, как и предсказывал Глебов, закончились безрезультатно. Час времени и какая-то часть шансов на выживание были потеряны.
– После завершения работ мы пошлем на поиски Омара и его оставшегося сына, – приказав прекратить поиски, сказал Селлвуд. – Уж они-то непременно его найдут, несчастного беглеца.
О том, что надо поступить именно так, Клинцов подумал еще до начала поисков, но почему-то не сказал об этом Селлвуду. Вероятно, потому, что пощадил его самолюбие, которое было уязвлено Глебовым. А может быть, пощадил свое: ведь Селлвуд мог и не согласиться с его мнением.
Вальтер занялся кабелем, а Глебов, Холланд, Клинцов и Селлвуд – водопроводом. Вальтер закончил свою работу быстрее, чем «водопроводчики», и присоединился к ним, когда они рыли канаву для шланга уже на подступах к штольне. С приходом Вальтера работа пошла заметно быстрее. Через полчаса водопроводный шланг, протянутый от помпы до штольни, был уложен в канаву и засыпан песком.
– Теперь проверим, все ли мы сделали ладно, – сказал Селлвуд, садясь у каменной горки, из которой торчал конец толстого прорезиненного шланга. – Запускай станцию, – приказал он Вальтеру, – и включи помпу.
Струя воды ударила Селлвуду в грудь с такой силой, что он закричал от боли, отскочил от шланга и замахал на Вальтера кулаком, требуя, чтобы тот немедленно уменьшил подачу воды.
– Шланг лопнет, черт возьми! – заорал он, когда Вальтер в ответ на его требование засмеялся. – Если лопнет шланг, я тебя пристрелю! Ведь другого шланга нет!
Вальтер бросился к реостату и снизил подачу тока на помпу. Вода из шланга потекла спокойной струей.
– Что дальше, мистер Селлвуд? – спросил Холланд, подставляя под струю ладони. – Мы можем теперь помыться, сбросить одежду и явиться в зиккурат в трусах?
– Нет, – ответил Селлвуд. – Мы должны теперь завалить вход в штольню. Иначе штольня станет прибежищем шакалов и насекомых. Хотя главный наш враг – не они, а радиация. Конечно, конечно, – махнул он рукой в сторону Глебова, собиравшегося возразить ему, – мы оставим лаз и не только для того, чтобы через него смогли выйти Омар и его сын. Кстати, как зовут оставшегося сына? – спросил он у Глебова.
– Саид.
– Хорошо, Саид. Тот – Ахмад, а этот – Саид. Так вот, мы оставим лаз не только для них, – продолжал Селлвуд. – Лаз понадобится для Вальтера, когда придет время дозаправить электростанцию горючим. Надеюсь, вы понимаете, что она останется по ту сторону завала, чтобы не отравлять воздух штольни выхлопными газами. Теперь о воздухе: когда мы завалим вход в штольню, никто не сможет сказать, на какое время хватит нам находящегося в ней воздуха и насколько он окажется чистым. Когда начнем задыхаться, разрушим завал: авось к тому времени радиационная обстановка улучшится…
Лаз же сделаем так: вырежем автогеном донья у одной из пустых железных бочек. Она-то и будет лазом в завале, который легко будет законопатить. Обложили камнями водопроводный шланг на участке предполагаемого завала, чтоб его не раздавило, притащили автогенный аппарат, вкатили пустую бочку из-под горючего.
– Подождите! – остановил Холланд Вальтера, когда тот подошел к бочке с зажженной горелкой. – Я вспомнил один случай, когда вот так же надо было вырезать автогеном дно в бочке из-под горючего. На стенках бочки осталось горючее. От нагрева в бочке образовались пары, которые взорвались и разнесли бочку. Автогенщик погиб.
– Спасибо, Джеймс, – похвалил Холланда Селлвуд. – Что ты предлагаешь?
– Надо насыпать в бочку песка, потом смочить его водой.
Предосторожность оказалась своевременной: стенки бочки были в мазуте. Очистили их с помощью все того же песка, положили бочку у входа и обрушили потолок, повалив подпорки. Завал оказался больше, чем ожидали. Пришлось раскапывать подход к лазу, то есть к бочке, не только изнутри, но и снаружи.
Вальтер перенес в штольню пусковой пульт электростанции, удлинив провода, соединявшие его со стартером. Подсоединил к этому же пульту включение водяной помпы на скважине.
– Кажется, все, – сказал он, вытирая подолом рубахи пот с лица. – Надо снова все опробовать.
– Давай, – разрешил Селлвуд.
Вальтер запустил электростанцию, затем включил помпу. Вода пошла не сразу, все пережили момент затаенной паники, а когда она пошла, бросились к струе и стали прыгать перед ней, дурачась, как дети. Но сил было мало, все быстро выдохлись. Да и Селлвуд приказал остановиться.
Все разделись. Одежду выбросили из штольни. Стали тщательно мыться под струей, не жалея воды, благо, что она вся тут же уходила в песок, не образуя лужи. Выжали трусы, причесались и, прихватив с собой фонари и противогазы, направились в глубь штольни, к зиккурату.
Мысль о том, что исполнен долг, не радовала и не согревала: возможно, что ценою их жизней куплена лишь временная безопасность укрывшихся в камерах зиккурата. Никто не будет спасен, лишь продолжительнее станет агония. Значит, ничего не добыто для жизни, труд был напрасен, и долг не исполнен. Хотя они старались. И совесть их должна быть спокойна. Но жизнь, черт возьми, все же следует отдавать за жизнь…
– Теперь – ожидание, – сказал шедший рядом с Клинцовым Селлвуд.
– Ожидание чего?
Селлвуд взглянул на Клинцова и не ответил.
Селлвуд, конечно, стар. Дряблокожий, сутулый, костлявый, как корова в бескормицу, давно облысевший, в старческих пигментных пятнах. Идет босиком, потому что вместе с одеждой выбросил и ботинки, припадает на обе ноги: черепки и песок колют ему ступни. В одной руке держит электрический фонарик, в другой – противогаз и пистолет.
– Зачем ты оставил пистолет, Майкл? Надо было выбросить, – сказал Клинцов.
– Пригодится, – коротко ответил Селлвуд. – Потому что самое трудное – впереди: нет философии выживания.
– О чем ты, Майкл?
Теперь нашей философией должно стать ожидание. Ожидание в атмосфере дружелюбия, взаимопомощи и надежды. Никто не должен падать духом и искать смерти для себя и для ближнего. Ты согласен?
Разумеется, Майкл, – ответил Клинцов.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Это была идея Клинцова: пробиться к нижней ступени зиккурата не с вершины холма, не через многометровую толщу земли и кирпичами, а сбоку, проложив к нему в мягком теле Золотого холма штольню. Работы по прокладке штольни длились более трех месяцев. День, когда штольня подошла к стене башни, был для всех большим праздником. Селлвуд тогда сказал, хлопая ладонью по кирпичам обнажившейся стены нижней башни зиккурата:
– Если за этой стеной что-то есть, Степан, ты станешь одним из славнейших археологов мира.
– А ты? Разве мы не вместе? – смеялся радостно Клинцов. – Ведь мы вместе, Майкл! Ты тоже станешь одним из славнейших археологов мира!
– Если за этой стеной что-нибудь есть. Давай пробьем ее, – предложил Селлвуд. – Это не так уж сложно: толщина стены – не более двух с половиной метров. И мы уже сегодня узнаем, что там.
– Нет, Майкл, – возразил Клинцов. – Ведь мы договорились, что войдем в башню через дверь, а не через пролом, что мы не будем разрушать то, что и без нас разрушено людьми или временем.
– Конечно, договорились. Но я сгораю от нетерпения!
– А я-то думаю: почему здесь так жарко? Оказывается, ты горишь, Майкл!
– Вдоль стены мы можем двигаться еще месяц или два, так и не обнаружив никакой двери: ведь тут сплошной обрушившийся кирпич.
– Селлвуд ошибся. Штольня подвела их к входу в башню уже через неделю. Раскопав вход, они оказались в глухой тесной камере, из которой никуда больше нельзя было попасть. Камера к тому же оказалась абсолютно пустой, если не считать горки истлевших собачьих костей в дальнем правом углу.
Это конура, – сказал Селлвуд. – Вот так открытие – нашли собачью конуру! Нет, я больше не могу ждать, Степан! Давай пробьем стену! Я требую!
– Майкл, – попытался успокоить его Клинцов. – Если это конура, как ты говоришь, то ведь она должна быть рядом с чем-то таким, что следовало охранять. Значит, рядом настоящий вход! В двух-трех метрах, не больше…
– Не верю. Я сейчас или разорвусь от нетерпения, или прошибу стену головой!
– Тогда уйди! – приказал ему Клинцов. – Немедленно уйди! Поброди по пустыне и успокойся. Я позову тебя, когда мы доберемся до настоящего входа.
До настоящего входа в башню они добрались через два дня. Это случилось три недели назад. Все эти три недели они обследовали обширный лабиринт камер и переходов нижней башни зиккурата, не найдя в нем пока ничего такого, что привлекло бы их внимание. Хотя уже само открытие лабиринта было значительным событием, которому больше всех радовался Сенфорд, архитектор.
Лабиринт привел их к жертвеннику – большому плоскому камню, поставленному у колодца. Помещение, в котором были жертвенник и колодец, оказалось самым большим из всех, которые удалось обнаружить. На дне колодца, вырытого в центре пола, лежали крупные неотесанные камни. В щелях между камнями была пережженная земля.
Повар Омар превратил жертвенник в разделочный стол. На него же он поставил примус, на который водрузил большую кастрюлю. Примус шипел. Из кастрюли распространялся запах макарон. Кухарить Омару помогал его сын Саид.
Селлвуд, Клинцов и Глебов – последний в качестве переводчика – пришли к Омару чтобы сообщить ему о пропавшем Ахмаде.
– Старик, ты должен выслушать нас спокойно, – сказал Омару Селлвуд. Глебов перевел: «Омар, слушай нас и отвечай нам спокойно: от этого разговора с мистером Селлвудом зависит судьба твоего сына Ахмада».
– Почему у вас получилась такая длинная фраза? – спросил у Глебова Селлвуд. – К тому же вы произнесли, я явственно это слышал, имя Ахмад, которого я еще не произносил.
– Вам показалось, – ответил Глебов без тени смущения.
– Ну, хорошо, – поморщился Селлвуд. – Все же переводите сказанное мной без извращений. Итак, я продолжаю. Переводите: ваш сын и вы нарушили мой приказ, следствием чего явилось то, в чем мы неповинны.
Глебов перевел: «Ваш сын убежал в пустыню, когда мистер Селлвуд узнал его. Мы искали его целый час, но не нашли».
– Все перевели? – спросил Селлвуд.
– Да, – ответил Глебов.
– Тогда продолжайте: ваш сын Ахмад, боясь быть разоблаченным в своем проступке, скрылся в пустыне. Мы его долго искали, обещая ему наше прощение, но он не откликнулся. Долго находиться в пустыне – опасно для жизни. Поскольку проступок сына является одновременно и вашим проступком, старик, вы сами теперь попытайтесь спасти сына. Вы отправитесь в пустыню искать его.
«Ахмад, наверное, боится нас, – перевел Омару Глебов. – Вы сами должны найти его и привести сюда: долго оставаться в пустыне – смертельно опасно».
– Мистер Селлвуд не станет его наказывать? – спросил Омар.
– Нет, – ответил Глебов.
– О чем он спрашивает? – поинтересовался Селлвуд.
– Можно ли немедленно отправиться на поиск.
– Это надо сделать немедленно. Но, – поднял кверху палец Селлвуд. – Но я еще не все сказал. Второй мой приказ заключается в следующем: ни здесь, ни в других помещениях, ни в штольне отныне не разрешается разводить огонь, так как он в огромных масштабах пожирает кислород, который необходим нам для дыхания. Пользоваться только электрическими фонарями. Но этот ужин пусть он доварит – так уж и быть, побалуемся горячим ужином в последний раз.
– Доваривать ужин остался Саид. Омара, снабдив его противогазом и фонарем, выпустили через лаз из штольни. Ужинали у жертвенника.
– Словно боги, слетевшиеся на жертвенную снедь, – сказал Сенфорд.
– Не забудьте, что у вас за спиной колодец, – напомнил ему Селлвуд, – не свалитесь туда, уважаемый бог.
– Кстати, для чего здесь колодец? – спросил Сенфорд. – Судя по всему, в нем никогда не было воды. Да и не колодец это вовсе, а скорее яма, вырытая под фундамент. Слушайте, Селлвуд, а не стояла ли на месте колодца на прочном основании статуя какого-нибудь бога, для которого был сооружен и этот жертвенник?
– Возможно, – ответил Селлвуд.
– И какой это был бог?
– Я и сам хотел бы знать это, но кто скажет, какой это был бог?
– Вы не о том говорите, – сказала Жанна.
– Возможно, – согласился Селлвуд. – Но потом мы ничего не знаем. Отныне наш удел – ожидание. Только ожидание.
Накормив всех ужином, из штольни на поиски брата вслед за отцом отправился и Саид. До лаза его проводил Вальтер.
– Что там видно, что там слышно? – спросил Вальтера Сенфорд, когда тот возвратился.
– Ничего, – ответил Вальтер. – Я из штольни не выходил: так было приказано.
– Ах, какие мы дисциплинированные, когда дисциплина прикрывает наши пороки! – съязвил Сенфорд.
– Какие пороки? – вспылил Вальтер. – Говорите до конца!
– Ну, например, нелюбознательность. Это большой порок, – кривясь в усмешке, ответил Сенфорд. – И еще постоянная забота о том, как бы не повредить себе, если высунешься… в данном случае – из штольни…
Вальтер шагнул к Сенфорду и ударил его по лицу.
– Все были ошеломлены поступком Вальтера, хотя, кажется, никто не пожалел Сенфорда. Даже Селлвуд не сразу нашел, что сказать. И лишь когда Сенфорд, упавший от удара Вальтера, поднялся на ноги и бросился на Вальтера с кулаками, смешно, петушком, подпрыгивая на своих тонких ногах, вопя что-то бессвязное, Селлвуд выстрелил в потолок, шарахнулся в сторону от кирпичных осколков, вышибленных из потолка пулей, и закричал:
– Прекратите! Разведу по карцерам!
Коля и Толя разняли дерущихся. Коля держал Сенфорда: он был такой же маленький и тощий, как Сенфорд, Толя, в котором, как однажды выразился Владимир Николаевич, была сила неоколесная, мыча, прижал к стене Вальтера, с трудом его удерживая.
– Прекрасно, – похвалил студентов Селлвуд. – Будете при мне выполнять роль полицейских.
– Милиционеров, – подсказал Владимир Николаевич.
Хорошо, милиционеров, – согласился Селлвуд. – А теперь отпустите драчунов. Надеюсь, они уже успокоились. И пусть они подойдут ко мне.
Сенфорд и Вальтер подошли к Селлвуду, который присел на выступ фонарной ниши, стали рядом.
– Извинитесь друг перед другом, – потребовал Селлвуд.
– Никогда! – выкрикнул Сенфорд.
– Извините, мистер Сенфорд, – сказал Вальтер, поклонившись в его сторону.
– Никогда! – еще сильнее закричал Сенфорд. – Бош проклятый, немчура, солдафон! Я тебя ночью зарежу!
– Сенфорда вон в ту камеру, – приказал студентам Селлвуд. – Втолкните его туда и заложите вход кирпичами.
– Я и вас зарежу! – стал вырываться из рук студентов Сенфорд. – Всех перережу!
– Отпустите его, – посоветовал Селлвуду Клинцов. – У него обыкновенная истерика. Дайте ему воды.
Студенты отпустили Сенфорда. Миссис Селлвуд поднесла ему кружку воды. Сенфорд жадно и долго пил воду, тер губы рукой, упорно смотрел в угол и, наконец, сказал, повернувшись к Вальтеру Шмидту:
– Извините, Вальтер. Я не знал, что вы дикарь, что на словесную шпильку вы отвечаете кулаком.
– Ладно, отойдите от меня, – замахал на Сенфорда и Вальтера руками Селлвуд. – Надоели! Отойдите!
– Тебе тоже принести воды, Майкл? – спросила мужа миссис Селлвуд.
– Ах, Дениза, – вздохнул Селлвуд. – Если бы ты только знала, как я устал. Где наши апартаменты? Веди меня. Я смертельно устал.
Селлвуд, как про себя отметил Клинцов, употребил слово «смертельно», совсем не подумав о том, что теперь оно звучит совсем иначе, чем прежде.
– Надо дождаться возвращения Омара, – напомнила мужу миссис Селлвуд. – Возможно, что еще понадобится твое вмешательство, Майкл.
– Да, да. Возможно, – согласился Селлвуд и откинулся в нишу, словно на спинку кресла, скрестив руки на груди. – Подремлю, однако, – сказал он, закрывая глаза. – Сил нет, Дениза.
– Хорошо, я разбужу тебя, когда вернутся Омар и Саид, – сказала Дениза и села на пол у ног Селлвуда. – Здесь хорошо уже тем, что нет комаров и скорпионов, – добавила она. – И не так душно, как там. Правда, я ощущаю запах тления.
– Пахнет из ямы, – отозвался на ее слова Сенфорд. – Вероятно, туда сбрасывали потроха жертвенных животных и сливали их кровь. Они гниют и пахнут.
– Чепуха! – ответил ему Клинцов. – Никакие потроха не могут пахнуть тысячу лет.
– А потроха Сенфорда непременно пахли бы, – вставил свое слово Вальтер.
– Уймитесь, – попросила Вальтера Жанна. – Будем щадить нервы друг друга. Они нам еще понадобятся.
– Для чего понадобятся? Что вы хотите этим сказать, миссис Клинцова? Что у нас впереди – испытание пострашнее? – забросал Жанну вопросами Сенфорд.
– Вы все время болтаете, Сенфорд, потому что вам страшно, – сказала Жанна. – Мне тоже страшно, но я молчу: щажу других.
Клинцов подошел к сидящему у стены Холланду и сел рядом. Тень от абажура электрической лампы, стоявшей на алтаре, закрывала этот угол. Холланд выбрал его именно поэтому. Сидел и дремал.
– Не помешаю? – спросил Клинцов.
– Самую малость. Как раз сон видел. Не помню что. У вас вопрос?
– Да. Как ведет себя счетчик Гейгера здесь, в лабиринте?
– Спокойно. Здесь – спокойно. Но кислорода – при условии, что мы закупорены герметично, что мы не будем по нескольку раз в день открывать лаз в штольню – по моим подсчетам, хватит ненадолго. Вместе с наружным воздухом сюда врывается поток радиоактивной пыли, то есть нельзя открывать лаз. Нас можно вытащить отсюда только на вертолете. Всякая попытка передвижения по земле будет смертельно опасной и через несколько месяцев. Но нам отпущено гораздо меньше. Если базы нет, если она уничтожена, то ни из какой другой точки нас вертолетом не достать. И вот что я еще думаю, – помолчав, добавил Холланд. – Если эта катастрофа обширна и серьезна – там паника, там о нас никто не вспомнит. А когда вспомнят, решат, что мы уже погибли: ведь никто и предположить не сможет, что мы ушли в холм. Вам ясна моя мысль?
