Текст книги "Огонь сильнее мрака (СИ)"
Автор книги: Анатолий Герасименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)
– Баззи! Ты кого привел!
– Лежите, мамаша! Говно ваше убирать буду! Лежите уже!
– Баззи!
– Мамаша, сука-вошь!
– Баззи! Ты кого...
Миазмы усилились. Джон отдал наручники Джил.
– Пойдем, что ли, – буркнул он. Джил кивнула, спрятала наручники и, хрустя песком по немытому полу, ушла на лестницу. Джон воровато оглянулся. Из закутка неслись причитания Клифорта и вопли его мамаши. На полке уныло светилась керосиновая лампа с захватанным, треснутым стеклом. Со стен лоскутами свисали доисторические обои. Здесь больше некого было побеждать.
Выйдя, он плотно затворил дверь. Они в молчании спустились на улицу и медленно зашагали по переулку, распугивая крыс, направляясь к свету фонарей и редким пьяным выкрикам. Небо было темным, беззвёздным, воздух напитался влагой и пах дождем: хорошая ночь для сыщика, для того, кто следит, затаившись, в темноте. Джон никак не мог избавиться от ощущения, что Баз и его полоумная мамаша ещё рядом – высокий сиплый голос, казалось, зудел над ухом, и вонь нечистот словно забилась в складки одежды. Но, когда они подошли к ярко освещенному пабу, из дверей вывалился человек со скрипкой, хохотнул, взбрыкнул ногами и стал, отплясывая, пиликать «Дюжину склянок». Он страшно врал мотив, кривлялся и чуть не падал от выпитого. На лице его застыла блаженная улыбка. Джон невольно засмотрелся на скрипача, а тот поймал его взгляд, подмигнул, дурашливо поклонился, отведя в сторону руку со смычком, и начал другую мелодию, кажется, «Пэгги Пай». Дверь паба распахнулась вновь, скрипача ухватили за рукав и затянули внутрь. Джон и Джил переглянулись, и Джил хмыкнула, а Джону вдруг отчего-то стало легче.
Потом они долго шли по набережной. Внизу плескалась черная вода. Джил взяла Джона под руку, и они, не сговариваясь, зашагали в ногу. Подходя к дому, Репейник увидел, что сквозь занавески в гостиной пробивается свет. Вспомнил: не погасил впопыхах лампу.Окно светилось очень уютно, по-домашнему, обещая скорое тепло, постель и ужин да, еще ужин. Обязательно чего-нибудь пожрать надо, подумал он, а то весь день бегаю, как таракан, и только один раз облаков пожевал... Кстати, может, это оно и есть, счастье? Идешь домой, рядом – девчонка, впереди – покой. Ненадолго, конечно, всего до утра, а утром беготня начнется по новой, но, похоже, счастье – вообще штука короткая. Вот и Найвел подтвердит. Заряд в шкатулке, поди, вот-вот закончится, а с ним закончится и счастье Найвела, да и сам Найвел. Что ж, свой выбор он сделал, когда остался.
– Интересно, как они там, – вслух произнес Джон. Он не ожидал, что Джил ответит, но совсем не удивился, когда та сказала:
– Это уж никто не знает.
Я знаю, подумал он. Они там счастливы, как последние дураки. Шкатулка дождалась своего глупца... И я сейчас, пожалуй, счастлив, и тоже – как последний дурак. Только жрать охота.
– Придем – яишню сготовлю, – отозвалась Джил, и Джон опять совсем не удивился.
Поев, они легли спать.
Конец второй истории
История третья. Великий Моллюск
Джон ненавидел опаздывать. Перед тем как выехать, он целое утро провел над картой, дважды объяснил дорогу сонному кучеру, заплатил вперед – словом, всё сделал, чтобы прибыть к дому заказчика пораньше, минут за десять до встречи. Пока коляска ехала по дороге среди болотистых лугов пригорода, Джон выглядывал из окна, сверяясь с заранее намеченными ориентирами: тут хрустальный шпиль зарядной башни, здесь – озерцо, там – древняя церковь Хальдер. Наконец, когда приехали, вышел у кованых ворот, сравнил табличку с записью в блокноте: «Хонна Фернакль, меценат». Элегантное движение руки (долго же пришлось этому учиться) – и кэбмен остаётся ждать, а Джон бодро идет извилистой липовой аллеей, с минуты на минуту ожидая увидеть особняк хозяина.
И вот уже пробило двенадцать, а Репейник все топал по хрустящей гравийной дорожке, осыпаемый липовым цветом и провожаемый криками соек. Аллея была создана отнюдь не для пеших прогулок. Предполагалось, что гость, подъехав к воротам, не будет легкомысленно прощаться с кучером, да и вообще не вылезет из коляски, а, дождавшись, пока откроют ворота, покатит дальше, любуясь облачной зеленью липовых крон. Или, скажем, перебросит рычаг трансмиссии и, весь окутанный седым паром, въедет в ворота на рокочущем мобиле с позолоченным котлом. Лошадь, думал Джон, нахлобучивая шляпу на лоб, проскакала бы всю аллею за минуту. Да чего там, даже мобиль минут за пять допыхтел бы…
Аллея повернула, и Джон увидел особняк. В последнее время стали модными дома «под старину»: массивная кладка, вымоченные в морской воде плиты облицовки, скульптура на крыше – непременно с отбитым носом или без рук, словно пострадала при бомбардировке. Дом, перед которым стоял Репейник, был взаправду старым. От него веяло холодом времени. Он пах, как древняя скала: мхом, плесенью и вечной каменной жизнью, которая скучней самой смерти. На крыше не было скульптур – только два почерневших щербатых дымохода. Черепица не отличалась цветом от стен, а стены не отличались цветом от земли. Дом подавлял все живое, довлел над местностью, умерщвлял разум. Лужайки перед современными домами обычно бывали выстрижены, как темя новобранца; здешняя лужайка, казалось, выглядит аккуратно просто оттого, что трава боится расти.
Джон снял шляпу, пригладил волосы и присмотрелся к дверному молотку. Бронзовая колотушка смотрела хищно: не то рыба, не то зверь, вся в завитушках и с открытой зубастой пастью. Чтобы постучать молотком, надо было сунуть руку зверюге прямо в пасть и взяться, судя по ощущениям, за язык. Репейник постучал. Тут же, словно Джон привел в действие потайной механизм, дверь открылась, на удивление легко и без малейшего скрипа.
За дверью стоял высокий старик. Он держался прямо, расправив широченные плечи и гордо подняв голову, как в молодые годы, когда, наверное, был могуч и крепок, словно гранитный памятник. Но грудь его, затянутая в белый сюртук, была впалой, и в руке старик сжимал трость. Глаза он прятал за большими очками с дымчатыми стеклами. Старик протянул огромную ладонь и сказал:
– Хонна Фернакль. Покой вам.
– И вам покой, – отозвался Джон, пожимая руку. – Джонован Репейник, частный сыщик.
Как-то Джон зашел на выставку современных машин и там, среди прочего, нашелся автоматон – движущийся агрегат, доподлинно похожий на человека. Агрегат был способен произнести несколько фраз о погоде, снять в знак уважения к публике шляпу с медной блестящей головы, мог станцевать коротенькую мазурку и пожать кому-нибудь руку, если найдется на такое пожатие доброволец. Джон, ради интереса, протолкался к автоматону сквозь толпу зрителей и вложил пальцы в стальное подобие человеческой ладони. Сейчас, здороваясь с Хонной Фернаклем, он ощутил то же, что и тогда, на выставке: касание механизма огромной мощности, способного раздавить хрупкие человеческие косточки, точно сырое яйцо. Только исключительно точная настройка останавливала смертельную хватку, вымеряя силу, достаточную для крепкого пожатия. Настройкой выставочного автоматона занимались создавшие его инженеры; настройку Хонны Фернакля проводил сам Хонна Фернакль. Это немного… настораживало.
Вот что настораживало еще больше:
СЫЩИК ОЖИДАНИЕ ВОЗМОЖНОСТЬ СИЛА ВОЗМОЖНОСТЬ ТОРОПИТЬСЯ ВРЕМЯ ОЖИДАНИЕ ТАЙНА
У всех мысли текут, как река, и Джон, прикасаясь к людям, всегда чувствовал себя пловцом, который ищет нужное течение. С Хонной было не так. Образы нахлынули на Джона разом, единой лавиной: нечто подобное Репейник встретил однажды, когда читал шизофреника в больнице. У того в голове словно бушевал смерч, ревущий вихрь бреда. Джон еле вынырнул тогда из этого вихря, заплатив за контакт жестокой мигренью. Совсем по-другому обстояло дело с Хонной: его ум был словно водопад, прозрачный и стремительный. Он оглушал и увлекал за собой, но не вызывал страха. Кроме того, Хонна, казалось, был начисто лишен эмоций, и, разорвав контакт, Джон с удивлением понял, что у него не болит голова.
– Без помех добрались? – спросил Хонна, отступая вглубь дома.
Джон прошел внутрь.
– Благодарю, – сказал он. – Отличная у вас аллея.
Хонна степенно кивнул.
– Липы еще при отце сажали, – сказал он. – Отец уж тридцать лет как почил. А липы – стоят.
Убранство холла было строгим. Пара картин, глядящих друг на друга с противоположных стен; развесистая люстра под потолком, разрисованным облаками; задумчивые женские статуи по углам. Из холла на второй этаж вела лестница шириной с хорошую дорогу. Фернакль поднимался, касаясь рукой перил.
– Служанки в город отправились с утра, по магазинам, – сообщил он, преодолев верхнюю ступеньку. – Прошу простить, хозяин из меня никакой…
– Ну что вы, – сказал Джон.
Вслед за Фернаклем он прошел по узкому коридору, отделанному шелковыми красными обоями. В конце коридора Хонна тростью распахнул дверь, и они вошли в маленькую комнату. Обои здесь были весёленькими, в мелкий синий цветочек.
– Мой кабинет, – сообщил Хонна. – Берлога, так сказать, холостяка…
Первое, что увидел Джон – жаркий камин. Напротив камина раскинулись массивные кожаные кресла, а между креслами стоял утлый журнальный столик, накрытый для чаепития. Вдоль стен до самого потолка высились шкафы, полные книг. Когда-то мать учила Джона, что, войдя в чужой дом, прежде всего надо смотреть на книжные полки: так быстрей можно составить мнение о хозяевах. Библиотека Хонны Фернакля стоила того, чтобы на неё взглянуть. Здесь были древние фолианты с облезлыми золотыми литерами на лохматых корешках; рядом, как гвардейцы на параде, теснились собрания классиков в одинаковых мундирах-обложках; строгие университетские издания соседствовали с разукрашенными сериями беллетристики. Отдельный шкаф занимала периодика: стопки подшивок с хитрыми шифрами.
– Изволите чаю? – спросил Хонна. Он стоял у столика, держа в руках пузатый фарфоровый чайник.
Джон оторвал взгляд от частокола корешков с золотым тиснением.
– У вас тут «Энциклопедия оружейного дела», – сказал он. – Редкая вещь, особенно в наших краях. Чай буду, спасибо.
Хонна улыбнулся. У него было лицо, будто слепленное на заказ талантливым скульптором – породистое, с крупными чертами. Если он улыбался, то получалась настоящая улыбка, широкая и щедрая. Никаких кривых ухмылочек, никаких усмешек.
– Это из Национальной библиотеки Твердыни, – сообщил он. – Работал у меня один эмигрант. Профессор, образованный человек, а занимался… – он сделал паузу, словно подыскивая слово, – подёнщиной. Тогда, после войны, с материка бежало много людей. У них начался голод, думали – здесь преуспеют. А что здесь? Богиня умерла, в стране разруха. Ученые и вовсе оказались не у дел... Я нанял его садовником. Так вот, из всего имущества этот изгой взял с собой за границу только энциклопедию. Двадцать пять томов. Предлагал за бесценок. Мне жаль стало: ученый муж, всё-таки. Но книги-то хороши! В общем, договорились: он мне – книги, а я ему снял комнату в пригороде на первое время. Сейчас читает лекции в Дуббинге. До сих пор переписываемся.
Джон покивал. Что ж, меценат – это не только тот, кто вкладывает деньги в науку, но и тот, кто об этом много говорит. Кому охота быть анонимным благодетелем? Он еще раз присмотрелся к осыпавшимся золотым буквам на корешках, а, когда повернулся, Хонна уже разлил чай по чашкам.
– Присаживайтесь, – предложил меценат. – Стоя лишь… (опять пауза) приказчики беседы ведут.
Джон погрузился в кресло, сделал глоток и приготовился слушать. Все-таки надо снять нормальную контору для встреч с клиентами, подумал он мельком. Не дело вот так шататься по чужим домам. Впрочем, нынешний заказчик – важная птица, вряд ли согласился бы куда-то ехать… Хонна, держа чашку, медленно сел напротив. Он не спешил пить, а только хмурился, ощупывая чашку, будто пытался найти трещину в фарфоре. Наконец, заговорил:
– История моя непростая. Начну вот с чего. Я – человек, сочувствующий науке. Даже готовый на некоторые денежные траты, если таким образом можно… поспособствовать научному прогрессу. Абсолютно безвозмездно.
Он поднял брови, ожидая, что скажет сыщик. Джон сделал каменное лицо и кивнул, ожидая продолжения.
Хонна пригубил чай и поставил чашку на столик.
– Лет десять назад я созвал группу молодых ученых. Меня, видите ли, интересовали некоторые изыскания в области медицинской химии. Что то были за изыскания – сейчас неважно, да и объяснить будет трудновато.
«Чего там объяснять, – подумал Джон. – Старость подкатила, захотелось пожить подольше. Занялся поиском омолаживающего зелья. Или с потенцией были трудности, возжелал былой силы. А теперь рассказать-то неловко».
Вслух он ничего не произнес, а только кивнул еще раз.
– Они долго трудились, – говорил Хонна. – Я их не понукал, тем более что результаты были, м-м… впечатляющие. Средства вложил немалые, но результаты… да. Словом, у них начало получаться.
«Поди ж ты, – подумал Джон, – Получаться начало. Может, он поэтому таким здоровяком выглядит?»
– Ни в чём им не отказывал. Лабораторию устроил прямо здесь, на цокольном этаже. Вложил действительно немалые деньги. Весы, анализаторы газов, вакуумные насосы, экстракторы… Да что там, всего не перечислишь. Пришлось брать лицензию – на холодильник, к примеру. Обычного ледника им не хватало, пришлось заказывать магический… (пауза) хладагент. Без лицензии владеть такой диковиной– преступление.
Джон снова кивнул. Хонна взял чашку и в три глотка допил чай. Со стуком поставив чашку, он закончил:
– А три дня назад мои подопечные исчезли. Сбежали вместе с лабораторией.
– Как это – с лабораторией? – нахмурился Джон.
– Забрали приборы, – пояснил Хонна. – Ночью, как грабители. Прихожу с утра – а подвал пустой. Унесли всё, до последнего фильтра. Подозреваю, что добились, наконец, решительного успеха… и решили не отдавать мне конечный продукт.
Джон прочистил горло.
– Как я понимаю, моё дело – найти ученых и передать в ваши руки?
Хонна нахмурился:
– Прежде всего – приборы. И, конечно же, результаты опытов. Журналы, записи экспериментов, отчёты. Полагаю, смогу найти энтузиастов, которые завершат начатое. Прежним своим, гм… сотрудникам… я больше не доверяю. Так что главная цель – узнать, куда они увезли лабораторию.
Джон покачал головой.
– Это всё очень любопытно, – сказал он, – но, чтобы найти лабораторию, надо найти людей. Боюсь, если вы не скажете, чем занимались ваши сотрудники, искать их будет весьма сложно.
Хонна долго молчал, задумчиво трогая подбородок.
– Нет, – ответил он наконец. – Сказать этого не могу. Видите ли, господин Джонован… Знание предмета исследований вам не поможет. Верней, поможет, но только в том случае, если воры попытаются кому-нибудь продать… то, что получилось. В таком случае они, разумеется, обнаружат себя, и вы сумеете взять след. Но они не будут ничего продавать. В этом я уверен. Больше того: уверен, что они постараются сохранить исследования в тайне.
Джон открыл было рот, но Хонна подался вперед и положил на стол широкие ладони.
– Они оставят открытие себе, – сказал он негромко, – потому что не захотят ни с кем делиться.
Джон позволил себе вежливо улыбнуться:
– Что же у них там? Эликсир долголетия?
– Лучше, – сказал Хонна без улыбки.
Джон негромко хмыкнул.
– Давайте так, – предложил он. – Вы покажете, какие у вас есть зацепки по делу, а я решу, браться или нет.
– Достойные слова, – с удовлетворением сказал Хонна – Там, рядом с вами, на полке лежат бумаги. Можете ознакомиться.
Джон потянулся к шкафу, взял коричневую папку, развязал тесемки и стал просматривать материалы. Бумаг оказалось предостаточно. Собственно, «зацепками» эти документы назвать было мало: перед Репейником лежали подробные личные дела, заведенные на учёных. Одинаковым почерком с крупными округлыми буквами перечислялись имена, фамилии, даты рождения и адреса. Документы написали под копирку: буквы были бледными и легко смазывались. Отдельной стопкой шли портреты – гравюры размером с восьмушку листа. С портретов глядели на Репейника строгие мужчины. Многие носили бороды – это Джон отметил сразу; правда, от бороды легко можно избавиться. Крупных родинок или шрамов не наблюдалось, да и сами лица казались чем-то неуловимо похожими. Видать, гравер был невеликого таланта. И всё-таки, иметь такие портреты было намного лучше, чем не иметь вообще ничего.
– Неплохо, – резюмировал Джон, закончив смотреть. Ученых он насчитал двадцать четыре человека. Чего бы ни касались исследования мецената, он вёл их с размахом.
– Но и не так хорошо, как хотелось бы, – возразил Хонна. – Имена они, скорей всего, взяли новые, облик постарались изменить, а дома, пожалуй, побросали. Могли и… (пауза) ловушки оставить.
– Полагаете, они настроены так серьёзно? – недоверчиво спросил Джон.
– Полагаю, они настроены очень серьёзно, – сказал Хонна.
Джон покивал, уставясь в папку невидящим взглядом. Дело приобретало интригующий оборот. Нет, подумал он, не эликсир долголетия они там открыли. Что-то другое, слишком ценное... слишком нехорошее. Стоп, да неужели…
Он с сожалением посмотрел на Хонну.
– Господин Фернакль, – сказал он, – если ваши подопечные придумали какой-то новый дурман, вроде опия, то я – пас.
Меценат слабо улыбнулся:
– Почему? Вы больше не работаете в Гильдии. Можете заниматься чем угодно.
– Именно потому, – парировал Джон. – Мне категорически не угодно впутываться в такие дела. Один раз начнёшь – всю жизнь не отмоешься.
– Приятно иметь дело с человеком строгих принципов, – сказал Фернакль.
Джон ничего не ответил. Он аккуратно собрал бумаги, сложил обратно в папку и завязал тесемки. Хонна немного поиграл тростью, рисуя на ковре вялые узоры каучуковым наконечником.
– Нет, – сказал он. – Это не дурман. Это магический состав. Я… занимаюсь самосовершенствованием. Знаете, есть источники… Старинные труды.
Меценат был явно смущён.
– Поймите, – с трудом проговорил он, – кто-то именует это суеверием, кто-то – розыгрышем, но… я верю, что человек может приблизиться по могуществу… к тем, кто нас покинул во время войны.
Джон медленно кивнул. Вот, значит, как. Он слыхал об энтузиастах, желавших обрести могущество богов. Ходило поверье, что люди, ступая по пути духовного роста, могут обрести магические силы, долголетие, умение принимать облик волшебного чудовища – в общем, стать ровней мертвым ныне богам. При этом существовало множество школ и группировок, каждая из которых предлагала свои методы для достижения результата. Методы были самые разные: от поста и ежедневных медитаций до массовых оргий. Каждый выбирал то, что ему подходило, сообразуясь с наклонностями и толщиной кошелька. Самым дорогостоящим (и рискованным) способом были магические эксперименты. Что ж, Фернакль мог себе позволить недешёвые причуды. В том числе – нанять две дюжины шарлатанов, которые за немалые деньги станут в поте лица составлять волшебное зелье. Интересно, что за «решительный успех», о котором он говорит? Скорей всего, Хонне всё же подсунули какой-нибудь дурман, отчего старику на время показалось, что он летает и дышит огнем. А пока меценат валялся в бреду, горе-исследователи сбежали. Видать, чуяли, что терпение хозяина на исходе. Сколько там они ему голову морочили? Десять лет? Пора бы и честь знать. Зря только они оборудование сперли. Скромней надо быть, скромней.
Хонна блеснул очками; вид у него был смущенный и в то же время вызывающий. Репейник пожал плечами:
– В таком случае, никаких проблем. Сегодня же начну поиски.
Фернакль расслабился, почти незаметно глазу: чуть смягчилось лицо, склонилась голова.
– Превосходно.
– Вы позволите? – Джон похлопал по туго набитой папке.
– Берите, конечно.
Джон встал и сунул папку подмышку.
– Надо бы взглянуть на лабораторию, – сказал он. – То есть, на место, где она была.
Хонна тоже встал и шагнул к двери:
– Пойдемте.
Комната, в которой шарлатаны проводили свои «исследования», была в подвале. Верней, на цокольном этаже – язык не поворачивался назвать огромное, залитое светом помещение тесным словом «подвал». Два десятка ярких газовых рожков, гладкий бетонный пол, высокий потолок, громадная вытяжка посредине. Собственно, одна вытяжка и указывала на то, что здесь когда-то занимались химией: в огромном зале, где запросто мог разместиться паровоз, было пусто, хоть шаром покати.
– Да, – сказал Репейник, изучая голые стены, – вынесли всё подчистую. Когда, говорите, они исчезли?
– Три дня назад. Если быть точным, пятого числа.
– А почему сразу не обратились в поли… – Джон осекся. – М-да. Прошу прощения.
Хонна развел руками.
– Первый день я потратил, пытаясь связаться с ними. Не хотел, как говорится… (пауза) стирать грязное бельё на людях. У нас были особые приборы для скорых вызовов. Полагаю, вы такие видели.
Джон кивнул. «Банши», «глазок», «эхолов». Как же, видели, «глазок» – волшебную линзу – как-то раз даже держали в руках. Магическая связь на расстоянии была запрещена законом и каралась конфискацией устройства связи, а также тюремным заключением. Которое, впрочем, могли заменить каторгой. Согласно решению суда.
– …Но, увы, никто не ответил, – продолжал меценат. – Тогда я решил воспользоваться вашими услугами. Навёл справки, узнал, что вы отлучились, но должны вот-вот вернуться. Я обождал, а, как только узнал, что вернулись – послал весточку.
– А почему ждали именно меня? В Дуббинге полно хороших сыскарей.
– У вас исключительная… репутация, – ответил Хонна. Вид у него при этом был такой, словно он сказал «Вы исключительно ловкий шулер». – Находите выход там, где остальные терпят поражение.
«Что-то знает, – мелькнуло в голове у Джона, – или догадывается. Впрочем, ну его к богам. Догадываться может сколько угодно». Он обошел зал, постукивая по стенам (на всякий случай), заглянул в вытяжку (а мало ли), осмотрел закопчённый потолок (неодобрительно при этом хмурясь). Какое-то время он провел, ползая на четвереньках и рассматривая в огромную лупу пыль на бетоне. Словом, Джон совершал те ненужные, но выглядящие значительными действия, которые заказчики считали обязательными для сыщика экстра-класса. Этому он научился еще в Гильдии. Сыщик должен уметь работать на публику. Если, получив задание, сразу отправишься его выполнять, того и гляди, вызовешь недоверие клиента. А так – стены выстучал, в лупу поглядел, брови нахмурил. Всё, как в книжках. Впрочем, Хонна этого спектакля словно и не заметил: стоял посреди зала, опустив голову и раздумывая о чём-то своём.
Пряча лупу в карман сюртука, Джон произнес:
– Что ж, осмотр можно считать завершённым. Стоит заняться поисками, да поскорей.
– Отменно, – сказал Хонна. – Позвольте вручить задаток.
Он вытащил из-за пазухи конверт – очень пухлый – и протянул его Джону. Репейник спрятал конверт в карман, не открывая.
– Пойду, – сказал Джон.
– Давайте провожу, – предложил Фернакль.
Вдвоём они поднялись обратно в холл. Даже восходя по лестнице, Хонна почти не опирался на трость, а только вёл рукой по перилам. Статуи, прятавшиеся по углам, печально взирали на сыщика, пока тот шел к выходу. Толкнув дверь, Джон обернулся.
– Как только что-нибудь найду, сразу дам знать, – сказал он и протянул руку.
– Вы – желанный гость в любое время, – ответил Хонна, но руку подавать не спешил.
– Всего доброго, – сказал Репейник, опуская ладонь и отступая на шаг.
– Буду вас очень ждать, – сказал Хонна и лишь после того протянул ладонь, причём не Джону, а куда-то в воздух, туда, где был бы Джон, не сделай он шаг назад. Лицо за тёмными очками оставалось неподвижным.
Хонна был слепым.
Джон смутился и одновременно почувствовал досаду оттого, что сразу не заметил очевидного. «А я-то спектакль в подвале разыгрывал, – мелькнула мысль. – Стыд какой».
– Простите, – сказал он и пожал протянутую руку.
ТЕБЯ НЕ ВИЖУ НО ЗНАЮ КТО ТЫ НЕ ВИЖУ НО ЗНАЮ ПОКОЙ ТЕБЕ ПОКОЙ
Джон пошатнулся и разжал пальцы. Поток оглушил сильней, чем в прошлый раз. Хонна слегка улыбнулся.
– Поэты говорят, человек способен найти защиту от всего на свете, кроме несчастной любви, – произнёс он. – Надо только знать, от чего защищаться.
Джон помотал головой.
– Откуда вам известно… – начал он.
Хонна поднял брови:
– У каждого – свои таланты. Одни знают, как читать мысли. Другие знают, кто читает мысли.
Джон стиснул челюсти. Что ж, рано или поздно это должно было произойти.
– Я с почтением отношусь к чужим тайнам, – сказал Хонна. – Надеюсь, не я один. В ходе поисков, Джонован, вы можете узнать немало интересного. Возможно, испытаете… искушение кому-то рассказать о том, что узнали. Полагаю, вы справитесь с таким искушением.
Джон кивнул, стараясь оставаться спокойным.
– Конечно, – сказал он. – Конечно.
