Текст книги "Собрание сочинений в 8 томах. Том 4. Правовые воззрения А.Ф. Кони"

Автор книги: Анатолий Кони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

Затем нам говорят, что допущение женщин к юридической деятельности будет предрешением общего вопроса о занятиях женщин по государственной службе. Но здесь, очевидно, недоразумение, потому что под государственной службою разумеется деятельность совершенно определенная, которая русской женщине недоступна в настоящее время в силу закона, подтверждаемого особыми из него исключениями. Эта деятельность притом сопряжена с такими элементами, которых не может быть в адвокатуре, а именно: она сопряжена с властью, с правом делать общие распоряжения, с понятием о начальстве и с понятием о подчиненности. Ни одного из этих элементов в деятельности адвоката не существует, ибо то, что говорится о Тесной связи адвокатуры с судом, в сущности, сводится к исполнению адвокатом своих профессиональных обязанностей и к надзору за закономерным исполнением этих обязанностей со стороны совета или суда, – и больше ничего. Поэтому тут элементов государственного служения совершенно не существует. Нужно ли напоминать, что в записке комиссии указан ряд правительственных мероприятий, которыми расширена деятельность Женщины и притом по самым разнообразным сферам деятельности? Нельзя не заметить одну особенность, а именно, что есть много трудовых областей, к которым допускается женщина, связанных с хозяйственными и денежными интересами, и попутно указать, что, к несчастию, ежедневно приходится читать в газетах, а нам, судьям, знать по собственному опыту, сколько соблазна представляют для служащего мужчины, для слабого русского человека, с поддающимся искушению добрым и мягким характером, во-первых, алкоголь, во-вторых, такое прекрасное учреждение, как развращающий население тотализатор, и, наконец, в-третьих, проститутки высшего полета, и какая масса растрат совершается кассирами, казначеями и вообще людьми, прикосновенными к деньгам или допускаемыми к общественному, казенному или частному сундуку – под влиянием этих соблазнов. А много ли приходится слышать о растратах и присвоениях, совершенных женщинами, у которых на руках были деньги? Я таких случаев в моей практике не имел. Ссылаются на иностранные государства… но позвольте сделать одно общее замечание: когда мы хотим стеснить какие либо права, то мы ищем доказательств и оснований для этого за границей; почему же мы, однако, и для расширения прав не обращаемся туда же, а если об этом приходится говорить, ссылаясь на заграницу, то нам отвечают обыкновенно: «Да, но мы, слава богу, своеобразны, своебытны; это совсем до нас не касается и к нам неприменимо». Поэтому можно было бы сказать, что и ссылки на заграницу до нас не касаются. Но, однако, и без этого беспочвенного высокомерия, что же мы видим за границей? Германия не допускает женской адвокатуры, потому что не допускает женщин и к юридическому экзамену. И это совершенно основательно: нельзя неюриста допускать к адвокатской деятельности. Это именно то, что мы признали в комиссии статс-секретаря Муравьева к преждевременной радости наших противников. Говорят об Австрии. Но, ведь, Австрия требует от присяжного поверенного общей политической правоспособности, а ни там, ни у нас этой правоспособности женщина не имеет, и, следовательно, ссылка на Австрию для нас не имеет значения, ибо у нас право быть адвокатом не есть политическое право. А Франция? Я уже не говорю о том, что с 1900 года во Франции женщины допущены к адвокатуре, и меня не убеждает то письмо неизвестного сенатора, который недоволен этим законом. Кто знает, может быть, при голосовании этого закона он был против него и сохранил свое право быть недовольным им всю свою жизнь. После опыта 1900 года, когда за восемь лет стала функционировать 21 женщина-адвокат, женщины были допущены и в другие учреждения, которые довольно близко стоят по характеру деятельности к суду, а именно с 15 ноября 1908 г. они допущены в Conseil des prud’hommes, который разрешает целый ряд вопросов о найме и вообще всяких выходящих из договоров споров, причем он разделяется на бюро de conciliation[92]92
  Примирения (франц.).


[Закрыть] и бюро de jugement[93]93
  Разбирательства (франц.).


[Закрыть]. И в том и в другом женщины допущены на равных правах с мужчинами. Следовательно, во Франции опыт адвокатуры оказался не очень печальным, если можно было через восемь лет издать такой закон. В Швейцарии, в главных так сказать колоритных кантонах, в Цюрихе и Женеве, женщины к адвокатуре допущены, несмотря на то, что эти кантоны строго протестантские и в них веет до сих пор дух Цвингли и Кальвина. Что касается до того, что говорят в своих собраниях адвокаты, то при всем моем уважении к заграничным адвокатам, я думаю, что на их взгляды влияет боязнь конкуренции. Наконец, что касается мнения кассационной палаты в Турине, то на ее боязнь перепроизводства ученого пролетариата лучшим ответом служит наш закон 1911 года. Он именно предоставляет женщинам оставаться учеными пролетариями, мы же предлагаем этим пролетариям не быть пролетариями, а иметь профессиональный заработок.

Обращаюсь к специальным возражениям, которые делаются против законопроекта с этой кафедры. В комиссии представителей министерства юстиции говорилось, что вообще этот закон нежелателен и несвоевременен вследствие особых свойств женской природы. Я не буду разбирать доводы о несвоевременности. Если закон несвоевременен вследствие особых свойств женской природы, то так как эти свойства едва ли когда-нибудь изменятся, то он не будет когда-либо своевременен. Что же касается того, что говорится о нежелательности по особым свойствам женской природы, то под этими особыми свойствами надо разуметь, прежде всего, физические свойства. Но относительно физических свойств мы знаем, что ст. 389 Устава гражданского судопроизводства дает целому ряду женщин– родителям, супругам, имеющим общую тяжбу, заведывающим имениями или делами и т. д. – право выступать в качестве ходатаев на суде, не боясь их физических свойств. Ведь это – станем выражаться откровенно – будут беременность, роды и послеродовое состояние. Но, господа, перестаньте быть опекунами взрослых детей, не заботьтесь о клиенте, дайте и клиенту о чем-нибудь подумать! Если клиент обратится к адвокатессе, которая находится в таком положении, то он не лишен права спросить, может ли она вести его дело? Разве мужчина не бывает тоже в состоянии неспособности к исполнению своих обязанностей? Присяжный поверенный внезапно заболел, его постигла семейная утрата или другое несчастие, а между тем у него назначены дела в разных городах Российской империи. Что же он делает в таком случае? Он дает доверенность товарищу или помощнику с правом передоверять дело. То же самое будет делать и женщина-» адвокат, зная, что скоро настанет время, когда она почувствует себя нездоровой и в течение некоторого времени не будет в состоянии исполнять свои обязанности: она передоверит дело по согласию с клиентом, который ей выдаст такую доверенность, следовательно, тут никакой опасности нет. Как можно взваливать на женщину, говорят нам, адвокатские обязанности? Взваливая их на женщину, вы хотите заставить ее рыскать по делам, прибегать к уловкам, обходить закон, нанимать подставных свидетелей и вообще заниматься всякою скверностью. Но, господа, если бы адвокатура и представляла иногда некоторые нежелательные стороны, так как это слишком обширное собрание людей, с пестрым нравственным развитием, то нельзя же говорить, что вся адвокатура только этим занимается. Мы имеем в адвокатуре слишком громкие и почтенные имена, одно перечисление которых протестует против огульных обвинений, наконец, в нашей среде есть лица, которые были прежде адвокатами и затем, достигнув высоких степеней, стали законодателями. Потому нельзя так размашисто характеризовать адвокатуру. А потом что значит этот довод? Если согласиться с ним, то нельзя женщин пускать и во врачебную деятельность, там ведь орудовал доктор Панченко и были разные истории с прививкой сифилиса и т. п.? Как же вы, господа, женщин пускаете в такую деятельность? Но разве это деятельность? – спрошу я. Ведь это не деятельность, а злоупотребление деятельностью. Женщины ныне получают право быть архитекторами. Как же это можно? Когда в Петербурге есть дом Залемана, который два раза обрушился. Вот какие бывают строители! А вы допускаете их строить дома, которые будут обрушиваться? Но ведь это, господа, игра слов, а не серьезное возражение.

Есть, затем, другое свойство женской природы – это ее духовное свойство, но, опять-таки, мне кажется, что ввиду последних выводов науки, последних слов физиологии и психологии пора бы признать глубокое значение и высокую правду слов Библии, говорящей: «И сотворил бог человека по образу своему: мужчину и женщину сотворил их», т. е. создал их равными. Кроме того,’ наша практическая жизнь показывает, что в самый короткий промежуток времени, несмотря на всякие препоны, сделала женщина в духовном отношении. Я уже называл разные имена и не буду их повторять, но позволю себе указать самые свежие данные: мы имеем прекрасное исследование о «Русской правде» Левашевой и в высшей степени интересный, богатый и огромный сборник исследований о расколе, сектантстве и старообрядчестве, составленный по личным наблюдениям Ясевич-Бородаевской; Киевский университет оставил двух женщин для занятий кафедр; Московская городская управа пригласила госпожу Измайловскую заведовать юридическим отделением. Разве все это не доказывает, что женщина может заниматься, по своим духовным качествам, юридическою деятельностью? Наконец, не забудем, что по сведениям, которые обнародованы недавно в газете «Новое время», во Франции работают в разных свободных профессиях и в числе чиновников 155 тыс. женщин. На население Франции это процент очень большой.

Обращаясь затем к специальным возражениям, я должен повторить то, что не раз позволял себе говорить с этой кафедры. Закон должен быть прямодушен, а мотивы закона ясны, нелицемерны и искренни. В мотивы закона не надо одновременно вводить противоречивые основания и этим составителю давать повод опровергать самого себя. Нам говорят: женщины будут иметь опасное и незримое влияние на судей. Господа, предполагать это можно только, потеряв всякое уважение к судебному ведомству. Я думаю, что сам глава судебного ведомства, который это говорил, откажется согласиться с тем, что можно огульно заподозрить судей в том, что достаточно для них кокетства женщин, женских чар и нашептывания, чтобы решить дело неправильно. Такого рода возражения делались всегда; это своего рода esprit mal tourne, в болезненном движении которого почерпается основание для возражений против допущения женщин к деятельности. Когда великая княгиня Елена Павловна, по мысли Пирогова, предложила послать сестер милосердия в Севастополь, тогда самые грязные инсинуации, самые нечистые картины, самые постыдные предположения окружали ее, несмотря на ее высокое положение. Военное ведомство находило, что это вызовет отсутствие дисциплины в госпиталях, врачебное ведомство находило, что традиционный «фельдшер» гораздо лучше, чем сестра милосердия. Но император Николай 1 не внял этому, и мы знаем, как оправдалось это доверие. В настоящее время, кроме одной Крестовоздвиженской общины, основанной Еленой Павловной, мы имеем 57 общин с 2200 сестер милосердия. При этом я должен сказать, что возражения против допущения женщин в суд, которые касаются опасности и даже незримого влияния женщины– я не хочу думать, что тут имеется в виду влияние с заднего крыльца, которое если и может быть, то одинаково для мужчин и женщин, – основаны на картине, рисуемой воображением, но несогласной с действительностью. Ведь в сущности, когда в обществе, а может быть не просто в обществе, а даже в какой-нибудь иногда очень высокой коллегии говорится о женской адвокатуре, то слушатели рисуют себе зал суда, скамью подсудимых, красивую даму с розой в петлице, которая пылает негодованием, говорит красивые слова, то захлебывается от слез, то мечет громы и молнии и влияет всем этим на судей. На самом деле этого не будет. На даму эту наденут обыкновенный костюм, одинаковый для всех, вроде формы для почтовотелеграфных служащих или вроде фрака, а что касается до крайностей ее и личных каких-нибудь выходок, то ведь на это есть власть председателя, который всегда может поставить адвоката на надлежащее место. Наши председатели в этом отношении довольно энергичны. Женщина чаще всего будет совсем не здесь выступать, женщина будет выступать по гражданским делам. Старый гражданский судья, более четырех с половиной лет будучи председателем Судебной палаты по гражданскому ее департаменту и вместе с тем почетным мировым судьей столичного мирового съезда, я наблюдал за ведением дел присяжными поверенными и замечал, что, когда отыскивается убыток или ущерб, доказать право на этот убыток или ущерб присяжные поверенные отлично умеют, но когда спросишь, а какой же его размер, то оказывается, что эта мелкая работа, подсчет, вычет, сопоставление убытков, все это хозяйственное подведение итога им кажется мелочным и, вследствие своей невыясненности, обыкновенно должно быть предоставлено доказывать особой в порядке исполнительного производства. Вот именно устранением этого недостатка будет заниматься женщина. Как адвокат, она пойдет преимущественно на гражданские дела и в них будет вносить женскую внимательность, женскую способность различать мелочи и считаться с ними, чем брезгуют мужчины. Затем говорится, что надо пощадить женскую стыдливость. Вот тут и есть то лицемерие, о котором я позволил себе говорить. Женщина будет иметь опасное, незримое влияние на судей, это – сирена, соблазнительница Ева, которая ничем не будет брезгать, чтобы повлиять на судью. И тут же, рядом, говорят, что необходимо охранять ее стыдливость, поберечь ее нервы. Но надо же быть последовательным: если она соблазнительница, никакими приемами не брезгающая, то у нее стыдливости искать напрасно. Притом женщина, как адвокат, может являться защитницей по уголовному делу, где только и могут быть эти грязные подробности, или по назначению суда, или по выбору клиента. Относительно клиента она всегда имеет возможность не принять на себя его защиты, и, следовательно, вопрос о вынужденном оскорблении ее стыдливости падает. А относительно назначения судом, то я думаю, что председатель суда, который назначил бы женщину-адвоката защитницей по делу о мужеложстве, или о скотоложстве, или вообще о чем-либо подобном, был бы достоин дисциплинарного взыскания. Он не должен позволять себе назначать женщин на такие дела. Он обязан заботиться об ее стыдливости, а не закон. Вспомним, наконец, врачей. Разве им не приходится присутствовать при самых тяжких зрелищах, при операциях и т. д., при последних минутах злополучных самоубийц, при невыносимых физических мучениях больного, при терзаниях его близких, при их отчаянии, при их тщетной надежде? Однако же мы женщин от этого не ограждаем. Наконец, делается указание на то, что английские судьи находят, что присутствие женщин в их среде их стесняет. Удивляюсь на английских судей, я о них держусь более высокого мнения. Каким образом отправление правосудия может быть стесняемо присутствием женщин? Разве это происходит в компании кутящих мужчин, где говорят непечатные слова и рассказывают неприличные анекдоты, причем присутствие женщины, конечно, стесняет? Наконец, если публичность заседаний, где сидят женщины в публике, судей не стесняет, то почему же их стесняет то, что женщина является как адвокат. А затем, подымается вопрос о необходимости вообще охранения женской стыдливости. Я тоже стоял бы за это, но это не имеет ничего общего с женщинами-адвокатами. Охраняя женскую стыдливость в суде и не допуская для этого женщин в адвокатуру, вы, однако, ничего не мажете, господа, предпринять против того яда порнографии, который каждый день еще в очень недавнее время наша извращенная беллетристика разливала среди русских читателей и нашей женской молодежи. Вы ничего не в силах предпринять против кинематографов, которые показывают народу методологию и систематику убийств и других преступлений, показывая, например, как совершается ограбление почтовых отделений или бросание людей под поезд. Вы ничего не можете сделать против кинематографа, о котором еще сегодня напечатано, что там представляется картина, как женщина, возревновав сестру, желающую выйти замуж за любимого ею человека, подходит к ней и обливает ей лицо серной кислотой. Против этой и других подобных ей, развивающих кровожадные чувства или разжигающих похоть картин, свободно допускаемых с постыдным попустительством, вы ничего не можете сделать, а будете путем исключения женщин из адвокатуры ограждать их достоинство и стыдливость?! Мы читаем наряду с этим, – и это до сих пор не было опровергнуто, – что в городе Чистополе учебное начальство требует, чтобы учительница, при поступлении в школу, представляла, кроме свидетельства о благонадежности, свидетельство врача о том, что она физически невинна! После этого едва ли возможно говорить о необходимости защищать стыдливость в суде. Стоит представить себе – в уездном обществе– положение свидетельствуемой и репутацию той, которая в справедливом негодовании откажется от осмотра, рискуя потерять кусок хлеба… Вот где нужно защищать стыдливость!

Затем скажу несколько слов о том, что мне невольно напоминает митрополита Филарета. В журнале комиссии сказано: «Едва ли доступ женщин в адвокатуру будет плодотворен, едва ли частные ходатаи будут жить по селам, едва ли народ будет к ним относиться с доверием и вообще едва ли женщины будут достаточно годны для этой деятельности». Митрополиту Филарету раз представила консистория проект какого-то распоряжения, причем основания, по которым какую-то меру предлагали отменить, были редактированы так: «едва ли будет хорошо», «едва ли будет целесообразно». Мудрый московский владыка написал на полях слова: «Едва ли, едва ли и трижды едва ли, едва ли составляет какое-нибудь доказательство». Поэтому эти «едва ли» журнала нашей комиссии ничего не доказывают ни в ту, ни в другую сторону. Говорят, что народ не будет доверять женщинам-адвокатам. Но почему же мы это знаем? Разве мы испытали это на практике? Говорят, что народ к женщинам за юридическими советами не обращается. Но позвольте, как же обращаться к женщинам за юридическими советами, когда они сами ничего не знают, ничему упорно не были обучены в юридическом деле? Ведь народ обращается, например, к помещице, которой он доверяет, за всевозможными советами:: и как ребенка пеленать, и как его лечить, и что сделать против того или другого, а за юридическими советами обращаться он не может. Почему женщин не зовут свидетельствовать на завещаниях? Но это вина закона, закон не ясен, ведь до сих пор, я думаю, многие из нас не знают, могут ли женщины свидетельствовать на завещании или нет. В законе об этом ничего не сказано, и их не зовут, потому что думают: а вдруг окажется, что какой-нибудь нотариус не захочет составить такого завещания или суд откажет в утверждении потому, что этого в законе не сказано. И, действительно, в законе не сказано. Вспомните выражение Щедрина: «По естеству тебе есть хочется, а в регламенте этого не написано – ну и попался!» Могут сказать: в регламенте этого не написано, а завещание окажется недействительным. Вот почему женщин не зовут свидетельствовать на завещании. Господа, я вас очень утомил, прошу извинения, я кончаю. Я думаю, что женщина-адвокат внесет действительно некоторое повышение нравов в адвокатуру не в том смысле, чтобы она внесла высоконравственные принципы в адвокатскую среду: если, как настойчиво утверждают здесь, в адвокатской среде их нет, тогда и внести их женщина не сможет, но я думаю, что там, где они есть, она их своим присутствием поддержит и упрочит, ибо очень часто женщина укрепляет человека в хороших намерениях, а присутствие женщины связывает блудливый язык и сдерживает размах руки мужчинам. А кроме того, она внесет облагорожение и совсем в другие места. Мы знаем этих частных ходатаев, которые ютятся в низшего сорта трактирах, этих заугольных адвокатов – Winkeladvocaten. Женщина не будет сидеть в трактирах, не будет в закоулках писать полуграмотных прошений. Она явится с юридическим образованием, которого частные ходатаи не имеют, и эту ближайшую к народу адвокатуру подымет технически и морально. Вот почему я высказываюсь за проект Государственной думы и подам голос согласно с ним.

Примечание. По поводу моей ссылки на книгу Бытия, член Государственного совета протоиерей Буткевич почтил меня заявлением, что ссылка эта напоминает ему Ляпкина-Тяпкина, про которого городничий утверждал, что, когда он начнет говорить о сотворении мира, то просто волосы дыбом становятся, и выразил желание знать, в какой Библии я мог отыскать сведения о сотворении мужчины и женщины равными, когда даже в самом способе творения бог показал различие мужской и женской природы. Не могу не пожалеть о той поспешности, с которой, в своем развязном сравнении, почтенный оратор разделил взгляд Сквозника-Дмухаковского. Конечно, полезно помнить образы, созданные Гоголем, но следует быть знакомым и с другими великими русскими писателями, например с Достоевским, которого едва ли кто решится, по отношению к Священному писанию, упрекнуть в солидарности с судьей из «Ревизора». Вот что говорит Достоевский в своей «Записной книжке», как я однажды здесь уже указывал по другому вопросу: «Вся ошибка женского вопроса в том, что делят неделимое. Берут мужчину и женщину раздельно, тогда как это единый целостный организм: «мужа и жену – создал их». Человек есть единый организм, с детьми, с предками, с потомками, со всем человечеством. А законы пишутся, все разделяя и деля на составные элементы. Церковь не делит»_%