Текст книги "То, что останется после тебя (СИ)"

Автор книги: Анатолий Половинкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Они поднялись по лестнице, и расстались у дороги.

– В таком случае, прощай, – сказал Игорь, бросая на Любу последний взгляд. – Жаль, что ты не хочешь вернуть старое.

– Прощай, – сказала та, пожимая руку Игорю. – Или, вернее, пока еще не прощай. Я верну тебе половину денег, как и обещала.

Лебедев долго смотрел ей вслед, навсегда расставаясь со своей прошлой жизнью. Для него наступала новая эра.

15

Игорь вернулся домой, в свою квартиру, которая теперь окончательно превратилась в холостяцкую. Некоторое время он стоял посреди комнаты, не зная, за что ему браться, и что делать дальше. Говорят, что когда не складывается личная жизнь, надо целиком погружаться в работу, и Лебедев решил так и сделать.

У него оставался компьютер, единственный друг, и единственная отрада. Может быть, работа действительно сможет отвлечь его от жизненных неурядиц и семейного краха. Во всяком случае, хуже быть не должно.

Он сел за стол, и запустил компьютер. Пока шла загрузка, откупорил бутылку пива, которую принес с собой. Считается, что пиво иной раз бывает незаменимо в стрессовой ситуации. Игорь поднес горлышко ко рту, и сделал большой глоток. Стало и в самом деле как будто бы легче. Но надолго ли?

Пока он смаковал пиво, компьютер загрузился. Глядя на экран монитора, Лебедев принялся раздумывать, что ему делать дальше. У него было готовых пара утилит, которые он разработал еще до своего ареста. Можно было их разместить в Интернете. Если повезет, то эти программы будут приносить ему в месяц тысяч пять-десять. На эти деньги можно будет кое-как перебиваться, пока он не найдет настоящую работу.

Игорь сделал еще пару глотков пива. Оно расслабляло, и успокаивало нервы. И это было хорошо. Его нервы нуждались в успокоении как нельзя больше. Но сильнее всего ему сейчас хотелось просто напиться, чтобы отключиться от жизни, забыться, и не возвращаться в реальность как можно дольше. В то же время, разумом он понимал, что как раз этого ему делать нельзя ни в коем случае. Если он напьется сегодня, то завтра ему захочется сделать то же самое. А это означало бы, что он ударится в запой, тяжелый многодневный запой. Ему никогда еще не приходилось быть в запое, но знал, что это примерно как уход в виртуальную реальность, из которой уже не захочется возвращаться. Возвращение из запоя будет болезненным, поскольку жизнь за это время не улучшится, реальность не станет менее жестокой. И тогда у него опустятся руки. При выходе из запоя он не захочет ничего делать, ничего предпринимать. Единственное желание, которое будет обладать им в этом случае, это отправиться в запой снова. Пословица гласит, что мастерство не пропьешь. И все же это было далеко не так. Пьяный мастер – уже не мастер. И программист, который живет от запоя до запоя, уже не программист.

Эта мысль была, пожалуй, единственным, что удерживало Игоря оттого, чтобы не напиться. Рассудком он понимал, что если сдастся, то это будет означать его полнейшее поражение, и глубокое падение, которое он уже, возможно, не сможет ни остановить, ни замедлить.

Впрочем, одна бутылка пива не повредит. Но только одна, не больше.

Игорь сделал еще глоток. Ничего, он еще выкарабкается. Главное, нельзя сдаваться. Если сдашься, то все, проиграл. Никто не поможет тебе.

Лебедев поставил наполовину опустошенную бутылку пива рядом с монитором, и с головой погрузился в работу. Постепенно негативные мысли стали оставлять его, и он даже забыл про пиво.

Валентина Ивановна испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она была несказанно рада и счастлива, что ее сын вышел на свободу, а с другой, тревожилась за него, поскольку того бросила жена. Как он это воспримет, как сможет это пережить, она не знала. Но материнское сердце испытывало тревогу. К тому же ее терзало чувство вины за то, что она не встретила Игоря в момент его освобождения. Хотя здесь ее вины и не было.

Чтобы убедиться в том, что у сына все в порядке, она отправилась к нему домой. Осторожно отперев входную дверь своими ключами, она тихо проникла внутрь.

Ее встретила тишина. То ли Игорь спал, то ли его не было дома.

Валентина Ивановна стала прислушиваться, стоя в прихожей, и ей показалось, что из комнаты Игоря слышится какое-то гудение. Валентина Ивановна осторожно пробралась к открытой двери комнаты, и убедилась, что не ошиблась. Теперь уже слышно было не только гудение, но и тихое щелканье клавиш на клавиатуре. Сразу все стало ясно, он был дома и работал на компьютере.

Валентина Ивановна на цыпочках, стараясь не шуметь, вошла в комнату. Игорь был настолько погружен в работу, что ничего не замечал, и не услышал шагов матери.

Валентина Ивановна несколько мгновений постояла за его спиной, затем опустила руки на плечи сыну.

Тот вздрогнул, и обернулся.

– Мама? – изумленно воскликнул он. – Как ты здесь оказалась?

– Открыла дверь своими ключами.

– Так же можно и напугать.

– Извини, я не хотела этого, – виноватым тоном произнесла мать.

– А что ты здесь делаешь? – Игорь повернулся к ней вместе со стулом.

– Да так, просто пришла тебя проведать.

Валентина Ивановна посмотрела на экран монитора. Он был весь покрыт какими-то непонятными словами и символами. На мгновение она испытала прилив гордости за своего сына. Какой же он все-таки у нее умный.

– А чем ты занимаешься?

Игорь кивнул на экран.

– Да вот, пытаюсь написать новую программку. Надо же на что-то жить.

Валентина Ивановна показала сыну сумку, которую держала в руках.

– А я вот тебе продуктов немного принесла.

– Мама, – с укоризной произнес Лебедев. – Да зачем же ты это делаешь? Ты и так мне столько своих денег дала, а еще и продукты покупаешь. Неужели же я сам не сумею их купить.

– Да что ты сам-то купишь, – махнула рукой мать. – Когда ты последний раз по магазинам-то ходил? К тому же, ты и готовить совершенно не умеешь.

Игорь хмыкнул, но возражать было нечем. Это было правдой, он действительно не умел готовить, да и предпочел бы, чтобы еду ему готовил кто-нибудь другой.

– Я приготовлю тебе настоящий обед, по-домашнему, – сказала Валентина Ивановна, подмигнув сыну.

Она удалилась на кухню, и принялась выкладывать из сумки продукты. Игорь поколебался, затем выключил компьютер, и отправился вслед за матерью.

Валентина Ивановна доставала из буфета кастрюли и сковородки. Осмотрев их, она поморщилась.

– Ты что же, совсем их не чистишь? – обратилась она к сыну. От кастрюль и сковородок шел резкий неприятный запах.

– Почему же, я чистил их, – возразил тот. Он встал в дверном проеме, и уперся руками в косяки.

– Да, я вижу, как ты их чистил, – вздохнула женщина, принимаясь чистить заново. – Как у тебя дела-то хоть?

Игорь пожал плечами.

– Да не очень, вообще-то, – признался он.

– Не очень? – повторила Валентина Ивановна.

Лебедев поколебался, затем сказал:

– Я вчера видел Любу.

Мать повернулась к сыну.

– Видел? И где?

– Я позвонил ей на сотовый. Мы договорились встретиться.

– И как она? Что?

Он вздохнул. Нехотя, пересказал все, что было накануне.

Валентина Ивановна выслушала, поджала губы, и кивнула.

– Ну, что ж, я, собственно, так и думала. Не просто так же она от тебя ушла.

– Да я тоже так и предполагал, – сознался Игорь.

– Конечно же, она нашла кого-то, – продолжала мать. – Молодого себе нашла. Теперь такая мода пошла.

Он прислонился лбом к косяку.

– Что мне теперь делать, я не знаю. Просто ума не приложу, как мне жить дальше. Все, ради чего я жил, развалилось в одночасье.

Игорь помолчал, продолжая стоять, прислонившись к косяку, и потирая пальцами висок. Валентина Ивановна тоже молчала. Она хотела что-то сказать, но решила, что любые ее слова будут лишними, поэтому просто продолжала заниматься едой.

– А кто был мой отец? – вдруг неожиданно спросил Лебедев.

– Что? – мать подняла на сына глаза. – В каком смысле?

Тот пристально посмотрел на мать. Их взгляды встретились.

– Ты никогда не говоришь о нем. Почему?

Мать отвернулась, сосредоточившись на резке мяса. Игорь задумчиво смотрел на нее.

– Ты не любишь говорить о нем. Не любишь вспоминать о нем. В чем дело? Чем он тебя так обидел?

– Почему ты вдруг заговорил о нем? – спросила Валентина Ивановна.

– Надо же было когда-то заговорить. Сама ты этого никогда не делала.

– Ты тоже раньше не слишком интересовался этим вопросом. Только когда был ребенком.

– Возможно, – согласился Игорь. – Но это только потому, что ты не хотела говорить о нем.

Валентина Ивановна продолжала заниматься мясом, и на сына старалась не смотреть. Тот задумчиво потер рукой подбородок.

– Знаешь, мам, это как-то ненормально. Я всю жизнь прожил без отца. Это ладно, многие дети растут без отцов. Но я даже ничего не знаю о нем. Я понимаю, когда у людей исчезали отцы в ГУЛАГе. Это одно. Или когда людям не у кого узнать о своих родителях. Но я живу с матерью. Я живу с тобой. И я даже не знаю имени своего отца. Я не знаю о нем ничего. Ты знаешь, мне стыдно за себя. Это ненормальность.

– Твоей вины в этом нет, – тихо произнесла Валентина Ивановна.

– А я считаю, что есть, – настаивал на своем Игорь. – Я мог бы проявить настойчивость. Но я этого не сделал. А ведь прошло уже почти пятьдесят лет, как я живу на свете.

Он сделал паузу. Мать поставила на плиту кастрюлю, и разожгла под ней конфорку.

– Как его звали? – спросил Лебедев. – Как звали моего отца?

Валентина Ивановна поколебалась.

– У него было трудное для произношения имя. Его звали Цзи.

– Цзи? – переспросил Игорь. – Да, имя действительно трудное для произношения.

– Поэтому я записала в метрике, что твое отчество Леонидович.

Сын усмехнулся.

– Игорь Леонидович. Игорь Цзи, не знаю, как по фамилии.

В его голосе послышался злой сарказм.

– Что на тебя нашло? – спросила Валентина Ивановна.

– Обида, – сказал Игорь. – Хотя, может, обида – это не то слово. Скорее несуразность моего положения.

– Какого еще положения?

– Да этого самого. Я являюсь дитем народов. Мои родители принадлежат к разным национальностям.

– Ну и что? Существует множество смешанных браков. И никто не видит в этом ничего ужасного.

– Тогда почему ты не желаешь ничего говорить мне о моем отце?

Валентина Ивановна замялась.

– В те времена это не слишком хорошо пахло, – сказала она. – Да, дружба народов приветствовалась, но браки между советскими людьми и гражданами зарубежья, пусть даже и Красного Китая, никогда не поощрялись. Тем более что я даже не была замужем за ним. Я просто забеременела от него. А это, по тем понятиям, было достойно осуждения. Тогда царили такие нравы.

16

Игорь оторвался от дверного косяка, и подошел к окну. За стеклом шел мелкий дождь, один из тех затяжных моросящих дождей, которые способны идти на протяжении всего дня, и от которых становится мрачно на душе.

– Так я и родился? – спросил Лебедев, поворачиваясь к матери.

– Да, так ты и родился.

– А что было дальше? Что случилось с моим отцом?

Валентина Ивановна слегка вздрогнула.

– А что случилось? Ничего не случилось. Он уехал к себе в Китай, и все. Когда я сообщила ему, что беременна от него, он никак на это не среагировал. Просто попрощался со мной, и все. Больше я о нем ничего не слыхала, и ни разу его не видела.

– Он не писал тебе никогда?

– Нет. Он не оставил ни своего адреса, ни вообще ничего. Да мы и знали друг друга всего недели две. Вот так оно все и было.

Все это время Валентина Ивановна старалась не смотреть на сына, словно боясь, что он сможет что-то прочитать по ее лицу. Игорь тоже подозревал, что мать что-то скрывает от него, что-то недоговаривает, но не решался спросить об этом напрямую.

– А кем он был?

Она пожала плечами.

– Говорил, будто студент Пекинского института. За особые успехи в учебе, он был удостоен поездкой в Советский Союз.

– Студентом? – переспросил Игорь.

– Так он сказал мне.

Валентина Ивановна усмехнулась.

– Я даже не уверена, сколько лет ему было на самом деле.

– Тебе он нравился?

– Если бы не нравился, тебя бы на свете не было.

Вполне логичный ответ.

– Было в нем что-то притягательное. Представители иной расы всегда обладают чем-то притягательным. Наверное, я просто не устояла.

Игорь понимающе кивнул.

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Понимаю.

– Ну вот, – сказала Валентина Ивановна. – Тогда тебе все должно быть ясно.

Лебедев посмотрел на редкие капли дождя, стекающие по оконному стеклу. Покачав головой, он грустно улыбнулся.

– Все это как-то нелепо. Ненормально. Я прожил всю свою жизнь, и ни разу не задумался о том, кто я.

Мать вскинула взгляд на сына.

– Что значит, кто ты? – не поняла она.

– А то и значит, – сказал Игорь. – Во мне течет кровь двух национальностей, двух культур. Так кто же я? Русский или китаец?

– А ты сам себя кем считаешь? – спросила мать.

– Я всю жизнь прожил в России. Я родился и вырос в России. Разумеется, я считаю себя русским. Всегда считал.

– Тогда зачем спрашивать?

Игорь провел рукой по подоконнику, словно стирая с него пыль.

– Не знаю, – произнес он. – Но когда я смотрюсь в зеркало, я вижу, что я больше китаец, чем русский. И в детстве мне было очень трудно расти с этим. Другие дети тоже видели во мне китайца. Так кто же я тогда?

– Ты мой сын, – неожиданно резким тоном сказала Валентина Ивановна.

– Это верно, – согласился тот. – Но я также и сын моего отца. Гены нельзя в себе уничтожить, они все равно дают о себе знать.

– Каким образом? Что ты имеешь в виду, говоря о генах?

Он повернулся спиной к окну.

– Я чувствую себя обделенным.

Женщина опустила глаза. Игорь заметил, как у нее поникли плечи.

– Каждый, кто рос без отца, рано или поздно чувствует себя обделенным, – признала она.

– Да я даже не о том говорю, – сказал Лебедев. – Я не знаю, как выразиться, но я чувствую духовную пустоту. Во мне есть китайские корни, мой отец был китаец, а я даже не знаю ни одного слова по-китайски, не знаю китайской культуры. Это просто какой-то парадокс или безумие.

– Разве тебе обязательно нужно знать китайскую культуру? Что ты на ней зациклился?

В голосе Валентины Ивановны послышалось раздражение.

– Но я не знаю и русской культуры! – возразил сын. – Я как Иван, непомнящий родства. Я не знаю ни своего рода, ни своей культуры. Я даже не знаю толком истории, как Китая, так и России. Ведь нас учили в школе, что история чуть ли не началась с семнадцатого года, с революции. Все, что было раньше, было сплошным злом, и это надо поскорее забыть, и вычеркнуть из своей памяти. Так кто же я? Кто же вообще все мы? Какова наша культура?

– Да у нас и нет никакой культуры, – нехотя призналась мать.

– Но, как это так? У всех народов есть культура, а у нас нет. Мы что, животные, что ли, какие? Мы, похоже, единственная страна в мире, которая теорию Дарвина выдала за непреложную истину.

– Ох, Гоша, в какую глушь ты забираешься, – вздохнула Валентина Ивановна.

– Но ведь без этого нельзя! Нельзя иначе. Ни один народ в мире не может существовать без своей культуры, без своей веры. Иначе действительно можно превратиться в животное, в говорящую обезьяну. Получается, что теория Дарвина ведет ни к тому, чтобы обезьяну сделать человеком, а наоборот, человека превратить в обезьяну. Без культуры и веры так и происходит с человеком. Это неизбежно. Человек перерубает свои корни, и в результате этого не может и оставаться человеком. Он погибает.

Мать снова повернулась спиной к Игорю. Она не могла найти слов для опровержения доводов сына.

– Так кто же я, все-таки? – настаивал тот. – Китаец или русский? Кто я по вере, по культуре? Буддист или православный? Да и что вообще представляют собой обе эти веры? Может быть, я уже существовал на земле в прошлой жизни. Может быть, существует карма, согласно которой мы просто не способны изменить свою судьбу. Или же человек получает в этой жизни по грехам своим, за которые ему рано или поздно приходится расплачиваться. Может, нас всех ждет страшный суд в конце нашей жизни. Кто же я? И где истина?

– А может, это все и не важно? – Валентина Ивановна перебирала на столе посуду.

– Как же это не важно? А как же жить тогда?

– Надо просто жить. Жить, и радоваться тому, что ты живешь. Радоваться тому, что ты живой, радоваться своему здоровью. Дышать воздухом, любоваться красотой, наслаждаться пением птиц. Больше бывать на природе, любоваться красотой лесов, полей и рек. Это же все так прекрасно. Прекрасна сама жизнь. Вот для этого и стоит жить. Смысл жизнь в том и есть, чтобы жить. Живи и радуйся тому, что ты жив.

– Это-то оно верно, – немного подумав, признал Игорь. – Мы не замечаем красоты окружающего нас мира, и прелестей жизни до тех пор, пока не лишаемся всего этого. Уж я-то это хорошо усвоил. Год тюремного заключения стал для меня хорошим уроком. Я не понимал раньше, как прекрасен мир. Лишь оказавшись снова на свободе, я смог порадоваться всей этой красоте. Да, жизнь прекрасна, и надо уметь ею наслаждаться.

Он поколебался.

– Но все равно, я чувствую внутри какую-то пустоту. Меня постоянно гложет мысль, что я прожигаю свою жизнь напрасно. Что-то я делаю не так, неправильно. Ведь человек – это не только тело, это еще и внутренний мир. А мой внутренний мир пустой. Я за всю свою жизнь так и не смог его заполнить.

Валентина Ивановна вздохнула.

– А, может быть, и не нужно всего этого. Не нужно ничего искать, и ничего заполнять. Нас учили, что не существует никакой души у человека. Что если так оно и есть? В таком случае не может существовать и никакого внутреннего мира у человека.

– Но он существует, – возразил Лебедев. – Неужели ты сама не чувствуешь того, что человек – это больше, нежели животное, больше чем обезьяна? Об этом говорит хотя бы наличие чувства совести у человека. Животным это чувство незнакомо.

Валентина Ивановна на мгновение замерла, перестав возиться с посудой.

– Не знаю, может, оно так и есть.

– Тогда как же жить?

– Живи так, как считаешь нужным, – сказала мать.

– Э, нет. Здесь у каждого свое мнение. Каждый человек живет так, как считает нужным и правильным. И что же получается? Где же истина? В чем она?

– Истина? – переспросила она. – А есть ли она, эта истина? У каждого своя правда.

– Нет, правда – она одна. И истина тоже одна. Так в чем же она?

– А не все ли равно?

– А как же иначе? – удивился Игорь. – Без знания истины человек обречен скитаться во тьме. Без истины жизнь становится бессмысленной. Без этого нельзя жить.

– Что это ты вдруг о смысле жизни решил заговорить? – слегка усмехаясь, произнесла Валентина Ивановна. – До сих пор человечество жило без всякой истины, и ничего, не вымерло.

– Нет, – возразил сын. – Оно не жило, а существовало. Взгляни на историю всего человечества. Все мировые войны, все религиозные распри, все это происходило исключительно из-за того, что люди не знают истины. Каждый верит лишь в свое собственное представление об истине, и пытается навязать его всем остальным. Это и приводит к бесконечным войнам, и к отсутствию мира между людьми. Но те, кто знал такую истину, если такие люди, конечно, вообще когда-либо существовали на земле, те никогда не были агрессивными по отношению к другим. Такие люди жили и живут в мире со всеми, и в мире с самими собой. Понимаешь, с самими собой. А быть в мире с самим собой очень сложно. Постоянно что-то мешает. Какое-то вечное чувство неудовлетворенности, причем неудовлетворенности самим собой.

– Э-э, – протянула Валентина Ивановна. – Ты лезешь в такие дебри, в которых и пропасть недолго. Никто еще не находил ответа на все эти вопросы, которые ты сейчас ставишь. Не ты первый, не ты последний. И не ломай ты себе голову, так недолго и с ума сойти.

– А жить-то как? Не дает внутренний голос жить спокойно. Требует чего-то. И как же быть с верой? Какая вера правильная? Христианская, буддийская, магометанская или иудейская? Или какая иная?

– Каждый свою веру единственно правильной считает.

– Но какая правильная? Если есть Бог, и он один, то и вера правильной может быть только одна. Так какая же?

– А никакая, – заявила мать. – Все веры, и все религии не от Бога исходят, а от людей. Все это придумано людьми. Люди придумали себе Бога, и веру в него придумали сами. Нет в этом истины, и быть не может.

– А в чем же тогда истина?

– Истина в том, что ты существуешь. В том, что существую я, и все остальные люди. А все остальное придумано. И ни один из мудрецов, которых ты упоминал, не знал истины, и не мог ее знать. Все они лишь пребывали в самодовольстве, и больше ничего.

– Но как же жить тогда? – продолжал настаивать Игорь. – Я чувствую, что должен сделать в своей жизни что-то нужное, что-то важное. Может быть, всего лишь для самоуспокоения. Но мне необходимо это сделать. И это вовсе не мания величия, не блажь. Я не говорю о том, чтобы спасти мир, спасти планету. Я говорю лишь о себе самом. О том, чтобы чувствовать, что жизнь прожита мною не зря.

– Садись-ка лучше за стол, – сказала Валентина Ивановна. – Обед скоро будет готов. А вот о том, чтобы жизнь прожить не зря, в этом я с тобой согласна. Но вот как узнать, где у человека его место, и что он должен совершить, чтобы его жизнь была прожита не зря? На этот вопрос я не знаю ответа. И никто не знает.

Желая прекратить разговор на эту тему, она принялась раскладывать на столе приборы, готовясь к обеду.

17

Следующий день вновь выдался сырым и прохладным. Мелкий дождь несколько раз уже занимался прямо с утра, но прекращался довольно быстро. Однако небо не собиралось светлеть и радовать людей солнышком.

Выбрав момент, когда мелкий противный дождь перестал стучать в окно, Игорь решил прогуляться на овощной рынок. Надобности в этом не было абсолютно никакой, так как накануне мать принесла ему все, что только могло понадобиться, и наготовила ему разных блюд, как первого, так и второго. Этого должно было хватить на несколько дней но, возможно, ему просто не хотелось оставаться в своей квартире. Пустота давила на него, не давала покоя душе, и он решил прогуляться. Сырая погода вовсе не показалась ему таким уж большим препятствием.

Игорь вышел из дома около полудня, держа в руках зонтик; дождь мог снова пойти в любое мгновение. Еще в свой прошлый поход по рынку, Лебедев понял, что он практически ничего не смыслит в продуктах. Он даже не знал цен на большинство из них. Он не имел ни малейшего представления о том, какие продукты необходимо приобрести, скажем, для того, чтобы сварить суп. Все, что он знал, это то, что в суп кладут картофель и, иногда, мясо. Но сколько нужно всего остального, он не имел представления, и вполне мог пропустить многие ингредиенты. Покупая продукты, он чувствовал неловкость от собственного незнания элементарных вещей. Впрочем, он всегда считал, что приготовление еды – это удел женщин.

Поход к рынку занял минут десять, не больше. Он находился совсем рядом с домом Игоря. Лебедев долгое время бродил по рынку, ничего не покупая, а лишь присматриваясь к товару, и к ценникам, пока его не окликнул чей-то знакомый голос.

– Ба, Игорь, ты тоже здесь!

Он обернулся на голос, и увидел рядом с собой Виктора Коршункова, который пришел на рынок, вместе с женой Маргаритой.

– Тоже за продуктами? – голос Виктора звучал весело.

– Да не то, чтобы уж. – Игорь рассеяно взмахнул пустой сеткой, которую держал в руке. – Просто присматриваюсь, так сказать изучаю, что к чему. Приготовление еды оказывается вещь несколько более сложная, чем я думал.

Виктор добродушно рассмеялся. Его жена понимающе кивнула.

– Да, мы тоже вот продуктами запасаемся.

Маргарита была невысокой белокурой женщиной, с усталым лицом, и глазами, в которых светилась грусть.

– Я как-то никогда и не задумывался, сколько денег нужно для похода по рынку, да и какие именно продукты нужны для того, чтобы приготовить, к примеру, суп или борщ.

Игорь растерянно улыбнулся.

– Этим вопросом у меня всегда занималась Любка. Нет, конечно, я могу приготовить картофель или, скажем, отварить макароны. А вот что посложнее, то, увы, у меня не хватает квалификации.

– Да, остаться одному – это не жизнь, – согласилась Маргарита. – Хотя в приготовлении еды нет ничего такого сложного. Просто нужна практика, и все.

И она бойко принялась объяснять Игорю, что нужно для приготовления того или иного блюда.

Домой они возвращались вместе.

– Ты куда сейчас? – спросил Виктор.

Этот вопрос показался Игорю несколько нелепым.

– То есть как, куда? Домой, конечно.

– А то давай к нам, – предложил Коршунков.

– Это зачем же?

– Разве обязательно нужно зачем-то? – подхватила Рита. – Просто зайди в гости.

Лебедев заколебался. А почему бы, собственно, и в самом деле, не зайти. Возвращаться одному в пустую квартиру ему явно не хотелось.

Квартира Коршунковых не поражала ничем особенным. Это была обычная двухкомнатная хрущевка, в которой проживала семья простого обывателя, не богатого, скорее среднего достатка. Зал, в который прошел Игорь, тоже оказался обставлен вполне предсказуемо. Обычная мебель, купленная еще, наверное, лет двадцать назад, во времена бурной молодости хозяев, импортный телевизор, DVD-проигрыватель. Все обыденно и стандартно. Единственное, на что сразу же обратил внимание гость, это был запах. Почему-то в каждой квартире имелся свой запах. Это, так сказать, был индивидуальный запах, присущий людям, проживающим в квартире, что-то вроде ауры, носящей сугубо личный характер. Игорь невольно сравнил себя с собакой, запоминающей новый запах своих хозяев. Наверное, собаки именно так отличают по запаху своих от чужих.

– Проходи, что же ты стоишь, – сказал Виктор, видя, что Лебедев остановился в дверях комнаты.

Тот прошел в комнату, осматриваясь по сторонам. Когда он последний раз был у Коршунковых? Пять, десять лет назад?

Хозяева вошли следом.

– Присаживайся, – вежливо предложила Рита.

Игорь сел на диван.

– А Алешки дома нет? – спросил он.

– Нет, – нахмурилась Маргарита.

– С друзьями, что ли, гуляет?

Виктор сел в кресло, и смотрел куда-то в сторону, словно речь не шла о его сыне.

– Да уж, с друзьями, – фыркнула Маргарита. Она стояла около двери комнаты, почти касаясь спиной стены. Все ее радушие мигом испарилось с лица.

Игорь перевел взгляд с одного на другого, и понял, что ни Виктор, ни Маргарита, не хотят говорить о своем сыне вовсе. Почувствовав неловкость, он хотел загладить свою оплошность, но не знал, что ему сказать. Он не знал, как вести ему себя с этими людьми, чтобы не рассердить их, не растревожить раны. Он хотел попытаться перевести разговор в другое русло, однако было уже поздно.

– Чтоб им всем пусто было, – раздраженно выругался Виктор, по-прежнему не глядя на Игоря.

Тот сконфузился, и виновато посмотрел на Маргариту.

– Извини, но Виктор мне все рассказал.

– Ну и что же? – воскликнула Рита. – Об этом все знают. Это уже давно не секрет ни для кого.

Игорь опустил взгляд, словно рассматривая что-то на полу. Воцарилось неловкое молчание, но в нем ясно чувствовалось напряжение, образовавшееся в атмосфере комнаты. Никто больше не говорил ни слова, и Лебедев, не в силах выносить это молчание, произнес:

– А вы в каких отношениях с Алексеем?

– А в каких мы можем быть отношениях? – раздраженно отозвалась Маргарита. – Да ни в каких!

– То есть? – Игорь оторвал взгляд от пола, и посмотрел на нее.

– Да то самое. Мы с ним почти не контачим. Он живет своей жизнью, а мы своей. И точка.

– Не понимаю, – признался Лебедев. – Живете в одной квартире, и совсем не общаетесь? Как такое возможно?

– А вот так, возможно.

– И что нам с ним контачить, – подхватил Виктор. – Мы его уже и видеть не можем. Только деньги успеваем от него прятать, вот и все.

На лице Игоря появилась озадаченность.

– Это вы напрасно.

– Что напрасно? – не понял Виктор.

– Напрасна такая категоричность.

– А что же мы должны делать?

– Понимаете, вы же ему, все-таки, родители. Он ваш сын, живет с вами. Он не женат, у него никогда не было своей семьи, своих детей. Он всегда жил с вами, всю свою жизнь. И здесь нельзя его просто так отвергнуть. Ему некуда просто идти. Он не знал другой жизни, не знал самостоятельности.

– Ну, так что же?

– А то, что он нуждается в вашей поддержке. Он не выживет один. А так как он живет с вами, то и помощи ему ждать больше не от кого. Я, за время, проведенное в тюрьме, повидал множество наркоманов. Поверьте, они не способны жить в одиночестве, они не выживут. Та депрессия, на которую они сами себя обрекли, просто доведет их до отчаяния. Они могут и вовсе наложить на себя руки.

– Ну, и туда ему дорога, – в сердцах воскликнул Виктор. – Нам спокойней жить будет. Пусть вон в окно шагнет, и все. Все проблемы сами решатся.

– Э-э, так нельзя говорить. – Игорь покачал головой, пристально глядя на Виктора. – Если это случится, вы еще сами не раз об этом пожалеете. Вы думаете, что его смерть принесет вам облегчение? Нет, вы глубоко заблуждаетесь.

– Ну, а что же нам делать? – спросила Маргарита. – Как быть?

– Как быть? – вздохнул Игорь.

– Да, как быть? Что мы можем предпринять? Как изменить ситуацию? Мы пытались с ним поговорить, пытались убедить. Но все без толку. Он не слушает, не желает понимать. Говорит, что все прекрасно осознает, и знает, на что идет. Пусть, говорит, я умру, но наркотики не брошу. Как тут быть, я просто ума не приложу.

Игорь задумался, потирая подбородок. Боль Виктора и Маргариты отчасти передалась и ему, отразившись на его лице. Сам того не замечая, он поднялся с дивана, и прошелся по комнате, остановившись у окна, спиной к чете Коршунковых.

– А вы знаете, что человеческие эмоции способны оказывать влияние на человеческий организм? – неожиданно сказал он.

– В каком смысле способны оказывать влияние? – не поняла Маргарита.

Игорь отвернулся от окна, и посмотрел на нее.

– Различные эмоции по-разному влияют на организм человека, – сказал он. – И здесь речь идет не только о воздействии на самого себя, но и также на окружающих. Вот, например, когда человеку весело и легко на душе, в его организме начинают вырабатываться гормоны радости. Эти гормоны прибавляют человеку сил. И наоборот, когда у человека на душе тоскливо и мрачно, его организм начинает давать сбои, начинает быстрее изматываться, быстрее уставать.

– Что-то подобное я уже слышала, – признала Маргарита. – И что же?

– А то, что на человека очень сильно влияют и окружающие его люди. В первую очередь, его близкие. Если вы будете относиться к своему сыну тепло и понимающе, с сочувствием, возможно, в его организме и произойдут какие-либо положительные изменения.

Виктор скептически покачал головой.

– Нет, в это я не верю.

– Напрасно, – сказал Игорь. – А вы не пробовали давать Алексею святую воду?

– А это еще здесь при чем?

– А притом, что святая вода тоже благотворно влияет на организм.

– А что святая вода. – Виктор поморщился. Святая вода – это обычная вода из-под крана. Ну, поволховал священник над ней, крестом ее освятил, и все.