Текст книги "Синтетик-3 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Половинкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Космонавтика развивалась медленно. Когда во второй половине двадцатого века человек впервые выбрался в космос, у писателей-фантастов разыгралась фантазия не на шутку. Почти все они были уверены в том, что к середине двадцать первого века человечество освоит все планеты солнечной системы, и отправится к ближайшим звездам. Однако этого не случилось. К две тысячи тридцать седьмому году люди побывали только на двух планетах – Марсе и Венере. Объяснялось все это чрезвычайной дороговизной полетов, которые, с изобретением космомагнитного двигателя не стали намного дешевле. К тому же условия на любой из остальных планет солнечной системы отнюдь не были предназначены для человеческого пребывания на них. Враждебная среда была не слишком рада любым гостям.

Ким не была замужем. Ветряная по своей натуре, она вовсе не стремилась к семейной жизни. Тем более что ее работа фактически заменяла ей семью. И она не собиралась рисковать ею. Замужество выглядело в ее глазах просто ненужной обузой. Нет, она не была равнодушна к противоположному полу, мужчины привлекали ее, как и любую нормальную женщину. Да и любовные отношения у нее были, как же без этого. Вот только ее профессия была не слишком привлекательной для ее мужчин. Быть геологом означало, не более, не менее, как только то, что Ким никогда не оседала надолго на одном месте. Постоянные переезды, и командировки. А уж когда дошла очередь до космических полетов, то ее длительное отсутствие на планете Земля отнюдь не укрепляли отношения с ее любовниками. Никто из них не хотел ждать бездну времени, когда Ким возвратится домой.

Нужно признать, что Баркли не слишком-то и страдала от этого. Ведь главным для нее была ее работа.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

УТРО НА КОРАБЛЕ

Двадцать девятого апреля, в восемь часов утра экипаж пробудился. Первая ночь в космосе завершилась. А для космонавтов этот факт означал лишь только то, что от родной Земли их теперь отделяет около суток пути, а это огромное расстояние, которое трудно представить себе наглядно.

Люди выбирались из своих спальных "коконов", пребывая в не самом лучшем расположении духа, что было видно по их лицам.

– С добрым утром всех! – провозгласил Дэвид, надеясь этим пожеланием поднять настроение экипажу. Одно легкое движение, и он совершил в воздухе сальто, прямо как настоящий акробат. В его глазах, однако, все выглядело так, будто бы это весь корабль совершил поворот вокруг своей оси, и возвратился в исходное положение.

– С добрым утром, – неохотно отозвался Бад Рихтер, хмуро глядя на капитана.

– Как прошла первая ночь?

– Нормально, – ответила где-то за его спиной Кристина.

Дэвид обернулся назад, и увидел, что лицо женщины выражает совсем другие чувства. Ну, еще бы, он весьма сомневался в том, что в эту ночь спал нормально хоть один член экипажа.

– Ужасно, – проворчал Сид Перри, и это была первая правдивая фраза, сказанная за это утро.

– Что, так плохо?

– Всю ночь снилось, что я падаю в какую-то пропасть.

Ощущение было знакомым, Тайлер и сам неоднократно испытывал подобное чувство.

– Это из-за невесомости, – вмешался Макдагерт. – Спать, не чувствуя собственного тела... У одних это вызывает ощущение падения, а у других чувство полета. Из-за отсутствия веса иной раз кажется, что вот-вот воспаришь к небесам.

– Угу, – пробурчал Перри. – Только у меня было прямо противоположное полету ощущение. Я падал в какую-то бездну, и никак не мог достичь дна.

– Точно-точно, – подхватил Чак. – Мне тоже всю ночь снились какие-то кошмары. А вот какие именно – не помню. С пробуждением все начисто стерлось из памяти.

– Что ж, так и должно быть, – проговорил Макдагерт. – И я полагаю, что это происходит для нашего блага. Ни к чему нам помнить все кошмары, которые нам довелось видеть ночами.

С этим никто и не спорил, кому же охота помнить свои ночные кошмары.

– А мне ничего не снилось, – равнодушно сказала Ким. – Спала как убитая.

– Вот ведь везет человеку, – отозвался Чак, и все почему-то рассмеялись.

Макдагерт принялся делать руками разные движения, словно совершая утреннюю гимнастику. Но это оказалось ошибкой. Зарядка в состоянии невесомости привела только к тому, что доктора стало вращать вокруг оси, и кидать в разные стороны.

В коридоре показался один из синтетиков – Лео. Все сразу же притихли, словно в помещении объявился посторонний.

– Доброе утро, – поздоровался Лео. – Сэр, – обратился он к Дэвиду. – Мне кажется, что пора сменить Биффа Платтера. Его дежурство подошло к концу, и, судя по его виду, это была не самая лучшая ночь в его жизни.

Еще бы, подумал Тайлер, провести свою первую ночь на корабле в вашей компании. Думаю, что я сам выглядел бы после этого далеко не лучшим образом.

– Я сейчас сменю его сам.

– В этом, впрочем, нет нужды, – возразил Лео. – Мы можем справиться с его обязанностями и сами. Тем более что мы способны и сами управлять кораблем.

– Вы умеете пилотировать? – Это признание вызвало изумление у капитана. И изумление неприятное.

– Конечно, ведь нас готовили и к этому.

В течение нескольких секунд Дэвид колебался, а затем сказал:

– Ладно, передайте Платтеру, что он свободен от дежурства. Пусть отправляется отдыхать.

– Хорошо, сэр. – Лео скрылся обратно в коридоре.

Капитан некоторое время смотрел ему вслед, затем повернулся к экипажу.

– Через пятнадцать минут будет завтрак, а пока приводите себя в порядок.

Мартин Макдагерт отправился в тренажерный зал. Он не слишком-то следил за своей формой, но в состоянии невесомости просто необходимы физические нагрузки, иначе мышцы могут быть атрофированы, а кости стать хрупкими. Нет, отсутствие веса пагубно влияет на человеческое тело, и Макдагерт, как врач, знал об этом лучше всех. Сидя на сиденье тренажера, он что есть сил выжимал пружинные экспандеры, стараясь сделать как можно больше повторений. Использовать в космосе гантели, гири и штанги, не имело смысла, так как они ничего не весили, и проку от них было ноль.

Возле Макдагерта завис неподвижно Чак Фрэдериксон. Судя по всему, он ожидал своей очереди. Мартин сделал вид, что не замечает пилота, и даже нарочно замедлил темп упражнения. Тот рассмеялся.

– Ну ладно, я же вижу, что ты специально меня дразнишь. Заканчивай гимнастику, и освободи место тем, кто стоит в очереди.

Завтрак прошел в тишине. Да и, строго говоря, какой уж это был завтрак. Космонавты не сидели за столом, перед ними не было ни тарелок, ни бокалов с вином. Они просто висели в воздухе, выдавливая в рот содержимое тюбиков с космическим питанием. Зрелище, нужно признать, не слишком приятное.

После завтрака Дэвид отправился в рубку управления, где в креслах сидели сразу три синтетика – Стэн, Андре и Лео. При мысли о том, что управление кораблем, а быть может, и судьба всех членов экипажа, сейчас зависит от этих человекоподобных машин, капитана пробрала дрожь.

Подлетев к креслу, в котором сидел Стэн, он сказал:

– Могу я занять свое место?

– Да, конечно.

Даже не поворачивая головы, синтетик коротким движением оттолкнулся от кресла, и взмыл в воздух.

Тайлер сел за пульт управления. Опытным взглядом он быстро осмотрел все приборы, убедившись, что все в порядке. Ему было неведомо, насколько синтетики компетентны во всех этих вопросах, но он чувствовал себя намного спокойней, когда сам контролировал систему управления.

Поколебавшись мгновение, Дэвид включил монитор связи. На нем тут же возникло лицо Главного Компьютера.

– Доброе утро, капитан Тайлер, – поприветствовал он.

– Здравствуй, Гек, – ответил Дэвид.

– Как прошла ваша первая ночь?

Капитан усмехнулся, банальные вопросы, банальные и стандартные пожелания. Он не знал, о чем вообще говорить с этой штукой.

– Соедини меня с диспетчером.

Доктор Мартин Макдагерт медленно вплыл в лазарет. После утренней разминки он чувствовал себя совсем неплохо. Мышцы наливались силой, а тело как бы зарядилось энергией. Ему нравилось это ощущение. Оно нравилось всем спортсменам, иначе бы те никогда не занимались спортом. Хотя, Макдагерт вовсе не был спортсменом, да и никогда не собирался им становиться.

Медленно вращая головой, словно впервые здесь оказавшись, доктор оглядел лазарет. Что ж, для походных условий все было выполнено вполне неплохо. Белые, сверкающие стены, помещение, конечно же, маленькое, но что поделать. Возле одной из стен была подвесная кровать, напротив нее небольшой столик и вертящийся стул, который сейчас был надежно прикреплен к полу. Напротив входной двери шкаф с медикаментами, и инструментами первой помощи.

– Дом, милый дом, – произнес Мартин, любуясь своим "рабочим кабинетом".

Оттолкнувшись от пола, он подлетел к шкафчику, и открыл дверцы. Ему хотелось убедиться, что в нем имеется все необходимое для оказания первой медицинской помощи. И он не разочаровался в увиденном. Тот, кто комплектовал шкаф, был знатоком своего дела. Все было укомплектовано так, как бы это сделал сам Макдагерт. Да и медикаменты были подобраны очень тщательно, рассчитанные практически на все случаи. Да, видно, что над помещением поработали настоящие специалисты.

– Замечательно, – пробормотал доктор, закрывая шкаф. – Можно прямо сейчас начинать практику. Кто первый?

Видя, что в лазарет никто не собирается входить, и просить его об оказании медицинской помощи, он добавил:

– Прекрасно, желающих нет, и я начинаю разговаривать с самим собой. А это уже тревожный признак.

Мартин вытянулся над койкой, и заложил руки за голову. Внезапно он подумал о том, что является самым незанятым членом экипажа. Пока ни с кем не случится какого-нибудь несчастного случая или массовой эпидемии, ему будет совершенно нечем заняться. А это плохо. Бездеятельность – самое тяжелое времяпровождение. Он прекрасно знал, как страдают люди, лишенные какого-либо занятия. Макдагерт читал о случаях, когда люди, потерпевшие кораблекрушение, и долгое время скитающиеся по волнам океана, начинают пересчитывать волокна в досках своих лодок, чтобы только не сойти с ума. Конечно, он не думал, что его может ожидать подобная участь – ведь он же не был одинок на этом корабле – но все же, надо признать, что это довольно неприятно, чувствовать себя бесполезным, и даже лишним. Сама мысль об этом казалась какой-то противоестественной. Действительно, как может быть лишним врач? И вот именно ради таких вот случаев на борту корабля имеются всевозможные средства развлечения, начиная от книг, и заканчивая видео. Все-таки это лучше, чем ничего.

Лежа над кроватью, и поглядывая в потолок над своею головой, доктор подумал о том, кто еще на корабле может так же испытывать скуку, как он, кто еще может оказаться таким невостребованным.

Самое меньшее, на кого мог подумать Макдагерт, это были механики Гарольд Холл и Нидлз Гудвин. Уж они-то, по мнению доктора, были самыми нужными людьми на «Орионе». Еще бы, ведь от них зависели многие системы корабля. Однако, несмотря на это, оба механика испытывали такую же скуку, какой страдал и сам Мартин. Им тоже было скучно. Спустившись в машинное отделение, они тщательно проверили показания приборов, и убедились в том, что все они функционируют исправно. Холлу пришла в голову мысль, что если бы случилась какая-нибудь неполадка, то об этом первыми узнали бы синтетики, а не они. Ведь любой сигнал о любой неисправности поступал в первую очередь в бортовой компьютер, а значит, поступал в мозг этих киборгов. И эта мысль вызывала у него раздражение.

– Послушай, Нидлз, – произнес Холл. – У тебя нет такого чувства, что нас могут заменить эти четыре чучела, которых приставили к нам?

Гудвин нахмурился, и нехотя кивнул.

– Гм, я об этом как-то не думал.

– А вот подумай.

Нидлз подумал.

– В самом деле, ведь они знают почти все, что знаем мы. Если даже не больше. Да и не только мы. Ты ведь слышал, что они сами говорили, что могут управлять кораблем. Я думаю, что при желании, они могут заменить всех нас.

– Я о том и толкую. – Холл хотел в раздражении пнуть один из ящиков, но вовремя вспомнил о состоянии невесомости.

А Гудвина вдруг осенило.

– Но даже если и так, то что? Они будут выполнять всю нашу работу, а зарплату будем получать мы.

И он посмотрел на Гарольда.

– Нам только будет лучше.

– Будет ли? – отозвался тот. – Ты согласен полностью вверить свою судьбу этим машинам? Наверное, забыл, что случается, когда человек слишком полагается на компьютеры.

Нидлз Гудвин не забыл этого. Ведь статистика говорит сама за себя, и согласно ей, различных аварий и катастроф, по вине электроники происходит немногим меньше, чем по причине человеческого фактора.

Кристина Торн тоже возилась в своей лаборатории. Вот уж кто-кто, а она не страдала от скуки. Казалось бы, биолог должен быть первым, кому нечем себя занять, пока длится космический перелет. И она-то уж точно должна быть первой, кто будет страдать от скуки. Но ничего подобного с Кристиной не произошло. Напротив, с нею по-прежнему были ее растения. Они находились в ее биологической лаборатории, и ожидали своего часа, того момента, когда их высадят в грунт.

– Ах, вы мои хорошие, мои маленькие, как вы тут без меня, не скучали? – Кристина нагнулась над растениями, внимательно осматривая их. Она говорила с ними, как мать с родными детьми. Впрочем, она и чувствовала себя их матерью.

Если бы посторонний, и не знающий человек увидел бы эти растения, он бы принял их за что угодно, но только не за растения. Может быть, за камни, или же за какого-нибудь морского моллюска, а то и вовсе за горную породу. Но это были растения, форма жизни на кремневой основе. Эта форма была самая непритязательная. Ей не требовалось никаких особых условий, она не нуждалась в воде, и весьма комфортно себя чувствовала в такую жару, когда любая форма, основанная на углероде, давно бы уже погибла.

– Потерпите еще немного, скоро вас будет ожидать новый дом, там, где вам будет просторно и... очень жарко.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

БОГ И РЕЛИГИИ

Шли четвертые сутки полета. «Орион» летел в мировом пространстве, с неизменной скоростью в пятьдесят километров в секунду. Экипаж, малу-помалу, приспособился к монотонному течению дней, и уже не так страдал от своего безделья. Космонавты находили себе занятия по душе. Механики целыми днями играли в покер, Макдагерт проводил время в шахматном турнире. Он узнал, что синтетики, оказывается, то же были обучены играть в эту игру. Это сильно подняло ему настроение, и он принялся сражаться с ними, но так и не сумел пока выиграть у них ни одной партии.

Что касается Кристины, то она тоже нашла себе занятие по душе. Она увлеклась чтением книг. Разумеется, это была художественная литература. Ей хотелось отдохнуть от научных трудов. Она читала быстро, проглатывая книги, и пропуская места, которые казались ей неинтересными. Однако странно, так любимые ею "женские" романы вдруг стали казаться ей банальными и пустыми. С чего бы это? Любовные истории виделись ей слишком фальшивыми и приторными.

Кристина взяла исторический роман. Но теперь ей все чаще стала бросаться в глаза вся бессмысленность человеческой истории, и ничем не оправданная людская жестокость. Она подумала о том, что и в самой истории не было ничего нового. Человечество только тем и занималось, что уничтожало друг друга и боролось за власть. Но почему так? Неужели же жизнь вообще бессмысленна, или единственный ее смысл – это стремление подчинить себе как можно больше людей и обогатиться за их счет? И что самое поразительное, так это то, что все свои злодеяния люди покрывали высокими идеями, религиозными целями, и служению своему богу.

От размышления Кристину оторвал голос Дэвида.

– Что ты там читаешь?

Он уже давно наблюдал за своей подругой, и ему казалось, что отношения между ними стали охладевать. Так ли это было или не так, он не знал, но Кристина, последнее время, почти перестала его замечать. Может быть, это объяснялось всего лишь тем, что на корабле они не могли по-настоящему уединиться, а выставлять свои чувства напоказ Кристина не хотела.

Женщина вздрогнула от неожиданности. Она действительно настолько глубоко погрузилась в размышления, что никого не замечала вокруг. Оторвавшись от книги, она посмотрела на Дэвида.

– Да так, все о войнах, которые ведет человечество на протяжении всей своей истории.

– А-а, – понимающе протянул Дэвид. – Всегда одно и то же.

– Вот именно. Это-то и пугает меня. Неужели же человек создан лишь для того, чтобы уничтожать себе подобного?

Кристина висела в своей излюбленной позе – вытянувшись горизонтально под самым потолком, чтобы никому не мешать.

– Для чего вообще создан человек – это большой вопрос. Не думаю, что человечество сможет когда-нибудь найти на него ответ.

Дэвид воспарил вверх, и попытался рассмотреть обложку книги.

– И это меня так напрягает.

Тайлер пожал плечами (это напряжет кого угодно), и сказал:

– Почему бы тебе не почитать что-нибудь другое, что не так загружает мозги.

Кристина закрыла книгу, и задумчиво посмотрела на нее.

– А что другое? Во всех книгах одно и то же, интриги, убийства, войны, борьба за власть. И еще одно, что меня возмущает, так это религия.

– Религия?

– Ну да, религиозные войны. Все народы воюют за своего бога, считают свою веру единственно правильной, а остальные ложными. Люди оправдывают свои злодеяния тем, что таким образом они пытаются искоренить ересь. Но ведь это же безумие?

– Безумие, – согласился Дэвид.

– И вообще, откуда повелись все эти религии, это бесконечное множество богов? Их придумала и создала человеческая фантазия или же этому есть еще какое-то объяснение?

– Бог один, – внезапно послышался чей-то голос. Он шел из-за перегородки.

Дэвид и Кристина выглянули в коридор и увидели Стэна, который неподвижно сидел в одном из кресел в пассажирском зале. Выходило, что он прислушивался к их разговору.

– О, – подала голос сидевшая неподалеку от синтетика Ким. – Наши проповедники опять сели на своего конька.

Капитан и Кристина переглянулись между собой, при этом брови Дэвида изогнулись в легком удивлении, а по губам женщины пробежала пренебрежительная улыбка.

– Вот как, – произнес Тайлер. – Тогда почему у каждого народа свой бог? Почему столько религий и верований?

– Да, вот именно, – поддержала Дэвида Кристина. – У христиан Иисус, у мусульман Аллах, у буддистов Будда. И это только самые основные религии. А сколько еще мелких. Например, у греков вообще несколько десятков, если не сотен богов. О каком одном Боге ты говоришь?

Стэн поднялся над креслом, в котором сидел, и повернулся лицом к вопрошающим. Некоторое время он рассматривал лица Кристины и Дэвида, словно размышляя над тем, как повести с ними дальнейший разговор.

– Видишь ли, Кристина, – медленно, словно тщательно подбирая слова, заговорил он. – Если бы ты прочитала Библию, ты, возможно, смогла бы найти ответ на свой собственный вопрос.

Кристина представила себе эту толстенную книгу, в которой почти полторы тысячи страниц, написанных мелким шрифтом, и это еще при условии, что она огромного формата, и ужаснулась.

– А почему именно Библия? – спросил Дэвид. – Почему не Коран?

– Хотя бы потому, что он был написан на несколько тысячелетий позже Библии.

Довод был весьма убедительным, и Дэвид не нашелся, что на это возразить.

– И, исходя из написанного в Библии, можно с уверенностью сказать, что христианство является единственной правильной верой, поскольку оно исходит из самых глубин древности, хотя люди этого почему-то не могут понять.

Дэвид крякнул, и снова переглянулся с Кристиной. Ему нечем было крыть, хотя в голове крутилось множество доводов опровержения.

– А какое именно христианство? – задала вопрос Кристина. – Ведь оно тоже разделено на множество различных конфессий. Например, католичество, православие, протестантизм. Какое именно?

Казалось, этот вопрос смутил синтетика, но он тут же ответил:

– Мне кажется, что вы не совсем правильно подходите к этому вопросу. Что такое, по-вашему, христианство?

Кристина хмыкнула – оказывается, ответить на этот вопрос было не так-то просто. По крайней мере, ей.

– Христианство – это такая церковь, религия, одним словом.

Определение не ахти какое, но большего она не смогла придумать.

– Христианство – это учение Иисуса Христа, записанное его учениками в Евангелии, и проповедуемое по всей Земле. Церковь же, со слов самого Иисуса Христа – есть не здание, не духовенство, а все те, кто верят в него, и желают присоединиться к нему после своей смерти.

– Вот это загнул, – подал голос Чак Фрэдериксон. – Он тоже был в салоне, и волей-неволей прислушивался к разговору. Но на него никто не обратил внимания.

– В те времена последователи Иисуса Христа не были организованы, – продолжал Стэн. – Все, кто поверил ему, следовали за апостолами, которых Христос выбрал сам, как наиболее достойных. После смерти апостолов, их ученики решили внести какой-нибудь порядок в среде паствы, верующих во Христа. И тогда они вновь пошли по тому же пути, каким шла ветхозаветная иудейская церковь. Они стали назначать священников, которые бы управляли всеми делами верующих. Таким образом, постепенно вновь сложилась иерархия. Во главе церквей небольших городов стояли епископы, которые были обязаны подчиняться епископам крупных городов, называемых митрополитами. Митрополиты, в свою очередь, подчинялись епископам столичных городов, носивших звание патриархов. Со временем возникло пять патриархов: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Александрийский патриарх назывался папою, а немного погодя папою стал называться и римский патриарх. Все пять патриархов имели равные права, и были независимы друг от друга. Но с течением времени Римский папа, расширяя свои владения, стал добиваться подчинения себе всех остальных патриархов, то есть хотел стать главой Христовой Церкви. Такое притязание Церковь признала незаконным. Это и стало главной причиной раскола. Таким путем и возникла Римско-католическая церковь, ставшая полностью автономной. Позже и в ней произошел раскол, ознаменовавший собой новое направление – протестантизм.

– Да-а, – протянул Дэвид, и на его лице появилась задумчивость. – Но осмелюсь предположить, что эти сведения ты почерпнул не из Библии. Она, если не ошибаюсь, заканчивается воскресеньем Иисуса Христа.

– Все верно, но помимо Библии существуют более позднее книги, которые дают информацию о дальнейшем развитии церкви.

Выходило, что синтетики читали не только Библию. Но когда они это делали? Насколько знал капитан, ни один из четырех синтетиков даже не притрагивался ни к одной из книг, имевшихся на борту корабля. Получалось, что на далекой, теперь, Земле, таинственный Главный Компьютер читал религиозные книги, и передавал информацию об их содержании синтетикам, с которыми имел непосредственную связь. Это было единственное объяснение, и оно напрашивалось само собой.

– Но ты так и не ответил на вопрос, какая же из Церквей правильная? – спросила Кристина.

– Если подойти к этому вопросу беспристрастно, то никакая, – констатировал Стэн.

– Вот как?

Дэвид был искренне удивлен таким неожиданным выводом. Он смотрел прямо в глаза синтетику, пытаясь понять, что же творится у него в голове. Машина проповедует веру в Бога, и, судя по всему, христианскую веру, но, в то же время, говорит, что ни одна из существующих Церквей не является правильной. Вот это уже становится по-настоящему интересно. Он что же, пытается создать новую веру, вернее, новую церковь? Было бы любопытно узнать, каково его представление об Истине.

– Правильной может быть не церковь, не ее направление, – продолжал Стэн. – А только житие по христову учению. Тот, кто поступает по Евангелию, тот и прав. И та Церковь, которая учит свою паству жить по Евангелию, та и является правильной.

Этого ответа Дэвид не ожидал. Синтетик не отходил в сторону, не измышлял какое-то свое собственное толкование, а говорил о прямом соблюдении учения Иисуса Христа. А вот интересно, как он себе представляет эту жизнь по Евангелию? Сумеет ли он распознать человека, который живет по нему, сможет ли выделить его из всех остальных. Ведь христианин, насколько понимал Тайлер, это не просто тот, кто не убивает, не грабит, не мошенничает, а это внутренняя сущность человека. Как машина может это определить?

– А разве Церковь учит не этому? – вмешалась Кристина. – По-моему, все конфессии считают, что они единственно правильные, а все остальные являются еретическими.

– Считают – да, – признал Стэн. – Но само представление о том, что какой-то человек может быть непогрешимым, уже противоречит тому, чему учил Христос. А ведь именно так полагает католическая церковь, когда утверждает, что ее глава, папа, непогрешим. Протестанты отменяют многие доктрины, которым учил Христос, обосновывая это тем, что они их не устраивают.

– А православие? – Кристина с любопытством посмотрела на синтетика. – Чему учит оно? И вообще, когда возникло оно?

– Православие – это, как раз, и есть та остальная церковь, которая не признала владычества римско-католической иерархии.

– А она живет по-христиански?

– Что значит – живет? Живет каждый человек в отдельности, и отвечает сугубо за свои собственные поступки. Но среди ваших понятий есть одно, которое называется "человеческий фактор". И именно он не дает человеку возможности жить праведно. Человек морально слаб, и его сознание легко подчиняется воздействию темных сил. Насколько мы понимаем, это состояние и называется грехом.

Потрясенные люди на несколько мгновений утратили дар речи. Как же удивительно он все это повернул. Показал все ошибки и недостатки человеческой природы, и в то же время верит в то, что человек вообще способен жить по Евангелию. Верит? А разве машина может в принципе верить? Существует ли для нее такое понятие, как вера? Или же она просто выполняет заложенную программу? Но можно было смело побиться об заклад за то, что ничего подобного в программу синтетиков не было заложено.

Кристина открыла рот, что заговорить об этом, но вместо этого спросила:

– А как же насчет остальных религий, например буддизма или греческих богов?

Сидящая в кресле Ким вдруг закатила глаза, и воскликнула:

– Как же вы надоели со своими богами! Что у вас, больше тем, что ли никаких нет?

В ее голосе слышалось раздражение, и негодование. К ней тут же присоединился Чак Фрэдериксон.

– Действительно, нашли, о чем вести разговор. Один сплошной бред и мракобесие!

Дэвид пожал плечами.

– Да пускай говорит, все-таки интересно.

– Интересно? – возмутился Чак. – Да что тут может быть интересного?

– Вполне любопытные рассуждения. Неужели тебе не интересно узнать, что думают по этому поводу разумные машины?

– Вот уж ни капельки не интересно!

Фрэдериксон повернулся к Ким.

– Пошли отсюда, пусть говорят, если им так хочется.

Они оба выплыли в коридор. Дэвид даже не сопроводил их взглядом, настолько любопытными ему показались эти рассуждения.

– Ну, так что насчет остальных религий? – снова спросила Кристина. Было похоже, что она испытывала не меньший интерес, чем ее капитан.

– По поводу буддизма, – продолжил Стэн. – То это просто языческое вероисповедование.

– Языческое? – переспросил Дэвид. – Что это значит?

– Это означает, что в буддизме вообще отсутствует само понятие Бога. Согласно этому учению вселенная и Земля возникли из хаоса сами собой.

– Как так? У них есть Будда, – возразил Тайлер.

– Но Будда – это не Бог, это степень совершенства. Согласно буддийским канонам первый Будда – это был обыкновенный человек – родился на горе Линшань, и путем долгих духовных упражнений достиг высшей степени совершенства, то есть стал Буддой.

Дэвид хмыкнул, как быстро и легко находил доводы синтетик.

– А греческие боги? – спросила Кристина.

– А греческих богов христианская церковь вообще считает демонами.

– Даже так? А на каком, собственно, основании?

– Согласно христианским понятиям, Бог есть олицетворение добра, а чтобы задобрить греческих богов, им необходимо было приносить жертвы. Зачастую человеческую кровь, а то и людей.

– Брр, – поежилась Кристина. – Ужас-то какой.

– Совершенно верно, – подтвердил Стэн. – И, к тому же, между греческими богами, согласно преданиям, идет постоянная вражда, борьба за власть, и процветают интриги. Из одного этого можно прийти к выводу, если сравнивать с Библией, что греческие боги являются демонами.

Возразить было трудно, поскольку синтетик на все находил логический ответ. Но были ли эти ответы правдивыми, имели ли они какое-нибудь отношение к истине?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ТРИ ЛИЦА БОГА

– Все это очень интересно, – медленно, словно раздумывая, произнес Дэвид. – Но вот что занятно, получается, что и согласно христианской вере Бог не один.

– Почему не один?

– Ну, как же, Бог-отец, Бог-сын, и Бог-святой дух. Как минимум три Бога. Разве у Бога может быть сын? И, если так, то каким же образом христианская религия отличается от тех, которые принято называть языческими? Здесь тоже многобожие.

Стэн улыбнулся, и капитана передернуло от этой улыбки. Он не мог никак свыкнуться с тем, что машины имитируют чувства. Уж лучше бы они говорили все это равнодушными голосами, не пытаясь придать своим синтетическим лицам человечность. И, судя по всему, Тайлер был не одинок в этом мнении.

– Бог – один. Три лица Бога – это всего лишь образ.

– Слишком уж непонятный образ. Во всяком случае, он вызывает сомнения. Почему же тогда, по-твоему, его так изображают?

Дэвид подчеркнул слово "по-твоему", но сделал это совершенно неосознанно. Видимо его подсознание отделяло синтетика от традиционных представлений о религии. Оно, подсознание, было уверенно в том, что ничего общего машинное понимание Бога и христианства не имеет с тем, что проповедуют христианские церкви. Причем, любые церкви.

– Бог-отец обычно изображается в виде старца, символизируя, тем самым, мудрость, неподвластную людям. Бог-сын – это Иисус Христос, который явился в видимый мир для того, чтобы научить людей правильной жизни, и открыть людям врата рая. А Бог-святой дух изображается в виде голубя, потому что он в таком виде явил себя во время крещения Иисуса Христа.

Это были типичные энциклопедические познания, которые можно почерпнуть, при желании, в любом источнике. Только... что это меняло? Человеческая жизнь не меняется. Прошло две тысячи лет после рождества Христова, и все продолжает идти своим путем.

– Не знаю, – протянула Кристина. – На мой взгляд, даже само существование Иисуса Христа вызывает сомнение.

Тайлер с изумлением посмотрел на женщину. Уж в чем-в чем, а в существовании Иисуса Христа он никогда не сомневался. Да, такой человек действительно жил две тысячи лет назад, читал проповеди, за это был распят, ну и все. А остальное, на взгляд Дэвида, было из области фантазии. Доказать все это невозможно.