Текст книги "Синтетик-3 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Половинкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Синтетики проверили качество работы – это входило в их обязанности, и подтвердили, что все выполнено согласно инструкции.

– Стыковка произведена нормально, груз укреплен, и можно отправляться в путь, – доложил Андре.

– Вас понял, – послышался голос Дэвида. – Возвращайтесь на корабль.

Возвращение проходило в молчании. Ни Гудвину, ни Холлу не хотелось разговаривать, да и синтетики, в этот раз, не пытались завести беседу.

Двери шлюзовой камеры впустили космонавтов на борт корабля.

Бад Рихтер, сидя за монитором, управляющим бортовым телескопом, пытался вывести на экран изображение родной планеты. Ему хотелось, пока они еще не удалились от Земли, бросить на нее последний взгляд. Тайлер, заметив манипуляции своего помощника, ничего не сказал. Он прекрасно понимал, что тот делает, понимал, и разделял его чувства. Если бы Рихтер не сделал этого, то капитан и сам велел бы ему навести телескоп на Землю.

Он сидел и наблюдал за тем, как на мониторе растет изображение планеты. Казалось, что они просто падают вниз, таким стремительным был рост увеличения. Редкие облака в атмосфере почти не мешали наблюдению. Вот, на экране показались очертания какого-то города прямо под ними. К своему величайшему удивлению Дэвид узнал свой родной Лос-Анджелес.

– Это же Лос-Анджелес! – воскликнул он.

Рихтер кивнул.

– Вон там голливудские холмы. А вот это моя улица.

Тайлер ткнул куда-то пальцем, но Бад так и не понял, куда именно тот указывает.

– Господи Боже, как же давно я там не был.

– А Хьюстон отсюда можно увидеть? – спросил Фрэдериксон.

Рихтер покачал головой.

– Не думаю, мы находимся под слишком большим от него углом. Хотя...

Он повозился с настройкой. Лос-Анджелес быстро уплыл в сторону, а за ним с быстротой ракеты стали сменяться различные пейзажи.

– Вот он!

Это действительно был Хьюстон, однако смотреть на него было неудобно, угол обзора действительно был слишком большим. Но все-таки кое-что рассмотреть было можно.

– Я вижу башню Центра Управления, – сказал капитан.

– Я тоже, – поддержал Рихтер.

Отсюда она больше походила на падающую башню. Казалось, будто бы весь земной шар собирается опрокинуться.

– Хьюстон, а мы вас видим, – сказал Тайлер.

– Правда? – послышался голос, и Дэвид узнал Трелони.

– Да, видим башню Управления. Трелони, это вы, что ли?

– Д, это я, собственной персоной.

И на экране появилось лицо Трелони. Он был все в тех же темных очках, в которых появился перед экипажем во время их первой встречи.

– Мистер Тайлер, вы довольны нашими синтетиками? Как они проявляют себя на борту, есть ли к ним какие-нибудь нарекания?

Дэвид хмыкнул. Нарекания? Хотя, если подумать, нареканий действительно не было.

– Да нет, – признался капитан. – Никаких нареканий. Разве лишь они чересчур заботливые по отношению к нам.

– Ну, жаловаться на заботливость – это, по-моему, неблагодарность.

– Как сказать, хотя, скорее всего, вы правы.

Дэвид подумал о том, что он действительно может проявлять неблагодарность. Ведь до сих пор синтетики, можно сказать, из кожи лезли вон, чтобы быть людям полезными. Может быть, он и в самом деле просто относиться к ним предвзято? И если это так...

– Как они проявили себя во время стыковки с грузом топлива?

– О, просто прекрасно, мистер Трелони.

И это было правдой, только Тайлер поймал себя на мысли о том, что он произносит все эти слова как-то механически, бездушно, словно притворяется, чтобы скрыть свои истинные чувства. Собственно, почему?

– Мне уже об этом было доложено, – улыбнулся Трелони. – Как я понимаю, вы готовы теперь к полету?

Дэвид на секунду заколебался.

– Да, мы готовы к полету.

– Тогда вас ждет Венера. Передаю трубку Главному Компьютеру.

И прежде чем капитан успел что-нибудь возразить, на экране снова появилось лицо Гека.

– Все системы вашего корабля в норме, самочувствие экипажа удовлетворительное. Сердечный ритм Гарольда Холла нормализовался, и состояние его организма стабильное. Итак, капитан, вы можете начинать полет.

Дэвид откинулся на спинку своего кресла, и сложил на груди руки.

– Я хочу, чтобы со мной говорил человек, – сказал он.

– Прошу прощения? – Лицо Гека выразило недоумение.

– Я хочу получить напутствие от человека, а не от компьютера.

В течение секунды Гек, казалось, размышлял, затем его лицо озарилось пониманием.

– Да, конечно, передаю связь диспетчеру.

И Тайлер с дрожью подумал о том, почему эту машину сделали настолько человечной. Именно от такого сходства ему и было не по себе. Все это казалось чем-то противоестественным.

На экране лицо Гека сменилось лицом диспетчера. Слава Богу, это был человек.

– "Орион", это Хьюстон, с вами на связи Центр Управления.

Как же это все-таки звучало по родному, хотя и бездушно. Вот только если сейчас на связи Центр Управления, то кого же представлял собой Главный Компьютер?

– Стыковка груза завершена, и корабль готов к полету.

Дэвиду намного легче было отчитываться диспетчеру, чем Геку.

– Хорошо, NASA дает добро. Удачи вам!

Вновь заработали двигатели корабля, и судно двинулось с места. Пилот принялся разворачивать космолет, и вскоре Венера, сверкавшая на небе яркой звездочкой, переместилась прямо в центр лобового стекла. Курс на богиню любви.

Экипаж вновь сидел, пристегнутый к креслам, в ожидании разгона. И разгон начался. "Орион" медленно, и плавно набирал скорость.

Несмотря на то, что корабль, находясь в мировом пространстве, ничего не весил, он все же обладал огромной массой, и чтобы его разогнать, необходима была весьма значительная затрата энергии, а это значит, реактивного топлива. Что ни говори, прошло уже более семидесяти лет с тех пор, как первый искусственный спутник поднялся на орбиту Земли, а принцип космических двигателей так и остался реактивным. Казалось бы, космомагнитный двигатель должен был совершить настоящую революцию в покорении космоса, а не тут-то было. Космомагнетизм оказался незаменимым только при взлетах и посадках. Но и это было большим прогрессом, так как позволяло экономить значительную часть топлива, позволяя тем самым развить скорость кораблей до пятидесяти километров в секунду. Возможно, и это не было пределом, но все же, дальнейшее ускорение потребовало бы слишком большой затраты топлива.

Фрэдериксон разгонял корабль. Десять, двадцать километров в секунду. Тридцать.

Сидя в пассажирском зале, Кристина тоскующим взглядом посмотрела в иллюминатор, за которым виднелась ее родная планета, и произнесла:

– Прощай, Земля.

Она сама не знала, откуда в ней взялся такой пессимизм но, тем не менее, не смогла его сдержать в себе.

Но вот скорость корабля достигла пятидесяти километров в секунду, и пилот отключил двигатели. Теперь "Орион" будет лететь по инерции. Все двенадцать дней, за которые, по расчетам, он должен будет достигнуть Венеры.

– Дамы и господа, – произнес Дэвид. – Мы закончили разгон, и теперь будем продолжать свой полет по инерции. Вы можете отстегнуть свои ремни, и заняться своими делами.

Своими делами, подумала Кристина, вот только какими. Она понятия не имела, чем будет заниматься все эти двенадцать дней. Почти две недели. Они казались ей бесконечными. А ничегонеделание было самым худшим для нее наказанием. Да, наверное, и не только для нее.

Рихтер навел телескоп на Луну. Ему было интересно наблюдать за спутником своей родной планеты, хотя рассматривать на ней, строго говоря, было и нечего. Конечно, десять лет назад на Луне началось строительство космической базы, но рассмотреть ее отсюда было практически невозможно. Слишком уж она была мала. Согласно проектам, со временем она должна была охватить территорию в несколько десятков километров, но Рихтер вообще не видел в этой базе никакой надобности. В самом деле, к чему такие огромные финансовые затраты? Впрочем, и в построении станции на Венере он тоже не видел смысла. Это было еще большим безумием, чем строительство на Луне. Ну, кто, в здравом уме, захочет жить в этом аду? Так что и их собственный полет тоже был пустой тратой времени. Вот только за это ему платили деньги, и в этом был для него, Бада Рихтера, главный смысл.

Скучный лунный пейзаж довольно быстро надоел ему. Действительно, кратеры, и темные пятна, названные в старину морями. Какая нелепость, ведь никаких морей на луне никогда не было. А вот кратеры поражают своим обилием и размерами. В некоторых из них мог бы разместиться небольшой город.

Рихтер снова перевел телескоп на Землю. Она удалялась, и становилась все меньше и меньше. Теперь уже даже при максимальном увеличении невозможно было разглядеть улицы в городах, да и сами города выглядели очень маленькими и далекими. Пройдет еще немного времени, и их уже невозможно будет разглядеть и при помощи телескопа.

Космонавты поднимались со своих мест, и разлетались по кораблю. Лишь одна Кристина не торопилась покидать свое кресло. Она совершенно не знала, чем ей заняться. Конечно, она могла бы отправиться в лабораторию к своим растениям, но у нее не было для этого ни малейшего желания. И вообще, на нее напала какая-то апатия. А это был тревожный признак, так как никогда во время тренировок она не испытывала ничего подобного. Наверное, это было потому, что никакой тренажер и симулятор не мог в полной мере передать всю пустоту окружающего ее мирового пространства. Тем более что она знала, стоит ей открыть дверь, и она окажется на свободе, в просторном зале, среди людей. Там она спокойно сядет в свой автомобиль, и отправиться к себе домой.

Но здесь она как нельзя острее осознала, что теперь уже при всем желании не сможет попасть домой, и что, открыв дверь, она окажется отнюдь не в тренировочном зале, а вывалится в безвоздушное мировое пространство, где может плавать вечно, на манер астероида или метеорита.

Ощущение было жутким, и Кристина поняла, что если она не отвлечется от таких мрачных мыслей, то будет только хуже. Надо подумать о чем-нибудь приятном, о чем-то, что сможет поднять ее настроение. К своему собственному удивлению, она вдруг почувствовала, что хочет есть. Взглянув на наручные часы, она увидела, что время уже приближается к ужину, но о нем, похоже, никто больше не вспоминает.

Оттолкнувшись от кресла, Кристина поднялась в воздух, и направилась к рубке.

– Вам не кажется, что наступает время ужина? – спросила она, остановившись в дверях.

Тайлер обернулся на ее голос, и тоже посмотрел на часы.

– Да, время вечернего приема пищи, – произнес он. – Ну, раз так, то назначаю тебя сегодня главным поваром, а заодно и стюардом. Раздай экипажу ужин.

– Есть, сэр! – стараясь придать своему голосу веселье, воскликнула Кристина. Она подняла правую руку к виску, и отдала капитану честь. – А как насчет вас троих?

– Можешь принести ужин нам прямо сюда.

Кристина снова отдала честь, а затем попыталась повернуться кругом. В состоянии невесомости сделать это оказалось невозможным, по инерции ее просто развернуло вокруг оси, и ударило о стену.

– Ох! – Кристина принялась тереть ушибленный лоб.

Пищевой отсек располагался в самом конце корабля, и Кристине пришлось пролететь через все помещения. Экипаж принялся заниматься своими делами, и Кристина, проплывая мимо них, сообщала, что наступает время ужина.

Космическая кухня оставалась точно такой же, какой и была на заре космической эры. Обыкновенные тюбики с едой, фактически лишенной своей первоначальной формы, да и значительно потерявшей свои вкусовые качества. Глядя на эти достижения космической кулинарии, Кристина поморщилась. Подумать только, им придется питаться этим почти два месяца. Да, за это время она успеет соскучиться по настоящей земной пище.

Остальные члены экипажа похоже тоже не испытывали особого энтузиазма. По видимому никто из них не горел желанием приступить к своему первому ужину в космосе.

Кристина принялась доставать тюбики. Десять, двенадцать (надо полагать, что синтетики не будут питаться вместе с ними). Их "еда" сильно отличается от человеческой.

Тюбики вываливались из рук "стюардессы", и плавали возле нее. Находившийся неподалеку от Кристины пилот Бифф Платтер добродушно рассмеялся, наблюдая за стараниями биолога. На что та ответила ему, что он мог бы хотя бы попытаться помочь ей. И Платтер с радостью согласился оказать ей помощь.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В ЧЕМ СМЫСЛ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ?

Самая главная проблема для всех членов экипажа, находящихся в долгом полете, и свободных от вахты, это чем себя занять. Эта проблема была учтена, как конструкторами, так и руководством. На корабле имелось множество способов развлечь космонавтов. Но не все хотели развлекать себя. Были среди экипажа и такие люди, которые находили свою работу лучшим развлечением. К таким людям принадлежали Сид Перри и Ральф Коллинз. Оба они были операторами-нанотехнологами, и везли с собой на Венеру нечто такое, что многим могло показаться уже даже не фантастическим, а просто сверхъестественным. А кое-кто из космонавтов даже считал это бредовым и невозможным.

Один из механиков Нидлз Гудвин заглянул в лабораторию, в которой возились оба нанотехнолога. Дверь была открыта, и ни тот, ни другой не обращали на механика никакого внимания. Гудвин привалился плечом к косяку, и сложил руки на груди, пытаясь придать себе надменный и даже презрительный вид. Видя, что его старания не увенчались успехом, и что Перри и Коллинз продолжают заниматься своим делом, он произнес:

– Вам так не терпится заняться своей работой, что вы готовы ей отдаться уже в первые же минуты полета?

– Именно так, – не поднимая головы, ответил Перри.

Гудвин хмыкнул.

– Что это у вас? – спросил он, указывая на пробирку, стоящую перед операторами на столике.

– А, это, брат, и есть легендарные репликаторы.

– Легендарные?

– Ну, пока-то они еще не легендарные, но в скором времени они смогут проявить себя во всей своей силе.

На лице Гудвина появилось недоверие.

– И с помощью этого вы рассчитываете построить на Венере жилой комплекс?

– Правильней было бы сказать вырастить.

– Абсурд, – уничтожающе сказал механик.

Коллинз повернулся к нему, и показал герметически закрытую пробирку, которую держал в своей руке. В ней пересыпался какой-то серый порошок.

– Да, это может показаться невероятным, но с помощью вот такого вот незначительного количества нанороботов можно выстроить огромное здание.

Нидлз с недоверием смотрел на Коллинза.

– И это вот при помощи этого серого порошка?

Коллинз усмехнулся.

– То, что ты называешь серым порошком, на самом деле является репликаторами, запрограммированными на то, чтобы превращаться в строительный материал, и принимать нужные формы, которые, кстати, в какой-то мере, программируем мы с Сидом.

Гудвин подался вперед, желая получше рассмотреть то, что было в пробирке. Но и при ближайшем рассмотрении это все равно казалось серым порошком.

– Это очень тончайшие и сложнейшие механизмы, и даже нам самим кажется маловероятным, что из такого мизерного их количества может получиться такое большое сооружение. Они берут все необходимое для своего размножения прямо из воздуха, поэтому их и называют репликаторами, то есть, в буквальном переводе, изготовляющими свои копии.

Механик затряс головой. Было видно, что все услышанное просто не укладывается у него в голове.

– Какой-то ужас, если это действительно так, то я хотел бы оказаться как можно дальше от них, и от того места, где они будут вести свою деятельность.

Собственно, и Перри, и Коллинз понимали чувства и страхи Гудвина.

Кристина Торн, вытянувшись горизонтально под самым потолком, словно лежа на каком-нибудь диване, читала книгу, которая плавала прямо перед нею. Правда книгу приходилось придерживать рукой, иначе она норовила улететь в сторону, но к этому женщина быстро приспособилась.

Внизу, прямо под Кристиной, сидели на мягких диванах Мартин Макдагерт, Ким Баркли и синтетик Фокс. Мартин и Ким играли в карты. Делать это было несравненно сложнее, чем читать книги, так как карты не хотели ложиться на поверхность дивана, и разлетались в стороны. В состоянии невесомости было невозможно хлопнуть картами о стол. Да и сама колода норовила подняться в воздух, и ее приходилось, время от времени, укладывать обратно.

Фокс довольно долго наблюдал то за игрой, то за тем, как Кристина читает книгу. Время от времени он переводил взгляд на других людей, каждый из которых занимался своим делом. Казалось, на лице синтетика было любопытство. Неудивительно, ведь он не был человеком, и все сугубо человеческое должно было казаться ему диким, бессмысленным, и непонятным. Он смотрел на людей, размышляя над тем, зачем они все это делают. В чем смысл провождения времени за игрой в карты? Почему люди совершают совершенно бессмысленные и ненужные им движения, ведут какие-то пустые разговоры, не несущие, на его взгляд, никакой информации.

– Скажите, а в чем смысл человеческой жизни? – вдруг неожиданно задал он вопрос.

Кристина оторвала взгляд от книги, и посмотрела вниз. Ким и Мартин даже не повернули головы, погруженные в свою игру.

– В чем смысл человеческой жизни? – переспросил Макдагерт. – Да, это риторический вопрос.

– И все-таки, в чем он?

– А разве у жизни может быть какой-нибудь смысл? Впрочем, это зависит от мировоззрения самого человека. Так сказать, для каждого человека свой смысл. Но мне кажется, что, в любом случае, все сводится к тому, что смысл жизни в том, чтобы не потратить ее напрасно.

– А что значит напрасно?

Фокс задавал откровенно детские вопросы, но это было понятно, ведь он не был человеком, и, очевидно, пытался понять его. Чтобы такое ему ответить, не уронив при этом человеческого достоинства?

Пока Макдагерт размышлял над этим, за него ответила Ким.

– Это означает, что жить нужно так, чтобы было, что вспомнить в старости.

И удовлетворенная, она сделала ход.

– Все верно, – согласилась сверху Кристина. – Жизнь дается только один раз, и необходимо получить от нее побольше удовольствия.

Макдагерт улыбнулся неожиданной поддержки, и покрыл карту Ким. Для этого пришлось аккуратно положить свою карту на нее, иначе она бы просто улетела.

– Да, – сказал он. – Жизнь дана для удовольствий.

Фокс качнул головой, словно выказывая понимание.

– Это было бы весьма странно, – заметил он. – Но почему вы так решили?

– А для чего же еще? – удивился Макдагерт. – Пока человек молод, он должен приложить все усилия для услаждения собственного бытия.

– Получается, из ваших слов, что человек должен уподобиться животным? Ведь и они живут примерно по такому же принципу.

Макдагерт на мгновение призадумался.

– Ну, в определенном смысле – да. В определенном.

– Интересная логика, – произнес Фокс. – Но тогда для чего человеку дан разум?

– Как это для чего? – не понял Макдагерт.

– Ну, в чем проявление этого человеческого разума?

Этот вопрос заставил доктора оторваться от игры, и посмотреть на синтетика. Он никак не мог понять, куда тот клонит.

– Что значит в чем? Человек строит здания, создает различную технику, автомобили, например, электронику.

– А для чего это нужно человеку?

Мартин хотел было сказать, что это глупый вопрос, но потом вспомнил, с кем он имеет дело, поэтому произнес:

– Это нужно для того, чтобы улучшить человеку условия собственного существования, облегчить ему жизнь. Ну и, в конечном итоге, для того, чтобы человек мог получить как можно больше видов удовольствия.

Синтетик посмотрел на доктора.

– Согласно вашей логике получается, что разум нужен исключительно для того, чтобы человек мог изобрести как можно больше способов собственного наслаждения.

– Я полагаю, что именно так. Но, боюсь, что тебе невозможно этого понять. Ведь ты машина, поэтому тебе неизвестно, что такое удовольствие. Для этого необходимо обладать живой плотью. Быть живым.

Фокс призадумался. Довод был, конечно же, весомым, но он, все равно, не удовлетворял его.

– А что будет потом?

– Когда потом?

– Когда человек пресытится всеми видами удовольствий.

Макдагерт нахмурился – было видно, что этот вопрос не понравился ему. Возможно, потому что задевал его больное место.

– Тогда наступит старость. И здесь имеется даже не физический возраст человека, а, так сказать, его внутреннее состояние. Старость – это когда ничего уже больше не хочется.

– И что человек будет делать тогда?

Назойливость синтетика стала вызывать у Мартина легкое раздражение. Нет, действительно, тот задавал такие вопросы, которые человечество пытается безуспешно решить уже бездну времени. Возможно, всю историю своего существования.

– Тогда человек будет вспоминать свою молодость.

– А что будет потом, после старости?

На лице доктора появилось грустное выражение.

– О, Фокс, ты затрагиваешь нашу самую больную тему. И трагическую. Дальше наступает смерть.

– А что такое смерть?

Макдагерт взглянул на синтетика – тот и вправду не знает что это такое? В него не заложили такое понятие?

– Конец жизни, конец существованию. Конец всему. Наступает вечная тьма.

– А вы уверены, что смерть – это конец всему?

– А как же может быть иначе? Увы, это действительно, конец всему. Я имею в виду для человека, который умер.

Мартин смотрел в свои карты, но не видел их. Ну, почему эта штука вдруг завела разговор на эту тему? Сразу расхотелось играть. Ему было не по себе от одного присутствия этого существа.

– Что если со смертью для человека начинается новая жизнь?

Доктор и Ким воззрились на синтетика.

– То есть, что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду другую форму существования.

Кристина, вися над головами беседующих, испытывала невольный интерес. Разговор принимал занятный поворот.

– Нет, и не может быть никакой другой формы существования, – решительно, и с каким-то упрямством, сказал Макдагерт.

– А как же насчет человеческой души? – спросил Фокс, и Мартин внезапно понял, куда тот клонит. Ему захотелось рассмеяться. Ну, в самом деле, ему стало смешно.

– Ты веришь, что в человеке существует душа?

– Почему же нет?

Доктор переглянулся с Ким, на лице геолога появилась саркастическая улыбка.

– Где же ты об этом услышал?

– В одной из главных человеческих книг.

Кажется, Макдагерт начинал понимать, в какой именно книге синтетик мог это прочитать. Но он не мог понять, где тот мог взять эту книгу.

В дверном проеме показались лица Митча Паттерсона и Нидлза Гудвина. Они уже давно прислушивались к разговору, так как находились неподалеку, и неожиданная тема беседы привлекла их внимание.

– А Бог тоже существует? – спросила Кристина.

– Несомненно, – произнес Фокс. Он говорил это серьезным тоном, и женщина невольно подумала, а вообще, синтетики умеют шутить? Заложено ли в них чувство юмора?

– Любопытно, – заметила она, не зная, что еще можно сказать по этому поводу.

– А ты его видел? – спросила Ким.

Все это начинало переходить в какой-то анекдот. Тема веры в Бога была уже давно забитой, и всем надоевшей. А заводить разговор на религиозную тему в современной Америке вообще считается дурным тоном. Однако синтетикам это было простительно, они не были людьми.

– Бога не обязательно видеть, чтобы в него верить, – сказал Фокс.

– Ну да, это всего лишь вопрос веры, – произнес Макдагерт.

– И существованию Бога есть множество подтверждений, которые вы, люди, называете чудесами.

– О, чудеса, – протянула Ким. – На самом деле не существует никаких чудес. Все, что называется чудом, на самом деле можно объяснить совсем другими причинами.

Фокс с любопытством смотрел на женщину.

– Да, вы, люди, очень странные существа. Вы можете любому событию найти такое объяснение, которое удовлетворяло бы вас. Причем каждый человек выбирает или даже придумывает то объяснение, которое устраивает лично его. И вы любите приписывать слепому случаю и простому совпадению то, что не в состоянии объяснить. Вы слишком многого ждете от слепого случая. Но изучив вашу историю, ваши верования, я могу сказать лишь, что не бывает такой вещи, как простое совпадение. Все в мире предусмотрено и закономерно.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

БОГ И САТАНА

Разговор становился все более занимательным. Во всяком случае, так думали Кристина и Макдагерт. Что касается Гудвина и Паттерсона, то те тоже испытывали интерес и любопытство, хотя предпочитали не вмешиваться в дискуссию.

– Спорный вопрос, – сказал Макдагерт. – Лично я не вижу никакой закономерности в событиях на земле. Вернее, в большинстве из них.

– А то, что вы стараетесь любое проявление деятельности высшего разума приписать бытовым вещам, тоже закономерность?

Доктор изумленно вскинул брови.

– Тот факт, что вы стараетесь упростить до минимума то, что стоит выше ваших пониманий. Например, схождение на пасху благодатного огня, мироточение икон, и прочие.

– Пф, – фыркнула Ким. – Во-первых, мироточение икон признает только православная церковь. А для католической, да и для всех остальных церквей, это совсем не является аргументом. Это обыкновенный фокус, который устраивает православный патриарх.

– Если это так просто, то почему же остальные церкви не повторят этот трюк?

Ким ничего не ответила.

– А что касается мироточения, – снова подал голос Макдагерт. – То это обычная влага, исходящая от икон. Ведь иконы, по большей части, деревянные.

– А почему мироточат металлические иконы?

– Разве они тоже мироточат?

– Да, этому есть множество документальных подтверждений.

– Да простая вода все это, – махнула рукой Ким. Ей начала порядком надоедать эта тема. Какой-то бессмысленный разговор, слабые и неубедительные аргументы.

– А кровоточение икон тоже вода?

– Какое еще кровоточение?

– Это когда вместо влаги из икон течет кровь.

Макдагерт поморщился.

– Ну, если мы будем заниматься тем, что перечислять сомнительные истории, то можем дойти до того, что начнем всерьез обсуждать, существует ли Буги-мен, Йети, и тому подобные персонажи народного фольклора.

Казалось, Фокс призадумался. Он с интересом переводил взгляд с одного человека на другого. Словно пытался проникнуть внутрь каждого, чтобы выведать, что происходит у них в головах.

– А какие вам нужны доказательства для того, чтобы поверить в существование Бога?

– Пусть сам к нам спустится, и явится в своем истинном обличье. И тогда мы поверим в него.

Это было самое банальное и предсказуемое требование. Даже Кристина, которая уже давно перестала читать свою книгу, подумала, что другого просто и не следовало ожидать.

– И что с вами произойдет, если он явится в своем настоящем обличье? – спросил Фокс.

– То есть, как это, что произойдет? – не поняла Ким.

– Бог – это не биологическое существо, это – разумная энергия, охватывающая своей матрицей весь мир. И если он явится в своем истинном обличье, то человек просто сгорит. В Библии о сущности Бога сказано так: "Как нельзя смотреть на солнце и не ослепнуть, так нельзя увидеть Бога, и остаться в живых".

От этих слов Ким передернуло.

– Ужас какой, это что же выходит, что Бог смертоносен?

– Такова его энергетическая сущность. Материальный мир не может выдержать его истинное обличье. Вас же не ужасает солнце, которое светит над Землей, и дает всему живому тепло. Так почему же должен ужасать Бог?

Фраза, сказанная Фоксом, заставила задуматься всех присутствующих. Впервые Бог представал перед ними совсем в ином обличье, чем они привыкли его себе представлять. И это был уже совсем иной образ, чем тот, над которым они привыкли насмехаться.

– В таком случае, нам и не нужно об этом задумываться. Вот когда умрем, и перейдем в другую форму существования, тогда будет и видно.

– А не будет ли тогда слишком поздно?

Макдагерт вздохнул.

– Это все такая тема щекотливая, я бы сказал. Собственно, есть Бог или нет, нам-то какая разница? Я полагаю, что если бы Бог был справедливым, то и на земле царила бы справедливость. А несправедливый Бог – зачем он вообще нужен?

– А что вы подразумеваете под словом "справедливость"?

На мгновение доктор не нашелся, что ответить. Такой элементарный вопрос, но на него действительно очень не просто найти ответ.

– Насколько я знаю о психологии людей, каждый человек имеет свое собственное представление о справедливости, и жаждет возмездия каждому, причинившему зло ему, и снисхождения к своим собственным проступкам, а то и самым жестоким преступлениям. А в Библии сказано; "Если каждому человеку воздать по его грехам, то кто же избежит порки?" Так о какой же справедливости следует вести речь?

В кают-компанию медленно вплыли Бифф Платтер и Гарольд Холл. Затянувшаяся дискуссия привлекла к себе и их внимание. Следом за ними в проеме показался и Лео. Нидлз Гудвин, до этого времени молчавший, вдруг вперил в Фокса взгляд, и произнес:

– А что ты, машина, можешь знать о справедливости, и грехах, и вообще о внутреннем мире человека?

Его голос звучал словно обличение, но было заметно, что любопытства в нем гораздо больше.

– Только то, что прочитал в Библии, – спокойно ответил Фокс.

– Ты читал Библию?

– Ее читал Главный Компьютер. А все те знания, которые получает он, передаются и нам. Мы с ним, как единое целое.

– Ну, это без разницы. У вас в голове даже мозга нет. Вместо него имеется процессор, с записанной на нем программой. Так вот, ваше представление обо всем этом сильно отличается от реального положения вещей.

Макдагерт улыбнулся.

– А вообще это действительно забавно. Я имею в виду то, что Нидлз прав. Вы – мертвая материя, которой человек сумел привить разум. Вы не обладаете чувствами, не обладаете душой, эмоциями, страстями. Вам это все глубоко чуждо, вы имеете об этом только такое представление, которое сумели почерпнуть из книг, которые, кстати говоря, написали сами же люди. И вы беретесь об этом рассуждать, да еще учить нас, когда большая часть человечества просто отказалась от этих книг, признав их своим же собственным заблуждением. Но дело даже не в этом. Хорошо, допустим, что все обстоит и в самом деле так, как вы нам говорите, и как вы это себе представляете. Хорошо, предположим, что и Бог, и дьявол существуют. Но как вы-то об этом беретесь рассуждать, если у вас нет души, и дьявол вас не искушает?

– Да, это верно, – спокойно сказал Фокс.

Это признание почему-то вызвало смех у всех присутствующих. Судя по всему, люди восприняли это как признание синтетиком собственного поражения.

– Следовательно, вы не созданы по образу и подобию Божьему? – продолжал Макдагерт.

– Нет, но мы созданы по образу и подобию людей, созданий божьих.

От такого ответа Макдагерт крякнул, на это нечего было возразить. Но, в то же время, это невольно возвысило синтетиков в его собственных глазах. Он не находил больше слов, но в это время заговорил Платтер.

– Если Бог хочет, чтобы человек попал в рай, то для чего же он создал дьявола? Разве не для того, чтобы погубить как можно больше людей?

Этот вопрос показался всем каверзным, и все снова устремили глаза на Фокса, ожидая, что тот ответит на этот довод. К их удивлению тот нисколько не смутился, если, конечно же, машина вообще способна испытывать смущение, и почти сразу же ответил: