Текст книги "Искатель, 2002 №8"

Автор книги: Анатолий Ковалев

Соавторы: Виталий Романов,Константин Прокопов,Ричард Деминг,Наталья Нечипоренко,Рудольф Вчерашний
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Оказавшись внизу и включив свет, я понял, что нахожусь в комнате, предназначенной, скорее, для отдыха и размышлений, а не для меркантильных заготовок на зиму. Стены и потолок были оббиты синей тканью, и в тон им – изъеденный молью абажур. Из мебели – кресло, комод с зеркалом и маленький столик. Все из ореха, старое, но еще крепкое. На столе – курильница для благовоний и пепельница из слоновой кости. «Подходящее место для дедушкиной коллекции», – сказал я себе. Моя догадка немедленно подтвердилась, когда начал выдвигать ящики комода. Каждый из них, обтянутый синим бархатом, представлял часть уникальной коллекции. Ее уникальность была очевидна. Мундштуки и трубки представляли художественную ценность, потому что являлись произведениями искусства. Но я искал один-единственный мундштук, из слоновой кости, с изображением индианки, который больше других запомнился Лизе Широковой. Я обнаружил его в предпоследнем ящике комода. Инженер был не далек от истины, утверждая, что мундштуку двести лет и что он был привезен из Индии (или, как любили тогда говорить, из Ост-Индии) каким-нибудь английским офицером. Я подержал его немного в руках и положил на место.

Уходить из потайной комнаты не хотелось, и я решил сосчитать экспонаты, но не успел дойти и до половины, как над моей головой заскрипели половицы и на кухне вспыхнул свет. Я подождал, не спустится ли хозяйка, но она явно хотела видеть меня наверху.

Когда я закрывал ящики, то обнаружил на стене, рядом с зеркалом, связку ключей. Маленьких резных ключей, каких уже давно не производят. Ключей от ящиков комода.

– Нашел то, что искал? – ухмыльнулась Рисочка.

Она сидела на табурете и держала руки в карманах халата. Я предположил, что карманы ее халата могут представлять для меня опасность, если это не профессиональная привычка.

– Ты забыла рассказать о дедушкиной коллекции, – в свою очередь ухмыльнулся я.

– И ты решил восполнить пробел?

– Страсть как люблю красивые вещи! Прости, не смог удержаться! Там есть одна вещица, которую очень ценил инженер Широков. Может, проведем ночь откровений?

– Почему бы нет?

Ее манеры по-прежнему оставались мягкими и разнеженными. Рисочка напоминала флегматичную кошку, которой все равно, будут ее гладить по шерстке или дергать за хвост.

– Закрой за собой дверку и пойдем в постель, – сказала она таким тоном, словно ничего не случилось.

Мы больше не изображали пылких любовников. Но и не испытывали друг к другу неприязни.

– Коллекцию мне подбросили через два дня после гибели инженера, – начала она. – Убийца решил сделать меня своей сообщницей.

– А ты не заявила в милицию, потому что…

– Потому что справедливость восторжествовала. Эту коллекцию начал собирать еще дед моего деда. Некоторым экспонатам более двухсот лет. После революции, разорившей моих предков, чудом сохранившаяся коллекция стала настоящим утешением, последней семейной реликвией. Сохранить ее для потомков мой дед считал своим долгом. Представь себе, каким горем для него и для всей семьи стала пропажа коллекции в сорок четвертом году. Ее выкрали из этой самой комнаты. Тогда обчистили не только деда, но и всех жильцов. Да только, что у них было брать? Он, конечно, заявил в милицию и даже не побоялся раскрыть свое дворянское происхождение. Но что толку? Когда я поступила в юридический институт, дед взял с меня клятву, что я буду искать его коллекцию. Я поклялась, но в душе посмеялась. Прошло тридцать пять лет, а в чудеса я давно уже не верила. И зря. Примерно через пять лет после смерти дедушки, коллекция неожиданно всплыла. Широков сам рассказал о ней, когда мы были на даче у Макса. Он хвастался моим семейным достоянием, взахлеб описывая некоторые экспонаты, которые я видела лишь на фотографиях, сделанных еще в Киеве. Эти фотографии дед завещал мне вместо коллекции. Я сдерживалась, как могла, чтобы не выдать своей боли и отчаяния, но кое-кто все понял. Я только спросила Николая, когда он приобрел коллекцию. В общем, мне было наплевать, заплатил он за нее гроши или отдал целое состояние, купил у вора или у третьего, у пятого, десятого лица! Я знала лишь одно: коллекция должна вернуться ко мне, к потомку старинного дворянского рода.

Лариса Витальевна сделала паузу, посмотрев в окно. Там занимался рассвет и щебетали утренние птахи. Я решил пока не задавать вопросов и потому молчал.

– Думаешь, я вошла с кем-то в сговор? Или, может быть, считаешь меня убийцей? Мои действия были самыми невинными. Я покопалась в наших архивах и сняла копию с заявления деда, с подробным описанием экспонатов коллекции. Я рассчитывала показать ее и фотографии Широкову, чтобы начать переговоры о выкупе, потому что решить мой вопрос через суд было практически невозможно. Но как раз в это время у них с Максом начались ссоры из-за детей. Я подумала, что момент неподходящий. Я, как подруга Макса, вряд ли могла рассчитывать на благосклонность инженера. Пришлось набраться терпения.

Она снова замолчала, и тут я вмешался:

– Но первого мая восемьдесят восьмого года, в гостях у Широкова, ты сказала, что это вовсе не та коллекция, которую украли у твоего деда.

– Я вижу, ты неплохо поработал, – похвалила меня Лариса Витальевна. – Лизочка не ошиблась в выборе сыщика. Но пойми меня правильно, Женечка, их отношения только-только наладились. Что мне оставалось делать? Сразу же нанести удар? Ведь я знала, как Николай дорожит коллекцией. Я даже подозревала, что он никогда не расстанется с нею добровольно. Поэтому так важно было сблизиться…

– А на другой день его убили…

– Я рвала на себе волосы, когда узнала об этом!

– О том, что коллекция снова украдена?

– Не иронизируй, пожалуйста!

– Надо полагать, что через два дня ты не только успокоилась, но и почувствовала себя счастливой? Поделись воспоминаниями. Что ты испытала, когда обнаружила коллекцию в своем доме? В доме деда, из которого ее унесли сорок четыре года назад?

– Конечно, в первую очередь я задумалась над тем, кто это мог сделать? А главное, зачем? И не нагрянут ли ко мне утром гости с ордером на обыск? У меня тогда был небольшой садовый участок в районе Березовского тракта. Той же ночью я отвезла коллекцию туда и закопала в саду. Когда на следующее утро ко мне никто не пришел с обыском, я поняла тонкий расчет убийцы. Меня брали в сообщницы, а значит, я должна было сделать все, что в моих силах, чтобы преступника никогда не нашли. И я это сделала. Следствие затормозилось, а та личность, которую я подозревала в убийстве, ни разу не была вызвана на допрос.

– Имя личности ты, конечно, не назовешь?

– Не наглей, Женечка! Ты и так уже знаешь слишком много, чтобы жить. И другая на моем месте, пристрелила бы тебя, не задумываясь, еще там, внизу.

– Ты бы тогда нарушила цветовую гамму твоей синей комнаты, – издевался я, – а трупный запах заглушил бы аромат сандала и табака!

– А не пошел бы ты к чертям собачьим!..

7

Она выставила меня из дому в шестом часу утра. Город начинал просыпаться, транспорт еще не ходил.

Я брел по каким-то пустынным улочкам, плохо ориентируясь в незнакомом месте, пока не вышел к трамвайным путям.

Бессонная ночь сильно сказывалась на состоянии духа. Кондуктор, увидев мою удрученность, махнул рукой и не взял денег.

Я проспал весь день, но и к вечеру в голове не прояснилось. Почему Рисочка так легко отпустила меня? Она прекрасно понимает, что я обо всем доложу Лизе. Ее это устраивает? Почему она не заперла ящики комодов и не спрятала ключи? Думала, не доберусь до коллекции? Или, наоборот, хотела, чтобы я до нее добрался?

«…Вами изначально управляют. Вас впутали в очень грязную историю! И вы наделаете много бед!» – постоянно слышал я голос странной девушки, возникшей из небытия и в небытие ушедшей.

У меня не было сомнений в отношении личности, которую Лариса Витальевна подозревала в убийстве. Что хотите делайте со мной, но представить Шурку в образе убийцы я не мог. А главное, что за резон ей был убивать любовника? Может быть, Рисочка хочет натравить Лизу на ее заместителя? И что дальше? Она-то какое отношение к ним имеет? Лариса Витальевна работает в фирме «Фаэтон». А что возле этой фирмы делала Шурка?

«Вас впутали в очень грязную историю!..»

Мое положение было не завидным. Связанный с Александрой обещанием не выдавать ее начальнице, я не мог предоставить Лизе полную информацию. Поэтому честнее было бы отказаться от дальнейшего расследования и от денег. Так я и решил поступить.

Мы встретились с Лизой Кляйн в четверг вечером в кафе «У Рустома». При первом нашем свидании меня все раздражало в этой женщине, а ее глаза казались щупальцами. Теперь все выглядело иначе. Мы не стали ни любовниками, ни друзьями, но хорошими знакомыми нас можно было смело назвать. Вот только взгляд ее меня по-прежнему пугал. Неспокойный, в чем-то уличающий.

Я начал с того, что отказался от ужина, заказав лишь кофе и мороженое, за которые способен был заплатить.

– Невиданные перемены! – посмеялась надо мной Лиза, но вскоре ей стало не до смеха, когда я сообщил, что отказываюсь от дальнейшего расследования, потому что в деле возникли обстоятельства, которые задевают меня лично.

– Что это за чертовы обстоятельства?! – возмутилась она. – Ничего не хочу знать! Тебя подкупили! Я так и думала! Этот старый козел способен на все!

Подозрение в подкупе меня несколько покоробило. Так часто бывает, когда хочешь выглядеть честным, тебя принимают за отъявленного мерзавца.

– Думай, что хочешь, но Ведомский здесь ни при чем. Вчера ночью я собственными глазами видел коллекцию твоего отца…

Она мне поверила только после того, как я описал ей парочку экспонатов. А когда назвал имя Рисочки, неожиданно подозвала официантку и заказала бутылку водки.

– Больше ничего не требуется, вообще ничего не требуется, – шептала она, опорожняя одну рюмку за другой. – И так все ясно.

– Что тебе ясно?

– Это Макс. Его рук дело.

– Опять Макс! – ударил я кулаком по столу. – Что ты вбила себе в голову? Зачем ему убивать твоего отца?

– Чтобы вернуть этой стерве коллекцию! Они могли ее заполучить только через его труп! А Макс ради этой стервы готов был на все! Это он! Это мог быть только он!

– Хватит пить и выслушай меня! – Я предпринимал отчаянные попытки переубедить Лизу. – Коллекция украдена для отвода глаз. Мотив убийства был иной. В противном случае Рисочка бы меня близко не подпустила к коллекции. А может быть… Может быть, кому-то выгодно, чтобы ты заподозрила Ведомского? Вспомни, что он сам тебе сказал на даче?

– Кому выгодно, Женя? Что ты плетешь? Просто Рисочка – наглая тварь, не боится ничего и никого. Но это она зря! Ох, зря! Я оставлю от этих сук мокрое место!..

На нас начали оглядываться, и я предложил покинуть заведение. Лизу шатало, пришлось взять ее под руку и самому сесть за руль. На свежем воздухе Кляйн еще больше захмелела и всю дорогу несла полную околесицу. Я довел ее до квартиры, но она никак не могла справиться с новыми замками. Наконец я забрал у нее ключи и отпер дверь.

– Женя, Женя, за что они так с ним? – причитала пьяная женщина, усевшись на пуф в прихожей и уронив голову на грудь. – Зачем она подкинула эту трубку с черепом? Хотела запугать?

– Это не она!

– И ты ей веришь?

Да, я почему-то верил. Лариса Витальевна предложила вернуть Лизе экземпляры, собранные ее отцом. «Эти безвкусные, ширпотребные трубки и мундштуки застойного периода, которыми Николай решил дополнить коллекцию деда! Они валяются у меня на дне сундука. Можешь отнести их Лизочке!» И тогда я спросил, не она ли в воскресенье завезла ей трубку с черепом? Удивление Рисочки было неподдельным. Мне даже показалось, что своим сообщением я напугал бесстрашную милиционершу.

Постепенно хмель выветривался, и Лиза приходила в себя. Тогда я решил проститься. Это действительно была наша последняя встреча, и больше мы никогда не виделись.

– Ты еще услышишь обо мне! – пообещала она. – И не пожалеешь, что связался со мной. Мы, Широковы, умеем ценить настоящих друзей!

Выйдя от нее, я почувствовал себя свободным человеком. Пускай без денег, но зато с моих плеч свалился тяжкий груз. Каким я был наивным в ту минуту!

Несколько дней я провел «взаперти» на «мансарде» с книгой и плеером. Читал мистику и слушал заунывную средневековую музыку. Моя терпеливая сестра никак не реагировала на мой затянувшийся визит. И, что очень важно, не задавала вопросов и не просила денег за постой. Я уже серьезно подумывал о том, чтобы на следующей неделе сняться с места и погостить немного у кузена в одном из городов-спутников Екатеринбурга, но как-то утром сестра сунула мне в ухо телефонную трубку.

«Дрыхнешь? – засмеялась Шурка. Никогда раньше я не обращал внимания на ее смех. Смеялась ли она раньше? Теперь это невыносимо было слышать! – Сделал дело – гуляй смело…

– В каком смысле? – не понял я. – Какое дело?

– Ну-ну, не надо скромничать. Жди меня в полдень у филармонии. Мне надо кое-что тебе передать. И почитай сегодняшние газеты, если еще не в курсе…

Отказавшись от завтрака, я стрелой помчался вниз, к газетному киоску. Накупив целую охапку местной прессы, уселся прямо на газон. В то утро мне было не до церемоний.

Во-первых, я узнал, что наступил понедельник, и очень этому удивился. Мне казалось, что со времени нашей последней встречи с Лизой Кляйн минула неделя, а выходит – всего три дня! Заглянув в криминальную хронику, сразу наткнулся на заголовок: «Погиб глава фирмы «Фаэтон». «Вчера вечером, возвращаясь с дачи, попал в автомобильную катастрофу… Отказали тормоза у старой «Волги»… У милиции есть версия заказного убийства…» В другой газете я нашел сообщение о заместителе фирмы «Фаэтон» Ларисе Витальевне Божко. Минувшей ночью в ее доме вспыхнул пожар. Возгорание произошло от взрыва. По всей видимости, кто-то бросил в окно бутылку с зажигательной смесью. Хозяйка квартиры госпитализирована, находится в крайне тяжелом состоянии.

Я понял, что Лиза сдержала обещание. Она была из тех женщин, что не бросают слов на ветер.

В полдень у филармонии я вспоминал, как Шурка в прошлый раз меня проколола и я крыл ее последними словами за дурацкий розыгрыш. Теперь я не испытывал раздражения, а напротив, был бы рад отложить нашу встречу. Но Шурка опоздала всего на три минуты. Знакомый мне «Мерседес-Бенц» с затемненными стеклами остановился как вкопанный, и передо мной распахнулась задняя дверца.

За рулем сидел худощавый мужчина средних лет. Рядом с ним Шурка. На заднем сиденье – девушка в черных очках.

– Садись, – предложила Александра. – Давно ждешь?

Я лишился дара речи, когда увидел в зеркале лицо шофера.

– Это Степан! Не узнаешь? Вы ведь были когда-то знакомы.

– Привет, старина! – проскрипел худощавый мужчина, в котором смутно узнавался алкаш Степка-фрезеровщик. Его некрасивое лицо напрочь выветрилось из моей памяти. Какая все-таки загадочная штука – наша память! А ведь он так похож на свою мать! Прямо одно лицо! И волосы еще рыжеватые, хоть и подернуты сединой! «Рыжику на день рождения от дяди Коли…» Рыжик попал под машину, но выжил, только лишился ноги…

Не успел я собраться с мыслями, как был ошарашен новым открытием.

– А это – наша дочь, Наденька! Ты ее, кажется, видел в младенчестве, но вряд ли узнаешь. Соплюха превратилась в барышню!

Девушка, рядом с которой я сидел, сняла очки. И в ней я сразу признал мою странную спутницу по имени Надежда.

– Я много о вас слышала, – потупив взор, произнесла она.

– Господи, кто бы мог подумать! – начала лицедействовать Шурка. – Несуразный парнишка из моей бригады, неумеха Женька Немет, и вдруг на тебе – известный журналист!

– Чего только в жизни не бывает! – поддержал супругу Степан.

– Да, чуть, не забыла! – всплеснула руками Вавилова-старшая. – Лиза просила передать тебе кое-что!

На мои колени шлепнулся конверт. В нем лежали доллары и не было никакой записки.

– А где она сама?

– Летит в Индию, к мужу. Очень соскучилась, не видела его почти год. А ты, я вижу, успел облачиться в траур?

Она впервые заметила, что я в черном? Нет, вряд ли. Шурка все замечает. Она просто издевалась надо мной.

– Лиза немного поторопилась… – Я имел в виду не поездку к мужу, а кое-что другое, но Александра захохотала. «Боже, откуда у нее этот ужасный смех?!»

– Так что я не заработал этих денег…

Теперь уже и Степан смеялся, скрипуче, с потугами, будто его вынуждали.

На миг мне показалось, что я попал в мир каких-то свиноподобных существ. Я хотел швырнуть доллары в их мерзкие рыла! Я так бы и поступил, если бы не почувствовал прикосновение холодной, влажной руки. Она крепко, до боли, сжала мое запястье. И я проглотил обиду.

– Не скромничай, Женечка! Ты отлично поработал и вполне заслужил эти деньги!

– Куда мы едем? – услышал я свой голос и едва узнал его.

– В одну армянскую обжираловку, – пояснил Степан. – Выпьем за встречу. Вы – вино, а я – святую водицу.

– Фу, Степа! Ты – вульгарен! – по-детски надула губы Шурка.

Надя отпустила мою руку, и мы впервые встретились взглядами. «Мне не полезет кусок в горло!» – «Мне тоже! Но надо терпеть, если хотите докопаться до истины!»

Между тем Степа, чтобы не скучать, включил магнитофон. Безголосая девица под аккомпанемент электронной пукалки лепетала что-то любовно-детсадовское, причем с дефектами речи ей повезло больше, чем с музыкальным слухом. «У дурных людей – дурные песни», – изрек некогда Шиллер. И я много раз убеждался в правоте этих слов. Шура пританцовывала (точнее, ерзала задом) и подпевала певице. У нее было прекрасное настроение.

В ресторане нам выделили отдельную кабинку. Сам хозяин заведения, толстый армянин с печальными глазами, засвидетельствовал свое почтение супругам Вавиловым. Я понял, что в связи с последними событиями произошли какие-то крутые изменения. Но какие именно? Во всяком случае, семья Вавиловых, за исключением одного члена, торжествовала. Я только не понимал, почему мне было оказано такое доверие? Может быть, моя известность тешила их тщеславие?

Супруги сели рядом, а мы с Надей устроились напротив. Нам подали харчо, шашлыки из осетрины и поставили керамический кувшин с настоящим кахетинским вином. Степан вздыхал и облизывал губы, разливая вино в чужие бокалы. Пили только мы с Шурой, потому что Надя наотрез отказалась, сославшись на завтрашний экзамен.

Степан вспоминал прежние времена, завод, беззаботную, хмельную молодость. Александра ловко прервала его, заметив, что с нашего завода вышло много знаменитых людей, особенно, политиков и бизнесменов. Во времена Ельцина некоторые перебрались в Москву и нынче процветают в столице, а кое-кто остался процветать здесь. С ее уст не сходило имя директора местного телевизионного канала, который в те самые времена возглавлял идеологический сектор заводского комитета комсомола.

– Ты же его хорошо знаешь, – обратилась она ко мне, – да и он тебя наверняка помнит. Почему бы не нанести ему дружеский визит? Ты – известный журналист, он – телевизионный функционер. Вы могли бы найти общий язык. Внешность у тебя подходящая, чтобы украсить любую телепрограмму. Глядишь, покажут по ящику! И нам подсобишь с рекламой…

Видно, планы относительно меня у Шуры резко изменились. Раньше она требовала, чтобы я поскорее убрался из города, а теперь сама берется устроить мою карьеру на местном телевидении. Неужели все настолько замечательно? Неужели она больше никого и ничего не боится? Все помехи устранены, и можно честно смотреть в глаза собственной дочери?

Едва я подумал о Наде, как снова почувствовал прикосновение ее холодной руки. На этот раз в мою ладонь нырнула записка, которую она, по-видимому, успела настрочить в туалетной комнате.

Ничего не подозревавшие родители принялись взахлеб расхваливать Наденьку. Особенно усердствовала захмелевшая мать, словно репетировала будущие смотрины. Надя сказала, что ей пора ехать, надо готовиться к экзамену. Отец вызвался подвезти дочь, оставив нас с Александрой тет-а-тет.

– Как видишь, у меня прекрасная семья, – начала она. – А кто-то когда-то советовал бросить мужа. Степа с годами сделался мудрее. Если бы ты знал, как его ценят на работе!..

– В фирме «Фаэтон»? – уточнил я.

– Знаю-знаю, о чем ты подумал! Мол, эти вездесущие Вавиловы подсуетились и заграбастали в свои руки обе фирмы! Нет, Женечка, это чистая случайность… Чистая случайность, друг мой!

До меня постепенно доходил смысл ее слов.

– Ты хочешь сказать, что фирма Лизы Кляйн и фирма Ведомского?..

– Ну, конечно, мой милый! Я хочу сказать, что завтра-послезавтра стану главой фирмы «Кляйн и компания», потому что не успеет Лиза приземлиться в аэропорту города Бомбея, как ее тут же сцапают. Она пока летит в самолете и не подозревает, что на нее подали запрос в Интерпол. Мальчишки, которых она наняла в киллеры, сегодня ночью раскололись и дали показания. Бедная Лиза! И почему люди бывают настолько глупы.

– Это глупая, бедная Лиза устроила твоего мужа в фирму Ведомского?

– Она протежировала Степу, а Лариса Витальевна расписала Максу его деловые качества и помогла ему стать вторым заместителем.

– И завтра-послезавтра он станет главой фирмы «Фаэтон», – догадался я.

– Умничка! – похвалила совсем уже окосевшая Шурка. Я заметил, что при домочадцах она старалась не курить, а сейчас не успевала загасить одну сигарету, как тут же принималась за другую.

– Но все это чистая случайность! Просто повезло, так расположились небесные тела!

– Ты меня считаешь идиотом? – Больше не было холодной, влажной руки, которая могла бы меня остановить. – Ведь это ты положила черный мундштук в ящик письменного стола инженера Широкова! И не тринадцать лет назад, а совсем недавно! Ты сыграла на комплексе Лизы, возбудив в ней болезненную ревность! Ты посоветовала ей нанять частного детектива, твоего знакомого, которого тут же обработала, связав обещанием! И в результате Лиза получала от меня только часть информации. Ты планомерно натравливала ее на Ведомского!..

– Довольно-довольно!..

Во время моего монолога она не прекращала смеяться.

– Довольно молоть всякий вздор! Пожалей их всех, бедненьких-несчастненьких! Они были такими беззащитными, обиженными судьбой! Что ты знаешь о каждом из них? Они достигли своей цели, ступая по трупам! Почему же другим нельзя? Все делается во благо, поверь мне. Ведь Макс давно предлагал Лизе совместный бизнес. Две процветающие фирмы – в единый мощный кулак! Но эта психованная ничего не желала слышать, потому что всегда подозревала его в зависти и корысти по отношению к своему любимому папочке. Мы же, Вавиловы, воплотим в жизнь гениальную идею Макса. И воздадим почести старику. Да упокоится он на небе! Только не думай, что я забываю старых, верных друзей. Лизины бумажки – фигня в сравнении с тем, что ты можешь получить от меня!..

– Ты щедра на подарки, ничего не скажешь. – Я решил идти ва-банк. – Много лет назад подарила Рисочке коллекцию Широкова, получив прекрасный повод для шантажа.

– Что ты несешь?.. – попыталась она возразить, но я не дал ей времени опомниться.

– Вы с муженьком совершили непоправимую ошибку. Сегодняшнего положения вы могли бы достичь намного раньше и без лишних жертв, если бы знали истинную цену коллекции, которой распорядились так легкомысленно.

– Она представляет ценность? – Шурка делала вид, что мои слова ей абсолютно безразличны.

– Я, конечно, не эксперт, но кое-что в этом понимаю. С первого взгляда я оценил семейную реликвию Ларисы Витальевны примерно в восемьдесят тысяч долларов. Сумма не очень большая, но достаточная, чтобы в начале девяностых организовать собственную фирму.

– Восемьдесят тысяч за эти безделушки?! Ты меня не разыгрываешь?

Я уже знал все об алчности и жадности этой женщины, чтобы не понимать, какая борьба происходила у нее внутри.

– Женька, ты врешь! Признайся, что врешь!

– Может, вам сгонять, пока не поздно, на место вчерашней трагедии? – издевался я. – Деревянные экспонаты, наверно, сгорели, а все остальное вполне пригодно для продажи.

– Восемьдесят тысяч! – никак не могла успокоиться она, и вдруг проговорилась: – Господи, а затея-то гроша ломаного не стоила!

– Какая затея?

Но большего я не смог от нее добиться, как ни старался. Минутная слабость вновь перешла в демонстрацию силы и собственной значимости.

– Думаешь, разговоры о телевидении – пустой треп? Как бы не так. У меня есть связи, есть деньги, есть голова на плечах! Я могу горы свернуть!..

Та сравнительно невысокая гора, на которую к сорока двум годам взобралась моя бывшая подруга Шурка Вавилова, вскружила ей голову. Ту самую голову, которой она так гордилась и в которой (теперь я это знал точно) роились черные, коварные замыслы.

8

В записке были указаны адрес и время, а также имелась приписка: «Приходите обязательно!» Удивляло, что дом по указанному адресу находится в неприглядном, трущобном районе. И смущало время – десять часов вечера, не совсем подходящее для визита малознакомого мужчины к молоденькой девушке. Я подозревал, что Надя посвящена во многие тайны своих родителей. Этим было продиктовано ее отчаяние и невозможность высказаться при нашей первой встрече.

Она встретила меня скорбным сообщением:

– Я звонила в больницу. Лариса Витальевна скончалась два часа назад.

Милая, сердечная девушка, откуда ты взялась такая? Может, тебя перепутали в роддоме? И вместо упырского отродья этим упырям достался ангел с небес?

Она провела меня в единственную комнатушку, где едва размещались письменный стол, продавленный диван, стул и кресло. Грязноватые темно-зеленые обои украшала икона с Богородицей, а под иконой горела лампадка. О Надиной религиозности я догадывался. Именно в этом я видел причину ее отшельничества.

– Удивляетесь, почему я здесь живу? На время сессии попросила родителей снять мне отдельную квартиру. Вернее, квартиру я нашла сама, а у них взяла только деньги.

– Странный выбор, – вновь окинув взором комнатушку, сказал я. – Родители поскупились или…

– Или, – загадочно улыбнулась Надя. – Квартиру помогла мне найти бабушка.

– Зинаида Кондратьевна?

– Догадались? Как видите, судьба моей семьи накрепко связана с семьей Широковых и семьей Ларисы Витальевны. Да-да, не удивляйтесь, с ее семьей тоже. Потому что коллекция трубок и мундштуков ее деда почти двадцать лет пролежала на антресолях в этой квартире.

– Вы хотите сказать?..

– Мой прадед был связан с воровским миром, – вздохнула Надежда. – Не знаю, сам он ее украл или взял у кого-то на хранение, об этом история умалчивает.

История, которую мне поведала правнучка вора, длилась до самого утра, и до самого утра не гасла лампадка под иконой. Голос ее был то спокоен, то взволнован, а в одном месте ей пришлось прервать свой рассказ, потому что слезы мешали говорить. Она одна замаливала грехи за весь порочный клан Вавиловых.

Я же по возможности буду краток и постараюсь все передать своими словами.

Счастливым обладателем коллекции Николай Сергеевич Широков стал в шестьдесят втором году. Он не заплатил за нее ни копейки, потому что Зинаида Кон-дратьевна подарила ему мундштуки с трубками на день рождения. Они работали тогда в одном НИИ. Широков простым инженером, а Зина с Машей лаборантками. Отец Зиночки к тому времени уже умер, а мать постоянно ворчала, когда натыкалась на никчемный сундук. Подарок получился поистине царским, потому что Широков как раз собирал курительные приборы, но о таком прибавлении даже не мечтал.

В шестьдесят втором году Степану было всего три года. Об отце мальчика никто ничего не знал. В те годы рожать без мужа еще считалось позорным, особенно в той трущобной среде, где жила с сыном Зинаида Кондратьевна. Именно тогда знакомые и родственники начали муссировать слух, что отец Степы не кто иной, как инженер Широков. Мальчика во дворе стали дразнить «инженерским сыном». На вопросы Степана об отце Зинаида Кондратьевна отвечала уклончиво, и в десять лет парень поклялся со свойственным этому возрасту максимализмом, что смоет позор кровью. Но через год случилась трагедия, он попал под машину и остался без ноги. И первыми, кто пришел на помощь, были Коля и Маша. Они задарили инвалида подарками, они взяли несчастную мать к себе в домработницы. Однако ненависть Степана к предполагаемому отцу от этого не утихла, а наоборот, разгорелась еще больше.

Прошли годы. Степан женился, детские клятвы забылись, и ненависть теперь уже к главному инженеру завода Широкову была не такой острой, как раньше. А если и подкатывало, то заливалось вином или бесследно растворялось в любви к жене и дочери. Но однажды, весной восемьдесят восьмого года, произошел неприятный разговор между сыном и матерью. Зинаида Кондратьевна советовала Степану поменьше пить и побольше уделять времени семье, а то не ровен час – лишится и жены-красавицы и любимой дочки. Степа лишь отгораживался заученной фразой: «У нас с Шуркой все путем». И тут мать не выдержала: «Все путем, говоришь? Не тем ли самым путем, которым она ходит в гости к Широкову?» – «Врешь! Ревнуешь к своему хахалю!» – «Никакой он мне не хахаль и никогда им не был!»

Степан ушел от матери в смятенных чувствах и незаметно для нее прихватил связку ключей от квартиры Широковых. Она только на другой день обнаружила пропажу, и пришлось Николаю Сергеевичу выдавать ей новые ключи.

А дома у Вавиловых разыгрался настоящий скандал, и Степан впервые за двенадцать лет дал волю рукам. «Я убью его!» – орал он и бил при этом Шурку. «Правильно, убей, – спокойно сказала она, и мужнина рука опустилась – давно ведь хотел это сделать». – «Так ты его не любишь?» – понял он главное. «А ты как думал?» В тот вечер Александра прочитала ему целую лекцию о том, какие волчьи времена вскоре наступят и как к ним надо приспосабливаться. Шура не была провидицей, просто об этом говорили солидные люди, начальники всяких рангов, с которыми она в последние годы якшалась. Широкова она называла «трамплином в будущее». Его связи и его деньги им пригодятся, чтобы устроить себе «хорошую жизнь». Степан слушал ее с открытым ртом; он и не подозревал, что его жена настолько хитра и коварна. Надя тоже слушала, сидя в другой комнате. Она уже была не такой маленькой, как считали ее родители, и все мотала на ус.

«Как же ты завладеешь его деньгами? – удивлялся Степан. – Ведь после смерти инженера все достанется Лизе!» – «Достанутся официальные деньги, счет в банке, но имеется заначка, о которой Лиза ничего не знает». Степан был настолько ошарашен всем услышанным, что даже не поинтересовался, при каких обстоятельствах Шуре удалось узнать о заначке инженера. «У них «общак» с Максом Ведомским, начальником милиции, втайне от всех домашних. Сумма приличная, а отношения между друзьями хреновые. Деньги хранятся у третьего лица, поэтому взять оттуда можно лишь при обоюдном согласии, а согласия-то как раз и нет. А теперь, представь, друзья мирятся, Широков приглашает к себе Макса, а на другое утро находят труп инженера, а также отпечатки пальцев Ведомского! Вот тогда-то я смогу… мы сможем получить часть «общака»!» – «А если меня посадят?» – решил уточнить Степа. И тогда она раскрыла перед ним все карты, рассказав о коллекции деда Ларисы Витальевны Божко. «Ты понимаешь? Все ментовское начальство будет у меня на крючке! А если и сорвется, то много тебе не дадут: состояние аффекта, ревность и все такое. Да и зона будет не строгой, учитывая твою инвалидность. А уж когда вернешься!..»