Текст книги "Эндшпиль (СИ)"

Автор книги: Анатолий Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

«Московскiя вѣдомости» 29.04.1910 г.

Примечания:

[1] Комбинация нескольких записей из реального дневника Николая II

[2] Инсургент – повстанец, член вооруженного отряда гражданского населения, воюющего против существующего правительства или режима. Считались политическими преступниками, а не уголовными, как бунтовщики

[3] Томми Аткинс – прозвище английских солдат

[4] Дублинский замок – центр британской администрации в Ирландии. Резиденция возглавлявшего ее наместника Короны – лорд-лейтенанта

[5] В нашем мире – воевал в Ливии, в Первой мировой войне С 1926 г – маршал. В 1943 году, после свержения фашистского режима Муссолини стал премьер-министром Италии и вывел страну из Второй мировой войны

[6] Триест – хорошая гавань, удобная для значительного десанта, чему способствуют многочисленные дороги, отходящие вглубь страны. Оборона трудна вследствие ширины бухты, гавань не укреплена. Самое слабое место всего побережья (Военная энциклопедия, изд. Сытина)

[7] В нашей истории участвовал в англо-итало-германской морской блокаде Венесуэлы в 1902-1903 годах. Был в Чемульпо во время боя Варяга. Во время итало-турецкой войны 1911-1912 г.г. командовал кораблями, высадившими десант в Триполи. Несколько дней числился первым губернатором Триполитании

[8] 2 броненосца береговой обороны типа «Монарх», возвратившийся из Константинополя броненосный крейсер «Кайзерин унд кёнигин Мария Терезия» и 3 эсминца типа «Хуссар» – «Хуссар», «Улан», «Пандур»

[9] Палочка над Т – напоминаю, что это -тактический прием охвата головы колонны кораблей противника

[10] На каждом из трех броненосцев типа «Ре Умберто» по 4х343 мм (13,5 дюймов) и 8х152 мм (6 дм) орудий. На «Карло Альберто» – 12х152 мм. У противников – на «Марии-Терезии» 2х240 мм, 8х150 мм, на двух «Монархах» – по 4х240 мм, 6-150 мм, на «Радецком» – 8 (2х2, 4х1) – 280 мм, 20х100 мм (более мелкие орудия не учтены). Максимальная толщина брони на итальянских броненосцах 102 мм, крейсере – 152 мм, на австрийцах – у крейсера 100 мм, у броненосцев 220-270 мм, у «Радецкого» – до 230 мм

[11] 240/40 австрийские пушки стреляли 2,5 раза в минуту. Снаряд в 229 кг на расстоянии в 50 кабельтов пробивал 180 мм броню. Реальная скорострельность 343 мм итальянских пушек – 1 выстрел в 2 минуты. Конечно, их 600 кг снаряд был очень эффективен, особенно по береговым укреплениям. Но не в данном случае

[12] Аншлюс (нем.) – присоединение, союз. Сложившееся исторически с конца 30-х годов 20 века название поглощения Австрии нацистской Германией в марте 1938 г.

[13] Реальное прозвище князя Василия Долгорукова в семье императора Николая 2

[14] Рота – остров в архипелаге Марианские острова в Тихом океане. 12 февраля 1899 года вместе с остальными островами были продан Испанией Германии. С 1907 года Рота стал частью Германской Новой Гвинеи. Управление островом осуществлял окружной офицер Каролинских островов.

[15] Информационное или шифровальное бюро (нем. : Chiffrierbüro) – название военно-морской разведки Германской империи с 1901 года.

[16] Даже после введения воинской повинности вместо рекрутского набора, новобранцев продолжали называть рекрутами. Выражение «забрить в рекруты» появилось от того, что рекрутов – новобранцев в обязательном порядке стригли налысо, для борьбы со вшами.

[17] Ein Volk, ein Reich, ein Kaiser – нем. Один народ, одна империя (рейх), один император (кайзер)

[18] «В интендантах? Более двух лет? Боже упаси! Расстрелять!» – приписывается Суворову

[19] Министр торговли и промышленности Российской империи (в нашей реальности в 1905 – 1906, 1909 гг.) Тимашев Сергей Иванович

[20] В главе использованы цитаты из речей и писем самого Т. Рузвельта и его гостей

[21] Напоминаю, что янки – прозвище уроженцев северных штатов, а дикси – южных, составлявших проигравшую в гражданской войне Конфедерацию

[22] В нашей реальности Т. Рузвельт боролся против президента В. Вильсона, требуя немедленного вступления США в Первую Мировую войну и посылки войск во Францию уже в 1914 г.

[23] Русские – «Ретвизан», «Цесаревич*», «Бородино», «Император Александр III», «Орел*», «Три Святителя**», «Наварин**», «Аврора*», «Изумруд», «Жемчуг», 4 эсминца типа «Лейтенант Бураков» и 4– «Современный». Германцы – «Кайзер Карл дер Гроссе*», «Кайзер Фридрих III**», «Кайзер Вильгельм II*», «Кайзер Вильгельм дер Гроссе», «Кайзер Барбаросса», «Тетис**», «Аркона», 6 миноносцев типа S-114. Японцы – «Асахи», «Хацусе», «Аки**», «Ики*», «Касима», «Катори**», Цукуба*», «Асама**», «Токива», «Касуга», «Ниссин**», «Иосино*», «Читосе», «Отова», «Тоне», «Касаги» и 8 эсминцев типов «Инадзума» и «Муракумо». Англичане – «Канопус*», «Глори**», «Альбион*», «Голиаф», «Оушен», «Левиафан**», «Эттентив», 4 эсминца типа «Альбатрос». (звездочка – поврежденный, две звездочки – потоплен)

[24] Fortis fortuna juvat (adjuvat) – лат., храбрым судьба помогает

Дорогами побед и поражений

Дорогами побед и поражений

В войне вообще не выигрывают, Чарли.

Все только и делают, что проигрывают,

и кто проиграет последним, просит мира.

Р. Брэдбери. «Вино из одуванчиков»

Дневник императора Николая II

9-го июня 1910 г. Среда. В 9¼ поехал в город на пристань и на катере к заводу Крампа. Обошел почетный караул матросов Тих. Фл. и поднялся на «Измаил» по 107 ступеням… Через¼ часа плавно и величеств[енн]о спустился громадный «Измаил» и стал на два якоря. Посетил лазарет завода, где было 77 раненых, шрапнельную и турбинную мастерские. Около эллинга подводных лодок сел в катер, обошел вокруг «Измаила» и пересел на яхту «Светлана»… Занимался после чая. День простоял прекрасный[1].

Западный фронт. 16-й Баварский пехотный полк. Май 1910 г.

Прибывшего с сообщением для командира роты связного из штаба полка стоящие во втором эшелоне солдаты всегда встречали с интересом и ожиданием новостей. Это не передовые окопы, где все интересы сводятся к выживанию под огнем, сну и жратве…

Однако связной не спешил делиться известиями. Но и не торопился назад в штаб. Устроившись на ближайшем пригорке, он медленно снимал один сапог за другим и поправлял носки. А потом столь же неторопливо одевал сапоги.

– Ну, Ади, расскажи, что нового, – не выдержал наконец Шлеехубер. – Что говорят в штабе?

– Поговаривают о наступлении. На передовую нас отправляют на два дня раньше назначенного ранее срока, – ответил Гитлер.

– А что так? – удивился вольноопределяющийся Катчинский.

– Офицеры между собой обсуждают, что «бег к морю», который устроили наши генералы, закончился неудачей. Никто не смог обойти фланги противника…

– Это что, теперь нам опять повторять «мартовскую бойню»? – с недоверием и нотками испуга в голосе перебил его вопросом Михаэль Шлеехубер.

– Кажется, не только нам, – негромко ответил Адольф, оглянувшись на вход в командирский блиндаж. – Ходят слухи, наступать будут сразу по всему фронту…

– Не получится, – безапелляционно заметил Катчинский. – Сил не хватит одновременно по всем направлениям ударить. Если только русских привлекут, с их миллионными ордами азиатов.

– Русские? Не надейтесь, у них своих забот хватает, – подстрелил на лету, словно снайпер бекаса, взлетающие мечты своих однополчан Адольф. – Ладно, парни. Удачи вам, я пошел, – забравшись на велосипед, попрощался он с сослуживцами.

– Удачи, ха… а сам в тыл, к штабникам умотал, тыловая крыса, – бросил вслед велосипедисту Хайе Брюкнер, здоровяк из недавнего пополнения. Прозванный, как и следовало ожидать с обычным незамысловатым армейским юмором, Малышом.

– Не, Малыш, ты не прав, – возразил ему ефрейтор Адольф Мейер. – Он вместе с нами на передовой во время «мартовской бойни» с лягушатниками рубился. Да и потом не раз посыльным его в такие обстреливаемые места отправляли, куда и крысу отправлять страшно было. А он ничего, хотя и художник. Боится, но ползет…

– Да если бы он гранаты в пулемет не сообразил бросить, я бы сейчас господу богу отчет давал, а не с вами тут сидел, – добавил Шлеехубер.

Брюкнер промолчал, выразительно посмотрев на ефрейторские погоны Мейера. А потом сделал вид, что вспомнил о каком-то важном деле и скрылся в окопе.

– Как думаешь… пых-пых-пых… скоро начнется? – закуривая, лениво спросил Шлеехубер.

– Думаю… завтра… и начнем, – так же лениво ответил, позевывая Мейер. – Не зря же… Ади приезжал…

– А-ага-а, – протянул Михаэль, соглашаясь. И лениво зевнул в ответ…

На следующее утро все проснулись задолго до установленного времени подъема. Да и как тут уснешь, когда все в блиндаже дрожит мелкой дрожью, словно во время землетрясения. Все, от солдата до офицера, высыпали на воздух, прислушиваясь к громовым раскатам артиллерийских залпов.

Оказалось, что недавно проложенные рельсы вели не к замаскированному складу, как думало большинство солдат. Теперь на этой импровизированной железной дороге стоял огромный транспортер и раз в несколько минут с адским грохотом отправлял куда-то вдаль снаряд как минимум семнадцатисантиметрового калибра.

– Я же говорил! Началось! – крикнул в промежутке между залпами Мейер зевающему от недосыпа Шлеехуберу.

– Не сегодня! – влез со своим возражением Катчинский. Мейер ответить не успел. Орудие на железнодорожном транспортере оглушительно выстрелило очередной раз, глуша все звуки. Неожиданно рядом с торчащими на открытом месте зеваками рвется один из прилетевших в ответ вражеских снарядов. Несколько человек падает. Орет, заглушая даже грохот стрельбы батарей, раненый. Все, опомнившись спрыгнули в окопы. Катчинский, бравируя, соскочил последним.

– Успел посмотреть на наше орудие! – крикнул он недоумевающему Мейеру. – Не задели! – его слова подтвердил донесшийся в этот момент до окопов тяжелый удар очередного выстрела железнодорожного монстра…

Этот кошмар продолжался три дня. Словно заведенные марионетки, артиллеристы подтаскивали снаряд за снарядом к своим пушкам, гаубицам и мортирам. Заряжали, впихивая снаряд и гильзу с порохом в зарядную камору, закрывали затвор. И стреляли по команде. Снаряд улетал вдаль, к дрожащим от страха врагам. Люди, на которых эти снаряды падали, постепенно превращались в животных, занятых только поиском безопасного убежища отпадающего с неба железного ливня. Вот только и немцам было не легче. Падающие в первые дни редкие ответные снаряды исчезли. Но грохот, непрекращающийся грохот стрельбы сотен орудий не давал покоя ни днем, ни ночью. Набившись в передовые окопы и блиндажи словно селедки в банку, баварцы с нетерпением ждут сигнала атаки. Лучше уж бежать вперед по открытому всем пулям ровному полю, чем этот непрекращающийся, бьющий по голове, грохот стрельбы. Кто-то, скорее всего учившийся в гимназии Катчинский, поэтично назвал этот перекатывающийся рокот «тамтамом бога войны». Но большинство солдат отзывалось об этом куда проще и чаще совсем не литературными словами и выражениями.

Наконец всех выгнали в траншеи и по цепочке передали приказ зарядить винтовки и примкнуть штыки. Взводный фельдфебель, протискиваясь в окопе с огромным мешком, раздает всем желающим гранаты – «колотушки». Мейер и держащиеся рядом с ним Шлеехубер с Катчинсим взяли по две штуки. Вслед за фельдфебелем прошел командир роты.

– Добрые вести, парни! Артиллерия разбила все что можно. Будем атаковать чисто выбритые позиции! Авиаторы передали, что лягушатники покидают укрепления и отходят!

Едва он ушел куда-то на правый фланг, как в окопе появился разыскивающий его полковой связной.

– Ади, ты с нами?! – успел крикнуть Катчинский, получивший в ответ лишь взмах руки.

– Что я говорил! Штабная крыса!… – успел крикнуть Брюкнер.

Но уже раздалась команды: «Пошли! В атаку!». И все двинулись вперед, выбросив из головы все посторонние мысли. Ногу на ступеньки, вырытые в стенке окопа. Осторожно держа снятую с предохранителя и заряженную винтовку, локоть к локтю солдаты выбираются на бруствер. Неторопливо, на ходу формируя густую цепь, настороженно двинулись вперед. Все поле покрылось цепями. Французы молчат. Отчего все, офицеры и солдаты, волнуются все сильнее, невольно переходя с шага на легкую трусцу. Изредка, заставляя невольно вздрогнуть, стреляет германское орудие. Но французы продолжают молчать. Теперь многим кажется, что атака завершится без единого выстрела. Но вдруг над атакующими с треском лопаются шрапнели. Невольно перешедшие на бег немцы рвутся сквозь свинцовый дождь вперед, к цепям воронок, некогда бывшим французскими окопами. Люди падают. Некоторые валятся всем телом вперед, словно срезанные на бегу. Другие опускаются вниз, стекая или садясь на землю. Бегущие пехотинцы старательно огибают упавших. Стараясь не наступать на мертвых. Или не попасть в цепкие объятия раненых, инстинктивно хватающихся за живых в тщетной надежде на спасение.

Но все же атакующие сравнительно быстро добежали до бывших французских укреплений. Тем более, что по открывшим себя дерзкой стрельбой французам начинают бить германские батареи. Разгорается артиллерийский бой. Над головами пехотинцев с ревом проносятся туда и обратно снаряды.

Тем временем офицеры и унтера начали выгонять солдат из занятых окопов: «Не задерживайтесь! Вперед! Дальше!»

Солдаты с неохотой выбираются из ставших за несколько мгновений почти родными, несокрушимых и надежных, несмотря на все разрушения, укрытий. И снова идут вперед. Второй ряд окопов, разрушенный не менее первого, кое-где заполненный трупами, преодолевают быстро. Цепь движется рывками, постоянно попадая то под шрапнели, то под огонь скрытых где-то впереди пулеметных точек и стрелков. Трескотня пулеметов усиливается, заставляя всех бросаться на землю.

– Не лежать! Вперед, пока они не опомнились! Окопы совсем близко! – перекличка донесла до троих друзей, невредимых, хотя и запыхавшихся, новые приказы. Откуда-то слышен фельдфебельский свисток и все вскакивают, словно о команде. Пулеметы трещат непрерывно, вырывая из атакующей цепи сразу по несколько человек. Наконец все уцелевшие сваливаются в окопы. Пулеметный расчет, сидевшей в удобно вырытой точке, прикрытой сверху настилом и землей, забрасывают гранатами. Начинается резня. Люди, словно обезумев, носятся по траншее. Штык-ножи, гранаты, саперные лопатки, кулаки и даже зубы – все идет в ход.

И вдруг становится тихо. Если не считать, конечно, уже привычного свиста снарядов и шума взрывов. Все кончено. Кончено здесь, в окопах. Уцелевшие баварцы переглядывались, решая: «Где же противник? Куда идти дальше?»

Наконец появился один из выживших лейтенантов. Посмотрев на усталых, покрытых грязью и измазанных кровью людей, он, недолго думая, отдал приказ закрепляться в захваченных окопах…

К вечеру выяснилось, что атака захлебнулась по всему фронту. Почти без потерь захватив разрушенную первую линию обороны, дальше немцы везде наткнулись на новые окопы и огневые точки. Потери столь велики, что из уцелевших солдат шестнадцатого полка можно было собрать один егерский батальон по предвоенным штатам. К тому же быстро выяснилось, что ведущие разведку летчики приняли с высоты подходящие подкрепления французов за отходящие части.

Артиллерия не может поддержать атакующих, даже самая дальнобойная. А подтянуть ее ближе мешали произведенные ей же самой разрушения. Наступление замерло на время, пока саперы создавали новые позиции и пробивали колонные пути к ним.

В штабе полка офицеры обсуждали полученное приказание о продолжении наступления. Причем самые оптимистичные утверждали, что от полка в итоге останется только штаб, так как из-за потерь командир решил отправить в окопы даже нестроевых.

Россия. г. Киев. Ставка Главного Командования. Май 1910 г.

Сегодня в рабочем кабинете Главнокомандующего присутствовали кроме хозяина кабинета, а заодно и всей Руси Великой, всего пятеро. Генерал-адмирал великий князь Александр Михайлович, начальники Морского и сухопутного Генеральных Штабов – адмирал Эбергард и генерал Фролов, военный министр и заместитель главнокомандующего генерал Редигер, и командующий Черноморским флотом адмирал Чухнин неторопливо обменивались приветствиями и рассаживались за столом с расстеленной на нем картой мира.

– Приступим, – предложил император, когда все расселись. – Петр Александрович, что у германцев?

– По сообщениям наших наблюдателей, несмотря на большие потери, германские войска продолжают наступление силами Четвертой армии, – ответил начальник Генерального Штаба – Атаки ведутся методом «артиллерийского подавления». Захватив разрушенную артиллерией укрепленную позицию, пехота закрепляется и отбивает контратаки французских резервов. За это время подтягиваются артиллерийские батареи, часто с использование новейших австрийских моторных поездов. После чего повторяется обстрел французских позиций и затем следует новая атака. Кроме того, два дня назад началось наступление на фронте Третьей армии. По донесениям полковника Игнатьева[2] эти два наступления должны приковать основные силы французской армии к крепости Верден. После чего планируется перемолоть их в ходе штурма крепости. Чем вызвать распад французского фронта ввиду потери ключевого опорного пункта и большого числа живой силы. Однако, как сообщает Игнатьев, у данного плана имеется множество противников. Которые считают, что потери наступающих и ввод французами резервов, в том числе с неатакованных участков, воспрепятствуют выполнению плана. Из разговоров с полковником Николаи, Алексей Алексеевич узнал, что к этому мнению последнее время прислушивается и Его Величество Кайзер. Так же возможно, что генерал Мольтке будет снят с должности начальника Большого Генерального Штаба. На его место, по сведениям Николаи, может быть назначен генерал фон Фалькенгайн, которому благоволит сам Кайзер…

– Полковник Игнатьев сумел наладить доверительные отношения с начальником германской разведки? – уточнил Николай.

– Так точно, Государь, – ответил вместо Фролова генерал Редигер.

– Молодец, – кивнул император, записывая что-то в лежащей перед ним тетради. – Продолжайте, Петр Александрович.

– Кхм… полковник сообщил также, что наиболее выгодным участком наступления Николаи и фон Фалькенгайн считают Фландрию. И признают необходимым вовлечь в войну Италию, пообещав вернуть ей после победы Савойю и Ниццу. Удар Второй армии в стык между английскими и французскими войсками, с одновременным наступлением на юге итальянцев и нашим наступлением против османов – таков предлагаемый ими план действий.

– Полагаете, он может привести к успеху? – заинтересовался царь.

– Несомненно, государь. Англичане заняты в Ирландии и Индии, к тому же опасаются высадки десанта в метрополии. Посему их резервы, по нашим расчетам, не могут превышать двух корпусов. Французы вообще должны иметь в резервах только части второй и третьей очереди. При сем они изрядно ослабили границу с нейтральной ныне Италией, убрав оттуда как минимум восемьдесят тысяч кадровых войск. Объявление войны Италией заставит бросить резервы на юг. Потом следует удар на севере, отразить который англо-французским войскам будет сложно. Как по недостатку резервов, так и по неудобству взаимодействия двух союзных армий на одном участке фронта.

– Полагаю, в таком случае становится возможным не только наступление нашей Кавказской армии, но и взятие Константинополя? Не так ли, Александр Федорович? – спросил он военного министра.

– Точно так, Государь, – согласился Редигер. – Сейчас основу сухопутной обороны города составляют английские и французские войска. Главные силы турецких войск, оставшихся после усиления их кавказской армии, выведены из города на Чаталджинские позиции…

– Болгары или греки не успеют взять Константинополь раньше нас? – вступил в разговор Александр Михайлович. – Прорвут эти… Чаталджинские позиции и…

– Полагаю, вероятность сего чрезвычайно мала, – ответил начальник Генштаба. – У болгар не хватает войск и, главное, осадной артиллерии для прорыва столь сильных укреплений. Они уже просили сию артиллерию у нас и у германцев, но пока везде получили отказ ввиду нехватки этого рода оружия для текущих потребностей наших армий.

– А греки?

– Греки могут выступить лишь в случае получения разрешения от англичан, – заметил Редигер. – Кои на такое не пойдут ввиду слабости греческих сил, не способных удержать Проливы ни против нас, ни против болгар.

– Итак, господа совет, – император поднялся, жестом приказав всем оставаться на местах. Прошелся вдоль стола и вернулся к своему креслу, но садиться не стал. – Григорий Павлович, к какому сроку будет готов Черноморский флот?

– Не ранее середины июня, Государь, – вскочил Чухнин.

– Сидите, адмирал, – приказал император. – Что вас сдерживает?

– Довооружение канонирских кораблей «Чесма» и «Синоп» и подготовка их команд, Государь. Достройка серии высадочных кораблей типа «Эльпидифор», – четко доложил Чухнин.

– Понятно, – император наклонился над картой, словно пытаясь увидеть на ней что-то, подтверждающее или опровергающее слова командующего Черноморским флотом. – Армия?

– Седьмой и Восьмой армейские корпуса подготовлены, Государь, – доложил Редигер. – Вторым эшелоном пойдут Пятый и Двенадцатый…

– Отлично. Морская пехота?

– Балтийский полк и батальон черноморцев готовы, Государь, – ответил Эбергард.

– Итак, подводя итоги. Господа, готовимся ко второй неделе июня, не позднее, – приказал Николай. – Иначе можем все-таки опоздать. Все ясно?

– Так точно, Государь, – дружно, словно на смотре, вставая, ответили присутствующие.

– Тогда за работу, – усмехнулся император. Попрощался с каждым, попросив уходящего последним генерал-адмирала задержаться.

– Сандро, остаешься на время моей поездки начальным над всеми. Проследи, чтобы не ленились и все к указанной дате исполнили. Кавказцы справятся сами, но пару десантов для подготовки к основному делу я бы провел. Но сие – на твое усмотрение.

– Понял, Ники. А может все же не поедешь?

– Нет, Сандро, хочу лично посмотреть, отчего столь нерешительно действует Алексеев. Попинать, чтобы не ленился. Другое время трудно выбрать будет, а сейчас особых забот не предвидится. Или опасаешься, чего? – удивился Николай.

– Не то чтобы опасаюсь, – поморщился, словно от зубной боли, великий князь. – Но неспокойно как-то. Газеты опять же пишут всякое. Да и в Государственном Совете какие-то нехорошие, как мне кажется, шевеления. Очень всем не нравится, что основные усилия и потери были наши, а получили от разгрома Австрии более всего германцы. Да и Вилли какой-то непонятный стал. Возгордился, словно Наполеон. Как бы нам сразу после разгрома Франции нового врага не получить, с силами всей Европы в кармане.

– Ты про Англию забываешь, Сандро. И не учитываешь, что германцам время потребно будет, чтобы свои порядки установить.

– Не было бы ошибки, Ники. Коя очень дорого нам всем встать может. Вилли ведь и на тот же Константинополь виды имел. Дорогу Багдадскую хотел построить. Англичане же просто могут с ним договориться и из войны выйти, чтобы только нас столкнуть лбами…

– Не волнуйся, Сандро. Вопросам по дороге и прочем Остен-Сакен решение нашел, сейчас с германцами договаривается. А англичане… конечно могут о таковой договоренности задуматься… Вот только ежели они с германцами на французской земле всерьез рубится начнут, очень им трудно договориться будет.

– Полагаюсь на твою прозорливость, Ники, – усмехнулся Сандро. – С японцами ты не ошибся…

– Вот видишь, – улыбнулся в ответ Николай. – Иди уж… И Ксении привет передавай от меня.

– Передам, Ники.

Попрощавшись, Сандро ушел. А Николай вновь присел за стол и задумался, рассматривая карту мира.

Россия. Санкт-Петербург, Таврический дворец. Май 1910 г.

Сегодня никаких заседаний Государственного Совета не планировалось, поэтому во дворце было тихо и относительно пусто. Бродили кое-где уборщики. Стрекотала в одном из кабинетов пишущая машинка. Похоже, кто-то из секретарей не успел оформить документ и теперь спешил отработать в выходной для его начальника день. Еще в паре кабинетов сидели не только секретари или как сейчас становилось модно, хотя все еще фраппировало[3] публику – секретарши, но и сами депутаты.

А в одном из кабинетов секретарь отсутствовал, зато наличествовал сам депутат. И его посетитель, слегка располневший господин в костюме английского стиля и с типичной еврейской внешностью. Или, если проявить сомнения – армянской. Депутат же, бывший московский присяжный поверенный Извеков, ныне один из политиков кадетской партии выглядел респектабельно, но обыденно. Таких как он, можно было найти в обществе, составлявшем фон для блистания звезд света и полусвета не менее дюжины на полусотню. Возможно из-за своей внешности. А может быть из-за привычки вместо публичной политики предпочитал витийствовать по гостиным, особое предпочтение отдавая приемам в одном доходном доме на Тверской. Или по каким-либо другим причинам в первые ряды партии он не пробился, но числился одним из когорты приближенных к центральному комитету. Причем ходили слухи, что он играл роль «серого кардинала» при главе одной из основных фракций кадетов в нижней палате Государственного Совета, популярном политике Александре Гучкове.

– Что же, – закончив читать поданное ему рекомендательное письмо, Извеков внимательно посмотрел на спокойно сидящего напротив посетителя, – ваша кандидатура нам подходит. Полагаю, вы, Михаил Сергеевич, сознаете что от вас потребуется?

– Конечно, Сергей Маркович, – ответил, невольно выпрямившись и невольно демонстрируя военную выправку, посетитель. – Ваша партия борется за политическую свободу и правильное народное представительство. Конечной целью сей борьбы должны стать, по моему мнению, отмена исключительных законов, освобождение политических заключенных и созыв Учредительного собрания для выработки конституции, коя послужит основой новой, конституционной монархии.

– Браво, господин Поляков, браво, – одобрительно похлопал в ладоши Сергей Маркович. – Лучше не смог бы сформулировать и сам профессор Милюков. Нынешнее положение дел в стране не оставляет истинным патриотам русского народа никаких иных средств, кроме политической борьбы. Несмотря на все провозглашаемые режимом победы, дела в тылу идут отвратительно. Коррупция, некомпетентность чиновников, активное вторжение германских капиталов… Старый режим, доведший страну до такого состояния либо добровольно отдаст власть, либо будет низложен. Введением парламентской и конституционной монархии будут решены внутренние политические проблемы. Разрыв с деспотическим германским режимом и возвращение к союзу с нашими друзьями французами и англичанами должно обеспечить не только прочный мир для нашего многострадального отечества, но улучшить ситуацию в захватываемой германцами нашей промышленности и угнетаемом германскими тарифами сельском хозяйстве. От вас требуется довести эти наши мысли и предложения до читателей, несмотря на цензуру. Полагаю, что вы, с вашим литературным талантом с сим легко справитесь. Читал я вашу книгу «Нам день продержаться», читал…, – Извеков на минуту задумался, потом неожиданно спросил. – Не боитесь?

– Чего? – удивился Поляков. – Цензуры?

– Нет, – криво усмехнулся Сергей Маркович. И добавил шепотом – Революции…

– Революц-и-и-и, – негромко и очень задумчиво протянул Поляков. И ответил уверенно. – Нет. Французская из Буонапарте сделала Наполеона, чего ее бояться. Пусть боятся Конде и Бурбоны…

– Ну что же. Мы друг друга хорошо поняли… Вот вам задаток и первое задание, – Извеков, взяв со стола конверт, протянул его Полякову. – Только… сообщите ваш новый псевдоним.

– Для серьезных газет буду писать под именем Сергей Новиков, а для противуправительственных – Опер или Батя М., – ответил Михаил, принимая конверт. И встал, прощаясь.

«Хитрец, – попрощавшись, подумал Извеков. – Не зря в справке написано, что настоящее отчество у него не Сергеевич, а Иудович. Но сразу сообразил, что одними официальными газетами в нашем деле не обойтись. Вот только жаль, так и не удалось откопать за что на самом деле его попросили из Корпуса Пограничной Стражи. За несовместимое с офицерской честью поведение – вот и все что узнать удалось. Убил кого, ограбили или карточку в игре передернул – бог весть… Но хорошо бы на сего бойкого господина компромат иметь. Очень уж боек, как я погляжу. В Наполеоны метит…»

Британия Лондон. Букингемский дворец. Май 1910 г.

Его Величеству Королю и Индийскому Императору Эдуарду Седьмому было очень плохо. Даже любимые сигары и сигареты как-то странно отдавали несвежим мясом, словно табак в них протух. Да и горло после них саднило. Но отказаться от курения Эдуард просто не мог. Да и кашель с температурой после сигары или парочки сигарет как-то меньше донимали. И сердце билось спокойнее. Можно было даже поработать, несмотря на все запреты врачей. Тем более, что эти «клистирные трубки» вообще ничего не соображая, пытались запретить королю курить и ничего не могли сделать с его простудой.Получил же свой бронхит Эдуард на параде и прошедшей после него церемонии спуска на воду очередного линкора.

Война, которую его правительство и приближенные развязали вопреки его желанию, пошла совершенно не так, как планировалось. Австрия вообще разбилась на мелкие осколки, словно упавшая с каминной полки. Япония с трудом отхватила половину Кореи. Французы вместо того, чтобы стать «сухопутным мечом Англии» сами требуют поддержки армией, из-за чего появились мнения о необходимости введения призыва. Призыв в армию в Англии – по мнению Эдуарда, ничего более дурацкого придумать было нельзя. И все это потому, что слишком инициативный Джекки решил «копенгагировать» германский флот. Расчет был на вступление Германии в войну против Франции и России. Но хитрый тевтонский племянник извернулся и вместо поддержки старых союзников австрийцев переметнулся к русскому медведю. Но до начала войны никто не верил, что русские и немцы всерьез будут выполнять заключенный всего четыре года назад Бьеркский договор. Итогом этого стало нынешнее тяжелое положение Британии. Морская торговля трещит под ударами крейсеров Континентальной Коалиции, в результате большая часть флота мотается по морю в охране конвоев. А сухопутный фронт требует миллионных армий и, соответственно, переноса усилий с флота на сушу. На одновременное развитие и флота, и армии никаких ресурсов Империи не хватает. Коварные кузены воевать не хотят, отделываются отговорками, соглашаясь лишь на предоставление кредитов и продажу оружия с амуницией. В перспективе уже не Северо-Американские Соединенные Штаты, а Британская империя может стать должником. Потеряв свое положение финансового центра, Англия потеряет и Империю. Нельзя этого допустить, но каким образом, Эдуард пока никак не может придумать. Резко сдавило грудь и начало темнеть в глазах.