Текст книги "Встать! Суд идет"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– То, что не успели сделать сегодня. Ты – искать Шанина и Доцента. Только советую поменять помощников и… костюм. В этом у тебя нерабочее состояние и угловатость в движениях. Мне так кажется… А я продолжу поиск тех, кто мог стать жертвой карманников. И с Зиной Рудановской хочется познакомиться поближе, хотя это сделать будет не легко.

За два года работы в угрозыске Коваленко не раз убеждался в сложности той обстановки, в которой приходилось действовать. И только тот, кто не знал специфики их службы, мог представлять себе ее легкой. Поэтому и ему, Владимиру Коваленко, и другим, входящим в группу майора Кузякина, было обидно, когда на оперативных совещаниях у генерала или в его приказах чаще отмечались те, кто задержал «особо опасных», «вооруженную группу» и тому подобных преступников, а вот о них почему-то ни спецдонесений в Москву, ни представлений к наградам почти не пишут. Не жалуют их и писатели, фильмов тоже о них не снимают. В общем, считают эти дела мелочью, семечками. А между тем карманный вор сколько горя людям принесет. Да и поймать его порой труднее, чем убийцу.

Но тут же Владимир вспомнил свой знак «Отличник милиции»: начальство их тоже не забывает. Вспомнил, с каким вниманием отнеслись к нему на бюро райкома. Он не только запомнил слова, но и ту интонацию, с которой произнес первый секретарь: «Вам, товарищ Коваленко, теперь как коммунисту нужно показывать пример»… Об этом и сам Владимир не раз думал еще раньше, когда родилась мысль о вступлении в партию. Да, нужно. Но как? А если учесть, что всю среду и весь четверг Коваленко и его новые помощники прокатались вхолостую, то нетрудно представить, с каким настроением он докладывал об этом вечером Григорию Тимофеевичу. Узнав от Бородина, что им точно установлен адрес Зины, которой, по полученным сведениям, попадает часть «улова» Циркача, Коваленко предложил:

– А может быть, сделать обыск и у Шанина, и у Доценко, и у этой самой Зины?

Смелая идея старшего сержанта не вызвала ожидаемого восторга у Бородина.

– Во-первых, нет гарантий, что наворованные деньги они хранят дома. Во-вторых, если даже хранят, как доказать, что это именно те, что взяты у Чарухиной?

– А если найдем чеки, о которых вы говорили?

– А если не найдем? Тогда поминай как звали Циркача. Подастся в другой город… Нет, Володя, карманника надо брать с поличным.

– А я разве против? Да вот не получается – видно, почуял.

– А может быть, он уже на Черном море? Хвастался, что загорать махнет. Завтра постараюсь уточнить.

Где и как уточнял Григорий Тимофеевич, Коваленко не знал.

Ему же пришлось в пятницу с ребятами из заводской народной дружины снова и снова садиться в автобус или троллейбус, выходить, а дождавшись следующего, опять садиться… Делать вид уставших после смены, почти спящих, а самим внимательно изучать каждого вошедшего в салон. Час катались, два… четыре… Владимиру Коваленко в эти дни казалось, что на свете два самых несчастных человека: он и Чарухина. Сегодня рано утром он забежал к ней, хотел успокоить, сказать, что они ищут вора и обязательно найдут, но оказалось, что еще в среду утром она уехала к себе в деревню.

– А как чувствует себя Галина Федоровна? – поинтересовался Коваленко у племянницы.

– Как? Плачет все, успокоиться не может от обиды. Два года работала, собирала внучке на свадьбу. В такие-то лета попробуй коров подоить. А она доит… И сколько еще придется потрудиться, чтобы расплатиться с теми, кто давал ей деньги на покупки! Шутка ли, почти три тысячи. Да и сейчас как в глаза им смотреть? Вот и плачет.

Вспомнив этот разговор, Коваленко представил убитую горем Чарухину. И оттого он еще сильнее злился на себя, на свое бессилие. Ему так хотелось помочь Галине Федоровне – скорее найти воров, вернуть деньги. Правда, они их наверняка уже прогуляли. Но суд заставит их работать. Вынесет решение возместить ущерб… «Суд, – усмехнулся про себя Коваленко, – кого судить, если еще никто не пойман, ничего не доказано, да и будут ли ворюги пойманы?»

Они снова вышли из троллейбуса. Пересели в автобус. Конец рабочего дня. В салоне автобуса пассажиров стало побольше, что одновременно помогало жуликам и мешало тем, кто вышел их ловить… Дружинники, теряя надежду на успех, скисли на глазах. Лида Лазарева начала вспоминать английские слова к предстоящему семинару, а Саша Волобуев откровенно клевал носом – как следует не отоспался после ночной смены.

Да и у Коваленко на душе было несладко. Еще час на колесах… Снова новый маршрут автобуса. Снова люди, входящие в автобус и выходящие…

И вдруг… На остановке знакомое по фотографии лицо. Неужели он? Или показалось? Коваленко хотел на вошедшего обратить внимание Саши Волобуева, но не решался – чего доброго, тот после дремоты сразу не поймет, что к чему, и своим резким взглядом насторожит Циркача или его напарника. Но где он? Что-то его не видно. Неужели не сел? Как быть?

Закрылись двери автобуса. Водитель объявил следующую остановку.

Коваленко взглянул на того, кто вошел последним. Это был элегантный молодой человек. В руке дипломат. Модный вельветовый костюм. И большие дымчатые очки, которые явно мешают разглядеть его лицо, а главное: есть шрам над правой бровью? У Доценко такой шрам есть. Но вот тот, в очках, подходит к билетной кассе, бросает гривенник, отрывает билеты. Да, два билета. Значит, их двое. И еще Коваленко на руке вошедшего отчетливо видит наколку – буква «В». О ней говорил Григорий Тимофеевич.

Если это Доцент, то где Циркач? Коваленко уже дал знать Саше, тот Лиде, а сам лихорадочно ищет глазами главного. Его не видно. «А что, если Доцент едет один? Просто так, домой, к товарищу или еще куда-нибудь, – пронеслось в голове старшего сержанта. – В этом случае наша радость преждевременна». Молодой человек в вельветовом костюме прошел в середину салона. Остановился. Чуть впереди – мужчина в черном кожаном пиджаке и синем берете. У того рост средний, шатен, а вот лица, как назло, не видно. Коваленко начинает соображать: как будто через заднюю дверь тот, кто в кожаном пиджаке, сейчас не входил. До этой остановки ни одного в коже не было. Следовательно, он вошел через переднюю площадку. Может быть, это и есть Циркач? Но как узнать? Не станешь же заходить вперед и рассматривать.

Следуя команде старшего, Саша Волобуев прошел вперед и остановился рядом с Доцентом, а точнее, по его левую руку. Лида оставалась на месте, сзади Коваленко. Тот продолжал стоять в проходе, наблюдая за вельветовым и кожаным пиджаками. И за женщиной – яркой блондинкой, стоящей рядом с ними. Что у нее в руках, не видно. Так проехали одну остановку, другую… На третьей вошла шумная компания молодых людей – человек семь-восемь. В вагоне стало совсем тесно. А тут еще водитель резко затормозил перед светофором. Все качнулись вперед, потом назад.

Коваленко смотрит, не отрывая глаз. Вот едва заметно дрогнуло правое плечо того, кто в кожаном пиджаке. Приподнялось его плечо и застыло…

Коваленко, сделав энергичное движение корпусом, продвинулся вперед. К сожалению, целлофановая сумка мешала разглядеть манипуляции Циркача. Но что он уже побывал в сумочке стоявшей рядом блондинки, у Коваленко сомнений не было.

Когда Доцент, несколько выпрямившись, сделал полшага вперед, Коваленко громко и решительно крикнул:

– Держите воров!

Услышав команду, Александр Волобуев, в одно мгновение обернувшись, схватил Доцента за руки. Коваленко уже держал Циркача. Кстати, когда тот обернулся и возмущенно произнес: «Безобразие! Как вы смеете!» – сержант его сразу узнал.

– Я из уголовного розыска. Прошу следовать вперед, – приказал Коваленко и стал продвигаться к выходу. До его слуха доносилось:

– Не имеете права! Я студент… Как вы могли подумать! – Это кричал Доцент, поглядывая по сторонам и желая найти сочувствующих. И они, кажется, уже нашлись.

– А может быть, и в самом деле студент? – послышался чей-то хриплый мужской голос.

Не молчали и другие.

– А кто украл? У кого?

– Позвать милицию!

Не обращая внимания на возгласы, Лида подошла к той самой женщине, у которой, по предположению Коваленко, похитили деньги. Она стояла спокойно, не ведая, что весь сыр-бор разгорелся из-за нее.

– Гражданка, посмотрите, все ли у вас цело? – обратилась Лида, но, увидев недоумевающее лицо, добавила: – Проверьте в карманах, в сумочке…

И только после этих слов женщина, поняв суть происшедшего, стала дрожащими руками открывать свою сумку, а когда открыла, то тут же бросилась на Циркача:

– Отдай мои облигации! Украл! Отдай!

– Какие облигации и на какую сумму? – спросил Коваленко, стараясь преградить путь потерпевшей, которая так хотела вцепиться в Циркача.

– На две с половиной тысячи. Трехпроцентный заем. Только сейчас взяла в сберкассе…

В это время автобус подошел к остановке. Водитель открыл переднюю дверь, Волобуев вывел Доцента, Коваленко – Циркача, а Лида вышла с потерпевшей и двумя свидетелями. Здесь, на остановке, в окружении толпы любопытных, Волобуев ощупал карманы Доцента. В правом лежала пачка облигаций трехпроцентного займа. Увидев их, потерпевшая вновь бросилась, но теперь уже на Доцента.

Понимая, что автобусная остановка – явно неподходящее место для обысков, осмотров и составления протоколов, Коваленко лихорадочно думал: как лучше поступить? Но в это самое время, на его счастье, появился инспектор ГАИ и, сразу догадавшись, в чем дело, предложил свои услуги: рядом стоял «рафик».

Через десять минут старший сержант Коваленко докладывал дежурному городского управления о задержании карманных воров.

А еще через пять приступил к исполнению своих обязанностей следователь.

Записки прокурора

Деятельность прокуратуры СССР направлена на всемерное укрепление социалистической законности и правопорядка и имеет задачей охрану от всяких посягательств:

закрепленного Конституцией СССР общественного строя СССР, его политической и экономической систем;

социально-экономических, политических и личных прав и свобод граждан, провозглашенных и гарантируемых Конституцией СССР и советскими законами;

прав и законных интересов государственных предприятий, учреждений и организаций, колхозов, кооперативных и иных общественных организаций.

Всей своей деятельностью прокуратура способствует воспитанию должностных лиц и граждан в духе добросовестного исполнения своих конституционных обязанностей, соблюдения законов и правил социалистического общежития.

Статья 2 Закона СССР о прокуратуре СССР.

Путь к истине

В тот день был хозяйственный актив райкома, на который пригласили и меня. Планировали закончить его к обеду, но заседание затянулось. Воспользовавшись перерывом, я позвонил к себе в прокуратуру: нет ли чего нового и срочного. Секретарь, Вероника Савельевна, сказала, что со мной настойчиво добивается встречи какая-то гражданка из Рощино. Село Рощино – на отшибе, человек проделал немалый путь. Поэтому сразу по окончании хозяйственного актива я решил заглянуть на работу.

Гражданка из Рощино была крепкой молодой женщиной. Плечи – что у мужика. Угрюмые, глубоко посаженные глаза. Поначалу она вела себя несмело. При ее коренастой, могучей фигуре это выглядело довольно неестественно.

– Может, мне, гражданин прокурор, все в заявлении изложить? – сказала она низким, чуть хрипловатым голосом.

– Раз уж вы сами приехали, рассказывайте, – попросил я.

– Не знаю, с чего и начать…

– С фамилии.

– Парабук, – произнесла поспешно посетительница. – Анна Прохоровна… До сих пор величали товарищем, а теперь – гражданкой.

Она расправила на коленях широкопалыми руками юбку из толстого сукна, потом провела ладонью по губам.

– Так какая же у вас просьба? – спросил я.

– Десять лет работала в магазине, одни только благодарности имела. И между прочим, от милиции. За охрану социалистического имущества. Нынче же милиция записала меня в воровки. А я ведь сама побежала к участковому. Как увидела кражу, ни секунды не медлила. Не побоялась, что подумают.

– Где произошла кража?

– Как где? В моем магазине.

Парабук смотрела на меня в упор. Взгляд сердитый, тяжелый взгляд.

– Что похищено?

– Деньги. Пятьсот шестьдесят восемь рублей.

– Откуда их похитили?

– Из магазина.

– Где они лежали? Как это случилось?

– В ящике лежали. Железном. Утром пришла открывать магазин, отперла ключом ящик, а денег нет. Всю выручку взяли.

– Вы должны были сдать ее инкассатору.

– Не приехал инкассатор, – буркнула Парабук.

– Сейф накануне не заперли?

– Свой ящик я непременно закрываю перед закрытием. Накладные держу, часто мелочь какая остается… Все-таки деньги…

– Замок не был взломан?

– Не был. Ваш Бутов говорит, что ключом открывали. Я не знаю, чем открывали, но факт налицо – выручки не было.

Так, значит, этим делом занимается Сергей Сергеевич Бутов, совсем еще молодой человек, который недавно закончил заочно Высшую школу милиции и месяца два назад был назначен следователем районного отдела внутренних дел.

– Только одна угроза и лежала.

– Какая угроза?

– Смотри, мол, в милицию не жалуйся. Худо сделаем. Вот такими буквами написано. А я не побоялась. Сразу к участковому. Он кому-то позвонил. Ваш Бутов приехал. Особенно и осматривать не стал. Говорит: сознавайся, гражданка Парабук, что выручку взяла ты сама. Как же так, гражданин прокурор, не разобравшись, с бухты-барахты и такое повесить на честного человека?

– Когда это случилось?

– Третьего дня, в понедельник… Сказал, значит, мне такое гражданин следователь, а я сразу и сробела. Словно обухом по голове. Что мне за выгода у себя же из ящика красть?

– Не у вас, а у государства, – поправил я.

– За выручку же я отвечаю… А угроза? Зачем же я себе буду писать угрозу? Вон весной клуб наш обокрали. Тоже угрозу подкинули, – сказала она сердито.

– Какие вы имеете претензии? – спросил я.

– Я не брала выручку. – Парабук сдвинула брови. – А гражданин Бутов и слушать ничего не хочет. Признавайся, и все. Как же мне признаваться в том, чего я не делала? Он и мужика моего подбивает. Или, говорит, ты, или твоя жена. Это, значит, я…

– Ключ от сейфа вы никогда мужу не доверяли?

– Ну что вы, гражданин прокурор! Держу всегда при себе. К ящику моему никто не подходит. Это я и вашему Бутову твердила…

Она упорно не признавала слова «сейф», и следователя именовала «ваш Бутов».

Я пообещал посетительнице из Рощино разобраться в жалобе и, как только она ушла, позвонил в райотдел внутренних дел. Сергея Сергеевича в городе не было, и увиделся я с ним только в пятницу.

Я уже говорил, что лейтенант Бутов был молод. Опыта ему еще недоставало. Может, он действительно вел себя с рощинской продавщицей не совсем тактично. Как иногда кажется: все просто, а потом выясняется, что за видимой простотой скрыта коварная штука. Да и Парабук могла наводить тень на плетень. Случались в моей практике дела, когда обвиняемый хотел во что бы то ни стало оболгать следователя, думая, что это поможет скрыть истину.

– По-моему, тут мудрить нечего, – сказал лейтенант, когда я попросил ознакомить меня с делом о хищении в Рощино. – Посудите сами: дверь в магазин не взломана, а открыта ключом. Сейф был открыт тоже ключом.

– Не отмычкой?

– Нет, именно ключом.

– Выезжали на место происшествия со служебно-розыскной собакой?

– А как же!

– Ну и что?

Бутов махнул рукой:

– Никакого следа не взяла. Повертелась в магазине, торкнулась во двор к Парабук и назад…

– Как во двор к Парабукам?

– Они живут сзади магазина. Так что собака ничего не дала.

– А отпечатки пальцев?

– На замке магазина – самой Парабук и ее мужа. Он иногда помогает ей открывать и закрывать магазин.

– Кто у них еще есть в семье?

– Сын. Тринадцати лет. Учится в седьмом классе.

– Хулиганистый?

– Да вроде бы нет. Ничем не выделяется паренек.

– А муж продавщицы где работает?

– В совхозе. Разнорабочим.

– Выпивает?

Лейтенант неопределенно пожал плечами.

– Но почему вы так категорически считаете, что деньги похитила Парабук или ее муж? Ведь ключи могли подделать, – сказал я.

– Верно, – согласился Бутов. – Но в данном случае идти на такое дело, в маленьком селе… – Он улыбнулся. – Я понимаю, шла бы речь о ювелирном магазине…

– Кстати, какие товары продает Парабук?

– Разные. Всего понемногу. Хлеб, конфеты, консервы, спиртное, галантерея. Кое-какие хозяйственные товары – кастрюли, сковородки, лопаты…

– Помимо денег, еще что-нибудь похитили?

– Ревизия заканчивается. На днях будут результаты. Кстати, еще соображение: Парабук ожидала ревизию. Давно ее не проверяли.

– Она не заявляла, пропало ли что-нибудь еще?

– Утверждает, что пропали трое плавок. Японских.

– Почему именно трое?

– Говорит, помнит, они якобы лежали на прилавке.

– И все?

Бутов улыбнулся.

– Набор зубочисток.

– Что-что? – переспросил я.

– Набор зубочисток. В красивом пластмассовом футляре. Почему она запомнила: два года лежат они у нее, никто никогда не интересовался. А сейчас исчезли.

– Странно, плавки и зубочистки.

– Яркие вещи. На них мог польститься кто-нибудь из случайных посетителей магазина. Лежит на прилавке… Что их украли, я могу поверить. Но, конечно, днем, когда продавщица отвернулась…

– А деньги?

– Вполне возможно, что их вообще не крали, – ответил Бутов.

– То есть?

– Просто-напросто их в сейфе не было. А вызов участкового и так далее – инсценировка, – стоял на своем следователь.

– С какой целью?

Сергей Сергеевич посмотрел на меня, как на приготовишку.

– Скрыть недостачу. Ревизия может показать, что хищение больше, чем на пятьсот шестьдесят рублей.

– Кто-нибудь видел, как Парабук вечером запирала деньги в свой железный ящик? – спросил я. – Кто еще в штате магазина?

– Больше никого.

– Значит, свидетелей нету?

– Нет, Захар Петрович.

Следователь был убежден в своей версии. Я это видел.

– А вдруг деньги все-таки исчезли? – спросил я.

Бутов с большим сомнением покачал головой. Конечно, я пока не знал всех тонкостей. Ему было видней. Но все-таки Сергей Сергеевич, по-моему, спешил с окончательными выводами, так как часто свойственно молодости.

– Странный тогда способ избрала Парабук. Согласитесь, очень сомнительный. Никаких следов кражи, а выручка исчезла. Ну, хотя бы инсценировать взлом… Есть и другие варианты. Например, поджог.

Следователь опять усмехнулся.

– Поджог исключается: магазин и дом Парабук под одной крышей. Кому охота поджигать свое же имущество?

– Что же, это резонно. Обстановка у них приличная?

– Достаток есть. Имеют цветной телевизор, холодильник. Мебель, правда, не новая, собиралась, вероятно, по частям. Но вполне добротная.

– Раз поджог исключается, почему же она не инсценировала хотя бы кражу со взломом? Во всяком случае, было бы правдоподобнее.

– Э-э! – протянул следователь. – Она мне на допросе целую речь произнесла. В наш век техники, говорит, подобрать ключ или проникнуть в магазин незаметно – раз плюнуть. Недавно у них в клубе заграничный фильм крутили. Там преступник с помощью аппаратуры разгадал шифр сейфа на расстоянии. Да вы, наверное, сами видели этот фильм…

– Что-то припоминаю. Кажется, французский?

– Вот-вот. С Жаном Габеном в заглавной роли… Не такая уж простушка эта Парабук. Пожалуй, поджог или инсценировка взлома – прием избитый. И она, скорее всего, это знает. Действительно, что может быть примитивнее?

– Возможно, возможно… А что там за угроза, о которой говорила продавщица?

Сергей Сергеевич раскрыл папку с делом и положил передо мной. В ней был подшит листок бумаги, вырванный из школьной тетради в клетку. Текст, выполненный крупными буквами от руки, гласил: «Если сообщишь в милицию, будет плохо».

Писали шариковой ручкой. Буквы ровные, по клеткам.

– Эту записку якобы оставили в сейфе, – пояснил Бутов.

– Вы ее обнаружили?

– В том-то и дело, что Парабук с самого начала твердила о ней, как только я приехал в Рощино.

– Когда вы осматривали сейф, записка лежала в нем? Продавщица ее трогала?

– Парабук говорит, что трогала. Но положила так, как она лежала… Между прочим, эта самая угроза служит еще одним доказательством, что кража инсценирована.

– Парабук говорила о каком-то хищении в клубе… – поинтересовался я.

– Вот именно. Летом из клуба был похищен фотоаппарат. Из кабинета заведующего. Клубное имущество. Вор оставил в шкафу на месте аппарата записку, тоже содержащую угрозу.

– А вы не связываете эти два события?

– Связываю. Но вот каким образом. Кража фотоаппарата осталась нераскрытой. Но о записке, содержащей угрозу, знают в Рощино все. Помнит об этом случае и продавщица. Вот ее и осенило: почему бы не воспользоваться прекрасной возможностью кинуть следствию приманку. В клубе оставили записку, в сейфе магазина тоже – выходит, действует один и тот же человек. Или одна и та же группа… Но, – Сергей Сергеевич хитро прищурил глаза, – но продавщица не знала точный текст в первой записке.

– А какой? – спросил я.

Следователь положил передо мной другую папку.

– Вот. Я специально захватил и это дело.

Завклубом оставили так же листок из школьной тетради. В клетку. Только буквы более крупные и растянутые, чем в «угрозе» из магазина.

– «Не вздумай сообщить в милицию, не то сделаем плохо».

– Смысл, в общем-то, один, – сказал я. – Все-таки две записки и похожего содержания…

– Но похож только смысл! – горячо произнес следователь. – Если бы в первом и втором случае записку писал один и тот же человек, он, скорее всего, исполнил бы идентичный текст. Элементарная психология преступника! Заметьте, Захар Петрович, в первой записке – «не вздумай сообщить» и «сделаем плохо». А во втором случае – «если сообщишь» и «будет плохо».

– Расхождение не очень большое.

– Но все-таки есть. И это, на мой взгляд, существенно. Я рассуждаю так: записка в магазине предназначалась следователю. Прочтя ее, следователь, по замыслу Парабук, задумается и, скорее всего, придет к выводу, что автор – тот самый преступник, который украл фотоаппарат.

– В ваших словах есть логика. Но я бы все же более тщательно исследовал обе записки. Да, еще о краже фотоаппарата. Тоже без взлома?

– Трудно сказать, как ее квалифицировать. Обыкновенный канцелярский шкаф. Маленькие стандартные врезные замки. Потянешь дверцы, открывается без всяких усилий.

– Аппарат стащили без ключа? – уточнил я.

– Вот именно. Дернули, створки и разошлись.

– Конечно, железный ящик так не откроешь.

– И входную дверь в магазин тоже, – кивнул лейтенант. – Я все-таки склонен думать, а точнее сказать, почти уверен: в магазине инсценировка.

– С участковым вы, конечно, говорили? – спросил я.

– Разумеется. Если еще в краже фотоаппарата кое-кого и подозревает, то о хищении выручки он сказать ничего не может.

– А кого участковый инспектор подозревает в первом случае?

– Есть несколько парней. Выпивают, устраивают драки… А может, даже кто из удальства забрался в кабинет завклубом и, грубо говоря, пошутил.

– Дорогой фотоаппарат?

– «Зоркий».

– Вы сами не проверяли подозреваемых?

– Присмотрелся к ним. В клуб специально пару вечеров ходил. Говорил с совхозным кадровиком, еще кое с кем. Не похоже, чтобы кто-нибудь из них мог пойти на такое преступление…

Я попросил Бутова оставить мне на вечер дело о хищении в рощинском магазине. И, знакомясь с ним, еще раз обратил внимание, что в показаниях продавщицы промелькнуло сообщение о ее благодарности, полученной от органов милиции. Это было несколько лет назад, когда Сергей Сергеевич еще не жил в наших местах. Я решил уточнить по телефону у начальника РОВДа обстоятельства.

– Припоминаю, – ответил майор, когда я рассказал ему о своей просьбе. – К этой самой продавщице ввалились в магазин двое здоровенных подвыпивших мужиков. С автобуса. А она как раз была одна, покупателей никого. Они что-то взяли с прилавка, стали угрожать и требовать водки и что-нибудь закусить.

– Среди бела дня?

– Да.

– Ну-ну, и что же дальше?

– Она не долго думая схватила гирю и запустила в хулиганов. Те бросились бежать. Она за лопату, выскочила из-за прилавка и кинулась вдогонку. Одного-таки свалила. Второго схватили совхозные ребята. Задержанные оказались рецидивистами. Парабук объявили благодарность, кажется, даже наградили каким-то подарком.

Я вспомнил коренастую, крепко сбитую фигуру рощинской продавщицы и подумал о том, что она вполне могла нагнать страху на двух мужиков. Выходит, Парабук не робкого десятка.

Однако как в таком случае сопоставить ее поступок, за который получена благодарность от милиции, с тем, в чем подозревает продавщицу следователь милиции?

Этот вопрос я задал Сергею Сергеевичу в нашу следующую встречу. Бутов и этому дал свое объяснение.

– Вы правильно сказали, Захар Петрович, Парабук не из трусливых. Я тоже поинтересовался той историей. Во-первых, не забывайте, что ей угрожали. Два мужика, да еще во хмелю, могли просто стукнуть ее хорошенько, а то и прибить совсем. Не растерялась, постояла за себя. Типичная самооборона.

– Не всякий на это решится. Другая бы отдала и деньги, и водку, лишь бы не тронули.

– Верно, Парабук решилась. Женщина она, сами видели, здоровая, сильная. Но я еще раз подчеркиваю – продавщица оборонялась. Я еще понимаю, прояви она такую гражданскую сознательность, когда угрожали бы другому…

– И все-таки это факт, который характеризует ее с определенной стороны.

– Вы хотите сказать, с положительной?

– Разумеется.

Следователь неопределенно пожал плечами.

– Это не укладывается в вашу версию, – сказал я, усмехнувшись.

– Почему же? Для совершения преступления тоже нужна в своем роде смелость. А я не могу отказать в ней Парабук. – Было видно, что Бутов не хотел распространяться на эту тему. – Есть же результаты ревизии, – перевел он разговор на другое. – Недостача в магазине приблизительно на ту сумму, которая якобы исчезла из сейфа.

– А именно?

– На одиннадцать рублей больше.

– Японские плавки, – сказал я.

– Возможно, – туманно произнес следователь. – Если же говорить о том, каким образом возникла эта недостача, то имеются следующие соображения. Я говорил с некоторыми жителями Рощино. Оказывается, муж Парабук имеет привычку частенько заходить в магазин за спиртным. Вот и накопилось. Подсчитала она: кругленькая сумма получилась. Погашать надо, ревизия на носу. Что делать? Вот и мелькнула мысль: почему бы не воспользоваться случаем? Вспомнила про подметную записку в клубе, состряпала «угрозу», положила в сейф… Дальше вам известно.

– То, что муж приходил вечером за бутылкой с черного хода, объяснить можно. Водку продавать уже не положено, а приятели просят.

– Все замечали, – махнул рукой Бутов.

– Замечать-то замечали. Но в открытую ей тоже нельзя. Значит, и других уважить надо. Подойдите после семи в магазин. Как только ни умоляют, чтобы продали водку…

– Видел я такую картину. И не раз, – кивнул следователь. – Как только продавцы выдерживают.

– Не все… Но мы, кажется, отвлеклись… Я вот что хотел спросить у вас, Сергей Сергеевич. За это время в Рощино много побывало приезжих?

– Участковый инспектор говорит, что мало. Всех знают наперечет.

– Понятно. Когда думаете заканчивать дело о хищении в магазине?

Бутов помолчал. Улыбнулся:

– Да я хоть завтра. Вы же сами не утвердите обвинительное заключение.

– Не подпишу, – сказал я серьезно. – И никакой судья не примет в таком виде.

Лейтенант вздохнул.

– Постараюсь, Захар Петрович…

…На несколько дней я совершенно отошел от рощинского дела. Отвлекали другие дела, новые заботы. Следователь не беспокоил ни звонками, ни посещениями.

Как-то я заехал по делам в райотдел милиции и, встретив Бутова, поинтересовался делом о хищении в рощинском магазине.

– Не знаю, Захар Петрович, кажется, на той же стадии. Впрочем, появился на примете один работник совхоза. Проверяю. Вот прояснится, доложу.

– Вы будете у себя? – спросил я. Меня заинтересовало это сообщение.

– Буду, – отозвался лейтенант.

– Через полчаса я загляну.

Уточнив с майором вопросы, ради которых я был в милиции, я зашел в кабинет следователя. Бутов беседовал с какой-то женщиной. Он тут же ее отпустил, и мы остались одни.

– У супруга продавщицы, – начал Бутов, – есть приятель не приятель, собутыльник не собутыльник, короче – знакомый. Работает в совхозе слесарем. Кропотин его фамилия. Золотые руки. Кому мясорубку починит, кому чайник запаяет, деталь от мотоцикла выточит. Брался и ключи делать. У него целая связка разных. Остается подобрать подходящий. Ну, и подпилить немного, подправить…

– Давно он живет в Рощино?

– Года три. Одинокий. Точнее, разведенный. Семья у него в другом районе, платит алименты на двоих детей. Ни с кем особенно не сходится.

Бутов замолчал, задумчиво чиркая что-то на листочке бумаги.

– Делает ключи, говорите? Ну и что?

– Был он у Парабуков накануне. В воскресенье. Муж продавщицы вместе с ним печь перекладывал в доме. Управились к вечеру. Как в таких случаях водится – надо посидеть. А хозяйка задерживается. Раз муж пошел в магазин. Она говорит, что ждет инкассатора. Второй раз позвал ее. Она заперла магазин и пришла, организовала стол. Парабук говорит, что он сказал Кропотину насчет инкассатора. Подожди, мол, Аня сдаст деньги и придет, потому что Кропотин якобы уже хотел уйти. Но Кропотин уверяет, что об инкассаторе и речи не было.

– Вы, значит, говорили с ним?

– Беседовал.

– Ну и какое впечатление?

– Путается или молчит.

– А как супруги считают?

– Продавщица прямо заявила: у нее ни на кого подозрений нет. Говорит, не хочет понапраслину возводить. А муж ее дал странную характеристику слесарю: приглашают его, мол, в селе для разных домашних поделок, подносят за труд, а в общем, недолюбливают.

– За что?

– Недолюбливают, и все. Деревенским не нравится, что Кропотин сам сторонится людей. Таким образом, что получается: Кропотин умеет подделывать ключи, стеснен из-за алиментов в средствах…

– А левые заработки?

– Что в деревне заработаешь? Выставят выпивку, да и то не всегда покупную… И последнее – слесарь знал, что в тот вечер инкассатор не приехал и выручка осталась в магазине.

– Будем выражаться точнее – мог знать.

– Хорошо, – улыбнулся Бутов, – мог знать.

– Как поздно он ушел от Парабуков?

– Засветло.

– А как с ключами?

– Тут два варианта: или заготовил их заранее, или сделал в тот же вечер…

– Сложно, Сергей Сергеевич. Он раньше бывал у продавщицы дома?

– Был. Чинил насос для колодца.

– Задолго до хищения денег?

– Весной.

– Давненько.

– Я сам чувствую, что с ключами сложно, – кивнул Бутов. – Но вполне возможно. Я интересовался: для того чтобы подобрать и выточить ключ, хорошему слесарю времени нужно немного. С полчаса. Для этого надо иметь только образец или слепок.

– Вы думаете, он снял слепок?

– Не знаю.

– Вы говорите, Кропотин утверждает, что не слышал об инкассаторе?

– Да.

– А Парабук уверяет, что говорил об этом?

– Вот именно. И сынишка их помнит разговор об инкассаторе. Он тоже находился в комнате.