355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Безуглов » Встать! Суд идет » Текст книги (страница 5)
Встать! Суд идет
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 13:50

Текст книги "Встать! Суд идет"


Автор книги: Анатолий Безуглов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Вопрос номер три: кто из них играл какую роль? Первую – скорее всего, приезжий. Он, как говорится, видимо, вдохновлял и финансировал предприятие.

Дальше. Вот это дальше и есть самое основное. Допустим, они украли Маркиза. После этого они могли уехать вместе, но могли и разъехаться в разные стороны… Чаву, по словам Арефы, сманивали кочевать с табором. Он забежал домой, прихватил деньги – и был таков. Ну а кровь под кустом ракиты? Может быть, не договорились дружки-конокрады?

Арефа ездил по своим знакомым цыганам. Никто тревогу по поводу исчезновения Дратенко не поднимает. Но где находятся два парня, никто не знает.

Вместе кочуют? Может быть, все может быть… Даже и то, что ни Дратенко, ни Чава не имели никакого отношения к событиям той ночи, когда пропал жеребец. Вдруг кто-то другой, выждав удобное время, увел коня, рассчитав, что обстоятельства замаскируют его преступление, Или он даже и не думал об этих обстоятельствах, они сами ему помогли.

Потом мне в голову пришла еще одна мысль. Что, если Маркиз просто сбежал? Сбежал в степь, где прибился к какому-нибудь табуну. А я тут ломаю голову, что-то выдумываю, подозреваю людей, которые понятия не имеют, где сейчас конь.

Я устал от своих размышлений.

Надо переходить к делу. Надо искать.

Назавтра мой ярко-красный «Урал» с полным баком бензина, с новым маслом в картере, с надраенными, сверкающими на солнце боками мчал нас по дороге, загруженной караванами машин с первым хлебом нового урожая. На сегодня у нас точно установлен маршрут – крупная станица Альметьевская. Отправились туда по предложению Денисова.

В Альметьевской до войны существовала контора «Заготконь». В нее съезжались колхозные и частные владельцы лошадей, чтобы совершить куплю-продажу или обмен. Контора эта давно уже упразднена, но в Альметьевскую по старинке еще приезжали те, кто хотел купить или сбыть коня.

В станице жило оседло несколько цыганских семей, в том числе семья недавно умершего брата Арефы. Конечно, глупо предполагать, что конокрады продали Маркиза в Альметьевской. Это все равно что нести в комиссионный украденное в этом же магазине. Но в Альметьевской были друзья и родственники Арефы. К ним часто приезжали гости, через которых можно было узнать о Дратенке или Сергее.

Альметьевская по сравнению с Бахмачеевской выглядела настоящим городом. Много двухэтажных домов, асфальтированные улицы, парикмахерские, большая баня.

Хаток с завалинками и палисадниками, с соломенными крышами было немного. К одной такой хате мы и подъехали.

– Попьем чайку? – предложил Арефа.

– Спасибо за приглашение, но, я думаю, вам лучше поговорить со снохой с глазу на глаз. По-свойски. Я только могу помешать.

– Что же, верно, – быстро согласился Арефа. Он немного подумал. – Но ты возвращайся сюда поскорей. Обязательно. Перекусим.

– Час вам хватит? – спросил я.

– За милую душу.

– Если, конечно, надо, я могу попозже…

– Хватит, хватит.

Я отъехал от двора, ругая себя за недогадливость. Вообще появляться здесь в форме было глупо. Уж где-где, а в деревне языки работают неутомимо…

Лейтенант, дежурный Альметьевского РОВДа, ничего не знал о моем приезде, хотя Мягкенький заказал вчера при мне телефонный разговор с местной милицией. Лейтенант что-то писал, и ему было не до меня.

– Может быть, начальство в курсе?

– Зам у себя. А начальник в отпуске. Что тебя занесло в такую даль?

– Парней двух разыскиваю, – небрежно бросил я. – Цыгане они… Пропала лошадь.

Он вскинул на меня глаза и, испуганно оглянувшись, тихо проговорил:

– Ты тут потише. Капитан наш как раз из них, из цыган, будет…

После такого конфуза я шел к капитану весьма пристыженный. Савченко, так звали лысеющего, средних лет капитана, встретил меня сдержанно. Мягкенький говорил именно с ним.

– Ладно, – сказал капитан, когда я, краснея и сбиваясь, изложил ему цель приезда. – Спали вы, товарищи, долго. Много воды утекло… Знаете, сколько людей проезжает через Альметьевскую? Сотни и даже тысячи! Н-да, сладко почивали. – Он задумался. – Вообще таких что-то не припомню. Мы этих аферистов знаем всех. А тот Сергей Денисов, случаем, не родственник нашего Денисова? Который помер недавно?

– Племянник, – подтвердил я.

– Скажи-ка! Как будто семья примерная. Отец его там у вас, кажется, в правлении колхоза?

– В сельском Совете, – сказал я, – депутат.

– Смотри-ка, – усмехнулся Савченко. – Как это получается? – Капитан набрал номер. – Степа, зайди. – Он положил трубку, потер руки, глядя в окно. – Пошел хлеб. Теперь ни сна, ни отдыха… Всех почти разогнали по колхозам.

В комнату вошел коренастый, лет пятидесяти, сильно припадающий на одну ногу мужчина в штатском.

– Степа, тут товарищ из Краснопартизанска. Не припомнишь такого Дратенко? Специалист по лошадям?

Степа, которому меня капитан так и не представил, просто ответил:

– Знаю. – И, обернувшись ко мне, спросил: – Васька?

– Так точно. Подозревается в краже породистого скакуна.

– Давно увели лошадку-то?

– В июле…

– Да, в июле Дратенко тут был. На линейке, запряженной двумя лошадьми.

Я сообщил подробные приметы Маркиза. Степа, подумав, сказал:

– Одного коня я помню. Вороной. А вот другой, врать не буду, кажется, светлый.

– Дратенко один был или с кем-нибудь?

– Их несколько сидело на линейке. Прокатились по станице лихо, почти не задерживаясь.

Вот и все сведения, какие я смог получить.

…Через час мы сидели с Арефой в хате вдовы Андрея Денисова. На столе легонько посвистывал самовар. Серебряный. Точная копия того, что и у Арефы, «Баташов». Мирикло в темном кружевном платке безмолвно появлялась в комнате и так же тихо выходила.

– Тяжело ей, – сказал Арефа, когда его сноха в очередной раз что-то поставила на стол и вышла. – Любой бабе в ее годах тяжело остаться без хозяина. Вдова на всю остальную жизнь.

– Конечно, – согласился я, – потерять кормильца.

– Не это самое страшное, – вздохнул Арефа, – Мирикло себя прокормит. – Он усмехнулся. – И еще любого мужика в придачу. Шьет на фабрике и дома. У нас в старое время, сам понимаешь, – его глаза опять сверкнули лукавинкой, – жена должна была кормить мужа. Станет где-нибудь табор, мужики остаются, а женщины с дочками идут в село или в город добывать пропитание, деньги… Не принесет жена ничего, кнута схлопочет обязательно.

– Ничего себе положение! Это здоровых-то мужиков кормить? Мало того, что женщины унижались, выпрашивали подаяние, так еще кнут… Несправедливо. Значит, мужчины кнутом оправдывали свое тунеядство?

– Почему тунеядство? У мужиков свое дело было. Муж ценился за умение достать хорошего коня, с выгодой продать или обменять его. Не можешь этого – копейки за тебя не дадут в базарный день. Другое дело, если умеешь ловко дела делать да если при этом песни голосисто поешь, отплясываешь лихо да обнимаешь жарко – нет тебе цены…

Я все ждал, когда Арефа заговорит о самом главном. Есть ли какие вести о беглецах? Но Денисов словно забыл о цели нашего приезда. Мы сидели, пили чай, мирно беседуя. И вдруг Арефа сказал:

– Васька Дратенко не сегодня завтра должен быть в Юромске. Надо туда подаваться.

Юромск – три часа езды на поезде от Ростова.

– Помчались в город! – предложил я.

– Больно мы с тобой заметные.

Выходит, сначала домой. Я прикинул – теряем сутки. Это в лучшем случае. Потому что возвращаться сегодня на мотоцикле в Бахмачеевскую мне не улыбалось. Арефа тоже не мальчик. Тогда и завтра день потеряем. Обидно, до Ростова каких-нибудь тридцать километров. Полчаса езды.

В конце концов, неужели Борька Михайлов не одолжит на время какие-нибудь брюки и пиджак? В крайнем случае – куртку.

Мы расстались с Арефой. Он решил заночевать в Альметьевской. Я поехал. Договорились с Денисовым встретиться в Юромске на вокзале.

Добравшись до окраины Ростова, я позвонил и услышал Борькин голос:

– Кича! Ты откуда?

– Долго объяснять. Мне нужны брюки и пиджак. Куртка тоже сойдет.

Михайлов хмыкнул:

– Ты что, голый?

– В форме, как полагается, и на мотоцикле…

– Ладно, разберемся. Жми ко мне. Ты где сейчас? Меня найти просто.

Действительно, я нашел его быстро. Но ночевать у него не остался. Честно говоря, обстановка меня смущала. Я под благовидным предлогом, что меня на улице ждут, взял у Борьки старенький костюм и отправился в гостиницу.

Утром я встал, когда мои соседи по номеру еще спали. Тихо прибрал кровать, умылся, оделся в Борькин костюм и попрощался с дежурной. Завтракая горячим чаем и сосисками, я клевал носом, потому что совершенно не выспался и чувствовал себя разбитым. Только проехав с ветерком по еще прохладным улицам города, кое-как пришел в себя.

Борька располагался в просторном кабинете, отделанном линкрустом, с ковровой дорожкой. И хотя в комнате был еще один письменный стол, все равно шикарно.

– Привет! – встретил меня Михайлов, выбритый и свежий. – Какой у тебя, значит, план операции?

– Не знаю. Все будет видно в Юромске.

– А я бы первым делом…

– Постой, Боб. Первым делом помоги организовать мне билет до Юромска. А там я уж как-нибудь справлюсь.

– Эх, Кича, Кича… Погубит тебя деревня. В наш век научно-технического прогресса нужно мыслить по-научному.

Он уже снял было телефонную трубку, но в это время в кабинет стремительно вошел мужчина лет сорока в форме работника прокуратуры. На петлицах – звездочка младшего советника юстиции.

– Знакомьтесь, – представил меня Борис. – Мой однокашник. Кичатов. Участковый инспектор из Бахмачеевской.

– Родионов, – протянул он руку и тут же опустился на стул. – Боря, не сносить нам с тобой головы!

– Будем живы – не помрем, – улыбнулся Михайлов. Это он бодрился передо мной.

– Сейчас от прокурора области. Аки лев… – Родионов покрутил в руках крышечку от чернильницы. – Завтра прибывает зампрокурора республики. (Борька присвистнул.) Будем живы или нет, еще неизвестно… – Родионов повернулся ко мне: – Вы у себя тщательно провели проверку по делу об убийстве инкассатора?

– Проверяли. Еще до меня – я ведь всего три месяца – прежний участковый проверял. Вообще присматриваюсь ко всем проезжающим и временно прибывающим…

Родионов задумался.

– Крутимся мы вокруг вашего района, а воз и ныне там – все впустую.

– Я же предлагал получше пощупать Альметьевский, – сказал Борис. – Нет, словно свет клином сошелся на Краснопартизанском районе.

– По всем статьям выходит Краснопартизанский. А преступник словно сквозь землю провалился. Прокурор области заявил мне: «Не справляетесь, так и скажите». Понимаешь, куда загнул?

– Понимаю, – ответил Михайлов. – В конце концов, выше себя не прыгнешь. Если бы что-нибудь успокаивающее сказать. Подкинули бы вы какую-нибудь новую идею…

– Какую?

– Хотя бы насчет Альметьевской.

– Самообман, – отмахнулся Родионов. – Альметьевская ни при чем. По запаху чую – преступник в Краснопартизанске. – Родионов поднялся. – Короче, Боря, к одиннадцати областной прокурор приглашает всю нашу группу.

– Перед смертью не надышишься, – засмеялся Борька. – И все же надо перед совещанием тактику продумать…

– Какая тактика! Все как на ладони. Тупик.

Родионов вышел.

– Зачем зампрокурора республики едет? – спросил я.

– Будет снимать стружку с начальства. А те – с нас. Родионова жалко. Вообще он опытный следователь из следственного управления прокуратуры области. Временно переселился к нам, чтобы поближе быть, так сказать, к жизни. Действительно, что следователь без нас, оперативников, а? – Борька хлопнул меня по спине.

– Я не оперативник. Я участковый. А значит, и следователь и опер одновременно, – отшутился я.

– И все равно на нас все держится! – Он посмотрел на часы. – Кича, прости, дела заедают. Пойдем, попрошу, чтобы позвонили насчет билета.

Поезд тронулся неожиданно и мягко. Замелькали лица, станционные здания, привокзальные улицы, тихие, прячущиеся за прокопченную зелень деревьев от шума и гари железной дороги…

Я решил сходить в вагон-ресторан поесть, а потом уже поспать. Неизвестно, что ожидает в Юромске, может быть, придется ехать дальше, по следам Васьки Дратенко.

В ресторане только заканчивались приготовления. Девушка в белом накрахмаленном кокошнике расставляла по столам стаканчики с салфетками и приборами. Предупредив, что придется порядком подождать, она исчезла в кухне.

За окном мелькали бахчи, сады, поля подсолнечника. Знакомая картина приятно ласкала глаз. Поблекшая зелень позднего лета, море подсолнухов и плавный перестук колес. На какое-то время я забыл, куда и зачем еду, успокоенный движением, плавным ходом поезда и предчувствием новых встреч…

Из этого состояния меня вывел знакомый голос:

– Прежде всего бутылочку боржоми. Вода холодная?

– Откуда? – ответила официантка. – А закуску?

– Помидорчиков.

– Нету… Шпроты, селедка, винегрет.

– Милая, вокруг тонны свежих овощей.

– Мы получаем продукты в Москве.

Я повернулся. Официантка предложила мне:

– А вы, гражданин, пересели бы к этому товарищу. А то если каждый будет занимать отдельный стол…

Мне во весь рот улыбался отец Леонтий.

– Дмитрий Александрович, вот встреча! Вы никого не ждете?

– Нет.

– Пересаживайтесь.

– Давайте лучше ко мне. В уголке уютней.

Сказать честно, меня не очень обрадовала перспектива сидеть со священником в ресторане. Ведь может кто-нибудь случайно оказаться в поезде из бахмачеевских. Что подумают?

Батюшка выглядел иначе, чем дома, в станице. Укоротил волосы, приоделся в модный легкий костюм. Впрочем, я тоже в другом обличье: в штатском.

Не замечая моего официально-вежливого лица, отец Леонтий захватил с собой ворох свежих газет и перебрался за мой столик.

Приняв заказ, официантка ушла на кухню, а отец Леонтий долго смотрел мне в глаза, потом неожиданно расплылся в улыбке:

– Не бойтесь, Дмитрий Александрович, вы сидите не с отцом Леонтием, а просто с Игорем Орловым. Был батюшка, да весь вышел…

Я смешался: поздравить его или, наоборот, сочувствовать? Может быть, разжаловали?

– А теперь куда? – спросил я.

– Куда Макар телят не гонял, в Норильск. Буду детишек к спорту приобщать.

– Зачем же так далеко?

– Почетная ссылка, – засмеялся он. – Добровольная.

– А супруга?

– В купе. Отдыхает.

Официантка поставила перед нами закуску.

– Не откажете? – поднял бутылку боржоми Игорь.

Я подставил свой стакан, а Орлов продолжил:

– Это же надо, все вокруг ломится от свежих овощей, а тут шпроты, колбаса. Может, сбегать в купе, принести помидоры?

– Не стоит. – Я поднял стакан с водой. – Скажу честно, не знаю, поздравлять вас или нет.

– Давай на «ты».

– Давай. Так как же?

– Я и сам не знаю. Наверное, к лучшему.

– Сам решил?

– Жизнь решила… Конечно, преподобный в районе нос воротил. Получается, дезертир. Но, кажется, уладилось.

– Нового батюшку прислали?

– Нет. Кадров не хватает. Временно за меня будет обслуживать приход староста. Начальство наше не очень обрадовалось, но отпустило с миром.

– Я давно хотел с тобой поговорить, но сам понимаешь… – сказал я, совершенно не заботясь, как Игорь это воспримет.

– И я, – просто признался Орлов. – Ты спортсмен, я спортсмен. – Он засмеялся. И вдруг заявил без всякого перехода: – Дурак я! Никто меня из института не гнал. Был бы у меня сейчас диплом, все веселее. Диплом – он ведь ни пить, ни есть не просит, верно?

– Верно, – подтвердил я.

– Из комсомола меня, наверное, правильно попросили. А из института физкультуры не просили. Честное слово, сам ушел. С четвертого курса!

– Знаю, – кивнул я.

– Ты все знаешь, – грустно сказал Игорь.

– Нет, не все. Например, что вы с Ольгой решили махнуть на Север.

– Как это осталось в секрете для станицы, сам поражаюсь! У меня в Норильске приятель – директор спортивной школы. Я ему давно написал. Так, на всякий случай. Думал, даже не ответит! И к моему удивлению, сразу получил послание! Пишет, город отличный. Заработать можно. Квартиру обещает. Неудобно говорить о деньгах, но мне, Дима, этот вопрос поперек горла стал. Хочется встать на ноги, Ольгу одеть, родить и растить сына и не думать о копейке. Вы все, наверное, думали, теплое местечко у отца Леонтия! Тысяч я не нажил в Бахмачеевской, поверь. Как вспомню эти несчастные трешки, рубли, стыдно становится. И не брать – обидишь. Да и в район к преподобному ехать с пустыми руками нельзя.

– Что ж, я тебя понимаю, материальный вопрос очень важен, хотя мы часто стесняемся его затрагивать.

Игорь болезненно поморщился:

– Не понял ты меня, Дима. Не понял… – Он стал молча смотреть в окно, а потом продолжил: – Поверишь, иной раз смотрел по телевидению соревнования по боксу, аж плакать хотелось. Вспоминал, как пахнут новые кожаные перчатки, вымытый пол в спортзале. Даже вкус крови во рту и то дорогим казался. Это дело мое! Дело, понимаешь? Десятка два пацанов, слабеньких, неуверенных в себе… А ты учишь их спокойно смотреть на противника. Учишь их не бояться, учишь быть мужчиной. Да что тебе рассказывать! Ты сам, наверное, такой же. Закажем еще курочку?

– Смотри сам. На меня не рассчитывай.

Орлов поднялся и кому-то помахал рукой.

Я обернулся. В другом конце вагона-ресторана стояла Ольга, отыскивая глазами мужа. Увидев нас, она улыбнулась и подошла к столику.

– Приятного аппетита! Вот не ожидала, что попутчиком будет кто-нибудь из Бахмачеевской.

– Только до Юромска, – ответил я.

– Отдохнула, лапушка? – ласково сказал Игорь и спросил: – Цыпленка заказать?

– Хорошо. Надеюсь, что Дмитрий Александрович меня поддержит?

– Благодарю, – сказал я. – Уже, кажется, сыт… Боюсь растолстеть.

Оля засмеялась.

– С такой-то порции? Не поверю.

– Честное слово! Я ведь непривычный переедать.

– Ну все равно, с вашим здоровьем и комплекцией…

– Признаться, прежде я думал так же, как вы, – сознался я. – Но, оказывается, по внешности судить нельзя. Взять, например, Лохова. Посмотреть: крепыш, каких мало. А у человека одно легкое и туберкулез…

– Это муж Клавки-продавщицы? – спросила Оля удивленно.

– Да.

– Кто вам сказал, что у него одно легкое?

– Сам и сказал.

– Я его слушала. Легкие как у быка.

– А рентген делали?

– Он не обращался.

Я задумался. Действительно, какая-то неувязка. И если у него туберкулез, то как же его жене разрешают работать в продовольственном магазине?

– Он разве не состоял у вас на учете?

– Конечно, нет.

– Может быть, в районе в тубдиспансере? – допытывался я.

– Что вы, мы таких больных знаем наперечет. Они на особом учете. Их обязательно посылают в санаторий, регулярно обследуют.

– Постойте, а когда вы его слушали? Он сам к вам в амбулаторию пришел?

– Нет. Случайно получилось. Он как-то чинил крышу и сорвался. Как голова цела осталась, не представляю. Верно, здоров как бугай. Клавка прибежала ко мне, кричит: «Тихон разбился!» Я схватила чемоданчик и бегом. Тихон действительно сидит у хаты почти без сознания. Клавдия его водой окатила. Я первым делом сердце прослушала, легкие. Дала понюхать нашатыря. Уложила в постель и сказала, чтобы пришел на рентген. Может, трещина какая. Он так и не пришел. Я решила, что обошлось. Здоровый он, ничего не скажешь. Другой бы богу душу отдал…

– А легкие?

– Я же говорю – здоровее не бывает.

Я вспомнил Лохова, его огромные лапищи с короткими пальцами, походку носками внутрь. Меня самого тогда поразило, что у такого человека может быть всего одно легкое, да и то гнилое. Да, тут что-то не то. Паспорт я не смотрел. Поверил на слово. Положился на сычовскую проверку. Теперь мне подумалось, что Клава была чересчур уж приветлива.

«Неужели Лохов – это… На фотороботе у преступника была борода. Бороду, правда, легко сбрить. Надо срочно позвонить Борьке Михайлову…»

Игорь и Оля с удивлением наблюдали за мной. Я попытался рассмеяться как можно беспечнее.

– А бог с ним, с Лоховым! Что вам теперь? О Бахмачеевской и думать забудете, наверное.

– Э, нет. – Игорь обнял жену за плечи. – Бахмачеевская – это прекрасная станица. Она соединила нас с Оленькой. Что и говорить, перевернула всю жизнь. Верно, лапушка? – Игорь лбом потерся о ее волосы.

– Отец Леонтий, люди же смотрят, – шутливо отстранилась она.

– Ну вот что, ребята, – поднялся я, – мне требуется поспать пару часов.

– Дима, Дмитрий Александрович, заходите к нам в купе, – пригласила Оля.

– Постараюсь, – ответил я. – На всякий случай – счастливого пути и много-много радости. И напишите.

– Я напишу, – серьезно сказал Игорь. – Жаль, не успели сойтись поближе в Бахмачеевской. Интересный ты парень…

– Так не только ты считаешь. – Оля посмотрела на меня.

– Что же, правильно, – подтвердил ее муж.

– Дмитрий Александрович знает, о ком я говорю.

Конечно же, речь шла о Ларисе.

Я глупо улыбался и не знал, что делать. С официанткой рассчитался, с Орловым вроде бы попрощался и стою как дурак, жду чего-то…

– Как-то мы разговорились с Ларисой по душам. Чудная девчонка! – Оля словно рассказывала мужу, но я понял, что ее слова предназначались мне. И только мне. – Спрашивает меня Лариса: можно ли любить двоих?

– Как это? – удивился Игорь.

– Вот так. Двоих одновременно.

Игорь обернулся ко мне:

– Чушь какая-то, правда? У женщин иногда бывает… – Он рассмеялся. – Любить двоих!

– Ты вообще о всех женщинах невысокого мнения! – вспыхнула Оля.

– Действительно, – смеялся Игорь. – О всех, кроме одной. Или ты хочешь, чтобы я обожал всех?

Я не знал, радоваться тому, что сказала Оля, или нет? Но мое сердце забилось учащенно.

– Она хорошая, чистая девушка, – сказала Оля и почему-то мне подмигнула. – Можно кое-кому позавидовать.

Я еще раз попрощался с супругами и побежал в свой вагон. Но уснуть уже не мог. Часа через три поезд застучал на стрелках, задергался. Пути стали раздваиваться и побежали рядом, пересекаясь и множась. Зашипели тормоза. Когда я сошел на перрон и увидел Арефу, попросил его подождать меня у входа в вокзал, а сам побежал в комнату железнодорожной милиции. Звонить Михайлову. В управлении Михайлова не было. Пришлось звонить ему домой.

– Соскучился, Кича? Откуда?

– Из Юромска.

– С приездом!

– Слушай, у меня интересные сведения. Проверьте в Бахмачеевской Лохова. – Я продиктовал фамилию по буквам.

– Почему его?

– Да ерунда какая-то получается. У него справка на инвалидность. В ней указано: одно легкое и туберкулез. В действительности – оба легких на месте.

– Ты что, из Юромска это разглядел?

– Да, в подзорную трубу. А если без шуток, нашу фельдшерицу в поезде встретил. Она и рассказала. Ты слышишь?

– Слышу. Ладно, Кича, буду действовать.

Юромск. Мы шли, оглохшие от тишины, всматриваясь в запутанные номера на разномастных оградах частных домов. Арефа растерялся. Он бросал на меня извиняющиеся взгляды, и мне передалась его растерянность. «А может быть, Арефа дурачит меня и, как птица оберегая своих птенцов, отводит от них охотника?» Мы опять куда-то свернули. У Денисова вырвался вздох облегчения. Через несколько шагов нас осветили сзади автомобильные фары. Пришлось посторониться. Мягко урча мотором, перевалился по разбитой, заросшей травой колее «Москвич».

Арефа проводил его взглядом и вдруг крикнул:

– Эй, мореэ!

Машина остановилась.

– О, баро девла! – воскликнул шофер, вглядываясь в Денисова.

Арефа шагнул к «Москвичу».

– Здравствуй, Василий! А я, черт возьми, чуть не заблудился.

Дратенко открыл заднюю дверцу:

– Вот молодец, что приехал! А где Зара?

– Не могла.

– Жаль-жаль.

Мы сели в машину. Она была новая, еще пахла краской, кожей и пластмассой. Щиток с приборами уютно светился лампочками. Свет от фар поплыл по изумрудной траве.

– Как внуки? – спросил Василий.

– Спасибо, живы-здоровы.

– Ну и слава богу! – Дратенко обернулся и подмигнул мне: – Ром?

Я понял.

– Нет, русский, – ответил за меня Арефа. – Сережкин приятель.

«Да, – подумал я, – ничего себе приятель».

– Ты знаешь, на днях Сергей был. Что с ним такое?

– А что? – невольно воскликнул Арефа. Я сдавил ему руку, чтобы он не сказал ничего лишнего.

– Сумасшедший какой-то! Набросился на меня. Где, говорит, лошадь?

– Давно был? – глухо спросил Арефа. От волнения он охрип.

– Три дня назад. Смешной человек! Зачем мне красть лошадь? Я, как и Остап Бендер, уважаю уголовный кодекс. – Дратенко засмеялся. – В наше время можно заработать честным трудом. А все эти цыганские штучки-дрючки с лошадьми пора сдать в музей.

Я чуть было не напомнил ему, как они пытались провести Нассонова, напоив кобылу водкой. Но вовремя сдержался. Вообще мне надо пока делать вид, что мое дело – сторона. Пусть говорит Арефа. Арефа уже успокоился: Чава был жив и невредим.

Мы остановились у высокого, глухого забора. Ворота для автомобиля поставили совсем недавно и еще не успели покрасить. Дратенко сам отворил их, загнал машину во двор и пригласил нас в темный дом, открыв входную дверь, запертую на несколько замков.

– Мать у невесты. Вы же знаете, что такое цыганская свадьба! Хлопот полон рот.

Он провел нас через сени в комнату.

– Куда уехал Сергей? – спросил Арефа.

– Чуриковых искать. Мы с ними у вас были.

– Не помню… – сказал Арефа.

– Да знаете вы их! Григорий и Петро. Братья.

Арефа задумался.

– У Гришки лицо такое. После оспы. Кажется, вспомнил. А далеко они?

– Будут на свадьбе. У них и справитесь о Сергее. А жеребец не нашелся?

– Обязательно будут? – спросил Денисов, не ответив на его вопрос.

– Прибегут. Большие любители повеселиться. Согласился бы ваш председатель, сейчас бы радовался. Такого быка упустил! Мы его в соседний колхоз продали. Довольны.

– Послушай, Василий, где вы провели ту ночь с Сергеем? – спросил Арефа напрямик.

– В соседнем хуторе.

– Э, зачем врать! – покачал головой Арефа. – У Петриченко вы не были.

– Правильно, не были. А что, там одни Петриченки живут? – Ваську этот разговор смутил. – Дорогой Арефа, давай потолкуем о чем-нибудь другом. Ты мой гость. – Он посмотрел на меня и поправился: – Вы мои гости. Завтра свадьба… Погуляем, повеселимся…

Арефа некоторое время сидел молча, что-то обдумывал. Потом тряхнул головой:

– Ты прав.

– Вот и хорошо! – поднялся Дратенко, радостный, словно у него гора свалилась с плеч. – Сергея мы отыщем. Завтра столько народу будет, обязательно узнаем, где твой сын.

* * *

На следующий день завтракали мы с Арефой одни. Василий с утра умчался на «Москвиче» к невесте, где предстояли последние, самые суетливые хлопоты перед свадьбой.

– Сдается мне, Васька тут ни при чем, – сказал Арефа за завтраком. – В ту ночь они были в Куличовке. Живет там приятель Василия Филипп. Василий его на чем-то надул. Тот Филипп грозился при случае холку ему намылить. Васька решил с ним помириться и взял с собой моего Сергея. Сергей рано спать завалился. А Васька, значит, устроился в другой комнате. Утром вышел – Сергея нет. Он скорей на автобус, чтобы на поезд успеть. Билет у него был. В Сальск. Как это у вас – версия? Считай, версия насчет Дратенко отпадает. Остались Сергей и еще братья Чуриковы, Петро и Григорий.

У меня было много вопросов и сомнений. И если слова Дратенко Арефа принял на веру – это его личное дело.

Улица была запружена автомашинами, мотоциклами, двуколками, лошадьми. Со всей округи сбежались пацаны.

Арефа отвел меня в сторону.

– Давай присядем.

Мы нашли укромное местечко и устроились на толстом бревне. Я чувствовал, что Арефу тянет поболтать со знакомыми, которые при встрече с ним выражали бурную радость. Но он не решался оставить меня одного. Мы томились на бревне, разглядывая гостей, и молчали. У меня все время рвался с языка вопрос к Арефе. Я сдерживался, сдерживался, но все-таки спросил:

– Арефа Иванович, почему вы против женитьбы Сергея?

Он покачал головой.

– Это кто тебе сказал?

– Слышал…

– Выбор с умом надо делать.

– Значит, вы выбор его не одобряете?

– А ты сам, Дмитрий Александрович, небось удивлялся: как это образованная девушка водится с неотесанным парнем. Скажи, думал?

Он не назвал имени Ларисы, но отлично знал, что я понимаю его.

– Образование – дело наживное. В наше время не хочешь, за уши затянут куда-нибудь учиться.

– Зара моя так ни в какую и слышать о ней не хочет. Вплоть до того, что, говорит, копейки не даст. Деньжата у Зары есть. Копит. Думает, может, вдовой останется. Но я ей этой радости не доставлю. Конечно, – улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы, – конечно, дошло бы дело до свадьбы, я бы с Зарой не советовался.

Вдруг с улицы послышались шум и радостные выкрики. Грянули гитары и хор нестройных голосов. Мы с Арефой подошли ближе к калитке. К воротам подъехала тачанка на рессорах, устланная ковром. В гривы лошадей были вплетены ленты и цветы. Еще громче зазвенели струны, и толпа расступилась, пропуская молодых. Васька был в дорогом черном костюме, отлично сидевшем на нем, лакированных туфлях. А невеста! Невеста была ослепительно красива. Белое платье, воздушная фата и черные прямые волосы, обрамляющие смуглое лицо.

– Не девушка – цветок! – не удержался Арефа.

Молодых осыпали мелкими монетками, конфетами и цветами. Они прошли в глубь двора, где им отвели место под ярким ковром, развешанным на двух деревьях. Арефу, как почетного гостя, тянули сесть поближе к ним, но я украдкой шепнул, что хорошо бы устроиться возле выхода. Мы расположились у самой калитки в окружении молодых, очень шумных ребят.

Подъехали еще две грузовые машины. Из них стали спрыгивать детишки, мужчины и женщины. С невообразимым шумом они устремились во двор, галдя и обгоняя друг друга. У меня зарябило в глазах от мелькания рук, тел, голов, от развевающихся юбок, косынок, рубах…

Арефа напряженно всматривался в бурлящий, суетящийся поток людей, надеясь увидеть кого-нибудь из братьев Чуриковых. Куда там! А может быть, их и не было среди прибывших.

– Приедут, – успокоил он меня. – Васька уверял, что обязательно.

Вдруг сзади нас раздался голос Чавы:

– Дадоро!

Они обнялись. Сергей меня сразу и не заметил.

– Понимаешь, – сказал Чава, присаживаясь рядом с отцом, – шофер болван какой-то попался. Повез в другую сторону. – Он осекся, увидев наконец меня. – Привет, Дмитрий Александрович!

– Здравствуй, Сергей.

– Нехорошо, нехорошо, – сказал Арефа. – Ты бы хоть предупредил. Мы с матерью волнуемся. Вот, понимаешь, – он указал на меня, – милицию на ноги подняли…

– Как это не предупредил? – искренне удивился Чава. – Я ведь Славке сказал, что еду за Дратенко искать Маркиза. Он разве не передал?

Мы с Арефой переглянулись.

– Честное слово! Когда Славка сказал, что Маркиз пропал, я по глупости решил, что это Васькина работа. А потом уж думал, что Гришка с Петькой. Зря только время потерял. Маркиза-то хоть нашли? – Чава переводил взгляд с отца на меня.

– Нет, не нашли. А где твоя кобыла? – спросил Арефа.

– В колхозе «XX партсъезд». – Сергей достал из кармана бумажку и протянул отцу. – Вот сохранная расписка. (Денисов-старший стал молча читать документ.) Не тащиться же мне верхом столько километров? Спешил очень. – Он покачал головой. – Поспешил, только людей насмешил. Да вы скажите, Маркиза действительно не нашли?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю