Текст книги "Встать! Суд идет"
Автор книги: Анатолий Безуглов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Странная забывчивость у Кропотина.
– Подозрительная.
– Насколько я понимаю, вы сейчас занимаетесь этой версией?
– Да. Но все равно я больше склонен думать, что инсценировка…
– Есть основания? – спросил я.
– Интуиция. Но чтобы совесть была спокойна, проверю и Кропотина. Если уж не он, то одна дорожка – Парабук. Я ведь, кажется, все село перешерстил.
– В том числе и сына продавщицы?
– Конечно, Захар Петрович. В школе даже был.
– Ну и?
– Учится он не очень хорошо, но грешков вроде воровства или сомнительных товарищей за ним не имеется. Хотя у них в школе не все благополучно. Несколько учеников восьмого класса летом занимались мелкими кражами на дачах. И еще одна деталь: он ходит в школу в соседний поселок Житный, в десятилетку. Километров шесть от Рощино. При школе буфет. Но мать денег не дает, чтобы не приучать к ним, так он стреляет пятаки на булочки у одноклассников. Укради он деньги в магазине, уж наверняка не удержался бы от кутежа. Как вы считаете?
– Ну что ж, хорошо, что вы побывали и в школе…
Я поднялся, чтобы уйти. На прощание попросил Сергея Сергеевича все-таки держать меня в курсе дела. Новые обстоятельства, вскрытые им, могли повлечь за собой неожиданности в расследовании.
Новость в рощинском деле я узнал не от Бутова. Через три дня после разговора со следователем в райотделе внутренних дел ко мне в прокуратуру пришел взволнованный посетитель. Это был муж продавщицы. Рыжеволосый, высокий, несколько рыхлый, он отчаянно шепелявил. И я с трудом разобрался, что до этого Парабук уже побывал в милиции, но Бутова там не нашел и поэтому решил обратиться ко мне.
– Так все же что случилось? – спросил я у него.
– Пашу нашего того… – проговорил он с клекотом и зажал рукой дряблые щеки.
На него было больно смотреть.
– Понимаете, товарищ прокурор, Нюся волосы на себе рвет, места себе найти не может. Пропади пропадом эти деньги! Зря мы с милицией связались. Собрали бы как-нибудь… Пашенька ведь у нас один был… Помогите, товарищ прокурор, найти подлюгу… Своими руками задушу.
– Ваш сын пропал? – разобрался я наконец в его нескладном рассказе.
Парабук всхлипнул, вытер пятерней лицо и обреченно произнес:
– Убили мальчонку… За какие-то пятьсот шестьдесят рублей, пропади они пропадом.
Я вспомнил об «угрозе», подброшенной в несгораемый ящик рощинского магазина.
– Когда убили, кто, где? – сдерживая волнение, спросил я.
– Вчера… В лесу… Если бы знать этого гада!
– Почему же вы только сегодня сообщаете об этом?
– Да все не верили, ждали, что придет Пашенька. Всю ночь просидели. Утром уж невмоготу стало. Весь лес обшарили. Не нашли. В Житном был. Как узнали, что он вчера в школу не приходил, с Нюсей припадок случился… Исполнили угрозу…
– Значит, сына вы не нашли? – спросил я, несколько успокаиваясь.
– Наверное, здорово спрятали, гады…
– Ну вот что, товарищ Парабук. Пока еще неизвестно, что с ним. Мы примем меры к розыску. Будьте мужчиной, возьмите себя в руки.
Мои слова, кажется, возымели действие. Парабук перестал бормотать и сидел тихо, пока я связывался с милицией. По моему заданию дежурный разыскал Бутова, и я попросил следователя срочно приехать ко мне.
Парабук, видя, что за дело взялись всерьез и безотлагательно, немного успокоился и стал рассказывать связнее.
Выяснилось следующее.
Вчера утром Павел, как всегда, ушел в школу. Обычно их собирается несколько ребят. Дорога в Житный не близкая. Иногда ученики едут попутной машиной, но чаще дуют прямиком через лес. В хорошую погоду, конечно. В этот раз Павел дожидаться товарищей не стал – спешил. Он был дежурным по классу. В школу младший Парабук не явился. Его больше никто не видел.
После того как были выяснены все обстоятельства, и выполнены соответствующие формальности, муж продавщицы ушел.
– Что вы скажете? – задал я вопрос Бутову.
– Ума не приложу, – признался следователь. – Это совсем спутало мне карты. Неужели реализована «угроза»?..
– Как убивается мужик, – сказал я, вспомнив Парабука. – Представляю, в каком отчаянии мать.
– Мне кажется, она более сдержанна. В Рощине так и говорят, что у них в семье за мужика Нюся. Действительно, та – кремень.
– А с другой стороны, единственный сын. Дело-то, оказывается, не шуточное.
– Я поеду, Захар Петрович?
– Конечно. Я, наверное, тоже буду в Рощине. Надо быть в Житном, так я подскочу.
В поселок Житный я наезжал регулярно по депутатским делам. Меня выдвинули в райсовет рабочие местного льнокомбината. Назавтра я поехал к своим избирателям и пробыл в поселке до обеда. Мой шофер Слава с неохотой на обратном пути завернул в Рощино. Дело в том, что накануне зарядил дождь и дорогу развезло.
Сергея Сергеевича я нашел в сельисполкоме, в комнате участкового инспектора. Следователь отогревался возле печки. Тут же висел его плащ, грязный и мокрый насквозь.
– Ну и погодка, – сказал Бутов. – Как назло.
– Грибы пойдут, – откликнулся участковый инспектор. – Бабы жаловались: сухо, поганки и те не вылазят.
– Шут с ними, с грибами. Кому развлечение, а кому мука, – проворчал Сергей Сергеевич.
– Без грибочков зимой плохо, – не унимался участковый. – Люблю солененькие.
По нахмуренному лицу следователя я понял, что он недоволен. Видимо, никаких проблесков. А тут еще дождь.
– Весь лес обшарили, – пояснил Бутов.
Я невольно взглянул на его мокрые туфли. Представляю, каково пришлось Сергею Сергеевичу. Инспектор был в резиновых сапогах. В них все нипочем. Вот и бодрится.
– Ничем обрадовать не можем, товарищ прокурор, – развел руками Бутов.
– Вижу, – сказал я. – Вы останетесь или поедем домой?
– Если разрешите, то я с вами.
– Конечно.
Сергей Сергеевич, поеживаясь, залез в мокрый плащ. Мы вышли к машине.
– Взглянем на магазин, – предложил я, мне хотелось самому посмотреть на место происшествия.
– Парабук работает? – спросил я по дороге у следователя.
– Работает, – ответил он, кутаясь в свою промокшую одежду.
На первых порах Сергей Сергеевич хотел было отстранить продавщицу от работы. Я ему посоветовал повременить с решительными мерами.
– Сейчас направо, – сказал Бутов водителю. Слава завернул в переулок, и показался небольшой каменный дом с деревянной пристройкой. – Приехали.
В темном помещении тускло светилась лампочка. Было тесно, пахло хозяйственным мылом и дешевым одеколоном. У прилавка стояли два покупателя – старуха в мужском плаще и девочка лет десяти.
Анна Парабук что-то взвешивала на весах и, увидев нас, как мне показалось, на мгновенье растерялась. На ней был чистый белый халат, темная косынка повязана узлом на затылке.
Сунув старухе кулек и приняв деньги, Парабук тихо сказала девочке:
– Поди, Татьяна, придешь попозже…
– Мамка стирает, за мылом послала. – Девочка протянула продавщице руку с несколькими монетами.
Парабук, не глядя, сгребла деньги, автоматически протянула куда-то руку и подала кусок мыла. Проводив покупательницу до порога, с лязгом закрыла тяжелую щеколду.
– Опять осматривать будете? – обратилась она почему-то к одному Бутову.
Лицо у Парабук было мрачное, под глазами заметны жгучие тени. Она двинулась впереди нас походкой тяжеловеса. Мне стало жаль ее. Я почти физически ощутил горе этой женщины.
За основным помещением следовала небольшая подсобка, заставленная коробками, ящиками, мешками. На простом столе стоял ящик, обитый цинковым железом. Тот самый, который фигурировал в деле как сейф. Окошко едва пропускало свет сквозь грубые, толстые металлические прутья. Из подсобки дверь выходила во двор, усыпанный мокрыми, прибитыми к земле опавшими листьями.
– Здесь мы живем, – просто сказала Парабук.
В глубине дворика темнел деревянный сарай. К нему прилепилась оштукатуренная беленькая пристройка.
– Всякий инструмент держим, – указала хозяйка на сарай. – А это флигелек. Паша летом спит.
Парабук с трудом подавила вздох. И я еще раз подумал: велико же ее горе, если сын действительно погиб.
– Дома обыск будете делать? – спросила продавщица.
– Нет, – сказал Бутов и спросил, видимо, чтобы несколько разрядить обстановку: – А супруг ваш где?
– На почту побежал, с родственниками телефонный разговор заказан. Пашу все спрашиваем… А, пустое все это, – горестно махнула она рукой…
Распрощавшись с Парабук, мы поехали вдоль села. Слава поминутно чертыхался. Машина перелезала через колдобины, буксовала. Из-под колес летели фонтаны грязи.
– Вон просеку видите? – показал рукой следователь.
Рощинские дома дугой опоясывали поле. Дорожка отрывалась от последней избы и прошивала стену темного леса, застывшего вокруг села.
– По ней школьники ходят в Житный. Этим путем ушел последний раз и Павел.
– А какое настроение было у мальчика накануне исчезновения? – спросил я следователя.
– Какое настроение? Весь вечер просидел над гербарием. Хотел на следующий день удивить учительницу. Вот и удивил… – с грустью в голосе ответил Бутов.
Наша машина выбралась наконец на шоссе, и шофер перестал костерить дорогу. Под шинами зашелестел асфальт.
– В глухом закуточке расположен магазин, – сказал я. Мысли мои перескакивали с одного на другое.
Действительно, путаное было дело. Странная кража, записка, подброшенная в железный ящик, пропавший паренек.
– Сергей Сергеевич, может, мы подключим к этому делу и нашего следователя? – спросил я. Если это убийство, делом должна заниматься прокуратура. Я не хотел, чтобы Бутов истолковал мое предложение, как недоверие. Однако порядок есть порядок.
– Это уж как вы считаете нужным, – отозвался Бутов. И я не понял: ему было все равно или он скрывает обиду.
Некоторое время мы ехали молча.
– Ладно, пока продолжайте расследовать сами, – сказал я, будучи убежден, что с мальчишкой просто какое-то недоразумение или несчастный случай.
Меня вызвали в областную прокуратуру, и я, намереваясь пробыть в командировке день-два, задержался на целую неделю. А когда вернулся домой, узнал, что Сергей Сергеевич почти не вылазит из Рощино. Вскоре следователь был у меня.
– Картина вырисовывается следующая, – начал он свой доклад. – В тот день, когда Павел Парабук исчез, его видели утром направляющимся в сторону леса двое свидетелей. Пенсионерка и совхозный бухгалтер. Он прошел мимо их дома с портфелем и удалился по просеке.
– Это, кажется, было известно и раньше.
– Подождите, Захар Петрович. Я заостряю ваше внимание. Итак, Павел проследовал по дороге в лес. Помните, когда мы были в Рощино, я вам показывал эту просеку. Минут через десять – пятнадцать по той же дороге и в том же направлении проехал на велосипеде слесарь Кропотин…
Сергей Сергеевич сделал паузу.
– Тот самый, что был накануне хищения в доме Парабуков? – уточнил я.
– Вот именно. Проезд Кропотина подтвердили еще несколько человек. Это понятно. Велосипед всегда будоражит собак. Поэтому слесаря и заметили. Кропотин тоже въехал по просеке в лес и, естественно, скрылся за деревьями. На работу он явился с большим опозданием. Был злым и раздраженным.
– Вы его допрашивали?
– Неоднократно. Он говорит, что поехал в Житный пораньше к открытию хозяйственного магазина за рубероидом, залатать прохудившуюся крышу. Сначала Кропотин показал, что магазин якобы был закрыт. Потом сказал, что магазин был открыт, но рубероида не было.
– Вы проверили?
– Конечно. Ложь. Самая отъявленная. Магазин был открыт – это раз, рубероид продавали до обеда – это два.
– Постойте, он не привез рубероид?
– Вот именно. Никакого рубероида он не привозил.
– В хозяйственном магазине помнят, что он приезжал? Ну, интересовался нужным ему товаром?
– Продавец говорит, что к открытию магазина приезжает много народа. И вообще осень у них – горячая пора. Люди готовятся к дождям и холодам, чинятся, ремонтируются. Короче, продавец его не помнит.
– Но это еще не доказательство. Кропотин в тех краях, как вы говорите, человек сравнительно новый. Хозмагазин – место бойкое, народу много.
– Я понимаю, – кивнул Бутов. – Однако слесарь сам сказал, что поехал в Житный за рубероидом. Он мог назвать что угодно. К теще, к знакомой, к приятелю. Но Кропотин упорно твердит: хотел купить рубероид. А этот самый рубероид он не привез, хотя хозмаг в то время был открыт и нужный товар имелся. Я правильно рассуждаю?
– В принципе – да. Как же Кропотин объясняет несоответствие его показаний с действительным положением вещей?
– Никак. Молчит. Далее. Я спрашиваю: ты Павла Парабука обогнал в лесу? По логике, на сколько тот мог уйти за десять – пятнадцать минут, что их разделяли по времени? Дорога там, по существу, одна. А так – бурелом, запутанные тропинки. Но Кропотин утверждает, что мальчика он не видел.
– Может быть, парнишка свернул на более короткий путь? Он был пеший, а Кропотин на велосипеде.
– Я проделал такой эксперимент. Попросил нескольких товарищей Павла по отдельности показать, как они обычно идут в школу. Маршрут, показанный всеми, совпадал с тем, по которому якобы ехал до Житного и обратно слесарь на велосипеде.
– Мальчишка же! Какой-нибудь птичкой заинтересовался или за белкой погнался. Свернул в сторону…
– Павел спешил. Он был в тот день дежурный, а дежурные приходят раньше всех из класса. Я узнавал, их учительница очень строго относится к дисциплине. Представляете, мальчик думает об одном – скорее прийти в школу. Главное, он несет в портфеле замечательный гербарий!
Я невольно улыбнулся.
– Разноречивые и путаные показания слесаря Кропотина позволяют сделать определенные выводы. – Следователь посмотрел на меня и поправился: – Могло быть так. Он видел из своего дома, что Павел прошел по дороге в лес. Один, без товарищей. И тут же отправился вслед на велосипеде, чтобы осуществить свою страшную угрозу. Это в том случае, если Кропотин заранее обдумывал преступление. А возможно, что Кропотин действительно собрался приобрести рубероид и встретил мальчика случайно. У них возникла перебранка, и в порыве гнева Кропотин ударил Павла или совершил другое действие, повлекшее за собой смерть мальчика. Но дело сделано. Надо надежно спрятать труп. О намерении ехать в магазин Кропотин и думать забыл…
– Одну минуточку, Сергей Сергеевич, – перебил я Бутова. – Вы хотите сказать, что Кропотин, по вашему мнению, возможно, и не является похитителем денег из магазина Парабук?
– Да.
– Так для чего же ему совершать нелепое убийство?
– Объясню. Когда я допрашивал Кропотина до исчезновения Павла, Кропотина возмутило то, что мальчик дал показания против него. Помните, я вам говорил, что Павел присутствовал при том, когда отец сказал в присутствии Кропотина об инкассаторе?
– Вы предъявили Кропотину показания Павла и его отца?
– Да. Слесарь был прямо сам не свой. Кричал, что мы верим какому-то сопляку, а ему нет. И затаил на парнишку злобу. Может быть, с этого и начался у них в лесу разговор, который кончился трагически.
– Теперь я понял вас. Кропотин мог иметь основания напасть на мальчика, даже не будучи вором?
– Вот именно.
– Я надеюсь, что вы предъявили ему обвинения в убийстве.
– Кропотин свою вину отрицает полностью. Так же, как и кражу. Но мне кажется, что у нас есть основания для взятия его под стражу. Посидит, будет давать более правдивые показания.
– А не рано?
– Все нити ведут к нему! – горячо воскликнул Бутов.
– Раньше вы так же были уверены в виновности продавщицы, – заметил я.
Бутов развел руками, но ничего не сказал.
– Личность Кропотина выяснили? – спросил я.
– Конечно. Знаете, почему он ушел от жены? Вернее, она забрала детей и ушла от него? Он ее избил. Причем жестоко.
– На какой почве?
– Якобы из-за ревности.
– У него есть судимость?
– Нету. Ее родственники хотели подать заявление, но жена Кропотина воспротивилась.
– Посчитала, что у мужа были основания?
– Трудно сказать. Все-таки отдать отца своих детей под суд… Опять же и кормить их надо. Алименты. Она ушла. А он переехал в Рощино.
– Короче, хотите сказать, что Кропотин – натура вспыльчивая, мстительная.
– А история с женой?
– Жена – одно дело. А постороннего мальчишку… Он все-таки отец.
– Мало ли отцов, избивающих своих детей.
– А Кропотин избивал?
Следователь смутился.
– Это мы не устанавливали.
– При всем том, что вы рассказали мне о личности Кропотина, санкцию на арест я вам дать не могу. – Бутов хотел что-то сказать, но я продолжал: – У вас нет убедительных улик. И потом, пока не найдено тело мальчика, нельзя сделать окончательных выводов о наличии убийства.
– Прошло слишком много времени, – задумчиво проговорил следователь. – Потом, в Рощино ходят разные разговоры.
– Какие, например?
– Многие уверены, что убийство – дело рук Кропотина.
– Факты, где факты? Где улики, подтверждающие это?
– Мы их ищем, – сказал спокойно Бутов. – Признаться, я боюсь, как бы продавщица не натворила бед. Хоть она и молчит, держит свое горе при себе, но человек она ой-ё-ёй.
– Ну, Сергей Сергеевич, вы бы ей объяснили, что все на самом деле не так просто.
Бутов мотнул головой.
– Прямо скажем, в сложном я положении. С одной стороны, подозревал ее в преступлении…
– А сейчас?
– В общем-то, я не отказался совсем от своей точки зрения. А с другой стороны, должен как-то поддерживать в горе.
– Вот видите, какие закавыки иногда подсовывает жизнь?
– Вижу, Захар Петрович, – вздохнул следователь.
– И еще, Сергей Сергеевич, – сказал я серьезно, – подумайте о том, что, помимо ваших предложений, о которых мы говорили, возможно, истина совершенно не там, где вы ищете. – Бутов посмотрел на меня с недоумением. – Да-да.
– Но ведь не случайно Кропотин был в доме Парабуков накануне похищения денег? Не случайно он оказался на лесной дороге в тот момент, когда по ней шагал Павел? А зачем ему лгать, юлить?
– Слишком много совпадений тоже опасно для поиска истины…
Следователь ушел от меня, кажется, удрученный. Работа, проделанная им совместно с сотрудником угрозыска, была если не опровергнута, то, во всяком случае, поставлена под сомнение. И когда он приехал ко мне через день торжественный и сосредоточенный, я понял, что произошло нечто важное. В мою комнату был внесен портфель. В потеках грязи, с прилипшими хвоинками и листьями.
– Портфель опознали родители Павла Парабука, – сказал Бутов.
Он вынул из него стопку тетрадей, исписанных неустоявшимся детским почерком, учебники, альбом с гербарием. Все пахло сыростью, прелыми листьями и землей.
– Где обнаружили портфель? – спросил я, машинально листая дневник.
– В лесу. Был зарыт под ворохом ветвей и листьев.
– Кто нашел?
– Старушка из Рощино. Грибы пошли. Верно участковый инспектор говорил: пойдут дожди, грибы появятся, а где грибы, там и грибники. Они ведь каждый кустик, каждую кочку обшаривают. У каждого свое заветное местечко припасено. Старушка говорит, что там, где нашла портфель, груздей всегда полно.
– Находка важная, – сказал я. – Обследовали место вокруг?
– Прощупали каждый метр. Рядом небольшое озерцо. Какое озерцо – лужа, затянутая ряской, заросшая камышом. А дальше – болото.
– Это далеко от просеки?
– С километр будет. Я думаю, Захар Петрович, что вопрос более или менее проясняется.
– В отношении чего?
– Кого… Кропотина.
– Но ведь труп вы не нашли.
Бутов выдержал мой взгляд и сказал:
– Если бы вы видели те болота. Там слон увязнет, не отыщешь.
– Поиски ведутся?
– Все Рощино принимает участие. Но это может и не дать результата. И не потому, что в болоте ничего нет. А потому, что это болото. – Бутов помолчал. И добавил: – Захар Петрович, я считаю, что теперь мы имеем все основания взять Кропотина под стражу.
На моем столе зазвонил телефон. И пока я разговаривал с секретарем райкома, Бутов сложил в портфель тетради, учебники, дневник и альбом с гербарием.
– Вот что, Сергей Сергеевич, – сказал я, окончив телефонный разговор, – мы вернемся к этому вопросу завтра. Сейчас меня срочно вызывают в райком.
По дороге я подбросил следователя в РОВД, договорился встретиться утром.
Сейчас трудно сказать, как бы разворачивались события рощинского дела дальше. Не стану гадать. Но, вспоминая этот случай, я еще и еще раз убеждаюсь, как нелегок путь к истине. Сколько подводных камней, всяких неожиданностей, своеобразных ловушек… для следователя. Окажись он в плену первой версии – жертвой могла стать Анна Парабук, еще более трагической могла оказаться вторая версия – об убийстве. Только объективность и еще раз объективность – гарантия успеха следствия. И неуклонное соблюдение норм закона, охраняющего права, интересы гражданина. Каждого гражданина!
По данному делу произошло то, что должно было рано или поздно произойти. Но чем раньше, тем лучше. Клубок рощинского дела стал стремительно распутываться именно в то самое время, когда Сергей Сергеевич Бутов привез из леса портфель Павла Парабука.
За много километров от наших мест, на берегу Черного моря, под Ялтой, на пустом пляже милиционер задержал двух подростков. Голодных и озябших под ночным южным небом. Они оказались теми самыми пареньками, что, пообедав плотно два дня назад в ресторане, не могли расплатиться и предложили в залог фотоаппарат «Зоркий», пообещав принести деньги и забрать его. Но они не пришли. У них не было денег. Пятьсот шестьдесят восемь рублей растаяли как дым.
Владик Борский, которому было от роду чуть больше шестнадцати лет, наезжал в Рощино скорее по несчастью. Здесь жила его тетка. Мать, после развода с отцом, осталась в Лосиногорске, что в двух часах езды на поезде от села, а отец укатил в далекую Пермь. Оба родителя давно обзавелись своими семьями, в которых их совместный сын был одинаково лишним. Парень ездил от отца к матери и обратно. Отдушиной была тетка. Все бы хорошо, но Владик любил жить в городе. И что удивительно, все трое – мать, отец и тетка – никогда точно не знали, у кого в настоящее время находится паренек.
Первое свое воровство Борский совершил в Перми. Стащил у новых родственников по линии мачехи транзисторный приемник и продал его. Вторая кража – фотоаппарат в клубе Рощино. План ограбления сейфа магазина он разработал очень тщательно.
Вот что рассказал об этом Павел Парабук, осунувшийся, растрепанный, чем-то похожий и на мать и на отца – коренастый, с рыжими волосами.
– Владька говорит: давай махнем, как люди. Махнем на юг. Там всегда тепло и можно хорошо погулять. Ты, говорит, возьми у мамки ключи, возьми выручку и спрячь где-нибудь. Только, говорит, не трать ни копейки, а то зацапают. Все утрясется, говорит, тогда мотай ко мне. Он уехал в Лосиногорск, а я так и сделал. Когда батя с дядей клали печку, мамка пришла и говорит, что инкассатор не приехал.
– А ты знаешь, кто такой инкассатор? – спросил я.
– Знаю. Это кто деньги у мамки забирает каждый раз. Ну, они посидели за столом. Выпивали. Я знаю, мамка ключи всегда держит в халате. А халат вешает на вешалку. Я спал во дворе, в пристройке. Ну, дождался, пока они заснули, взял в халате ключ, пошел в магазин, открыл сейф, выручку положил за пазуху, а ключ снова сунул в карман халата.
– Скажи, Павел, а ты не подумал о своей маме?
– Жалко. Но Владька сказал, что ей ничего не будет. По той записке будут искать других. Ведь заведующему клубом ничего не было за фотоаппарат. Деньги и плавки я держал в лесу. А в тот день, когда мы уехали в Ялту, Владик встретил меня на дороге в школу. Всю ночь просидел в шалаше.
Сергей Сергеевич был сильно удручен. Но проявил достаточно упорства и настойчивости, чтобы выяснить, почему им была допущена ошибка. Бутов провел по своей инициативе проверку в поселке Житном и установил, что в тот день, когда Кропотин ездил за рубероидом, хозяйственный магазин открылся на час позже. А рубероид, поступивший с базы, был распродан, как говорят, налево. В чем, разумеется, продавец побоялся признаться на первых допросах и тем самым бросил тень на Кропотина.
Владислав Борский был взят под стражу еще во время предварительного следствия: ведь за каких-то пять месяцев он совершил три преступления. Не учился и не работал, хотя в инспекции по делам несовершеннолетних его предупреждали, предлагали помощь. В суде адвокат просил не лишать Борского свободы, ссылаясь на его трудное детство… Но суд не согласился с доводом защитника. Приговор гласил: признать Владислава Семеновича Борского виновным в предъявленном обвинении и определить ему наказание два года лишения свободы с направлением его для отбытия наказания в воспитательно-трудовую колонию.
Владислав Борский приговор суда не обжаловал. Почему? Я не знаю. Возможно, он, находясь на скамье подсудимых, понял, что, несмотря на все трудности, сложности его воспитания, главным архитектором своей судьбы был он сам. И если построенный им карточный домик счастья так быстро рухнул, виноват в этом прежде всего он.
Да, фундаментом счастья может быть только труд. Хочется верить, что Владислав это поймет. Впереди были два года – для работы, учебы, размышлений.
Помимо приговора, суд по моему ходатайству вынес частное определение, в котором говорилось о том, что родители Владислава Борского плохо воспитывали сына. Это определение направили по месту работы отца и матери Владислава. Может возникнуть вопрос: зачем, ведь через два года сыну будет почти девятнадцать, и вряд ли они займутся его воспитанием? Все это так. Но, во-первых, общественность должна знать о моральной вине родителей и спросить с них, а во-вторых, у каждого из них были еще дети. Суд не хотел, чтобы история старшего сына повторилась.
Паша Парабук с берега Черного моря был доставлен в Рощино. В семье Парабуков смешались чувства радости встречи и горечи позора.
Мать Паши очень боялась, что сына тоже арестуют. Но этого не произошло прежде всего потому, что ему было всего тринадцать лет, а по закону уголовная ответственность наступает с шестнадцати лет, а за отдельные, наиболее тяжкие преступления – с четырнадцати.
Но следователь Бутов объявил, что материал по делу ее сына направлен в комиссию по делам несовершеннолетних при райисполкоме. Комиссия, в свою очередь, решила рассмотреть это дело в сельском клубе, пригласив туда учителей, школьников, их родителей…
Следователю Бутову предстояло рассказать все как было. А Павлу Парабуку, его матери и отцу предстояло держать ответ – почему это произошло…
