355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Севастьянов » Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман » Текст книги (страница 7)
Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 21:31

Текст книги "Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман"


Автор книги: Анатолий Севастьянов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Глава пятнадцатая

Никто в поселке уже не помнил, сколько лет старому, понурому коняге Ветерку. Сейчас на него навьючили продукты и походное снаряжение, а на молодой, плохо объезженной Голубке Витька и Гераська по очереди ехали верхом.

Красным кружком на карте был отмечен участок заповедника, куда им надо было завезти продукты для научных сотрудников, которые вскоре должны идти в тот район на полевые работы.

Ориентиром была вершина полуразрушенного вулкана. Шли по медвежьим тропам. Гераська говорил, что первые тропы на Камчатке всегда прокладывают медведи. Люди только спрямляют их, и получаются дороги. Не везде эти тропы были удобными для лошадей. Косолапые проходили по таким откосам, где не только верхом – и поводу вести лошадь было рискованно. И уже совсем было плохо, когда тропы уходили в кедровый стланик. За десятки лет медведи набили в сплошных зарослях стланика тропы, похожие на тоннели. Лошади в них пройти не могли. Приходилось по бездорожью обходить заросли и потом опять искать медвежью тропу к далекому полуразрушенному вулкану.

Камчатские лошади привычны к запаху медвежьих следов, но Голубка только первое лето ходила под седлом. Чуя звериный запах, она храпела, старалась повернуть обратно. Витька натягивал поводья, заставляя идти вперед, она шумно принюхивалась к тропе, вскидывала голову, прядала ушами. Голубка пугалась любой валежины, раздувала ноздри, косилась на нее и, дрожа всем телом, с опаской обходила. Возле реки в седло сел Гераська – он знал брод.

Едва Голубка зашла в волу, косяк стоявшей в реке рыбы сдвинулся к другому берегу. Вода затемнела от толстых рыбьих спин. Голубка шла. а косяк сжимался, как пружина… Уплотнился до предела. И вдруг словно взорвалась вода: крупные, по нескольку килограммов, рыбины ринулись в стороны, торпедами метнулась под ноги лошади. Она шарахнулась, попала в стремнину, их с Гераськой закружило в иоде… Но он не выпустил повод, вытащил Голубку на отмель и вывел наконец на берег.

Ветерок аккуратно прошел по броду, не замочив брюха.

Однажды перемычка кедрового стланика оказалась настолько узкой, что Гераська напрямую повел через него лошадей. Сам шел впереди и тянул за собой Голубку. За Голубкой шагал груженный вьюками Ветерок, за ним Витька.

Ветерок всю дорогу шел сам. Но в кедровом стланике пошел неохотно, и Витьке пришлось взять его под узду. Неожиданно он круто развернулся и ходко зашагал своим следом обратно. Витька не смог его удержать, и Ветерок решительно выбрался из стланика.

– Как же ты его упустил? – рассердился Гераська. – Всего метров сорок осталось.

– Он не взнуздан был.

– Чего же не взнуздал? Разве можно? Нашел лошадиную голову – и ту взнуздай.

Витька бросился догонять Ветерка, а Гераська привязал Голубку и направился посмотреть, что за дорога дальше, за стлаником. Там оказалось узкое каменистое ущелье – громадная трещина в горах. Через нее лошадям не пройти. Нужно было искать другой путь. А Ветерок и не думал убегать. Он вышел из кедрача и встал. Когда Гераська вывел назад Голубку, Ветерок неторопливо двинулся в заросли шеломайника.

Витька кинулся было остановить его, но Гераська сказал:

– Пройдем маленько за ним. Он тут с геологами бывал. Может, знает дорогу.

Ветерок вывел к старому руслу реки. Оно было сухое и во многих местах уже заросло травой. Вдоль русла ровными грядами лежали мелкие камни. Когда‑то их так уложила быстрая вода.

Была Гераськина очередь ехать верхом. Он забрался в седло и, довольный хорошей дорогой, принялся дразнить кукушек.

– Ку–ку! Ку–ку! – покрикивал Гераська.

И к нему со всей округи летели кукушки. В простой крик птицы ему удавалось вложить нотки, которые будоражили кукушек. Он кружили над Гераськой, шипели, чуть не бросались в лицо. Перестал «куковать» – и кукушки тут же разлетелись.

На берегу сухой реки шеломайник рос так же буйно, как у воды.

– Смотри, – кивнул Гераська на медвежьи следы, – по всему песку натоптали.

Они свернули на медвежью тропу – она была им по пути. Прошли немного – и сразу увидели медведя. Он шел им навстречу.

Ветерок звякнул удилами, медведь заметил людей и кинулся в шеломайник. И там он наткнулся на другого медведя, который спал возле тропы. Перепуганный зверь спросонок выскочил на тропу и попал между лошадьми. Все бросились врассыпную. Тропа опустела, а по шеломайнику стояли хруст и шум.

Витька забрался на сухую коряжину и увидел поверх шеломайника голову Гераськи, которая резко поворачивалась то в одну, то в другую сторону.

Увидев Витьку, Гераська крикнул:

– Во как! То нету ни одного, то чуть не стоптали. Смотри, как улепетывает.

На сопку вверх по крутому склону бежал медведь. Голубку едва поймали. Она шарахалась от людей и от любого звука. Вместо того чтобы идти дальше, Витька принялся записывать на карточки биологических наблюдений все об этих медведях. Гераська не возражал: все «научники» делали так, когда встречали зверя или птицу. Но когда Витька стал останавливаться возле каждой медвежьей кучи и заполнять на нее отдельную карточку, терпение Гераськи лопнуло. Его возмущал такой объект исследований, он вел лошадей дальше, а Витька догонял его бегом.

На отрогах гор заросли кедрового стланика смыкались в обширные массивы. Между ними все труднее становилось отыскивать проход. Едва заметная медвежья тропа окончилась небольшой ямкой, рядом с которой лежал медвежий череп.

Гераська покачал головой:

– Делал, делал тропу – и сдох от такой работы.

Витька забрал череп, положил в полиэтиленовый мешок и приторочил к вьючному седлу Ветерка.

– Вот видишь, – показал Гераська на гнилые медвежьи зубы, – и у медведя, бывает, зубы болят. Идешь, а у него зуб ноет. Глядишь – и отлупит под горячую лапу.

Лошадей завели в горный ручей и по нему побрели сквозь массив кедрача. Всех измучили скрытые под водой камни и белая пена, от бега которой кружилась голова. На ровном, пологом склоне расседлали лошадей, поставили палатку. Поляну окружали скалы, каменистые россыпи, заросли стланика. Витька развел костер. Гераська нашел сухой изогнутый ствол камчатской березы и нес его на плече к костру. Витька побежал навстречу, хотел помочь.

– Один донесу, – сказал Гераська. – Что это за бревно. У меня дед такими дрался.

Стемнело. Развели костер и приготовили нехитрый ужин.

Витька спустился к лошадям. Их силуэты темнели на фоне светлой полоски неба. Над лошадьми сновали летучие мыши – ловили комаров. Мыши принялись летать и вокруг Витьки, едва не задевая крыльями лицо. Он отвел лошадей к ручью, напоил и опять привязал.

Со стороны палатка и костер выглядели так живописно, что Витька невольно остановился. Розово–зеленая палатка стояла возле громадного черного языка застывшей лавы. Отсвет костра играл на черном базальте. У огня сидел Гераська и неторопливо помешивал угли. На закопченной палке висел котелок с закипавшим чаем… Помигав, погасли последние маленькие язычки костра. Гераська уснул и чуть слышно посапывал. В темноте похрустывали травой лошади. Где‑то далеко прогремел стронутый медведем или снежным бараном камень. Едва угадывался вдали мерный шум океанского прибоя. То ли ночью обострился слух, то ли днем мешали посторонние звуки, но днем прибоя не было слышно.

В палатке было тепло и уютно. Витька лежал и вслушивался в звуки ночи. Рядом с палаткой зашуршала трава. Какой‑то зверек пробежал совсем близко и остановился. Гераська перестал сопеть. Зверек заскреб брезент возле изголовья. Гераська щёлкнул пальцем по натянутому полотну, зверек шоркнул травой и умолк.

– Соболь, – сказал Гераська, чиркнул спичкой и закурил, чтобы дымом разогнать комаров. – В кой‑то год столько соболей набежало – в палатке спать нельзя. Крыша пологая. Шебаршат там. Ткнешь шомполом – только и прогонишь… Это летом. А зимой ушли куда‑то. Осталось так себе. – Он посветил сигаретой на часы. – Спать давно надо…

Утром Витька откинул брезент палатки и увидел Гераську, который сидел на камне и протягивал копченую корюшку облезлой лисице. Она никак не решалась взять ее из рук человека. Мало–помалу подошла, осторожно взяла зубами рыбину, отступила назад, стремительно развернулась и кинулась бежать.

Гераська увидел Витьку и кивнул в сторону лошадей. Вдали рядом с Ветерком пасся северный олень. Ни лошадь, ни олень не обращали друг на друга внимания и мирно пощипывали траву. Когда Гераська поднялся с камня, олень вскинул голову с могучей кроной рогов. Плавно наращивая скорость, он побежал так, будто главное для него – унести эту драгоценную ношу.

Почти полдня тащили лошадей в горы, лезли по крутым откосам, пробирались каменистыми россыпями. Старый Ветерок отставал на крутых подъемах, но не торопился, аккуратно обходил выступы скал, чтобы не задеть за них вьюком. Но когда, по его разумению, затягивался перекур среди камней, где не было ни былинки, он трогался вперед: хватит, мол, рассиживаться. Кто‑то приучил его: загремели спичками – остановись, дай людям закурить.

Голубка тоже кое‑что умела. Воспитывалась она вольно, бегала до трех лет по поселку, дежурила у магазина, выпрашивая конфеты. Кто‑то научил ее кивать головой на вопрос: «Конфет хочешь?» А если спрашивали: «Работать будем?» – она энергично мотала головой из стороны в сторону. Работать она и в самом деле не любила. Когда надевали седло, она начинала вздыхать, будто тяжело переживала: какая, мол, у нее разнесчастная жизнь. По вечерам или на долгом привале, когда снимали седло, она принималась носиться на длинной привязи. Но как только брались за седло, опять начинала вздыхать. Когда тропа шла по кромке обрыва, она останавливалась и тоскливо смотрела вниз, словно раздумывая, не броситься ли ей в эту пропасть от такой разнесчастной жизни. Витьке было страшновато в седле от лошадиной меланхолии, и он решительно натягивал повод.

Они пришли как раз в тот район, который Сергей Николаевич отметил на карте красным кружком. Гераська спрятал продукты и хорошо заметил место – ему предстояло вести сюда научных сотрудников. Пошли дальше, к вулкану. Казалось, должны были выйти на скалистый гребень, а впереди было ровное, почти неоглядное плато. И уже не верилось, что несколько минут назад Голубка едва не сорвалась на крутом подъеме, не верилось, что карабкались на такую кручу, что кажется, сердце пробьет грудь.

Плато местами поросло невысоким березнячком. Вдали, за равниной, высился полуразрушенный вулкан, к которому они шли. По земле серыми островами двигались туманы. Витька не сразу понял, что это облака, – на плато они спускались до самой земли. Облако скрыло низкие березки, приблизилось к людям и наползло на них мокрым серым туманом. Все поблекло, как в пасмурный туманный день… Но ветерок отодвинул облако, и опять засияло солнце.

Распрягли лошадей. После трудного подъема надо было дать им отдохнуть. Среди низкой, но густой травы Витька нашел маленькую норку. А на гребне холмика увидели и самих зверьков. Это были длиннохвостые камчатские суслики. Они стояли рядом, один был на голову выше другого. У Витьки при себе был фотоаппарат, и ему захотелось сфотографировать этих сусликов. Но едва сделал к ним шаг, они скрылись в норе.

Среди камней и травы было множество сусликов. Но стоило направиться к ним, они тут же прятались в норки.

Гераська привязал лошадей, бросил на землю телогрейку и лег отдыхать. Витька затаился возле норы. Зверьки из нее не показывались, а из соседней выскакивали то и дело. Ели траву, забирались в норку и опять выскакивали. Гераська советовал переменить место, но Витька только молча отмахивался. Он успел убедиться – стоит переменить нору, и все будет наоборот: там, где бегали суслики, будет тихо, а бегать начнут у той норы, от которой уйдешь. Гераська встал и спрятался за камнем возле норы, на которую показывал Витьке. Из нее не появилось больше ни суслика. Гераська перешел ко второй норе, к третьей – и всюду суслики как вымирали. Тогда он взял телогрейку, свернул и поставил возле норы, а сам ползком пробрался к соседней норке. Лежал долго и наконец дождался – суслик встал перед ним столбиком, сложил на груди лапки, свистнул и опять юркнул в нору.

– В каждом деле смекалка нужна, – сказал довольный Гераська, поднял с земли телогрейку и накинул на плечи.

Телогрейка сзади была изодрана сусликами. Гераська снял ее и покачал головой.

– Вот тебе и обманул! – Он бросил телогрейку в кусты. – Пускай гнезда делают.

Они долго шли по плато и наконец пересекли его. Солнце освещало скалистые горы, стоявшие вразброд до самого горизонта. Причудливые скалы, то закругленные, то острые, как акульи зубы, венчали их вершины. Нужно было спускаться в каньон и идти к отрогам полуразрушенного вулкана.

В каньоне из низкой травы засохшими кустами торчали сброшенные оленьи рога. Витька поднял обеими руками большой рог – он был намного больше того, который видел в аэропорту, когда прилетел на Камчатку. Хорошо бы, конечно, привезти домой такой сувенир, но уж очень трудным был путь по бездорожью. Сухие долины прорезали склоны каньона. Местами промытые водой ущелья шириной всего метров десять врезались в рыхлые вулканические породы метров на сто. На дне этих ущелий вода шумела только весной, когда таяли снега или когда поблизости просыпался вулкан и горячим пеплом плавил снег. Но и тогда эти речки никуда не впадали. Они тонули в песках, которые сами за множество лет вынесли с гор.

Впереди на стене каньона по уступу ходил медведь и деловито переворачивал камни. Витька заторопил к нему Гераську. Но тот не особенно спешил: в заповеднике запрещено стрелять медведей, а Гераська привык подходить к ним только с пулями наготове – кто знает, что у зверя на уме.

Витьке хотелось выяснить, что выискивает медведь под камнями, и он уговорил Гераську подойти поближе. Гераська взял лошадей под уздцы, а Витька с трудом полез по крутой стенке каньона. Для каждого шага надо было искать подходящий уступ. Гераська стоял на дне каньона и видел, что медведь тем временем начал спускаться вниз, и тоже с трудом. Одно время и Витька и медведь были на одном уровне, только метрах в стах друг от друга. И ни тот, ни другой не слышали, что рядом кто‑то есть.

Витька забрался на уступ и лег отдышаться, а медведь тем временем спустился вниз и жадно начал лакать из ручейка воду. Сверху Витька с удивлением увидел медведя, когда тот зашлепал по ручью. Медведь спокойно уходил в нагромождения скал. Так и не удалось узнать, что искал он под камнями. Все камни, под которые Витька мог бы заглянуть, уже перевернул медведь, а другие оказались не под силу и медведю. Пришлось Витьке спуститься вниз ни с чем.

Дальше путь лежал по распадку, круто уходящему вниз. Треугольный желоб распадка был забит плотным, не растаявшим за лето снегом. Солнце только выщербило его блестящую поверхность. Снег был такой твердый, что лошадиные копыта не оставляли на нем следов.

Лошадей вели под уздцы. Витька с Голубкой шли впереди, за ними Гераська вел груженного вьюками Ветерка. До конца спуска оставалось метров семьдесят, когда сзади раздался непонятный шум. Витька обернулся и увидел, что Гераська стоит один, а рядом зиял большой провал в снегу. Ветерок со всеми вьюками валился куда‑то вниз. Гераська хотел заглянуть в провал, но глыба снега обвалилась прямо перед ним, и отскочил назад.

Витька осторожно отвел Голубку к не покрытому снегом склону распадка. Земля на стыке со снегом была пропитана водой, и лошадиные ноги вязли в жидкой грязи. Но это было лучше, чем рухнуть куда‑то в преисподнюю. Еще не решили, что делать, как внизу, в конце распадка, неожиданно появился Ветерок. Как ни в чем не бывало он вышел из‑под снега и, повернув голову, смотрел на людей – ждал, скоро ли придут. Снежник оказался всего лишь толстой коркой снега, которая держалась на склонах распадка. Под ней протаяла длинная пещера, в нее и провалился Ветерок. По ней же благополучно вышел внизу из‑под длинной снежной крыши.

Начались отроги вулкана. По склонам росли карликовые ивы, не выше сапог. Земля под ними, как хвоей в еловом лесу, была усыпана сухими коричневыми орешками заячьего помета. В этих карликовых ивняках собирается в какое‑то время года множество зайцев.

За ивняком – каменистые россыпи, трещины, крутые подъемы. Все это было едва под силу непривычным к горным переходам лошадям. Раньше где‑то в этих местах проходил путь с восточного побережья в долину реки Камчатки. Вьюки с лошадей делили на множество маленьких вьюков и грузили их на собак, потому что дальше лошади поломали бы себе ноги на острых камнях. Да и не было для них травы среди скал.

Впереди густо зеленела, видимо, уже последняя лужайка.

У гребня мелькнули светлые полосы и пропали по ту сторону небольшого хребта. Это снежные бараны, заслышав шаги, умчались за гребень. Гераська легонько дернул Витьку за руку и спрыгнул в трещину.

– Чего прятаться? – удивился Витька. – Они же убежали.

– Тихо, – погрозил пальцем Гераська. – Сейчас какой– нибудь вернется посмотреть, гонимся за ними или нет.

Землетрясение когда‑то разорвало гору. Трещина была полузасыпана обломками скал, землей и вулканическим шлаком. На гребне, на фоне голубого неба, появился силуэт крупного снежного барана. Он долго неподвижно стоял и, когда убедился, что все спокойно, ушел к своему стаду.

С большим трудом удалось провести лошадей во впадину, где среди каменистых россыпей заманчиво зеленела большая полоса густой, сочной травы. Нужно было ставить палатку и начинать работу.

Они настораживали мышеловки–давилки, так называемые ловушки Геро. Надо было посмотреть, сколько полевок попадет в них за сутки, соблазнившись смоченной подсолнечным маслом хлебной коркой. Нужно было хотя бы приблизительно узнать, сколько в этом районе мышевидных грызунов, которыми питаются соболь и другие звери.

В скале, недалеко от палатки, Витька нашел удобную нишу и приладил там аптекарские весы, чтобы потом взвешивать пойманных зверьков. Если ночью случится дождь, все останется сухим в этой похожей на стенной шкаф нише.

Ночью Витька не слышал, как хрустели травой лошади: ему снились какие‑то кошмары. Утром он едва поднял голову – так сильно болела. Странно, раньше он не знал, что такое головная боль. Выкарабкался из палатки, перед глазами все качалось.

Гераська сразу заметил, что на лужайке нет лошадей. Голубка вырвала кол и убежала вместе с Ветерком, который норовил удрать еще с вечера. Гераська пошел вниз, рассматривая кое–где заметные следы.

Витька, все еще страдая от головной боли, побрел проверить ловушки. Все сто ловушек оказались пустыми. Он пошел дальше по зеленой лужайке в надежде, что легкий ветерок избавит его от давящей боли. Вдруг впереди заметил медведя… Сомнения не было – среди невысокой травы лежал медведь. Но поза его была необычной. Он лежал на боку, поджав лапы, как будто спал. Витька подкрался ближе и с удивлением увидел: медведь мертвый. Никаких повреждений, травм на нем не было. Чуть в стороне Витька увидел лисицу – она тоже была мертва. Лежала, вытянув вперед лапы и положив на них голову с уже подсохшей на мордочке кожей… Рядом в траве Витька увидел и погибших полевок.

Витька попятился от этого мертвого царства, не понимая, что случилось. Гераська тем временем тащил лошадей за поводья.

– Дурень! – ругал он Ветерка. – Посмотри, какая трава! А ты жрать не хочешь.

Витька показал Гераське мертвых зверей, и тот сразу переменился в лице, заторопил:

– Давай быстрее уходить отсюда, а то будем лежать вот так же. Надо грузить все – и дальше отсюда. Ты думаешь, Ветерок, он дурак? Он лучше нас понимает. Еще ночью удрал… Слышишь, как газом пахнет. И у меня башка как с похмелья. Потравимся здесь.

Витька подошел к нише. Из трещин шел резкий, неприятный запах газа. Весы, которые еще вчера были блестящими, стали шершавыми, серыми, как будто обсыпанными золой, – покрылись слоем окиси.

– Быстрей собирайся, – торопил Гераська. – Слышал, ночью в земле поуркивало? Дыхнет вулкан каким– нибудь газом – и ни один профсоюз не поможет. Всех зверей поморил. Лошади в сто раз нас умнее.

Спешно погрузили все вещи и ушли от ядовито–зеленой лужайки. Трава на ней была, наверное, такой яркой из‑за обилия углекислого газа.

– А я не пойму, чего у меня голова как с похмелья? И не знаешь, от чего помрешь. Тут где‑то ручей есть: брось туда капканы, а на другой день вынь – всю ржавчину отъест, заблестят, как никелированные. А на вид вода как вода.

Когда вышли из отрогов, возвращаться в поселок надо было разными путями: Гераське с лошадьми – старым маршрутом, а Витьке еще нужно было просмотреть путь до туристской тропы, которая шла вдоль берега океана.

Чего, казалось бы, сложного: иди да иди. Витька и шел, пока не оказался прижатым к воде обрывистым берегом. Не задумался вовремя, почему отвернула от воды медвежья тропа, полез напролом. Пришлось возвращаться и по отлогому берегу выбираться наверх. Идти каменноберезовой тайгой было не так‑то просто. То и дело приходилось огибать острова кедрового стланика, продираться сквозь заросли рябинника. Витька присел отдохнуть и увидел невдалеке крупного медведя. Темно–бурая, почти черная шерсть его лоснилась на солнце. Витька заметил сук на березе, которого коснулся спиной медведь, и подумал: «Потом измерю расстояние и узнаю высоту зверя». Медведь шел свободно, и Витька понял – идет по тропе. Когда зверь отошел подальше и пропал в зарослях, Витька вышел на тропу. По ней идти было легко: тропа была хорошо проторенной – медведи ходили по ней часто. Скоро Витька отчетливо услышал шум океанского прибоя.

До берега оставалось немного, когда впереди раздался непонятный звук, как будто кто‑то скреб землю. Витька осторожно прокрался до поворота и увидел, как медведь раскапывал кочку и рвал когтями корни травы. Он резко поворачивал голову – выслушивал, где шуршит полевка. Вдруг пружинисто перепрыгнул через кочку и побежал в заросли рябинника – чего‑то испугался.

Трудно было поверить глазам, но по тропе пробирался маленький мальчуган лет трех в ярко–синей нейлоновой курточке и шапке с помпоном.

– Сашка! Ты куда опять ушел? – раздался мужской голос. – Иди, сейчас есть будем!

Подошедший мужчина в синем спортивном костюме нисколько не удивился, увидев на тропе Витьку. Впереди, на полянке, как раз на пересечении туристской тропы с медвежьей, женщина, тоже в спортивном костюме, развязывала рюкзак. Это была семья туристов из Владивостока. Они ходили в Долину гейзеров и теперь возвращались обратно.

Сынишка, видя, что мать занята, опять побрел в заросли травы по медвежьей тропе.

– Не боитесь, что медведь его напугает? – спросил Витька.

– Что ты, какие тут медведи! – махнул рукой мужчина. – Мы уже две недели на Камчатке – и ни одного не видели.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю