Текст книги "Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман"

Глава вторая

Несколько лет назад Олег закончил охотоведческое отделение техникума и стал городским жителем, потому что на работу его направили в городское общество охотников. Он оформлял охотничьи билеты, выписывал путевки, лицензии, проверял отчеты охотколлективов, занимался всякими бумажными делами, которых и в этой вроде бы не канцелярской организации оказалось столько, что в лесу, в охотничьих хозяйствах, ему доводилось бывать от случая к случаю. А он техникум лесной закончил только для того, чтобы в лесу работать или в тайге. Тут даже забывать стал, чем учили.

И вот однажды осенью Олег оставит привычные городские удобства и уехал в Приморскую тайгу, в зимовье, работать охотником–промысловиком.

– Я как увидел тебя, бородатого, на фотографии в журнале, – говорил он своему старому приятелю Алексею. – и сразу решил: все – тоже еду в Приморье промысловиком. Осточертел мне этот город. Вышел как‑то зимой в лунную ночь. На улице никого, одни дома. Сплошной бетон, бетон, бетон… Стою, как в каменном мешке, черной пылинкой. Нет. думаю, надо бежать отсюда, пока еще не женился.

– Сам в городе жил! – усмехнулся Алексей. – Вся жизнь расфасована. Автобус туда. Автобус обратно. Стол с бумагами Вечером телевизор.

– Вот–вот. Добро бы работа была настоящая, мужская. А то бумажки перебирать. Девчонка пришла, подучил ее – и лучше меня работает.

Олег легонько ткнул кулаком Алексея:

– Ну и здоров ты стал!

– У нас тут продукты натуральные. Это у вас в городе одна косметика. Да и работа не твоя, сидячая. За день так «физкультурой» назанимаешься – руки–ноги гудят.

– А чем в ваших местах промысловик занимается?

– Не промысловик, а штатный охотник, как нас теперь называют. Изюбря стреляем, кабана, пушнину добываем. Сезон кончается – рыбу ловим, заготовки всякие. Корень элеутерококка дергаем. Хорошо его принимают. Но стараться нужно, если хочешь заработать. Женьшень ищем. Грибы сушеные сдаем, соленые. Ягоды. Папоротник– орляк рвем, как только из земли появляется, пока кольцо не развернулось, В Японию на экспорт идет.

– Что у него за вкус? – поинтересовался Олег.

– Как тебе сказать? На грибы немного похож. Не еда. конечно. Вот когда на столе все есть, а чего‑то вроде не хватает, тогда и его можно поставить… Есть чем заниматься. Только работай, не ленись.

– И на все план?

– Конечно. – сказал Алексей. – Справишься. Я привык: работать так работать. Слышишь, какая‑нибудь ткачиха план перевыполняет. А я хуже ее, что ли? Конечно, приходится шевелиться, порой от зари до зари. А что, вон по телевизору смотришь, у доменной печи мужики стоят, им легче? А кто больше зарабатывает, еще вопрос. Но сам знаешь, какая жизнь в тайге. Это на любителя. У кого участок далеко, по месяцу дома не бывают. Да и зимовья не все такие, как у тебя будет. Это тебе повезло.

В госпромхозе Олегу выдали суконный костюм для литейщика или сталевара, потому что специально для охотников одежду никто не шьет. Сапоги резиновые на два размера больше, теплые портянки. Дали ружье «Белку»: верхний ствол под малокалиберный патрон, нижний тоже мелковат – двадцать восьмого калибра.

В зимовье поехали с Алексеем на его «Ниве». В машину уложили мешки с продуктами, боеприпасами, запасной одеждой. Примостилась между рюкзаками и Шельма – собака, которую взял Олег, несмотря на возражения Алексея.

Долго трясло машину на колдобинах лесной дороги. Олег смотрел на серую облетевшую тайгу, на ветви, космы лиан и представлял, какая густая зелень бывает тут летом, когда все покрыто листвой.

Доехали до летней пасеки. Пчел давно увезли. У сарая соста&лены друг на друга пустые улья. На широкой поляне рядами торчат колышки, на которые летом ставят пчелиные домики.

– Останови! Останови! – вдруг закричал Олег.

На грязи четко отпечатался крупный след. Олег сразу узнал его, хотя до этого никогда не видел: как кошачий, только громадный, не прикроешь двумя руками. Он нагнулся к нему, потрогал отпечатки тигриных пальцев, затвердевшие на морозе. Достал спичечный коробок, измерил им ширину. Стал искать другие следы.

Алексей смотрел на него из машины и смеялся.

– Чего смеешься? Человек первый раз в жизни видит тигриные следы. Вы тут привыкли, а для других людей это все равно что со сказкой наяву встретиться.

– Садись, поехали, сказка. Сам через месяц смеяться будешь: на четвереньках у следа ползал.

Машину оставили у скалы, на которой иногда спасались от волков изюбри – вставали в неприступных местах на отстой. Дальше по старой лесовозной дороге не проедешь даже на «Ниве».

Нагрузили на себя мешки и пешком отправились к зимовью.

– Почему зимовье на Тигровой? Речка так называется? – спросил Олег.

– Да. Тут много всяких тигровых названий. Как‑то по карте смотрел: Тигринка–река, Тигровая, поселки Тигровый, Тигровой, Тигровая. Даже кинотеатр во Владивостоке – «Океан» – стоит возле сопки Тигровой. Твоя речка на карте без названия. Но мы ее Тигровой зовем. Они тут всегда были.

То здесь, то там темнели похожие на птичьи гнезда шары омелы – растения, живущего на деревьях. Непривычно много было поползней. Большеклювые вороны черные совсем и букву Р не выговаривают. Видели больших синиц, синиц–гаичек, сорок – они тут со своим приморским акцентом. Сойки такие же, как всюду.

Олег расспрашивал об охоте в этих краях. Сам он с детства бродил по лесам, но то была другая охота, не промысловая.

– Как же вы тут на кабана охотитесь? Если тихо по замерзшим листьям идти, далеко не уйдешь. А если греметь на весь лес, как сейчас идем, какие же кабаны подпустят?

– Зачем тихо? Подкрадываемся только там, где они пасутся. Мы уже знаем эти места. А в незнакомой местности ходом идешь за ними, когда снег выпадет. Как пошла их тропа на одном уровне сопки обходить, так и идет. И ты по ней быстрым шагом. А начали расходиться, в верх–вниз по сопкам лазить, вот здесь осторожно надо, посматривай, где кормятся.

Расспрашивал Олег и про соболя.

– В этот сезон так промышляй, – говорил Алексей. – А на следующий год с ранней осени подшаманишь маленько, привалишь соболишек, и будет у тебя настоящая охота.

За разговором незаметно дошли до зимовья. Это был небольшой аккуратный домик, собранный из брусьев. Окна снаружи обиты прозрачной пленкой, чтобы не продувало. Ручка у двери – кривой березовый сук. Под ним отметины когтей медвежонка. Так две лапки и отпечатал: правой нажал повыше, левой пониже.

На улице, в сторонке, канистра с бензином. В сенцах на низеньком столике примусок «Шмель», чтобы согреть чай, когда не топится печка.

Хозяин зимовья уже готовился к промыслу, да бабка на этот раз победила: уговорила уехать к сыну нянчить внуков.

Удивила Олега труба. Она не торчала из крыши, а поднималась из‑под земли около дальнего угла зимовья. Когда он вошел внутрь, удивился еще больше: плита была так заглублена в землю, что верх ее был вровень с полом. Перед дверкой и поддувалом вырыта яма, выложенная кирпичом.

Оказалось, дымоход проложен под полом, как делали это корейцы в своих жилищах. Спать на таком полу тепло, как на русской печке.

Под потолком над плитой жердочки для одежды. На плите уже неотмываемый от копоти чайник, низкая, но очень широкая кастрюля, чтобы быстрее в ней закипало.

Алексей взял топор, вышел и отколол от смоляного кедрового пня толстую щепу. По цвету и весу было похоже – щепа намокла в воде. Но стоило поднести к ней спичку, тут же загорелась, а в печке гудело так, словно там работала форсунка или паяльная лампа.

– С этим пнем заботы с растопкой не будет, – сказал Алексей. – Иди за водой, попьем чайку, и мне пора назад.

Ручей был перегорожен небольшой плотинкой из камней. В середине оставлен узкой проход. Вода бежала с большой скоростью и не замерзала, наверное, до самых сильных морозов.

Темная, почти черная оляпка пролетела вдоль ручья и села у воды. К ней подлетела вторая. Обе посвистывали и резко кланялись.

– Вся эта падь, по которой ехали и шли, с падюшками, ключиками – твои угодья. Ключиком или ключом у нас тут называют не только место, где вода из‑под земли бьет, но и сам ручеек, и распадочек, по которому он течет, – говорил Алексей, когда пили чай в зимовье. – Моя зимовьюшка в ту сторону. Я к тебе наведаюсь. Если раньше надо будет уйти, мало ли чего, иди по дороге, которой ехали. Дойдешь до трассы, там проголосуешь. Не так уж далеко, часов шесть ходу.

Алексей ушел. Шельма бегала широкими кругами, знакомилась с окрестностями. Звала Олега Ц подбегала, вертелась у ног и, высунув влажный розовый язык, снова мчалась вверх по ручью.

Тигрица спустилась в распадок, прошла вдоль ручья до места, где вода выбивалась из‑под земли, и только там стала пить, как будто в нескольких шагах от истока вода была хуже. Одну лапу поставила в ручей, и каждая шерстинка на погруженных пальцах казалась четче – такой прозрачной была вода. Тигрица неторопливо лакала кристальную воду, немного приподняв усы.

Напилась, выбралась из распадка и увидела ярко– красный автомобиль – Алексееву «Ниву». Осторожно подошла к ней шагов на пять, осмотрела и пошла в сторону зимовья.

Алексей возвращался к машине, а навстречу ему, опустив голову к земле, шла тигрица. Они увидели друг друга в ущелье. Алексей замер, а тигрица прыгнула вверх, на склон. Не удержалась на обледенелых камнях – сорвалась. Быстро прыгнула опять. Снова, царапая лед и камни, съехала вниз. Уже явно нервничая, она торопливо прыгала и прыгала, в кровь раздирая лапы. Наконец выпрыгнула из этого каменного коридора и пошла по склону, сторонясь Алексея. Видно было – такие встречи неприятны и ей.

Глава третья

Наутро, еще в синеватых сумерках, Олег в полном походном снаряжении вышел из зимовья и остановился, вспоминая, не забыл ли чего. Перебирал в уме, что надо взять, а руки сами собой шарили по карманам.

«Совсем свихнулся в городе, – подумал он. – Пятачок на автобус ищу. Скоро метро в пещере искать буду».

Поднял голову и удивился: «Кто же пень на дерево затащил?» Подошел ближе посмотреть. А «пень» нырнул вниз, распластал метровые крылья и филином полетел между деревьев.

Прошли от зимовья не больше километра. Шельма взвизгнула, и зазвенела тайга от азартного лая. Соболь взбежал на сухое дерево, пропал за стволом. Вершина обломана, грибы–трутовики по стволу.

«А, вон дупло! – увидел Олег. – Дерево толстое, рубить измучаешься. Что же делать?»

Он срубил жердину, вытащил клок ваты из поддевки, поджег его, на кончике жердины поднял вверх и протолкнул в дупло.

Потянул сизоватый дымок. Соболь высунулся. Выстрел! Зверек свалился назад в дупло, а не на землю, как рассчитывал Олег. Из дупла синей струйкой вился дым. Надо было что‑то делать. Вата подожгла гнилушки, и соболь мог сгореть в дупле. Ничего не оставалось, как рубить это толстенное сухое дерево.

Началось соревнование: кто быстрее – огонь или он. Олег разделся до рубахи и исступленно махал топором. А из дупла, как из самоварной трубы, уже валил густой дым.

Наконец дерево рухнуло. К счастью, соболь упал не на дно, а зацепился за щепу, и огонь не доставал до него.

На другой день Олег опять пошел вверх по ключу. Шельма бегала к россыпям камней на сопке, искала в валежнике, пропадала в мелких распадках. Возвращалась, издали смотрела, куда идет Олег, и опять убегала искать.

Но вот, напролом через кусты, она испуганно понеслась к Олегу. Тот быстро поменял в своем беличьем ружье дробовой патрон на пулю. Ни тигра, ни медведя не видно. Только они могли так перепугать собаку.

Шельма жалась к ногам, смотрела то в одну сторону, то в другую, нюхала воздух. Олег не знал, что делать.

«Не возвращаться же в зимовье. Может, она старый след почуяла?» – подумал он и пошел дальше.

Но охоты в этот день не получилось. Явно неподалеку был тигр и, может быть, караулил Шельму.

Олег сколотил для собаки прочную будку у зимовья, запер в нее Шельму, чтобы не утащил тигр, а сам пошел к речке.

Непривычной была тут, в Южном Приморье, зима: вместо снега ноги тонули в опавших листьях. Олег остановился перед валежиной, которая, как мосток, лежала через речку. Спустился в воду, подлез под этот мосток, уперся плечом. Дерево подалось. Осторожно переставляя ноги по камням в воде, прошел по речке, сбросил конец валежины с берега в воду.

Речка шумела в камнях. Если смотреть вверх по руслу, не видно было воды за множеством камней.

Дальше через речку лежало такое дерево, что его и втроем не сдвинуть с места. Олег достал из воды два камня, положил их на этот естественный мост, а между ними поставил капкан.

Соболя, как говорил Алексей, любят бегать через речку по перекладинам. Побежит, перепрыгнет камень и попадет в капкан. Только лишние перекладины надо убрать, а на другие поставить капканы. Этим он и занялся.

Там, где крутые берега речки близко подходили к воде, Олег ставил капканы на норок. Эти зверьки тоже не любят зря лезть в воду, а бегут вдоль речки у самой воды. Иногда делал стенку из кольев, если полоска земли между берегом и водой была шире, чем надо. Капкана норка совсем не боится, даже старается наступить как раз на его пятачок, потому что он ровный.

Увлеченный работой, Олег не смотрел по сторонам. А за ним наблюдала тигрица. Шла поодаль по склону, ложилась, когда он забирался в речку, смотрела, что делает.

Поставил капканы, а в ночь ударил мороз, и речку затянуло льдом. Там, где большой уклон и вода недавно клокотала в камнях, теперь образовались ровные ледяные ступени, хотя поверхность воды никогда не бывала там ровной. Лед местами прозрачный, и видно, как бежит под ним вода, гонит широкие пузыри воздуха.

Наделал мороз ледяных мостов, и соболям незачем стало бегать по перекладинам. Пришлось Олегу собирать обломки толстых сучьев, ставить их маленькими шалашиками возле выворотов или валежин. В шалашике вверху он привязывал приманку, а под ней на землю ставил капкан и чуть присыпал его листьями. В таком укрытии снег не засыплет капкан и приманка хоть немного спрятана от птиц.

Хорошо еще, было где взять эту приманку. Когда шли сюда, Алексей показал неподалеку от зимовья остатки убитого недавно изюбря. Мясо сдано в промхоз, а голову, ноги, внутренности оставили на приманку. Над остатками изюбря, на высоте метра, была крест–накрест натянута нитка. Оказывается, вороны опасаются натянутой нитки и не трогают мясо.

К избушке Олег вернулся под вечер. Шельма сидела так тихо, что он испугался: жива ли? Отпер дверку, собака чуть не сбила с ног. бросилась в зимовье. Проскочила в дальний от двери угол. Но там было пусто – негде спрятаться. Забилась под стол и тряслась так, что стол дрожал вместе с нею.

Олег только что спокойно шел к зимовью, а оказалось, рядом или где‑то совсем близко был тигр. Кто еще мог так напугать собаку?

«Жалко, нет снега, – подумал он. – По следам все бы стало ясно».

Шельма наконец перестала дрожать и вылезла из‑под стала.

Но когда Олег взял ведро и подошел к двери, опять бросилась под стол, как будто тигр только и ждет, когда откроется дверь зимовья. Надо было идти за водой, а Олег теперь уже боялся открыть дверь. Поверил чутью собаки. Отставил ведро и сел.

«Наверное, я отпугнул его от конуры… А вдруг он пришел к зимовью со мной и Шельма учуяла его? Может, тигр просто любопытный? Алексей, другие охотники живут, промышляют – и ничего. И на меня не напал. Захотел бы. десять раз мог подкараулить… Правда, у других карабины, есть чем защищаться. Мое ружье только пощекочет его».

Но все же он взял в одну руку ружье, в другую ведро, приоткрыл дверь, осмотрелся и осторожно пошел к ручью. То и дело оглядывался. Зачерпнул воды, направился обратно, втянул голову в плечи, боялся: вдруг послышатся прыжки по мерзлым листьям. Дошел до зимовья и с облегчением захлопнул дверь.

Не думал, когда собирался сюда, что тигр из Красной книги будет держать его в таком напряжении. Оказывается, мало приятного ходить по тайге бок о бок с полосатым соседом. А может, с непривычки такие страхи? На другой день Олег осмелился проверить капканы. Идти надо было по старой лесовозной дороге. Он то и дело переходил с одной стороны ее на другую, чтобы дальше видеть за поворотом, не идет ли навстречу тигр. Знал, они любят ходить по дорогам, и опасался неожиданной встречи. Время от времени начинали тревожно пищать поползни. Олег останавливался, слушал, в какую сторону перемещается писк, ссорится поползень с другой птицей или сердится на какого‑нибудь зверя, может быть тигра.

Молодые побеги на дубах всю зиму не сбрасывают сухие желтые листья. Они шелестели на ветерке, и было непонятно, то ли зверь идет где‑то по листве, то ли ветер шуршит в неопавших листьях.

В капканы никто не попал, если не считать сойки и мыши. Так бы мышь своим малым весом не смогла заставить сработать капкан. Но она прыгнула за приманкой, шлепнулась сверху на капкан, и он сработал.

Вечером зашуршала снежная крупа, а утром вся падь была белой от свежего снега. На кольях возле стены – белые снежные колпачки. На небе ни облачка. Солнце сияло так, что отраженный от снега свет мешал смотреть вдаль.

Олег выждал день, а потом опять пошел проверять капканы. Возле некоторых соболя кругами истоптали снег, а в ловушку не попал ни один. Видно, еще не настало для них голодное время.

У самого дальнего капкана Олег наткнулся на затверделый след тигра. Зверь прошел сразу после снегопада.

Интересно все‑таки посмотреть, как ходит по тайге тигр, что делает, как охотится… Постоял–постоял Олег и пошел по следу. Шаг зверя такой же, как у него, сантиметров семьдесят. Тигр не ломился сквозь заросли, старался, как и человек, выбирать места почище, посвободнее. Обошел кусты, обогнул валежину, хотя мог бы, конечно, перемахнуть ее. Подошел к дереву в полтора обхвата толщиной, повернулся к нему задом и, как кот, оставил метку. Прошел вдоль берега небольшого ручья, сполз в долину, задевая брюхом снег. Перешел по наледи ручей, а у берега перепрыгнул незамерзающую протоку.

Долго брел по тайге, потом сел – видимо, услышал непонятный звук и сел послушать. Крупной рысью побежал в сторону. Перепрыгнул ручей, перескочил валежину, сбив в нее снег, а дальше пошел осторожнее – шаги стали короче. Крался, невысоко поднимая лапы, по неглубокому снегу. Потом шага стали совсем короткими – тигр ставил лапу вплотную к лапе.

И вдруг опять нормальные следы, пошел обычным шагом. Оказалось, крался к оленям, но те заметили его и убежали. Тигр повалялся в снегу и пошел дальше, не меняя направления. Как будто олени и не интересовали его, просто попутно хотел поймать какого‑нибудь.

Олег еще долго шел по следам, уже хотел бросить их, но следы потянулись в сторону пади, где стояло зимовье. И он пошел по ним дальше. Увидел лежку. Тигр врастяжку лежал на снегу. Обычное место среди обычных деревьев. Видно, в любом уголке тайги он может позволить себе безмятежно поспать.

Тиф встал и пошел по гриве. Теперь он явно проголодался и начал охоту.

«Есть чему поучиться, – думал Олег. – Вот так и мне надо выслеживать изюбрей и кабанов».

Тигр шел по гриве, но не по самому гребню, а пониже, с другой стороны от пади, в которой искал добычу Время от времени он осторожно поднимался на гребень и сверху осматривал падь. Внизу никого не было. Он опять переходил на ту сторону гребня и шел там, чтобы шум от шагов не доносился в падь, где искал добычу. Проходил немного – опять выглядывал из‑за гребня.

Против зимовья тигр лежал так долго, что снег подтаял на лежке. Олег старался представить, что видел и слышал отсюда тигр. До зимовья было метров триста.

Рядом с лежкой чернел поскреб. Тигр раскопал лапами снег, листья до самой земли и пошел дальше. А Олег стал спускаться к зимовью.

– Хорошо, хоть снежок теперь есть. Видно, где он ходит.

Но снежок продержался недолго. Подул теплый ветер, пригрело солнце, засверкали, зазвенели веселые капели, и в один день опять побурела тайга, не осталось и пятнышка снега.