Текст книги "Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман"

Автор книги: Анатолий Севастьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Глава двадцать восьмая

Внизу, над темно–зеленой водой, ярко белели крестики лебединой стаи. Крестики сразу пропали, как только стоя с темного фона океанской воды перетянулись на белое поле снежного берега.

Витька и Сергей Николаевич припали к иллюминаторам вертолета – был очередной облет заповедника. Посреди вертолета на большой охапке сена лежал Букет. Он не первый раз летел на вертолете и терпеливо ждал, в какое еще место его привезут.

Сверху хорошо видно, как одинаковая по цвету темнозеленая вода океана в одном месте делилась на серую и голубую – с четкой, похожей на дугу границей. Как раз в этом месте, где вершина дуги почти касалась берега, погибли студенты, которые летом вздумали там искупаться.

Двое из них были перворазрядниками по плаванию, а третий плавал не так хорошо и купался у самого берега. Заметив, что его относит в сторону от одежды, он с трудом поборол течение, выбрался на берег и стал кричать ребятам, чтобы те возвращались. Но за шумом прибоя они не слышали его. А когда попытались вернуться, уже не смогли этого сделать. Их понесло вдоль берега, все отдаляя от него. Не в силах помочь им, парень пустился бежать в Туманово. До поселка было километров семь. И их он пробежал почти без передышки. Два катера, которые стояли у причала рыбокомбината, сразу пошли в район, где случилось несчастье. Много часов искали они ребят. Но так и не нашли. Температура проходящего неподалеку от берега течения Ойясио даже летом всего около четырех градусов…

Вертолет повернул от берега и полетел в глубь полуострова. На обращенных к югу склонах гор весеннее солнце уже согнало снега.

Букет, лежа на сене, потянулся носом к Сергею Николаевичу и обнюхал обтянутые свежим оленьим камусом [7]7
  Камус – куски шкуры с ног оленя, зайца, песца и пр. Используются для изготовления и украшения меховой обуви, рукавиц, одежды.


[Закрыть]новые ножны охотничьего ножа. Раньше этот острый, из какой‑то особой стали нож Сергей Николаевич брал с собой на полевые завернутым в тряпку. Теперь ему наконец сделали расшитые бисером ножны, и Букет с пристрастием обнюхивал свежий олений камус.

Вертолет пролетел над заброшенным поселком. Когда‑то в нем жили изыскатели, но, закончив работы, разъехались. А потом тут сделали заповедник, и поселок уже несколько лет пустовал. Дома стояли с пустыми глазницами окон, снег на улицах был мертвым, нетронутым. И вдруг Витька увидел медвежий след. Он шел от добротной крайней избы. Только от дома – других следов не было. Видно, медведь зимовал в заброшенном доме. Показывая вниз, Витька кричал Сергею Николаевичу:

– Давайте сядем! Там, в доме, берлога!

– Ну и что?

– Посмотрим, как зимовал.

Но Сергей Николаевич отмахнулся:

– На Узоне садиться будем.

Они летели к знаменитой кальдере Узона. Когда‑то вместо громадного вулкана образовалась чаша со стенами из гор и с ровным, шириной одиннадцать километров, дном. Чаша, или кальдера, как ее называют вулканологи, занимает около ста квадратных километров. Это как бы громадный кратер вулкана, по своим размерам уступающий только знаменитому африканскому кратеру Нгоро–нгоро.

Заходя на посадку, вертолет большим кругом прошел над кальдерой. Сейчас это была снежная равнина в горном кольце с разбросанными пятнами озер. Кое–где из‑под земли вырывались высокие столбы белого пара.

Витька узнал место, где они были летом. Узнал его по озеру, среди которого ключом кипела вода и поднимался столб пара. Вокруг была целая сетка из ручейков.

Сергей Николаевич тоже, наверное, узнал эти места. Тогда они были в кальдере втроем: Витька, Сергей Николаевич и его жена – Рита. Их палатка стояла у озера. Они учитывали гнездящихся в кратере птиц.

Под ногами в кальдере была обычная, поросшая травой земля. Встречались ягодники шикши, голубики. Но местами вдруг попадались большие, похожие на язвы ямы с потрескавшимися стенками. В них клокотала, кипела белая глина. А дальше опять была обычная «мирная» земля. Но в самых неожиданных местах, например среди высохшего болотца, заросшего кустарником голубики, с шипением вырывались из‑под земли смешанные с паром газы. И сразу вспоминалось, что идешь не где‑нибудь, а в кратере вулкана. Все вместе ходили смотреть, как вокруг небольшого отверстия в земле выступили изумрудные цветы, сотканные из блестящих зеленых кристаллов чистейшей вулканической серы.

Вечером Сергей Николаевич чуть ли не вплавь, бросками, ломился через непролазный кедровый стланик к палатке. А напугавший его медведь, обжигая лапы, удирал через горячее фумарольное поле…

Медведь оказался большим – было чего испугаться. На вязкой глине сохранился четкий отпечаток лап. Ширина подушечек почти девятнадцать сантиметров. А длина когтей не меньше длины человеческих пальцев. Витька вырыл ножом целую яму, чтобы вырезать тяжелый кусок глины с отпечатком следа.

– А вдруг этот медведь придет к нам ночью? – сказала Рита.

– Вот еще, придумала, – робко возражал Сергей Николаевич. – Что ему тут делать?

Весь вечер Рите казалось: то одна, то другая ветка кедрового стланика шевелится не так, как от ветра. Сергей Николаевич то и дело принимался стучать ложкой по алюминиевой кружке, и Витька не понимал – делает он это, чтобы отпугнуть медведя или только для того, чтобы успокоить Риту.

– Возле фумарол вся глина в следах, – говорил Сергей Николаевич. – Они, наверное, там соли какие‑нибудь лижут.

На ночь палатку плотно застегнули, чтобы не забрались комары, и улеглись спать: в середине – Сергей Николаевич, а Рита и Витька – по обеим сторонам от него.

Было холодновато. С фумарольного поля доносились звуки вырывающегося из земли пара – то как шипение змеи, то как приглушенное ворчание зверя. Витька поеживался под куртками. Сергей Николаевич и Рита спали под ватным одеялом, прихваченным из дома, благо его не нужно было нести на себе. В тот раз они тоже прилетали в кальдеру на вертолете.

Уже давно пожелали друг другу спокойной ночи, но Витька чувствовал, что ни Сергей Николаевич, ни Рита не спали, прислушиваясь к шорохам ночи, к шипению фумарол, к бульканью воды, птичьим крикам на озере…

…Вертолет, снижаясь, пролетел над незамерзающим озерцом. Стелясь над водой, над снегом, разлетались зимующие на нем утки и лебеди, стараясь быстрее отлететь подальше от проносящейся над ними ревущей машины. Летчик направил вертолет к краю кальдеры и, выбрав удобную площадку на склоне, неслышно приземлился. Чувствовалось только, как тяжесть с винта перенеслась на шасси. Стрелка высотомера замерла, показывая пятьсот метров над уровнем океана.

Букет выпрыгнул из машины, поднял ногу над колесом и на всякий случай отметил свой вертолет. Деловито разбросал задними лапами снег и побежал знакомиться с окрестностями.

Со склона кратера видно было всю залитую солнцем кальдеру, окруженную коричнево–белой мозаикой освобождающихся из‑под снега гор. Поодаль клубы пара вздымались над изумрудными полосками отогретой среди снегов травы.

Сергей Николаевич направился к незамерзающим озерцам – посмотреть, сколько птиц зимует в кальдере. А Витьке поручил проверить по следам, какие звери приходят весной к отогретой подземным теплом траве. По прилизанному солнцем снегу он поехал к выходам пара.

Откос был отлогим. Даже Сергей Николаевич съехал по нему и не упал. Букет носился от Витьки к Сергею Николаевичу и обратно. Но когда Сергей Николаевич ушел далеко, он рыскал впереди Витьки на кальдере, время от времени валялся на снегу, оттирая линялую шерсть и неприятный запах вертолета.

У зеленых куртинок травы были видны следы медведя, зайцев, горных баранов. Но следы сильно обтаяли, не различались никакие детали – только большие и маленькие пятна на снегу.

Травы было не так уж много, чтобы зимой возле нее мог прожить кто‑нибудь, кроме зайцев. Звери приходили к этой лужайке за витаминами, как в аптеку. Над Витькой пролетали кряквы, чирки, пронеслись два крохаля. Их поднял с озерца Сергей Николаевич. Птицы с ходу или покружив немного садились на другие озерца.

Витька пошел назад к вертолету. Если бы не клубы пара, и в голову не пришло бы, что идешь по кратеру вулкана. Поблизости рос березняк, выбрался из снега кедровый стланик, узкой темной канавкой прорезал снежное поле ручей.

Букет забегал вперед, заглядывал в глаза и, едва замечал, что Витька смотрит на него, бросался назад, словно уговаривая вернуться и походить возле травы и кедрового стланика, а не идти к вертолету, который теперь уже понесет их в поселок. Витька и сам был бы не прочь подольше походить в кальдере, но Сергей Николаевич строго наказал вернуться к вертолету вовремя.

Командир вертолета сидел наверху, в кабине, и, отодвинув стекло, читал книжку.

– А где же Сергей Николаевич? – спросил Витька.

– Вон он. – Летчик показал в сторону кедрового стланика. За ним чернела на снегу маленькая – на расстоянии – фигурка. Она двигалась к вертолету.

Букет, заметив Сергея Николаевича, побежал к нему.

Солнце нагрело темно–зеленый бок вертолета: весна не скупилась на тепло. Витька снял куртку, положил на снег, сел на нее и стал записывать все то, что не успел записать возле выходов пара. Взглянув в сторону Сергея Николаевича, увидел, что тот бежит на лыжах к вертолету, за ним бежит Букет, а за Букетом – медведь!

Сергей Николаевич, обезумев от страха, бежал в гору, падал. Вскакивал, опять бежал. Витька кинулся пол гору, навстречу Сергею Николаевичу.

– Сергей Николаевич! Не бойтесь! Не бойтесь! – кричал он. – Это Рем! Это мой знакомый медведь!

Сергей Николаевич ничего не слышал, он думал только о том, что его догоняет медведь. Но прежде его догнал Букет. Сергей Николаевич повернулся и, вытащив на бегу нож, ударил Букета в спину. Тот метнулся в сторону, упал, судорожно вытягивая дрожащие лапы.

Сергей Николаевич опять кинулся бежать, надеясь, что выкупил собственную жизнь смертью Букета: медведь набросится на собаку и не побежит за ним.

Медведь встал шагах в пяти от Букета и, вытянув шею, понюхал воздух, потом пригнул голову, вздыбил шерсть и побежал назад – уже не играючи, а как настоящий дикий зверь, чуть припадая к земле.

Может быть. Рем хотел порезвиться, погонять Букета, как часто баловался с ним в прошлом году, или, может, бежал, чтобы получить от Сергея Николаевича подачку, как не раз получал ее прошлым летом. Букет чуть съехал по склону и замер, не подбирая вытянутых лап. От алой полоски на снегу у Витьки перехватило дыхание. Он закрыл руками лицо, упал на колени и, как будто совершая намаз, припадая лбом к снегу, выпрямлялся и опять припадал…

Очнулся он только в вертолете. Лежал на охапке сена, которую брал, чтобы сбросить над следами дикой лошади. Лежал на том сене, на котором недавно лежал Букет. Его оставили там, на снегу. А Витьку, совсем обезумевшего от горя, отвели к вертолету.

Дома Витька убрал все, что хоть как‑то напоминало о Букете. Отстегнул его упряжь, вместе с нею спрятал в мешок миску и даже листом картона закрыл низ окошка – не хотел видеть место, где обычно сидел или лежал Букет… Но Букет словно скребся когтями в его памяти, и Витька не находил себе места ни дома, ни на работе…

Под утро Витька с открытыми глазами лежал на кровати и в сером брезжущем свете увидел, как шевельнулось на гвозде ружье. Задребезжало стекло в окошке, звякнули ведра на лавке, и по воде побежали мелкие, частые круги…

Уже несколько дней пластмассовая матрешка с колокольчиком то и дело позванивала от легких толчков землетрясения. Прозвонила она и на этот раз. Все это уже стало привычным… Но вдруг Витька увидел, как со скрипом меняется угол между потолком и стеной, становится то больше, то меньше. Кровать задрожала, будто кто‑то схватил ее за спинку и начал трясти. Ружье застучало по стене, из ведра выплескивалась вода. Такого еще не было. Витька соскочил с кровати, и в это время под землей пронесся гул, отдаленно похожий на гул реактивного самолета. Земля вздрогнула, дом запрыгал, словно катился с горы по бревнам. Звенели стекла, ведра с водой соскочили со скамьи на пол. Дом трещал, с потолка сыпался песок. Витька бросился к двери, но не смог открыть – ее заклинило или чем‑то привалило снаружи. Вышиб табуреткой раму и выскочил через окно. По всему поселку выли собаки, мычали коровы, кудахтали куры, истошно орал петух. Слышались крики, плач ребятишек. А из‑под земли опять несся от океана к горам страшный гул.

Витька бросился из распадка вверх по склону, куда бежали все люди. Земля опять стала подрагивать. Было страшно, хотелось только одного – чтобы земля перестала дрожать, чтобы надежно было под ногами.

Вверху, куда не дохлестнет даже сильное цунами, на ровном поле около взлетно–посадочной полосы собрался весь поселок. Ближе к океану, с крутого склона распадка, давно освободившегося от снега, сполз дерн и обнажились черные пятна базальта. Толчки становились все реже, слабее. Земля наконец успокоилась, а люди все еще сидели на горе, опасаясь цунами. Потом несмелыми группами потянулись к своим домам.

Через весь поселок прошла трещина – шириной в две ладони. Вначале ребятишки пытались измерить ее глубину палкой. Потом стали бросать в нее камни, и не слышно было, чтобы они ударялись о дно. Пропадали куда‑то в глубине. Писали, что в Чили такие трещины уходили на глубину до тридцати километров.

Почти все дома были целы. Только из окон повыпадали стекла. Но страшно было заходить под крышу. Вдруг снова тряхнет – и крыша обвалится.

Рядом с Витькиным домом было как‑то необычно. Трудно поверить своим глазам, но в речке не было волы? Посреди распадка темнело неровное, с мокрыми камнями, с редкими лужицами русло исчезнувшей речки.

Поодаль перекинулся ненужный теперь осиротевший мостик.

Витька, ударяя плечом в дверь, наконец сумел ее открыть. Все. что могло упасть, валялось на полу. Только ружье висело на стене стволами вниз.

Витька стесал топором порог Дверь стала закрываться. Вскоре все в поселке успокоились и занялись ремонтам.

От легких потряхиваний трещина в поселке потихоньку сошлась, в речке появилась вода. Вначале мутная, потом посветлее, и вскоре в распадке опять бежала привычная речка.

Через неделю поселок жил своей обычной жизнью.

Глава двадцать девятая

Тот особенный день начался так же, как начинались в последние месяцы все Витькины дни. Утром, до работы, сидел над учебниками, потом шел кормить собак. Все собачьи упряжки на лето перевязали ближе к берегу океана, рядом со свалкой рыбных отходов.

Раз в день, а то и в два хозяева собак приходят сюда, железными крюками набирают в ведра отходов рыбы и раздают собакам. Ставят банки с пресной водой.

Спасаясь от жары, но чаше от дождя, собаки вырыли себе в конце «прибойки», в крутом земляном берегу, глубокие просторные норы. После того как не стало Букета, они уже не пели по вечерам единым стройным хором. Иногда начиналась их нестройная перекличка, но тут же рассыпалась, ни разу не зазвучав в лад, как получалось у них с Букетом…

Близилось время отъезда с Камчатки. В поселок уже прибывали туристы – с теплом наступил новый туристский сезон.

В конце весны и начале лета Витька только два раза побывал в тайге. Плавал через лиман – проверить, не сломало ли землетрясение избушку. Там было все в порядке, только выскочила труба из железной печки да разбились стекла.

Конечно, Витька не мог уйти, не поискав Рема. А пока искал, Рем пришел к избушке и лапами, как кувалдой, разбил в щепы лодку. Накануне рыбаки возили в ней свежую рыбу, вот он и проверил, не осталось ли чего внутри.

Пришлось идти в поселок пешком.

Второй раз Витька побывал в тайге совсем недавно. Не смог усидеть дома, когда узнал от Гераськи, что неподалеку, в распадок, медведица приводит на отдых своих медвежат.

На крутом склоне над ручьем была небольшая площадка. Подойти к ней можно только по уступу, хорошо видному с площадки. Это место и выбрала медведица для отдыха со своим семейством. Она дремала под кустом ольхового стланика, а Витька наблюдал в бинокль с другой стороны распадка.

У обыкновенной бурой медведицы были совсем непохожие на нее по окраске медвежата: черный и светлый, почти соломенный. Соломенный проснулся, увидел узкую полоску солнца, пробившегося сквозь заросли наверху, и стал царапать эту полоску когтями, стараясь сделать ее шире. Когда же это не удалось, он подошел к матери, привстал на задние лапы, а передними пытался затеять возню с братом. Но тот хотел спать, сонно отмахнулся и перевернулся на другой бок. Соломенный повалился на спину и начал терзать лапами похожую на ананас осоковую кочку: отбрасывал, опять хватал. В конце концов это ему надоело, и он понуро побрел вверх по склону. Медведица приподняла голову, посмотрела на него и опять опустила ее на землю.

Медвежонок ушел в другой распадок, и там на него спикировал орлан. Зверек отмахивался лапами, орлан наседал, хлопал крыльями. Шел настоящий бой. Медведица услышала шум, приподнялась, но не спешила на помощь, видимо, решив, что медвежонок в этом возрасте уже сам должен уметь постоять за себя. Тот отбился, кинулся вниз по склону, кувыркаясь через голову. Но орлан попался упрямый, опять догнал и наскочил сзади. Медведица решила – пора вмешаться. Вначале тихо, потом все быстрее побежала на помощь. Орлан заметил ее и нехотя отлетел.

Когда звери ушли, Витька пробрался на площадку и нашел похожее на ананас корневище куста осоки. Оно было отшлифовано лапами. Хотелось взять с собой этот медвежий сувенир, но как оставить медвежат без любимой игрушки?

Вечером Витька готовил возле конторы заповедника железные листы для вывесок. Мимо прошел пожилой рослый мужчина в черном берете со шкиперской бородой и поднялся в контору. Витька подумал мельком: «Наверное, художник».

Но оказалось, это был не художник, а профессор Московского университета, член редколлегии одного из научных журналов. В Петропавловск из Москвы, Ленинграда и других городов на какое‑то важное совещание по охране природы прилетели ученые. После совещания для них организовали экскурсию в Долину гейзеров, и по пути вертолет залетел в Туманово.

Профессор вошел в контору и, поздоровавшись с директором, заговорил с ним о чем‑то.

Зинка перестала стучать на машинке, чтобы не мешать им. Услышанный разговор заинтересовал ее.

– Ваш зоолог прислал в редакцию очень интересные материалы. Коли уж довелось попасть в ваши края, я взял рукопись с собой. Нужно уточнить некоторые детали.

Директор открыл окно и крикнул Витьке, чтобы позвал из научной части Сергея Николаевича.

– Поздравляю вас! – Профессор пожал руку Сергею Николаевичу. – Очень интересное сообщение, запланировано в ближайший номер. Столько оригинальных наблюдений. Мало, к сожалению, появляется таких материалов… Но, дорогой мой, откуда такие досадные мелочи?! Вы всюду пишете: «Животные и птицы!» Будто бы птицы – это не животные! Зоологу такие, простите меня, ляпсусы допускать нельзя. Но самое главное, когда вы начинаете переносить свои наблюдения на другие популяции медведя…

– Извините, Алексей Григорьевич, какого медведя?.. Какие «животные и птицы»? – с удивлением перебил Сергей Николаевич.

– Как то есть?

Зазвонил телефон. Но Зинка его не слышала – она удивленно смотрела на московского профессора. Потом взглянула на статью – это был шрифт ее машинки! Зинка выскочила на улицу. Витька, одетый в грязный комбинезон, покрывал олифой листы железа. Зинка в своей белоснежной кофточке бросилась к нему на шею. Витька оторопело стоял с кистью в руках, ничего не мог понять. Зинка оттолкнула его и крикнула:

– Дурачок! Там твоя статья! – и всхлипнула от радости.

В тот день Витька больше не красил листы для вывесок. Он показывал профессору собранные им материалы. Оказывается, придуманный Витькой способ распознавания и учета медведей по ширине и форме следов давно известен и называется «идентификационный анализ регистрируемых оттисков плантарной мозоли». Но прозрачная сантиметровая сетка, которую он применил для копирования следов, профессору понравилась, потому что она позволяла рисовать точные копии следов даже тем, у кого вообще нет никаких способностей к рисованию. Но это так, между прочим. Главное – профессор заинтересовался абсолютными данными по численности медведей на определенных территориях и описанием круглосуточных наблюдений за Ремом. У него уже не оставалось времени – ждал вертолет. Профессор записал Витьке московский телефон и обещал помочь разобрать и систематизировать материалы.

Кто‑то из сопровождавших ученого, зная, что профессор интересуется медведями, предложил:

– Алексей Григорьевич, вы ведь охотник. Приезжайте осенью к нам, у нас не заповедник, организуем вам охоту на медведя.

– Спасибо. Но я не могу стрелять в ум.

Витьку потрясла эта фраза. «Значит, не я один, – думал он, – есть люди, для которых медведь тоже не просто зверь с инстинктами и рефлексами…»

– Но ведь вы, я знаю, любите охотиться на волков, а зверь этот, по–моему, не менее умный, чем медведь, – продолжал тот же человек.

– У него больше кровожадности, чем ума.

– А роль волка как санитара, оздоровляющего популяции?

– Полноте. Волк врывается в отару овец или в стадо оленей и не требует справки о состоянии здоровья… Если лисицы охотятся на мышевидных грызунов – все согласны, что грызунов от этого становится меньше. А вот если волк охотится на оленей, то оленей будто бы должно становиться больше…

На горизонте появилось белое судно – прибывала очередная партия туристов. Оппонент профессора, видимо продолжая давно начатый спор, принялся доказывать, что надо закрыть заповедник и для организованных туристов.

– Нужны жесткие запреты! Надо оградить природу от людей!

– Природу надо сохранять для людей, а не от людей, – возражал профессор. – Определенные запреты, конечно, нужны. Но это меньше чем полумера. Говорят: «Прочнее всего заперта та дверь, которую можно оставить открытой». Надо больше внимания обращать на экологическое воспитание людей, особенно молодежи. – Профессор посмотреть на подступающие к океану горы, на вершины вулканов и тихо, как будто думая вслух, сказал: – Сколько людей, чтобы увидеть необычную природу, стремятся в дальние, заморские страны. А ведь природа Сибири, Дальнего Востока, Камчатки своеобразнее, интереснее… Посмотрите, какая красота, какое величие природы!

…Прошло еще немного времени, и настал день расставания с Камчаткой. У Витьки не укладывалось в голове, как это океан, тайга. Рем – все останется, а его здесь больше не будет, во всяком случае несколько лет. Но этот день настал и внешне ничем не отличался от других. Только сильнее, заглушая все, тревожил вопрос: «Поступит или не поступит?»

Уже не раз Витька прощался с собаками, которых теперь кормил не он, а жена Гераськи…

На аэродром пришли Зинка, знакомые ребята. Видя, какими глазами Витька смотрит на океан, на горы у поселка, на тайгу, Зинка решила утешить его:

– Да еще, может, вернешься, может, не сдашь…

Среди пассажиров прошел слух, что самолет уже вылетел из Петропавловска и вот–вот должен прибыть.

Витька, как и все, прислушивался – не летит ли? И вдруг до него донесся далекий, непонятный звук, почему‑то заставивший его вздрогнуть. Все встрепенулось в нем от этого почти неуловимого звука… И тут слаженно грянули на берегу собаки! Затянули все в лад – так, как пели только при Букете. Потом замерли, прислушиваясь. И там, в тайге, в отрогах сопок пронесся снова теперь уже понятный Витьке звук – им ответил Букет!

Он выжил и на этот раз. Верно говорил Гераська, что как‑то на рассвете мимо его палатки прошла волчица и вроде бы с ней был Букет…

Шум самолета заглушил собачьи голоса. Короткое прощание… Разбег. И под крылом в последний раз проплыли домики Туманова.