Текст книги "Гамбургский оракул"

Автор книги: Анатоль Имерманис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– "И мертвым упал он внезапно с коня", – прочитал на память Енсен.

– Вот-вот. Цитируете правильно, а декламируете отвратительно. – Актер поморщился. – Как подумаю о пистолете! Мой собственный труп – вот что мне будет сниться...

Они вышли на безлюдную улицу. Миттер, спасаясь от ночного холода, плотнее закутался в халат. Он стоял в черном проеме дверей, словно не решался остаться в одиночестве.

– Если вы один из друзей Мэнкупа, – обратился он к Дейли, – то должны знать...

– Что? – отозвался тот.

Тихо урчал мотор полицейской машины, за стеклом виднелся полуосвещенный приборным щитом темный силуэт.

– Писатель Дитер Баллин действительно принадлежит к тем, знаменитым?

– Принадлежит, – односложно ответил Енсен.

– Я как-то поинтересовался у Теодора Баллина – он завсегдатай нашего театра, – так он почему-то заявил, что даже не слыхал о таком.

– А почему вы вдруг заговорили о Баллине? – Дейли уже открыл дверцу машины.

– Да просто так. Случайно вспомнил его. Когда вы все ушли, он еще раз вернулся.

– Баллин подходил в выдвижному ящику?

– Не заметил. Тут было еще полно журналистов, к тому же я еле держался на ногах – так хотелось спать!

Рихтеру было поручено искать неоконченную статью. Занятие это доставило ему куда меньшее удовольствие, чем разглядывание журнальных красоток, и все же, под пристальным взглядом Муна, он не пропустил ни одной бумажки. Статей было много – отпечатанных на машинке, в гранках, даже несколько рукописных, – но все они были закончены, о чем свидетельствовала четкая, чем-то напоминавшая оттиск сургучного перстня, подпись: "Магнус Мэнкуп". Необследованной осталась лишь шкатулка из светлого дерева, задвинутая в глубь секретера. И тут Рихтер сразу же наткнулся на две чрезвычайные находки. Молча он положил бумаги перед Муном.

Мун без труда понял, что одна из них – выданное Мэнкупу официальное разрешение на ношение огнестрельного оружия. Слова "система "Вальтер"" не нуждались в переводе. Номер 12572, тот же, что на орудии убийства. Понять остальные три документа оказалось труднее. Это были бланки какого-то информационного агентства. Заметив на одном из них имя Магды Штрелиц, Мун сунул остальные в карман и пошел за Баллином. С таким же успехом можно было использовать в качестве переводчика Ловизу, к которой Мун испытывал куда больше симпатий, но не будь других причин, одного номера пистолета было достаточно, чтобы отказаться от ее услуг.

Баллин спокойно взял бумагу, но, заглянув в нее, как-то странно посмотрел на Муна.

– Неужели вы за такой короткий срок успели навести справки? – спросил он с тревожным недоверием.

– Мы нашли это среди бумаг Мэнкупа, – объяснил Мун.

– И больше ничего? – Баллин перевел взгляд с Муна на потягивавшего пиво Рихтера.

– Нет, – соврал Мун. – Переведите, пожалуйста! Если вам это неприятно, могу обождать Енсена, – добавил он, заметив секундное колебание Баллина.

– Ничуть, – спокойно ответил тот. – Боюсь, что этот документ повредит Магде, но, как друг Мэнкупа, считаю своей обязанностью сделать все, что способствует расследованию.

"Информационное агенство "Сириус". Быстро, дешево, выгодно! Самые достоверные сведения о любой фирме и жителе Федеративной Республики Германии. Всесторонняя информация – лучшее средство защиты от сомнительных сделок и знакомств!" За отпечатанной типографским способом шапкой следовал машинописный текст: "На ваш запрос сообщаем следующее: Магда Штрелиц испытывает серьезные денежные затруднения. За последние полгода она получила, и то с трудом, лишь два заказа на проектирование квартирных интерьеров. Ее репутация модернистского архитектора отпугивает клиентов с более солидными вкусами. Ввиду этого Магда Штрелиц совместно со скульптором Лерхом Цвиккау, с которым находится в долголетней интимной связи, основали фирму по изготовлению надгробных памятников. Поскольку фирма новая, им, чтобы выдержать конкуренцию, приходится соглашаться на оплату по выполнении заказов. Таким образом, Магда Штрелиц остро нуждается в довольно крупной сумме для приобретения дорогостоящего материала – мрамора и гранита".

– Пригласите Магду Штрелиц! – попросил Мун.

– Теперь уже Магду Цвиккау, – с гримасой поправил Баллин. – Надо сказать, что их свадебная ночь сильно отличается от описываемой романистами идиллии.

– Почему они скрывали от вас этот факт?

– Не знаю.

– Может быть, Мэнкуп был против?

– Не думаю.

Минут пятнадцать тому назад Магда вышла из кабинета подавленная. Хотя никто не сказал ей это прямо, она, несомненно, должна была догадаться по вопросам, что ее подозревают в убийстве Мэнкупа. Но за эти четверть часа Магда, как ни странно, успела прийти в себя. По лицу трудно было догадаться о ее внутреннем состоянии. Державшая сигарету рука не дрожала, стул она придвинула обычным грациозным движением, даже не позабыла, садясь, придать эффектную складку жакету, надетому на этот раз на вишневую сторону. Магда ничем не походила на обычного преступника, выдающего себя если не волнением, то деланным, искусственным равнодушием. Удивительным было и поведение Баллина, его безразличная готовность выполнять обязанности переводчика на допросе.

Муну невольно вспомнилось шуточное прозвище друзей Мэнкупа "Четырехножник Гамбургского оракула". Дельфийский оракул гадал над треножником. Одуряющий дым сжигаемых благовоний приводил пророчицу в невменяемое состояние, она бормотала невнятные слова. В обязанность главного жреца входило приводить этот лепет в стройную систему предсказаний, что он и делал, большей частью сообразуя их с собственными интересами. Сейчас в роли древнегреческого оракула выступал Мун. При помощи "четырехножника" надо выяснить, что же произошло за несколько минут до полуночи, а роль истолкователя возьмет на себя комиссар Боденштерн. Как бы то ни было, надо доискаться до истины. Мун предчувствовал, что это будет нелегким делом.

– Вы по-прежнему настаиваете, что не выходили из своей комнаты, пока не услышали крик Баллина? – спросил Мун.

– Не выходила.

– Что вы делали сегодня на аэровокзале?

– Я там не была.

– Дейли видел вас. Вы прятались за рекламным стендом.

– Он ошибся, это была не я.

– Вам было известно, что после смерти Мэнкупа наследуете десять тысяч марок?

– Нет.

– Нотариус утверждает обратное.

– Возможно, Магнус и говорил, я сейчас точно не помню. Во всяком случае, в деньгах я не нуждаюсь.

– Прочтите эту справку.

Взглянув на бланки информационного агентства, Магда побледнела. То, чего втайне опасался Мун, не отучилось. Баллин не приготовил ее к этому сюрпризу.

– Ну, что вы сейчас скажете? – спросил Мун.

– Отрицать не имеет смысла. Наша фирма действительно очень нуждалась для начала в основном капитале.

– Вы обращались к Мэнкупу с соответствующей просьбой?

– Да. Он отказал.

– По каким причинам?

– Он не объяснил.

– Я сегодня был свидетелем неоднократных резких стычек между вами и Мэнкупом. Это наталкивает меня на предположение, что какие-то действия с вашей стороны поколебали его дружеские чувства.

– Ничего подобного.

– Как же вы тогда объясняете факт, что Ловизе он сам предложил денежную помощь, а вам категорически отказал?

– По-моему, это был просто каприз. Великодушие сочеталось в Магнусе с столь же резким своенравием.

– Итак, вы считаете, что Мэнкуп не изменил своих дружеских чувств к вам?

– Ни в коем случае.

– То, что он наводил о вас справки у информационного агентства, доказывает противное.

– Так это он? – Она как будто не верила.

– Он! Это совсем не похоже на Магнуса. – Баллин вышел из роли переводчика.

– Но почему? Неужели Магнус... – Не договорив, Магда закрыла лицо руками. Движение это было отнюдь не грациозное, сверкнувший в лучах настольной лампы металлический браслет походил в этот миг скорее на оковы, нежели на эффектное украшение.

– Жена Мэнкупа заявила, что он намеревался переселиться в Германскую Демократическую Республику. – Мун внезапно перескочил на другую тему. – Вы знали об этом?

– Нет.

– Насколько я понимаю, с официальной точки зрения это квалифицируется как государственная измена?

– Примерно, – ответил вместо Магды Баллин.

– То есть Мэнкуп в некотором роде уподобился негру, который во время нашей гражданской войны пытался перебежать из рабовладельческого Юга в Северные штаты, воевавшие за отмену рабства. Не так ли?

– Пожалуй, – согласился Баллин. – Но не думаю, чтобы Магнус решился на это.

– Он когда-нибудь разговаривал с вами на эту тему? – Мун адресовал свой вопрос Магде.

– Довольно часто. Каждый раз, когда у него разыгрывалась желчь. Но я не думала, что это всерьез.

– Почему?

– Магнус был слишком привязан к своему журналу.

– По-вашему выходит, что жена сказала неправду?

– Вы не знаете ее. – Баллин улыбнулся. – Лизелотте слишком высокомерна, чтобы снизойти до обычных человеческих слабостей.

– Клубок противоречий! – проворчал Мун, продолжая внимательно наблюдать за Магдой. Она старалась смотреть на Муна, но при этом против своей воли то и дело косилась на лежавший между ними бланк информационного агентства.

– Возможно, мне удастся его распутать, – после небольшой паузы отозвался Баллин. – Циничность, которую Лизелотте продемонстрировала сегодня вечером, не совсем искренна. Не знаю, можно ли это назвать любовью, но до ухода она относилась к Магнусу куда лучше. Он по-своему тоже любил ее. Мне кажется, что угрозой переселиться в Восточную Германию он как бы хотел отдалить ее от себя, завещанием тоже.

– Не совсем понимаю, – признался Мун.

– Ну, как вам объяснить... – Баллин подыскивал подходящие слова. Предчувствуя близкую смерть, он хотел смягчить эмоциональный удар...

Мун задумался. Соответствовало ли это характеру Мэнкупа, каким он представлялся по шестичасовому знакомству и показаниям друзей? Не исключено! Куда труднее выяснить, соответствует ли догадка Баллина его действительным убеждениям.

– Ну что ж, – Мун снова занялся Магдой, – после небольшого лирического отступления остается только свести в одно целое ваши ответы. Итак, вы отрицаете наличие каких бы то ни было мотивов, материальных или иных, побудивших вас убить Магнуса Мэнкупа.

– Я? – Магда порывисто вскочила, но спустя секунду покорно позволила Баллину усадить себя обратно. – Думайте что хотите! Я никого не убивала.

– Когда вы узнали, что Мэнкуп намеревается изменить завещание? спокойно спросил Мун.

– Это ложь! – Магда заволновалась. – Но даже если у него и было такое намерение, мне он ничего не говорил.

– Мне тоже, – подтвердил Баллин. – Мне кажется, Магда, господин Мун просто хочет запугать тебя.

– Ничуть. Клайн-старший, глава нотариальной конторы, понял это из телефонного разговора с Мэнкупом. Даже остался при убеждении, что именно из-за этого его вызывали в такое позднее время. Он...

– Ошибается! – прервал Баллин. – По крайней мере таково мое убеждение, – смягчил он первоначальную категорическую форму. – К тому же ни я, ни Магда не слышали этого разговора.

– Зато слышала Ловиза Кнооп. Вы от нее узнали? – Мун всем корпусом наклонился к Магде.

– Ничего я не знала! – Она стиснула зубы, причем с такой силой, что откусила кончик сигареты. Мун поднял ее и положил в пепельницу.

– "Реметсма-60", из запасов Мэнкупа, – сказал он почти без выражения. Когда вы без пяти двенадцать зашли к нему, то курили обычную марку "Рамзес"! На окурке остались отпечатки ваших пальцев, на стакане с шампанским тоже. Вам остается только рассказать правду.

– Какую правду? – глухо спросила Магда.

– Это вам известно лучше меня.

– Дитер! – прошептала она, словно взывая о помощи.

Баллин угрюмо молчал, лишь мгновенно побагровевшие щеки выдавали его волнение.

В коридоре послышались шаги. Магда посмотрела на дверь, которая вот-вот должна была открыться, затем быстро, словно опасаясь, что ее перебьют, заговорила:

– Я приходила к Магнусу днем. Не рассказала я вам об этом потому, что... Одним словом, Лерх не должен был знать об этом...

– Вы опять просили деньги?

– Нет... То есть да.

– И он вам вторично отказал?.. Откуда это мне известно? В кафе вы очень хотели, но не смогли заплатить несколько марок, которые художница просила за ваш портрет. А совсем недавно не нашли даже мелочи для трех пачек сигарет... Вернее, не сомневаюсь, что он отказал бы вам... Сомневаюсь я в другом. Когда вы приходили к Мэнкупу?

– Это было около... – Магда замялась.

– Около часа? – наугад спросил Мун, по возможности небрежно, чтобы та не догадалась о расставленной ловушке.

– Да! – Магда с видимым облегчением кивнула.

– Приходящая служанка, оказывается, поразительная неряха, – усмехнулся Мун. – Не вычистила пепельницу, не вымыла стаканы, не поставила их обратно на место...

Приход Дейли и Енсена прервал допрос. После первых же сказанных шепотом слов Мун обратился к Магде:

– Можете идти! Завтра, когда придет служанка, мы проверим ваши показания.

Баллин встал одновременно с ней, но Дейли остановил его:

– Я попрошу вас задержаться, господин Баллин! Вы возвращались в артистическую уборную после нашего ухода?

– Не помню...

– Актер Миттер видел вас. – Дейли пожал плечами.

– Теперь вспоминаю. Действительно заходил.

– Для чего?

– Не помню... С тех пор произошло так много... Затрудняюсь сказать. Баллин задумался. – Кажется, я что-то забыл, но что именно, ей-богу, не помню.

– Вы рассказали комиссару Боденштерну, что читали книгу... – спросил Мун.

– Когда услышал выстрел? – не дождавшись окончания фразы, Баллин сам дополнил ее. – Так точно. Могу даже сказать какую. Воспоминания генерала Гудериана. Полное искажение фактов. По нему выходит – немцы проиграли войну лишь оттого, что Гитлер не послушался генералов.

– Вы сразу догадались, что означает выстрел?

– Да! – подтвердил Баллин.

– И все же сначала захлопнули книгу и положили на место, лишь после этого выбежали? – Мун мысленно снова очутился в комнате Баллина, возле белого зеркального стола, в котором отражались темное небо и аккуратно сложенная стопка томов.

– Привычка – вторая натура! – пошутил Баллин, избегая смотреть при этом Муну в глаза.

– Хорошо! – Дейли как будто охотно согласился с этим объяснением. Рихтер, пройдите, пожалуйста, с господином Баллином в его комнату. Пусть он покажет, где сидел в этот момент. И подождите, пока мы вас позовем.

Как только они ушли, Дейли, к крайнему удивлению Енсена, зарядил мэнкуповский пистолет конфискованным у Ловизы холостым патроном.

– Вы сомневаетесь? – наполовину догадался Енсен, но Дейли нетерпеливо перебил его:

– Сами увидите! – Он уже кинулся к вмонтированному в полки приемнику. Сейчас все зависит от этого ящика! – Дейли одновременно вертел переключатель диапазонов и ручку настройки. – Молите всевышнего, чтобы он послал нам какую-нибудь детективную программу!.. Так на каком варианте вы пока остановились? – не прерывая своего занятия, обратился он к Муну.

– Не знаю. – Мун вкратце рассказал о неожиданном заявлении Магды насчет дневного визита, объяснившем отпечатки ее пальцев на сигарете и стакане с шампанским.

– Почему же нет! – сказал Енсен, нервно прислушиваясь к мгновенно чередовавшейся музыке, пению, разноязычным женским и мужским голосам, сливавшимся в нестройный интернациональный хор. – Могло ведь случиться так, что служанка почему-то спешила и не успела хорошенько убрать в комнате.

– А куда вы денете единственный окурок в пепельнице? – возразил Мун. Мэнкуп сам курил, почему же он сегодня весь день воздерживался?

– Готов признать, это удивительно, – согласился Енсен. – Но в моей практике бывали еще более удивительные совпадения. Придумай их автор детектива, критики бросили бы ему упрек в недостоверности. Жизнь, если пристальнее всмотреться, полна всевозможных невероятных казусов.

– Тише! – прикрикнул на него Дейли, хотя в этом не было никакой надобности.

Его поиски наконец дали результат. Радиоаппарат завибрировал от пулеметной очереди – звуковой иллюстрации к передаваемому из Окленда репортажу о действиях войск ООН на Кипре. В ту же секунду Дейли разрядил пистолет.

Мун невольно вздрогнул. Он стоял у окна, в узком проеме между полузадернутыми шторами. Темное небо с помутневшими, словно от долгой бессонницы, звездами и серой, похожей на накипь полоской еще скрытого за горизонтом рассвета покачнулось. Чудилось, стоит лишь сделать пол-оборота и снова с зеркального потолка в упор посмотрят стеклянные глаза мертвого Мэнкупа.

Мун повернулся на выстрел с запозданием почти на минуту. Сделать это чуть раньше было выше его сил. Баллин уже вошел в комнату и теперь оглядывался, словно что-то искал.

– Вы слышали, что я звал вас? – Дейли, забросив свой крючок, отошел в тень.

– Нет, мне почудились какие-то выстрелы.

– Один или несколько?

– Что-то вроде автоматной очереди. – Баллин наконец заметил зеленый, словно подмигивающий, глаз радиоприемника и с облегчением рассмеялся. – Ах, вот оно что! Прекрасный аппарат! Мы подарили его Магнусу к шестидесятилетию. Сначала он часто слушал Восточную Германию, Англию, Америку. Ну, и, разумеется, все латиноамериканские станции – он ведь в совершенстве владел испанским... А в последние две недели почти не включал, как-то с усмешкой заметил, что все равно не увидит, чем все это кончится... Он был пессимист, но совершенно оригинального характера. На других действовал как разом проглоченная ложка горчицы, а сам заряжался двойной энергией... Пессимист-жизнелюб! Если я когда-нибудь напишу о нем книгу, назову именно так.

– Вы ее никогда не напишете! – сухо оборвал Мун его излияния, потом спросил Рихтера: – У вас создалось такое же впечатление автоматной очереди, как у господина Баллина?

– Примерно. Правда, мне показалось, что это в квартире под нами. Ну, я, конечно, подумал: "Вот, черти, развлекаются до утра, да еще радио включают, чтобы другим было завидно!"

– Спасибо! – Мун отозвал Рихтера и Енсена в сторону, а Баллина попросил: – Подождите еще чуть-чуть, сейчас мы закончим! – Потом шепотом сказал Енсену: – Обыщите всю квартиру. В коридоре не имеет смысла, дорожка прибита к полу, под нее перчатки быстро не спрячешь. Начинайте с комнаты Баллина!

Проводив их взглядом, он заботливо пожурил Баллина:

– Что же вы все стоите? Садитесь! Может быть, пива? Да, кстати, не мешало бы попросить дам приготовить какую-нибудь горячую закуску. Не то по моей вине к утру здесь будут еще четыре трупа.

– Вот это я понимаю! – Баллин присел и, скрестив ноги, улыбнулся. Если вы в состоянии шутить даже в такой обстановке, то вам только с мертвецами иметь дело. Один приятель рассказывал мне, самые отъявленные оптимисты – палачи и могильщики... Пиво?.. Боюсь потолстеть, от писателя-документалиста читатели почему-то требуют сухопарой внешности. Как насчет шампанского? Начатую бутылку комиссар, как вижу, уже приобщил к вещественным доказательствам. Но есть еще вторая! Неужели оставлять ее госпоже Мэнкуп, которая шампанского терпеть не может?.. Уж если Магнусу не суждено было распить ее вместе с нами, то выпьем за него, чтобы ему, вечному мятежнику, спокойно лежать хотя бы в могиле!

– Распивать шампанское еще слишком рано. Сначала правду! Где вы находились в момент его смерти? – прервал его Дейли.

– Я уже сказал – в своей комнате.

– Тогда вы не могли слышать выстрел. Или же вы не находились в ней. Мы только что сделали проверку. Одно из двух – ложь.

– Дайте пива! – внезапно попросил Баллин. Жадно выпив, он тяжело отдышался, потом с усилием выдавил из себя: – Ничего не поделаешь, поймали меня. Правду я не рассказал, чтобы не навлечь на себя подозрения. Как и вы, я услышал на фоне выстрелов телепередачи звук, похожий скорее на выхлоп пробки шампанского. Какая-то смутная тревога оторвала меня от книги. Разумеется, я закрыл ее, ибо не знал еще тогда, что увижу через секунду. Вошел в кабинет Мэнкупа, в его любимую баховскую комнату и тут... – Баллин развел руками, но бессильно опустил их.

Дверь открылась. Баллин сидел между Муном и Дейли, под перекрестным огнем. Не отрывая от него взгляда, Мун бросил через плечо:

– Это вы, Енсен? Нашли?

– Нет, это я, – ответил робкий, как бы запуганный голос. – Магда Штрелиц... простите, Цвиккау... Еще не привыкла к новой фамилии.

– Ничего, привыкнете! – гневно пробурчал Мун. – Так в чем дело?

– Я вспомнила, где забыла перчатки. – Магда бросила при этом сочувственный взгляд на Баллина. – В ресторане "Розарий". Позвоните! Может быть, официантка подобрала.

– Для нас это уже не имеет значения.

– Но для меня! – тихо промолвила Магда. – У вас есть возможность убедиться, что я говорю правду.

– Позвоним! – лаконично пообещал Мун. – А теперь попрошу вас уйти. Вы прервали господина Баллина на самом интересном месте!

Дверь опять открылась Енсен, просунув голову, знаком попросил Муна выйти.

– Ну что? – Мун вышел в коридор.

– Мы нашли чемодан. В комнате Ловизы Кнооп, в стенном шкафу. Она объяснила, что Мэнкуп попросил ее пожить у него.

– Меня интересует не объяснение, а содержание. Уже проверили?

– Не решился без вас. Она категорически протестует. Личные вещи, дамское белье и все такое.

– Нечего церемониться! Боденштерн не так уж не прав. Вы действительно слишком деликатны для полицейской работы.

– В университете я мечтал вовсе не о такой. – Енсен улыбнулся. – Я следопыт, но не алчущая крови ищейка...

– Ладно! Поищите у Баллина, а чемодан предоставьте Рихтеру. Тем более что порыться в дамском белье будет для него сплошным удовольствием.

Мун вернулся в кабинет. Дейли расхаживал по комнате, Баллин сидел, словно примерзший к креслу, с пустым стаканом в руке.

– Поставьте стакан! – приказал Мун.

Баллин, словно очнувшись, неуверенным движением поставил его на письменный стол.

– Продолжайте, Дейли! – кивнул Мун.

Дейли не спеша подошел к Баллину, придвинул стул, сел напротив:

– Были ли у вас в последнее время разногласия с Мэнкупом?

– Нет. Если вы имеете в виду политику, то мои взгляды мало отличались от его.

– А его предсказание, что вы в скором времени выпустите улучшенный вариант своей книги "Заговор генералов", где...

– Где противники гитлеровского режима будут заклеймены как изменники? Но ведь это была шутка! – Баллин рассмеялся. – Шутка желчного человека, к тому же предчувствовавшего близость смерти и вымещавшего это на других.

– Если это была только шутка, почему вы реагировали на нее с непривычной для вас резкостью?

– Обидная вещь всегда остается обидной, даже если это шутка.

– А не могло ли у Мэнкупа создаться убеждение, что вы отказались от своих прежних взглядов?

– Нет. – Баллин пожал плечами. – Меньше подозрительности, больше логики! Вы ведь знаете, что завещание составлено совсем недавно. Разве иначе он оставил бы мне такую сумму?

– В которой вы, господин Баллин, по-видимому, очень нуждались?

– Ну что вы! Правда, виллы, яхты и обвешанных бриллиантами любовниц могут себе позволить только авторы эротических бестселлеров, но на кусок хлеба с маслом мне хватает. На днях я должен получить довольно крупный аванс за переиздание того же "Заговора генералов". Не переработанного, несмотря на ваши опасения, – добавил он с иронией.

– Ах, так? – Мун вынул из кармана одну из трех найденных Рихтером при обыске бумаг. – Дейли, прочтите, пожалуйста, господину Баллину. Содержание, несомненно, должно его заинтересовать.

– "Информационное агентство "Сириус". Быстро, дешево, выгодно! Самые достоверные сведения о любой фирме и жителе Федеративной Республики Германии. Всесторонняя информация – лучшее средство защиты от сомнительных сделок и знакомств!" – начал читать Дейли.

Баллин сделал порывистое движение. Одновременно вскочил и выбросил руку, словно намереваясь вырвать бумажку у Дейли. Опомнившись, опустил ее и с усмешкой сказал:

– Читайте, читайте! Подлец!

– Кто? Магнус Мэнкуп?

– Да. Человек, который в состоянии наводить справки о своих лучших друзьях, – подлец!

– Судя по содержанию, он поступил весьма предусмотрительно. – Дейли, отойдя на всякий случай на безопасное расстояние, продолжал читать: – "На ваш запрос сообщаем следующее. Писатель Дитер Баллин в последнее время находится в критическом финансовом положении. Его попытка переиздать книгу "Заговор генералов" кончилась безрезультатно. Издательство сослалось на сильно изменившуюся за последнее время политическую атмосферу и значительно снизившийся читательский спрос, ввиду чего не удалось даже распродать полностью предыдущее издание. Дитер Баллин предпринимал отчаянные и столь же безрезультатные попытки занять деньги у ростовщиков. Нам стало известно, что он собирался продать свою купленную в рассрочку машину "форд-таунус", за которую внес только двадцать пять процентов. Из разговоров с его квартирной хозяйкой и обслуживающим район почтальоном, при котором Дитер Баллин вскрывал письмо, известно, что он нуждается в крупной сумме, чтобы избавиться от вымогателя. Последние сведения нуждаются в дополнительной проверке, которая будет незамедлительно проведена по получении соответствующего вашего указания..."

– Сидите, сидите! – Мун жестом успокоил привскочившего с кресла Баллина. – Вы ведь говорили правду. На кусок хлеба хватает, а чтобы заткнуть глотку шантажисту – нет. Какие же неприятные секреты раскроют, если вы не заплатите?

– Да так, – Баллин внезапно присмирел, – обычная история. Интимная связь с женщиной, муж, скандал... Не будь я другом Магнуса Мэнкупа, не было бы так страшно.

– Вы намекаете на связь с его женой?

– Ничего подобного! Но он считал, что все мы должны быть такими же безупречными рыцарями. Мол, пятнышко на сорочке – пятно на политическом знамени.

– Вы пробовали занять у него деньги?

– Нет.

– Почему?

– Именно поэтому.

– Скажите, пожалуйста, он никогда не выражал подозрений в связи со смертью депутата Грундега?

– По отношению ко мне? Какая чепуха! Вы ведь сами слышали, как он отшил Ваккера, сославшись именно на мое свидетельство... Конечно, есть в нелепой кончине Грундега и моя доля вины. Но не мог же я насильно заставить его ехать не в резиденцию партийной фракции, а к врачу?.. Вы просто смешны! Приезжаете из Америки и суете свой нос в чисто немецкие дела, о которых и понятия не имеете. Я еще понимаю – подозревать меня в убийстве Мэнкупа по материальным соображениям. Это абсурд, но по крайней мере не лишенный абстрактной логики. Но считать меня политическим противником Магнуса?! С таким же успехом можно назвать увиденную нами пьесу музыкальной комедией!

Дверь распахнулась.

– Нашли! – радостно закричал Енсен с порога.

– В чемодане?

Енсен только отрицательно покачал головой. Восклицание "нашли!" стоило ему стольких эмоций, что на большее не хватило сил.

– У него? – Дейли показал на Баллина.

– Интересно, что вы такое могли у меня искать? – усмехнулся Баллин. Письмо шантажиста? Я его давно сжег!

– Перчатки госпожи Бухенвальд! Сюжетное алиби упомянутой так кстати вами пьесы, которое должно было сослужить ту же службу убийце Мэнкупа!

– Что такое? – спросил Мун, тщетно стараясь уловить смысл отрывистых немецких фраз.

Успевший отдышаться Енсен объяснил по-английски.

– Перчатки препарированы особым составом, я это сразу же понял по запаху, – добавил он. – Так что никаких отпечатков внутри не может быть.

– Но нашли-то вы их у Баллина? – не сомневался Дейли.

– Нет.

– Где же?

– В комнате Лерха Цвиккау!

ИНТЕГРАЛЬНАЯ МАТЕМАТИКА

Идеология, подобно

национал-социализму, готовая шагать для

достижения своих целей по трупам,

фашизм, независимо от того, как ее

именуют сами идеологи.

Магнус Мэнкуп

Мун впервые увидел комнату скульптора при ярком освещении. Доминировавший в ней цвет красного дерева, придававший помещению при слабом освещении осенний оттенок, пылал теперь нестерпимым пожаром в зеркальных пластиковых плоскостях. Голова сидевшего в углу скульптора почти сливалась с фоном. Наискосок от него устроился Рихтер. Поигрывая лежавшим на коленях пистолетом, он со скучающим видом разглядывал расставленные по полкам произведения скульптора. На одно из них уставился и Лерх Цвиккау. По полузакрытым векам и погасшей трубке нетрудно было догадаться, что ему неважно куда глядеть, лишь бы не видеть опасную игрушку Рихтера.

– Вот! За этой картиной, – почему-то прошептал Енсен.

– Тот самый художник? – спросил Мун, разглядывая неразборчивую подпись.

– Он! – благоговейно кивнул Енсен.

Полотно, которое Мун приметил, несмотря на полутьму, уже при первом посещении, было совсем не похоже на то, которое висело в баховском кабинете. Куда меньше по размерам; светлые, спокойные, как бы неподвижные краски. Но сила мысли, переданная через цвет и изображение, сразу выдавала автора. Это была парафраза знаменитого бёклиновского полотна "Остров мертвых", на котором лодочник Харон перевозит души умерших.

На первый взгляд – идиллия. Лазурная, почти прозрачная, заснувшая вода. Островок, целиком занятый круглым зданием. Величавый белый мрамор, три яруса оконных пробоин, отливающих спокойной зеленью. Лодочник в белых одеждах эпирского крестьянина, его прямая неподвижная фигура, застывшее длинное весло в жилистой руке. Он почти не гребет, он может вообще не грести, время потеряло всякое значение. Это понимают и его пассажиры. Еще совсем молодые люди, они сидят, обнявшись, спинами к зрителю. Столь же неподвижные, как гребец, словно растворившиеся в мягкой неге прозрачного эгейского утра. Им некуда спешить, – когда-нибудь, через день, через месяц, через год, лодку все равно прибьет к этому блаженному острову.

Но стоило Муну отойти к дверям, как идиллия взорвалась изнутри. Из всех углов картины поплыл ужас, пока не заполнил ее целиком. Поначалу он исходил только от прекрасного мраморного здания. Живой смарагдовый свет окон постепенно превращался в голову медузы, в свившиеся клубком зеленые волосы плюща. Здание было мертвым. Прекрасный мраморный скелет, кость, в которой паразитирует кладбищенский плющ.

Еще один пристальный взгляд – и у самого горизонта сквозь лазоревую водную толщу проступил тонущий пассажирский пароход. С огромной пробоиной, из которой высовывался хвост торпеды. Захлебывающихся, умирающих от удушья людей лишь тонкая водная пленка отделяла от прозрачного синего неба.

И наконец, когда Муну уже показалось, что все в картине отгадано, он заметил подводную лодку. Она была на самом переднем плане, скрытая лазоревыми бликами. Но потрясенный зритель видел все – видел, что она только что погрузилась, видел струйки, стекающие с постепенно опускающейся рубки, видел нацеленный на мраморный скелет глазок перископа, видел на узком корпусе черный военный крест Великой Германии.

Идиллия была сплошным обманом. И гребец, и застывшие в объятии пассажиры были такими же мертвыми, как остров, куда их прибивало мертвым течением Леты. Души. Тела оставались на затонувшем пароходе.