Текст книги "Призраки отеля «Голливуд»"

Автор книги: Анатоль Имерманис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

КУКОЛКА

– Надеюсь, вы получили приятные известия? – вынырнувший из-за пальмы Билль Ритчи делан вид, будто случайно встретился с Муном. – Панотарос – такое маленькое местечко, всюду натыкаешься на знакомых. Чем могу быть полезен?

– Где тут почта? – хмуро спросил Мун.

– Рядом… Нет, нет, сами не найдете! С удовольствием провожу вас.

– Вы были знакомы со Шриверами? – Мун пристально посмотрел на актера.

– Конечно! Я ведь здесь, можно сказать, первооткрыватель. Все эти туристы приехали уже позже. Некоторые из-за Куколки Роджерс, другие просто потому, что Панотарос сразу стал модным курортом. Когда я приехал, отеля еще не было. Шриверы жили в замке маркиза. Сначала появились пансионы, потом из Марселя примчался этот ловкач Девилье и буквально за пару недель построил отель. А кому они обязаны своим благополучием? Мне! Я ведь первый узнал, где скрывается Куколка. Журналист, которому я продал информацию, наобещал мне золотые горы. А вместо этого прислал номер «Золотой сцены» со своим репортажем. – Блеклые голубые глаза заслезились. – Ну конечно, угощал он по-королевски. И вообще я не остался внакладе. Если получу роль в новом фильме Куколки…

– А как вы, собственно говоря, попали в Испанию? – прервал его Мун.

– Благодаря Стенли Хьюзу. Он ставил здесь картину по мотивам Шекспира. Вспомнил обо мне, не то что другие. Когда он прислал в Лос-Анджелес деньги на дорогу, я чуть не умер от радости. – Старый актер, заново переживая ту минуту, схватился за сердце. – Представляете себе, почти двадцать лет без работы, и вдруг мне предлагают роль Фальстафа! Так и застрял.

– Ну и как вам нравится Испания?

– Очень! Доллар тут равен шестидесяти песетам, так что для иностранцев жизнь в три раза дешевле, чем дома. Живу я в палатке – доктор Энкарно говорит, что для меня самое главное свежий воздух, у меня ведь больное сердце. А когда становится холодно, ночую в замке маркиза Кастельмаре. Между нами говоря, там нет никаких удобств. Но вот Шриверы миллионеры, и то не хотели уходить оттуда, пока Гвендолин не устроила скандала. В поместье есть одна большая пещера, так миссис Шривер и мальчик целыми днями пропадали в ней, охотились за несуществующим кладом…

– Как вы сказали, картина Хьюза? – только теперь вспомнил Мун. – Я, кажется, видел ее.

– Да, да, но вы… – торопливо заговорил Ритчи и осекся на полуслове. Тоскливое лицо внезапно преобразилось.

Причиной этого преображения была яркая блондинка, только что вышедшая из гостиницы «Голливуд». Мун сразу понял, что это Эвелин Роджерс. Первое, что бросилось в глаза, – шоколадного цвета кожа, красивые длинные ноги. Только потом Мун разглядел несколько пестрых лоскутков: коротенькую красную юбочку, пронзительно синий платок, заменявший бюстгальтер, и золотые сандалии, из которых выглядывали золотые ногти. Мексиканец – это, несомненно, был он – подал ей накидку, второй спутник – солнечный зонт. Эффектным движением Роджерс набросила на себя прозрачную, переливающуюся золотом ткань и раскрыла зонтик. Над ее густыми светлыми волосами мгновенно вспыхнула огромная радуга, повторившая цвета пляжного костюма.

Куколка двинулась вперед, щедро отвечая улыбками на взгляды туристов и бесцеремонные возгласы американских солдат. Для туристов она была особой достопримечательностью. Для солдат – воплощением чисто американского секса. Эскортируемая своими спутниками, Эвелин направилась к месту, где остановились Мун и Ритчи.

– Видите, она заметила меня! – Ритчи разразился счастливым, почти детским смехом. – Алло, Куколка, как поживаешь? – крикнул он издали.

Даже не повернувшись в его сторону, она небрежно кивнула. Ее откровенная вульгарность немного смягчалась еле уловимой отчужденностью в широко раскрытых голубых глазах.

В мексиканце самым выразительным были черные усики и мощные мускулы, для демонстрации которых весьма подходил спортивный полотняный пиджак без рукавов. Второй спутник… Мун не сразу понял, что это был падре Антонио, походивший в светлом фланелевом костюме скорее на спортсмена, чем на священника. Голова была не прикрыта. Почти лишенная растительности, она тем не менее не вызывала представления о лысине. Такими выглядят на античных скульптурах бронзовые головы борцов. Узнав Муна, падре Антонио приветственно поднял руку.

– Мой друг жаждет познакомиться с тобой! – Ритчи загородил киноактрисе дорогу.

– Автографы даю в холле гостиницы в пять часов! – Эвелин одарила Муна таким же небрежным кивком.

– Он журналист… Хочет написать о тебе. – Ритчи врал с отчаянной убежденностью.

– А, журналист! – заворковала Эвелин. – Это другое дело! – На ее лице засветилась улыбка. Иллюзорная высота, на которую ее вознесла прихоть кинопродюсеров и публики, всецело зависела от благосклонности журналистов.

– Это недоразумение, – вмешался падре Антонио, с интересом наблюдавший за этой сценкой. – Сеньор Мун – известный детектив.

– Терпеть не могу детективов! – Эвелин скорчила гримасу. – Может быть, вас прислал мой ревнивый муж Сидней Мострел? С поручением следить за моей нравственностью. – Эвелин разразилась смехом, показавшимся Муну не слишком искренним.

– Я прибыл сюда по просьбе мистера Шривера.

– Ну конечно, полиция устроила этой маленькой Шривер грандиозную бесплатную рекламу! Я уверена, что она все это нарочно инсценировала.

– Не думаю, – покачал головой Мун.

– Можете положиться на меня. Я ее раскусила с первого взгляда. Однажды она со свойственной ей наглостью заявила, что могла бы стать лучшей киноактрисой, чем я… Очевидно, она в ту ночь полезла к Рамиро, чтобы доказать это. – Эвелин стрельнула в мексиканца полунасмешливым взглядом. – Спутала съемочную площадку со спальней! – И киноактриса резко засмеялась.

– Никакой женщины! Клянусь тебе, дорогая! – Мексиканец клятвенно прижал руку к сердцу.

– Вы можете верить Рамиро! – сказал падре Антонио внушительным голосом. – Он любит только вас!

– Откуда вы это знаете? – бросила Эвелин.

– Не забудьте, я его исповедник.

Киноактриса и ее спутники попрощались с Муном. С Ритчи никто не прощался. С минуту он стоял с таким видом, словно его оглушили, потом, приосанившись, бросил вдогонку воздушный поцелуй.

НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

Почта представляла собой розовый домик, размером чуть меньше полицейского комиссариата. По бамбуковым жалюзи на некоторых окнах и доносившемуся за ними детскому смеху Мун догадался, что здание служит одновременно и квартирой.

– Не забудьте называть его начальником! – напомнил Билль Ритчи.

– Судя по размерам заведения, подчиненных у этого начальника не слишком много, – улыбнулся Мун.

– Ни одного, сам разносит почту. Но так в Испании и принято. Гордецы! Чем беднее человек, тем большего гордеца из себя строит, – и актер уселся на стоявшей перед почтой скамейке.

– Вы разве не пойдете со мной? – удивился Мун.

– Зачем?

– Хотя бы в качестве переводчика.

– Он говорит по-английски. А мне полезнее подышать свежим воздухом. – Билль Ритчи протер морщинистое лицо большим носовым платком. Платок был не слишком чистым. Но, может быть, это была не грязь, а следы театрального грима, невольно стертого со щек заодно с потом?

Начальник почты оказался таким же речеобильным, как те испанцы, с которыми Муну до сих пор довелось столкнуться. Намереваясь расположить его к себе, Мун предложил сигару. Начальник с благодарностью принял, но, затянувшись, чуть заметно поморщился.

– Не нравится? – с улыбкой спросил Мун.

– Приходилось курить и получше. Я ведь бывший матрос. Когда доктора списали на берег, сначала рыбачил. На паях с доном Камило.

– Отчего на паях?

– У меня нет собственного баркаса. А потом, на мое счастье, нахлынули иностранцы, и меня благодаря знанию английского языка назначили на этот пост.

Он продолжал жаловаться на свою судьбу, а Мун тем временем набросал текст трех срочных телеграмм.

Первая, адресованная Шриверу, была самой краткой: «Подтвердите распоряжение о кремации заверенной телеграммой или лично по телефону Панотарос 8».

Вторая была более длинной. Мун специальным кодом запрашивал у информационного агентства Дональда Кинга подробные сведения по нескольким пунктам: 1. В каких предприятиях Джошуа Шривер владеет контрольным пакетом или значительной долей акций? 2. Кто является владельцем фирмы «Все для туристов», производящей консервированную колбасу «Экстра»? 3. Кто исполняет роль Фальстафа в фильме Стенли Хьюза?

Все эти сведения Мун мог бы раздобыть официальным путем, но предпочел Дональда Кинга. Этот лысый человек с профессорскими очками, чей адрес и телефон нельзя было найти ни в одном справочнике, знал больше, чем полиция. К тому же подкупить его было чрезвычайно трудно. Глава могущественного детективного бюро, занимавшегося в основном промышленным шпионажем, он содержал целую армию высокооплачиваемых осведомителей. Его заработкам позавидовал бы иной процветающий делец.

За сравнительно простую информацию, в которой нуждался Мун, другому пришлось бы платить изрядную сумму. Здесь же отношения основывались на системе взаимных услуг.

Третья телеграмма была адресована: «Сыскное агентство Мун и Дейли, мистеру Дейли» – и содержала следующий текст: «Срочно телеграфируйте, что узнали о связях Рода Гаэтано с Испанией за последние годы. Очень нуждаюсь в вашей помощи. Постарайтесь ускорить получение заграничного паспорта. Мой адрес Панотарос отель Голливуд комната 13 Мун».

Заполняя бланк, Мун невольно усмехнулся. Дело в том, что, не будучи пророком, он все же заранее знал ответ.

– Вы ведь приехали сюда из-за Шриверов? – Начальник почты, прочтя подпись Муна, задумался. – Мне только что пришла на ум одна деталь. Возможно, это пустяк, но не исключено, что вам, как детективу, что-то даст.

– Это относится к смерти Шриверов?

– Да нет! – отмахнулся начальник почты. – Тут дело ясное – недоброкачественная колбаса. Я вспомнил про одно письмо. Так вот, на днях…

– А точнее…

– Восемнадцатого марта. Шриверы переписывались только с одним парижским родственником. Зовут его мосье Арну.

Мун кивнул. Это совпадало с информацией Шривера, что вся корреспонденция шла окольным путем – через французское детективное агентство.

– Письма посылались раз в месяц, иногда несколько, изредка целая пачка. Это уже само по себе довольно странно, но я видел на своем веку достаточно чудаков. Восемнадцатого марта прибежал дон Бенитес с письмом. Сказал, что миссис Шривер просила отправить его как можно скорее.

– Кому оно было адресовано?

– Тому же мосье Арну. Минут через десять после дона Бенитеса пришла мисс Гвендолин. Она взяла письмо обратно под предлогом, что мать забыла что-то приписать.

– И больше вы письма не видели? – догадался Мун.

– В том-то и дело! Мисс Гвендолин с письмом в руках села в машину. Потом оказалось, что она больше не возвращалась в гостиницу, а сразу же уехала. К тому же дон Бенитес рассказывал, что миссис Шривер, когда заболела, очень волновалась, отправлено ли письмо.

– Ну что ж, спасибо за информацию. Не знаю, пригодится она или нет, но, во всяком случае, ваша наблюдательность делает вам честь.

Билль Ритчи по-прежнему сидел на скамейке.

– Что-то долго вы пробыли на почте, – сказал он, позевывая. – Куда теперь?

– К доктору Энкарно. Вы меня проводите?

– С удовольствием! – Актер проворно вскочил со скамейки, но внезапно, словно передумав, пробормотал: – Вот память! Совершенно забыл справиться, нет ли для меня писем… Видите вон тот домик? Да, да, это резиденция доктора Энкарно. Я только заскочу на почту и мигом вас догоню.

Мун проводил взглядом исчезнувшего в дверях актера и, покачивая головой, двинулся в путь. Всю дорогу он представлял себе, как Билль Ритчи пытается выведать содержание посланных им депеш. Игра продолжалась. Игра, где козырным тузом была телеграмма младшему компаньону агентства «Мун и Дейли».

ГДЕ ДОКТОР ЭНКАРНО?

Доктор Энкарно жил в маленьком домике у самого склона горы. Чтобы пройти к нему, пришлось долго объяснять лейтенанту саперного взвода, в чем дело. Мун перешагнул через прикрепленную к кольям веревку и подошел к дому. Дверь была заперта. На стук никто не отозвался. Мун пододвинул валявшийся поблизости пустой ящик с надписью «Собственность американской армии» и заглянул в окно. В комнате доктора царил строгий порядок. Но Мун заметил тонкий налет пыли на предметах, остановившиеся стенные часы и календарь со вчерашней датой. Календарь и часы могли быть случайностью, но пыль не вязалась со строгим порядком. Она явно не соответствовала характеру хозяина.

Мун направился к соседнему дому. Это был почти кукольный домик, состоявший из небольшой лавочки и чулана. Владелицей оказалась донья Села – та самая, на которую упал разрезанный пополам летчик. Услышав дверной колокольчик, она вышла из чулана. У нее был такой же испуганный вид, как в полицейском комиссариате.

– Что сеньор желает купить? – Она спросила это по-испански, но перевод вполне заменил красноречивый жест в сторону полок, на которых вперемежку с сигаретами были разложены имитирующие шпагу тореадора ножи для разрезания бумаги, статуэтки знаменитых матадоров, позолоченные медальоны с изображением святых и прочие дешевые сувениры.

Мун пробормотал что-то по-английски и беспомощно оглянулся. Он забыл, что для разговоров с местными жителями нужен переводчик. Но донья Села вывела его из затруднений, вынув из-под прилавка новенький испано-английский разговорник, приобретенный по случаю нашествия туристов. Разговорник не мог заменить переводчика, но Муну все же удалось понять, что донья Села видела, как доктор вчера выходил из дома с чемоданом в руке.

Мун поблагодарил донью Селу и купил пачку сигар. Стоила она семьдесят пять песет. Мун удивился, но, вспомнив, что ему-то сигары обошлись только в один доллар с центами, дал сто песет. Выражение испуга в глазах владелицы лавочки на миг сменилось радостью. Но когда Мун выходил, донья Села уже снова смотрела на него так, словно ожидала увидеть вместо живого человека раздвоенный труп.

Выходя из лавочки сувениров, Мун оглянулся. Билль Ритчи как в воду канул. Причины, заставившие актера задержаться, были довольно ясны. Муна это вполне устраивало. Он не собирался утаивать содержание некоторых своих запросов от кого бы то ни было, скорее наоборот. Существуют разные методы проводить расследование. На этот раз Мун сознательно вел его (точнее говоря, существенную часть) в открытую.

Следующим пунктом намеченной программы было посещение американской медчасти. Найти военный лагерь удалось без труда. Следуя по пятам шагающих строем солдат, направляющихся после смены на отдых, Мун добрался до берега.

Невдалеке стояло на якоре несколько военных судов. Из причаливших катеров высаживались группы военных моряков. Очевидно, это и было пополнение, о котором говорил генерал Дэблдей.

Такое же оживление царило у входа в военный лагерь. Один за другим в ворота въезжали накрытые брезентом «студебеккеры».

Часовой задержал Муна.

– Талон есть? На душ.

– Мне надо в медчасть.

– Ничего не знаю. Мне приказано пускать только с талонами.

– Вызовите дежурного офицера.

К счастью, за проволочной оградой показался майор Мэлбрич.

– Впустить! – приказал он. – Хотите посмотреть, как живем? Или, может быть, нашли шифр и пришли за вознаграждением? – усмехнулся майор.

– Я хотел бы побеседовать с начальником медчасти.

– Ну что же, пройдемте! – предложил майор. Внезапно он обернулся.

Из остановившейся рядом машины выскочили солдаты. У всех были такие же целлулоидные личные значки, какой носил майор.

– Подъезжайте к складу и ждите! – приказал майор. – Без меня не выгружать!

– Собираетесь нырять за шифром на дно морское? – спросил Мун, заметивший в кузове что-то вроде водолазных костюмов.

– Я лично считаю, что это бесполезно. Но генерал хочет на всякий случай прочесать участок от пляжа до того места, где упал командир самолета.

Они прошли мимо выстроенных тут же под открытым небом походных душей. В двадцати одинаковых полуоткрытых кабинах мылись двадцать человек. Большинство были солдатами, среди них двое негров.

На зарубежных базах американской армии негры попадались куда чаще, чем дома. Удачный пропагандистский прием, подкрепленный легендой, что прохождение военной службы доставляет им одно удовольствие. Мун в этом сомневался. Едва ли расовые беспорядки на родине способствовали воспитанию патриотизма у чернокожих представителей американской демократии.

Внимание Муна привлекли двое посетителей душевых кабин. Солдаты были все упитанные – кормят в армии неплохо. Эти же двое, несомненно, штатские. Одного Мун узнал без труда, по одутловатому лицу и глазам навыкате. Это был дон Брито, пожилой крестьянин, на дом которого обрушился реактивный мотор. Лицо второго казалось знакомым, но вспомнить, кто он, никак не удавалось. Среди свидетелей его наверняка не было, и вообще едва ли Мун видел этого человека в Панотаросе. Худощавый, очень высокий, весь облепленный клочьями мыльной пены, он стоял вполоборота к Муну. В отличие от остальных кабин полиэтиленовая полупрозрачная занавесь была плотно задернута. Но оставалась узкая щель. Натренированному глазу Муна было достаточно мимолетного взгляда, чтобы отметить и показавшиеся знакомыми морщинистые щеки, и ожесточенную тщательность, с которой знакомый незнакомец водил намыленной щеточкой по коротко остриженным ногтям.

– Идемте! У меня и так мало времени, – нетерпеливо пробубнил майор Мэлбрич.

Только теперь до Муна дошло, что, пытаясь вспомнить, где видел этого человека, он невольно остановился. Пробормотав что-то насчет проклятого ревматизма, Мун, слегка прихрамывая, двинулся вперед. Какой-то инстинкт подсказывал ему, что до тех пор, пока смутное воспоминание не примет конкретные очертания, лучше хранить этот факт про себя.

Медчасть размещалась отчасти в палатках, отчасти в автобусах. Один из них стоял несколько в стороне. Без единого окна, кроме кабины водителя, весь молочно-белый, без красного креста или иных обозначений, он производил неизъяснимо зловещее впечатление.

– Подполковник Брилтен! – громко позвал майор Мэлбрич и тут же откланялся.

Из какого-то автобуса вышел сравнительно молодой человек в белом халате. Прежде чем дверь захлопнулась, Мун успел разглядеть внутри целую походную лабораторию.

– Вы ко мне? – спросил подполковник.

– Мне нужен начальник медчасти.

– Это я. А вы кто будете?

Мун представился.

– Мистер Мун? Слышал о вас, даже читал. Не могу себе представить, что вас привело ко мне.

– Хотел узнать подробности о кончине Шриверов, – сказал Мун.

– Вы обратились не по адресу.

– То есть как это не по адресу? Начальник полиции утверждает, что Шриверы умерли после того, как их доставили в американскую медчасть.

– Правильно. Но не в нашу. Мы прибыли в Панотарос прошлой ночью, сменили медчасть шестьдесят седьмой моторизованной бригады. А насчет Шриверов слыхал. Говорят, они отравились колбасными консервами.

– А может быть… – Мун в задумчивости запнулся. Только сейчас он понял, почему в автобусе размещена именно лаборатория. Это означало, что версия с химически отравленными осколками не маскировка. Мозг был настолько занят разгадкой смерти Шриверов и исчезновения Гвендолин, что фон этих событий – воздушная катастрофа – временами начисто забывался. А хорошему детективу не следует забывать ни о чем.

– Вы что-то собирались сказать, – напомнил начальник медчасти.

– Мне просто пришла в голову одна гипотеза. Допустим, Шриверы действительно нечаянно отравились. Но причиной тому не консервы, а… – Мун, сделав паузу, испытующе посмотрел на подполковника.

– А?… – нетерпеливо повторил тот.

– Осколки! – выпалил Мун.

– Ни в коем случае! – Начальник медчасти рассмеялся.

– Почему?

– Это долгий рассказ. Вы ведь все равно ничего не понимаете в медицине.

– Я догадываюсь, – заметил Мун, размышляя вслух. – Генерал Дэблдей намекал, что осколки не опаснее боя быков.

– Кто это говорил? Генерал Дэблдей? Ну, разумеется, он должен знать. – Подполковник усмехнулся. – Речь не об этом. При любом отравлении могут быть несчастные случаи. Но Шриверы умерли в тот же день. А для медика этим сказано все. К нашим осколкам их смерть не имеет никакого отношения.

В автобусе затрезвонил телефон. Начальник медчасти, кивнув Муну на прощание, повернулся.

– Извините, вы случайно не знаете, куда передислоцировали ваших предшественников? – задержал его Мун.

– Понятия не имею. Когда мы прибыли, их и след простыл. Обратитесь к майору Мэлбричу, он заведует кадрами.

Майора Мун нашел у склада – полутемного барака, где солдаты возились с каким-то снаряжением. Мэлбрич стоял в полуоткрытых дверях спиной к Муну и отдавал распоряжения.

– Майор! – Мун кашлянул, чтобы привлечь внимание.

Майор Мэлбрич, захлопнув дверь, резко обернулся.

– Пожалуйста! – Всем своим тоном он давал понять, что торопится.

– Меня интересует медчасть шестьдесят седьмой моторизованной бригады.

– В каком смысле?

– Вы не скажете, куда их перебросили?

– Ах вот что! – Майор снял фуражку и, поправив и так безукоризненно прямой пробор, снова надел. – Туда же, откуда прибыли. В Картахену.

– Придется мне, по-видимому, съездить туда, – заметил Мун.

– Их там уже тоже нет. Они сейчас в пути – не то в Сеул, не то на Окинаву. Точно не помню.

– А куда именно? Постарайтесь вспомнить. – Мун пристально посмотрел на своего собеседника. Человек с таким прямым пробором обычно может похвастаться не только аккуратностью и исполнительностью, но и хорошей памятью. Однако, если учесть воздушную катастрофу и особенно пропажу секретных устройств… В таких случаях немудрено потерять голову.

– В данном случае совершенно неважно, – майор Мэлбрич прищурился. – И я, и они сами отлично знали, куда их направляют. Во Вьетнаме санитарный персонал нужен до зарезу.

– Был официальный приказ? – осведомился Мун.

– Им об этом скажут, когда транспортный самолет возьмет курс на вьетнамский аэродром. В принципе это правильно. Зачем преждевременно подрывать моральный дух? Но наши мудрецы не учитывают, что у людей имеются уши. Сержант Смит, у которого в штабе есть знакомый сержант Джонс, часто осведомлен лучше любого генерала.

На обратной дороге Муну пришлось снова пройти мимо душевых кабинок. Мылась уже другая смена. Та кабина, в которой он видел высокого худощавого человека со странно знакомым лицом, была пуста.