Текст книги "Призраки отеля «Голливуд»"

Автор книги: Анатоль Имерманис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

БАРКАС ДОНА КАМИЛО

Метеотабло показывало двадцать градусов. На желтом песке кое-где пестрели купальные костюмы, огромные надувные шары. Даже притяжение такого магнита, как Куколка, не смогло пока превратить панотаросский пляж в обычное для приморских курортов столпотворение загорающих, потеющих, изнывающих от жары и скученности тел.

Мун без труда нашел ветхий баркас дона Камило. Он был пришвартован порядочно от берега, якорем служила изъеденная ржавчиной железная бочка, возле которой колыхался опавший купол огромной мертвой медузы. Каждая очередная волна легонько подбрасывала баркас, привязанный к бочке трос натягивался и снова расслаблялся. Мун не заметил на нем никаких признаков жизни, но вывешенные для просушки длинные морские сапоги говорили о том, что хозяин дома. Мун разделся, набросал поверх одежды песок и вошел в воду. Берег в этом месте почти сразу же круто обрывался. Мун плыл почти бесшумно, тем плавным брассом, который применял еще в школьные годы, чтобы пугать купающихся в уединенном месте девочек. Ему уже удалось ухватиться за борт, когда в дверях низенькой каюты появилось угрюмое лицо.

Рыбак сначала захлопнул дверь и только после этого спихнул Муна в воду, сопровождая эти действия потоком испанских слов.

– Я не ожидал, что вы так гостеприимны. – Вынырнув на поверхность, Мун несколько секунд отплевывался.

– Ничего не слышу! Я глухой! – крикнул Камило на скверном английском языке. – Убирайтесь!

– Пожалуйста! Если вам это больше по вкусу, поговорим в полицейском комиссариате.

– Ладно. – Камило, видимо, слышал только тогда, когда считал это необходимым. – Плывите к берегу и ждите меня там.

– По-моему, можно поговорить и в вашей каюте.

– Нет! – резко бросил Камило и после паузы добавил: – Там у меня сети… Воняет рыбой.

Мун не стал настаивать. Уплывая, он обратил внимание на банку, которой рыбак зачерпнул воду из бачка. Этикетку украшали те самые аппетитные ломтики колбасы «Экстра», о которых так восторженно рассказывал Педро. Рыбак выпил, зачерпнул еще и еще, потом надел свои резиновые сапоги, перепрыгнул с баркаса на бочку и по только ему одному известному броду зашагал неуклюже к берегу.

– Извините, сеньор, – заговорил он с неожиданной учтивостью. – Когда у меня похмелье, я готов выпить целое Средиземное море… Что вас интересует?

– Вы были проводником у Шриверов?

– Да! Сеньор Краунен выдумал, будто у острова водится гигантский кальмар. Поэтому они и наняли меня. Романтика, чудовище с пятиметровыми щупальцами! Сеньора в этом отношении была еще большим ребенком, чем мальчик. Оно и понятно. Если человеку не надо заботиться о хлебе насущном, он может себе позволить рыскать по пещерам в поисках клада или нырять с аквалангом в разные дыры.

– Ну как, с вашей помощью они нашли то, что искали?

– Нет, как-то нашли следы подземного хода, вот и все. Раньше между берегом и островом Блаженного уединения, очевидно, существовало подземное сообщение. После этого они целую неделю пропадали. Только в самый последний день пришли опять. Просили, чтобы я их отвез на… – не договорив, Камило внезапно замолчал.

– На море? – догадался Мун.

– Нет… В Коста-Асул. Это небольшой портовый городок между Панотаросом и Ротой. Утром я их отвез, а в полдень привез обратно.

– Зачем они туда ездили?

– Не знаю, мне они не говорили.

– Значит, этот Краунен утверждал, будто видел гигантского кальмара?

– Да, да! – закивал рыбак. – Он часто ездил на остров Блаженного уединения, даже оставался там ночевать. Притворялся, будто изучает каких-то крабов.

– Притворялся?

– Я однажды в его отсутствие заглянул в ведро. Крабы, которых он выловил, уже сдохли лет сто назад. Так вот, туристы испугались кальмара, никто больше не стал туда ездить. А сеньора и мальчик наоборот прямо влюбились в остров.

– Гвендолин тоже ездила с ними?

– Боже упаси! Страшно боялась воды. Как-то ребенком тонула… С тех пор даже на пароход не соглашалась сесть.

– Но я видел снимок, где она каталась на каком-то глиссере.

– Это глиссер сеньора Девилье, того самого, кому принадлежит гостиница. Если хотите знать, снимок сделан в двух шагах от берега. И то сеньорита потребовала, чтобы я для страховки стоял рядом.

– Моряки обычно не очень-то хорошо плавают.

– Откуда вы знаете, что я бывший моряк?

– По татуировке. А кем вы плавали?

– Не ваше дело, – огрызнулся Камило.

– А все-таки?

– Коком! Корабельным поваром! – сердито бросил Камило и без приглашения принялся рассказывать: – Сеньор Девилье был в нее по уши влюблен, а она его терпеть не могла. Перед отъездом он поклялся, что все равно добьется своего, даже если для этого придется ее похитить.

– Похитить? Очень интересно! – пробормотал Мун. – А он способен на это?

– Почему же нет? – Рыбак пожал плечами. – Богатый человек… Что только богачи не придумают, чтобы поразвлечься!

– Скажите, что вы думаете о смерти Шриверов?

– А что вы имеете в виду? – Рыбак исподлобья взглянул на Муна.

– Ничего особенного… как они себя чувствовали, когда вы отвезли их в Коста-Асул?

– Куда? Ах да, в Коста-Асул! Туда – ничего, а на обратной дороге жаловались на тошноту.

– Они брали с собой колбасные консервы?

– Это был их обычный паек. Знаю, к чему вы клоните. Доктор Энкарно почему-то решил, что они отравились.

– Разве это не так?

– Когда я заехал за ними, у них оставалось еще несколько банок, одну они отдали мне. Если доктор Энкарно прав, то почему я до сих пор не лежу на кладбище? У меня была точно такая же возможность отравиться.

– Педро говорит, будто вы видели, как к Краунену приезжали на катере какие-то американцы.

– Да, примерно недели две назад. Я возвращался домой с улова, вижу, к острову Блаженного уединения причалил большой военный катер. Американские моряки. Тогда их к нам еще не понагрянуло как саранчи, ни одного в Панотаросе отроду не видывали. Поэтому я сразу и заприметил их. А когда ошвартовал свой баркас у берега, рядом причалила шлюпка с катера. Матросы остались на веслах, а трое сошли на пляж. Краунен, еще один американец в штатском да какая-то девушка.

– Она была в военной форме?

– В штатском. Как на бал нарядилась, такое красивое белое платье.

– Брюнетка?

– Точно не скажу. Было уже темно.

– Помните, вчера в полицейском комиссариате присутствовала переводчица генерала Дэблдея? Не она ли приезжала на катере?

– Нет. У этой волосы цвета лунной воды, а у той были… – Рыбак пытался вспомнить. – Да, пожалуй, темные…

– Темные! Значит, она, – пробормотал Мун. – Попробуйте представить себе переводчицу не с серебряными, а с длинными черными волосами.

– Точно она! Как это я сам не догадался!

Уже распрощавшись, Мун, сам не зная почему, спросил:

– А что вы думаете по поводу слухов о русской подводной лодке?

– Детские сказки! – Камило со злостью сплюнул.

– Не совсем. Американцы перехватили шифрованную передачу.

Рыбак метнул в Муна взгляд, от которого у того прошли по спине мурашки. Потом круто повернулся и, не разбирая брода, по грудь в воде, пошел к своему баркасу. Мун оделся и, ежеминутно оглядываясь, побрел прочь. На постепенно удаляющемся баркасе стоял рыбак и все черпал и черпал консервной банкой из бачка. Судя по жажде, похмелье у него было колоссальное. Но Мун мог поклясться, что тот трезв, как мертвая медуза.

ТЕЛЕГРАММА ШРИВЕРА

Погруженный в раздумье, Мун с низко опущенной головой шагал по пляжу, пока не наткнулся на колючую проволоку. Возможно, он даже не осознал бы, что проходит мимо военного лагеря, если бы не автобус без окон и опознавательных знаков, привлекший его внимание еще во время визита в медчасть. Закрытый наглухо, молочно-белый автобус вызвал цепь ассоциаций: от белого цвета к белым медицинским халатам, от халатов к врачам, от врачей почему-то к ученым, от них – к показавшемуся знакомым высокому худощавому человеку, который мылся тогда под душем.

Мун закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти его внешность. Черты лица расплывались, зато запомнилась присущая медикам тщательность, с которой тот мыл ногти. И в то же время он проделывал эту процедуру не со свойственной хирургам сосредоточенностью, а скорее с тем отсутствующим видом, который романисты обычно приписывают ученым. Ученый? Единственное место, где Муну пришлось сталкиваться сучеными, была квартира его друга и соседа профессора Холмена. Чувствуя, что от истины отделяет тонкая стенка, Мун решительно повернул к воротам лагеря, но тут натолкнулся на столь же решительное сопротивление со стороны часового и вызванного им дежурного офицера. Предъявление удостоверения не оказало никакого воздействия: в лагерь приказано впускать только штатских, могущих предъявить талон на душ. Мун попросил вызвать майора Мэлбрича или начальника медчасти, но оба, если верить офицеру, с самого утра отправились в Черную пещеру. Приходилось волей-неволей отложить этот вопрос на позднее время.

Мун направился в полицейский комиссариат. Он уже заходил туда перед беседой с доном Камило. Тогда ему сказали, что полковник Бароха-и-Пинос находится в Малаге, но должен скоро вернуться.

На этот раз Муну повезло больше: начальник полиции вызван к генералу Дэблдею, но попросил сеньора Муна подождать, если тот явится. Это пространное объяснение между посетителем и дежурным полицейским происходило при помощи знаков и разговорника, на титульном листе которого стояло: «Для военнослужащих американской армии».

Мун присел на скамейку и от нечего делать принялся разглядывать обсиженный мухами портрет Франко.

Он не слышал, как вошел начальник полиции, – увидел это по мгновенно изменившемуся поведению полицейского.

– У меня для вас кое-что есть, – начал начальник полиции, пригласив Муна в кабинет.

– У меня тоже, – прервал его Мун и рассказал про письмо, умолчав роль Куколки в этой истории.

– Краунен? Тот, что проживал у маркиза Кастельмаре? – нахмурился начальник полиции.

– Вы его знаете?

– Не лично, но катастрофа… вернее, потеря американцами секретных устройств, естественно, потребовала от меня пристального внимания ко всем иностранцам.

– Что же вы установили?

– Его американский паспорт и въездная виза в полном порядке. Поскольку мистер Краунен после воздушной катастрофы не появлялся в Панотаросе, я потерял к нему служебный интерес – в отличие от теперешнего постояльца маркиза…

– Мы сейчас говорим о Краунене, – прервал его Мун. Он вовсе не намеревался делиться с полицией всеми сведениями о Хью Брауне, которыми располагал.

– Как вам угодно. Не понимаю, почему вы придаете этому письму такую важность, тем более что даже не знаете толком, кому из Шриверов оно было адресовано. Может быть, он приглашал мисс Гвендолин на любовное свидание?

– Краунен связан с преступным синдикатом Рода Гаэтано. Это имя, надеюсь, не нуждается в комментариях.

– Ну что вы! Международная знаменитость, тем более у нас. Мы, испанцы, романтический народ. Окружаем ореолом любого соотечественника, если он хоть чем-нибудь, пусть даже разбоем, прославил испанское имя! – патетически воскликнул полковник, потом добавил иным, то ли насмешливым, то ли чересчур равнодушным тоном: – А доказательства?

– Чего? – не сразу понял Мун.

– Этой связи.

Мун, чувствуя себя немного в смешном положении (появление Куколки в Пуэнте Алсересильо 18 марта он по-прежнему решил умалчивать), рассказал про групповой снимок знаменитых гостей купального сезона в Санта-Монике и, не дождавшись реплики полковника, перешел в наступление.

– Я, в свою очередь, удивляюсь, отчего вы не придаете письму Краунена ровно никакого значения. Возможно, вы читали его, когда после смерти Шриверов знакомились с их бумагами. – Мун испытующе посмотрел на полковника.

– Нет. – Тот спокойно выдержал его взгляд. – Вам, должно быть, известно, что с бумагами знакомятся, только когда возникает подозрение в убийстве или самоубийстве. А я и тогда и сейчас вполне полагаюсь на компетенцию доктора Энкарно. Все письма в непрочитанном виде отправлены вместе с другими вещами мистеру Шриверу.

– Вы сами занимались этим?

– Да. Полицейским доверять нельзя – увидит какую-нибудь вещичку и возьмет. Так сказать, на память.

– Не заметили ли вы хотя бы конверт со штемпелем «Пуэнте Алсересильо»?

– Конвертов там вообще не было, а все письма от мистера Шривера.

– Вы только что утверждали, что не читали их, – поймал его Мун.

– Все шесть были на фирменном бланке мистера Шривера, – с улыбкой отпарировал полковник. – Чтобы заметить это, необязательно знакомиться с содержанием.

– А может быть, их было все-таки семь? – в шутливом тоне спросил Мун. Он притворился, будто смотрит в окно, мимо которого проходил саперный взвод, а сам настороженно наблюдал за полковником.

– Вы мне не доверяете?! – Тот вскочил с такой внезапностью, что Мун на всякий случай отодвинулся подальше. Но начальник полиции, круто повернувшись, направился к сейфу. Вернулся он с папкой и уже более спокойно сказал: – Имейте в виду, вы всего-навсего частный детектив. Я мог бы вообще не разговаривать с вами, но генерал Дэблдей просил оказывать вам всяческое содействие. Так что не будем говорить о пустяках. Вот опись вещей, а вот перевод. Убедитесь сами.

Мун мельком заглянул в реестр: «6 писем, 107 цветных пленок, 213 фотографий».

– Убедились? – Полковник деловито спрятал папку обратно в сейф.

– Увы! – Мун кивнул, оставив про себя контраргумент – шесть зарегистрированных писем еще не доказывали, что их действительно было столько.

– Тогда поговорим откровенно. Я слышал о вас много хорошего, поэтому мне нелегко сказать нечто такое, что могло бы показаться вам обидным. По моему глубокому убеждению, вы находитесь на ложном пути. Краунен, так же как и Куколка, могли совершенно случайно попасть в этот снимок. Фоторепортер для пущей впечатлительности просто собрал всех, кто находился поблизости.

– Допустим, – неохотно согласился Мун. Он не слишком верил в такое объяснение, но совершенно зачеркивать его тоже не следовало.

– В нашей профессии нельзя быть предвзятым. Вы все ищете доказательства насильственной смерти Шриверов, тогда как химический анализ не оставляет никаких сомнений в пусть трагическом, но заурядном несчастном случае. На вашем месте я бы обратил все внимание на мисс Гвендолин. В Малаге мне сегодня вручили полученную из Мадрида телефонограмму… Кто там? – раздраженно крикнул он, заметив, что дверь тихо приоткрылась.

– Это я. – В кабинет робко вступил дон Бенитес.

– Нельзя! Я занят! – рявкнул полковник. – Почему этот осел впустил вас?

– Извините, сеньор полковник, но там нет никакого осла.

– Вот и работай в таких условиях! – сердито пожаловался Муну полковник. – Ну ладно, докладывайте, – повернулся он к дону Бенитесу. – Только побыстрее! Что у вас там произошло? Кража? Драка? Изнасилование?

– Что вы, господин начальник, у нас приличная гостиница! Я, собственно говоря, к сеньору Муну… – Он поклонился: – Сеньор Мун, для вас пришла телеграмма. И заодно я вспомнил, что письмо, которым вы интересовались, принесли после смерти Шриверов.

– Откуда вы узнали, что я здесь? – удивился Мун.

– Панотарос – маленькое местечко. – Отделавшись этим неопределенным ответом, дон Бенитес с глубоким поклоном попятился к двери.

– Вы ищете загадки вовсе не там, где следует, мистер Мун, – немного свысока сказал полковник. – Кто-то из местных проходил мимо, заглянул в окно, ну и побежал к дону Бенитесу поделиться новостями.

Мун не возражал. Лично он с каждым разом все сильнее проникался убеждением, что портье отеля – самый осведомленный человек в Панотаросе. Все еще продолжая думать о как бы согнутом в вечном полупоклоне смиренном служащем гостиницы, которого начальник полиции считал глупцом худшего пошиба – честным глупцом, Мун рассеянно вскрыл телеграмму.

Она была от Шривера. «Извините был в тяжелом состоянии секретарь только сейчас доложил о вашем запросе распоряжение о кремации не давал спасите Гвендолин кроме нее никого не осталось на свете».

ГВЕНДОЛИН В МАДРИДЕ?

В кабинете воцарилось тяжелое молчание. Первым прервал его Мун:

– Ну, что теперь скажете? – Следовало бы торжествовать, но ничего, кроме тягостного чувства, что теперь он по горло увяз в Панотаросе, Мун не испытывал.

– Я сокрушен. – Полковник Бароха-и-Пинос скорбно закрыл лицо рукой. – Приношу вам мои извинения. Вы оказались куда прозорливее меня. Двадцать лет службы – и такая непростительная ошибка. Хотя и объяснимая – меня ввело в заблуждение наличие ботулина в остатках колбасы.

– В любой банке с пролежавшими некоторое время остатками колбасы начинается органический распад. Если взять, как в данном случае, из мусорного контейнера несколько банок, по крайней мере в одной обнаружится ботулин – естественный продукт гниения, – угрюмо пробормотал Мун. Если честно сознаться, эта школьная истина вспомнилась только сейчас, когда телеграмма о кремации перестала оказывать свое гипнотическое воздействие.

– Да, да, – тяжко вздыхая, полковник Бароха-и-Пинос вынул из выдвижного ящика какую-то бумагу. – Сейчас я понимаю это не хуже вашего… Бедный доктор Энкарно! Ему, как врачу, будет, пожалуй, еще тяжелее осознать свой недосмотр.

– На вашем месте я бы обратился в Мадрид с просьбой объявить его розыск.

– Не могу же я арестовывать человека только за то, что он поставил ошибочный диагноз, а потом уехал куда-то по своим делам… – Полковник пожал плечами. – В конце концов прошло всего несколько дней. Хочу надеяться, что он сам вернется.

– А если не вернется?

– Тогда и розыск мало что даст. Сколько ведь времени искали мисс Гвендолин!

– Человеку труднее спрятаться самому, чем спрятать труп, – усмехнулся Мун.

– Если я вас правильно понял, вы намекаете на то, что мисс Гвендолин убита?

– Не исключено.

– В таком случае я должен вас разочаровать. – Полковник придвинул Муну листок, который уже давно держал в руке, и снисходительно закончил: – Она жива!

– Жива?! – Мун стукнул кулаком по столу. – Что же вы раньше не сказали?

– Я дважды начинал, но вы меня дважды перебивали. Эта телефонограмма получена из Главного полицейского управления в Мадриде. Должен покаяться – сначала я придал ей так мало значения, что даже не потрудился пришить ее к делу и изготовить для вас перевод. Но после телеграммы мистера Шривера моя теория, что мисс Гвендолин сбежала с любовником, выглядит просто смешной. Ее видели в Мадриде!

– Кто видел?

– Некий Роберто Лима. Вообще-то он уголовник, но работает на нас в качестве осведомителя и до сих пор всегда снабжал достоверной информацией. Он заявил, будто несколько вечеров подряд, причем в одно и то же время – между одиннадцатью и двенадцатью – видел особу, соответствующую сообщенным ему приметам, в кабаке «У семи разбойников». Это на площади Пуэрта-дель-Соль. Заведение посещает весьма сомнительная публика.

– Кто-нибудь проверял?

– Мадридской полиции не до этого. Там теперь крупные беспорядки. Началось со студенческой демонстрации, кончится бог весть чем. Я бы сам поехал, не будь у меня руки связаны этой проклятой воздушной катастрофой.

– Вы не знаете, когда ближайший рейс из Малаги в Мадрид? – Мун решительно встал. Он умел проигрывать. К тому же разве это проигрыш, если гипотеза маркиза Кастельмаре и самому не раз приходила на ум, упрямо споря с уликами, которые указывали на синдикат Рода Гаэтано. Как бы то ни было, разыскать Гвендолин – значит оказаться на полпути к истине.

– Точно не помню, кажется, вечером. Если найдете ее, сразу же телеграфируйте.

Подходя к гостинице, Мун увидел приземлившийся возле гаража вертолет, напоминавший большую прозрачную стрекозу. Пилот в желтом комбинезоне и летном шлеме, сидевший под откинутым плексигласовым колпаком, с полузаинтересованным, полускучающим видом разглядывал сквозь защитные очки шествующих на пляж женщин.

– Сержант Милс! – позвал Мун, входя в вестибюль. Стоявшее возле входной двери кресло не отозвалось. Только теперь он вспомнил, что не видел на обычном месте джип, успевший вписаться в пейзаж центральной площади так же неотъемлемо, как его водитель – в обстановку холла. Очевидно, генерал Дэблдей почему-то решил, что Мун впредь вполне обойдется собственными ногами. Размышлять о причине этой немилости было некогда.

– Расписание самолетов! – бросил он на ходу дону Бенитесу.

– Пожалуйста! – Портье, оторвавшись от скромной трапезы, протянул голубой переплет с пестрыми проспектами испанской, американской и французской авиакомпаний. – Сеньор Дэблдей просил вас зайти, как только вы появитесь.

– Нет времени! – пробурчал Мун, просматривая расписание. Один самолет, с пересадкой в Севилье, вылетал из Малаги в шестнадцать ноль пять, другой, беспересадочный, – в двадцать сорок. – Когда следующий автобус? Закажите билет!

– Через два часа. – Дон Бенитес поклонился. – Но сеньор генерал сказал, что это весьма срочно.

У генерала Мун застал Роситу Байрд. На коленях она держала сафьяновый чемоданчик малинового цвета, перетянутый черным ремнем с золотой пряжкой.

– Уезжаете? – небрежно спросил Мун, лихорадочно соображая, под каким предлогом задержать ее.

– Да! С вами! – Росита встала и по-военному вытянулась.

– Я узнал от полковника, что вы собираетесь в Мадрид, – засмеялся генерал Дэблдей. – Вот и приготовил вам сюрприз. Мой шофер доставит вас на нашу воздушную базу, оттуда вы на реактивном истребителе за час долетите до Мадрида. А в лице лейтенанта Байрд вы будете иметь одновременно переводчицу и очаровательное женское общество.

– А я-то думал, что у вас новости насчет передатчика, – растерянно пробормотал Мун, даже не догадавшись поблагодарить.

– Можете идти, лейтенант, – распорядился генерал. – Подождите мистера Муна в холле.

Росита взяла чемоданчик и, отдав честь, молча вышла. Мун поймал себя на том, что провожает ее отнюдь не равнодушными глазами. Должно быть, его взгляд выражал не столько профессиональный интерес к противнику, сколько восхищение ее смуглым, загадочно красивым лицом и затянутой в белый китель гибкой фигурой. Во всяком случае, генерал Дэблдей не преминул улыбнуться.

– Как вижу, вы не совсем равнодушны к ней, – улыбнулся генерал. – Кажется, это взаимно. Мисс Байрд едет с вами по собственному желанию. Говорит, будто хочет посмотреть на Мадрид, но в действительности скорее из-за вас. Что же касается передатчика, то благодарение господу, что вас не слышал мой помешанный на секретности адъютант. Как раз сегодня утром мы опять поймали передачу. Я уже послал ее в Пентагон нашим дешифраторам. Но это, к сожалению, единственная удача. Секретные устройства все еще не найдены, майор Мэлбрич в поисках осколков прочесывает дно подземного озера в Черной пещере. Увы, пока без всяких результатов.

– Насколько понимаю, они там никому не причиняют вреда.

– Есть предположение, что озеро имеет подземный сток в море. Ядовитый антикоррозийный состав отлично растворяется в воде, так что со временем будет угрожать здоровью купальщиков. Как видите, неприятностей по горло. Зато вам здорово повезло. Поздравляю!

– Поздравлять рановато. Еще неизвестно, не является ли информация ошибочной.

– Заочно вы этого не проверите. Надо лететь в Мадрид. И чем скорее, тем лучше. Кстати, на содействие мадридской полиции не слишком рассчитывайте. Я заготовил вам письмо нашему послу с просьбой выделить несколько секретных агентов.

– Прямо не знаю, как вас благодарить, – пробормотал Мун. Именно в этот момент на него снизошло озарение. Любезность генерала заставляла задуматься: с такой же преувеличенной любезностью предлагают доставить домой на собственной машине гостя, от которого хотят избавиться.

В ту же секунду Мун как будто вспомнил похожего на ученого худощавого человека, который мылся под душем в военном лагере. Пожимая протянутую генералом руку, он добавил:

– Но я все же полечу на пассажирском. Ваши военные самолеты в последнее время что-то слишком часто бьются. А хочется еще узнать до смерти, почему Гвендолин скрывается именно в Мадриде.

Когда Мун уходил от генерала, план действий уже был готов. Приготовив дорожный несессер, он спустился в холл.

– Вот заказанный вами билет на автобус, сеньор Мун. Я уже приписал его к вашему счету, – приветствовал его дон Бенитес. – Но думаю, что он вам больше не понадобится. – Портье подмигнул, указывая глазами на стоявшее рядом с входными дверями кресло. От него, подобно привидению, отделился Милс и произнес своим обычным бесстрастным голосом:

– Я в вашем распоряжении. Когда выезжаем в Малагу?

– Через два часа.

– Вы в Малагу? – раздался за спиной Муна голос Рамиро. – Живописный город! Я просто влюблен в него. Как раз собирался туда.

– Могу вас захватить, – предложил Мун. – Скажите, где живет Билль Ритчи?

– Я покажу вам. – Рамиро услужливо забежал вперед. – А насчет Малаги не беспокойтесь, как-нибудь доеду сам.

Выходя из гостиницы, Мун почувствовал на своей спине чей-то взгляд. Он быстро обернулся, и как раз вовремя, чтобы увидеть в зеркале раскосые глаза Роситы. В них было странное выражение.

Бывший король смеха выбрал для своей резиденции укрытую холмами ложбину. Порыжевшая от солнца, залатанная в нескольких местах палатка имела жалкий вид. Перед входом стоял примус, рядом – кастрюли и сковородка. На протянутом между апельсиновыми деревьями проводе сушились шорты и безрукавка.

Билль Ритчи спал. Одеяло из верблюжьей шерсти с клеймом толедской гостиницы поднималось и опускалось в такт неровному дыханию. Левая рука беспокойно скользила по ящику из-под сигарет, служившему вместо тумбочки. На нем тускло поблескивал желтый пузырек с таблетками, в стакане с водой лежала вставная челюсть. В палатке было сумрачно. Мун закрепил старую простыню, заменявшую дверь. Резкий сноп лучей осветил кое-как прикрепленные к брезенту поблекшие, измятые фотографии. Они изображали Билля Ритчи в расцвете славы. Совсем еще молодой, он комично свисал из окна на высоте тридцатого этажа, барахтался в воде, падал в котел с кремом для тортов. Мун перевел взгляд на лицо спящего. Откровенно старческое, с провалившимися щеками, оно выражало глухую безнадежность.

Разбуженный Муном, Ритчи застеснялся, как молодящаяся дама, застигнутая врасплох во время сложной косметической процедуры.

– Мистер Мун? Так неожиданно… Отвернитесь, пожалуйста… Теперь можно.

Мун обернулся. Вставная челюсть была уже на месте. Лицо, преображенное нелегким усилием воли, как обычно, светилось притворной бодростью.

– У меня есть предложение, – начал Мун без всяких предисловий.

– Насчет детективного сценария? Это было бы великолепно! У меня возникла прекрасная идея! – Билль Ритчи сразу словно помолодел лет на двадцать.

– Вот и отлично! Обдумаете ее во время полета в Мадрид.

– Я? – Билль Ритчи опешил.

– Да. Есть сведения, что там находится Гвендолин Шривер. Меня она, возможно, знает по снимкам в газетах, поэтому мое появление может ее вспугнуть. Кроме того, вы владеете испанским, а я нет.

– Это так неожиданно! – пролепетал Ритчи. – А когда надо лететь?

– Немедленно.

– Немедленно? – Билль Ритчи натянул одеяло повыше, он совсем растерялся. – Это невозможно. Я занемог. Сердце… Температура…

Вспомнив вывешенное для просушки обмундирование, Мун с трудом подавил улыбку.

– Лекарство мы вам купим сейчас в магазине готовой одежды. И никому ни слова! Между прочим, вы утверждали, будто две недели назад узнали в брюнетке в белом платье Роситу Бард. Расскажите поподробнее об этой встрече, Билль. – Мун дружески похлопал его по сгорбленной спине.

– Поподробнее? О чем? А, об этом вечере… – еле расслышал актер. – Всегда рад вам помочь! – Он приосанился, даже попытался улыбнуться. – Куколка сказала, что будет очень рада видеть меня. Было очень мило, мы много пили, потом она хотела послать меня привести Краунена, ну, того журналиста, что жил у маркиза до сына пуговичного короля.

– А где был в тот вечер Рамиро?

– Куколка сказала, что он уехал в Малагу… Так вот, слушайте дальше. Я ей пытался объяснить, что не моя вина, если Краунена интересует не она, а мисс Гвендолин Шривер. Потом пришел падре Антонио, до сих пор он никогда так поздно не приходил, они стали о чем-то шушукаться. Я обиделся, но уйти не решался – боялся, что этот проклятый иезуит настроит ее против меня. Куколке внезапно стало совсем плохо, мне пришлось идти за доктором Энкарно. Доктора я не нашел, потом оказалось, что он у Матосиньос. Знаете, те крестьяне, что перед Шриверами отравились колбасными консервами. Они были уже при смерти, перед тем как прийти в гостиницу, этот проклятый падре причастил их и отпустил грехи. Я вернулся к Куколке, но она меня не впустила, сказала, что уже легла спать.

Мун терпеливо слушал. Какое-то подсознательное, может быть, обманчивое чувство подсказывало, что за этим банальным происшествием что-то кроется.

– Вы уверены, что Куколка была одна?

– Когда я подошел к дверям, мне показалось, что она разговаривает с падре Антонио. Но она спьяну просто болтала сама с собой.

– Почему вы так думаете?

– Дон Бенитес сказал, что падре уже ушел.

– А часто Куколка напивается до такого состояния, что приходится вызывать врача?

– Нет, вынослива, как верблюд, – Билль Ритчи мотнул головой. – Это первый случай.

– Значит, отправляясь домой, вы увидели Роситу Байрд выходящей из отеля.

– Раньше! Она вышла, когда я побежал за доктором Энкарно.

– Когда вы пошли звать доктора, вам не повстречался кто-нибудь из проживающих в гостинице? В коридоре или, может быть, в холле? Постарайтесь припомнить.

– Холл был совершенно пуст, это я точно знаю. В такое позднее время все уже спят. Слуга падре Антонио не в счет. Он стоял у гостиницы, одни зубы белели в темноте, как у скелета, я здорово перепугался… Подходящая парочка – святоша в черной сутане и черный язычник. Не удивлюсь, если окажется, что это они отправили мисс Гвендолин на тот свет.

…Когда Мун с несессером в руке вышел на улицу, Милс уже сидел за баранкой. Рядом с ним восседал Билль Ритчи в новом костюме, на заднем сиденье – Росита Байрд. Мун уже собрался было оставить ее в Панотаросе, но передумал.

К джипу подбежал запыхавшийся полковник Бароха-и-Пинос.

– Пришел пожелать вам счастливого пути. И главное, чуть не забыл вам напомнить. В Мадриде непременно зайдите в бар Чикоте, вам его покажет любой встречный. Там часто бывал мистер Хемингуэй. У хозяина изумительный музей старых вин. В погребке тоже редкостные сорта… У нас есть поговорка: «Испания лучше всего познается через вина, быков и женщин».

Он пытался еще что-то сказать, но Милс дал газу, и через секунду гостиница скрылась из виду.

Центр остался позади. Из-за поворота вынырнул пологий склон горы, усеянный солдатами. Только сейчас Мун по-настоящему заметил, что за эти двое суток Панотарос приобрел разительное сходство с прифронтовым городком. Улица была запружена солдатами. Одна смена направлялась на отдых в лагерь, другая с лопатами, кирками и какими-то непонятными инструментами в брезентовых футлярах спешила на работу.